Пелиас Кофийский
04.11.2009, 09:18
ну вот небольшой текстик. Хотелосьб бы узнать ваше мнение - пока вне рамок каких-либо конкурсов, по любому :lol: Просто от тех, кому есть желание написать.
1. Всадник тронул поводья и остановился. Под ним был конь прекрасной аграпурской породы, с густой чёрной гривой, угольным телом, сильными ногами и дикими зелёными глазами. Сам всадник выглядел не менее колоритно. Высокий, массивный, с бронзовыми буграми мышц и широкими плечами, он казался чужеродным явлением среди бескрайней пустыни. Его место было среди заснеженных полей сурового севера; его грива была чёрной, как мрак беззвездной ночи, а глаза – холодными, словно льдинки. Тонкая плетённая кольчуга облекала его могучее тело; поверх нагревшейся в сухом воздухе Аш Шохра стали был накинут белый бурнус. Левая рука задумчиво потрепала коня по холке; правая лежала на рукояти меча.
Всадник был по меньшей мере озадачен. Хотя он знал пустыню, как свои пять пальцев, он не мог припомнить ни этой красноватой гряды, словно из ниоткуда выросшей в раскалённом дрожащем воздухе, ни трепещущего зелёного листьями на ветру нефритово-жёлтого оазиса. Словно пустынные демоны принесли и воздвигли его посреди золотого песка.
Неподалёку проходил оживлённый тракт из Маупура в Чердрур; здешние места, заросшие колючками и редким тёрном были неплохо известны бывшему грабителю караванов. Возможно, жаркий воздух и духи сыграли с ним плохую шутку, но этого места здесь было быть не должно.
Но отнюдь не загадочное место, выросшее из ничего, словно колдовской мираж, завладело его вниманием; изумлённый взгляд варвара остановился на сидящей у основания финиковой пальмы девчушке. Она казалась столь же неуместной среди заброшенного пейзажа, как и зелень листвы в пыльном саване пустыни. На вид ей было не более 17 лет; она была прелестна, как бутон распустившейся розы, и нежна, как дуновение ветерка.
Она сидела на коленях, опустив голову, и лёгкий ветерок играл с её золотистыми прядями, словно чистыми струями ласкового солнца. Румянец цвёл на её щеках, словно розы в шахпурских садах, и она была одинока – и полностью обнажена. Её кожа была нежнее шёлка и белее слоновой кости; взгляд Конана невольно остановился на высоких юных упругих грудях, подобных очертаниям шахпурских куполов; на алебастровом изгибе бедра; на золотом огне внизу живота. Девушка походила на прекрасное видение, неведомым образом оказавшееся посреди забытой пустыни.
Между коленями она сжимала пустой кувшин.
Добавлено через 13 секунд
Прошло время, лёгкая ажурная тень пальмовых листьев пробегала по ней, сплетаясь в причудливые узоры. Девушка не шевелилась. Словно неведомое проклятие приковало её к этому месту. Картина казалась странной, почти ирреальной – могучий всадник и обнажённая девушка посреди забытой богами пустыни. Конан неуверенно повёл плечами. Звякнула пластинка кольчуги.
Девушка подняла голову. У неё оказалось прекрасное, словно изваянное из мрамора лицо с непривычной мягкостью черт, не характерных для племён пустыни. И огромные, словно извергающие пламя, голубые глаза. Их взгляд со странной смесью надежды и безразличия остановился на киммерийце. Конь неуверенно всхрапнул и переступил ногами; и у киммерийца между лопаток пробежал холодок. Что-то во всей этой картине было неестественное, словно перед ним была гуль или джинния, да и сама долина словно пришла из далёких, волшебных миров. Было во всём этом какое-то ощущение нереальности; словно на Конана повеяло ароматом давно забытых сказочных королевств и городов, ароматом волшебства, царящего на рассвете веков.
А она всё смотрела на киммерийца. И в этом взгляде была боль и отчаяние целых эпох.
— Чего ты желаешь в долине Ээла, незнакомец, — сказала она, и поплыл над барханами её голос, звучный и мелодичный.
Ощущение реальности расплывалось, как будто исчезало, и варвар невольно помотал головой.
— Я следую из Маупура в Чердрур, — хмуро пояснил он. — А далее собираюсь наведать Иранистан, и, может быть, даже горы далекой Химелии. Я вор и разбойник, а говорят, что сокровищ больше всего в загадочной Вендии. Жемчуга там лежат прямо на песке, а смарагды – сияют в камнях. Я украду королеву Вендии и потребую за неё выкуп!
Девушка рассмеялась – словно в воздухе повис перезвон золотых колокольчиков.
