Аквилония на грани краха. Время варваров.
Надо помнить, что все это происходило буквально в те же годы, когда Аквилонская Империя трещала под ударами потомков Арулада с Востока и со стороны Лигурийского Союза с Запада.
Император Вимарк иногда управлял, казалось, только дворцом в Тарантрии, а иногда годами не бывал в городе, проводя время в походах, сражениях и попытках собрать новые армии и налоги в южных провинциях.
Вообще Зингара, Аргос и Пуантен пострадали от вторжения гирканцев много меньше, чем сердце страны. Варвары с севера до них не добрались. В сравнении не только с Аквилонией, но и любой другой страной Запада, они благоденствовали, успешно развивая ремесла и науки, искусства и торговлю. Внутри провинций естественным образом усилились сторонники провозглашения независимости. Время отложиться от рушащейся Империи казалось подходящим. Аристократы юга едва ли не с презрением смотрели на императора-гандера, которого считали темным деревенщиной, да еще и неудачником.
Опираясь на рыцарство из центральных провинций, боссонцев и многочисленных наемников из числа «северных варваров», соплеменников, а возможно родичей тех самых, что отторгли у Империи Гандерланд и теперь незаконно заселяли саму Аквилонию, Вимарк дважды подавлял мятежи на юге, от чего отношение к нему переросло в ненависть.
И тогда на арену истории вышел новый игрок.
Лигурийцы – племя белокожих варваров неясного происхождения, веками проживало в Пустоши, бесперечь воюя с пиктами. Во время киммерийского вторжения в Пустошь они выступили на стороне северян. Это способствовало их скорейшему возвышению. Превосходя пиктов организованностью, почти не пострадавшие во время пикто-киммерийской резни, лигурийцы сумели сплотить переживавших упадок пиктов под своей властью.
Надо уточнить, что пиктов они лишь немного превышали в части материальной культуры и организации общества.
Но этого самого «немного» хватило, чтобы именно лигурийцы стали ядром создания мощного племенного союза, который зародился в лесах крайнего Запада и включал в себя кроме самих лигурийцев множество пиктов, и, что как будто бы, противоречило вековому опыту – часть киммерийцев, которые оказались в Пустоши, отступая с занятой нордхеймцами родины.
Созревание среди лесов новой большой силы оставалось незамеченным потому, что Империя, несмотря на века войны, в сущности, мало знала о том, что происходит за Черноводной. Веками охрана границ была положена на боссонцев, на которых имперские власти смотрели как на некий неисчерпаемый источник заранее обученных воинскому искусству рекрутов, идеальных пехотинцев для имперской армии. От попыток колонизации Пустоши отказались еще первые наследники легендарного короля Конана Киммерийца.
Пикты, так же как и лигурийцы, время от времени предпринимали грабительские набеги, которые пограничная стража более-менее успешно отражала. Одновременно часть уроженцев крайнего Запада служили в имперской армии. Это, конечно, давало им возможность посмотреть мир и кое-что в нем понять. Однако такая служба пограничных варваров для войны против других варваров, суть традиция столь давняя, что она, как Империей, так и самими варварами воспринималась как нечто, происходящее из самой природы вещей. Хотя именно многолетнесть, привычность этой практики привело к такой военнизированности быта и обычаев, что перед ними отступила сама первобытная дикость пиктов. Целые поколения варваров росли для того, чтобы стать потом воинами на службе Империи. Мораль и дух их менялись. Своеобразной дикарской наивности и чистоты (не исключающей, и даже подразумевающей свирепость, но все же наивность остается наивностью), не осталось и помином.
Лигурийцы, то ли потому, что были наиболее развитыми, то ли потому, что высокомерным аквилонцам, которые даже верных боссонцев презирали, было легче общаться с «белыми», со временем присвоили контроль над потоками наемников и денег. В руках их вождей десятилетиями оседали огромные деньги, а сами эти руки, мускулистые, покрытые кровью и исписанные узорами ритуальных татуировок, тянулись к сложному механизму имперской бюрократии. Лигурийские поставщики воинов становились все большей силой в имперской политике.
Нам остается только гадать, как долго это продолжалось бы и к чему привело, но после пришествия киммерийцев и Пустошь стала слишком тесна. Да и сами пришельцы принесли с собой кроме горечи поражения, еще и дух авантюризма.
Новоявленный союз, противоестественный, если мыслить категориями прошедших веков, вместо того, чтобы предлагать свои мечи за плату, решил взять силой меча новые земли.
На территорию прежде благоденствовавшей Зингары вторглись силы, к отражению которых никто оказался не готов. Разорив и пограбив цветущие города и села, варвары потребовали огромный выкуп, чтобы они отказались от дальнейшего грабежа.
Получив требуемое, воины как будто отошли обратно за реку. Но на следующий год набег повторился в большем масштабе.
Через границу были посланы два пограничных легиона, но их заманили в глухие леса и там перерезали почти поголовно. Пленных принесли в жертву зловещим варварским божествам. Спаслось несколько десятков человек.
Одно из множества преданий о страшной той эпохе гласит, что вообще-то хладнокровный, император Вимарк в помутнении разума рвал на себе волосы, и вопрошал к Небесам «верни мои легионы». Но быть может, это сказал другой правитель, хотя и в похожих условиях.
