Lex Z
04.10.2018, 20:55
И ревности плоды
Первый приступ Геннадий ощутил в день своей свадьбы. Весёлая попойка на квартире родителей внезапно омрачилась пропажей невесты. Это был традиционный розыгрыш, как выяснилось позже. Но все двадцать шесть минут поисков новобрачной Геннадий представлял себе, как его Ирка уединилась с кем-то из гостей (с кем? с мускулистым Вовой? с подтянутым Валерой? с усатым дядькой из Сыктывкара, старым, но опытным ловеласом с брюшком?) и предаётся утехам, дозволяя пьяному мужику то, что не позволяла делать Геннадию до свадебной ночи. А может, не позволит и позже.
Всё это время Ирина Сычёва, в замужестве Карпова, просидела в припаркованной у дома машине, оживлённо болтая с двумя подружками. Толстый водитель-армянин мирно посапывал, прикрывшись кепкой. Гена не видел, расстёгнута ли у водилы ширинка, но за двадцать шесть минут ширинку можно было и застегнуть. Правда, одной из подружек была Лена Маркова, сама недавно вышедшая замуж и вряд ли бы допустившая измену подруги. Ревность слегка отступила, а через минуту растаяла вовсе. Ну как можно поверить в такие гадости, глядя на смеющееся счастливое лицо Ирки?
***
Два года спустя, вдоволь попрыгав на качелях "чёрная подозрительность — слепая вера", Геннадий совершенно случайно обрёл спасение.
Когда Гена возвращался пешком домой, фары проезжавшей машины мазнули светом по словам "познай ближнего" на фасаде трёхэтажного дома. Геннадий сотни раз проходил мимо, но не обращал внимание. А тут как удар током — вот оно! Узнать Ирину так, чтобы не оставалось и тени сомнения. То что надо!
Вывеска "Центр ведической йоги" украшала обитую железом дверь в подвал. Внутри стоял дух спортивной раздевалки, разгоняемый дымом множества горящих свечей. На разномастных ковриках сидели, поджав ноги, с десяток мужчин в тренировочных костюмах. Лицом к ним и к вошедшему Геннадию восседал в классической позе падмасана седобородый старикан восточной наружности. Все сосредоточенно мычали.
Ученики Рафанаджара Бабутры, как оказалось, страдали общим заболеванием — патологической ревностью. Сидение в подвале по вторникам и четвергам помогало им справиться с симптомами и удерживало от домашних скандалов. Что-то вроде клуба анонимных алкоголиков, но без стульев, выпечки и разговоров. Чистое незамутнённое речью мужское единство.
Занятия облегчили кошелёк и придали Гене уверенность, но не знания. Знанием поделился товарищ по коврику Коля. Как-то после очередного сеанса ом-м-м-м они вместе вышли на свежий декабрьский воздух и тут Коля признался:
— Ерунда всё это. Больше не приду.
— Как же? У тебя вроде получается, — посетовал Геннадий.
— Йога для баб. Я другую тему нашёл — астральное вхождение.
Выяснилось, что узкий круг допущенных буквально в соседнем подвале осваивал технику выхода некоего сгустка, называемого душой или астральным призраком, из тела адепта и управление этим сгустком в пространстве, включая, что самое важное, вхождение в разум другого человека.
— Вот так я всё про Любку и узнаю, точняк, — заявил довольный Коля.
Так Геннадий подался к астральщикам.
***
Перед Восьмым Марта Гена решился на эксперимент. Дождавшись, пока Ира уснёт, он лёг на спину рядом с кроватью, лезвием ножа прочертил на груди египетский крест-анкх, промакнул выступившую кровь и закрыл глаза. На занятиях выход из тела давался Гене легко, а вот обратное вхождение в тело… Для облегчения возврата и нужен был кровавый символ.
