[Пелиас почти кофийский]

вот и немножко текста.


Конан и Муриела приблизились к городу. Вблизи он производил ещё более внушительное впечатление: циклопическая стена из желтовато-коричневого камня, возносящаяся над саванной – ярко-жёлтой, с зелёными купинами деревьев. Саванна отнюдь не была пустой; тут и там паслись стада скота, земля вокруг города была распахана под пашни, а вдали, на самом горизонте, сталью блеснула река. Ещё дальше, призрачной дымкой голубели горы.
Народ у врат (если там можно было назвать эту расселину, разрезающую стену на две части) был в основном, чернокожим, хотя и явно из разных племён: одни негры были высокими, с угольно-чёрными лицами, отливающими синевой, с плоскими носами, одетые в пышные костюмы из меха, перьев, костей; другие – коричневого цвета, в ярко-красных балахонах, и лицами, разрисованными белой краской; третьи – вовсе голые. Одни – налысо выбриты, у других – волосы заплетены в косички и перемазаны красноватой глиной. Был и один шемит, в длинной рубахе с зелёно-красными узорами, подпоясанной широким ремнём.
Конан спешился, ссадил с лошади Муриелу, с лёгким сожалением потряс полупустым мешочком с деньгами, и вытащил оттуда серебряную монету.
— Продадим коней, — сказал он. — Какое-то время проживём, а там я наймусь в охрану каравана или ещё куда.
Стражники у ворот производили впечатление: высокие, широкоплечие, с ног до головы покрытые сложными татуировками и узорами из шрамов. В руках у них были длинные, массивные копья с листовидными наконечниками; на руках и ногах – браслеты из меди и бронзы.
— Сколько? — спросил Конан по шемитски.
— Пять медяков, — ответили ему.
Муриела с любопытством и лёгкой опаской взирала на город, воинов, толпу. Слева прямо на быке приехал пастух с небольшим стадом коров – густо-коричневых, с очень длинными рогами. Шемит уставился на неё с явно хозяйским интересом, оценивая, сколько бы за танцовщицу дали на рынке. Взгляд был жадным, цепким, неприятным. Муриела вспыхнула и отвернулась. Она уже привыкла к наготе: жители чёрных деревушек и сами нередко ходили голыми, или оборачивали бёдра небольшими кусками ткани. Но торговец с холмов зелёного Шема вдруг напомнил ей о цивилизации, и в своей коротенькой юбочке и сандалиях, она чувствовала себя фактически раздетой.
Удостоилась она внимания и от дикарей; полуголую белую женщину здесь явно видели впервые. Негры что-то лопотали, с непосредственностью показывая на неё пальцами. Не избежать бы беды, но при взгляде на высоченного варвара-киммерийца жадный огонь в глазах потухал, сменяясь опасливым выражением.
Наконец, затор у ворот рассосался; коровы с протяжным мычанием шли в город – видимо, на убой. Погонщик нещадно лупил их кнутом, с воплями:
— Оай! Оай!
Конан молча сунул серебряную монету в руку стража – за двоих – и они вошли в город.
— Всеблагой Митра! — вырвалось у Муриелы.
Хотя она и была в Кешии, но этот город потрясал даже в сравнении со столицей Кешана. Потрясал своей варварской, дикарской пышностью и красотой. Построенный на небольшом холме, он взбегал в гору. Здесь всё было непохоже на гиборийские города – разве что суетой, толчеёй. Сразу от ворот начинался бедняцкий квартал; дома здесь походили на обычные кушитские мазанки – четырёхугольные, крытые соломой. Многие из домов имели свои огороды, обнесённые деревянными заборами или невысокими насыпями камней. Повсюду блеяли козы, мычали коровы. Внутри города росли лимонные и апельсиновые деревья. Центральная дорога, вымощенная не совсем ровным камнем, вела вверх.
Муриеле бросилось в глаза, что в городе почти нет лошадей; на их скакунов поглядывали с явным интересом, чуть ли не с большим, чем на её стройную фигурку.
Зато человеческая толчея была фантастическая! Здесь были густо-чёрные негры, в вычурных, но совершенно дикарских одеждах – украшенных мехом, перьями, множеством украшений из дерева и костей. Изредка попадались воины – огромные, с бочкообразной грудью, с хмурыми, покрытыми шрамами и краской лицами; их оружием были длинные копья с широким железным наконечником и большие щиты из бычьей кожи. На головах красовались головные уборы из чёрных перьев, а на плечи были накинуты шкуры леопарда.
Другие явно принадлежали скорее к народу торговцев – с медно-красным цветом кожи, но полными, негритянскими губами, они носили яркие, цветастые туники до колен из плотной ткани, и просторные штаны. Их бороды были заплетены в косички; пальцы украшены кольцами.
Девушки щеголяли в одеждах из хлопка и шелка, с геометрическими мотивами ярких цветов. На голове они носили настоящие короны: головные уборы и украшения из цветов, листьев, красочных перьев, крыльев бабочек, коры, травы, ракушек и рогов животных.
Смешение цивилизации и варварства оказывало удивительный эффект: можно было увидеть, как девушки шли к колодцу – одни, одетые в длинные синие платья, другие – в сложном костюме из бус, подвесок, браслетов, оставляющим грудь и бёдра совершенно нагими.
Изредка попадались и чужеземцы; то там, то тут Муриела видела и традиционные шемитские ефоны и напомаженные бороды; один раз над толпой даже мелькнул туранский тюрбан.
Конан и танцовщица вели коней в поводу, проталкиваясь через толпу. Дорога неуклонно поднималась вверх, дома становились всё богаче, и даже стали напоминать гиборийские; а затем над крышами из соломы и черепицы вдруг показалось сразу две громады – здание, сложенные из тёсанного камня, нависающие над городом, как башни. Должно быть, это был дворец короля или храмы местных божеств.
— Где-то здесь должна быть гостиница для чужеземцев, — проворчал Конан. — Раз есть шемиты, эти проныры, значит, где-то они останавливаются на ночлег. Хотя, не удивлюсь, если они завели себе здесь по особняку, и по паре-тройке чёрных жён, если уж дела идут в гору. Жена в Шушане и жена на Юге – чем плохо?
Муриела прикусила губу.
— Они точно нам не сделают ничего плохого? — наконец, спросила она. — Здесь совсем нет белых!
Конан хохотнул.
— Я немало времени провёл среди чернокожих. Они ничем не отличаются от белых, а значит, точно также могут и украсть, и убить, и подстроить любую другую гадость.