Великий Храм Тысячи Лучей, где молился король, давно уже утратил прежнюю роскошь и прежнее значение в глазах аквилонцев. В последние годы царствования безумного Нумедидеса, когда в Тарантии буйным цветом расцвело чернокнижие, богатства Храма подвергались безжалостному расхищению. Строгость и святость, которыми было отмечено правление Вилера Третьего, канули в Лету. Для безумств и распутств его племянника требовалось много золота. Высшее митраитское духовенство, сперва сопротивлявшееся безбожию, затем смирилось пред волей деспота и со странной для аколитов Митры готовностью принялось искать оправдания вершащемуся произволу. Те немногие, кто, подобно бывшему верховному жрецу Декситею, находил в себе силы выступать в служении Справедливости до конца, вынуждены были оставить столицу и искать спасения в провинциях, где безбожие тарантийского двора мнилось не таким явным.

После убийства Нумедидеса и захвата власти Конаном были предприняты попытки вернуть Храму Тысячи Лучей прежнюю роль высшей святыни Западного мира. Однако они заранее были обречены на провал. Во-первых, потому, что киммериец, повидавший на своем веку немало богов и даже собственной рукой убивший кое-кого из них, отказывался отдавать особое предпочтение Митре. Он не возражал, когда аквилонцы поклонялись Солнцеликому как верховному своему божеству, но решительно отказывался участвовать в нудных мистериях Митры сам и запрещал делать это своим вельможам. Таким образом, в Аквилонии времен Конана митрианство превратилось из государственной религии в дело личного выбора каждого подданного.

Во-вторых, вернуть Золотому Храму прежний блеск мешали беспрерывные потрясения, омрачавшие царствование Конана. Несмотря на усилия короля и его ловкого канцлера Публия, денег не всегда хватало даже на оснащение армии. Кто рискнул бы заикнуться в такие времена о золоте для отделки фасадов помпезного святилища?

И все же главная причина упадка Храма Тысячи Лучей, а с ним и целого здания митраитской культуры, заключалась не в особенностях характера королей и не в дефиците средств для его возрождения. Сами аквилонцы стали другими. Они искали утешение не в обращении к благому божеству, а в страстях человеческих — мести, похоти, накопительстве. Острый клинок ценился дороже святого слова. Митру поминали, Митру славили, Митре возносили положенные дары — но происходило все это скорее не по зову сердца, а в силу обычая, привычки. Солнцеликий по-прежнему безраздельно царил над Аквилонией, но души людей ускользали от него...

Чем дальше — тем больше. Каждое потрясение запечатлевалось новыми рубцами на теле Храма. В период немедийского нашествия, когда солдаты Амальрика и Тараска грабили и уносили все, что можно было награбить и унести, святилищу была нанесена незаживающая рана. Черный ахеронский волшебник Ксальтотун, восставший из праха верховный жрец Сета, не упустил возможности осквернить святыни ненавистного бога. Затем Храм предали огню. Когда победивший Конан возвратился в Тарантию, он нашел на южном холме мрачные руины, покрытые золой и сажей, и там гулял ветер... Тогда смягчилось суровое сердце варвара, и он приказал заново отстроить Храм на деньги, переданные Тараском в качестве контрибуции.