Вожди Лигурийского Союза
Еще через год или два Лигурийский Союз (история сохранила имена трех вождей – киммерийца Форха, лигурийца Килледона и пикта Брана) начал активное переселение из Пустоши на земли Зингары. Фактически все земли западного берега Черноводной и север междуречья Черноводной и Громовой отошли Союзу. Местное же население вовсе не было перебито, как это случалось при иных вторжениях, а просто сменило подданство.
При этом, несмотря на все возражения со стороны зингарцев, центральные власти Империи это переселение одобрили и придали ему вид законного, задним числом подарив Союзу уже занятые им земли.
Причина тому была – поиск новых союзников в продолжавшейся войне с северянами и вновь поднимающимися гирканцами.
После смерти Арулада, который умер (или был убит) и погребен в Западном Шеме, гирканское единство опять прекратило существование. «Новые» гирканцы из-за Вилайета, туранцы, уже цивилизовавшиеся потомки гирканцев прежнего нашествия, погрузились в привычную войну. Мы опять не можем говорить о сколь-либо едином государстве, а лишь о некоем рыхлом Большом Туране, к тому же сократившемся в границах.
В это время историки могут отметить возвращение на арену истории таких древних государств, как Замора, Коринфия, Офир и даже Хорайя. Пользуясь враждой между гирканскими завоевателями, их элиты, обычно торгово-купеческие олигархии, сумели вернуть своим странам некую независимость. Во многом, основой для этого стали мечи пришельцев с северо-запада, массово нанимавшихся на службу и просто переселявшихся на богатые земли юго-востока. Но не стоит понимать этот процесс, как возникновение на карте держав, повторяющих своих предков. Речь скорее идет о возникновении сети независимых городов-государств, которые, опираясь на вновь обретенную военную силу, перестали быть зависимы от гиркано-туранских кочевых кланов. Где-то этот процесс сопровождался попытками реставрации прежних порядков, а иногда и династий, где-то процесс обретения независимости означал рождение новой династии и нового уклада.
Но надо всеми продолжала нависать угроза со стороны по-прежнему воинственных туранцев и гирканцев во всем их многообразии.
То, что мы назовем Большим Тураном, по-прежнему простиралось от Хорота до Вилайета и от южных границ Стигии до Кофа, Офира и Заморы, чью новообретенную свободу турано-гирканцы воспринимали не иначе как временное недоразумение.
Наибольшую, в том числе и потому, что наименее известную, угрозу представляли земли к северо-востоку, те самые холодные Степи северных пределов Вилайета. Там, после исчезновения эфемерной державы Тогака, шла жестокая война за власть между его потомками. На время победили уроженцы крайнего востока, возглавляемые Гуюк-ханом. Он, очевидно, пытался повторить успехи деда на ниве объединения Гиркании, но судьба была не на его стороне, и племена предпочитали откочевывать все дальше, забираясь в северные пределы Вилайета, где искони жили другие народы.
Наконец, как и все прошлые вторжения, очевидно, спровоцированные ударами с востока, степняки двинулись в большой поход. Скорее всего целью их были те же земли Кофа, Шема и южного Офира, где расположились владения потомков Арулада.
Все это время киммерийцы, иногда воюя, а иногда сотрудничая с асирами и ванирами продолжали свой путь через Аквилонию, эту странную смесь грабительского похода и переселения. Столь же странными казались и отношения с имперскими властями, которые не оставляя попыток выставить варваров за пределы Империи, остро нуждались в них как в воинах.
Уже старый, измученный десятилетиями войны, Вимарк наконец, сумел рассорив киммерийцев с их на тот момент союзниками - асирами, по одиночке разгромить их. Причем помогал императору в этом Лигурийский Союз и Гандерланд, формально вернувшийся под власть Тарантии, но управляемый киммерийским королем, который принял регалии имперского наместника.
Варварам было предложено или принимать законы Империи и в таком случае селиться на ее землях, или покинуть пределы страны. Многочисленные варварские «королевства» были ликвидированы.
Именно тогда в качестве новой, совершенно неожиданной беды, пришли гирканцы.
Казалось, вернулись времена вторжения Тогака, Мугэ и Арулада.
Усиленная всеми кочевыми народами и племенами Запада, вилайетская орда вторглась в Аквилонию, где только-только догорала война с северянами.
Но в этот раз все решилось быстро и в одном решающем сражении.
Вимарк собрал огромную армию, которую, кроме собственно аквилонских рыцарей и пехоты, уже привычно поставлявшейся Лигурийским Союзом, Боссонией и Гандерландом, были включены все недавно разгромленные варвары.
Битва разгорелась в самом сердце Аквилонии, и никто не пробовал затянуть кампанию, свести ее к серии небольших боев и взаимных набегов. После примерно месяца маневров, в долине Хорота собралась чудовищная военная сила, не меньше пятидесяти тысяч с каждой стороны.
Гирканцы, мастера маневренной войны, были этого маневра лишены, прижаты к крутому берегу Хорота, и постепенно перебиты, либо взяты в плен. Но пленных даже не обращали в рабов, а массово казнили.
Опираясь на новообретенную воинскую удачу, Вимарк решил расправиться с киммерийцами, которые, в отличие от большинства асиров, вовсе не стремились принять на себя роль имперских федератов.
На этом месте мы оставим Аквилонию, которой предстоят еще многие трудности, и рассмотрим последующую историю киммерийцев, которая является одной из самых удивительных даже в ту полную потрясений эпоху.