Хайборийский Мир - Конан на острове

Пішу, пишу :D

Конан проснулся от лёгкого прикосновения к груди. Касание было совсем лёгким, и всё-таки его хватило, чтобы вырвать его из череды бессвязных сновидений. Обычно он просыпался мгновенно, словно дикий зверь; но не в этот раз. Всё тело ломило и болело, словно по нему прошлось стадо диких быков. Ныли, казалось, даже кости. Дышать было тяжело, словно его приложили по груди увесистой оглоблей. Глаза отчаянно не хотели открываться – они подпухли, и в них словно насыпали песка. Голова раскалывалась, словно с попойки – а ведь он совершенно точно ничего не пил, разве что с дьяволами на дне морском. Во рту будто перекатывались сухие камни. События вчерашнего дня вырисовывались в его голове – они медленно, неохотно, словно нерадивые солдаты, выстраивались на место. Море, буря, корабль…. Сверкание молний…. Холодные, пронизывающие до самых костей объятия чёрного моря. Водовороты… Хищные подводные камни, о которые его хорошенько приложило несколько раз…. И мокрый песок, по которому он медленно полз, а море ярилось за его спиной, желая утащить его обратно, утянуть в бездонную тёмную глубину, к демонам на поживу. И помнил, как упал на мокрый песок, а шипящее холодное море накатывало на его ноги, шипело пеной. И как он из последних сил прополз ещё два-три метра и замертво распластался на холодном чужом берегу, и его поглотила беспроглядная тьма. Даже более беспроглядная, чем чёрное ненастное небо над головой.
И даже сейчас, когда он чувствовал прикосновения горячих лучей южного солнца на своем лице, ноги и руки болели так, словно их всю ночь дёргали демоны в разные стороны, грудина и рёбра ныли – варвар смутно припоминал, что, кажется, его закрутило в ледяном океане и треснуло боком о камень. Наконец, сделав неимоверное усилие, он выдохнул и рывком поднялся, опираясь руками о песок. Голова взорвалась безумной болью, его повело куда-то в сторону, солнце пронзительно било через слегка приоткрывшиеся глаза, и его едва не вырвало. Кто-то или что-то тоненько вскрикнуло рядом с ним. Но варвар решил не обращать на это внимания. Наконец, ему удалось разлепить глаза. Солнечный свет причинял неудобство, сравнимое разве что с болью. Кругом был берег, пологий, морской, но совершенно незнакомый. Впрочем, как раз это Конана не удивило. Он вспомнил стычку с Мерелло на корабле, удар молнии, вспомнил, как его стегнуло канатом по ногам. Судя по всему, его выбросило на песок совершенно незнакомого острова – и ему крупно повезло, что рядом оказался остров, а он не пошёл ко дну в бесконечном океане. Впрочем, ночной океан во время бури был почти ледяным, и цепкие объятия холода не до конца отступили даже сейчас, на залитом солнцем пляже. Хотя на самом деле его голова давным-давно прокалилась на горячем песке под жаркими лучами солнца, он всё ещё помнил тот самый зверский холод, пробирающийся в самые внутренности. Он с трудом поднялся на ноги, и его всё-таки вырвало. В глазах расплывались красные пятна, и всё-таки ему полегчало. Внутренности скрутились в тугой клубок, в ногах всё ещё сохранялась ватная слабость – всё таки море, холод и скалы здорово помяли его этой ночью. Пожалуй, менее крепкому человеку это стоило бы жизни. Кое-где с него ободрало кожу, кровь запеклась на виске и на груди. Волосы, вымоченные в морской воде и перемазанные в песке, намертво перепутались в жёсткий колтун. О опёрся рукой о как раз удачно оказавшийся рядом валун.

