[Vlad lev]

Несмотря на общее, вместе с природой, засыпание, следующая глава 18 (подлиннее):

18.

Конан, Талгат и Тейдрикс склонились над Элмаром. Бескровно-бледное и застывшее словно восковая маска, лицо неподвижно лежащего на столе гандера выражало непереносимую муку. Но ни стона, ни малейшего вдоха, ни судорог не исходило от израненного тела. Туловище и конечности неестественно вытянулись и казались скованными. Вся фигура будто оцепенела и уподобилась мраморному изваянию, созданному обезумевшим иантийским скульптором.
Криус с ужасом взирал на наёмников, обступивших неровным кольцом стол с Элмаром. Все воины и единственная среди них женщина держались настороженно – сжимая мечи и кинжалы. Хаотично пляшущие огоньки масляных ламп и почти затухающее пламя камина раскрашивала фигуры причудливыми красно-оранжевыми пятнами. Лёгкое потрескивание горящего масла и пощёлкивание угольков несколько заполняли нависшую в зале гнетущую тишину… В помещении витали странные ароматы неведомых трав и снадобий. Неторопливыми волнами растекались усыпляюще-дурманящие запахи. Обоняние переставало различать привычную атмосферу. Люди с чутким обонянием перестали ощущать типичную для постоялого двора затхло-прокисшей вони и пота. Непривычные, одновременно изысканно-порочные и отталкивающие ароматы, порождённые чужеродными ингредиентами, завлекающе туманили разум. Казалось, в зале зарождается и обволакивающе распространяется мглисто-облачная дымка. Почти незримая, словно смертоносные паутинки ядовитых пауков бритунийских предгорий.
В сознании итак ещё не отошедшего от потрясений тавернщика вновь пробудились ужасы. Почти недвижимые люди казались ему то застывшими на миг дарфарскими людоедами, прекратившими свой чудовищный ритуальный танец и готовящимися к кровожадному пиршеству; то – заколдованными статуями неведомых человекоподобных тварей, готовыми мгновенно ожить и наброситься на окружающих; то – злобными демонами, стремящимися разодрать человека на куски.
Молчание прервала реплика Конана, несколько развеявшая окружающий морок:
– Выживет? – обратился он с надеждой к Талгату и Тейдрику.
– Раз Элмар смог проглотить отвар шадоа, ещё не всё потеряно. – пояснил козак. – Теперь он на три-четыре дня будет надёжно изолирован и защищён от любых внешних магических влияний. Его не нужно ни поить, ни кормить. Правда нежелательно и перемещать с этого ложа, – невесело кивнул Талгат на столешницу. – Надеюсь, процессу заживления плоти и восстановлению кровотока ничто не помешает. Однако потом посвящённому целителю необходимо провести некий ритуал очищения и заняться дальнейшим лечением.
– А почему ты сам не возьмёшься? – с некоторым подозрением вопросил Конан. Подобные «штучки», равно как и обладатели знаний на сей счёт в основном не вызывали у киммерийца ничего, кроме неприязни.
– Здесь и сейчас наши пути расходятся, – пояснил козак. – Каждый пойдёт к цели своей дорогой. Однако, увидев полный негодования уничтожающий взор варвара, вполголоса добавил, – я сам должен проверить нечто…
– Ты это о чём? – не дослушав, прервал Конан.
Находящийся поблизости Тейдрик оскалился. Остальные не могли расслышать и половины произнесённого. Талгат явно не стремился к всеобщему уведомлению о своих намерениях.