— Ты храбр и неукротим, загадочный незнакомец, — согласилась она. — К тебе благоволят боги, я вижу предначертание звёзд, и тебе наверняка удастся исполнить задуманное. Мне не ведомы названные тобой страны и города; должно быть они лежат далеко отсюда, в иных краях. Но чужестранец, вода нужна всем – не хочешь ли ты выпить из моего кувшина?
Добавлено через 17 секунд
Всадник хотел возразить, ибо на пересохшем старинном тракте было рукой подать как до Маупура, так и до Чердрура, но слова застряли у него в глотке. Сама вечность словно смотрела на него из искристых синих глаз. Вместо этого он хрипло сказал:
— Но у тебя в кувшине нет воды, — кивнув на потрескавшийся старый сосуд.
Глаза девушки наполнились слезами. Она опустила золотоструйную голову.
— Это верно, — едва слышно прошептала она. — И нет уже множество веков. За что мне эта мука? Моя душа пылает, как в аду, что жар пустыни по сравнению с ним? Уже долгие, долгие годы я посылаю странников за водой, за водой в глубины пещер, и ни один не вернулся.
Такое отчаяние прозвучало в её голосе, что варвар невольно вздрогнул. И невольно бросил взгляд на высокую узкую пещеру, разрезающую песчаник у неё за спиной – тёмную и угрюмую, словно душа ростовщика.
Слёзы текли по бархатистым щекам.
— Да, там есть вода, — прошептала она. — Но есть и смерть. Чёрная, страшная смерть. И рядом с ней – избавление. А я так хочу воды! Хочу уже множество веков!
Её глаза, полные муки, обратились на киммерийца. И было в них столько отчаяния, что всадник дрогнул.
Она внезапно встала, и молитвенно заломив руки, потянулась к киммерийцу. Так отчаянно гнётся под порывом ветра тростник.
— За что? — простонала она. — За что? Чёрный волшебник Кутшема поставил меня оберегать источник Алого Нимба. За что обрёк меня на тысячелетние муки? За то лишь, что отвергла его у подножия Акшема, у Источника Жизни, в стране Зелёных Снов? Какое чудовищное наказание он мне измыслил! — её тело содрогнулось. — И приставил ко мне стража, ужасного, как само зло. Он приходит ко мне по ночам. И – о ужас! – каким чудовищным испытаниям, как извращённым удовольствиям он подвергает меня! Какие адские муки мне приходится выносить! Каждую ночь, когда восходит луна!
Она задрожала, словно лист на ветру. И закрыла лицо руками.
— О боги! Я не могу об этом говорить!
Добавлено через 15 секунд
Какое-то странное чувство, похожее на жалость, шевелилось в груди киммерийца.
— Сотни, сотни веков уже миновали, — напевала, раскачиваясь, она. — Пока леденящее дыхание вечности разрушало горы и выпивало моря. Но моя судьба, здесь, со мной. Моё безумие приходит ко мне каждую ночь. Каждую ночь меня касается сжигающее прикосновение зла. Сколько дней я ещё выдержу? Сколько ночей? А ведь один глоток из Источника Жизни освободил бы меня. Но нет среди сынов земли того, кто способен победить зло… Сотни были их, прекрасных, статных мужей, могучих, словно суровые горы и быстрых, словно ветер в ущельях Эр-Ки. И где они теперь? Их кости лежат на полу древней пещеры, словно жуткий саван. Столетия лежат они там… Беги, могучий незнакомец, прощай… ухожи из этого проклятого места… Там ждёт тебя и твоя смерть. Беги, пока тебя не коснулась крыльями ночь. А моя судьба ждёт меня…
Девушка замолчала. Лишь прохладными пальцами касался его разгорячённого тела ветер, и слёзы катились по пунцовым щекам, словно алмазы.
Конан нахмурился. Когда она говорила, странные видения овладели её сознанием; словно не его слуху обращалась она, но к самому сердцу. Там, где ныне лежало лишь золото песков, расстилали зелёные поля; над садами вишни и груши возносились алые минареты. И боль её была острой, словно лезвие ножа – и настоящей. И он упрямо сжал рукоять клинка.
— Говоришь, демон поджидает меня в пещере, — хмуро бросил он. — Это не так уж плохо, значит, не придётся его искать.
И, тяжело спрыгнув с коня, взъерошил её волосы, подобные лику солнца.
— Всему на свете приходит конец, — невесело улыбнулся он. — В том числе боли и мукам. Их нет и в чертогах богов, но клянусь Кромом Суровым, лучше уж избавится от них и при жизни! Дай-ка мне свою игрушку, незнакомка!
И, подхватив пузатый сосуд, молча зашагал вперёд.