Добавлено через 20 секунд
- Элайо тейя! – донёсся до него голос, мягкий и не лишённый некоей приятности. – Терре о ностро? Ла миа!
Всё ещё пребывающий в лёгком багровом тумане варвар с лёгким удивлением обнаружил, что кто-то, почти неразличимый из-за тумана, который плавал у него перед глазами и яркого, слепящего солнца, сунул ему в руку широкий тонкий платок. Машинально он провёл по губам – скорее, чтобы убедиться, что на них нет крови – но это было бесполезной затеей, губы были разбиты до черноты и уже покрылись коркой подсохшей запекшейся крови и распухли. Отшвырнув ткань в сторону, он встал на четвереньки и умылся в тёплом утреннем море. Раны, порезы и содранную кожу немилосердно защипало, но он не обратил на это никакого внимания. Отдышавшись, он прислонился спиной к тёплой, так удачно подвернувшейся скале. Обычно даже безумное смятение битвы не могло свалить с ног опытного и многое пережившего великана, но море нынче ночью изрядно потрепало его и выпило почти все его силы. Возможно, треснуло несколько рёбёр; возможно, было сотрясение мозга; а может, были повреждены некие внутренние органы. Впрочем, вполне возможно, среди ран и переломов и не было тех, которые могли бы угрожать жизни. Но боль окутала его, словно лёгким облаком. Она же не давала ему вновь впасть в забытье. С трудом сконцентрировав взгляд, он обнаружил, что перед ним стоит невысокая, симпатичная девушка в довольно откровенном и лёгком наряде. Она не была похожа на чернокожую, но была достаточно загорелой, как и полагается жительнице южных островов.
***
Ялинда осторожно коснулась груди гиганта. Он был действительно огромен, таких громадных и в то же время атлетически сложенных людей она ещё не встречала. Возможно, у него было слегка тяжеловесное телосложение, но всё-таки удивительно правильное и гармоничное. Размах его плеч потрясал. Грудь походила на два щита, обтянутых кожей. Она вздымалась и опадала, словно кузнечные мехи. А руки! Вот это были руки! Они были крепкими и загорелыми, кожа на них была словно задубленной, сожжённой солнцем, загрубевшей. Под кожей бугрились мускулы, руки были оплетены ими, словно корабельными канатами. Лицо было слегка грубоватым, словно вырубленным из единого куска камня, с прямым квадратным подбородком, но в этой грубоватой простоте была и своя красота. Словно она повстречала одного из суровых персонажей своего родного, северного Эпоса Тиафа. Лицо было наполовину сокрыто спутанной массой густых смоляных волос.
Незнакомец был явно выброшен на берег бурей прошлой ночью. Подобные бури изредка обрушивались на побережье Снофру. Он казался измученным и возможно, даже израненным, но, кажется, не умирал. Грудь мерно вздымалась; сиплое дыхание вырывалось из его глотки. Судя по всему, гигант просто спал. Он был прекрасен в своей неправдоподобной, какой сказочной первобытной мощи, словно был выброшен на этот берег из какого-то иного, чужого и явно сурового мира. Он походил на дикого волка, совершенно случайно оказавшегося в центре цивилизации. Конечно, Снофру сложно было назвать центром чего бы то ни было, и всё-таки, этот чужак совершенно явно не походил ни на уроженца Снофру, ни вообще на кого бы то ни было в пределах Империи. Он походил на бурную, непокойную стихию, каким-то чудом оказавшуюся на песке крохотного, заброшенного в синих волнах Океана острова.

Добавлено через 13 секунд
И ещё – он был притягательным, как может быть притягательна буря, как притягателен дикий зверь в клетке. Её тянуло к нему, как тянет к чему-то новому, неизведанному и опасному. Ощущение опасности и силы исходило от него даже сейчас, когда он, вполне возможно искалеченный, лежал на песке и спал. Или умирал. И, совершенно не отдавая себе отчёт, почему и для чего она это делает, она присела на корточки и коснулась пальцами его груди. Его шёлковая рубаха – какой странный шёлк! – изорвалась, и стали видны могучие, крепкие «пластины груди», и не менее крепкий живот. Она, словно зачарованная, провела пальцами по груди этого великана, невольно восторгаясь его силой и слегка пугающей, грубой, но всё-таки красотой.
Великан засипел. Испуганная, она отпрянула назад. Прошли мгновения, и он всё ещё лежал не шевелясь, и Линда уже решила, что всё-таки не разбудила его, когда внезапно он сел. Волосы открыли его лицо, и она ужаснулась. Вся правая половина лица была покрыта запёкшейся кровью. Там наливался огромный синяк. Кожа была содрана. Глубокий порез тянулся через щёку и скулу. Губы были разбиты и подпухли. Кажется, он приложился лицом о камень. Почему после такого удара он не потерял сознание и сумел выплыть – оставалось превыше её понимания.
Теперь, когда он двигался, он казался ещё более пугающим, чем раньше. И, хотя у него не было при себе оружия, он походил на человека, вполне способного убивать даже голыми руками. Более того, делать это попросту, походя. И в этот момент она испугалась. Кого она разбудила? И для чего? Наверняка это пришелец из Другой части Мира, пришелец из иной вселенной, тот самый чужак, подобный тем что иногда приходят из сверкающих Туманов Последнего Моря. Они никогда не знают языка, ничего не понимают в здешних обычаях – привычное дело для острова Снофру. Хотя они приходят и редко. Там, в своём мире он мог оказаться пиратом, убийцей, насильником, настоящим монстром, с которым она, даже не взирая на всю свою магию, могла не успеть справиться. Несколько раз ей приходилось наблюдать, как двигаются опытные воины и наёмные убийцы – стремительно, не уследить и глазом. Если найденный ей великан может двигаться хотя бы вполовину так же быстро, то она и пикнуть не успеет, как он свернёт ей шею. Пресвятая Богиня, да она же стоит от него в каких-то двух шагах!!!
Всё это промелькнуло в её голове буквально мгновенно. А затем великана вырвало. Наверно, другую девушку охватило бы омерзение, но она внезапно поняла, как беспочвенны её страхи – гигант едва держался на ногах.
- Великие боги Моря, - сказал она и аккуратно, почти нежно сунула ему в руку вытащенный шёлковый платок. – Не знаю кто ты, но возьми, вытри губы….
И он вытер. А потом упал на четвереньки, дополз до моря и умыл лицо. Сел, прислонившись спиной к камню. Её внезапно пронзила острая жалость. И она, полностью сознавая глупость и бестолковость собственного поступка, села и прислонилась к валуну рядом с ним.
***