Гена расслабился, постепенно, как учили в подвале, начиная с ног и завершая макушкой, представил себя смотрящим на своё тело сверху и… выскользнул из земной оболочки. Спальня, погружённая во тьму на материальном плане, в астрале оказалась забита разноцветным свечением, где-то тусклым, где-то ослепительно ярким. Это истлевала психическая энергия, утекая в высшие сферы. От лежащего тела Геннадия к его астральному призраку тянулась тончайшая нить связи. Если она оборвётся, тело умрёт, а астральный призрак превратится в обычного. Но пока всё было в порядке. Интереса ради, Гена прошёл сквозь стену в туалет, полюбовался на изумрудный эллипсоид над унитазом, затем переместился в гостиную. На диване перед телевизором, где любил провести вечер глава семьи, психической энергии не было совсем, зато сам телеящик тлел багровым. В стене обнаружились тонкие линии — пробегали тараканы. Кухня встретила путешественника салатово-жёлтым ореолом над столом (не вся пища одинаково полезна, не вся), а плита и мойка — сапфировым, цветом усталости. Гена почувствовал укол вины и вернулся в спальню.
Ира спала и полыхала небесной синью.
Ни одеяло, ни ночнушка не могли скрыть её астральную красоту. Гену потянуло к жене с такой силой, что лишь неимоверным усилием он завис в миллиметре от её левой груди, меж двух волосков. Сработала заученная до автоматизма техника сжатия. Вопреки механике материального мира, в астрале чем меньше объект, тем труднее ему передвигаться. В шутку говорят, что сжавшись до точки, можно стать центром Вселенной. Успокоившись, Гена изменил масштаб и вновь расплылся над телом супруги. Пришло время главного.
Сложив ладонь лодочкой, Гена медленно поднёс руку к виску Ирины и, не останавливаясь, погрузил пальцы наполовину внутрь. Затем чуть ослабил контроль над чёткостью контуров, позволяя ногтям и первым фалангам раствориться, перемешаться с астральной сущностью жены. И наконец, он мысленно потянул, оставляя руку неподвижной, свой астральный материал. В голову сразу же потекли мысли. Чужие, сонные, на непонятном языке и с цветочным привкусом.
Не желая навредить супруге сверх необходимого, Гена так же медленно вытащил пальцы из головы Ирины и отплыл в сторону. Следовало разобраться в мешанине символов.
Вот перед внутренним взором проплыло слово на латинице, вот оно завращалось, укутавшись в овал, вот потекло расплавленным… золотом? или мёдом?.. и что-то булькнуло, потом разбилось невидимое стекло и потянуло летним садом. Флакон духов, догадался Геннадий. Он втянул пуповину-нить, слился с телом и перешёл на низший план бытия.
Окрылённый успехом эксперимента, Гена забрался в кровать и сразу уснул.
***
Целый день седьмого он бегал по магазинам, ища духи нужной марки. А утром восьмого радостно вручил жене дорогущий флакончик. Однако Ирина почему-то смутилась и бросила взгляд в сторону. На трюмо из подарочной коробочки выглядывал точно такой же флакон. Гена мысленно досчитал до десяти, потом до ста, улыбнулся, чмокнул жену в щёку и выскочил из квартиры, буркнув что-то насчёт цветов.
Ревность изжогой сидела в желудке, горькой жёлчью подкатывала к горлу, синюшным отливом красила кожу, пока Геннадий кружил по кварталу. И если бы кто-то заглянул в это время в астрал, то заметил бы, как деревья, дома и улицы тонут, поскрипывая, в чернильную тьму.
***
В ту же ночь Геннадий навис над беззаботно спящей Ириной. Его астральные руки по локоть влезли в женское тело, ощупывая каждый уголок, каждую частичку внутренностей жены в поисках следов чужой ауры. Особенно тщательно ревнивец просеял область половых органов. Но нет, кроме законного мужа внутри Ирины никто не побывал. Значит, до физической измены ещё не дошло.
Вопреки досужим сплетням, сердце всего лишь мотор, истоки эмоций следует искать совсем в другом месте, и Геннадий знал, в каком именно. Вот только добраться до вентрального стриатума было и сложно, и опасно. Сложно — из-за расположения стриатума в самом центре мозга, и вентрального отдела как верхушки, примыкающей снизу к полушариям, опасно — из-за вероятности повлиять на мыслительные процессы субъекта и на моторно-базисные реакции в частности. Неприятно будет, если Ирина проснётся с болезнью Паркинсона или параличом. Но выхода не было — Геннадий обязан узнать правду.
Он деформировал свою сущность, превратившись в червя с одним глазом на конце в бахроме обонятельных, осязательных и вкусовых рецепторов. За глазом поместил слуховую камеру с косточкой и обтянул гладкой кожей. Хвост же снабдил режущим краем, на экстренный случай. В таком виде он плавал над телом жены с минуту, затем рывком приблизился, одновременно уменьшаясь. Серия рывков — и вот перед ноздрёй спящей висит, извиваясь, кошмарная минипиявка, из середины которой тянется тонкая нить к бездвижному телу Геннадия. Спустя миг пиявка скрылась в голове Иры.
