Lex Z
03.12.2011, 17:11
Два закутанных в плащи всадника неслись по дороге, ведущей в имение Хелиоса.
Это были мужчины, четкость и выверенность их движений говорили о годах, проведенных ими в седлах. Оба они были черноволосы, но первый, по кхитайской традиции, носил волосы коротко остриженными, а у второго, по обычаю варваров Полуночи, на плечи ниспадал каскад длинных локонов.
Ночь выдалась тихой и темной, именно такой, какими обычно бывают ночи в странах Полудня: звезды умиротворенно мерцали на небе, оставляя землю в непроглядной темноте и дымке речных туманов.
-Цикада,- обратился северянин к попутчику, -сдается мне, что здешняя погода создает особое расположение к любовным приключениям!
-О, да!- Смеясь, ответил тот,- и это особенно верно, когда под покровом темноты покидаешь душный город, чтобы направиться к домику с уютной спальне, в окне которой зажигаются условные огни!
-Цикада!- Пробормотал киммериец.- Ты самый…
-…Самый здравомыслящий из нас двоих!- Продолжил его собеседник.- Это чересчур отважно, Конан, бросаться в объятья жены начальника городской стражи!
-К Нергалу!-
-Дважды нам повезло: однажды ты спрятался за драпировкой, когда Хелиос зашел к жене, а в другой раз ты провел ночь на крыше…
-Да, и славно выспался под звездным небом!-
-…и ты должен знать, -уверенно продолжил Цикада,- что мессантиец, который настолько же хитер, насколько ревнив…
-Ха!
-…прикажет растянуть нас на тюремной дыбе, поскольку у него вряд ли хватит решимости биться с Конаном из Киммерии, прозванным барахскими головорезами Львом!-
-К Нергалу страх - повторил варвар.- Я – не Амра Лев, если побоюсь скрестить мечи с любым из воинов Хайбории! Ведь даже после смерти я не рискую оказаться в дурном обществе – меня ждет Кром, Владыка Могильного Кургана, Всеотец Павших Воинов!
-Не уверен…-усмехнулся Цикада.
-В чем? – сверкнул глазами варвар.
-Вспомни, Конан. Вспомни нашу первую встречу…- прошептал Цикада и утопил шпоры в бока своего жеребца…
Цикада зацепился стальными когтями наручной кошки за подбой, завис вниз головой над оконным карнизом и заглянул внутрь комнаты. Друид в ослепительно-белом балахоне налил из кувшинчика вино, поставил наполненный кубок на стол, достал из складок одежды амулет и повернулся спиной к окну, чтобы рассмотреть камень в свете масляной лампы. Не теряя времени, посланник колдуна достал из поясного кошеля порошковый шарик величиной с горошину и, воспользовавшись духовой трубкой, еле слышным дуновением запустил его в чашу.
Внимательно рассмотрев руны, паучьими следами испещрившие амулет, Дивиатрикс плавно подошел к столу и в задумчивости осушил кубок.
Цикада подождал, пока старик заснет. Опустился на подоконник. На мгновение задержал взгляд хищных глаз на друиде, борясь с искушением убить представителя чуждой расы , но беззаботное лицо спящего с расслабленными складками морщин не выражало никакого беспокойства, и наемник, легко переступая по стертым плитам пола носками тряпичных обмоток, подбежал к друиду, взял из расслабленных пальцев Сердце Кователя и так же бесшумно, как возник, исчез в черном проеме окна.
Прислушиваясь к многочисленным ночным шорохам, наемник грациозно приземлился на ноги и бросился в темноту, направляясь в сторону реки. Свежий ветер и чувство опасности вдыхали в него новые силы.
Выбравшись из города, вор стянул с лица повязку и осмотрелся. По холодному, влажному воздуху и запаху ила Цикада определил близость водоема. Он ускорил бег, превозмогая боль в дрожащих от напряжения мышцах. Похищение могли в любой момент заметить, и, кто знает, может быть, киммериец уже идет по его следу.
Неожиданно твердая почва размякла, и ноги по щиколотку увязли в болотной жиже. Тучи москитов в предрассветном тумане с гудением облепили его лицо, ощупывая добычу жадными хоботками.
В зарослях камыша и осоки беглец обнаружил прибитое течением дерево, оседлал его, срубил одну из толстых ветвей, и резким махом направил ствол на середину реки – дитя гор, Цикада не умел плавать.