***
Конан молча повернул голову и смотрел на неё. Она была красива, даже очень. Красива такой мягкой, девственной красотой, которой бывают красивы очень юные девушки. Солнце игралось в её волосах, золотило их, словно заблудилось. Её кожа казалась присыпанной золотым песком. Нагрудная повязка… или хитон?... или туника?... или что это в общем на ней было? Едва-едва прикрывала её спелые юные груди, выпирающие из ткани и наполовину обнажённые сверху. Её стройный стан переходил в округлые бёдра, прикрытые набедренной повязкой странного покроя, совсем-совсем короткой, так что наклоняться уж точно в ней было небезопасно; из под странной светло-голубой ткани тянулись длинные, красивые, крепкие и загорелые ноги. Заканчивались они изящными ступнями в сандалиях. Конан не рассматривал её подробно; все эти подробности почти мгновенно зафиксировались у него в мозгу. Так или иначе, думал, я умираю. И ему было всё равно куда смотреть. А на неё смотреть было приятно. Его внутренности переплелись в тугой, раздираемый болью клубок. Левая рука едва слушалась, даже пальцы сгибаться не хотели. Да и правая была не лучше. Было глупо пройти столько битв, сразиться с сотнями опасных противников – и умереть на берегу моря, насмерть разбившись об окаймляющие остров острые коварные рифы. Грудь немилосердно ныла, но в сравнении с болью, которая терзала его внутренности, это была ерунда. Солнце светило не так уж и сильно, как внезапно подумал он. Это просто показалось ему по первой. Солнце играло на море бликами, разбиваясь крохотными золотыми огнями на волнах. Золотая дорожка тянулась по океану. Облаков было мало, они клубились розовой дымкой у самого горизонта. Пляж был безлюдным и одиноким. Пальмы возносились вверх мохнатыми, чешуйчатыми стволами, шелестели ажурными, слегка подпаленными солнцем длинными листьями – они развевались, как флаги. Море с мерным шипением на бегало на берег – такое ласковое и нежное, совсем непохожее на бурное и чёрное, ледяное и дьявольски опасное ночью. Тонкая белая полоса вилась чуть-чуть подальше от берега – там, где под водой вставали острые рифы. Именно там, где его встретила и нашла смерть. В том, что он умрёт, Конан почти не сомневался. Остатков корабля кругом видно не было. То ли они выжили во время этой безумной бури, то ли корабль разбился где-то далеко от того берега, куда выкинула его. Кровавый туман медленно заползал на его глаза. Но пока он ещё видел берег. Берег, море, её. Его губы искривились в последней, предсмертной усмешке. По крайней мере, это было не худшее, что он увидел в жизни. Скоро его застигнет завывающая, тёмная, вечная буря. Исхлёстанная ветром темнота, куда попадают все после смерти. Он посетил множество королевств и видел храмы многих богов. Разные люди верили в разных богов. Но он почему то был уверен, что его ждали холодные серые равнины бесконечной мглы, истерзанный ветром мрак, последнее пристанище мёртвых. И он не боялся его. Видит Кром, он многое успел повидать в жизни. И он улыбался. Море, небо и прекрасная девушка рядом – это лучше чем ледяное море. Пусть это будет его последним воспоминанием, которое он унесет в мрачное царство смерти. А впрочем, быть может, он и не думал. Его мысли не были оформлены каким-то определённым, чётким образом. Скорее они походили на трепет крыльев мотылька или последний трепет огонька на фитиле потухающей свечки. Ещё мгновение – и погаснет. Но прежде чем этот, последний миг наступил, он ощутил на своих губах касание чего-то мягкого и тёплого, словно поцелуй, а потом ему в губы влилось что-то обжигающее, отвратительное и резкое на вкус. Все его рецепторы словно вспыхнули огнём. Он не успел окончательно провалится во тьму. Он закашлялся, её грудь пронзила боль с новой силой, а потом его снова вырвало.
****

Добавлено через 1 минуту
****
Она сидела рядом с ним, аккуратно ощупывала его сломанные рёбра, стирала кровь и обрабатывала царапины жидкостью из красной бутылочки. И пыталась унять бешено колотящееся сердце. Боги Моря! Как он смотрел на неё! Как смотрел! Она не смогла бы описать этот взгляд. Потухающий взгляд. Сидя у той скалы, он умирал и, тем не менее, смотрел на неё, и улыбался. Эта улыбка была страшной из-за безжалостно разбитых губ, и всё-таки она была. Она заметила эту слабую тень улыбки, тронувшие его губы. Последняя тень улыбки того, что ускользал в Царство Смерти. Это был странный взгляд, и дрожь от этого взгляда всё ещё никак не хотела уходить из её коленей. Он не смотрел на неё как пылкий любовник или трепетный воздыхатель; о нет. Он смотрел на неё, как на приз, как на сокровище, как дикий зверь на вожделенную самку. И тем не менее её колени дрожали, и это странное ощущение, до странности сладкое, покидать её никак не желало….