Junta Khan
05.05.2015, 21:51
Бабочка
Кирилл, закинул ноги на спинку противоположных кресел, тщетно пытался задремать. Сон сбивала духота и недовольное бурчание Вовки.
Друг сегодня был откровенно не в духе. Ему не нравилось все — и расписание поездов, из-за которого они застряли на этом вокзальчике провинциального городка; и еда в местной забегаловке, от которой их обоих весьма скоро стало пучить; и это зал ожидания, в котором они вынуждены были куковать…
— Я же предлагал тебе пересидеть в парке на лавочке, — не открывая глаз, пробормотал Кирилл.
— Ну да, конечно! — воскликнул Вовка. — Чтобы нас загреб первый же патруль, да! А потом мы бы опоздали на поезд, да!
— Ну тогда спи и не бубни, — пожал плечами Кирилл и устроился поудобнее.
— Да где тут спать! — с негодованием развел руками Вовка. — Какой это к черту зал ожидания? Это помойка ожидания — вот как оно должно называться! Как ты считаешь, почему тут никого нет?
— Почему никого нет, — опять пожал плечами Кирилл. — Мы есть, мы кто-то.
— Да я не про нас, — отмахнулся Вовка. — Я про местных.
— Есть и местный, — Кирилл сонно махнул рукой в сторону угла. — Чем он тебе не местный?
— Ну да, конечно, — злобно огрызнулся Вовка. — Спасибо, что напомнил!
* * *
Надо сказать, этот зал ожидания они нашли с трудом. Женщина в кассе в ответ на их вопрос неопределенно махнула рукой — и, кажется, даже в неверную сторону. Указателей нигде не было, пассажиры тоже не попадались на пути — видимо, по ночам вокзал не пользовался популярностью. Так что им пришлось еще полчаса плутать по разнообразным проходам, переходам, подвалам, лестницам — заглядывая в любую мало-мальски похожую дверь и дыша пылью грязных и заваленных всяким хламом углов. На какой-то момент они даже подумали, что зала ожидания тут не предусмотрено — но через минуту словно по волшебству все-таки наткнулись на него.
В самом зале было слегка пыльно и несколько намусорено — но это была та пыль и тот мусор, что заводятся буквально в течение пары-тройки дней. Так что, видимо, здесь все-таки убирали — а значит, зал действовал. Да и тугие двери опять-таки были не заперты, а, наоборот, призывно приоткрыты. Только вот расположение — в самом дальнем углу вокзала, по лестнице вниз, за старым заброшенным багажным отделением, — было очень странным и неудобным. Но как говорится, в чужой монастырь со своим уставом…
О том, что они тут не одни, ребята поняли минут через десять после того, скинув сумки, относительно удобно расположились на жестких креслах.
В дальнем и темном углу кто-то рыгнул и невнятно забормотал. До кресел донеслась едкая вонь.
— Ну еще чего не хватало! — всплеснув руками, ахнул Вовка. — Бомж!
— Ну бомж… — сонно пробормотал Кирилл. — Ну и пусть… он тебе что, мешает?
— Он воняет! Кирь, он воняет!
— Ну и пусть себе воняет… Отстать от него, а? И от меня тоже. У нас через четыре часа поезд, дай поспать…
* * *
Вовка успокоился ненадолго. На полчаса он задремал — но стоило бомжу вновь завозиться в углу, забубнить и навонять, как его опять прорвало.
— Ну что за дела-то! — гудел он над ухом у Кирилла. — На поезд опоздали, пришлось сдавать билеты и брать с пересадками, пересадка с этой дыре, сидим всю ночь в этой дыре, а в этой дыре есть еще и эта дыра, а в этой дыре бомж живет!
— Вовк, охолони, — буркнул Кирилл, закрывая голову курткой. — Иди, прогуляйся, тебя и попустит.
Вовка послушно встал — но как бы в ответ на это его действие из угла донеслось еще одно отчетливое рыгание.
— Да твою ж мать! — топнул Вовка. — Ну я ему сейчас покажу!
Кирилл поморщился и посильнее натянул на голову куртку. Ему не хотелось ни во что вмешиваться — только дайте поспать. Хочет Вовка отпинать бомжа — пусть отпинывает, все равно иначе не успокоится. Сильных телесный он не нанесет — все-таки адекватный парень, ну а слабые… бомж к этому привычен… наверное…
Кирилл сладко зевнул и погрузился в сон.
* * *
Из дремы его вырвал резкий истошный вопль — на мгновение ему даже показалось, что это орет какая-то кошка. Хотя почему орет — ведь на дворе июль, а не март? С этой мыслью он и вскочил, стряхивая с себя куртку.
Вовка корчился в судорогах недалеко от того самого угла, в котором лежал бомж. Он пытался приподняться, потом падал навзничь, бился головой, издавал смешанный с воем хрип, сучил руками и ногами.
