[Михаэль фон Барток]

Вдруг из черных клубов вырвалась человеческая фигура. Человек яростно размахивал двумя топорами и кричал, так, что его было слышно даже с горы. Какое-то время всадники на возвышенности смотрели, как он беснуется.
- Проклятье Крома! – наконец выкрикнул Гленнкаррен. – Надо его изловить и допросить!
И, давая пример подчиненным, первым направил своего коня вниз.
Когда барон и его люди спустились, ярость неизвестного, как будто, угасла. Он безвольно осел на снег, хоть и не выпустил топоры из рук. Два ветерана осторожно приблизились. Ежесекундно оборачиваясь в сторону сотканного из льда, мрака и холода, неестественно бесшумного вихря, они подошли к человеку. Хотя он сидел, было видно, что он мощно сложен. Он был закутан в меховые одежды, весь покрыт льдом и снегом. Лица почти невозможно было различить, частью его скрывал снег, частью оно было истерзано, иссечено, по всей видимости ветром и ледяным крошевом.
- Брось топоры. – приказал один из солдат, осторожно, медленно касаясь эфеса собственного палаша.
- Не могу. – еле слышно ответил великан.
Солдат бросил взгляд на его руки. Они были одеты в рукавицы, а топоры (на самом деле алебарды с укороченными древками), намертво примотаны к запястьям ремнями. И все это сковано льдом, так что превратилось в трудноразличимую глыбу.
- Артаэр, что во имя Митры здесь происходит? – спросил Доналл Гленнкаррен. Он быстро спешился и поспешил к землемеру. Тот с трудом поднял взгляд. Глаза были заплывшие, красные, едва видели через обожженные морозным вихрем веки. Но, по всей видимости, рассудок возвращался к великану.
- Одноглазый Старик привел мертвецов, барон. – сказал он.
Артаэра подняли на ноги. Он был изнурен, но не ранен. Гленнкаррен кивнул, и его люди принялись освобождать Артаэра от топоров, которые чуть стали единым целым с руками могучими землемера.
— Вот, глотните, для поддержания сил. – барон протянул флягу ко рту великана. Тот приник растрескавшимися, обмороженными губами к горлышку и сделал могучий глоток. Кажется, первый в жизни.
Тут с распухших, отекших ладоней гиганта стащили заледенелые рукавицы, и он, тихо застонав, принялся разминать закоченевшие руки, медленно и осторожно сжимая и разжимая кулаки. На глазах его выступили слезы.
- Барон, скажите, что не весь Север во власти Старых. – умоляюще произнес Артаэр.
- Понятия не имею, о чем вы. Последние дни творилось кое-что странное, но ничего сравнимого с вот этим. – Доналл указал на черный вихрь. Теперь, когда они стояли совсем близко к этой стене, какой-то шум расслышать было можно. Но он будто доносится издалека, был еле различим среди такой странной и противоестественной тишины.
- Там за стеной. – Артаэр тоже кивнул в сторону бушующего мрака и холода. – Там сейчас словно иной мир. Мертвые восстают, Старые во плоти ходят по земле, призраки говорят с живыми…
Доналл на миг растерялся. Артаэр говорил дикий бред, но почему-то барон ни на миг не усомнился в его правдивости.

Глава двенадцатая, где все, что шло плохо, становится еще хуже, и надежды как будто совсем не остается.

Да, барон Гленнкаррен, будучи настоящим уроженцем Пограничья, сразу и безоговорочно поверил землемеру. Все сказки и легенды народов, населявших неспокойный край, мгновенно ожили в его памяти. Барон не стал сопротивляться этому мгновенному узнаванию, придумывать какие-то мнимо правдоподобные, но при этом совершенно расходящиеся с наблюдаемой реальностью версии творившегося. Бесповоротно отверг он мысли о некоем странном, но все же умопостижимом природном явлении, о бреде или лжи землемера. Нет, Артаэр в своем уме, Старые пробудились и там, за стеной черного вихря сейчас не имперско-киммерийское Пограничье, а осколок владений Имира и его детей.