***
Утром Геннадий приготовил завтрак, принёс в спальню и терпеливо ждал, когда проснётся жена.
Стоило Ире открыть глаза, как раскаявшийся ревнивец подскочил к кровати и неестественно бодро спросил:
— Как спалось, милая?
Не дожидаясь ответа, сунул поднос с едой и внимательно отслеживал каждое движение рук, губ, челюстей любимой.
— Не хочешь ли прогуляться? — следующий вопрос и новое испытание. На этот раз любитель покопаться в чужих мозгах отмечал движения ног, наклоны, повороты головы. Уговорил пробежаться и после прислушивался к чистоте дыхания.
Лишь к середине дня Геннадий удостоверился, что с женой всё в порядке. А флакончик, как он выяснил ночью, Ире подарила та самая подруга Ленка, замужняя дама, не склонная к лесбийским играм.
***
С тех пор у Гены вошло в привычку на полчасика перед сном влезать в тело жены, ласкать и исследовать чужой организм, проводя раз за разом всё более рисковые опыты. Так, однажды он заставил Ирину руку прикоснуться к её носу, причём проделал это настолько виртуозно, что жена не проснулась. Пробирался Геннадий и в мозг. От восприятия мыслей он перешёл к внушению и уже к маю расторможенная Ирина выполняла любые сексуальные прихоти своего господина. Ревность не возвращалась.
Анкх рисовать Гена перестал. Он больше не укладывался на полу, не обнажал грудь. Привычно расположившись в постели, одетый в пижаму, он дожидался, пока жена уснёт. Иногда, если днём ему в голову приходила идея нового опыта, он подсыпал Ире снотворное, но как правило — нет. Ему хватало терпения. И контроля над собственной женой.
***
Всё изменилось в начале июня.
Во-первых, покончил с собой соковровик Коля. Весть дошла до Геннадия через третьи руки, но по-всему выходило, что Николай беспробудно пил несколько дней, а потом перерезал себе горло над унитазом. Гена сунулся было в знакомый подвальчик, но вместо тайного общества узрел цельнометаллическую дверь, замок и вывеску "Кафе Незабудка".
"Я тебя, Колян, никогда не забуду", — подумал Гена, перекрестив на прощанье дверь.
А во-вторых, Ирина собралась в отпуск, и не с супругом, а с той же Ленкой Марковой, которая и оплачивала поездку, проживание, питание и возврат через две недели из солнечной Турции. Повлиять на Ленку Геннадий не мог никак.
***
Четырнадцать дней и пятнадцать ночей ревность грызла Геннадия, как точилка — неосторожный карандаш: медленно, основательно, в труху. К встрече жены в зале ожидания от Гены осталась только оболочка, наполненная отвратительными миазмами ревности, и только благодаря курсу ведической йоги супругам удалось добраться домой.
Захлопнув дверь, Геннадий, и без того бледный, рухнул навзничь. С загорелого лица Ирины сползла улыбка.
— Что с тобой, дорогой? — успела произнести она, наклонившись, и упала без чувств рядом.
Впервые Геннадий решился на выход из тела при свете дня. Привычно ощупав интимные местечки, астральный призрак принял форму одноглазой пиявки и внедрился в мозг жены.
Замелькали образы. Пляж, гостиница, обнажённые тела. Ресторан, еда, выпивка. Услужливый официант, симпатичный бармен, парень с полотенцами на пляже, гостиничный мальчик, портье — всех Ирина оценивала как потенциальных партнёров. Масла в огонь поливала подруга Ленка, нашёптывая разные скабрёзности.
Все себя от ярости Геннадий принялся крушить память Ирины заточенным хвостом. Пусть не физически, пусть мысленно, но жена изменила и не раз. Тончайшая паутина ассоциаций рушилась, связи между образами и словами рвались, превращая женщину в беспомощного младенца. И вдруг всплыло слово "задержка". Геннадий остановился, попытался припомнить, когда в последний раз были у жены месячные и не смог. Что ж, задержка значит… Он метнулся по позвоночному столбу вниз, астральной тяжестью, как бульдозером, сметая базовые инстинкты и периферийную нервную систему. На материальном плане тело Ирины слабо подёргивалось, в астрале — истекало свечением. Сама жизнь покидала несчастную. Но Гене было всё равно. Только бы успеть добраться до причины "задержки". И как он мог пропустить? Но ведь не было же никаких следов ни во влагалище, ни рядом. И в памяти не отложился секс с турецкой обслугой.
