Lex Z
18.03.2014, 07:19
Шева
— Вот сюда, пожалуйста, — худощавый лысый мужчина в белом халате, посторонился, пропуская вперед молодого человека в полицейской форме. Тот кивнул, быстро спускаясь по ступенькам. Под тусклой лампой блеснули две золотые звездочки.
В морге было холодно – в непривычно жаркий для Кудымкара день холодильные установки работали на полную мощность. Трупов было относительно немного: только шесть накрытых простыней тел лежали на столах.
— Это он? — спросил полицейский, остановившись перед одним из тел. Ответ, впрочем, напрашивался сам собой: только у этого трупа стоял санитар — дюжий мужик с некрасивым скуластым лицом. При виде стража порядка в глазах санитара мелькнула тревога, он непроизвольно попытался скрыть руку, так чтобы не была видна наколка на запястье. Полицейский сделал вид, что ничего не заметил.
— Да он,— кивнул доктор,— вы как, товарищ лейтенант, трупов не боитесь?
— Не смешно, Иннокентий Павлович,— поморщился полицейский,— показывайте.
Врач кивнул санитару и тот, натянуто усмехнувшись, откинул окровавленную простыню.
— Черт!— полицейский отпрянул, с трудом подавив желание отвернуться.
— Хорош?— понимающе спросил доктор.
— Да,— подавленно кивнул в ответ полицейский, разглядывая труп. Было видно, что при жизни это был высокий светловолосый мужчина, неплохо сложенный. Но смотреть без содрогания можно только на тело — лицо мертвеца оказалось изглоданным до самой кости. Напрочь отгрызен нос, объедены губы и щеки, распахнутый рот показывал, что и язык вырван с корнем. Черными влажными дырами пялились высосанные глазницы.
— Он был жив, когда его привезли — спокойно сказал врач за спиной полицейского,— хотя, конечно, без шансов. Умер еще в коридоре.
— Кто, говорите, его обнаружил? — спросил полицейский.
— Мужички местные,— сказал врач,— когда ехали в Кудымкар. В тот день дождь шпарил, так что повезло, что им нужно было в город к полудню. А то остались бы в деревне и черт его знает, кто и когда на ту машину наткнулся. Едут мимо, видят в реке иномарка стоит, в салоне мельтешит кто-то. Подъехали, думали, может помощь требуется, а там такое,— доктор передернул плечами,— самому до сих пор не по себе.
— Они в городе сейчас?— озабоченно спросил полицейский,— надо бы их допросить.
— В городе, где же им еще быть? — пожал плечами врач,— небось, по сей день в себя приходят. Они бы и сразу полицию вызвали, да заметили, что парень дышит еще, а она совсем не в себе. Повезли к нам, ну а дорога понятно какая…
— Она?— перебил полицейский врача.
— Угу,— кивнул Иннокентий Петрович,— супруга, судя по документам. Пойдемте, товарищ Смирнов, сами все увидите.
Он кивнул санитару и тот набросил простыню на истерзанный труп. Полицейский и доктор уже покидали морг, поднимаясь по ступенькам наверх.
Из-за дверей палаты слышались испуганные женские крики, ругательства и злобное шипение.
— Она что, совсем невменяемая?— спросил полицейский.
Доктор устало покачал головой.
— Я вообще не знаю, как это назвать,— произнес он,— это первый случай в моей практике. Смотрите сами,— произнес он, открывая дверь палаты.
Возле больничной койки стояла бледная медсестра с шприцем в руках, пока двое дюжих санитаров с трудом удерживали закутанную в смирительную рубашку черноволосую девушку. Руки и плечи мужчин покрывали свежие укусы. Больная выворачивала шею так, что казалось, она вот-вот свернет ее, пытаясь укусить санитаров. В распахнутом рту виднелись окровавленные зубы.
-Успокоительное давали? — бросил врач сестре.
— Двойную дозу,— запинаясь, произнесла девушка,— покормить хотели, а она как бешеная. Вот,— она подняла руку, показывая разорванный в клочья рукав и окровавленное предплечье,— зубами вцепилась.
— Вколите столько же,— сказал врач,— и ставьте капельницу. Будем кормить внутривенно.
— Хорошо,— кивнула медсестра, испуганно смотря на мечущуюся пациентку. Полицейский и сам невольно вздрогнул, встретившись глазами с безумной. Это не был взгляд человека — пусть даже сумасшедшего. Черные зрачки расширились настолько, что почти заслоняли радужную оболочку, взгляд не выражал ни единой мысли, но при этом был полон жизни, чуждой всему человеческому. Отстранённый холодный взгляд.
Взгляд рептилии.
За три дня до описываемых событий.
— Смотри, какая большая!
Крупная ящерица, сидевшая на подпиравшим калитку столбе, метнулась вниз по доскам и спрыгнула в густую траву, блеснув черной чешуей в лучах заходящего солнца.
— Никогда не видела раньше черной ящерицы,— задумчиво произнесла Вика, проводив взглядом пресмыкающееся.
— В таких зарослях да еще рядом с рекой, скоро и крокодилы заведутся,— пропыхтел Леша, открывая вторую створку ворот, — ты гляди, прямо вросли в землю! Их вообще когда-нибудь открывали?
— Лет пять назад, наверное,— пожала плечами девушка,— когда дядя Витя жив был. А как помер, бабушка его «шестерку» продала за копейки. Ей то машина без надобности — водить не умела, а куда надо в деревне и через калитку выйдет.
— А если бы приехал кто?— спросил парень, прислоняя створку ворот к забору, — ну, теперь должна заехать. Сами вы когда ее последний раз навещали?
— Давно,— грустно покачала головой девушка.
Алексей хотел что-то добавить, но посмотрел в лицо девушки и осекся.
— Машину, наверное к дому отгоню,— буркнул он, отходя к стоящей на дороге «бэхе»,-может, найду где поставить.
Он хлопнул дверью, усаживаясь за руль и заводя мотор. Вишневая иномарка въехала в распахнутые ворота, придавливая большие лопухи. Некогда просторный двор и огород заросли бурьяном, сквозь который вела лишь небольшая тропинка — видимо именно по ней, до смерти, ходила бабушка Марпа. В траве валялось несколько подгнивших яблок, опавших с низкорослых яблонь-дичков. Когда-то они плодоносили лучше, но, оставшись без хозяйского присмотра, они были почти незаметны в густом бурьяне.
Девушка не торопясь, шла по тропинке, распугивая прыскающих во все стороны ящериц — их всегда было много в саду у «бабушки Марки», как ее называла приезжавшая на каникулы маленькая Вика. В первый приезд девочка проявила немалый интерес к шмыгающим по огороду гадам, пытаясь поймать хоть одну ящерицу— но те каждый раз выскальзывали из рук, оставляя в пухлых детских пальчиках чешуйчатые хвостики. Вика вспомнила, как она прибежала к бабушке, зажав в кулачке извивающийся трофей.
— Ба, смотри что у меня,— воскликнула девочка, гордо демонстрируя ящеричий хвост бабушке, ставившей в печь кисель из черемухи— ляз. Пожилая женщина обернулась к внучке и та невольно попятилась, увидев как изменилось лицо Марпы. Седеющие темные брови сошлись к переносице, зрачки расширились.
— Я что-то неправильно сделала, ба?!— залепетала Вика,— я не хотела, правда. Она сама…
-Никогда больше так не делай!— сказала бабка и Вика невольно попятилась от неожиданно громкого голоса старухи,— не прикасайся к ним!
— Они плохие, да?— Вика растерянно переводила взгляд с лица бабушки на комочек плоти в руке,— но они же маленькие.
— Пежгаг,— покачала головой старуха,— дитя Йомы. Им не надо быть большими, чтобы передать тебе шева.
Вика ничего не понимала, но тон бабушки был столь серьезным, а глаза смотрели на внучку так испытующе, что девочка на всякий случай разрыдалась.
— Марфа Алексеевна, опять вы за свое! — на кухню ворвалась Ирина, обнимая плачущую девочку и сердито глядя на свекровь, — сколько раз я говорила не рассказывать ей этих ваших баек. Вы, что не видите, что пугаете ребенка?!
Старуха молча подошла к внучке и села перед ней на колени.
— Дай мне,— неожиданно ласково сказала она, протягивая руку. Вика, покосившись на мать, робко положила в сморщенную ладонь ящеричий хвост. Марпа одобряюще улыбнулась ей и погладила по голове.
— Ничего Викьо,— назвала она внучку на зырянский манер,— ты малая пока, голову себе не забивай. Подрастешь — все поймешь, все, что я знаю, что умею — тебе перейдет.
— Марфа Алексеевна,— возмущенно воскликнула Ирина, — хватит!
Старуха презрительно покосилась на невестку и вышла в огород. Выглянув в окно, девочка увидела, как бабушка, склонившись под яблоней, что-то шепчет, вытягивая вперед сложенные руки и что-то кладя на землю.
— Вот ведь сумасшедшая старуха,— произнесла мать, качая головой. Вика промолчала— даже в столь юном возрасте она видела, что мама и бабушка друг друга не переносят. Каждую поездку в деревню Ирина совершала, словно выполняя повинность по отношению к мужу. Самой Вике нравилось в селе — тут было много нового для городской девчонки, а «бабушка Марка» знала столько интересных сказок! Темными вечерами, когда мама и папа ложились спать, девочка пробиралась на кухню, где бабушка хлопотала до поздней ночи. Она рассказывала внучке легенды коми — о ведьмах, колдунах, «неспокойных мертвецах», о лесных и водяных духах, о Йоме— первой жене Ена, сброшенной им с небес.
— В чащобе она живет,— помешивая очередное варево, рассказывала старуха,— в болотах, Еном и людьми отвергнутая. Когти ее из железа, глаза шерсть застит, ящериц, пауков да лягушек детьми зовет, а детишек человеческих на завтрак ест. Все ведьмы, что есть на земле, ее подобие, первые наставники в колдовстве – она и Гундыр.
— А кто это, ба?
— Гундыр-то? Муж ейный, змей о двенадцати головах. Дыхание его – пеж, вся порча, вся шева от него идет.
Мать бы сошла с ума, узнав, какие истории рассказывает дочери мать мужа. Ирина чуждалась здешних мест — она и коми была только наполовину, по матери из Кудымкара, умершей еще до рождения Вики. Отец Ирина был чистокровным русаком и его дочь, хоть и вышла замуж за зырянина, считала себя русской по культуре и воспитанию, соотвественно воспитывая и дочь. Муж— геолог не препятствовал этому: работая вахтовым методом в Воркуте, он нечасто бывал дома. От предков у Вики остались обрывочно усвоенные от бабушки легенды, с десяток зырянских слов да характерная внешность: темно-русые волосы, высокие скулы, слегка раскосые серые глаза. Выглядела Вика эффектно: симпатичная девчонка, с длинными ногами и красивой грудью, неизменно пользовалась вниманием однокурсников, обучавшихся с ней в одном из пермских вузов.
Не стал исключением и Алексей Петров, за которого Вика вышла замуж два месяца назад. Вика, усмехнувшись, подумала, что бабушка бы точно не одобрила ее выбор – уж Леха чистейший русский, родившийся в Вологде, долгое время проживавший в Санкт-Петербурге, пока его родители не переехали в Пермь. Нельзя сказать, чтобы они без памяти влюблены друг в друга, но каждый из них считал, что ему повезло с супругом: Алексей получил красивую образованную жену, юриста в одной из крупных фирм. Вике же достался обеспеченный муж, начинавший успешную карьеру в местной администрации. Вместе они строили планы на будущее, когда Вике пришло известие о смерти Марпы Налимовой. Мучимая совестью за то, что она за последние лет семь так и не нашла времени, чтобы выбраться к бабушке, Вика решила сделать это хотя бы посмертно, а заодно и подумать, как распорядиться свалившимся на голову наследством. Кроме внучки у одинокой старухи из глухой деревни на границе Республики Коми и Пермского края не осталось иных родственников.
Наследство было не ахти – самую ценную его часть представлял дом, построенный чуть ли не два века назад. Со временем его крышу покрыл шифер, над которым сейчас торчала телевизионная антенна. Это, несколько хозяйственных пристроек, заросшие сорняком шесть соток и свой выпас на берегу реки — вот и все наследство старой зырянки. Леша хотел как можно скорее сбыть старый дом с рук, но Вика решительно не представляла, кто мог позариться на развалюху в глухой деревне.
-Машину загнал в пристройку,— оторвал ее от размышлений муж,— пойдем в дом?
Вика кивнула доставая из кармана ключ, выданный ей в сельсовете — когда сельчане нашли мертвую Марпу Налимову в огороде, глава поселения закрыл и опечатал дом до приезда родственников. Вика сорвала бумажку с печатью и повернула ключ в замке. Со скрипом отворилась дверь, обнажив черную пасть входа.
Уже шагая внутрь, Вика краем глаза увидела что-то маленькое, темное, метнувшееся к щели меж бревен, рядом с окном. Она откинулась назад, стараясь разглядеть лучше.
