Хайборийский Мир - Конаджохара

Короче вот что писал о пиктах сам Говард. Ни в одном глазу расширительного толкования, который сделал Пелиас я не увидел. Даже намеков.

Цитата:

Тем временем пикты необыкновенно размножились и окрепли. По капризу судьбы стараниями одного единственного человека, да и то чужеземца, они вышли на дорогу, ведущую к созданию собственной империи.
Человеком этим был Арус — немедийский жрец и прирожденный реформатор. Не совсем понятно, почему именно пикты привлекли его внимание, но он решил направиться в самое сердце западных лесов, чтобы искоренить варварские обычаи, проповедуя гуманный культ бога Митры. Его не устрашили мрачные рассказы об участи купцов и путешественников, углублявшихся в эти леса. Судьбе было угодно, чтобы он, одинокий
и безоружный, нашел, тех, кого искал, - и был немедленно схвачен и связан, словно жертвенное животное.
Пикты извлекали немало выгод от контактов с цивилизацией, но противились им изо всех сил. Сами они с горем пополам обрабатывали медь и олово, не значительные залежи, которых имелись в их стране. За другими металлами им приходилось ходить вглубь Зингары, либо выменивать на шкуры, китовый ус, моржовые клыки и другие дикарские сокровища. Пикты уже не ютились в дуплах и пещерах, а ставили шатры из шкур и неуклюжие шалаши - подсмотрели у боссонцев. Они продолжали вести кочевую жизнь, поскольку в лесах было полно зверья, а в реках - рыбы. Знакомы они
были и с земледелием, но предпочитали красть зерно в Боссоне и Зингаре. Объединялись они и кланы, беспрестанно враждовавшие между собой. Обряды их были примитивны, кровавы и совершенно чужды цивилизованному человеку, каким был Арус из Немедии. Арус надеялся, что лесные варвары окажутся способными к развитию, - так оно и вышло. Правда, не таких результатов он ждал от этого развития...
Немедийскому жрецу посчастливилось попасть к вождю, обладавшему незаурядным умом. Звался он Горм. Личность его трудно понять до конца, как трудно понять душу Чингисхана, Аттилы и других равных им мужей, что родились в голой степи, но были от природы наделены инстинктом завоевателей и основателей держав.
На ломаном боссонском наречии жрец поведал пикту о своих намерениях. Горм был настолько ошарашен, что не велел убивать пленника и даже позволил ему остаться в племени - такого история пиктов еще не знала.
Овладев языком, Арус принялся искоренять из жизни пиктов наиболее мерзкие обычаи - приносить человеческие жертвы, резать друг друга и сжигать пленников заживо. Он часто и подолгу беседовал с Гормом, обретя в нем внимательного, но немногословного слушателя.
Можно представить себе эту картину - чернокуд*рый вождь в тигровой шкуре и с ожерельем из чело*веческих зубов сидит на глинобитном полу в углу жалкой мазанки и внимает красноречивым рассужде*ниям немедийского жреца, устроившегося на стуле из красного дерева, покрытом шкурой. Арус, жестикулируя тонкими холеными ручками, излагает вековечные за*коны и правила, провозглашенные некогда Митрой. Жрец, конечно, с негодованием указывает на ряды че*репов, украшающих стены мазанки, и призывает Горма прощать врагам своим, а не глумиться над их останками. Арус являл собой высшее достижение расы худож*ников и поэтов, расы, вышколенной столетиями циви*лизации. Горм же был наследником варварства, длившегося сто тысяч лет: шаг его был поступью тигра, рукопожатие - хваткой гориллы, а в глазах пылал то же огонь, что и у леопарда.
Арус, человек практичный, упирал на понятный даже дикарям принцип материальной выгоды. Мощь и процветание гиборийских держав он приписывал всемогуществу Митры - его-де учение и подняло эти госу*дарства на столь высокий уровень. И рассказывал о городах и цветущих равнинах, о стенах из мрамора и повозках из железа, о храмах, купола которых укра*шены драгоценными камнями, о рыцарях, закованных в сталь и всегда готовых устремиться в битву...
Горм же с безошибочным чутьем варвара мимо ушей пропускал непонятные речи про богов и их заветы и больше обращал внимание на дела мирские, живопи*суемые профессиональным проповедником.
В этой-то мазанке с глинобитным полом, где вождь в тигровой шкуре выслушивал наставления жреца в белой шелковой хламиде, и заложена была основа мо*гучей империи.
