Зацените ещё вот это
Я Хеймдаль из рода Хеймдаля, сын Ханвульфа, а матерью моей была золотоволосая Гудрун, красоте которой завидовали даже боги. Мои предки пришли с холодного севера в дни, когда земля качалась и сотрясалась. Много лиг они прошли, суровых лиг, когда кругом простирались лишь бескрайние поля искрящихся снегов, а северное сияние мерцало в небе взамен привычного тёплого лика солнца. Иногда, когда я закрываю глаза, мне кажется, будто я вижу эти снега наяву. Пурпурные волны бегут по всхолмьям из холодного снега, а в небе горят огни цвета сполохов проклятых костров ада. Они полыхают невиданными переливами, словно обнимая вокруг всё живое, и под этим невероятным сиянием жизнь человеческая кажется лишь игрушкой в руках всемогущих богов. А иногда перед моим внутренним взором встают полыхающие столпы высоких гор, суровых и величавых, будто не принадлежащих этому миру. Пунцовые огни загораются над суровыми вершинами, а подножия скрываются в волшебной дымке. Старейшины говорят, что над ними – священная обитель богов. Не спрашивайте, откуда пришли ко мне эти чудесные знания – словно беспомощный младенец, я не в состоянии объяснить загадочных глубин человеческой сущности. И думаю, что вряд ли бы их смогли объяснить даже самые премудрые из ваших учёных и философов…
Итак, я был сыном Ханфульфа, пришедшего с суровых равнин севера во времена Великой Смуты. Подобно стае голодных волков, хлынули мы из лесов и болот той суши, что сейчас зовётся Европой, на тёплые и плодородные равнины юга. Намного позднее, тысячелетия спустя, родственные нам племена, слегка отставшие в Пути, бурлящим потоком затопят земли, что ныне зовутся Грецией, Италией и Малой Азией. Они войдут в историю под именем ахейцев. А некоторые из них переправятся через Зеленое море, обрушившись на берега Египта и навеки останутся в священных летописях под именем «народов моря», да ещё небольшая часть из них осядет на берегах Финикии под именем филистимлян. Мы были лишь первым ручейком, разведчиками перед нашествием великой армии народов севера.
Не спрашивайте, каким образом, прорвавшись сквозь глубины вечности, могу я поведать вам свою невероятную историю. Ибо что есть пространство и время, жизнь и смерть, любовь и ненависть, тело и душа человеческая? Может, это не я поднялся к вам из бездны далёкого времени, но вы спустились ко мне по лабиринтам собственной сущности?… Можете ли вы поведать мне, кто вы сами? Есть ли кто-нибудь, кто мог бы дать вам ответ?… Быть может, вы спите, и вам сняться голоса из далёкого прошлого, а может, лишь сон – вся судьба человеческая? Кто знает, из каких пламенеющих вселенных вернулся мой дух и на просторах каких безымянных королевств ведём мы свою беседу? И быть может, паря среди безрассветной тьмы, рассеиваемой лишь редким сиянием звезд, внимая и вспоминая свои минувшие жизни, вам кажется, что вы переживаете их наяву…
Так или иначе, послушайте историю Хеймдаля из Тельгора, величайшего воина из племени Серого Волка.
Мы были первыми, кто пришёл на берега далёкого южного моря. Позднее мы узнали, что греки звали его Эгейским, египтяне – Зелёным, а вы, в ваше время – Средиземным. Из рассказов путешественников мы знали, что на юге нет никакого моря, и тем более удивились, увидев его.
Нам доводилось видеть море, но никогда мы не видели моря, подобного этому. Море наших холодных берегов было серым и угрюмым, таким же, как и его обитатели. Стальные ледяные валы с чудовищным рёвом обрушивались на безрадостные скользкие скалы, хищными клинками торчащими вверх из шипящей и клокочущей пены вдоль полосы прибоя. Таким было море у южной границы нашей страны. Море же на севере частенько замерзало, и представляло собой лишь причудливое нагромождение из запорошенных ветром скользких равнин, местами белых, подобно коже прекраснейших из дев севера, а местами синих, таящих причудливые тени в своих опасных и грозных глубинах.
Но южное море было совсем не таким. Мягкие волны катились по мягкому ложу песка и что-то дивно шептали у наших ног. Мы с восторгом и изумлением смотрели на это невероятное чудо, и единодушно решили остаться здесь навсегда.