— Что там?— спросил уже перешагнувший порог Леша.
— Нет, ничего,— растерянно сказала Вика,— показалось.
Наверное, и впрямь показалось. Делать той ящерице нечего, как за ними в дом ползти. Воспоминания эти, детские, нахлынули, вот и мерещится…всякое.
Внутри дом выглядел, так же как и запомнился Вике. Первоначально вся изба образовывала одну большую комнату, часть которой позже отгородили стеной, образовав кухню. Чуть ли не половину ее занимала большая печь, тут же стоял умывальник, небольшой столик с электроплиткой на нем, старенький холодильник «Минск», судя по всему — давно не работающий. За стеной кухни начиналась собственно изба — с тремя затянутыми паутиной окнами и большой кроватью на высоких ножках. Из прочей мебели было несколько стульев, письменный стол с маленьким телевизором и небольшой шкаф. Все вещи покрывал толстый слой пыли.
— Тут хоть розетка есть? – проворчал Леха, щелкая выключателем и чихая от поднявшегося облака пыли,— надо же, работает. А где вход на чердак?
— Вон,— кивнула Вика на лестницу, начинавшуюся за комодом, — Когда в гости приезжали, бабушка всегда наверху спала. Мы с мамой здесь, а папа и дядя в летней избе.
— Это где?— покрутил головой Леша,— вон то, что ли?— он показал на дальнюю стену, в которой виднелась небольшая дверь. За ней обнаружились небольшие сени, ведущие во второе помещение — превращенную в своего рода «гостиную» летнюю избу. Посреди нее стоял большой обеденный стол с рядом стульев, вдоль стен тянулись широкие лавки, перемежаемые дверьми в разные хозяйственные пристройки.
— Вон туда я вроде машину загнал,— сказал Леша указывая на одну из дверей, — а что там раньше было?
— Хлев, — пожала плечами Вика,— дядя его потом в гараж переделал. А вон там баня, — она показала на еще одну дверь,— раньше она у реки была, пока ее весной не размыло.
— Баня говоришь?— Леха игриво приобнял супругу за талию,— может, помоемся с дороги?
Он поцеловал ее в шею и Вика со смешком вывернулась из его объятий.
— Давай еще на чердак заглянем,— сказала она.
Они поднялись по оглушительно скрипевшим ступеням, осторожно держась за хлипкие перила. В противоположность скудному убранству нижних помещений, чердак загромождал всякий хлам, видимо перетащенный снизу. Старая кровать с прохудившимся матрацем, множество банок с непонятным содержимым. С потолка свисали порванные рыбацкие сети, на стенах виднелись связки разных трав.
— Ну и воняет тут,— поморщился Леша.
— Ага,— кивнула Вика. В спертом воздухе стоял густой запах сырости, прелых листьев, гниющей плоти и чего-то еще, совсем непонятного.
— Кошка тут сдохла что ли?— спросил Леша.
— Или мышка,— кивнула Вика,— Надо бы всю эту дрянь отсюда выбросить.
— Угу,— сказал Леша,— а то хрен кто купит хату с этаким срачем. Погоди, а это что?
За диванной спинкой стоял большой сундук— довольно старый, если судить по архаичной росписи: человеческие фигурки, стилизованные изображения разных зверей и птиц. Раньше, судя по дужкам, на сундук вешали замок, однако сейчас он отсутствовал и Леша не без усилий откинул тяжелую крышку.
— Ох ты же, ё…-молодой человек отшатнулся и с чувством выругался,— экстремалка, я смотрю, у тебя бабка была.
Его можно было понять — и человек с более крепкими нервами невольно опешил при виде пялящегося пустыми глазницами зубастого черепа.
— Вау!— воскликнула Вика, проскальзывая мимо оторопевшего супруга,— сберегла бабуля.
— Ты что будешь эту дрянь в руки брать?— поморщился Леша,— похоже, он тут и воняет.
— Да нет,— усмехнулась Вика, доставая из сундука необычную находку,— что тут могло сгнить, сгнило миллион лет до нашей эры. Это же камень,— для убедительности она постучала по черепу,-посмотрим, что тут бабка еще приберегла.
Череп лежал меж разноцветных тряпок, в которых Вика признала бабушкины сарафаны, юбки, плетенные пояса. Девушка хихикнула, на минуту представив себя в таком одеянии. Попадались тут деревянные и металлические фигурки; нанизанные на нити просверленные косточки и черепа мелких животных, большой камень с дыркой посредине, костяные игольники и прочий хлам.
— Больше ничего интересного,— сказала Вика, выпрямляясь,— пошли вниз, а то тут, фу! — она сморщилась,— кажется, еще больше вонять стало.
Чуть позже они уже сидели на кухне, где, подогрев нашедшийся в доме чайник, пили чай с захваченной с дома нехитрой снедью. Тут же на столе стоял и найденный на чердаке трофей, наскоро сполоснутый в умывальнике. От черепа, как водится, не осталось нижней челюсти, однако остальная часть была в удивительной сохранности. При жизни эта огромная кость, почти в полметра длиной принадлежала, видимо, твари вроде огромной ящерицы или крокодила: вытянутый череп, большие глазницы и носовые пазухи. Передняя часть черепа загибалась вниз подобно птичьему клюву, но в отличие от него, вдоль всей челюсти тянулись длинные острые зубы.
— Так это что, динозавр что ли?— спросил Леша, с интересом рассматривая находку.
— А черт его знает,— махнула рукой Вика, прихлебывая чай,— бабушка говорит он у нее чуть ли не с восемнадцатого века хранится. Тогда наводнение было, что-то там размыло, а предок какой-то нашел. Вот с тех пор и хранится у нас.
— Зачем?— пожал плечами Леша,— лучше в музей сдали бы.
— Мать говорила бабушке,— с набитым ртом сказала Вика,— и отец тоже, а она — ни в какую. Говорила, что это «сторож дому», талисман или что-то в этом роде. Бабку колдуньей считали — «тöдысь» по-здешнему. Она рассказывала: мол душа каждого живого существа живет в его черепе и после смерти там же остается. И дядька во что-то такое верил — он рыбак был знатный и держал щучий череп, который все время с собой на рыбалку носил. Говорил, что душа щуки улов насылает.
— Фигня какая-то,— произнес Леша,— а это что может насылать? Ящериц что ли приманивает? То-то, я смотрю, ими весь огород кишит. Нет, домой вернемся – отдадим в музей, вдруг открытие какое окажется. Глядишь,— усмехнулся он,— напишут про нас где или покажут, прославимся еще. А может за такое и денег положено.
— Может быть,— кивнула Вика, не сводя глаз с пустых глазниц доисторической твари.
— Сундук, может, тоже куда найдется сбыть,— продолжал Леша,— вообще надо будет как следует на чердаке пошарить – вдруг еще какой антиквариат найдем.
Вика кивала, слушая супруга вполуха. Закончив нехитрый ужин и убрав со стола, супруги перебрались в избу. Доисторический череп был торжественно повешен на торчащий из стены гвоздь аккурат над кроватью.
— Это же талисман?— усмехнулся Леша,— вот и пусть охраняет.
Вика промолчала, хотя ей такое вольное обращение с реликвией не понравилось. Муж тем временем уже расстилал постель. Быстро раздевшись супруги нырнули в расстеленную кровать, прижимаясь к друг другу под тонким одеялом.
Исполнение супружеского долга прошло быстро – секс никогда не был сильной стороной их семейной жизни. Через десять минут Леша сполз на простыню и почти сразу уснул. Вика лежала на спине, разочарованно кусая губы и смотря в потолок. Лунный свет освещал череп твари, бросавший устрашающего вида тени на стену. Передернув плечами Вика, повернулась на бок, прижавшись к обнаженному мужскому телу. «Приснится еще фигня какая»— лениво подумала девушка, чувствуя, как проваливается в сон.
Она шла по узкой тропке меж странных высоких деревьев — без листвы и ветвей, от корней и до кончиков ветвей покрытых необычной зеленой корой. Небо, проглядывающее сквозь сплетшиеся заросли, стремительно темнело, так что Вика скоро перестала видеть дальше вытянутой руки. Вокруг что-то шуршало, поскрипывало, стрекотало, в зарослях мелькали уродливые силуэты, заставлявшие сердце Вики бешено стучать в тревожном ожидании — вдруг какая-нибудь тварь решит заступить ей дорогу.
Неожиданно деревья расступились и девушка оказалась на берегу болота, покрытого исполинскими мхами и гигантскими, чуть ли не с бочонок ягодами. Огромная топь простиралась до самого горизонта и Вике вспомнила рассказы бабушки о предначальной Топи из которой в начале времен выползли на кочку две огромные лягушки — творцы мира, боги Ен и Омоль.
Кочка была и тут – возле самого берега выпирала из затхлой, покрытой густой жирной тиной, воды. И на ней спиной к Вике сидела обнаженная женщина. Напевая что-то под нос, она расчесывала длинные черные волосы. В свете мерцавшей с неба Луны черная грива отливала тусклой зеленью – словно густая болотная тина или жирный ил.
Впрочем, и бледное светило в ночном небе было нездорового зеленоватого цвета.
И запах. Все тот же запах гнили, что и на чердаке, но намного сильнее— он буквально бил в ноздри, затрудняя дыхание. Вика почувствовала, как ее подташнивает.
— Эй!— неуверенно сказала девушка — эй, послушай!
Женщина расчесывала волосы, продолжая напевать монотонный мотив от которого у Вики побежали по спине мурашки.
— Да послушай же!— крикнула Вика, хватая девушку за плечо.
Сидевшая на кочке обернулась и Вика отшатнулась – ее глазам предстало коричневое лицо с круглыми черными глазами. Тонкие пальцы цепко схватили запястье Вики и та, в ужасе заметила на них мелкие чешуйки. Острые коготки царапнули девичью кожу и длинный язык влажно лизнул Вику в лицо. Из пасти с мелкими острыми зубами вырвалось злорадное шипение.
— Пусти!— отчаянно вскричала девушка, но болотная нежить еще сильнее вцепилась в ее руку. Неуловимым глазу, упругим движением она скользнула вперед и девушка забилась в когтистых лапах, вдруг обнаружив, что на ней тоже нет одежды — как она могла не заметить этого, когда шла по лесу? Но ведь это сон.
Кошмарный сон. Странный сон…Приятный сон?
Маленькие твердые груди коснулись Викиных и девушку словно пронзило электрическим током. Холодные пальцы скользнули вниз, неожиданно нежно коснувшись Вики между ног и та со страхом и стыдом поняла, что ее тело откликается на эти ласки. Ей было страшно, но страх непостижимым образом возбуждал ее, заставляя уступать этому натиску. Между ног чавкала слизистая жидкость, по коже скользила холодная чешуя и вся противоестественность ситуации еще больше распаляла Вику. Что-то темное, животное, грязное просыпалось в ней, нечто таившееся всю жизнь и, наконец, дождавшееся часа, чтобы выползти наружу. В черной воде болота отражалась гнилостно-зеленая Луна, в странном лесу стрекотали, прыгая с ветки на ветку мерзкие существа, а на ковре из исполинского мха внучка старой колдуньи, одержимая нечестивым вожделением, отдавалась болотной твари.
— Вика, — Леша тряс за плечо беспокойно метавшуюся супругу,— проснись!
Девушка открыла глаза и Леша невольно отпрянул — настолько дикими, незнакомыми были ее глаза. Он снова открыл рот, но сказать ничего не успел — рывком подавшись вперед всем телом, девушка впилась губами в его губы, цепко, словно плющ, охватив руками и ногами мужской торс. Ногти проскребли кровавые борозды в спине мужа и Леша, невольно откликаясь на эту внезапную страсть, вошел в податливую, истекавшую влагой плоть. Ее глаза возбужденно поблескивали в темноте, с губ срывались похотливые стоны и вскрики, еще больше распалявшие мужа. Неудовлетворенная, грубо вырванная из своего эротического кошмара, Вика стремилась с мужем наяву завершить начатое девушкой-ящерицей.
В пылу страсти молодые супруги не услышали, как над ними чуть слышно что-то прошуршало и темная тень мелькнула возле висевшего на стене уродливого черепа. С потолка за парочкой наблюдали внимательные глаза.
— Что с тобой случилось?— допытывался Леша утром.
Они сидели на кухне, где на электрической плитке грелся чайник. Рядом лежали привезенные с собой бутерброды, однако Вика к ним не притронулась несмотря на лешины уговоры.
— Нет аппетита,— коротко отвечала Вика.
— Ты не заболела? — беспокойно спросил муж.
— Не знаю,— помотала головой девушка, — нет, кажется.
На самом деле ей и впрямь с утра нездоровилось — словно нахлынувшая ночью похоть разом выжала из нее все соки. Голова была тяжелой, как с похмелья; тело бил озноб, из-за которого Вика, несмотря на теплую погоду, зябко куталась в найденную в шкафу бабушкину шаль. Но говорить об этом с Лешей ей не хотелось.