- Здесь в полудне пути находится одно из орлиных гнезд Круммохов. Не думал, что буду просить их гостеприимства, но придется. Еще одна ночь на снегу может стать для нас последней. Это старый замок, но прочный. Надеюсь, часть клана зимуют в там. Если нет – что ж, остается только верить, что торфа они на зиму запасли.
- И что вы предполагаете делать, барон? – спросил Флавий Ларций, и речь его, хотя и была безукоризненно вежлива, все же содержала в себе долю насмешки. «Наверное, я выгляжу очень растерянным» - подумал Доналл, даже не обозлившись на собеседника.
- То, что будет необходимо. – ответил он, не поддавшись на издевку в голосе законника. – Во имя поддержания мира и порядка в Пограничье. Я – Страж Границ.
Оставшаяся половина дня была ужасна. Буря усиливалась, люди один за другим спешивались и шли, утопая сначала по щиколотку, а потом и по колено в снегу, ведя за собой неспокойных, измученных и испуганных лошадей. Дорога петляла по горным кряжам, пробивалась через каменные реки, где легко было сломать ногу, или сразу две. Дважды пришлось переходить вброд небольшие, но бурные ручьи, вполне способные сбить с ног и утащить по течению неосторожно оступившегося человека. Одновременно усиливался мороз. Когда в стремительно сгустившейся тьме один из солдат отбился от отряда, Гленнкаррен велел идти дальше. Поиски грозили тем, что и остальные потеряют друг друга и собьются с пути. В краткие минуты, когда буря стихала, Гленнкаррен каким-то только ему ведомым способом находил дорогу. Для нечеловечески измотанного, с ног падавшего от усталости, судьи, все заснеженные вершины были одинаковы, а вот местные отлично помнили, где Сломанный Клык, где Девичья Грудь, а где Бычий Хвост. Несмотря на всю тяжесть своего положения, солдаты перекидывались грубыми шуточками, насчет того, что неплохо бы за девичью грудь подержаться, да вот беда, ее сторожит Старый Гном.
Ближе к полуночи (метель в очередной раз ослабла, дав увидеть луну и звезды), измученные люди и лошади оказались перед закрытыми воротами небольшого трехбашенного замка. Приземистое, как будто кряжистое строение, оседлало вершину некрутого холма. То не был замок с открытым двором и отдельными постройками внутри двора. Три башни срастались воедино, поднимаясь каждая на три десятка футов. Это тоже была гиперборейская постройка, но здесь хотя бы никогда не ели людей, и Круммохи решительно присвоили себе крепость, сразу после того, как северяне ушли из Пограничья. Гипербореи строили не укрепленное поместье, а просто казарму, форпост в котором разместили гарнизон в сотню человек и несколько пушек. Теперь пушечные бойницы были заколочены изрядно прогнившими досками, но в целом крепость выглядела так, будто готовилась простоять еще тысячу лет.
Барон лично подошел к окованным железом воротам, и позвонил в небольшой колокол.
Сначала ответом была тишина. Потом в надвратной сторожевой будке заплясал огонь разжигаемой лампы.
- Кого злой ветер принес среди ночи!? – проскрипел старческий голос сверху. В небольшое оконце просунулась сначала рука с лампой, а потом скверная, неблагородного облика физиономия легендарного горного разбойника, грабителя, скотокрада, убийцы и великого мастера винокурения, Маркаса Круммоха. Последние годы он, по старости и слабости здоровья, отказался ото всех своих обычных промыслов, кроме последнего. Так и жил, занимаясь перегонкой бренди, и оттого почти каждый день с утра был уже изрядно взбодрен, а к вечеру – совершенно пьян.
— Это я, твой родич Доналл Гленнкаррен!
- Отродясь таких родичей у меня не водилось. – отвечал старик, судя по всему, пьяный до полнейшего изумления.
- Да в своем ли ты уме, человече?! – вскричал Гленнкаррен. – Кто, как не я, вынул тебя из петли восемь лет тому назад?!
Флавий Ларций лишь хмыкнул.
- Из петли-то ты меня, может быть, и вынул, зато в подземелье засунул! С тех пор совсем ревматизм меня измучил! Пять лет в деле не бывал, так, наверное, и умру на соломе, а не в бою, как положено истинному Круммоху! Так что, не родич ты мне, а сукин сын!
