Очнулись вы в темнице под мостом. В голове шумел и бесновался хмурый северный океан, поэтому вы не сразу сообразили, где вы находитесь. Неяркий свет падал через крохотное окошко вверху коридора. Несколько дрожащих звёзд заглядывали в вашу нерадостную обитель.
Вы сели и посмотрели на свои руки. Их сковывали мощные бронзовые оковы, которые даже вам разорвать было бы не под силу. Толстая, слегка позеленевшая цепь уходила в стену.
При вашем пробуждении две тощие серые крысы шмыгнули куда-то во тьму. Гниющая солома чёрными ошмётками лежала на полу.
Внезапно послышался глухой щелчок и двери в конце коридора отворились. По ступеням спустился высокий обрюзгший тюремщик. Пройдя по разлагающейся соломе и ошмёткам пищи, он остановился напротив вашей камеры. С язвительной усмешкой посмотрел он на прикованного киммерийца.
— Так вот, кто ограбил храм Лахаму! — весело воскликнул он, потирая руки. — И пропил всё серебро по борделям Шадизара. - внезапно его лицо исказила гримаса ярости. - То самое серебро, которое вычли из наших кошельков, потому что мы обрегали покой
добропорядочных граждан в эту ночь возле проулка Кипарисов!
Его лицо побагровело от ярости.
— То самое серебро, за которое мы могли пить хорузунское вино и щупать податливых шлюх в Трёх Ослах! А всё потому, что проклятый варвар лазает как обезьяна, и ловок, как тысяча дьяволов!
Он заскрежетал зуьами от ярости:
— Зато завтра мы как сможем как следует насладимся его последними танцами на верёвке. Посмотрим, настолько ли он ловок, чтобы выбраться из петли!
Искажённое вспышкой злости, его лицо походило на лик вендийского демона, но затем снова стало слащаво-бесстрастным. Он рассмеялся смехом, от которого у вас поползли мурашки по коже.
— А заодно завтра, перед эшафотом, я думаю, наш достопочтенный варвар не будет против, если мы с ним немного позабавимся. У нас здесь внизу, есть такое чудное местечко… цепи, жаровня, крюки… местный палач умер бы от зависти. Я думаю, что никто не обратит внимания, если варвар с трудом поднимется на деревянный помост – великие боги, разве кому придёт в голову проверить, на месте ли у него то, чем мужчины дорожат больше всего?
Он мелко рассмеялся, и его большой живот заходил ходуном.
Внутри вас клокотал океан. Вы зарычали от едва сдерживаемой ярости, потому что с этого расстояния вам было его никак не достать. Но тучный стражник, внезапно, увлёкшись, шагнул к решётке, поглощённый всплеском всепоглощающей ненависти.
В ваших глазах мелькнул огонёк торжества, и вы подобрались, словно пантера перед прыжком.
Он ухватился за решётку руками:
— И всё, чего мы тебя лишим, мы запихаем в твою паршивую глотку перед повешением!
И в этот момент вы прыгнули, словно саблезубый тигр – легенда минувших эпох, безжалостная машина смерти. Длины цепи как раз хватило, чтобы обрушить её на выпуклый, покрытый потными волосами лоб.
Стражник рухнул, словно подкошенный. На покрытом гниющими отбросами полу растекалась лужа крови.
Вы разочарованно зарычали: длинна цепи не позволяла вам дотянуться до ключей.
Добавлено через 14 минут
Прошла полуночь, однако смена почему-то не последовала.
Вместо неё пришел тучный заморянин в богатых одеждах и с тяжёлым взглядом пронзительных глаз.
Он брезгливо покосился на тело на полу, и весело рассмеялся, словно услышав хорошую шутку.
- Как я вижу, ты времени зря не теряешь, - сказал он, двольно потирая руки. - Однако же смерть достопочтенного Гадорама не приблизила тебя к свободе.
- Завтра тебя повесят, — веско уронил он, — Служка опознал тебя. Это ты обчистил храм Лахаму.
Конан только невесело хмыкнул – невзирая на неблагоприятные обстоятельства, он по прежнему не расставался с наджеждой сохранить жизнь – взгляд его острых глаз был для этого достаточно явным свидетельством.
Толстяк подался вперёд.
— Но если ты украдешь для меня одну вещь из храма Азаг-Тота, я смогу сохранить тебе жизнь.
Глаза Конана ярко блеснули. О храме Азаг-Тота ходило много жутких слухов, но это было всяко лучше того, чем болтаться на верёвке.
Толстяк швырнул ему связку ключей.
— После полуночи на тюрьму нападут и она загорится. Я думаю, под шумок ты сумеешь скрыться. Но бойся нарушить данное мне обещание – у меня очень длинные руки. Впрочем, я слышал, варвары всегда держат слово.
При этом он едва заметно поморщился, словно услышал что-то неприятное.
Конан не удостоил его ответом. Сдержать слово он в любом случае собирался.
- Речь идёт о Сердце Аладфдала.
Конан вздрогнул: сопадение казалось неверотяным.
Заморяинин ничего не заметил.
- Это большой, золотисто-алый кристалл, в котором словно пульсирует свет и мелькают тени. Он лежит на алтаре из чёрного камня, в комнате, в которую ведёт ход из центрального зала святилища. Она не закрыта - сами боги охраняют камень. Но то, что я тебе дам, сохранит твою душу.
Заморянин швырнул ему статуэтку, похожую на чудовищную смесь жабы и змеи. Казалсоь, она источала аромат незримого зла. Конана передёрнуло от отвращения.
- Пусть статуэтка всегда будет с тобой, - с нажимом сказал толстяк, кажущийся совсем не смешным из-за зловещего выражения его глаз. - Иначе древние боги могут добраться до тебя. А теперь мне надо идти.
После полуночи тюрьма и вправду загорелась. Послышались шум, гам, крики. В камеру ворвался тюремщик. Тем временем Конан сбросил оковы. И с удовольствием разминал затекшие мускулы.
Что вы сделаете?
1. Стукнете его тяжёлой цепью по голове.
2. Словите и зажмёте рот в надежде выспросить ход отсюда.
3. Покорно дадите себя снова заковать.