Кирилл моргнул — наверное, это эпилепсия, хотя почему эпилепсия, у Вовки никогда не было эпилепсии, что там надо делать, сунуть ложку, чтобы не прикусил язык, но у него нет ложки, зато есть нож, попробую нож, а еще поверну голову — мозг в панике лихорадочно просчитывал все варианты возможной помощи.
Вовка снова заорал — словно его резали живьем.
Кирилл сначала метнулся к сумке, чтобы схватить что-нибудь для помощи, но потом бросился к другу.
И тут же отшатнулся.
Тусклый свет плафона на потолке выхватывал лишь часть Вовки — верхнюю, до пояса — все же остальное скрывалось в тени и уходило куда-то в угол, где и ворочался бомж.
— Ки-и-и-ирь! — взвыл Вовка. — Помоги-и-и-и!
Он протянул Кириллу руку — и тот автоматически схватил ее.
— Помоги-и-и-и, — прохрипел Вовка. — Он… оно… меня… ест!
В углу рыгнули и забормотали.
Кирилл покорно потянул Вовку на себя, но то держала какая-то невероятная сила.
— Кирь! — Вовка выпростал из-под себя вторую руку.
Казалось, что двигается только его торс — а уже в глубине угла ворочается какая-то мутная масса, в которой невозможно было различить человеческие очертания. Да, впрочем, и никакие другие очертания.
— Что… он… делает…с… тобой? — пыхтел Кирилл, пытаясь вытащить друга.
Вовка молчал, его голова судорожно подергивалась, а глаза стекленели.
— Что… он… делает?
В углу кряхтели, рыгали, бормотали и рычали.
— Вовка?
— Кирилл… — изо рта Вовки потекла струйка крови. — Не… отдавай… меня… Ни.. куска… не.. отдавай…
— Что? — Кирилл дернул сильнее.
Раздался утробный звук — словно что-то рвалось с мокрым чавканьем. Видимо, хватка, державшая Вовку, ослабла, потому что Кирилл, дернув еще раз, вытащил товарища на себя.
— Да блин, что с тобой? — он схватил товарища за плечи, пытаясь тормошить — но тут же отдернул руки.
Потому что ниже плеч от Вовки ничего не осталось. Он заканчивался чуть ниже лопаток — далее рваными лохмами болталась рубашка и тянулась вереница сизо-красных кишок, превращаясь в кровавую полосу.
В углу снова забурчали, зашевелились, закряхтели. По залу растеклась вонь — вонь тухлого мяса. Из тени что-то протянулось.
Тело — точнее, то, что от него осталось, — Вовки дрогнуло и стало отдаляться от Кирилла, словно его утягивали туда — в рычащий, бормочущий и рыгающий вонючий угол.
Кирилл заорал и опрометью бросился вон из зала ожидания, боясь оглянуться и замешкаться хотя бы на секунду.
* * *
— И что? — молоденький лейтенант скучающе зевал, слушая сбивчивые объяснения Кирилла.
Бомжа — или того, что прикидывалось бомжом — уже не было. Как не было и ничего, что бы могло остаться от Вовки. Лишь кучка непонятных тряпок, происхождение которых было сложно установить — да лужица блевотины. Или того, что напоминало блевотину. Даже ни капли крови — а уж ее-то должно было быть много.
— И что? — лениво повторил лейтенант.
Кирилл развел руками. Неудивительно, что ему не верили. Он бы и сам не поверил, расскажи ему такое. Заподозрил бы что угодно — паленый алкоголь, наркотики, шизу — но не поверил бы. Но кстати... А почему его не спросили и не проверили на алкоголь и наркотики?
— У вас когда поезд? — спросил лейтенант.
— В пять утра, — уныло ответил Кирилл.
Из тряпья вспорхнула какая-то белесая бабочка — ночной мотылек, кажется — и села на плечо лейтенанта.
— Это через тридцать минут, — сказал тот, даже не обратив внимания на нее. — Думаю, вам стоит поторопиться, если не хотите опоздать.
— Но..., — Кирилл тупо воззрился на него. И это всё? А как же... как же хотя бы тест на алкоголь и наркотики? Почему все так... обыденно?
— Идите, — повторил лейтенант и махнул планшеткой.
Кирилл снова перевел взгляд на тряпье. Оно валялось не кучей, нет, не кучей. Аккуратным ворохом. Словно в нем когда-то было что-то.
Что-то, что потом вышло из него.
Ушло.
«Как куколка», — подумалось вдруг Кириллу. — «Как куколка. Куколка, из которой вылупляется бабочка».
— Идите, — с нажимом повторил лейтенант.
Кирилл медленно перевел взгляд на бабочку, сидящую у полицейского на плече.
И та широко ухмыльнулась, оскалив окровавленную пасть.