- Нет, вы гляньте на эту неблагодарную скотину! – заорал Гленнкаррен, потрясая кулаком. – Какой же ты горец, если даешь путникам замерзнуть, сам сидя у жаровни с углем, с бутылкой в руке?! Да ты в тюрьме, наверное, первый раз в жизни ел каждый день, старый голодранец!
— Это был один овес. – отвечал Маркас Круммох. – А мужчинам нужно мясо!
Перепалка была настолько комичная, что замерзшие, измученные люди, толпившиеся у ворот, принялись посмеиваться.
- Маркас, старый ты лиходей, не признаешь господина барона за родича, так мне открой ворота! Это я, Джоддак, зять твоего кузена Родри! – крикнул бородатый сержант.
- А, проваливай вместе со своим господином! Помню, помню братца Родри! Он жульничал в кости!
Доналл Гленнкаррен обернулся к своим людям.
- Этак мы действительно замерзнем из-за старого пьяницы. Надо разбудить еще кого-нибудь к крепости. Огонь!
Трое стоявших ближе к барону солдат вытащили пистолеты и одновременно выстрелили в воздух. Грохот выстрелов пробился даже сквозь завывания ветра. Через какое-то время, которое замерзающим показалось вечностью, Маркас исчез из окошка. Внутрь его очевидно втащили.
- Кто здесь? – пробасил детина, заросший бородищей до бровей.
Гленнкаррен застонал. Бородач был никто иной, как старший сын Маркаса – Шейли, малый большой физической силы, но разумом хромой, как говорится, на обе ноги. И то, как он некогда получил женское имя, и то, как оскорбел умом знали все, от мала до велика, жители Пограничья, слишком уж нелепая была история, совершенно в духе старого Маркаса.
- Шейли, друг, мы родня, я барон Гленнкаррен, из Круммохов с Равнин!
- Еще чего, считать за родню всяких там кангаров с Равнин. – отвечал Шейли.
- Позови кого-нибудь из братьев, Шейли! – в отчаянии закричал Доналл. Братьев у Шейли было пятеро, может быть и не такие здоровенные, как первенец, но хотя бы не полные дурачки.
Тут бородач содрогнулся. Видимо его кто-то, скорей всего сам старый Маркас, прямо сейчас колотил по спине.
- Они спят!
- Да как они могут спать, когда мы тут палим со всех стволов?!
Подтверждая свои слова, Гленнкаррен выстрелил в воздух и шесть или семь солдат последовали его примеру.
Наконец, распахнулась другая ставня.
- Вы нам войну что ли объявили?! Чего стреляете под дверью?! – возопил Галлаг, еще один сын Маркаса.
- Галлаг, открой ворота, а то две дюжины родичей заморозишь!
- Не могу.
- То есть как так не могу?! Куда мир катится, что будет с нами, если в зимнюю ночь горцы не открывают больше двери родне?! – Доналл чуть ли волосы на голове рвал. Глупость происходящего была настолько вопиющей, что казалось, дальше уже некуда, но обнаружилось, что еще есть куда.
- Я бы рад открыть, барон, но подъемный ворот сломался! Так и сидим тут уже три дня.
- Зови вождя! Пусть хоть мертвый встанет! Кто у вас тут за старшего?!
- Брайс наш вождь. Да только нет его, ушел третьего дня, хотел вызволить молодого господина Каллена из лап рыжего борова, но запропал куда-то со всеми людьми. Только мы здесь с братьями, да папаша.
- Вы что, семеро олухов, сидите за сломанными воротами, и в ус не дуете?!
- Так что в него дуть-то, господин барон? Стены крепки, кладовые полны, а если кому возникнет надобность спуститься, так и по веревке можно.
Доналл готов уже был и по камням, как белка лезть, лишь бы оказаться в натопленном помещении, но нельзя было бросить лошадей.
Тут подал голос Артаэр, но говорил он в обычной манере, будто себе под нос, к тому же слишком учено, потому его советы, как починить подъемный механизм, понять было почти невозможно.