И всё же вот он — прилепился к маточной стенке, небольшой комок клеток с аурой свежего утра, прозрачной росой на лепестке красной розы. Гена медленно приблизился.
Сердце и лёгкие Ирины отказывали, печень и селезёнка бунтовали. Кровь потемнела, концентрация вредных веществ в ней росла, и плод пульсировал, стараясь вобрать крохи кислорода из организма матери. Новая жизнь боролась за своё существование. Бешено и бездумно, словно включённый на полную мощность насос.
Гена почувствовал притяжение. Его самого засасывало в бездонную воронку плода. И лишь теперь он понял, что в приступе ярости нить, связывающая его с собственным телом, порвалась. Он попытался вырваться — неудачно, увеличить размер — безуспешно. В ужасе Гена наблюдал, как от плода потянулся лучик света и намертво вцепился в пиявочный глаз. И только теперь до безумца дошло, что зародыш не был чужим, это его собственный сын или дочь, именно потому и образовалась новая связь, именно поэтому и не было следов чужой похоти. А бушевавшие в голове Ирины фантазии навеяны гормональным всплеском.
Но было поздно. Через секунду плод втянул астральную сущность Геннадия в себя, а спустя пару минут погиб и сам.
***
На следующий день сотрудники полиции, вызванные Еленой Марковой, вскрыли дверь и обнаружили два тела "без признаков насильственной смерти". Их кремировали и урны закопали на кладбище. Квартиру ушлый участковый по подложным документам продал налево. Горшок с единственным растением в доме, драценой душистой, был выброшен в мусорку.
Но где-то там, в переплетении улочек старого города, уличный фонарь каждый вечер выхватывал из темноты вывеску, украшенную райскими птицами и пышными цветами. "Познай ближнего. Обуздай гнев. Научись управлять собой".
Первый приступ Геннадий ощутил в день своей свадьбы. Весёлая попойка на квартире родителей внезапно омрачилась пропажей невесты. Это был традиционный розыгрыш, как выяснилось позже. Но все двадцать шесть минут поисков новобрачной Геннадий представлял себе, как его Ирка уединилась с кем-то из гостей (с кем? с мускулистым Вовой? с подтянутым Валерой? с усатым дядькой из Сыктывкара, старым, но опытным ловеласом с брюшком?) и предаётся утехам, дозволяя пьяному мужику то, что не позволяла делать Геннадию до свадебной ночи. А может, не позволит и позже.
Всё это время Ирина Сычёва, в замужестве Карпова, просидела в припаркованной у дома машине, оживлённо болтая с двумя подружками. Толстый водитель-армянин мирно посапывал, прикрывшись кепкой. Гена не видел, расстёгнута ли у водилы ширинка, но за двадцать шесть минут ширинку можно было и застегнуть. Правда, одной из подружек была Лена Маркова, сама недавно вышедшая замуж и вряд ли бы допустившая измену подруги. Ревность слегка отступила, а через минуту растаяла вовсе. Ну как можно поверить в такие гадости, глядя на смеющееся счастливое лицо Ирки?
***
Два года спустя, вдоволь попрыгав на качелях "чёрная подозрительность — слепая вера", Геннадий совершенно случайно обрёл спасение.
Когда Гена возвращался пешком домой, фары проезжавшей машины мазнули светом по словам "познай ближнего" на фасаде трёхэтажного дома. Геннадий сотни раз проходил мимо, но не обращал внимание. А тут как удар током — вот оно! Узнать Ирину так, чтобы не оставалось и тени сомнения. То что надо!
Вывеска "Центр ведической йоги" украшала обитую железом дверь в подвал. Внутри стоял дух спортивной раздевалки, разгоняемый дымом множества горящих свечей. На разномастных ковриках сидели, поджав ноги, с десяток мужчин в тренировочных костюмах. Лицом к ним и к вошедшему Геннадию восседал в классической позе падмасана седобородый старикан восточной наружности. Все сосредоточенно мычали.
