[Writer-X]

Пожилой кофийский купец, к которому подошел Конан, так же развел руками и сказал, что, в общем-то, киммерийцу вряд ли удастся найти тут работу. Он пояснил, что Таразол – это не перевалочный пункт, а промежуточная остановка караванов, и здесь никогда не набирали много охранников, а сейчас, когда по приказу короля охрана дорог была значительно усилена – тем более. Кроме того, купцам выгоднее теперь брать королевскую охрану – кофит при этом кивнул на стоявших позади него легионеров под командованием офицера в робе с синим щитом – так как ниже риск того что наемник будет связан со степными бандитами. Предлагать же более серьезные поручения киммерийцу тут тем более не будут – он не известен здесь, и проучиться за его надежность, что для купцов крайне важно, вряд ли кто сможет, и вряд ли ему кто-то что-то доверит. Купец вежливо отказался от предложенных киммерийцем услуг, и на прощание посоветовал отправиться в Сафад, который, по его словам, в отличие от Таразола был крупным перевалочным пунктом, и там купцы частенько набирали себе охрану.
Конан поблагодарил кофита и отошел. Идти в Сафад ему было точно незачем.
Походив по площадке сбора караванов еще какое-то время, он, убедившись что здесь для него нет ничего интересного, отправился сквозь базар обратно, направившись в проход между рядами прилавков недалеко от помоста для продажи рабов.
Неожиданно его очень сильно толкнули в поясницу. Киммериец резко развернулся, и увидел двух пожилых ремесленников, рьяно спорящих между собой. Один из них нес в левой руке тяжелый точильный круг – очевидно ребром этого круга он и толкнул Конана. При виде резко развернувшегося гиганта-северянина оба ремесленника малость струсили, и начали извиняться и кланяться, затем отошли в сторону и продолжили свой разговор, то и дело тыкая пальцами куда-то в направлении помоста, где торговали рабами. Конан прислушался:
- Что же это получается, ну вы посмотрите, мастер Тиба! В стране жрать нечего, а эти благородные совсем озверели, про народ ничего думать не хотят и знать тоже!
- И не говорите, брат Кормус, совсем никуда не годится! Это ж надо вот такое вот придумать! Искпедиция у них, видите ли…
- Да, и самое главное, зачем, мастер! Знаете же?
- Не, не слыхал!
- Тото же! А мне мамаша Манада, ну, которая в «Твердом камне» подавальщицей служит, тут рассказала, когда я ей ножи точил! Они туда приходили, мастера искали по горным работам! Как, не знаете? Ну-у! Аристократы эти, чуть не из самого Хоршемиша сюда приехали, а во главе у них – мудрец какой-то! Они у него учатся, вроде как подмастерья в мастерской, смекаете? Так вот, эти вот двадцать с лишком молодых оболтусов из благородных, учатся, значит, у него, дык добро бы хоть чему-то нужному учились, так ведь нет же! Старик этот, мудрец-то, он знаете, мастер Тиба, по какой части мудрец?
- Не…
- Он кости всякие древние из земли выкапывать мудрец, вот! Де ходили до Великого Потопа по земле гиганты всякие, и как люди, и как звери, и как другие твари разные. Вот он их-то и научился выкапывать.
- Тварей, что ли, брат Кормус??
- Не, кости. Твари-то истлели давно… А может то и не допотопные твари, а мудрец, хитрюга, аристократам вранье всякое плетет, да те и уши развешивают. Потоп-то, кто ж его знает, был ли, не был – легенда же…
- Эх, не к добру это, мастер Тиба, помяните мое слово, ой как не к добру! Не дело кости из земли выкапывать, не по божески это!
- Ото ж!.. Только вы, брат Кормус, благородным этим это скажите!.. В стране жрать нечего, истинно вам говорю, налогами задушили, а они вот так с жиру бесятся… Вишь, теперь вот рабов покупают, чтобы …
Толпа потихоньку оттеснила Конана от говоривших ремесленников, и теперь он уже не мог разобрать слов. Он взглянул на них, затем туда, куда они указывали пальцами.