2. В леденящих ли скалах Киммерии, на раскалённом ли плато Агурххаш, Конану уже доводилось бывать в пещерах. Поэтому он уверенно нырнул в темноту и, касаясь стен руками, пошёл.
1. Всадник тронул поводья и остановился. Под ним был конь прекрасной аграпурской породы, с густой чёрной гривой, угольным телом, сильными ногами и дикими зелёными глазами. Сам всадник выглядел не менее колоритно. Высокий, массивный, с бронзовыми буграми мышц и широкими плечами, он казался чужеродным явлением среди бескрайней пустыни. Его место было среди заснеженных полей сурового севера; его грива была чёрной, как мрак беззвездной ночи, а глаза – холодными, словно льдинки. Тонкая плетённая кольчуга облекала его могучее тело; поверх нагревшейся в сухом воздухе Аш Шохра стали был накинут белый бурнус. Левая рука задумчиво потрепала коня по холке; правая лежала на рукояти меча.
Всадник был по меньшей мере озадачен. Хотя он знал пустыню, как свои пять пальцев, он не мог припомнить ни этой красноватой гряды, словно из ниоткуда выросшей в раскалённом дрожащем воздухе, ни трепещущего зелёного листьями на ветру нефритово-жёлтого оазиса. Словно пустынные демоны принесли и воздвигли его посреди золотого песка.
Неподалёку проходил оживлённый тракт из Маупура в Чердрур; здешние места, заросшие колючками и редким тёрном были неплохо известны бывшему грабителю караванов. Возможно, жаркий воздух и духи сыграли с ним плохую шутку, но этого места здесь было быть не должно.
Но отнюдь не загадочное место, выросшее из ничего, словно колдовской мираж, завладело его вниманием; изумлённый взгляд варвара остановился на сидящей у основания финиковой пальмы девчушке. Она казалась столь же неуместной среди заброшенного пейзажа, как и зелень листвы в пыльном саване пустыни. На вид ей было не более 17 лет; она была прелестна, как бутон распустившейся розы, и нежна, как дуновение ветерка.
Она сидела на коленях, опустив голову, и лёгкий ветерок играл с её золотистыми прядями, словно чистыми струями ласкового солнца. Румянец цвёл на её щеках, словно розы в шахпурских садах, и она была одинока – и полностью обнажена. Её кожа была нежнее шёлка и белее слоновой кости; взгляд Конана невольно остановился на высоких юных упругих грудях, подобных очертаниям шахпурских куполов; на алебастровом изгибе бедра; на золотом огне внизу живота. Девушка походила на прекрасное видение, неведомым образом оказавшееся посреди забытой пустыни.
Между коленями она сжимала пустой кувшин.
Добавлено через 13 секунд
Прошло время, лёгкая ажурная тень пальмовых листьев пробегала по ней, сплетаясь в причудливые узоры. Девушка не шевелилась. Словно неведомое проклятие приковало её к этому месту. Картина казалась странной, почти ирреальной – могучий всадник и обнажённая девушка посреди забытой богами пустыни. Конан неуверенно повёл плечами. Звякнула пластинка кольчуги.
Девушка подняла голову. У неё оказалось прекрасное, словно изваянное из мрамора лицо с непривычной мягкостью черт, не характерных для племён пустыни. И огромные, словно извергающие пламя, голубые глаза. Их взгляд со странной смесью надежды и безразличия остановился на киммерийце. Конь неуверенно всхрапнул и переступил ногами; и у киммерийца между лопаток пробежал холодок. Что-то во всей этой картине было неестественное, словно перед ним была гуль или джинния, да и сама долина словно пришла из далёких, волшебных миров. Было во всём этом какое-то ощущение нереальности; словно на Конана повеяло ароматом давно забытых сказочных королевств и городов, ароматом волшебства, царящего на рассвете веков.
А она всё смотрела на киммерийца. И в этом взгляде была боль и отчаяние целых эпох.
— Чего ты желаешь в долине Ээла, незнакомец, — сказала она, и поплыл над барханами её голос, звучный и мелодичный.
Ощущение реальности расплывалось, как будто исчезало, и варвар невольно помотал головой.
— Я следую из Маупура в Чердрур, — хмуро пояснил он. — А далее собираюсь наведать Иранистан, и, может быть, даже горы далекой Химелии. Я вор и разбойник, а говорят, что сокровищ больше всего в загадочной Вендии. Жемчуга там лежат прямо на песке, а смарагды – сияют в камнях. Я украду королеву Вендии и потребую за неё выкуп!
Девушка рассмеялась – словно в воздухе повис перезвон золотых колокольчиков.
— Ты храбр и неукротим, загадочный незнакомец, — согласилась она. — К тебе благоволят боги, я вижу предначертание звёзд, и тебе наверняка удастся исполнить задуманное. Мне не ведомы названные тобой страны и города; должно быть они лежат далеко отсюда, в иных краях. Но чужестранец, вода нужна всем – не хочешь ли ты выпить из моего кувшина?
