[Vlad lev]

Перевод с английского – фрагмент рассказа «Амра» - Monk «Amra».
(Честно говоря, совсем подзабыл об этом тексте, и, пожалуй, если бы недавно Маркус не выложил его на английском, так бы и не вспомнил).
В шемитской таверне к Конану подходит и обращается некий скрывающийся под капюшоном человек.
«Чернокожий шёл прямо вперёд...Не сворачивая в сторону...И, подойдя к столу, заговорил медленно и тихо. Произносимые слова из его рта выскальзывали подобно шипению змеи.
- Я знаю, ты - Амра, - произнёс человек из-под капюшона. Он отодвинул стул от другого стола и сел, стараясь опертся локтями его рук об стол, а его голос явно усилился, - я никогда не забуду тебя, хоть, кажется, ты даже встрепенулся, не желая припомнить меня! - Его шемитский звучал грубо и с явными чужеземным акцентом.
Находящиеся вблизи и пристально присмотревшиеся смогли бы заметить стремительно проскользнувшую по лицу мужчины в чёрной кольчуге тень, однако эта мимолётная озадаченность долго не продлилась. Он всё ещё считал, что можно изобразить непонимание и выказать полное неведение относительно связывания с ним провозглашённого имени, обращённого к нему... В конце концов после всего, купленного им у трактирщика… Надеясь, что имя «Амра» стало теперь в большей степени легендой, нежели реальностью, а искалеченного кушита перед ним можно воспринимать не более как никчёмный отброс сточной канавы, пропойцу с воспалённым воображением и отсутствием воспитания - дурными манерами…Однако надежды на это таяли, рассеиваясь подобно бесплотному призраку, ибо всё это время изо рта того дурня продолжали безостановочно литься слова…Внезапно свободная рука схватила и стиснула запястье темнокожего мужчины железной хваткой... В нём, конечно же, было нечто очень - очень знакомое… И эти шрамы доводилось видеть прежде. Но затеняющий облик капюшон затруднял опознавание и не позволял рассуждать о большем…Однако и позволить человеку продолжать он не мог – время и место для подобной пустопорожней болтовни и подшучивания явно были не подходящими. Произнесение того имени повергло бы их обоих серьёзной опасности.
- Кушитский глупец! - Прохрипел он на певучем диалекте, но с варварскими нотками. - Хочешь убить нас обоих! Это - Шем, тут нас кормят! - Поизнесённое сопровождалось разжатием стиснутой ранее руки , свирепым обжигающе-ледяным взором и свирепым оскалом. Одновременно крепко сжатая ранее рука болтуна была буквально отброшена от него.
- Разве два таких льва, как мы, должны опасаться, сжимаясь от страха, этих овец? Никчемных неумелых головорезов! Мелких воров! Крадущихся похитителей! Опавшая (слетевшая) на пол пена эля (пива), эти помои (мразь), вот что они представляют ! - Он насмешливо и презрительно окинул помещение бешено вращающимися расширенными глазами, широким жестом руки указывая на окружающих, демонстрируя полное пренебрежение к опасности, которой их обоих подвергал.
Перейдя с шемитского на диалект корсаров, и когда он наклонился, свеча осветила его лицо.
- Да, ты знаешь меня, и ты теперь не Амра, но взгляни на меня, Амра! И вспомни теперь Узулу «Красное Копьё», как ты обычно называл меня. Припомни, как я вонзал ассегай (метательное копьё) в шею того солдата-охранника купцов, пронзая до уха? иначе ты точно был бы покойником от стрелы, предназначенной и нацеленной точно в тебя! Разве тогда я сбил ему прицел не во имя спасения Амры! И из-за этого получил нож в своё бедро.
Не столько освещение лица сыграло свою роль, позволив узнать человека, вызвав тягостные воспоминания, пронзившие грудь Конана- киммерийца словно впившийся осколок льда, сколько известное ему имя «Узулу» - имя, принадлежавшее уже давно умершему человеку.