— Этот чертов дом на тебя плохо влияет,— покачал головой молодой человек,— ты с ночи как не в себе…
— Неужто не понравилось?— усмехнулась Вика и неприятно поразилась тому, сколь желчными вышли у нее эти слова. Она совсем не хотела высказать это так.
— Не в том дело,— замялся Леша, -просто…
— А что просто? — с вызовом спросила Вика,— впервые со свадьбы трахнулись по-человечески – это тебя смущает?
«Что я несу»?!
— Вика!
— Что?!
Последний крик был слишком громким и Вика сама устыдилась его.
— Прости,— произнесла она,— я не хотела. Мне, похоже, и впрямь нездоровится…
— Оно и видно,— сухо сказал Леша, — похоже, зря мы сюда приехали. Сегодня же пойду в сельсовет, скажу, чтобы дали объявление о продаже дома. И в городе тоже скажу. Ну, а ты в Интернете объявление размести.
Вика кивнула, поднимая глаза и робко улыбаясь Леше. Тот ободряюще улыбнулся ей в ответ, приподнялся на стуле и поцеловал ее в лоб.
— А ночью было хорошо!— подмигнул он,— я скоро. Постарайся поесть.
Он хлопнул дверью выбегая во двор и через некоторое время Вика услышала, как заработал мотор. Она осталась одна в старом доме.
Несколько последующих часов Вике нездоровилось. Она пыталась поесть, но кусок по-прежнему не лез в горло. Пыталась поспать, но глаза упорно не желали смыкаться, тело бил озноб, а в голову лезли воспоминания из упорно не улетучивающегося из памяти сна. Стараясь отвлечься, Вика открыла ноутбук — к ее удивлению, в этой глуши работал Интернет. Она разместила несколько объявлений на сайтах купли-продажи недвижимости, после чего случайно перешла на новостной сайт. В глаза бросился заголовок: «Во время рытья котлована рабочие нашли бивень мамонта».
Вика невольно обернулась — над кроватью все также висел доисторический череп, пялящийся на нее пустыми глазницами.
— Сейчас узнаем, кто ты такой,— пробормотала девушка, вбивая в поисковик слово «палеонтология».
Увлекшись расследованием Вика и не заметила, как ей стало лучше – будто сгущавшиеся сумерки вливали новые силы в ее организм. Она даже нашла в себе силы выйти из дома, чтобы посидеть на крыльце. За забором виднелась пустынная улица – лишь через десяток домов светились чьи-то окна показывающий, что тут живут люди. Деревня потихоньку вымирала, молодежь давно разъехалась, остались одни старики да горькие пьяницы. Вика подумала, что может уехать так и не познакомившись ни с кем в деревне. Хотя, если они все равно тут не собираются жить, то и ни к чему.
Позади послышалось шуршание и Вика обернулась – на траве в полутора метрах от нее лежала картонка, дергавшаяся так будто под ней билось какое-то живое существо. Вика ощутила острый приступ страха и еще более сильный – гадливости, но, несмотря на это, осторожно подняла картонку.
От испуга она заорала, когда из-под ее рук во все стороны прыснули ящерицы — так много, что от извивающихся серых, коричневых, зеленых тел зарябило в глазах. Голова Вики вдруг закружилась, ноги ослабли и она мягко опустилась в густую траву.
Скользкие ветви. Запах прелой листвы. Шум текущей воды.
Меж зарослей папоротника и хвощей, по зеленому ковру мха скользят чешуйчатые тела и бесстрастные черные глаза встречаются друг с другом. Небо стремительно темнеет, но это неважно — тело само знает дорогу, острые коготки привычно цепляются за знакомые веточки, неровности почвы. Рядом снуют точно такие же проворные, молчаливые существа.
Какие-то мелкие твари мельтешат под носом – хватаешь сразу, не разбираясь, с хрустом разгрызая твердый панцирь. Тело терзает лютый голод, требующий немедленного насыщения, язык царапают покрытые хитином ножки и усики, небо жжет от кислой жидкости. Проглотить скорее, пока добычу не отняли другие и снова вперед, навстречу шуму воды и слышащегося сквозь него размеренному рокоту.
Впереди овраг на дне которого течет река и туда, одно за другим сваливаются извивающиеся тела. Они меняются на глазах — лапы становятся шире, между ними разрастаются перепонки, глаза выпучиваются, а по бокам открываются жаберные щели. Вот и ты под давлением сзади падаешь в холодную воду. То выныривая за воздухом, то ныряя, плывешь вперед, в толчее таких же чешуйчатых созданий. Их так много, что кажется — вместо воды в реке течет коричнево-зеленый поток из множества мелких тел. А с обрыва падают все новые твари, стремящиеся навстречу неумолчному рокоту и пробивающемуся сквозь него монотонному голосу, произносящему непонятные слова. В тон им слышатся бессвязные вопли, раскатистый хохот, вой, лай и детский плач.
Широкий чешуйчатый поток втекает в обширное мелкое озеро, испещренное островками, поросшими мхами и росянкой. В центре пляшет женская фигура с растрепанными волосами и в черных одеяниях, бьющая в огромный бубен. Перед ней пляшут, хохочут, воют по-звериному причудливые существа: великан, с вывернутыми назад пятками и мохнатыми ушами, могучий старик в мокрой одежде и с длинной зеленой бородой, темнокожие карлики с поросячьими ногами. Вот они расступаются и вперед выходит некто странный с узкими глазами и ртом, похожий на человека, но с плоским, как доска, телом. В руках он держит несколько плачущих младенцев, которых с поклоном передает великанше. Та откладывает бубен в сторону и начинает рвать на части маленькие тела железными когтями. Некоторых младенцев она бросает в воду, в которой ворочается нечто огромное — нечто, во что словно ручейки в реку вливаются маленькие создания, соединясьь в теле многоглавого змея, состоящего из множества змей, ящериц и лягушек. Множество зубастых пастей терзают вопящих младенцев, насыщаясь нежным мясом.
— Вика, — резкие удары по щекам,— Вика, да что с тобой!? Очнись!!??
Леша c силой встряхнул жену за плечи, словно собираясь вытряхнуть ее скелет из плоти. Девушка вздрогнула и открыла глаза — она лежала на кровати в избе, совершенно голая. Кожа ее была покрыта мелкими царапинами, испачкана грязью и вонючей слизью, к которой прилипли соринки, травинки, мелкие листочки. Голова раскалывалась— Вика провела рукой по волосам и тихо охнула— в висках отозвалась глухая боль.
— Что,— хрипло произнесла она,— что со мной случилось?
— Что случилось!?— воскликнул Леша,— это я хотел бы узнать! Я прихожу домой— дверь нараспашку, тебя нет, хотя на месте обувь и вещи. Пол-деревни оббегал, спрашивал не видел ли кто — здешние глаза прячут и бошками мотают. Уже собирался полицию вызывать— тут гляжу, несут, блин, женушку. Платье разорвано, вся красота наружу…
— Не ругайся,— устало сказала Вика,— кто несет? Откуда?
— Ханурика два местных,— буркнул Леша,— выбрались на рыбалку с ночевкой. Приняли там на грудь, хотели по-второй, а тут слышат в кустах кто-то бьется, стонет не по-людски. Глянули— а там ты лежишь и видок у тебя такой, что врагу не пожелаешь. Один тебя признал— видел, когда мы в сельсовет за ключом приходили. Ну и понесли до дому. Как тебя туда занесло?
— Не знаю,— простонала Вика, прижав пальцы к вискам,— ничего уже не знаю.
Леша сочувственно посмотрел на жену, потом вздохнул и привлек к себе.
— Уезжать отсюда надо,— произнес он,— завтра и поедем, я уже объявления везде дал. В городе подлечим тебя как следует. Те двое уж на что алкашня, а похоже и их проняло. Я им хотел по пятихатке дать на пузырь— не берут, только говорят, чтобы уезжали быстрее. Еще что-то говорили по-своему.
— Что,— вскинулась Вика,— что они говорили?
— Думаешь, я понял,— поморщился Леша,— «шеба» какая-то, нет «шева». Да точно— только это и повторяли— «шева», «шева».
Он говорил еще что-то, доставая из стоящей на полу сумки какие-то свертки, но Вика уже не слушала его, уставившись в потолок и переваривая услышанное.
Шева. То же, что говорила бабушка. И эти сны. И эти ящерицы. И этот чертов череп.
— Ты как есть можешь?— Лешин вопрос оторвал девушку от раздумий,— весь день не ела.
Есть Вике не хотелось, но уже не по причине плохого самочувствия – головная боль прошла и она вдруг поняла, что чувствует себя отлично. В ней словно открылась новая, неведомая ей доселе сила, проникавшая в каждую клеточку тела, заряжая его необычайной энергией. Ее переполняло чувство редкого насыщения, желудок отяжелел как после обильного стола — хотя Вики сегодня и почти не ела. Девушка вспомнила тварей, влившихся в тело водяного дракона, сладкую, тающую во рту нежную плоть, почти чувствуя на языке вкус крови.
«Я сошла с ума».
Она съела пару кусочков копченого лосося, запивая апельсиновым соком из пакета— только чтобы успокоить мужа. Тот повеселел, видя как жена «идет на поправку».
— Завтра же поедем в город,— говорил он,— выберешься из этой дыры, сразу полегчает. Я и сам когда на эти развалюхи и эти рожи смотрю — как больной делаюсь.
Вика молча кивала, жуя шоколадное печенье. Нарочито бодрый тон Леши повышал настроение и она постепенно поверила, что с ней был временный припадок, а в городе «все пройдет». Затем Вика и Леша лежали на кровати, открыв ноутбук и, прижавшись друг к другу, до самой ночи общаясь в социальных сетях, жалуясь друзьям в Перми на окружавшую их «глушь». Вместе они выложили объявление о продаже дома еще на нескольких сайтах, присовокупив сделанные днем Лешей фото.
— Сдается мне не скоро у нас купят,— скептически хмыкнула Вика, глядя на то, как неказисто выглядит бабушкин дом даже на фото с самым удачным ракурсом.
— Ну мало ли,— пожал плечами Леша,— может найдутся пенсионеры, позарятся на дачку. В любом случае отсюда мы уедем с трофеем,— он кивнул на висевший на стене череп.
— Кстати,— оживилась Вика,— я вроде поняла, что это за тварь. Вот смотри,— она взяла из рук Леши ноут и набрала уже знакомое название в поисковике. Через мгновение на экране высветилась морда чешуйчатой твари, напоминающей крокодила, но с изогнутым, словно ястребиный клюв носом.
— Экий носатый, — усмехнулся Леша,— эй, ара джан, памыдор купи, да? Что за красавчик?
— Вот смотри,— Вика кликнула мышкой, — «Archosaurus rossicus», блин, язык сломаешь. Единственный позднепермский представитель группы. Зубы мощные, слабо изогнутые, длина черепа до сорока сантиметров — совсем как у нашего,— общая длина взрослых особей до двух метров.
— И что?— заинтересованно спросил Леша,— это редкость?
— Похоже на то,— кивнула Вика,— тут пишут, что впервые его описал палеонтолог Леонид Татаринов в 1960 году, по находкам во Владимирской области. И вроде что-то подобное находили и в Южной Африке. А здесь это найдено впервые, понимаешь?
— Лишь бы деньги за это платили,— Леша зевнул,— ладно, пошли спать. Устал сегодня как собака,— добавил он, захлопывая ноут.
Заперев дверь и потушив везде свет, супруги легли в постель. Вика прильнула к обнаженной груди мужа, чувствуя как пробуждается желание.
— Какая ты холодная,— с удивлением сказал Леша, — как ледышка.
— Если так,— Вика игриво прикусила зубами мочку уха, потом запустила язык в его ушную раковину,— согрей меня!
— Вика, може…-Леша прервался, когда тонкие пальцы пробрались под резинку трусов, а прохладные губы впились в него жадным поцелуем. Откуда-то в комнате сгустился, словно просочившись каплями с потолка, запах сырости, прелой растительности и болотных гадов. И супруга казалась порождением этого запаха, словно вынеся из чащобы полумрак и болотную сырость, пропитавшую ее тело с ног до головы, а сейчас по капле вливавшуюся в тело Леши. Руки и ноги молодой жены налились цепкой силой, оплетая тело мужа, словно змеиные кольца. Словно загнанный конь он хрипел под неустанно двигавшимися бедрами Вики, с губ которой срывались шипящие стоны. Раз за разом она принуждала его к соитию и только когда Леша выбился из сил, Вика неохотно приподняла бедра, выпуская из себя обмякший орган. Соскользнув с кровати, она вышла в летнюю избу, где она еще до прихода мужа, начала греть воду для бани.
Она жмурилась от удовольствия, окутанная теплыми парами. Холод, вот уже несколько часов разливавшийся по ее телу, уступал место приятному теплу. Вика лежала на скользких досках лавки, у черной от сажи бревенчатой стены, наслаждаясь окружавшей ее теплой темной сыростью, вдыхая запахи грибка и плесени. Все ее чувства обострились до предела: Вика чувствовала все то множество мелких тварей, ползающих по стенам, в щелях меж бревен, копошащихся под полом, потревоженные давно не разжигавшимся огнем и кипятком. У нее было странное чувство, что в бане она не одна, что рядом находятся, прикасаясь к ней мохнатыми лапами, какие-то странные существа.