Добавлено через 17 секунд
Всадник хотел возразить, ибо на пересохшем старинном тракте было рукой подать как до Маупура, так и до Чердрура, но слова застряли у него в глотке. Сама вечность словно смотрела на него из искристых синих глаз. Вместо этого он хрипло сказал:
— Но у тебя в кувшине нет воды, — кивнув на потрескавшийся старый сосуд.
Глаза девушки наполнились слезами. Она опустила золотоструйную голову.
— Это верно, — едва слышно прошептала она. — И нет уже множество веков. За что мне эта мука? Моя душа пылает, как в аду, что жар пустыни по сравнению с ним? Уже долгие, долгие годы я посылаю странников за водой, за водой в глубины пещер, и ни один не вернулся.
Такое отчаяние прозвучало в её голосе, что варвар невольно вздрогнул. И невольно бросил взгляд на высокую узкую пещеру, разрезающую песчаник у неё за спиной – тёмную и угрюмую, словно душа ростовщика.
Слёзы текли по бархатистым щекам.
— Да, там есть вода, — прошептала она. — Но есть и смерть. Чёрная, страшная смерть. И рядом с ней – избавление. А я так хочу воды! Хочу уже множество веков!
Её глаза, полные муки, обратились на киммерийца. И было в них столько отчаяния, что всадник дрогнул.
Она внезапно встала, и молитвенно заломив руки, потянулась к киммерийцу. Так отчаянно гнётся под порывом ветра тростник.
— За что? — простонала она. — За что? Чёрный волшебник Кутшема поставил меня оберегать источник Алого Нимба. За что обрёк меня на тысячелетние муки? За то лишь, что отвергла его у подножия Акшема, у Источника Жизни, в стране Зелёных Снов? Какое чудовищное наказание он мне измыслил! — её тело содрогнулось. — И приставил ко мне стража, ужасного, как само зло. Он приходит ко мне по ночам. И – о ужас! – каким чудовищным испытаниям, как извращённым удовольствиям он подвергает меня! Какие адские муки мне приходится выносить! Каждую ночь, когда восходит луна!
Она задрожала, словно лист на ветру. И закрыла лицо руками.
— О боги! Я не могу об этом говорить!
Добавлено через 15 секунд
Какое-то странное чувство, похожее на жалость, шевелилось в груди киммерийца.
— Сотни, сотни веков уже миновали, — напевала, раскачиваясь, она. — Пока леденящее дыхание вечности разрушало горы и выпивало моря. Но моя судьба, здесь, со мной. Моё безумие приходит ко мне каждую ночь. Каждую ночь меня касается сжигающее прикосновение зла. Сколько дней я ещё выдержу? Сколько ночей? А ведь один глоток из Источника Жизни освободил бы меня. Но нет среди сынов земли того, кто способен победить зло… Сотни были их, прекрасных, статных мужей, могучих, словно суровые горы и быстрых, словно ветер в ущельях Эр-Ки. И где они теперь? Их кости лежат на полу древней пещеры, словно жуткий саван. Столетия лежат они там… Беги, могучий незнакомец, прощай… ухожи из этого проклятого места… Там ждёт тебя и твоя смерть. Беги, пока тебя не коснулась крыльями ночь. А моя судьба ждёт меня…
Девушка замолчала. Лишь прохладными пальцами касался его разгорячённого тела ветер, и слёзы катились по пунцовым щекам, словно алмазы.
Конан нахмурился. Когда она говорила, странные видения овладели её сознанием; словно не его слуху обращалась она, но к самому сердцу. Там, где ныне лежало лишь золото песков, расстилали зелёные поля; над садами вишни и груши возносились алые минареты. И боль её была острой, словно лезвие ножа – и настоящей. И он упрямо сжал рукоять клинка.
— Говоришь, демон поджидает меня в пещере, — хмуро бросил он. — Это не так уж плохо, значит, не придётся его искать.
И, тяжело спрыгнув с коня, взъерошил её волосы, подобные лику солнца.
— Всему на свете приходит конец, — невесело улыбнулся он. — В том числе боли и мукам. Их нет и в чертогах богов, но клянусь Кромом Суровым, лучше уж избавится от них и при жизни! Дай-ка мне свою игрушку, незнакомка!
И, подхватив пузатый сосуд, молча зашагал вперёд.
2. В леденящих ли скалах Киммерии, на раскалённом ли плато Агурххаш, Конану уже доводилось бывать в пещерах. Поэтому он уверенно нырнул в темноту и, касаясь стен руками, пошёл.