«Разве такое возможно...?». Долгие мили пролегали между ним и морем, долгие мили преодолел он, пытаясь заполнить пустоту в сердце от утраты Белит. Той, к чьей пиратской команде присоединился, когда боевая галера «Тигрица» выскользнула из-за горизонта и заметила небольшой и небогатый купеческий корабль, на котором он плыл. Копейщики «Тигрицы» истребили купца Титуса и весь его экипаж, с которым Конан ранее сдружился. Варвару практически не осталось выбора, кроме как присоединиться к пиратам. И, по правде говоря, он, охваченный огнём вожделения, сгорая от страсти при виде Белит, ступавшей по палубе, подобно богине страсти, черногривой развевающейся словно потоки под морским ветром, обнажённой до талии и залитой брызгами крови. Поддаваясь её пристрастиям, вместе они опустошали побережья Шема с ней и её кушитскими разбойниками.
В их лихорадочной круговерти жизни мелькали грабежи, погромы и любовь. Но теперь он осознал, что присоединился к той обречённой команде лишь для того, чтобы увидеть многих из них - всех истерзанными и разорванными на части на заброшенной пристани далеко от устья тёмной реки давно забытого города, в пасти сумрачных джунглей, павших жертвами непостижимого зла и их собственной пробудившейся жадности. Последние остатки выродившейся древней расы, на чей город они наткнулись, истребили - уничтожили всех до единого. Слухи и легенды о том затерянном городе и укрытых там сокровищах не просто омрачили и затуманили – вскружили головы, принеся к прискорбному дню, когда они остались беззащитны не готовы к нападениям и уловкам.
Конан и сам, вероятно, мог погибнуть, если бы не удача или судьба - ибо напавшее на них зло было умно и коварно, заставив разделить их силы пополам. Пока пристальное внимание экипажа приковывало найденные легендарные сокровища, тварь опустилась на палубу «Тигрицы» и пробила бочки с водой, заставив Конана повторно отправиться в джунгли за её восполнением.
Он содрогнулся, когда припомнил те дни, и поднёс эль к губам. Многие мили преодолел он, чтобы забыть имя «Амра», забыть такие потрясающие ужас и муку, испытанные при виде его угасшей возлюбленной, утраты которой он так яростно пытался избежать. В мыслях вновь представало её гибкое тело, вытянутое с бессильно опущенными руками, свисающее с реи её собственной галеры, струйка крови, покрывающая драгоценные камни, и на миг – в безветрие застывшее тело. А вот воспоминания о чёрной тени злобной твари, подвесившей её туда, заставили разум закипеть.
Узулу внимательно наблюдал за ним.
- Ты думал, что я мёртв, когда смотрел с утёса и узрел разбросанные по сторонам разбившиеся тела нашего отряда. А я видел, как ты протыкаешь своим мечом старого Н'Гора, когда он накинулся на тебя безумно бормоча и, тот же самый меч ты носишь и теперь! Но я выжил, Амра, один из них всех выжил! Однако, когда я взывал к тебе, моё дыхание прерывалось, а пересохшие губы пенились кровью. У меня не было сил, и ветер отнёс мой зов... Когда мы бежали от бога Бата, я свалился, как упали и все наши братья. Мы бежали от него в слепом безумии, пытаясь избежать кошмарной предначертанной участи, роковой неизбежности - сами ведя себя к гибели. Но, как видишь, я не умер от падения, подобно моим братьям. Моя нога сломалась, и была боль, но в итоге я уполз дальше в джунгли. И сейчас я вижу - ты тоже выжил, Амра. Разве ты тогда убежал? Только ты один выжил? Ты убил Крылатого Бога - Летучую мышь, чтобы отомстить за наших павших? По племенам разнеслась долетевшая весть, что Белит вместе со всеми её копьеносцами сгинула на проклятой реке. И рыбаки наблюдали как сгорающая «Тигрица» затонула, поглощённая водой…И полились вдоль побережья песни, приветствуя её гибель. Там пелось и о твоей смерти Амра, в них звучало о вашей смерти...Гул тамтамов (барабанов) выбил дробь о вашей кончине...
Голова Конана поникла – он явно испытывал невыносимое огромное горе, прикрыв лицо ладонями.
Узулу был слегка ошарашен. Он мог только догадываться - это была не ослабевающая, неутолимая скорбь.
- А что ж с сокровищами, Амра, - упрямо и прямолинейно продолжал гнуть свою линию воин, выплёскивая наружу низменные инстинкты (страстишки) своей натуры, - что с сокровищами, оплаченными нашей кровью...Четверо наших братьев были смяты в раз - придавлены чёрным алтарём, а Белит всё ещё жива, как и ты? Может быть, она с легкостью забрала запятнанные кровью сокровища...И всё это - одна из этих дьявольских уловок!?