Ощущая необыкновенный прилив сил, она вышла из бани и, пройдя на кухню, согрела кофе, потом вернулась в избу и села за стол. Муж мирно посапывал в кровати. Вика, усмехнувшись, раскрыла ноутбук и, выйдя в Интернет, набрала в «Гугле» слово «шева»:
"Шева", злая сила, порча, таинственное существо, которое "портит" людей, вселяясь в них, которое говорить устами человека в "кликушах", эта "шева" (зырянское слово), по мнению народа, культивируется колдунами в головном мозгу ящерицы… главным проявлением ее присутствия считались периодически повторяющиеся истерические припадки, а также несвойственные ранее человеку поступки и разговоры, нередко — раздвоение сознания… Говорится также о том, что иногда ящерица входит в человека во время его сна. Тогда человек заболевает и никакие лекарства не помогают ему.»
Под этой статьей была ссылка «Смотрите также». Щелкнув по заголовку «Ящер», Вика увидела новый текст:
«..наиболее древнее доказательство существования этого культа изображение крокодилообразного существа на приуральских шаманских бляшках. Эти бляшки небольшие бронзовые амулеты, которые изготавливали в неких культовых целях предки современных коми в период с конца 1 тыс. до н.э. и до начала 2 тыс. н.э. Сошествие шамана в преисподнюю изображено литыми фигурками, где человек оказывается сидящим на ящере. На одной из причудливых пермских блях человек в шаманском головном уборе сидит на ящере, туловище которого покрыто изображениями рыб. Вспомним, что ящер воплощал не только преисподнюю, но и подземное царство».
Вика закрыла глаза — перед ее внутренним взором снова встала картина: ниспадающие чешуйчатым водопадом рыбовидные ящерки, сливающиеся внизу в тело исполинского змея. Некто в шаманском костюме выплясывающий вокруг беснующейся нечисти. В голове всплывали слышанные давным-давно имена: ворса, вакуль, чуды.
Странный звук разбудил Лешу, заставив его открыть глаза и рывком сесть на кровати. Он еще не понял, что его разбудило, но по спине его уже тек холодный пот, а тело била холодная дрожь. Он пошарил рядом с собой рядом — жены не было.
— Ви…в горле внезапно пересохло,— Вика!— крикнул он, ошалелым испуганным взглядом осматриваясь вокруг себя. Он был в избе, но какой-то другой — сквозь провалившиеся доски пола проросли папоротники, мхи и большие грибы облепили остатки полусгнившей мебели. Из щелей в стенах высовывались членистые лапки, усы, пробирались, извиваясь, скользкие кольчатые тела. Краем глаза Леша уловил движение на ведущей с чердака лестнице и замер от ужаса. Сверху, пробуя воздух извивающимся языком, быстро спускалась огромная сине-черная рептилия с изогнутым, словно клюв носом. Распахнулась зубастая пасть, но вместо шипения вырвался ехидный смешок и Леша с ужасом увидел на морде пресмыкающегося человеческие глаза.
И тогда он заорал.
— Что, что с тобой?!— послышался встревоженный голос. Мокрый от пота, Леша открыл глаза — над ним склонилась испуганная Вика — и он с трудом подавил в себе новый крик, увидев те же глаза, что смотрели на него с ящеричьей морды.
— Сваливаем нафиг отсюда,— произнес он, рывком усаживаясь на кровати.
— Но…— Вика замолчала, растерянно смотря на Лешу. Таким она его еще никогда не видела — в его взгляде читались одновременно страх и плохо скрываемое отвращение, с которым он смотрел на жену. Было ясно, что он уедет из деревни с супругой или без нее.
Собирались недолго — большая часть вещей, которые они привезли с собой, так и осталась в машине. Леша со злостью сорвал с гвоздя череп и запустил его в глубину зарослей.
— Зачем?!— вскрикнула Вика.
— К черту!— зло сказал Леша,— я эту дрянь с собой не потащу.
Наконец погрузив все что можно, они заперли дверь и ворота, после чего выехали на проселочную дорогу. На улице было еще темно — рассвет задерживался из-за затянувших небо больших темных туч.
— Может не поедем?— робко сказала Вика, поглядывая на небо,— вдруг дождь пойдет?
— Прорвемся,— сквозь зубы сказал Алексей,— я здесь ни минуты не останусь.
Вика пожала плечами и уставилась в окно машины. За стеклом мелькали деревенские дома, во многих окнах уже горел свет. Кое-где местные жители выходили из ворот, провожая проезжавшую машину хмурыми взглядами.
— Вот чего они рожи кривят? — в сердцах произнес Леша.
Вика отвернулась— говорить с мужем было неохота. Сейчас он казался совсем чужим.
— Видят, что дождь будет, вот и кривят,— словно в подтверждение ее слов, на оконное стекло упали первые капли. Леша промолчал, прибавив скорости.
Они выехали с проселочной дороги на трассу, которую с обеих сторон обступил густой лес — вековая Парма, чащоба полная древних тайн. «Отпустит ли она нас»— подумала Вика, украдкой прижимая к груди небольшой сверток. Она все же не утерпела и тайком от мужа подняла выброшенный череп архозавра.
Дождь лил сильнее, дворники работали как сумасшедшие, а небо, будто игнорируя наступающее утро, становилось все темнее. Вике показалось, что они едут в огромном туннеле, где стенами выступали исполинские ели, а крышей черные тучи.
Раздался оглушительный раскат грома и небо взрезала извилистая молния.
— Леша! — крикнула Вика.
За окном мелькнула бурлящая вода — они переезжали через поднявшуюся от дождя реку.
— Леша!— отчаянно крикнула девушка, перекрывая новый раскат грома, — может вернемся?
— Что,— обернулся к ней Леша.
— Давай вернемся, говорю,— еще раз крикнула Вика,— переждем, когда дождь кончится.
Леша помотал головой, вцепившись в руль. Вика хотела крикнуть еще, когда вновь блеснула молния, грянул гром и, словно в ответ, тело девушки вдруг скрутила жуткая боль, зародившаяся где-то в сердце и разлившаяся по всему телу. Вика скорчилась на заднем сиденье, прижав руки к груди.
— Лешшааааа,— простонала она.
С ней творилось что-то неладное – лоб покрыла испарина, сердце колотилось так, будто стремилось вырваться из груди, в виски словно колотили маленькие молоточки. Вика в отчаянии прижала ладони к ушам — ей слышалось, что в такт ударам сердца откуда-то снаружи (или в ее голове?) раздаются размеренные удары бубна. Девушка решила, что она сходит с ума: будто откликаясь на эти удары, внутри нее затрепыхалось, забилось, вырываясь наружу, что-то живое. Нечто, не желающее, чтобы его вывозили из этих мест. Вика, почувствовав резкий приступ тошноты, вырвала прямо на сиденье машины.
— Что с тобой?— увидевший лицо жены в зеркале Леша развернулся,— Вика, скоро…
— Ос…— почти выкрикнула Вика, стремясь заглушить шум в ее голове,— остановиии…,— произнесла она, судорожно цепляясь за спинку переднего кресла
Ее горло сдавил спазм, она мучительно закашлялась, выблевывая на пол черный комок, расплетшийся на множество маленьких извивающихся существ. Большая черная ящерица взбежала на спинку кресла, распахнув пасть и зашипев на оторопевшего мужа. Над спинкой кресла поднялось искаженное болью лицо Вики и на мгновение черты ее будто слились, смешались с мордой рептилии. Пораженный ужасом, Леша отпрянул, на мгновение выпустив руль. Машина, вильнув на скользких досках и, проломив деревянное ограждение моста, въехала в разлившуюся реку.
Бубен все громче рокочет над головой и сквозь темную толщу мутной воды мерцает яркое пламя костра. Бесшумно и быстро, прижав лапы к телу, извивается под водой чешуйчатая тварь. Существо, пришедшее из непостижимой человеческим разумом временной бездны, по всем законам природы должное уйти в небытие задолго до появления человека — но что те законы наследникам тайного знания. Знания позволяющего проникать сквозь время и пространство, утверждающего глубокое единство всего сущего— животного, людского, божественного, знания благодаря, которому тварь из болота была жива — и хотела жрать!
Что-то темное закрывает мерцающий свет и шумно падает в воду. Мощное тело бросается вперед и острые зубы впиваются в плоть, так непохожую на бесчисленных обитателей влажных зарослей и топкой грязи, где доселе приходилось искать добычу убийце с холодной кровью. Множество пузырей вырывается изо рта, распахнутого в бессильном крике, хрустят кости и тварь, мотая головой, впадает в кровавую горячку, жадно проглатывая куски плоти. Она мечется на поверхности, таская за собой бьющуюся в предсмертных судорогах добычу, а на берегу слышатся удары бубна и фигуры в странных одеяниях вздевают руки, монотонно произнося песнопения.
— Теперь вам не кажется странным,— спросил доктор, когда они вместе с полицейским вышли прикурить на балкон,— то, что вы увидели в морге?
— Еще бы,— передернул плечами полицейский, вспомнив полуобглоданный труп, — но что с ней все-таки случилось?
— Не знаю,— пожал плечами доктор,— я не могу поставить диагноз. Это произошло в машине, но что — ума не приложу.
— Такое впечатление, что это не человек,— медленно сказал лейтенант,— животное, настоящее животное.
— Это еще не все,— усмехнулся доктор,— у нее совершенно патологические изменения в организме, никогда такого не видел. Все жизненные процессы протекают в каком-то странном ритме, анализ крови показал ряд ферментов, которых в крови у человека быть не должно. Кожа ороговевшая и холодная. Похоже, что мозг тоже поврежден, но точно сказать не могу — энцефаллографа у нас нет. Завтра приедут родственники из Перми, заберут ее и тело мужа. Пусть там разбираются.
Полицейский покрутил головой, с тоской думая о том, что как ему нелегко будет все это описать в рапорте, но возражать не стал. В глубине души он надеялся, что можно будет как-нибудь спихнуть это дело на пермское УВД. Или Сывтывкарское — уже выяснилось, что супруги ехали из деревни в Республике Коми.
— Чертовщиной какой-то от этого веет,— передернул плечами полицейский, глянув на простиравшуюся за рядами домов стену леса,— в зырянских деревнях такого полно. Я сам в такой деревне родился, а родичи живут по сей день. Городским там делать нечего.
— Вроде там у них родня жила,— пожал плечами доктор.
— Родня,— хмыкнул полицейский,— да уже понял я, что там за родня. Старики рассказывали, что колдун прежде родного человека должен сгубить, чтобы потом чужих портить. Говорят, такие штучки они тоже вытворяли — человека нечистью подменить, а самого унести неведомо куда для своих дел.
— Сказки все это,— неуверенно протянул доктор,— хотя, черт его знает…
— Кто-кто, а он точно знает,— невесело усмехнулся лейтенант,— ладно, я к вам еще завтра заеду. Сейчас не могу остаться— мне сейчас как раз надо в одну такую деревню ехать, засветло хочу обернуться.
— А там-то что?— вяло поинтересовался доктор.
— Да тоже фигня какая-то,— пожал плечами полицейский,— на днях сразу у нескольких мамаш груднички пропали, прямо с кроваток. Небось сами и придушили, а потом испугались, чертовы бабы. И так рождаемости нет, а тут еще это. Ладно, до завтра.
Вика лежала на больничной койке, стянутая крепкими ремнями поверх смирительной рубашки. Голову ее тоже обтягивал ремень, прижимавший ее к подушке, глаза прикрывала плотная черная повязка. Это было сделано, прежде всего, по просьбе медсестер, ставивших капельницу. Что там сестры — даже санитары не выдерживали нечеловеческого взгляда пациентки, время от времени распахивавшей рот, чтобы издать очередное громкое шипение. Однако сейчас, успокоенная лошадиной дозой снотворного, девушка мирно спала и на ее губах играла слабая улыбка.
Чешуйчатая тварь раздвигает листья папоротников и плюхается в небольшую речушку, полную мутной воды. Во все стороны разбегаются потревоженные мелкие гады, но Ящерица не обращает на них внимания. Извиваясь всем телом, она переправляется на другой берег и вновь исчезает в зарослях. Проползая под стволами поваленных деревьев, барахтаясь в болотной грязи, она спешит, спешит вперед.
Вот заросли расступаются и перед Ящерицей открывается огромное болото, затянутое мхами и жирной тиной. На самой большой кочке сидит, подобрав ноги словно жаба, высокая голая женщина. С растрепанных волос свисают серебристые нити, по которым взбираются пауки, вокруг головы вьются комары, на сосках огромных грудей висят ящерицы. Женщина подымает глаза и улыбается железными клыками.
— Здравствуй, Викьо — говорит она,— наконец-то ты пришла ко мне.