Кирилл, закинул ноги на спинку противоположных кресел, тщетно пытался задремать. Сон сбивала духота и недовольное бурчание Вовки.
Друг сегодня был откровенно не в духе. Ему не нравилось все — и расписание поездов, из-за которого они застряли на этом вокзальчике провинциального городка; и еда в местной забегаловке, от которой их обоих весьма скоро стало пучить; и это зал ожидания, в котором они вынуждены были куковать…
— Я же предлагал тебе пересидеть в парке на лавочке, — не открывая глаз, пробормотал Кирилл.
— Ну да, конечно! — воскликнул Вовка. — Чтобы нас загреб первый же патруль, да! А потом мы бы опоздали на поезд, да!
— Ну тогда спи и не бубни, — пожал плечами Кирилл и устроился поудобнее.
— Да где тут спать! — с негодованием развел руками Вовка. — Какой это к черту зал ожидания? Это помойка ожидания — вот как оно должно называться! Как ты считаешь, почему тут никого нет?
— Почему никого нет, — опять пожал плечами Кирилл. — Мы есть, мы кто-то.
— Да я не про нас, — отмахнулся Вовка. — Я про местных.
— Есть и местный, — Кирилл сонно махнул рукой в сторону угла. — Чем он тебе не местный?
— Ну да, конечно, — злобно огрызнулся Вовка. — Спасибо, что напомнил!
* * *
Надо сказать, этот зал ожидания они нашли с трудом. Женщина в кассе в ответ на их вопрос неопределенно махнула рукой — и, кажется, даже в неверную сторону. Указателей нигде не было, пассажиры тоже не попадались на пути — видимо, по ночам вокзал не пользовался популярностью. Так что им пришлось еще полчаса плутать по разнообразным проходам, переходам, подвалам, лестницам — заглядывая в любую мало-мальски похожую дверь и дыша пылью грязных и заваленных всяким хламом углов. На какой-то момент они даже подумали, что зала ожидания тут не предусмотрено — но через минуту словно по волшебству все-таки наткнулись на него.
В самом зале было слегка пыльно и несколько намусорено — но это была та пыль и тот мусор, что заводятся буквально в течение пары-тройки дней. Так что, видимо, здесь все-таки убирали — а значит, зал действовал. Да и тугие двери опять-таки были не заперты, а, наоборот, призывно приоткрыты. Только вот расположение — в самом дальнем углу вокзала, по лестнице вниз, за старым заброшенным багажным отделением, — было очень странным и неудобным. Но как говорится, в чужой монастырь со своим уставом…
О том, что они тут не одни, ребята поняли минут через десять после того, скинув сумки, относительно удобно расположились на жестких креслах.
В дальнем и темном углу кто-то рыгнул и невнятно забормотал. До кресел донеслась едкая вонь.
— Ну еще чего не хватало! — всплеснув руками, ахнул Вовка. — Бомж!
— Ну бомж… — сонно пробормотал Кирилл. — Ну и пусть… он тебе что, мешает?
— Он воняет! Кирь, он воняет!
— Ну и пусть себе воняет… Отстать от него, а? И от меня тоже. У нас через четыре часа поезд, дай поспать…
* * *
Вовка успокоился ненадолго. На полчаса он задремал — но стоило бомжу вновь завозиться в углу, забубнить и навонять, как его опять прорвало.
— Ну что за дела-то! — гудел он над ухом у Кирилла. — На поезд опоздали, пришлось сдавать билеты и брать с пересадками, пересадка с этой дыре, сидим всю ночь в этой дыре, а в этой дыре есть еще и эта дыра, а в этой дыре бомж живет!
— Вовк, охолони, — буркнул Кирилл, закрывая голову курткой. — Иди, прогуляйся, тебя и попустит.
Вовка послушно встал — но как бы в ответ на это его действие из угла донеслось еще одно отчетливое рыгание.
— Да твою ж мать! — топнул Вовка. — Ну я ему сейчас покажу!
Кирилл поморщился и посильнее натянул на голову куртку. Ему не хотелось ни во что вмешиваться — только дайте поспать. Хочет Вовка отпинать бомжа — пусть отпинывает, все равно иначе не успокоится. Сильных телесный он не нанесет — все-таки адекватный парень, ну а слабые… бомж к этому привычен… наверное…
Кирилл сладко зевнул и погрузился в сон.
* * *
Из дремы его вырвал резкий истошный вопль — на мгновение ему даже показалось, что это орет какая-то кошка. Хотя почему орет — ведь на дворе июль, а не март? С этой мыслью он и вскочил, стряхивая с себя куртку.
Вовка корчился в судорогах недалеко от того самого угла, в котором лежал бомж. Он пытался приподняться, потом падал навзничь, бился головой, издавал смешанный с воем хрип, сучил руками и ногами.