- В общем, перекиньте цепь через вал, а потом все шестеро тяните, что есть сил, пока не грохнет! - «Перевел» его с киммерийского на киммерийский барон Гленнкаррен, для убедительности так же добавив пару выражений, которых никакая бумага не стерпит.
Прошло около четверти часа, а потом что-то в крепости действительно заскрипело, застонало, задребезжало, раздалась отчаянная брань, сразу из полудюжины луженых глоток, и ворота медленно, но верно поползли вверх, посыпался лежалый снег и лед, загудели натянутые цепи.
Как только ворота заняли крайне верхнюю точку в проеме, два человека Гленнкаррена рванулись внутрь крепости, схватили припасённое Круммохами, именно на такой случай, бревно с рогаткой на конце и подперли им ворота, дабы они не рухнули сверху, разрубив пополам какого-нибудь несчастного.
И только потом замороженные путники один за другим стали заходить в замок, заводя за собой таких же замерзших лошадей.
Перед ними с лампами в руках выстроилось все семейство Маркаса Круммоха. Шестеро здоровяков, из которых Шейли был самым крупным, Хев самым красивым, Рори самым храбрым, а Галлаг самым грубым. Хотя Шейли, вне сомнения был самым глупым, никто не мог бы сказать, кто из его братьев умнее прочих. Седобородый старец, из чресл которого произошла эта шайка, на ногах почти не стоял, и чтобы он не упал, его приходилось поддерживать под руки. Эту задачу выполняли близнецы Конн и Кулл, которых между собой путал даже родной отец. И наконец – Мэйси, красивая девушка лет двадцати, с теми же ухватками грабительницы с большой дороги, что и все остальные члены семьи. Рона, жена и мать, года два как оставила сей мир, и с тех пор старый Маркас, и раньше-то любивший приложиться к бутылке, запил темную. Никто из его сынов не обзавелся своей семьей, хотя у старших в волосах уже пробивалась седина. Но отцовская воля все еще удерживала их вместе.
Доналл чуть поклонился, обращаясь к Мэйси, как к самой умной, и кажется единственной, кто не успел с вечера нализаться отцовского бренди.
- Госпожа, я барон Доналл Гленнкаррен. Человек справа от меня - Флавий Ларций, мой гость и ученый законник из Тарантии, ну, а землемера вы наверняка знаете. Все прочие – люди на моей службе. Я прошу у вас гостеприимства и обещаю быть благодарным гостем.
- Конечно барон, как наш родич и покровитель, можете чувствовать себя, как дома. Вам необходимо обогреться и поесть. Эй, бездельники! – окрикнула она братьев. – А ну, закройте ворота и помогите нашим гостям!
Ворча, но не смея ослушаться Мэйси, младшие Маркасы побрели выполнять распоряжения сестры.
Замок был изрядно запущен, и местами и вовсе напоминал пещеру сказочного людоеда. Протопить такое огромное помещение было невозможно, и все братья Круммохи теснились в одной комнате, которая некогда была офицерскими покоями. Мэйси занимала каморку под крышей центральной башни, а папаша Маркас обычно околачивался в сторожке над воротами. Когда в замке жило больше людей, они занимали казармы, которые еще строителями замышлялись так, чтобы с минимальными удобствами, но под защитой стен, в тепле и безопасности разместить как можно больше людей. В каждой башне на втором этаже располагалась казарма, тогда как третий этаж предназначался для кладовых и комнат офицеров.
В сердце замка было пустое пространство, похожее на крытый колодец. Это была и кухня и столовая и место общих собраний. Но столы и скамьи Круммохи давно уже порубили на дрова, а печь забросили, предпочитая готовить прямо у себя в жилых помещениях. То, что комнаты приходилось топить «по-черному» их не смущало. Крыша по большей части держалась, прохудилась лишь в паре мест, где через дыры намело немного снега. Но пока двор неплохо выполнял функции зимнего хлева, где Круммохи держали стадо коз. Лошадей сразу разместили там же. Лошади и козы вообще неплохо уживаются, так что кампания для животных получилась даже приятная.