Лучи восходящего солнца с трудом пробивались сквозь марево тумана. Тяжелое дерево медленно продвигалось по руслу Хорота, то и дело вставая поперек течения. Москиты, казалось, слетелись со всего Аргоса, темной массой облепив лицо и свободные от взмокшей от пота одежды руки. Отпугнуть их было невозможно, их можно было лишь стереть, размазав по коже, словно черно-красную жижу.
Наконец, решив, что удалился от Мессантии, Цикада повернул бревно к берегу и вновь ступил на зыбкую поверхность прибрежного болота. Его взгляд ощупывал поверхность реки, когда тихий голос произнес:
-Быстрый малый.-
Цикада обернулся и окаменел – перед ним в рассеивающейся дымке возник исполин, опирающийся двумя руками на огромных размеров двуручный меч и насмешливым взглядом голубых, как родник, глаз, осматривающий промокшего вора.
На ходу выхватывая из заплечных ножен меч, наемник рассеянно отметил, что одежда у киммерийца суха, а это означало, что поблизости есть мост или плавучий паром, по которому и он мог бы переправиться, сберегая время и силы.
Наемник налетел на Конана с быстротой ворона, молниеносными движениями легкого кхитайского меча стремясь изувечить плоть гиганта, но тот с неожиданной легкостью парировал выпады своим тяжелым оружием. Схватка затягивалась, ибо оба фехтовальщика были искусны, хотя их движения сковывала чавкающая болотная жижа, и орды кровососов, лезущих в глаза и ноздри.
Цикада удивлялся про себя умению Конана управляться с мечом – тот применял финты и уклоны, известные лишь на крайнем востоке, передающиеся из поколения в поколение и охраняемые, как семейные реликвии. Конана, в свою очередь, восхищало мужество изможденного противника, столь искусно владеющего клинком.
Восхищение уступило место ярости, когда наемник нанес ему три глубокие раны, в то время, как сам остался невредим. Киммериец истекал кровью, и Цикада решил уже, что поединщик устал, и пришла пора с ним расстаться. Нанося вертикальный удар сверху, наемник вознамерился обойти отражающий удар и уколоть Конана снизу в подбрюшье, нанеся достойному противнику прославленный удар Линь - смертельный укол.
Но наемник не ожидал, что в то же самое время варвар решит применить прославленную киммерийскую тактику – подставив под выпад Цикады широкое лезвие акбитанского клинка, Конан молниеносным ударом кулака в нижнюю челюсть отправил противника в трясину.
Это были мужчины, четкость и выверенность их движений говорили о годах, проведенных ими в седлах. Оба они были черноволосы, но первый, по кхитайской традиции, носил волосы коротко остриженными, а у второго, по обычаю варваров Полуночи, на плечи ниспадал каскад длинных локонов.
Ночь выдалась тихой и темной, именно такой, какими обычно бывают ночи в странах Полудня: звезды умиротворенно мерцали на небе, оставляя землю в непроглядной темноте и дымке речных туманов.
-Цикада,- обратился северянин к попутчику, -сдается мне, что здешняя погода создает особое расположение к любовным приключениям!
-О, да!- Смеясь, ответил тот,- и это особенно верно, когда под покровом темноты покидаешь душный город, чтобы направиться к домику с уютной спальне, в окне которой зажигаются условные огни!
-Цикада!- Пробормотал киммериец.- Ты самый…
-…Самый здравомыслящий из нас двоих!- Продолжил его собеседник.- Это чересчур отважно, Конан, бросаться в объятья жены начальника городской стражи!
-К Нергалу!-
-Дважды нам повезло: однажды ты спрятался за драпировкой, когда Хелиос зашел к жене, а в другой раз ты провел ночь на крыше…
-Да, и славно выспался под звездным небом!-
-…и ты должен знать, -уверенно продолжил Цикада,- что мессантиец, который настолько же хитер, насколько ревнив…
-Ха!
-…прикажет растянуть нас на тюремной дыбе, поскольку у него вряд ли хватит решимости биться с Конаном из Киммерии, прозванным барахскими головорезами Львом!-
-К Нергалу страх - повторил варвар.- Я – не Амра Лев, если побоюсь скрестить мечи с любым из воинов Хайбории! Ведь даже после смерти я не рискую оказаться в дурном обществе – меня ждет Кром, Владыка Могильного Кургана, Всеотец Павших Воинов!
-Не уверен…-усмехнулся Цикада.
-В чем? – сверкнул глазами варвар.
