[Глумов]

Запел, запрокинув седую голову, асирскую боевую песню из тех, что заунывны, как митрианская проповедь, и нескончаемы, как осенний дождь. Асирского наречия Виллем не знал и о чем песня, разумеется, не понимал, однако слышалась в голосе старика та же странная смесь безнадежной тоски пополам с кровавым бешенством. Начал он совсем негромко, но постепенно повышал голос и спустя минуту уже ревел быком, и терпеть такое не стало никакой возможности.

Кто-то морщился, диковатого вида чернявая девица в мужском охотничьем платье с брезгливой гримасой зажала уши. Сидевшие одной компанией четверо гвардейских чинов (из коронного замка, судя по мундирам) перебросились парой коротких фраз, и один из них поднялся из-за стола:
- Эй, почтеннейший! Либо пой потише, либо ступай на двор! Клянусь Митрой, ты и мой жеребец поете одинаково, только у коня слух получше, а голос послабже!
Собутыльники гвардейца захохотали и засвистели, но старик не обратил на них ни малейшего внимания. Песня продолжала звучать, сотрясая стены. Тот, что встал из-за стола, нахмурился и шагнул к северянину.
- Отымей тебя Сет, старый ты глухарь! Я к тебе об...
В этот момент Виллем отчетливо понял - быть драке. А в следующий миг оно и подтвердилось.

Гвардеец угрожающе навис над сидящим асиром и протянул к нему руку. Может, он хотел схватить старика за грудки, а возможно, просто потормошить, обращая на себя внимание, однако ни того, ни другого ему сделать не дали. Движение северянина было быстрее змеиного броска: левая ладонь стиснула и выкрутила гвардейцу запястье, а правый кулак кувалдой обрушился на локоть, напрочь ломая сустав. Остальные трое гвардионцев повскакали с мест, и один тут же рухнул со стоном: пущенная стариком пивная кружка угодила ему в лоб, и красное пиво на столе смешалось с кровью. Лязгнули вынимаемые из ножен мечи, завизжали служанки, опрометью бросаясь на выход.
Северянин оборвал свою дикую песнь и широко улыбнулся. Улыбка отдавала безумием. Синие глаза на темном лице сияли, как два сапфира. Он поглядел на двоих гвардейцев, подступавших к нему с обнаженными клинками, встал во весь рост, пинком опрокинув стол, и в его руке бледной луной блеснул тяжелый двулезвийный топор. Тут уж повскакали все, и почти во всех руках засверкала боевая сталь. Вскочил из-за стола и Виллем. Правда, сверкать ему было нечем, так что он за неимением лучшего вооружился массивным дубовым табуретом.
На какое-то мгновение в зале сделалось совсем тихо, только стонал раненый да из общей залы доносился топот ног и тревожные голоса – там начиналась паника, кто-то звал стражу. Асир стоял неподвижно, огромный и опасный, как медведь-шатун, слегка ворочая косматой башкой, оглядывая своих противников, будто пытался запомнить каждого. Потом вдруг прыгнул вперед с утробным звериным рыком, и пошла кровавая кутерьма.

Один из двоих оставшихся на ногах гвардейцев успел уклониться. Второй не успел, попытался закрыться мечом, но топор северянина смахнул его тонкий клинок у самого эфеса, как коса срезает стебель одуванчика – а заодно наискось рассек ребра. Девица в охотничьем платье и смазливый оруженосец метнули ножи. Старик отразил один нож плоскостью топора, а от другого с невероятным проворством увернулся – широкий, как ложка, клинок до половины ушел в беленую стену за его спиной. Оставшийся гвардеец и дарфарский воин одновременно налетели на асира с мечами, и мгновение спустя первый с воем хватался за разрубленное бедро. Дарфарец оказался сильнее и проворнее, он обрушил на безумца град хлестких ударов, за которыми глаз Виллема не поспевал. Однако в скорости асир ничуть не уступал, а в силе значительно превосходил. В конце концов чудом избежавший смертоносного лезвия южанин отлетел к стене от мощного удара плечом, и седой берсерк развернулся лицом к новым противникам. Их еще оставалось четверо, не считая чернявой девицы в охотничьем костюме и Виллема с его никчемной табуреткой.

А между тем стоило принимать в расчет всех. Едва безумец вскинул свою жуткую секиру, чтобы отразить умелый выпад коренастого немедийского вояки с бляхой сотника на груди, девица вновь метнула нож. Жилистый длинноволосый парень, до начала заварушки сидевший с угрюмым видом в самом темном углу, резко взмахнул рукой, отправив в полет что-то маленькое, тускло блеснувшее и резко вжикнувшее в воздухе; ну и подмастерье, захваченный азартом чужой драки, швырнул в асира свое «оружие». Девица, правда, опять промахнулась, зато длинноволосый попал, а тяжелый табурет, пущенный рукой кузнеца, врезался берсерку в загривок. Северянин покачнулся, на миг его движения утратили точность – только на миг, но, учитывая количество направленных на него клинков, этого мига оказалось более чем достаточно.

«Провалиться мне на месте, - потрясенно подумал Виллем, когда умирающий гигант выронил топор и стал мучительно медленно, как подрубленное дерево, заваливаться навзничь, - ну и здоров был мужик! Между прочим, так и помер, улыбаясь...» И впрямь, блаженная улыбка застыла на губах старого асира. Могучее тело рухнуло на дощатый пол, оставшиеся открытыми глаза уставились в потолок, белоснежные одежды быстро становились алыми. Семеро невольных соучастников убийства сошлись над трупом, тяжело дыша и глядя на убитого кто равнодушно, кто испуганно, а иные – с брезгливым недоумением.
- Сдох-таки, - буркнул сотник, озираясь по сторонам в поисках какой-нибудь тряпки - протереть клинок. - Ну и медведь, разрази меня гром.
Чернявая девица шумно выдохнула и пошла выковыривать свой нож из стены.
Внезапно казавшееся безжизненным тело прошила резкая судорога, а узловатые пальцы сжались в кулаки. Семеро убийц вздрогнули от неожиданности. Дарфарец попятился. Виллем начал было творить Знак Митры, оберегающий от нечистой силы. Немедийский сотник со своим смазливым оруженосцем одинаковым движением занесли мечи, намереваясь пригвоздить беспокойного умруна к полу – но все замерли, услышав негромкий и словно бы бесцветный голос:

«Отныне вы - наследники божественного Дара. В сияющих льдах Эйглофиата, на священной горе, у Черного Камня Душ, ждет достойного сила Бога Могильных Курганов. Один из вас обретет ее, пройдя все испытания и застав свет утренней звезды, в первый день нового года, у алтаря Бога Воинов. Должен остаться только один – и пусть сталь разберется с любым, кто встанет на пути избранника...»