- Поберегись Узулу! - Прохрипел Конан сквозь оскал стиснутых ровных зубов. Белки глаз блеснули, а затем вспыхнули синим пламенем, прожигая мутную дымку, заполнившую пространство. - Киммерийцы не плачут! Мы льём кровь! Если ещё упомянёшь её имя или сокровище вновь, то не успеешь вдохнуть, как размажу по всей таверне твои мозги, и не важно - обязан ли я тебе жизнью или нет! Проклятая дьявольская обезьяна убила их всех...Я... опоздал …слишком поздно... - Как вспышка, вызванная дешёвым пойлом (вином), мгновенно возгоревшаяся и угасшая, его голос затихал, снова став приглушённым. - После того как оставив вас, думая, что все убиты, я побежал назад, к кораблю. Я пришёл к нашим псам-воинам, собратьям, разорванным и изуродованным валяющимся на пристани. Множество разорванных на клочья и разбросанных по сторонам частей тел (плоти) трепетали, как мякина на ветру. Все сгинули, погибнув в кровавой пойне. Все мертвы...и Белит... - Конан вздрогнул. - Дьявольская обезьяна со своим выводком гиен, помогающих ей свершать злодеяния - они убили экипаж. Но я отомстил за наших братьев. Это я предал «Тигрицу» огню, запалив после того как убил истребил всю стаю и дьявольскую обезьяну, хотя та паршивая тварь почти одолела меня, если бы не... - Голос на миг прервался. - ...А потом, слишком углубился в чёрные лабиринты джунглей.
На некоторое время воцарилось молчание. Конан и не заметил, но его заявление об убийстве Бата вызвало вспышку страха и удивления. И Узулу ничуть не сомневался в сказанных киммерийцем словах.
«Если кто-то и мог убить Бога, то только другой Бог !» - Рассудил тот...
Некогда Узулу был почти уверен, что Белит - богиня. Это основывалось на её уме, способности предвидеть события, нечеловеческом стремлении к яростным схваткам и способности захватить неимоверные сокровища при грабежах. А если, благодаря Белит, богатства Узулу увеличились, то на самом деле они значительно возросли, когда Конан присоединился к экипажу, как её правая рука и любовник.
Взирая на сидящего здесь за чашей Конана, корсар, казалось, видел пред собой тигра, полностью лишённого человеческого сочувствия и сострадания, - несмотря на хаос страстей, бушующих внутри, – взирал на это подобие зверя, и даже любопытствуя (интересуясь) - если там что-то свойственное обычному живому человеку, или, напротив – всё, что шевелится и движется для него – только лишь добыча.
Минуло ещё некоторое время, и Конан вновь заговорил, произнеся слова отрешённо, словно проговаривая некую роль – так будто его разум витал где-то в ином месте, усилилось отвратительное настроение, продолжилось погружение в охватившую сейчас меланхолию. Его брови сурово сдвинулись, а чело приобрело ещё более хмурое, мрачное выражение.
- Но как ты здесь очутился, Узулу…Если это не насмешка и издёвка богов надо мной - напоминание, о том что утратил (потерял)... - Голова Конана снова поникла (опустилась)...
Он смотрел вниз на дощатый стол, но не видел его грубо отёсанных досок. Вместо этого в памяти (мыслях) варвара возникло видение - образ палубы «Тигрицы», и то раскалённое добела пламя страсти, когда возлюбленная прижималась к нему, а её растрёпанно-непослушные локоны чёрных волос перетекали по его рукам и грудь лихорадочно вздымалась от всесокрушающей страсти в его объятиях.
Ругнувшись, киммериец схватил кувшин, громыхнул им и сильно швырнул через комнату, раскалывая вдребезги. Несколько мужчин вскочили, но когда завидели источник суматохи - снова осели, бормоча сквозь бороды ругательства и проклятия.
- Я отползал, Амра и уполз. Племя из джунглей подобрало меня, и немного подлечило ногу, но она уже не выправилась. Было слишком поздно. Итак - я охромел. Но прибыл сюда, чтобы занять место в собираемом войске. Я всё ещё могу сражаться! Поэтому и появился здесь, поскольку тут - самая дешёвые комнаты в городе. Завтра я пойду к капитанам наёмников и получу разрешение на занятие надлежащего помещения. Но сейчас …
Однако полностью поглощённый (погружённый) в воспоминания Конан даже не слушал и не замечал Узулу.