-Вспомни, Конан. Вспомни нашу первую встречу…- прошептал Цикада и утопил шпоры в бока своего жеребца…
Цикада зацепился стальными когтями наручной кошки за подбой, завис вниз головой над оконным карнизом и заглянул внутрь комнаты. Друид в ослепительно-белом балахоне налил из кувшинчика вино, поставил наполненный кубок на стол, достал из складок одежды амулет и повернулся спиной к окну, чтобы рассмотреть камень в свете масляной лампы. Не теряя времени, посланник колдуна достал из поясного кошеля порошковый шарик величиной с горошину и, воспользовавшись духовой трубкой, еле слышным дуновением запустил его в чашу.
Внимательно рассмотрев руны, паучьими следами испещрившие амулет, Дивиатрикс плавно подошел к столу и в задумчивости осушил кубок.
Цикада подождал, пока старик заснет. Опустился на подоконник. На мгновение задержал взгляд хищных глаз на друиде, борясь с искушением убить представителя чуждой расы , но беззаботное лицо спящего с расслабленными складками морщин не выражало никакого беспокойства, и наемник, легко переступая по стертым плитам пола носками тряпичных обмоток, подбежал к друиду, взял из расслабленных пальцев Сердце Кователя и так же бесшумно, как возник, исчез в черном проеме окна.
Прислушиваясь к многочисленным ночным шорохам, наемник грациозно приземлился на ноги и бросился в темноту, направляясь в сторону реки. Свежий ветер и чувство опасности вдыхали в него новые силы.
Выбравшись из города, вор стянул с лица повязку и осмотрелся. По холодному, влажному воздуху и запаху ила Цикада определил близость водоема. Он ускорил бег, превозмогая боль в дрожащих от напряжения мышцах. Похищение могли в любой момент заметить, и, кто знает, может быть, киммериец уже идет по его следу.
Неожиданно твердая почва размякла, и ноги по щиколотку увязли в болотной жиже. Тучи москитов в предрассветном тумане с гудением облепили его лицо, ощупывая добычу жадными хоботками.
В зарослях камыша и осоки беглец обнаружил прибитое течением дерево, оседлал его, срубил одну из толстых ветвей, и резким махом направил ствол на середину реки – дитя гор, Цикада не умел плавать.
Лучи восходящего солнца с трудом пробивались сквозь марево тумана. Тяжелое дерево медленно продвигалось по руслу Хорота, то и дело вставая поперек течения. Москиты, казалось, слетелись со всего Аргоса, темной массой облепив лицо и свободные от взмокшей от пота одежды руки. Отпугнуть их было невозможно, их можно было лишь стереть, размазав по коже, словно черно-красную жижу.
Наконец, решив, что удалился от Мессантии, Цикада повернул бревно к берегу и вновь ступил на зыбкую поверхность прибрежного болота. Его взгляд ощупывал поверхность реки, когда тихий голос произнес:
-Быстрый малый.-
Цикада обернулся и окаменел – перед ним в рассеивающейся дымке возник исполин, опирающийся двумя руками на огромных размеров двуручный меч и насмешливым взглядом голубых, как родник, глаз, осматривающий промокшего вора.
На ходу выхватывая из заплечных ножен меч, наемник рассеянно отметил, что одежда у киммерийца суха, а это означало, что поблизости есть мост или плавучий паром, по которому и он мог бы переправиться, сберегая время и силы.
Наемник налетел на Конана с быстротой ворона, молниеносными движениями легкого кхитайского меча стремясь изувечить плоть гиганта, но тот с неожиданной легкостью парировал выпады своим тяжелым оружием. Схватка затягивалась, ибо оба фехтовальщика были искусны, хотя их движения сковывала чавкающая болотная жижа, и орды кровососов, лезущих в глаза и ноздри.
Цикада удивлялся про себя умению Конана управляться с мечом – тот применял финты и уклоны, известные лишь на крайнем востоке, передающиеся из поколения в поколение и охраняемые, как семейные реликвии. Конана, в свою очередь, восхищало мужество изможденного противника, столь искусно владеющего клинком.
Восхищение уступило место ярости, когда наемник нанес ему три глубокие раны, в то время, как сам остался невредим. Киммериец истекал кровью, и Цикада решил уже, что поединщик устал, и пришла пора с ним расстаться. Нанося вертикальный удар сверху, наемник вознамерился обойти отражающий удар и уколоть Конана снизу в подбрюшье, нанеся достойному противнику прославленный удар Линь - смертельный укол.
Но наемник не ожидал, что в то же самое время варвар решит применить прославленную киммерийскую тактику – подставив под выпад Цикады широкое лезвие акбитанского клинка, Конан молниеносным ударом кулака в нижнюю челюсть отправил противника в трясину.