Как уже говорилось, Арус был человек практичный. Живя среди пиктов, он обнаружил, что ученый человек может принести немало пользы даже тем, кто ходит в шкурах и украшает себя ожерельями из людских зубов. Как всякий жрец Митры, он был сведущ во многих областях. Вскоре он обнаружил в холмах пиктов богатые залежи железной руды. Он научил туземцев добывать ее, выплавлять металл и ковать из него орудия. Для земледелия, наивно полагал он. Многого достиг жрец, но вот что было самым главным: он разжег в душе Горма желание поглядеть на цивилизованный мир, на*учил пиктов обрабатывать железо и наладил связи меж*ду варварами и остальным миром. По приказу вождя Арус провел его с несколькими воинами через Боссонское пограничье в мир, что купался в достатке. Арус, несомненно, полагал, что обратил все племя в свою веру - ведь пикты слушались его и не рубили друг друга медными топориками. Но варвары не склонны были прощать врагов и вести мирный образ жизни. Способностей к творчеству у лесных дикарей не было: сутью всякого пикта были война и убийство.
Когда жрец расписывал достижения цивилизован*ных народов, его смуглолицые слушатели навостряли уши. Сам того не желая, он, повествуя о богатых городах и цветущих селах, рассказывал о грядущей военной добыче. Когда же приводил он в пример некоего го*сударя, которому Митра помог победить врага, пикты не обращали внимания на божественные чудеса - пе*ред ними вставали боевые колонны, конные рыцари, вымуштрованные пикинеры, меткие лучники. Арус тешился вниманием, с которым выслушивались его на*ставления по кузнечному делу и другим ремеслам. Глаза пиктов были живыми, лица же непроницаемыми; они дожидались конца урока и в молчании расходились.
До его прихода они поворовывали железное оружие и доспехи у боссонцев и зингарцев и мастерили соб*ственные жалкие поделки из меди или бронзы. Теперь перед ними открылся новый мир, и по всей стране зазвенели кузнечные молоты. Благодаря новому искус*ству Горм стал владычествовать над другими кланами - где оружием, где хитростью, где дипломатией - а в ней он преуспел больше других варварских вождей.
Снабженные соответствующими охранными грамо*тами, пикты свободно посещали Аквилонию и возвра*щались, овладев новыми секретами изготовления панцирей и закалки мечей. Более того, они стали всту*пать в отряды аквилонских наемников - к величайшему неудовольствию боссонцев.
Владыки Аквилонии могли бы бросить пиктов против киммерийцев и ликвидировать таким образом оба очага угрозы на западе. Но они были слишком заняты заво*еваниями на востоке и юге и не обращали внимания на неведомые закатные края, откуда приходили все новые и новые бойцы, пополнявшие отряды наемников. По окончании службы воины возвращались в леса, в совершенстве овладев боевыми искусствами развитых народов и исполнившись еще большего презрения к цивилизации после столь близкого знакомства с нею.
Забили на холмах барабаны, запылали на вершинах костры, созывая воинов, а варвары-кузнецы на тысячах наковален изготовляли мечи и доспехи. Горм стал вож*дем над вождями, подлинным королем пиктов, королем, которого у них не бывало уже тысячи лет. Долго ждал он этой минуты, успел состариться, но смог, наконец, двинуться к границе, чтобы не торговать, а воевать.
Слишком поздно понял Арус свою ошибку: ему не удалось проникнуть в душу язычника, вечно жаждущую крови. Его изысканное красноречие не затронуло окостенелого сознания дикарей, напрасными были попытки пробудить голос совести в сердцах варваров.
Уже не в тигровую шкуру в надежные доспехи облачился Горм, но перемена была чисто внешней. Под доспехами пикт остался самим собой - вековечным варваром, равнодушным к богословию и философии и с ухватками разбойника и грабителя.
Прокладывая себе дорогу огнем и мечом, пикты обрушились на боссонскую границу - тоже не в звериных шкурах и не с медными топориками. Панцири и кольчуги защищали их, а клинки были выкованы из самой лучшей стали.
Какой-то пьяный пикт проломил Арусу голову в тот самый момент, когда мудрец направился к Горму последней надежде остановить лавину, которую сам же невольно и вызвал.
Горм был благодарным учеником: голова убийцы увенчала курган, насыпанный над телом жреца. Сколь жестока ирония судеб, управляющих Вселенной: ведь погребенный под камнями человек всегда чувствовал отвращение к мести и кровопролитию.