Ученики Рафанаджара Бабутры, как оказалось, страдали общим заболеванием — патологической ревностью. Сидение в подвале по вторникам и четвергам помогало им справиться с симптомами и удерживало от домашних скандалов. Что-то вроде клуба анонимных алкоголиков, но без стульев, выпечки и разговоров. Чистое незамутнённое речью мужское единство.
Занятия облегчили кошелёк и придали Гене уверенность, но не знания. Знанием поделился товарищ по коврику Коля. Как-то после очередного сеанса ом-м-м-м они вместе вышли на свежий декабрьский воздух и тут Коля признался:
— Ерунда всё это. Больше не приду.
— Как же? У тебя вроде получается, — посетовал Геннадий.
— Йога для баб. Я другую тему нашёл — астральное вхождение.
Выяснилось, что узкий круг допущенных буквально в соседнем подвале осваивал технику выхода некоего сгустка, называемого душой или астральным призраком, из тела адепта и управление этим сгустком в пространстве, включая, что самое важное, вхождение в разум другого человека.
— Вот так я всё про Любку и узнаю, точняк, — заявил довольный Коля.
Так Геннадий подался к астральщикам.
***
Перед Восьмым Марта Гена решился на эксперимент. Дождавшись, пока Ира уснёт, он лёг на спину рядом с кроватью, лезвием ножа прочертил на груди египетский крест-анкх, промакнул выступившую кровь и закрыл глаза. На занятиях выход из тела давался Гене легко, а вот обратное вхождение в тело… Для облегчения возврата и нужен был кровавый символ.
Гена расслабился, постепенно, как учили в подвале, начиная с ног и завершая макушкой, представил себя смотрящим на своё тело сверху и… выскользнул из земной оболочки. Спальня, погружённая во тьму на материальном плане, в астрале оказалась забита разноцветным свечением, где-то тусклым, где-то ослепительно ярким. Это истлевала психическая энергия, утекая в высшие сферы. От лежащего тела Геннадия к его астральному призраку тянулась тончайшая нить связи. Если она оборвётся, тело умрёт, а астральный призрак превратится в обычного. Но пока всё было в порядке. Интереса ради, Гена прошёл сквозь стену в туалет, полюбовался на изумрудный эллипсоид над унитазом, затем переместился в гостиную. На диване перед телевизором, где любил провести вечер глава семьи, психической энергии не было совсем, зато сам телеящик тлел багровым. В стене обнаружились тонкие линии — пробегали тараканы. Кухня встретила путешественника салатово-жёлтым ореолом над столом (не вся пища одинаково полезна, не вся), а плита и мойка — сапфировым, цветом усталости. Гена почувствовал укол вины и вернулся в спальню.
Ира спала и полыхала небесной синью.
Ни одеяло, ни ночнушка не могли скрыть её астральную красоту. Гену потянуло к жене с такой силой, что лишь неимоверным усилием он завис в миллиметре от её левой груди, меж двух волосков. Сработала заученная до автоматизма техника сжатия. Вопреки механике материального мира, в астрале чем меньше объект, тем труднее ему передвигаться. В шутку говорят, что сжавшись до точки, можно стать центром Вселенной. Успокоившись, Гена изменил масштаб и вновь расплылся над телом супруги. Пришло время главного.
Сложив ладонь лодочкой, Гена медленно поднёс руку к виску Ирины и, не останавливаясь, погрузил пальцы наполовину внутрь. Затем чуть ослабил контроль над чёткостью контуров, позволяя ногтям и первым фалангам раствориться, перемешаться с астральной сущностью жены. И наконец, он мысленно потянул, оставляя руку неподвижной, свой астральный материал. В голову сразу же потекли мысли. Чужие, сонные, на непонятном языке и с цветочным привкусом.
Не желая навредить супруге сверх необходимого, Гена так же медленно вытащил пальцы из головы Ирины и отплыл в сторону. Следовало разобраться в мешанине символов.
Вот перед внутренним взором проплыло слово на латинице, вот оно завращалось, укутавшись в овал, вот потекло расплавленным… золотом? или мёдом?.. и что-то булькнуло, потом разбилось невидимое стекло и потянуло летним садом. Флакон духов, догадался Геннадий. Он втянул пуповину-нить, слился с телом и перешёл на низший план бытия.
