Поскольку, очевидно, это относится и ко мне, отвечу: я тут временно самоустранился от процесса творчества, но у меня в приницпе, уже пол-рассказа про Эллисона есть, заценяйте
Грёзы минувшего
День уже стал клониться к закату, когда мы, наконец, миновали редеющий подлесок, перевалили через пологие гребни холмов и вышли к самому началу бескрайних зелёных равнин юга. Впервые за двадцать дней пути зелёная полутьма лесов осталась позади, а внизу простёрлась долина, посреди которой искристой змеёй извивалась широкая лента могучей реки. Ветер донёс до нас душистые ароматы полевых трав. Под порывами нагретого ветерка катились душистые волны вереска, дрока, зверобоя, шалфея, белого донника и пряной медуницы. На горизонте, на грани видимости, беспокойными волнами перемещались стремительные стада антилоп, табуны диких лошадей и когорты большеносых сайгаков. У водопоя внизу то и дело испуганно поднимали головы онагры, тонконогие джигетаи, переминались с ноги на ногу степенные муфлоны, трепетные косули и могучие туры. Лишь людей нигде не было видно – они словно навеки исчезли с лица земли. Мы уже столь долго путешествовали, не встречая ни следа того суетного и странного племени, которое ныне зовет себя homo sapiens, что нам стало казаться, что измученная и уставшая земля вздыбилась и навеки очистилась от них в последнем катаклизме.
Я помню этот катаклизм, хотя был ещё совсем ребёнком. Далеко в небе странный небесный змей, свивая кольца, пролетел и упал где-то далеко на просторах юго-западных земель. Мудрецы нашего времени дивились, пытаясь постичь, что могло это значить, в то время как земля содрогнулась, и началось невиданное до тех пор чудовищное безумие.
Раздался протяжный стон, словно земля сама застонала. А затем началось. Страшная дрожь пробежала по телу земли. Горы вздыбились, звёзды устроили на небесах бешеный танец, Великая небесная река покачнулась и изменила свой путь. Вся земля дрожала, словно испугавшись/трепеща перед неведомым. Странным образом вдруг посветлело. Только что была ночь, и обратно настал день. Ужасные порывы ветра сорвали шкуры с наших шатров. В одно мгновение вскипели реки, проваливаясь в пропасти, разверзающиеся прямо у нас под ногами, горы застонали, разрезаемые трещинами на крошащиеся колонны. Стоял чудовищный грохот и вой, словно проклятый волк Фенрир сорвался со своей зачарованной цепи. Там, где были равнины, вспухали горы, беснующиеся потоки метались между скал, с рёвом прорываясь сквозь в одночасье рождающиеся теснины на зелёное лоно ходящих ходуном древних долин. Люди, звери, птицы – все метались, словно объятые безумием. Казалось, нигде нет спасения. И, наконец, словно пожалев своих детей, земля вздохнула и успокоилась. Лишь лёгкая дрожь пробежала по её груди, как следствие пережитого. Онемевшие от потрясения, безмолвно взирали мы на с детства знакомые нам горы и реки. Вместо величественных гор Ётунхейма стояли крошащиеся, словно подточенные гнилью зубы; израненное ложе равнин словно перемешалось с мутными водами рек в каком-то невиданном лабиринте, превратившись в мешанину озёр, стариц и мелких болот. Израненные и искалеченные мамонты, туры и зубры мычали на повергнутой на …(искромсанную) безумием почву равнин. Знакомые нам леса, равнины и реки – в считанные всё исчезло в невиданном катаклизме. Мы смотрели на совершенно незнакомую землю, словно рождённую в чьём-то дурном/кошмарном сне. Исчезли уютные заводи, где наши жёны добывали водяные каштаны, исчезли тёмные вековечные леса, помнящие ещё молодость мира, что были древнее вечных богов. Исчезли ручьи, в которых мы брали чистую воду. Осталось лишь царство безумия, крови и смерти. Мы радовались лишь, что наше стойбище располагалось на невысоком, прочном плато, которое почти не поддалось всеобщему разрушению и … . Иначе и мы были бы сметены бушевавшей стихией, как и дикие звери. Могучие Повелители Жизни, косматые мамонты были подхвачены потоками шипящей воды и разбиты о прочные скалы, и сами скалы не выдержали гнева земли. Почти половины из рода не досчитались мы в это страшное время.
Именно тогда наше племя решило стронуться с давно нажитых мест. Почти две седьмицы мы хоронили погибших, собирали уцелевшую утварь и заготавливали мясо для долгого путешествия. Пойдя несколько лиг на восток, разведчики сообщили, что наших извечных врагов поглотило море, и мы невольно содрогнулись перед участью, постигшей несчастных. Там, где тянулись ледяные равнины, лишь катил свои угрюмые серые волны ледяной океан. Ни одного вана не спаслось, чтобы рассказать об их страшной судьбе/поведать об их ужасной судьбе. Страшно было даже подумать, что им пришлось пережить в эту ночь. А воздух тем временем становился всё холоднее и холоднее. Дрожь земли словно изменила что-то в самом мироздании. И, хотя было лето, суровым холодом задышали на нас ледники. А на следующее утро вместо дождя выпал снег. На следующую ночь он лёг на израненную землю густым покровом. Мамонты ревели, сбиваясь в кучу на уцелевших полосках равнин. И тогда мы собрали, всё, чему удалось пережить этот чудовищный катаклизм, и пошли. Женщины и воины, старики и дети… Мужчины бежали впереди, разведывая путь. После падения Небесного Змея многие долины изменились до неузнаваемости. Исхоженные перевалы оказались засыпанными, но буйство стихии во многих местах раскололо горы, создав причудливые лабиринты теснин. Каменная крошка летела на нас сверху, и даже самый ничтожный вздох земли грозил похоронить нас в этих природных катакомбах навечно. Но мы прошли. Прошли, и вышли к морю – к морю! – там, где ранее никакого моря не было! К счастью, нам повезло, и мы вышли как раз напротив пролива – того места, где юное море было уже всего. Мы сделали лодки из шкур и ребёр крепкого дерева, и переправились через холодные волны. А за ними лежала новая, неведомая нам доныне земля. Единицы из нашего племени за все времена его существования побывали на/в ней/там, но теперь даже они ничего не могли в ней/здесь узнать. Старцы говорили о богатых городах из дерева и камня, где жили, любили, сражались и умирали люди сотен племён и наречий. А перед нами лежали лишь израненные катаклизмом равнины, безумные лабиринты озёр, рек и стариц, казалось, не знающие, куда им течь, и обезлюдевшие развалины городов. Люди бродили, словно потерянные, каждую ночь становясь добычей для обезумевших гиен и волков. Некоторые из них присоединились к нам, и наше племя не прогнало их, хотя месяцем ранее сама мысль об этом показались бы нам сущим безумием. Но многие остались бродить среди осиротевших колонн и накренившихся стен. На что они надеялись – я не знаю. Мне кажется, они просто не оказались готовыми пережить падение того мира, который их породил.