* Текст выложен полностью.
http://cimmeria.ru/kartinochka.png
Оценки судей:
— Вот сюда, пожалуйста, — худощавый лысый мужчина в белом халате, посторонился, пропуская вперед молодого человека в полицейской форме. Тот кивнул, быстро спускаясь по ступенькам. Под тусклой лампой блеснули две золотые звездочки.
В морге было холодно – в непривычно жаркий для Кудымкара день холодильные установки работали на полную мощность. Трупов было относительно немного: только шесть накрытых простыней тел лежали на столах.
— Это он? — спросил полицейский, остановившись перед одним из тел. Ответ, впрочем, напрашивался сам собой: только у этого трупа стоял санитар — дюжий мужик с некрасивым скуластым лицом. При виде стража порядка в глазах санитара мелькнула тревога, он непроизвольно попытался скрыть руку, так чтобы не была видна наколка на запястье. Полицейский сделал вид, что ничего не заметил.
— Да он,— кивнул доктор,— вы как, товарищ лейтенант, трупов не боитесь?
— Не смешно, Иннокентий Павлович,— поморщился полицейский,— показывайте.
Врач кивнул санитару и тот, натянуто усмехнувшись, откинул окровавленную простыню.
— Черт!— полицейский отпрянул, с трудом подавив желание отвернуться.
— Хорош?— понимающе спросил доктор.
— Да,— подавленно кивнул в ответ полицейский, разглядывая труп. Было видно, что при жизни это был высокий светловолосый мужчина, неплохо сложенный. Но смотреть без содрогания можно только на тело — лицо мертвеца оказалось изглоданным до самой кости. Напрочь отгрызен нос, объедены губы и щеки, распахнутый рот показывал, что и язык вырван с корнем. Черными влажными дырами пялились высосанные глазницы.
— Он был жив, когда его привезли — спокойно сказал врач за спиной полицейского,— хотя, конечно, без шансов. Умер еще в коридоре.
— Кто, говорите, его обнаружил? — спросил полицейский.
— Мужички местные,— сказал врач,— когда ехали в Кудымкар. В тот день дождь шпарил, так что повезло, что им нужно было в город к полудню. А то остались бы в деревне и черт его знает, кто и когда на ту машину наткнулся. Едут мимо, видят в реке иномарка стоит, в салоне мельтешит кто-то. Подъехали, думали, может помощь требуется, а там такое,— доктор передернул плечами,— самому до сих пор не по себе.
— Они в городе сейчас?— озабоченно спросил полицейский,— надо бы их допросить.
— В городе, где же им еще быть? — пожал плечами врач,— небось, по сей день в себя приходят. Они бы и сразу полицию вызвали, да заметили, что парень дышит еще, а она совсем не в себе. Повезли к нам, ну а дорога понятно какая…
— Она?— перебил полицейский врача.
— Угу,— кивнул Иннокентий Петрович,— супруга, судя по документам. Пойдемте, товарищ Смирнов, сами все увидите.
Он кивнул санитару и тот набросил простыню на истерзанный труп. Полицейский и доктор уже покидали морг, поднимаясь по ступенькам наверх.
Из-за дверей палаты слышались испуганные женские крики, ругательства и злобное шипение.
— Она что, совсем невменяемая?— спросил полицейский.
Доктор устало покачал головой.
— Я вообще не знаю, как это назвать,— произнес он,— это первый случай в моей практике. Смотрите сами,— произнес он, открывая дверь палаты.
Возле больничной койки стояла бледная медсестра с шприцем в руках, пока двое дюжих санитаров с трудом удерживали закутанную в смирительную рубашку черноволосую девушку. Руки и плечи мужчин покрывали свежие укусы. Больная выворачивала шею так, что казалось, она вот-вот свернет ее, пытаясь укусить санитаров. В распахнутом рту виднелись окровавленные зубы.
-Успокоительное давали? — бросил врач сестре.
— Двойную дозу,— запинаясь, произнесла девушка,— покормить хотели, а она как бешеная. Вот,— она подняла руку, показывая разорванный в клочья рукав и окровавленное предплечье,— зубами вцепилась.
— Вколите столько же,— сказал врач,— и ставьте капельницу. Будем кормить внутривенно.
— Хорошо,— кивнула медсестра, испуганно смотря на мечущуюся пациентку. Полицейский и сам невольно вздрогнул, встретившись глазами с безумной. Это не был взгляд человека — пусть даже сумасшедшего. Черные зрачки расширились настолько, что почти заслоняли радужную оболочку, взгляд не выражал ни единой мысли, но при этом был полон жизни, чуждой всему человеческому. Отстранённый холодный взгляд.
Взгляд рептилии.
За три дня до описываемых событий.
— Смотри, какая большая!
Крупная ящерица, сидевшая на подпиравшим калитку столбе, метнулась вниз по доскам и спрыгнула в густую траву, блеснув черной чешуей в лучах заходящего солнца.
— Никогда не видела раньше черной ящерицы,— задумчиво произнесла Вика, проводив взглядом пресмыкающееся.
— В таких зарослях да еще рядом с рекой, скоро и крокодилы заведутся,— пропыхтел Леша, открывая вторую створку ворот, — ты гляди, прямо вросли в землю! Их вообще когда-нибудь открывали?
— Лет пять назад, наверное,— пожала плечами девушка,— когда дядя Витя жив был. А как помер, бабушка его «шестерку» продала за копейки. Ей то машина без надобности — водить не умела, а куда надо в деревне и через калитку выйдет.
— А если бы приехал кто?— спросил парень, прислоняя створку ворот к забору, — ну, теперь должна заехать. Сами вы когда ее последний раз навещали?
— Давно,— грустно покачала головой девушка.
Алексей хотел что-то добавить, но посмотрел в лицо девушки и осекся.
— Машину, наверное к дому отгоню,— буркнул он, отходя к стоящей на дороге «бэхе»,-может, найду где поставить.
Он хлопнул дверью, усаживаясь за руль и заводя мотор. Вишневая иномарка въехала в распахнутые ворота, придавливая большие лопухи. Некогда просторный двор и огород заросли бурьяном, сквозь который вела лишь небольшая тропинка — видимо именно по ней, до смерти, ходила бабушка Марпа. В траве валялось несколько подгнивших яблок, опавших с низкорослых яблонь-дичков. Когда-то они плодоносили лучше, но, оставшись без хозяйского присмотра, они были почти незаметны в густом бурьяне.
Девушка не торопясь, шла по тропинке, распугивая прыскающих во все стороны ящериц — их всегда было много в саду у «бабушки Марки», как ее называла приезжавшая на каникулы маленькая Вика. В первый приезд девочка проявила немалый интерес к шмыгающим по огороду гадам, пытаясь поймать хоть одну ящерицу— но те каждый раз выскальзывали из рук, оставляя в пухлых детских пальчиках чешуйчатые хвостики. Вика вспомнила, как она прибежала к бабушке, зажав в кулачке извивающийся трофей.
— Ба, смотри что у меня,— воскликнула девочка, гордо демонстрируя ящеричий хвост бабушке, ставившей в печь кисель из черемухи— ляз. Пожилая женщина обернулась к внучке и та невольно попятилась, увидев как изменилось лицо Марпы. Седеющие темные брови сошлись к переносице, зрачки расширились.
— Я что-то неправильно сделала, ба?!— залепетала Вика,— я не хотела, правда. Она сама…
-Никогда больше так не делай!— сказала бабка и Вика невольно попятилась от неожиданно громкого голоса старухи,— не прикасайся к ним!
— Они плохие, да?— Вика растерянно переводила взгляд с лица бабушки на комочек плоти в руке,— но они же маленькие.
— Пежгаг,— покачала головой старуха,— дитя Йомы. Им не надо быть большими, чтобы передать тебе шева.
Вика ничего не понимала, но тон бабушки был столь серьезным, а глаза смотрели на внучку так испытующе, что девочка на всякий случай разрыдалась.
— Марфа Алексеевна, опять вы за свое! — на кухню ворвалась Ирина, обнимая плачущую девочку и сердито глядя на свекровь, — сколько раз я говорила не рассказывать ей этих ваших баек. Вы, что не видите, что пугаете ребенка?!
Старуха молча подошла к внучке и села перед ней на колени.
— Дай мне,— неожиданно ласково сказала она, протягивая руку. Вика, покосившись на мать, робко положила в сморщенную ладонь ящеричий хвост. Марпа одобряюще улыбнулась ей и погладила по голове.
— Ничего Викьо,— назвала она внучку на зырянский манер,— ты малая пока, голову себе не забивай. Подрастешь — все поймешь, все, что я знаю, что умею — тебе перейдет.
— Марфа Алексеевна,— возмущенно воскликнула Ирина, — хватит!
Старуха презрительно покосилась на невестку и вышла в огород. Выглянув в окно, девочка увидела, как бабушка, склонившись под яблоней, что-то шепчет, вытягивая вперед сложенные руки и что-то кладя на землю.
— Вот ведь сумасшедшая старуха,— произнесла мать, качая головой. Вика промолчала— даже в столь юном возрасте она видела, что мама и бабушка друг друга не переносят. Каждую поездку в деревню Ирина совершала, словно выполняя повинность по отношению к мужу. Самой Вике нравилось в селе — тут было много нового для городской девчонки, а «бабушка Марка» знала столько интересных сказок! Темными вечерами, когда мама и папа ложились спать, девочка пробиралась на кухню, где бабушка хлопотала до поздней ночи. Она рассказывала внучке легенды коми — о ведьмах, колдунах, «неспокойных мертвецах», о лесных и водяных духах, о Йоме— первой жене Ена, сброшенной им с небес.
— В чащобе она живет,— помешивая очередное варево, рассказывала старуха,— в болотах, Еном и людьми отвергнутая. Когти ее из железа, глаза шерсть застит, ящериц, пауков да лягушек детьми зовет, а детишек человеческих на завтрак ест. Все ведьмы, что есть на земле, ее подобие, первые наставники в колдовстве – она и Гундыр.
— А кто это, ба?
— Гундыр-то? Муж ейный, змей о двенадцати головах. Дыхание его – пеж, вся порча, вся шева от него идет.
Мать бы сошла с ума, узнав, какие истории рассказывает дочери мать мужа. Ирина чуждалась здешних мест — она и коми была только наполовину, по матери из Кудымкара, умершей еще до рождения Вики. Отец Ирина был чистокровным русаком и его дочь, хоть и вышла замуж за зырянина, считала себя русской по культуре и воспитанию, соотвественно воспитывая и дочь. Муж— геолог не препятствовал этому: работая вахтовым методом в Воркуте, он нечасто бывал дома. От предков у Вики остались обрывочно усвоенные от бабушки легенды, с десяток зырянских слов да характерная внешность: темно-русые волосы, высокие скулы, слегка раскосые серые глаза. Выглядела Вика эффектно: симпатичная девчонка, с длинными ногами и красивой грудью, неизменно пользовалась вниманием однокурсников, обучавшихся с ней в одном из пермских вузов.
Не стал исключением и Алексей Петров, за которого Вика вышла замуж два месяца назад. Вика, усмехнувшись, подумала, что бабушка бы точно не одобрила ее выбор – уж Леха чистейший русский, родившийся в Вологде, долгое время проживавший в Санкт-Петербурге, пока его родители не переехали в Пермь. Нельзя сказать, чтобы они без памяти влюблены друг в друга, но каждый из них считал, что ему повезло с супругом: Алексей получил красивую образованную жену, юриста в одной из крупных фирм. Вике же достался обеспеченный муж, начинавший успешную карьеру в местной администрации. Вместе они строили планы на будущее, когда Вике пришло известие о смерти Марпы Налимовой. Мучимая совестью за то, что она за последние лет семь так и не нашла времени, чтобы выбраться к бабушке, Вика решила сделать это хотя бы посмертно, а заодно и подумать, как распорядиться свалившимся на голову наследством. Кроме внучки у одинокой старухи из глухой деревни на границе Республики Коми и Пермского края не осталось иных родственников.
Наследство было не ахти – самую ценную его часть представлял дом, построенный чуть ли не два века назад. Со временем его крышу покрыл шифер, над которым сейчас торчала телевизионная антенна. Это, несколько хозяйственных пристроек, заросшие сорняком шесть соток и свой выпас на берегу реки — вот и все наследство старой зырянки. Леша хотел как можно скорее сбыть старый дом с рук, но Вика решительно не представляла, кто мог позариться на развалюху в глухой деревне.
-Машину загнал в пристройку,— оторвал ее от размышлений муж,— пойдем в дом?
Вика кивнула доставая из кармана ключ, выданный ей в сельсовете — когда сельчане нашли мертвую Марпу Налимову в огороде, глава поселения закрыл и опечатал дом до приезда родственников. Вика сорвала бумажку с печатью и повернула ключ в замке. Со скрипом отворилась дверь, обнажив черную пасть входа.
Уже шагая внутрь, Вика краем глаза увидела что-то маленькое, темное, метнувшееся к щели меж бревен, рядом с окном. Она откинулась назад, стараясь разглядеть лучше.
— Что там?— спросил уже перешагнувший порог Леша.