– Возможно несчастья на постоялый двор и на нас всех навлёк я, – грустно и ещё тише изрёк козак. – Теперь, пока ещё ночь не уступила свои права предрассветным сумеркам, мне самому нужно распутать этот клубок.
– Перестань изъясняться недомолвками и загадками! – почти рявкнул киммериец.
– Ты же не терпишь магических фокусов?! А сам приказал всем нашим собраться и встать кругом. Знаешь, это потрясающе усилило эффект. – внезапно встрял в разговор Тейдрик. – Воссоздано живое кольцо коринтийского мага Кладиуса…
– А ты ещё… – взъярился киммериец. Его глаза полыхнули нешуточным гневом.
– Не горячись, – ещё тише, чем ранее, произнёс Талгат. Козак пытался использовать хитрый приём – погасить вспышку напряжённости за счёт снижения тональности разговора.
Пальцы Конана с хрустом сжались в кулаки. Наёмники с интересом наблюдали за спорящими со стороны, но не вмешивались и не приближались. Криус на миг выпал из реальности – сказались и минувшие потрясения и сильные удары по голове и дурманящая дымка.
– Думаю, – спокойно, словно ничего и не было, продолжал козак, – похищенный мной кинжал навлекает неприятности. Может, его прежний обладатель как-то «связал» его неизвестным мне образом? Изначально я ничего плохого в нём не ощущал. Только некую неземную холодность. Но он срабатывал против этих тварей!
– И?.. – начал потихоньку понимать варвар.
– Пока чёрные крылья ночи распростёрты, укрывая невидимые пути, – с искусством придворного баснописца продолжал плести своё повествование Талгат, – можно преодолеть пелену расстояний и достичь цели. – Несколько туманно завершил он.
– Ему нужно уехать! – резко бросил Тейдрик, увидя вновь закипающего от ярости киммерийца.
– Ты же видишь, – проронил козак киммерийцу, – даже остаточные испарения отвара шадоа действуют на всех по-разному. Кто-то обалдел, погрузившись в грёзы оцепенения. – кивнул он в сторону осевшего тавернщика и нескольких застывших наёмников. А ты и Тейдрик – как ни в чём не бывало!
– Короче! – почти взревел Конан, и несколько людей очнулись от ступора.
– Может права Тилайя, и действует остаточная магия, разбуженная Ксалтотуном. Может, влияет чернокнижник – заклявший этот синеватый кинжал? Или как-то издали срабатывает проклятие Альты, ради которого вы и выбрались в путь? Не исключаю и то, что забавляется ведьма, встреченная вами по дороге сюда. По крайней мере знаю одно – сам могу разделаться с тем, что невольно привнёс сам. – завершил Талгат, придерживая кинжал.
– Хорошо, – кивнул Конан, – отправляйся. – Хотя Талгат явно не нуждался в одобрении своих намерений. – Долг оплачен? – переспросил киммериец, заранее зная ответ.
Козак молча кивнул и, более не заговаривая ни с кем, направился к стойлу. Внезапно Далус преградил ему путь.
– Бежишь? – ехидно вопросил лишённый титула барон.
Но затеять очередную свару ему не удалось – бывший городской страж Лациус словно невзначай сильно саданул ему левым локтем в поддых. Не промолвив ни слова и выпучив глаза, юноша осел на грязный пол.
Конан молча смотрел в след уходящему. – «Доведётся ли ещё свидеться?» – напоследок мелькнула и также стремительно улетучилась мысль.
Проникший снаружи свежий воздух понемногу развеял ароматы шадоа. Люди понемногу приходили в себя.