Мэйси Маркас на правах хозяйки сновала там и здесь, отдавая распоряжения, сыпала брань, а порой и затрещины своим могучим братцам. Когда наконец, высокопоставленные гости удобно расположились в одной из офицерских комнат, Мэйси принесла четыре совершенно роскошных серебряных подсвечника и при помощи Шейли накрыла стол. При этом и столовые приборы, и пища, и обхождение хозяйки были таковы, каких нельзя было ожидать семье, принадлежащей и горной ветки клана Круммох.
Валившимся с ног от усталости, растерянным и испуганным людям казалось, бы должно было быть не до сервировки стола. Но все же Гленнкаррен и Ларций, за время путешествия едва ли не сдружившиеся, обменялись сдержанными усмешками, при виде того, с каким старанием Мэйси пытается воспроизвести в своем разбойничьем логове быт, свойственный богатым домам на равнинах. Артаэр, которому достались несравнимо более тяжкие испытания, начинал уже несколько клевать носом. Но наваристая похлебка, пироги с требухой, и наконец, горячий грог на пуатненском вине, привели его в чувство. Ели они молча, хотя у каждого в голове крутились тысячи вопросов, один неприятнее другого. Но вместо того, чтобы говорить о том, что их волновало, барон и судья лишь несколько раз воздали должное кулинарным талантам своих хозяев.
- Вы, несомненно, сами испекли этот чудесный пирог. – сказал барон, положив в свою тарелку еще кусок.
- О, вы ошиблись. – улыбнулась Мэйси. – За готовку у нас отвечает мой братец Галлаг, я кажется, даже яйца сварю неправильно.
- И все же вы кажетесь мне рачительной хозяйкой. – счел уместным вступить в диалог Флавий Ларций.
— Это нетрудно, когда у вас в распоряжении полдюжины таких работников, как у меня.
Мэйси была одета по-мужски, не хватало только перевязи с оружием. К оружию, она, несомненно, была привычна. Но все же, в ее манерах не было ничего грубого или вызывающе-воинственного. Высокая, статная, сильная, она оставалась красивой, по-своему изящной, и как будто была не против слегка пококетничать.
- Кстати, господин судья, а где ваш помощник? – вдруг вспомнил барон. – Не отбился ли он от нас в бурю?
- С ним все в совершенном порядке. – отвечал Флавий Ларций. – Но дерзкий юнец совершенно отбился от рук! Он изъявил желание ночевать с вашими людьми. Вот они, плоды слишком строгого и одновременно слишком заботливого воспитания. Молодой человек не наигрался в разбойников и стражников, а просидел все детство и отрочество над книгами. Потому сейчас так увлеченно играет в сурового вояку из Пограничья.
- Все мы порой играем ту роль, исполнения которой от нас ждут окружающие. – философически заметил барон.
Когда гости насытились, Мэйси ненадолго исчезла, а вернулась с полной бутылью бренди и серебряными стаканами.
Поставив их на стол, она тоном, лишенным всякой игривости, сказала.
- А теперь, господа, рассказывайте, что происходит! Не утаивайте ничего. Моя покойная матушка была из рода Эркарт, и вы барон, знаете, что это значит. Толика ее способностей должно быть, досталась и мне, потому что последние дни я чувствую, что творится нечто ужасное. Да тут еще и Брайс с остальными мужчинами клана куда-то запропастился… Я чувствую, с ними что-то не так.
То, что случилось мгновением позже, наверняка не было стечением обстоятельств. Должно быть «толика способностей» (ведьмовских, как легко догадался Флавий Ларций), которой обладала Мэйси Маркас, была больше, чем думала сама девушка.
Двери без стука распахнулись и в проеме возник пирожник Галлаг.
- Сестрица! – прогудел он. – Мэйси, там…
- Что там? – обернулась к нему Мэйси, готовая вспыхнуть гневом.
- Брайс и остальные вернулись!!!
- Так открывайте им ворота, чего ты стоишь?
- А ты сперва посмотри на них, а потом и решай, надо ли открывать им ворота.
Артаэр перевел взгляд с одного сотрапезника на другого.
— Значит теперь и по эту сторону вихря. – сказал он. – Значит, он становится все сильнее.