— Нет, ничего,— растерянно сказала Вика,— показалось.
Наверное, и впрямь показалось. Делать той ящерице нечего, как за ними в дом ползти. Воспоминания эти, детские, нахлынули, вот и мерещится…всякое.
Внутри дом выглядел, так же как и запомнился Вике. Первоначально вся изба образовывала одну большую комнату, часть которой позже отгородили стеной, образовав кухню. Чуть ли не половину ее занимала большая печь, тут же стоял умывальник, небольшой столик с электроплиткой на нем, старенький холодильник «Минск», судя по всему — давно не работающий. За стеной кухни начиналась собственно изба — с тремя затянутыми паутиной окнами и большой кроватью на высоких ножках. Из прочей мебели было несколько стульев, письменный стол с маленьким телевизором и небольшой шкаф. Все вещи покрывал толстый слой пыли.
— Тут хоть розетка есть? – проворчал Леха, щелкая выключателем и чихая от поднявшегося облака пыли,— надо же, работает. А где вход на чердак?
— Вон,— кивнула Вика на лестницу, начинавшуюся за комодом, — Когда в гости приезжали, бабушка всегда наверху спала. Мы с мамой здесь, а папа и дядя в летней избе.
— Это где?— покрутил головой Леша,— вон то, что ли?— он показал на дальнюю стену, в которой виднелась небольшая дверь. За ней обнаружились небольшие сени, ведущие во второе помещение — превращенную в своего рода «гостиную» летнюю избу. Посреди нее стоял большой обеденный стол с рядом стульев, вдоль стен тянулись широкие лавки, перемежаемые дверьми в разные хозяйственные пристройки.
— Вон туда я вроде машину загнал,— сказал Леша указывая на одну из дверей, — а что там раньше было?
— Хлев, — пожала плечами Вика,— дядя его потом в гараж переделал. А вон там баня, — она показала на еще одну дверь,— раньше она у реки была, пока ее весной не размыло.
— Баня говоришь?— Леха игриво приобнял супругу за талию,— может, помоемся с дороги?
Он поцеловал ее в шею и Вика со смешком вывернулась из его объятий.
— Давай еще на чердак заглянем,— сказала она.
Они поднялись по оглушительно скрипевшим ступеням, осторожно держась за хлипкие перила. В противоположность скудному убранству нижних помещений, чердак загромождал всякий хлам, видимо перетащенный снизу. Старая кровать с прохудившимся матрацем, множество банок с непонятным содержимым. С потолка свисали порванные рыбацкие сети, на стенах виднелись связки разных трав.
— Ну и воняет тут,— поморщился Леша.
— Ага,— кивнула Вика. В спертом воздухе стоял густой запах сырости, прелых листьев, гниющей плоти и чего-то еще, совсем непонятного.
— Кошка тут сдохла что ли?— спросил Леша.
— Или мышка,— кивнула Вика,— Надо бы всю эту дрянь отсюда выбросить.
— Угу,— сказал Леша,— а то хрен кто купит хату с этаким срачем. Погоди, а это что?
За диванной спинкой стоял большой сундук— довольно старый, если судить по архаичной росписи: человеческие фигурки, стилизованные изображения разных зверей и птиц. Раньше, судя по дужкам, на сундук вешали замок, однако сейчас он отсутствовал и Леша не без усилий откинул тяжелую крышку.
— Ох ты же, ё…-молодой человек отшатнулся и с чувством выругался,— экстремалка, я смотрю, у тебя бабка была.
Его можно было понять — и человек с более крепкими нервами невольно опешил при виде пялящегося пустыми глазницами зубастого черепа.
— Вау!— воскликнула Вика, проскальзывая мимо оторопевшего супруга,— сберегла бабуля.
— Ты что будешь эту дрянь в руки брать?— поморщился Леша,— похоже, он тут и воняет.
— Да нет,— усмехнулась Вика, доставая из сундука необычную находку,— что тут могло сгнить, сгнило миллион лет до нашей эры. Это же камень,— для убедительности она постучала по черепу,-посмотрим, что тут бабка еще приберегла.
Череп лежал меж разноцветных тряпок, в которых Вика признала бабушкины сарафаны, юбки, плетенные пояса. Девушка хихикнула, на минуту представив себя в таком одеянии. Попадались тут деревянные и металлические фигурки; нанизанные на нити просверленные косточки и черепа мелких животных, большой камень с дыркой посредине, костяные игольники и прочий хлам.
— Больше ничего интересного,— сказала Вика, выпрямляясь,— пошли вниз, а то тут, фу! — она сморщилась,— кажется, еще больше вонять стало.
Чуть позже они уже сидели на кухне, где, подогрев нашедшийся в доме чайник, пили чай с захваченной с дома нехитрой снедью. Тут же на столе стоял и найденный на чердаке трофей, наскоро сполоснутый в умывальнике. От черепа, как водится, не осталось нижней челюсти, однако остальная часть была в удивительной сохранности. При жизни эта огромная кость, почти в полметра длиной принадлежала, видимо, твари вроде огромной ящерицы или крокодила: вытянутый череп, большие глазницы и носовые пазухи. Передняя часть черепа загибалась вниз подобно птичьему клюву, но в отличие от него, вдоль всей челюсти тянулись длинные острые зубы.
— Так это что, динозавр что ли?— спросил Леша, с интересом рассматривая находку.
— А черт его знает,— махнула рукой Вика, прихлебывая чай,— бабушка говорит он у нее чуть ли не с восемнадцатого века хранится. Тогда наводнение было, что-то там размыло, а предок какой-то нашел. Вот с тех пор и хранится у нас.
— Зачем?— пожал плечами Леша,— лучше в музей сдали бы.
— Мать говорила бабушке,— с набитым ртом сказала Вика,— и отец тоже, а она — ни в какую. Говорила, что это «сторож дому», талисман или что-то в этом роде. Бабку колдуньей считали — «тöдысь» по-здешнему. Она рассказывала: мол душа каждого живого существа живет в его черепе и после смерти там же остается. И дядька во что-то такое верил — он рыбак был знатный и держал щучий череп, который все время с собой на рыбалку носил. Говорил, что душа щуки улов насылает.
— Фигня какая-то,— произнес Леша,— а это что может насылать? Ящериц что ли приманивает? То-то, я смотрю, ими весь огород кишит. Нет, домой вернемся – отдадим в музей, вдруг открытие какое окажется. Глядишь,— усмехнулся он,— напишут про нас где или покажут, прославимся еще. А может за такое и денег положено.
— Может быть,— кивнула Вика, не сводя глаз с пустых глазниц доисторической твари.
— Сундук, может, тоже куда найдется сбыть,— продолжал Леша,— вообще надо будет как следует на чердаке пошарить – вдруг еще какой антиквариат найдем.
Вика кивала, слушая супруга вполуха. Закончив нехитрый ужин и убрав со стола, супруги перебрались в избу. Доисторический череп был торжественно повешен на торчащий из стены гвоздь аккурат над кроватью.
— Это же талисман?— усмехнулся Леша,— вот и пусть охраняет.
Вика промолчала, хотя ей такое вольное обращение с реликвией не понравилось. Муж тем временем уже расстилал постель. Быстро раздевшись супруги нырнули в расстеленную кровать, прижимаясь к друг другу под тонким одеялом.
Исполнение супружеского долга прошло быстро – секс никогда не был сильной стороной их семейной жизни. Через десять минут Леша сполз на простыню и почти сразу уснул. Вика лежала на спине, разочарованно кусая губы и смотря в потолок. Лунный свет освещал череп твари, бросавший устрашающего вида тени на стену. Передернув плечами Вика, повернулась на бок, прижавшись к обнаженному мужскому телу. «Приснится еще фигня какая»— лениво подумала девушка, чувствуя, как проваливается в сон.
Она шла по узкой тропке меж странных высоких деревьев — без листвы и ветвей, от корней и до кончиков ветвей покрытых необычной зеленой корой. Небо, проглядывающее сквозь сплетшиеся заросли, стремительно темнело, так что Вика скоро перестала видеть дальше вытянутой руки. Вокруг что-то шуршало, поскрипывало, стрекотало, в зарослях мелькали уродливые силуэты, заставлявшие сердце Вики бешено стучать в тревожном ожидании — вдруг какая-нибудь тварь решит заступить ей дорогу.
Неожиданно деревья расступились и девушка оказалась на берегу болота, покрытого исполинскими мхами и гигантскими, чуть ли не с бочонок ягодами. Огромная топь простиралась до самого горизонта и Вике вспомнила рассказы бабушки о предначальной Топи из которой в начале времен выползли на кочку две огромные лягушки — творцы мира, боги Ен и Омоль.
Кочка была и тут – возле самого берега выпирала из затхлой, покрытой густой жирной тиной, воды. И на ней спиной к Вике сидела обнаженная женщина. Напевая что-то под нос, она расчесывала длинные черные волосы. В свете мерцавшей с неба Луны черная грива отливала тусклой зеленью – словно густая болотная тина или жирный ил.
Впрочем, и бледное светило в ночном небе было нездорового зеленоватого цвета.
И запах. Все тот же запах гнили, что и на чердаке, но намного сильнее— он буквально бил в ноздри, затрудняя дыхание. Вика почувствовала, как ее подташнивает.
— Эй!— неуверенно сказала девушка — эй, послушай!
Женщина расчесывала волосы, продолжая напевать монотонный мотив от которого у Вики побежали по спине мурашки.
— Да послушай же!— крикнула Вика, хватая девушку за плечо.
Сидевшая на кочке обернулась и Вика отшатнулась – ее глазам предстало коричневое лицо с круглыми черными глазами. Тонкие пальцы цепко схватили запястье Вики и та, в ужасе заметила на них мелкие чешуйки. Острые коготки царапнули девичью кожу и длинный язык влажно лизнул Вику в лицо. Из пасти с мелкими острыми зубами вырвалось злорадное шипение.
— Пусти!— отчаянно вскричала девушка, но болотная нежить еще сильнее вцепилась в ее руку. Неуловимым глазу, упругим движением она скользнула вперед и девушка забилась в когтистых лапах, вдруг обнаружив, что на ней тоже нет одежды — как она могла не заметить этого, когда шла по лесу? Но ведь это сон.
Кошмарный сон. Странный сон…Приятный сон?
Маленькие твердые груди коснулись Викиных и девушку словно пронзило электрическим током. Холодные пальцы скользнули вниз, неожиданно нежно коснувшись Вики между ног и та со страхом и стыдом поняла, что ее тело откликается на эти ласки. Ей было страшно, но страх непостижимым образом возбуждал ее, заставляя уступать этому натиску. Между ног чавкала слизистая жидкость, по коже скользила холодная чешуя и вся противоестественность ситуации еще больше распаляла Вику. Что-то темное, животное, грязное просыпалось в ней, нечто таившееся всю жизнь и, наконец, дождавшееся часа, чтобы выползти наружу. В черной воде болота отражалась гнилостно-зеленая Луна, в странном лесу стрекотали, прыгая с ветки на ветку мерзкие существа, а на ковре из исполинского мха внучка старой колдуньи, одержимая нечестивым вожделением, отдавалась болотной твари.
— Вика, — Леша тряс за плечо беспокойно метавшуюся супругу,— проснись!
Девушка открыла глаза и Леша невольно отпрянул — настолько дикими, незнакомыми были ее глаза. Он снова открыл рот, но сказать ничего не успел — рывком подавшись вперед всем телом, девушка впилась губами в его губы, цепко, словно плющ, охватив руками и ногами мужской торс. Ногти проскребли кровавые борозды в спине мужа и Леша, невольно откликаясь на эту внезапную страсть, вошел в податливую, истекавшую влагой плоть. Ее глаза возбужденно поблескивали в темноте, с губ срывались похотливые стоны и вскрики, еще больше распалявшие мужа. Неудовлетворенная, грубо вырванная из своего эротического кошмара, Вика стремилась с мужем наяву завершить начатое девушкой-ящерицей.
В пылу страсти молодые супруги не услышали, как над ними чуть слышно что-то прошуршало и темная тень мелькнула возле висевшего на стене уродливого черепа. С потолка за парочкой наблюдали внимательные глаза.
— Что с тобой случилось?— допытывался Леша утром.
Они сидели на кухне, где на электрической плитке грелся чайник. Рядом лежали привезенные с собой бутерброды, однако Вика к ним не притронулась несмотря на лешины уговоры.
— Нет аппетита,— коротко отвечала Вика.
— Ты не заболела? — беспокойно спросил муж.
— Не знаю,— помотала головой девушка, — нет, кажется.
На самом деле ей и впрямь с утра нездоровилось — словно нахлынувшая ночью похоть разом выжала из нее все соки. Голова была тяжелой, как с похмелья; тело бил озноб, из-за которого Вика, несмотря на теплую погоду, зябко куталась в найденную в шкафу бабушкину шаль. Но говорить об этом с Лешей ей не хотелось.