***

Талгат знал – медлить нельзя. Но для свершения задуманного необходимо найти подходящее местечко и остаться в одиночку. Свернув с тракта, козак углубился в лес. Конь пробирался уверенно, несмотря на царящий мрак и незнакомую местность. Наконец козак удалился достаточно далеко. Он ехал не наобум – его вели инстинкты характерника. Для многих обитателей степей лес даже днём казался опасным и пугающе непостижимым. Ночные же заросли деревьев и кустарников внушали непередаваемый ужас. Казалось, что таящийся во тьме кошмар готов выбраться из-за каждой кочки, ствола или кроны дерева, обрушиться сверху, внезапно навалиться, растерзать плоть и на века поработить душу. Для характерника такие страхи были не свойственны. Однако задуманное им было опасно. И не просто опасно, а – смертельно. Почти никто из Гибории не рискнул бы даже задуматься о подобном, не то чтобы попытаться свершить или повторить.
Козак не всё рассказал Конану, ибо всё-таки не полностью ему доверял, как впрочем не доверял вообще никому. И именно эта недоверчивость не раз спасала ему жизнь.
Впереди из мрака замерцали завлекающе-манящие искрящиеся разноцветные танцующие огоньки. «Тлэи,» – мелькнула удовлетворённая мысль у козака, – «призрачные создания, заманивающие одиноких путников в чащобу в места ведьминых кругов. То, что надо!» – и, соскочив с коня, разнуздал его и, одобрительно хлопнув несколько раз по крупу, отогнал. Рысак обиженно фыркнул, стукнул копытами, вздыбился. Но, повинуясь последующему окрику хозяина, вынужденно поскакал прочь. Призрачные огонёчки хаотично заметались, прервав плавные убаюкивающие движения. Обладая некоторыми зачатками интеллекта, тлэи ощутили, что всё пошло не по ими намеченному сценарию. – «Человек явно не стремился завладеть скрытыми призрачными кладами!». – И завлекающие наивных путников дьявольские огоньки опасливо погасли. Но козаку обманчивый свет не был нужен – в темноте он видел не хуже, чем ясным погожим днём. Под ногами характерника перестали похрустывать веточки и проминаться почва. Стопы ощутили утоптанный грунт.
«Ведьмин круг!» – Талгат склонился к земле и начал сдирать синеватым кинжалом дёрн, очерчивая двойной круг. Один образовывал содранный и перевёрнутый вверх корневищами слой почвы. Второй, на расстоянии ширины ладони от первого, создавал круг обнажённой земли.
Оставшись внутри импровизированных и полностью замкнутых колец, чаровник удовлетворённо хмыкнул. Опустился на землю, снял сапоги, повесил на шею, предварительно перевязав их кожаным ремешком. Потом из небольшого мешочка на поясе достал несколько былинок. Снял с шеи другой мешочек только гораздо меньшего размера. Оттуда вынул флакончик. Положил предметы возле себя.
Не зря, не зря он вновь и вновь рисковал своей жизнью, появляясь в окрестностях родной Запороски! – Только там были все необходимые ему ингредиенты. Две маленькие веточки дерева алтыра сложил крест-на-крест. Окропил их тягучей маслообразной жидкостью из флакончика. Встал и из маленького мешочка ровным слоем высыпал на лишённый почвенного покрова земляной круг коричневатый, горьковато пахнущий порошок. Смесь засушенных и перетёртых почти в пыль стеблей золотой полыни, красного камыша и корней сиреневого мака, проросшего из почв, окроплённых кровью бесчисленных жертв – павших в жестоких схватках и оставшихся непогребёнными воинов. Чьи бренные останки истлели и превратившись в прах, смешались с семенами растений, породив эти чудовищные цветы. Из припоясного мешочка Талгат левой рукой достал щепоть серебристого порошка – сорванную в заповедных плавнях Запопроски в день Синей Луны серебряную лилию. Высушенный в течении пяти дней цветок был истолчён в глиняной ямке костью чёрной кобылицы, принесённой в жертву Четырём ветрам. Насыпая порошок, Талгат двигался против хода солнца. Несмотря на царящую темень, инстинкты чаровника не подводили. Наконец опять достал отложенный синеватый кинжал. Клинок, украденный у направлявшихся в Альту и выглядящих крайне подозрительно кофийцев.
В тусклом свете внезапно появившегося из-за туч месяца лезвие блеснуло, словно рыба, на миг выскочившая из тёмной глади вод. Проявился на клинке и зловещий символ «Т».
Талгат опустился наземь, сел, скрестив ноги.
«Во имя Четырёх ветров!» – произнёс он нанося себе крестообразные надрезы кинжалом сначала на одной руке, потом – на другой, перекинув над скрещенными веточками клинок в уже помеченную руку. Кровь брызнула вниз. Тогда козак сжал кинжал зубами, а освободившимися руками опорожнил оба мешочка, высыпав их содержимое без остатка на перекрестье веточек. И щёлкнул пальцами левой руки. Темноту леса прорезали разноцветные всполохи. Круг, в центре которого находился Талгат, пылал фиолетово-золотым, деревянное перекрестье – оранжево-серебряным. Внешний круг переливался изумрудно-бирюзовым свечением.
«Туар!» – не разжимая зубов и не выпуская из них кинжала прохрипел козак, одновременно вступая в оранжево-серебряное пламя.
Резко грянул одинокий, но раскатистый удар грома. По ночному лесу прокатилась невидимая волна, от которой задрожали стволы деревьев, а с их крон посыпалась листва. Раздался громкий хлопок.
На земле, где лишь мгновение назад был озаряемый магическим пламенем чаровник, остались два круга выжженной земли. И лишь искорки, подобные ночным светлячкам тлэями, но не являющиеся ими, на миг закружились, бесследно растворясь. Горьковатая дымка поднималась к бесчувственным, так и не начавшим светлеть небесам.
Будь по близости суеверный селянин или горожанин, то увидя подобное, непременно помянул бы Сэта или Нергала и отплёвываясь и делая отворотные знаки, сбежал бы без оглядки.
Вдали заржал иранистанский жеребец.