Мы смотрели на него, а оно трепетало у наших ног – искрящееся, переливчатое, вечное.
Оно было подобно живому существу – оно вздыхало и ворочалось у наших ног – и в тоже время подобное зелёному кристаллу волшебного огня – манящие и дивные тени мелькали в его чудесных глубинах.
И Племя осталось жить у его гостеприимных берегов. Археологи не нашли наших следов, потому что нас было мало – лишь жалкая крошка по сравнению с бесчисленными народами всего мира.
Добавлено через 15 секунд
До сих пор я рассказывал вам от имени моего отца, Ханфульфа, ибо вижу эти картины, как наяву. А теперь я расскажу вам от имени Хеймдаля, который родился на берегах этого юного моря. С детства он внимал ропоту сине-зелёных волн, словно шепчущих забытые слова из Илиады или Одиссея – я, Хеймдаль, знаю это, хотя Гомер умер и родился намного позднее моей суровой эпохи. Итак, наше племя осело, оставшись жить на берегу небольшой уютной бухты, и занялось охотой на оленей, вепрей, выращиванием олив и разведением коз. Коз, свиней и оленей хватало и на нашем прежнем месте жительства, а выращиванию растений мы научились у здешнего невысокого смуглого племени. Далее к югу они возвели громадные города, но нашему племени до этого не было дела – мы предпочитали жить в крепких бревенчатых хижинах или шатрах из шкур. Впрочем, со временем мы освоили и строительное мастерство.
Итак, наше племя осело. Мы с Бьоркой родились незадолго до того, как наше племя пришло в эти благодатные земли, но в нашей памяти ещё осталось беспрерывное кочевье, и уплывающие вдаль стволы громадных деревьев и пушистых кустов, поднимающиеся и исчезающие горы, голубые змеи рек, блестящие серебром на ярком солнце, когда глядишь на них с вершин холмов. И, наверное, это предопределило нашу судьбу. Дети, что родились позднее, не видели ничего, кроме оседлой жизни, и не могли представить себе никакого другого существования. Старейшие же за долгие годы устали от беспрерывного кочевья и были рады возможности осесть на благодатной земле, но мы родились во время его, и нам оно казалось совершенно естественным этапом. Вдобавок мы были молоды, и в наших сердцах кипела кровь асиров. Когда мы подросли, мы дали зарок повсюду следовать друг за другом, и нигде не останавливаться дольше, чем до выпадения первого снега. И мы сдержали своё обещание.
Мы дружили с самого детства; моя мать и отец присоединились к Племени незадолго до того, как оно пришло на берега моря. Прежде они шли с каким-то другим племенем, но оно погибло или затерялось в пути. Отец всегда очень неохотно говорил об этом. То племя было племенем Бурого Медведя, а наше – племенем Серого Волка. Но и они, и мы были асирами, и этого было достаточно для внеплеменного родства. Бьорка же была дочерью вождя нашего племени. Она всегда была самой отчаянной и безрассудно смелой из всего нашего кочевья. Однажды, когда ей было 12 зим, она заслонила собой отца, на которого мчался огромный вепрь. Но дядя Бьорнот словил её, а вепря отвлёк её старший брат, Альмир. Позднее они делили его на пиру у племени, и самый большой кусок положили Бьорке. Когда нам исполнилось 17, мы покинули племя и двинулись на восток вдоль берега, пока не пришли туда, что позже называлось землями Аттики. Там мы впервые увидели громадные города и волшебные корабли, неспешно покачивающиеся над гладью вод. Помню, мы застыли, как зачарованные. Мы стояли, взявшись за руки, и смотрели… Они казались нам какими-то диковинными зверями, по зову пеласгских колдунов приплывших из неведомых земель, чтобы по первому зову перевозить зерно, оливы, вино или людей. Нам удалось устроится работниками на корабль – точнее, носильщиком и гребцом работал я, оплачивая проезд за нас обоих. Команда корабля бросала такие жадные взгляды на Бьорку, что до сих пор я не понимаю, как мне не свернули шею, лишь бы остаться с ей наедине. Наверное, боялись моих железных кулаков и мышц, похожих на перекрученные канаты, хмурых взглядов, которые я бросал на остальных членов команды и того, что я спал чутко, как дикий зверь. Да и Бьорка могла сама за себя постоять. Словом, мы почти без приключений доплыли до восточного берега этого тёплого моря,