— Этот чертов дом на тебя плохо влияет,— покачал головой молодой человек,— ты с ночи как не в себе…
— Неужто не понравилось?— усмехнулась Вика и неприятно поразилась тому, сколь желчными вышли у нее эти слова. Она совсем не хотела высказать это так.
— Не в том дело,— замялся Леша, -просто…
— А что просто? — с вызовом спросила Вика,— впервые со свадьбы трахнулись по-человечески – это тебя смущает?
«Что я несу»?!
— Вика!
— Что?!
Последний крик был слишком громким и Вика сама устыдилась его.
— Прости,— произнесла она,— я не хотела. Мне, похоже, и впрямь нездоровится…
— Оно и видно,— сухо сказал Леша, — похоже, зря мы сюда приехали. Сегодня же пойду в сельсовет, скажу, чтобы дали объявление о продаже дома. И в городе тоже скажу. Ну, а ты в Интернете объявление размести.
Вика кивнула, поднимая глаза и робко улыбаясь Леше. Тот ободряюще улыбнулся ей в ответ, приподнялся на стуле и поцеловал ее в лоб.
— А ночью было хорошо!— подмигнул он,— я скоро. Постарайся поесть.
Он хлопнул дверью выбегая во двор и через некоторое время Вика услышала, как заработал мотор. Она осталась одна в старом доме.
Несколько последующих часов Вике нездоровилось. Она пыталась поесть, но кусок по-прежнему не лез в горло. Пыталась поспать, но глаза упорно не желали смыкаться, тело бил озноб, а в голову лезли воспоминания из упорно не улетучивающегося из памяти сна. Стараясь отвлечься, Вика открыла ноутбук — к ее удивлению, в этой глуши работал Интернет. Она разместила несколько объявлений на сайтах купли-продажи недвижимости, после чего случайно перешла на новостной сайт. В глаза бросился заголовок: «Во время рытья котлована рабочие нашли бивень мамонта».
Вика невольно обернулась — над кроватью все также висел доисторический череп, пялящийся на нее пустыми глазницами.
— Сейчас узнаем, кто ты такой,— пробормотала девушка, вбивая в поисковик слово «палеонтология».
Увлекшись расследованием Вика и не заметила, как ей стало лучше – будто сгущавшиеся сумерки вливали новые силы в ее организм. Она даже нашла в себе силы выйти из дома, чтобы посидеть на крыльце. За забором виднелась пустынная улица – лишь через десяток домов светились чьи-то окна показывающий, что тут живут люди. Деревня потихоньку вымирала, молодежь давно разъехалась, остались одни старики да горькие пьяницы. Вика подумала, что может уехать так и не познакомившись ни с кем в деревне. Хотя, если они все равно тут не собираются жить, то и ни к чему.
Позади послышалось шуршание и Вика обернулась – на траве в полутора метрах от нее лежала картонка, дергавшаяся так будто под ней билось какое-то живое существо. Вика ощутила острый приступ страха и еще более сильный – гадливости, но, несмотря на это, осторожно подняла картонку.
От испуга она заорала, когда из-под ее рук во все стороны прыснули ящерицы — так много, что от извивающихся серых, коричневых, зеленых тел зарябило в глазах. Голова Вики вдруг закружилась, ноги ослабли и она мягко опустилась в густую траву.
Скользкие ветви. Запах прелой листвы. Шум текущей воды.
Меж зарослей папоротника и хвощей, по зеленому ковру мха скользят чешуйчатые тела и бесстрастные черные глаза встречаются друг с другом. Небо стремительно темнеет, но это неважно — тело само знает дорогу, острые коготки привычно цепляются за знакомые веточки, неровности почвы. Рядом снуют точно такие же проворные, молчаливые существа.
Какие-то мелкие твари мельтешат под носом – хватаешь сразу, не разбираясь, с хрустом разгрызая твердый панцирь. Тело терзает лютый голод, требующий немедленного насыщения, язык царапают покрытые хитином ножки и усики, небо жжет от кислой жидкости. Проглотить скорее, пока добычу не отняли другие и снова вперед, навстречу шуму воды и слышащегося сквозь него размеренному рокоту.
Впереди овраг на дне которого течет река и туда, одно за другим сваливаются извивающиеся тела. Они меняются на глазах — лапы становятся шире, между ними разрастаются перепонки, глаза выпучиваются, а по бокам открываются жаберные щели. Вот и ты под давлением сзади падаешь в холодную воду. То выныривая за воздухом, то ныряя, плывешь вперед, в толчее таких же чешуйчатых созданий. Их так много, что кажется — вместо воды в реке течет коричнево-зеленый поток из множества мелких тел. А с обрыва падают все новые твари, стремящиеся навстречу неумолчному рокоту и пробивающемуся сквозь него монотонному голосу, произносящему непонятные слова. В тон им слышатся бессвязные вопли, раскатистый хохот, вой, лай и детский плач.
Широкий чешуйчатый поток втекает в обширное мелкое озеро, испещренное островками, поросшими мхами и росянкой. В центре пляшет женская фигура с растрепанными волосами и в черных одеяниях, бьющая в огромный бубен. Перед ней пляшут, хохочут, воют по-звериному причудливые существа: великан, с вывернутыми назад пятками и мохнатыми ушами, могучий старик в мокрой одежде и с длинной зеленой бородой, темнокожие карлики с поросячьими ногами. Вот они расступаются и вперед выходит некто странный с узкими глазами и ртом, похожий на человека, но с плоским, как доска, телом. В руках он держит несколько плачущих младенцев, которых с поклоном передает великанше. Та откладывает бубен в сторону и начинает рвать на части маленькие тела железными когтями. Некоторых младенцев она бросает в воду, в которой ворочается нечто огромное — нечто, во что словно ручейки в реку вливаются маленькие создания, соединясьь в теле многоглавого змея, состоящего из множества змей, ящериц и лягушек. Множество зубастых пастей терзают вопящих младенцев, насыщаясь нежным мясом.
— Вика, — резкие удары по щекам,— Вика, да что с тобой!? Очнись!!??
Леша c силой встряхнул жену за плечи, словно собираясь вытряхнуть ее скелет из плоти. Девушка вздрогнула и открыла глаза — она лежала на кровати в избе, совершенно голая. Кожа ее была покрыта мелкими царапинами, испачкана грязью и вонючей слизью, к которой прилипли соринки, травинки, мелкие листочки. Голова раскалывалась— Вика провела рукой по волосам и тихо охнула— в висках отозвалась глухая боль.
— Что,— хрипло произнесла она,— что со мной случилось?
— Что случилось!?— воскликнул Леша,— это я хотел бы узнать! Я прихожу домой— дверь нараспашку, тебя нет, хотя на месте обувь и вещи. Пол-деревни оббегал, спрашивал не видел ли кто — здешние глаза прячут и бошками мотают. Уже собирался полицию вызывать— тут гляжу, несут, блин, женушку. Платье разорвано, вся красота наружу…
— Не ругайся,— устало сказала Вика,— кто несет? Откуда?
— Ханурика два местных,— буркнул Леша,— выбрались на рыбалку с ночевкой. Приняли там на грудь, хотели по-второй, а тут слышат в кустах кто-то бьется, стонет не по-людски. Глянули— а там ты лежишь и видок у тебя такой, что врагу не пожелаешь. Один тебя признал— видел, когда мы в сельсовет за ключом приходили. Ну и понесли до дому. Как тебя туда занесло?
— Не знаю,— простонала Вика, прижав пальцы к вискам,— ничего уже не знаю.
Леша сочувственно посмотрел на жену, потом вздохнул и привлек к себе.
— Уезжать отсюда надо,— произнес он,— завтра и поедем, я уже объявления везде дал. В городе подлечим тебя как следует. Те двое уж на что алкашня, а похоже и их проняло. Я им хотел по пятихатке дать на пузырь— не берут, только говорят, чтобы уезжали быстрее. Еще что-то говорили по-своему.
— Что,— вскинулась Вика,— что они говорили?
— Думаешь, я понял,— поморщился Леша,— «шеба» какая-то, нет «шева». Да точно— только это и повторяли— «шева», «шева».
Он говорил еще что-то, доставая из стоящей на полу сумки какие-то свертки, но Вика уже не слушала его, уставившись в потолок и переваривая услышанное.
Шева. То же, что говорила бабушка. И эти сны. И эти ящерицы. И этот чертов череп.
— Ты как есть можешь?— Лешин вопрос оторвал девушку от раздумий,— весь день не ела.
Есть Вике не хотелось, но уже не по причине плохого самочувствия – головная боль прошла и она вдруг поняла, что чувствует себя отлично. В ней словно открылась новая, неведомая ей доселе сила, проникавшая в каждую клеточку тела, заряжая его необычайной энергией. Ее переполняло чувство редкого насыщения, желудок отяжелел как после обильного стола — хотя Вики сегодня и почти не ела. Девушка вспомнила тварей, влившихся в тело водяного дракона, сладкую, тающую во рту нежную плоть, почти чувствуя на языке вкус крови.
«Я сошла с ума».
Она съела пару кусочков копченого лосося, запивая апельсиновым соком из пакета— только чтобы успокоить мужа. Тот повеселел, видя как жена «идет на поправку».
— Завтра же поедем в город,— говорил он,— выберешься из этой дыры, сразу полегчает. Я и сам когда на эти развалюхи и эти рожи смотрю — как больной делаюсь.
Вика молча кивала, жуя шоколадное печенье. Нарочито бодрый тон Леши повышал настроение и она постепенно поверила, что с ней был временный припадок, а в городе «все пройдет». Затем Вика и Леша лежали на кровати, открыв ноутбук и, прижавшись друг к другу, до самой ночи общаясь в социальных сетях, жалуясь друзьям в Перми на окружавшую их «глушь». Вместе они выложили объявление о продаже дома еще на нескольких сайтах, присовокупив сделанные днем Лешей фото.
— Сдается мне не скоро у нас купят,— скептически хмыкнула Вика, глядя на то, как неказисто выглядит бабушкин дом даже на фото с самым удачным ракурсом.
— Ну мало ли,— пожал плечами Леша,— может найдутся пенсионеры, позарятся на дачку. В любом случае отсюда мы уедем с трофеем,— он кивнул на висевший на стене череп.
— Кстати,— оживилась Вика,— я вроде поняла, что это за тварь. Вот смотри,— она взяла из рук Леши ноут и набрала уже знакомое название в поисковике. Через мгновение на экране высветилась морда чешуйчатой твари, напоминающей крокодила, но с изогнутым, словно ястребиный клюв носом.
— Экий носатый, — усмехнулся Леша,— эй, ара джан, памыдор купи, да? Что за красавчик?
— Вот смотри,— Вика кликнула мышкой, — «Archosaurus rossicus», блин, язык сломаешь. Единственный позднепермский представитель группы. Зубы мощные, слабо изогнутые, длина черепа до сорока сантиметров — совсем как у нашего,— общая длина взрослых особей до двух метров.
— И что?— заинтересованно спросил Леша,— это редкость?
— Похоже на то,— кивнула Вика,— тут пишут, что впервые его описал палеонтолог Леонид Татаринов в 1960 году, по находкам во Владимирской области. И вроде что-то подобное находили и в Южной Африке. А здесь это найдено впервые, понимаешь?
— Лишь бы деньги за это платили,— Леша зевнул,— ладно, пошли спать. Устал сегодня как собака,— добавил он, захлопывая ноут.
Заперев дверь и потушив везде свет, супруги легли в постель. Вика прильнула к обнаженной груди мужа, чувствуя как пробуждается желание.
— Какая ты холодная,— с удивлением сказал Леша, — как ледышка.
— Если так,— Вика игриво прикусила зубами мочку уха, потом запустила язык в его ушную раковину,— согрей меня!
— Вика, може…-Леша прервался, когда тонкие пальцы пробрались под резинку трусов, а прохладные губы впились в него жадным поцелуем. Откуда-то в комнате сгустился, словно просочившись каплями с потолка, запах сырости, прелой растительности и болотных гадов. И супруга казалась порождением этого запаха, словно вынеся из чащобы полумрак и болотную сырость, пропитавшую ее тело с ног до головы, а сейчас по капле вливавшуюся в тело Леши. Руки и ноги молодой жены налились цепкой силой, оплетая тело мужа, словно змеиные кольца. Словно загнанный конь он хрипел под неустанно двигавшимися бедрами Вики, с губ которой срывались шипящие стоны. Раз за разом она принуждала его к соитию и только когда Леша выбился из сил, Вика неохотно приподняла бедра, выпуская из себя обмякший орган. Соскользнув с кровати, она вышла в летнюю избу, где она еще до прихода мужа, начала греть воду для бани.
Она жмурилась от удовольствия, окутанная теплыми парами. Холод, вот уже несколько часов разливавшийся по ее телу, уступал место приятному теплу. Вика лежала на скользких досках лавки, у черной от сажи бревенчатой стены, наслаждаясь окружавшей ее теплой темной сыростью, вдыхая запахи грибка и плесени. Все ее чувства обострились до предела: Вика чувствовала все то множество мелких тварей, ползающих по стенам, в щелях меж бревен, копошащихся под полом, потревоженные давно не разжигавшимся огнем и кипятком. У нее было странное чувство, что в бане она не одна, что рядом находятся, прикасаясь к ней мохнатыми лапами, какие-то странные существа.