Кирилл моргнул — наверное, это эпилепсия, хотя почему эпилепсия, у Вовки никогда не было эпилепсии, что там надо делать, сунуть ложку, чтобы не прикусил язык, но у него нет ложки, зато есть нож, попробую нож, а еще поверну голову — мозг в панике лихорадочно просчитывал все варианты возможной помощи.
Вовка снова заорал — словно его резали живьем.
Кирилл сначала метнулся к сумке, чтобы схватить что-нибудь для помощи, но потом бросился к другу.
И тут же отшатнулся.
Тусклый свет плафона на потолке выхватывал лишь часть Вовки — верхнюю, до пояса — все же остальное скрывалось в тени и уходило куда-то в угол, где и ворочался бомж.
— Ки-и-и-ирь! — взвыл Вовка. — Помоги-и-и-и!
Он протянул Кириллу руку — и тот автоматически схватил ее.
— Помоги-и-и-и, — прохрипел Вовка. — Он… оно… меня… ест!
В углу рыгнули и забормотали.
Кирилл покорно потянул Вовку на себя, но то держала какая-то невероятная сила.
— Кирь! — Вовка выпростал из-под себя вторую руку.
Казалось, что двигается только его торс — а уже в глубине угла ворочается какая-то мутная масса, в которой невозможно было различить человеческие очертания. Да, впрочем, и никакие другие очертания.
— Что… он… делает…с… тобой? — пыхтел Кирилл, пытаясь вытащить друга.
Вовка молчал, его голова судорожно подергивалась, а глаза стекленели.
— Что… он… делает?
В углу кряхтели, рыгали, бормотали и рычали.
— Вовка?
— Кирилл… — изо рта Вовки потекла струйка крови. — Не… отдавай… меня… Ни.. куска… не.. отдавай…
— Что? — Кирилл дернул сильнее.
Раздался утробный звук — словно что-то рвалось с мокрым чавканьем. Видимо, хватка, державшая Вовку, ослабла, потому что Кирилл, дернув еще раз, вытащил товарища на себя.
— Да блин, что с тобой? — он схватил товарища за плечи, пытаясь тормошить — но тут же отдернул руки.
Потому что ниже плеч от Вовки ничего не осталось. Он заканчивался чуть ниже лопаток — далее рваными лохмами болталась рубашка и тянулась вереница сизо-красных кишок, превращаясь в кровавую полосу.
В углу снова забурчали, зашевелились, закряхтели. По залу растеклась вонь — вонь тухлого мяса. Из тени что-то протянулось.
Тело — точнее, то, что от него осталось, — Вовки дрогнуло и стало отдаляться от Кирилла, словно его утягивали туда — в рычащий, бормочущий и рыгающий вонючий угол.
Кирилл заорал и опрометью бросился вон из зала ожидания, боясь оглянуться и замешкаться хотя бы на секунду.
* * *
— И что? — молоденький лейтенант скучающе зевал, слушая сбивчивые объяснения Кирилла.
Бомжа — или того, что прикидывалось бомжом — уже не было. Как не было и ничего, что бы могло остаться от Вовки. Лишь кучка непонятных тряпок, происхождение которых было сложно установить — да лужица блевотины. Или того, что напоминало блевотину. Даже ни капли крови — а уж ее-то должно было быть много.
— И что? — лениво повторил лейтенант.
Кирилл развел руками. Неудивительно, что ему не верили. Он бы и сам не поверил, расскажи ему такое. Заподозрил бы что угодно — паленый алкоголь, наркотики, шизу — но не поверил бы. Но кстати... А почему его не спросили и не проверили на алкоголь и наркотики?
— У вас когда поезд? — спросил лейтенант.
— В пять утра, — уныло ответил Кирилл.
Из тряпья вспорхнула какая-то белесая бабочка — ночной мотылек, кажется — и села на плечо лейтенанта.
— Это через тридцать минут, — сказал тот, даже не обратив внимания на нее. — Думаю, вам стоит поторопиться, если не хотите опоздать.
— Но..., — Кирилл тупо воззрился на него. И это всё? А как же... как же хотя бы тест на алкоголь и наркотики? Почему все так... обыденно?
— Идите, — повторил лейтенант и махнул планшеткой.
Кирилл снова перевел взгляд на тряпье. Оно валялось не кучей, нет, не кучей. Аккуратным ворохом. Словно в нем когда-то было что-то.
Что-то, что потом вышло из него.
Ушло.
«Как куколка», — подумалось вдруг Кириллу. — «Как куколка. Куколка, из которой вылупляется бабочка».
— Идите, — с нажимом повторил лейтенант.
Кирилл медленно перевел взгляд на бабочку, сидящую у полицейского на плече.
И та широко ухмыльнулась, оскалив окровавленную пасть.