Там, возле помоста, с которого торговали рабами, те самые люди в темных плащах и туниках толковали о чем-то с продавцами. Невысокий сухонький старик, очевидно, тот самый мудрец, стоял чуть в стороне, в компании одного из своих учеников, самого высокого из всех. Конан криво ухмыльнулся, и пошел прочь через торговые ряды. Он никогда не понимал причуды этих выросших в городах богачей-аристократов. Странной ему казалась и идея о поисках костей гигантских допотопных животных. Из своего жизненного опыта Конан знал, что гигантские ящерообразные твари действительно существовали в древние эпохи, а в некоторых местах Хайбории (и Конан, к сожалению, знал это слишком хорошо!) некоторые из таких чудовищ сохранились до сих пор. Идея выкапывания древних костей так же казалась ему неприятной – от нее отдавало чем-то дурным, нехорошим, и, на взгляд киммерийца, нездоровым, ему казалось что это сродни какому-то поганому колдовскому обряду. Впрочем, подумав, он решил, что, в конце концов, ему не стоит задумываться об этом… В конце концов, это было совершенно не его дело.
И вот теперь, после неудачных попыток найти работу на площади, где собирались к отправлению в путь караваны, Конан, ловко огибая прохожих, пробирался через шумящую базарную толпу, опаляемую жарким кофийским солнцем. Он добрался до площадки перед входом в караван-сарай, где кончались торговые ряды, поглядел по сторонам, обратив внимание на нескольких молодых людей в таких же, как у аристократов-костекопателей, серых плащах, мелькнувших в толпе возле ворот караван-сарая.«Серые», держа под уздцы, заводили в ворота караван-сарая лошадей с легкими вьюками поклажи. Конан рассеяно скользнул по ним взглядом, и, развернувшись, пошел по площади к повороту на улицу, ведущую в сторону западных ворот города, решив попытать счастья в указанной ему кабатчиком караван-сарая «Выгребной Яме». Не то чтобы Конану очень хотелось связываться с бандитами этого городка (а было совершенно понятно, что именно их он и встретит в указанной ему харчевне), но – ему были нужны деньги, и чем скорее, тем лучше.
Он прошел по пыльной улице, и, не доходя до ворот, свернул в переулки между низких глинобитных домишек. Вскоре он понял, почему харчевню в этом месте назвали «Выгребной Ямой». Переулки были ужасающе грязны. Возле потрескавшихся, в облупившейся побуревшей штукатурке стен были свалены кучи мусора, объедков и прочей дряни. По центру же улицы передвигаться было невозможно, так как в центре жидкая грязь, размокшая от огромного количества нечистот, которое местные жители, ни мало не чинясь, выплескивали прямо на улицу, образовывала настоящее болото, состоящее из равных частей грязной воды, мочи, фекалий и разнообразных отбросов.
Улочки были узкие и извилистые, они чем-то напоминали переходы Пустыньки – аренджунского квартала воров. Впрочем, со знаменитым воровским кварталом это место роднили не только грязь и планировка – большинство рож, замеченных Конаном в переулках и темных дверных проемах, были откровенно разбойничьими.
Киммериец не удивился, когда наконец отыскал нужную ему вывеску в самом грязном и загаженном тупичке, в узком проходе между домами. Перед ведущими вниз ступеньками разлита была большая лужа нечистот. Конан обошел ее, тихо ругаясь когда поскальзывался на чем-то, слишком малоаппетитном для описания, спустился по выщербленным ступенькам и, толкнув низкую дверь, вошел.
В низком, тесном помещении было темно, на стенах горели только несколько факелов. Тяжело воняло кислым вином, блевотиной и прогорклой пищей. Воздух был застоявшимся и спертым. В глубине у стены лежали бочки, перед ними стоял прямоугольный стол, грязный и засаленный, за которым на колченогом табурете восседал тощий, грязный как свинья, кривой кабатчик, в распахнутой кожаной жилетке на голое тело и набедренной повязке. Справа от него горел очаг, над которым в котелке булькало какое-то отвратительное варево.
По помещению были расставлены несколько круглых столов, за которыми сидели завсегдатаи этого заведения. При скрипе двери они все обернулись к вошедшему – множество отвратительных, заросших ужасающих рыл, частью изувеченных, испитых, покрытых следами многочисленных болезней, но все как одно – злобные, жестокие и агрессивные.
Конан захлопнул дверь, и, ни на кого не глядя, вошел, прошел через все помещение, чувствуя, как все головы поворачиваются следом за ним, и всей кожей ощущая сфокусированную на себе агрессию и пристальное нездоровое внимание, и подошел к столу, за которым сидел кабатчик. Судя по ощущениям, половина вони в помещении исходила именно от него.
Тот поднял на киммерийца свою кривую рожу, оценивающе посмотрел на него, осклабился:
- Что угодно благородному господину?