Ощущая необыкновенный прилив сил, она вышла из бани и, пройдя на кухню, согрела кофе, потом вернулась в избу и села за стол. Муж мирно посапывал в кровати. Вика, усмехнувшись, раскрыла ноутбук и, выйдя в Интернет, набрала в «Гугле» слово «шева»:
"Шева", злая сила, порча, таинственное существо, которое "портит" людей, вселяясь в них, которое говорить устами человека в "кликушах", эта "шева" (зырянское слово), по мнению народа, культивируется колдунами в головном мозгу ящерицы… главным проявлением ее присутствия считались периодически повторяющиеся истерические припадки, а также несвойственные ранее человеку поступки и разговоры, нередко — раздвоение сознания… Говорится также о том, что иногда ящерица входит в человека во время его сна. Тогда человек заболевает и никакие лекарства не помогают ему.»
Под этой статьей была ссылка «Смотрите также». Щелкнув по заголовку «Ящер», Вика увидела новый текст:
«..наиболее древнее доказательство существования этого культа изображение крокодилообразного существа на приуральских шаманских бляшках. Эти бляшки небольшие бронзовые амулеты, которые изготавливали в неких культовых целях предки современных коми в период с конца 1 тыс. до н.э. и до начала 2 тыс. н.э. Сошествие шамана в преисподнюю изображено литыми фигурками, где человек оказывается сидящим на ящере. На одной из причудливых пермских блях человек в шаманском головном уборе сидит на ящере, туловище которого покрыто изображениями рыб. Вспомним, что ящер воплощал не только преисподнюю, но и подземное царство».
Вика закрыла глаза — перед ее внутренним взором снова встала картина: ниспадающие чешуйчатым водопадом рыбовидные ящерки, сливающиеся внизу в тело исполинского змея. Некто в шаманском костюме выплясывающий вокруг беснующейся нечисти. В голове всплывали слышанные давным-давно имена: ворса, вакуль, чуды.
Странный звук разбудил Лешу, заставив его открыть глаза и рывком сесть на кровати. Он еще не понял, что его разбудило, но по спине его уже тек холодный пот, а тело била холодная дрожь. Он пошарил рядом с собой рядом — жены не было.
— Ви…в горле внезапно пересохло,— Вика!— крикнул он, ошалелым испуганным взглядом осматриваясь вокруг себя. Он был в избе, но какой-то другой — сквозь провалившиеся доски пола проросли папоротники, мхи и большие грибы облепили остатки полусгнившей мебели. Из щелей в стенах высовывались членистые лапки, усы, пробирались, извиваясь, скользкие кольчатые тела. Краем глаза Леша уловил движение на ведущей с чердака лестнице и замер от ужаса. Сверху, пробуя воздух извивающимся языком, быстро спускалась огромная сине-черная рептилия с изогнутым, словно клюв носом. Распахнулась зубастая пасть, но вместо шипения вырвался ехидный смешок и Леша с ужасом увидел на морде пресмыкающегося человеческие глаза.
И тогда он заорал.
— Что, что с тобой?!— послышался встревоженный голос. Мокрый от пота, Леша открыл глаза — над ним склонилась испуганная Вика — и он с трудом подавил в себе новый крик, увидев те же глаза, что смотрели на него с ящеричьей морды.
— Сваливаем нафиг отсюда,— произнес он, рывком усаживаясь на кровати.
— Но…— Вика замолчала, растерянно смотря на Лешу. Таким она его еще никогда не видела — в его взгляде читались одновременно страх и плохо скрываемое отвращение, с которым он смотрел на жену. Было ясно, что он уедет из деревни с супругой или без нее.
Собирались недолго — большая часть вещей, которые они привезли с собой, так и осталась в машине. Леша со злостью сорвал с гвоздя череп и запустил его в глубину зарослей.
— Зачем?!— вскрикнула Вика.
— К черту!— зло сказал Леша,— я эту дрянь с собой не потащу.
Наконец погрузив все что можно, они заперли дверь и ворота, после чего выехали на проселочную дорогу. На улице было еще темно — рассвет задерживался из-за затянувших небо больших темных туч.
— Может не поедем?— робко сказала Вика, поглядывая на небо,— вдруг дождь пойдет?
— Прорвемся,— сквозь зубы сказал Алексей,— я здесь ни минуты не останусь.
Вика пожала плечами и уставилась в окно машины. За стеклом мелькали деревенские дома, во многих окнах уже горел свет. Кое-где местные жители выходили из ворот, провожая проезжавшую машину хмурыми взглядами.
— Вот чего они рожи кривят? — в сердцах произнес Леша.
Вика отвернулась— говорить с мужем было неохота. Сейчас он казался совсем чужим.
— Видят, что дождь будет, вот и кривят,— словно в подтверждение ее слов, на оконное стекло упали первые капли. Леша промолчал, прибавив скорости.
Они выехали с проселочной дороги на трассу, которую с обеих сторон обступил густой лес — вековая Парма, чащоба полная древних тайн. «Отпустит ли она нас»— подумала Вика, украдкой прижимая к груди небольшой сверток. Она все же не утерпела и тайком от мужа подняла выброшенный череп архозавра.
Дождь лил сильнее, дворники работали как сумасшедшие, а небо, будто игнорируя наступающее утро, становилось все темнее. Вике показалось, что они едут в огромном туннеле, где стенами выступали исполинские ели, а крышей черные тучи.
Раздался оглушительный раскат грома и небо взрезала извилистая молния.
— Леша! — крикнула Вика.
За окном мелькнула бурлящая вода — они переезжали через поднявшуюся от дождя реку.
— Леша!— отчаянно крикнула девушка, перекрывая новый раскат грома, — может вернемся?
— Что,— обернулся к ней Леша.
— Давай вернемся, говорю,— еще раз крикнула Вика,— переждем, когда дождь кончится.
Леша помотал головой, вцепившись в руль. Вика хотела крикнуть еще, когда вновь блеснула молния, грянул гром и, словно в ответ, тело девушки вдруг скрутила жуткая боль, зародившаяся где-то в сердце и разлившаяся по всему телу. Вика скорчилась на заднем сиденье, прижав руки к груди.
— Лешшааааа,— простонала она.
С ней творилось что-то неладное – лоб покрыла испарина, сердце колотилось так, будто стремилось вырваться из груди, в виски словно колотили маленькие молоточки. Вика в отчаянии прижала ладони к ушам — ей слышалось, что в такт ударам сердца откуда-то снаружи (или в ее голове?) раздаются размеренные удары бубна. Девушка решила, что она сходит с ума: будто откликаясь на эти удары, внутри нее затрепыхалось, забилось, вырываясь наружу, что-то живое. Нечто, не желающее, чтобы его вывозили из этих мест. Вика, почувствовав резкий приступ тошноты, вырвала прямо на сиденье машины.
— Что с тобой?— увидевший лицо жены в зеркале Леша развернулся,— Вика, скоро…
— Ос…— почти выкрикнула Вика, стремясь заглушить шум в ее голове,— остановиии…,— произнесла она, судорожно цепляясь за спинку переднего кресла
Ее горло сдавил спазм, она мучительно закашлялась, выблевывая на пол черный комок, расплетшийся на множество маленьких извивающихся существ. Большая черная ящерица взбежала на спинку кресла, распахнув пасть и зашипев на оторопевшего мужа. Над спинкой кресла поднялось искаженное болью лицо Вики и на мгновение черты ее будто слились, смешались с мордой рептилии. Пораженный ужасом, Леша отпрянул, на мгновение выпустив руль. Машина, вильнув на скользких досках и, проломив деревянное ограждение моста, въехала в разлившуюся реку.
Бубен все громче рокочет над головой и сквозь темную толщу мутной воды мерцает яркое пламя костра. Бесшумно и быстро, прижав лапы к телу, извивается под водой чешуйчатая тварь. Существо, пришедшее из непостижимой человеческим разумом временной бездны, по всем законам природы должное уйти в небытие задолго до появления человека — но что те законы наследникам тайного знания. Знания позволяющего проникать сквозь время и пространство, утверждающего глубокое единство всего сущего— животного, людского, божественного, знания благодаря, которому тварь из болота была жива — и хотела жрать!
Что-то темное закрывает мерцающий свет и шумно падает в воду. Мощное тело бросается вперед и острые зубы впиваются в плоть, так непохожую на бесчисленных обитателей влажных зарослей и топкой грязи, где доселе приходилось искать добычу убийце с холодной кровью. Множество пузырей вырывается изо рта, распахнутого в бессильном крике, хрустят кости и тварь, мотая головой, впадает в кровавую горячку, жадно проглатывая куски плоти. Она мечется на поверхности, таская за собой бьющуюся в предсмертных судорогах добычу, а на берегу слышатся удары бубна и фигуры в странных одеяниях вздевают руки, монотонно произнося песнопения.
— Теперь вам не кажется странным,— спросил доктор, когда они вместе с полицейским вышли прикурить на балкон,— то, что вы увидели в морге?
— Еще бы,— передернул плечами полицейский, вспомнив полуобглоданный труп, — но что с ней все-таки случилось?
— Не знаю,— пожал плечами доктор,— я не могу поставить диагноз. Это произошло в машине, но что — ума не приложу.
— Такое впечатление, что это не человек,— медленно сказал лейтенант,— животное, настоящее животное.
— Это еще не все,— усмехнулся доктор,— у нее совершенно патологические изменения в организме, никогда такого не видел. Все жизненные процессы протекают в каком-то странном ритме, анализ крови показал ряд ферментов, которых в крови у человека быть не должно. Кожа ороговевшая и холодная. Похоже, что мозг тоже поврежден, но точно сказать не могу — энцефаллографа у нас нет. Завтра приедут родственники из Перми, заберут ее и тело мужа. Пусть там разбираются.
Полицейский покрутил головой, с тоской думая о том, что как ему нелегко будет все это описать в рапорте, но возражать не стал. В глубине души он надеялся, что можно будет как-нибудь спихнуть это дело на пермское УВД. Или Сывтывкарское — уже выяснилось, что супруги ехали из деревни в Республике Коми.
— Чертовщиной какой-то от этого веет,— передернул плечами полицейский, глянув на простиравшуюся за рядами домов стену леса,— в зырянских деревнях такого полно. Я сам в такой деревне родился, а родичи живут по сей день. Городским там делать нечего.
— Вроде там у них родня жила,— пожал плечами доктор.
— Родня,— хмыкнул полицейский,— да уже понял я, что там за родня. Старики рассказывали, что колдун прежде родного человека должен сгубить, чтобы потом чужих портить. Говорят, такие штучки они тоже вытворяли — человека нечистью подменить, а самого унести неведомо куда для своих дел.
— Сказки все это,— неуверенно протянул доктор,— хотя, черт его знает…
— Кто-кто, а он точно знает,— невесело усмехнулся лейтенант,— ладно, я к вам еще завтра заеду. Сейчас не могу остаться— мне сейчас как раз надо в одну такую деревню ехать, засветло хочу обернуться.
— А там-то что?— вяло поинтересовался доктор.
— Да тоже фигня какая-то,— пожал плечами полицейский,— на днях сразу у нескольких мамаш груднички пропали, прямо с кроваток. Небось сами и придушили, а потом испугались, чертовы бабы. И так рождаемости нет, а тут еще это. Ладно, до завтра.
Вика лежала на больничной койке, стянутая крепкими ремнями поверх смирительной рубашки. Голову ее тоже обтягивал ремень, прижимавший ее к подушке, глаза прикрывала плотная черная повязка. Это было сделано, прежде всего, по просьбе медсестер, ставивших капельницу. Что там сестры — даже санитары не выдерживали нечеловеческого взгляда пациентки, время от времени распахивавшей рот, чтобы издать очередное громкое шипение. Однако сейчас, успокоенная лошадиной дозой снотворного, девушка мирно спала и на ее губах играла слабая улыбка.
Чешуйчатая тварь раздвигает листья папоротников и плюхается в небольшую речушку, полную мутной воды. Во все стороны разбегаются потревоженные мелкие гады, но Ящерица не обращает на них внимания. Извиваясь всем телом, она переправляется на другой берег и вновь исчезает в зарослях. Проползая под стволами поваленных деревьев, барахтаясь в болотной грязи, она спешит, спешит вперед.
Вот заросли расступаются и перед Ящерицей открывается огромное болото, затянутое мхами и жирной тиной. На самой большой кочке сидит, подобрав ноги словно жаба, высокая голая женщина. С растрепанных волос свисают серебристые нити, по которым взбираются пауки, вокруг головы вьются комары, на сосках огромных грудей висят ящерицы. Женщина подымает глаза и улыбается железными клыками.
— Здравствуй, Викьо — говорит она,— наконец-то ты пришла ко мне.
* Текст выложен полностью.
http://cimmeria.ru/kartinochka.png
Оценки судей: