По поводу заимствований: «есть Котх, но нет заимствований из «Тысячи и одной ночи». Оно да. Ну…. Из «Тысячи и одной ночи», может и нет, но зато Арам Бакша, Джехунгир Ага - имена, взятые прямо из исторической действительности, тоже как-то настораживают
. Я выше писал, что для Говарда был важнее колорит, чем историческая достоверность, потому что тогда уж имена надо было бы для Гибории надо было бы выдумывать целиком. 15000 лет - огромный срок для языка, и никаких имён в неизменном виде сохраниться за такой срок не может. За подобную «некорректность» Говарда в своё время ругал ещё Спрэг де Камп. Но… даже он не понимал одной важной вещи, подмеченной намного позднее.
Говард писал не в историческом, а в псевдоисторическом мире, своего рода альтернативной реальности, а потому исторической достоверности в его произведениях принципиально быть не может.
Говард и не пытался создать мир, правдоподобный с точки зрения истории. Он создал псевдоисторический мир. Почву мира для приключения. Как писал он сам (о своём эссе «Гиборийская эра»): ««Ничего в нём не следует воспринимать, как попытку полемизировать с известными данными исторической науки. Это всего лишь более подробное изложение фона, на котором происходит действие ряда вымышленных приключений».
В произведениях Говарда содержится огромное количество анахронизмов. Кшатрии и Гиперборея, Мессантия и Султанапур, Арам Бакша и Джехунгир Ага, сатрапии и префекты. И если одно и два слова ещё можно объяснить случайным совпадением, то в использованном количестве становится очевидным их намеренное использование – с целью придания колорита.
Говард нарочно перемешал все времена и эпохи. Он не пытался создать мир, в котором историческая достоверность должна быть поставлено о главу угла. Вместо неё основным критерием было взято историческое правдоподобие. Говард как бы апеллирует к обычному читателю, не слишком отягощённому знаниями по истории. Ему удалось создать мир, невероятный внешне и непротиворечивый внутренне. Читателю не нужно было привыкать к нему; всё сразу было ясно и понятно; мир оставлял ощущение старого знакомого.
Именно это было целью Говарда, и я ощутил это на самом себе. Читая его произведения в первый раз, я никак не мг отделаться от ощущения, что речь идёт о чём-то знакомом - но, в то же самое время, уловить, о чём именно, представлялось почти невозможным
.
И это огромный плюс для любого произведения в жанре фантастики - и вообще, исключительное явление в литературе, насколько мне известно
. Сходными приёмами пользуются только некоторые современные писатели жанров типа турбореализма и постомодернизма, насколько мне известно
.
Спору нет, Говард отчасти замаскировал свой псевдоисторический мир под историческую действительность (довольно забавное явление в литературе
), но не делал этого самоцелью. Историческая действительность никогда не была для него самоцелью
. А целью было творчество как таковое
.
О преимуществах и недостатках такого подхода я уже упоминал выше, но, на мой взгляд, в чисто литературном плане это скорее плюс, нежели минус.
Но, в сущности, насчёт уместности заимствований тех или иных имён и названий, трансформации их или сохранения в изначальном виде, а также ими колорита в конкретно взятом контексте – это настолько субъективное явление, что во многом его приходится оставлять на совести самого писателя.
Добавлено через 22 секунды
В сущности, Блейд, касательно умеренности заимствований, то ты, безусловно, прав. Я думал и продолжаю думать точно также
. Но тут нужно учитывать и ещё один нюанс. Говард написал едва ли по одному рассказу на каждую страну. При этом старался использовать такие места действия и схемы повествования, чтобы подробности, касающиеся местного колорита и особенностей страны, в которой происходит действие, были расписаны в минимальной степени. Исключения есть, но они немногочисленны – Замора, Замбула, Стигия – и только потому, что в данном случае Говард почти всё выдумывал с нуля. Замбула и Замора и без того изначально места без прототипов, а в Древнем Египте Говард разбирался плоховато, потому и антураж у него получился не очень-то египетский
.
Вдумайтесь – ведь из произведений Говарда мы почти ничего не знаем про тот же Туран. Очевидно, именно потому, что Говард понимал, что создание колорита с нуля – чудовищная задача, да и нужная ли читателю?
Она лишь затруднит чтение текста и превратит его в сухое перечисление фактов или загромоздит множеством комментариев. А вводить явное калькирование с реальных исторических эпох в больших объёмах, очевидно, не хотел
.
Но такой подход мог оправдывать себя только какое-то время. Это годилось при написании рассказов «Стальной демон» и «Тени в лунном свете», действия непосредственно в Туране там кот наплакал, всё больше на безлюдных островах, но совершенно никуда не годиться, когда идёт речь о приключениях, например, в Аграпуре.
Вот, например, я хочу написать, как Конан пошёл в трактир в Аграпуре. И что же мне при этом писать? От каких реалий отталкиваться? У Говарда нет никаких намёков
. Что мне описывать – прототип чайханы или типичный средневековый трактир? Последователи пошли разными путями – выбрали либо полностью первое, либо полностью второе. Например, у Роберта Джордана в Сердце Хаоса – Туран, атрибутивно, почти калька Гибории. Собственно, протоарабское/персидское/турецкое/парфянское там можно перечислить на пальцах одной руки. Но подобный безликий Туран меня не слишком устраивает. Трактиры там, например, ничем не отличаются от Аренжунских, Шадизарских, Мессантийских… Если в случае Шадизара и Аренжуна это ещё можно понять – влияние соседских, гиборийских стран – то для Турана, отделённого от Гибории огромными расстояниями, пустынями, горами и тундрами, подобный подход не годиться. Всё-таки, он соседствует со Стигией, Иранистаном, Вендией, – это не могло не сказаться на исторических реалиях. Но и магометанизация Турана мне тоже не очень близка. Уж слишком многие особенности арабских и турецких государств объясняются именно спецификой их вероисповедания. Поэтому, мне пришлось фактически воссоздавать колорит Турана, опираясь на мифологию арабского и персидского мира, в осторожных пропорциях смешивая реалии султанатов и средневековой Европы, и, чтобы Туран не вышел безликим – идти на многочисленные заимствования в плане мифологии, фольклора и исторических реалий. Но, в то же самое время, употреблять их осторожно, чуть ли не виртуозно, чтобы не получилось безликого калькирования. Дело не простое, но я, по крайней мере, стараюсь
.
У меня, например, есть заимствования из «Тысячи и одной ночи» (в других рассказах), но достаточно осторожные, касающиеся в основном мифологии или антуража
.
В сущности, когда Конан прибывает в новую для него страну или город, прохожие действительно представляют для него «многоязычную разноцветную толпу» (Призраки Замбулы, 1. Барабан в ночи, 2 абзац), но, после того, как он пожил какое-то время в Туране, на службе у короля Илдиза, это многоцветье должно было неизбежно разделиться для него на никабы, джуббы, казаганды, химоры, халаты…