Окрылённый успехом эксперимента, Гена забрался в кровать и сразу уснул.
***
Целый день седьмого он бегал по магазинам, ища духи нужной марки. А утром восьмого радостно вручил жене дорогущий флакончик. Однако Ирина почему-то смутилась и бросила взгляд в сторону. На трюмо из подарочной коробочки выглядывал точно такой же флакон. Гена мысленно досчитал до десяти, потом до ста, улыбнулся, чмокнул жену в щёку и выскочил из квартиры, буркнув что-то насчёт цветов.
Ревность изжогой сидела в желудке, горькой жёлчью подкатывала к горлу, синюшным отливом красила кожу, пока Геннадий кружил по кварталу. И если бы кто-то заглянул в это время в астрал, то заметил бы, как деревья, дома и улицы тонут, поскрипывая, в чернильную тьму.
***
В ту же ночь Геннадий навис над беззаботно спящей Ириной. Его астральные руки по локоть влезли в женское тело, ощупывая каждый уголок, каждую частичку внутренностей жены в поисках следов чужой ауры. Особенно тщательно ревнивец просеял область половых органов. Но нет, кроме законного мужа внутри Ирины никто не побывал. Значит, до физической измены ещё не дошло.
Вопреки досужим сплетням, сердце всего лишь мотор, истоки эмоций следует искать совсем в другом месте, и Геннадий знал, в каком именно. Вот только добраться до вентрального стриатума было и сложно, и опасно. Сложно — из-за расположения стриатума в самом центре мозга, и вентрального отдела как верхушки, примыкающей снизу к полушариям, опасно — из-за вероятности повлиять на мыслительные процессы субъекта и на моторно-базисные реакции в частности. Неприятно будет, если Ирина проснётся с болезнью Паркинсона или параличом. Но выхода не было — Геннадий обязан узнать правду.
Он деформировал свою сущность, превратившись в червя с одним глазом на конце в бахроме обонятельных, осязательных и вкусовых рецепторов. За глазом поместил слуховую камеру с косточкой и обтянул гладкой кожей. Хвост же снабдил режущим краем, на экстренный случай. В таком виде он плавал над телом жены с минуту, затем рывком приблизился, одновременно уменьшаясь. Серия рывков — и вот перед ноздрёй спящей висит, извиваясь, кошмарная минипиявка, из середины которой тянется тонкая нить к бездвижному телу Геннадия. Спустя миг пиявка скрылась в голове Иры.
***
Утром Геннадий приготовил завтрак, принёс в спальню и терпеливо ждал, когда проснётся жена.
Стоило Ире открыть глаза, как раскаявшийся ревнивец подскочил к кровати и неестественно бодро спросил:
— Как спалось, милая?
Не дожидаясь ответа, сунул поднос с едой и внимательно отслеживал каждое движение рук, губ, челюстей любимой.
— Не хочешь ли прогуляться? — следующий вопрос и новое испытание. На этот раз любитель покопаться в чужих мозгах отмечал движения ног, наклоны, повороты головы. Уговорил пробежаться и после прислушивался к чистоте дыхания.
Лишь к середине дня Геннадий удостоверился, что с женой всё в порядке. А флакончик, как он выяснил ночью, Ире подарила та самая подруга Ленка, замужняя дама, не склонная к лесбийским играм.
***
С тех пор у Гены вошло в привычку на полчасика перед сном влезать в тело жены, ласкать и исследовать чужой организм, проводя раз за разом всё более рисковые опыты. Так, однажды он заставил Ирину руку прикоснуться к её носу, причём проделал это настолько виртуозно, что жена не проснулась. Пробирался Геннадий и в мозг. От восприятия мыслей он перешёл к внушению и уже к маю расторможенная Ирина выполняла любые сексуальные прихоти своего господина. Ревность не возвращалась.
Анкх рисовать Гена перестал. Он больше не укладывался на полу, не обнажал грудь. Привычно расположившись в постели, одетый в пижаму, он дожидался, пока жена уснёт. Иногда, если днём ему в голову приходила идея нового опыта, он подсыпал Ире снотворное, но как правило — нет. Ему хватало терпения. И контроля над собственной женой.
***
Всё изменилось в начале июня.
Во-первых, покончил с собой соковровик Коля. Весть дошла до Геннадия через третьи руки, но по-всему выходило, что Николай беспробудно пил несколько дней, а потом перерезал себе горло над унитазом. Гена сунулся было в знакомый подвальчик, но вместо тайного общества узрел цельнометаллическую дверь, замок и вывеску "Кафе Незабудка".
"Я тебя, Колян, никогда не забуду", — подумал Гена, перекрестив на прощанье дверь.
А во-вторых, Ирина собралась в отпуск, и не с супругом, а с той же Ленкой Марковой, которая и оплачивала поездку, проживание, питание и возврат через две недели из солнечной Турции. Повлиять на Ленку Геннадий не мог никак.
***
Четырнадцать дней и пятнадцать ночей ревность грызла Геннадия, как точилка — неосторожный карандаш: медленно, основательно, в труху. К встрече жены в зале ожидания от Гены осталась только оболочка, наполненная отвратительными миазмами ревности, и только благодаря курсу ведической йоги супругам удалось добраться домой.
Захлопнув дверь, Геннадий, и без того бледный, рухнул навзничь. С загорелого лица Ирины сползла улыбка.
— Что с тобой, дорогой? — успела произнести она, наклонившись, и упала без чувств рядом.
Впервые Геннадий решился на выход из тела при свете дня. Привычно ощупав интимные местечки, астральный призрак принял форму одноглазой пиявки и внедрился в мозг жены.
Замелькали образы. Пляж, гостиница, обнажённые тела. Ресторан, еда, выпивка. Услужливый официант, симпатичный бармен, парень с полотенцами на пляже, гостиничный мальчик, портье — всех Ирина оценивала как потенциальных партнёров. Масла в огонь поливала подруга Ленка, нашёптывая разные скабрёзности.
Все себя от ярости Геннадий принялся крушить память Ирины заточенным хвостом. Пусть не физически, пусть мысленно, но жена изменила и не раз. Тончайшая паутина ассоциаций рушилась, связи между образами и словами рвались, превращая женщину в беспомощного младенца. И вдруг всплыло слово "задержка". Геннадий остановился, попытался припомнить, когда в последний раз были у жены месячные и не смог. Что ж, задержка значит… Он метнулся по позвоночному столбу вниз, астральной тяжестью, как бульдозером, сметая базовые инстинкты и периферийную нервную систему. На материальном плане тело Ирины слабо подёргивалось, в астрале — истекало свечением. Сама жизнь покидала несчастную. Но Гене было всё равно. Только бы успеть добраться до причины "задержки". И как он мог пропустить? Но ведь не было же никаких следов ни во влагалище, ни рядом. И в памяти не отложился секс с турецкой обслугой.
И всё же вот он — прилепился к маточной стенке, небольшой комок клеток с аурой свежего утра, прозрачной росой на лепестке красной розы. Гена медленно приблизился.
Сердце и лёгкие Ирины отказывали, печень и селезёнка бунтовали. Кровь потемнела, концентрация вредных веществ в ней росла, и плод пульсировал, стараясь вобрать крохи кислорода из организма матери. Новая жизнь боролась за своё существование. Бешено и бездумно, словно включённый на полную мощность насос.
Гена почувствовал притяжение. Его самого засасывало в бездонную воронку плода. И лишь теперь он понял, что в приступе ярости нить, связывающая его с собственным телом, порвалась. Он попытался вырваться — неудачно, увеличить размер — безуспешно. В ужасе Гена наблюдал, как от плода потянулся лучик света и намертво вцепился в пиявочный глаз. И только теперь до безумца дошло, что зародыш не был чужим, это его собственный сын или дочь, именно потому и образовалась новая связь, именно поэтому и не было следов чужой похоти. А бушевавшие в голове Ирины фантазии навеяны гормональным всплеском.
Но было поздно. Через секунду плод втянул астральную сущность Геннадия в себя, а спустя пару минут погиб и сам.
***
На следующий день сотрудники полиции, вызванные Еленой Марковой, вскрыли дверь и обнаружили два тела "без признаков насильственной смерти". Их кремировали и урны закопали на кладбище. Квартиру ушлый участковый по подложным документам продал налево. Горшок с единственным растением в доме, драценой душистой, был выброшен в мусорку.
Но где-то там, в переплетении улочек старого города, уличный фонарь каждый вечер выхватывал из темноты вывеску, украшенную райскими птицами и пышными цветами. "Познай ближнего. Обуздай гнев. Научись управлять собой".