***

Чёрная мгла непроглядной ночи густой пеленой окутывала окрестности. Здесь не было ни звёзд, ни серпа месяца, дававших иллюзию обманчиво-призрачной надежды человеку ночью. На лесной поляне полыхал костёр и раскинулись пять шатров кофийцев – последователей Т’л’гхара.
Внезапно чёрный свод небес прорвали острые лучики звёзд. Они, прорвав завесу туч, словно пытались взглянуть с высоты на глупцов, самих готовящих свою погибель.
Несколько мужчин в просторных тёмно-синих (почти чёрных) плащах обступили самый большой шатёр. Вожделённые взоры и дрожащие от нетерпения конечности выдавали крайнюю степень их возбуждения. Изнутри шатра доносились удары плетью и женские всхлипы.
Внутренность обширного шатра, изготовленного из плотной шерсти тонкорунных коршемишскихих овец, освещались пламенем костерка. Синевато-зелёный огонь полыхал внутри огромного металлического дочерна прокопчённого котла, испещрённого уродливо-гротескными фигурами, странными символами и загадочными иероглифами. Почти над самым эти неестественным пламенем бессильно полуобвиснув на железных цепях, прикреплённых к металлическому обручу, скрепляющему навершие шатра, свисала худенькая девичья фигурка. Задранная и порванная сзади лёгкая туника обнажала узенькие бёдра и худощавые ягодицы. Языки дьявольского пламени не достигали до тела, но их отблески окрашивали всё в ирреальный синевато-зелёный дрожащий свет.
Невозможно было понять, к какому из народов Гибории принадлежала истязаемая жертва. Но то, что она – мученица, было очевидно. Сквозь изодранные лохмотья и клочья туники проступала светло-голубая плоть: плоские, почти мальчишеские груди, выступающие позвонки, рёбра и едва различимый крошечный пупок. Стройные ноги почти не касались земли, но были раздвинуты больше, чем на ширину плеч. Изящные лодыжки сковывали стальные кандалы, цепи от которых тянулись к вбитым поодаль металлическим штырям. Из полузакрытых глаз девочки стекали крупные слёзы, пересохшие узкие губы дрожали. Тихие всхлипы и рыдания уже едва слетали с измождённых уст.
Вблизи от несчастной находилась другая фигура. Стоящий мужчина был невысок, кряжист и смуглокож. Даже в пляшущих язычках колдовского пламени его кожа разительно контрастировала со светлой кожей пленницы.
Негодяй тоже изнемогал. Но от охватившего его садистского вожделения и ощущения собственного, переполняющего до краёв, могущества. Крупный пот катился по толстому лицу, заливая узкие свинячие глазки, одутловатые щёки, плоский нос и щербатый рот. Одна рука мерзавца оприралась на подобие железного костыля, другая сжимала семихвостую кожаную плеть.
Снаружи доносились похабные мужские голоса, на все лады вопящие по-кофски:
– задай ей жару, Фарус!
– поддай ведьме!
– заставь чистокровку дрожать!
– пусть расскажет всё!
– оттдай её нам! Девственность не важна!
Похотливо оскалившийся гнилозубо-щербатой ухмылкой Фарус вновь взмахнул плетью. Но ударить не успел.
Серебряно-оранжевая вспышка озарила внутренности шатра. Кофиец испуганно прикрыл глаза рукой, держащей плеть.
Девица, удивлённо приоткрыв очи, вскрикнула.
– Задай ей! Так! – продолжались наружи глумливые выкрики.
Высокий бритоголовый (с оседлецом) мужчина, босой, с сапогами на шее и сжимающий кинжал, возник из столпа пламени. И долго не размышлял – синеватый клинок с символом «Т» рассёк глотку бывшего обладателя этого оружия. Хлынула кровь, кажущаяся чёрной в хаотично пляшущем магическом огне.
Даже не взглянув на сдыхающего палача, свалившегося в металлический котёл, одним движением Талгат обнял обмершую девушку и проревел:
Руат!
Порыв ветров ударил откуда-то изнутри оранжевого пламени и втянул козака и девушку. Руки и ноги несчастной мгновенно освободились от оков. Те опали, рассыпаясь в прах, разлетаясь бесследно как пыль от одного дуновения живительного степного ветра. Стенки шатра опали, схлопываясь внутрь. Потом, словно невесомая пушинка, поднялись ввысь вместе с содержимым и, распавшись на зелёные струи, хлынули вниз на кофийцев.
Визги и вопли последователей Т’л’гхара вознеслись к небесам.

***

Юл-га очнулась от забытья. Ярко-ласкающе светило приветливое солнце. Руки и ноги были свободны. Правда ломило спину и мышцы ног…– «Жива! И – свободна!» – молниеносно пронеслось в голове.
– Великая Мать всего сущего, всеблагая богиня! Благодарю тебя за моё спасение! – искренне произнесла синекожая девица признание той, единственной и предвечной, которую почитала. И лишь потом, так и не встав с чего-то тёплого, осмотрелась по сторонам.
Буйная пышная растительность разительно отличалась от зловеще холодных мест, куда её заволокли отвратительные кофийцы. Синее небо, чуть влажноватый воздух, наполненный чарующими ароматами, яркие цветы.
«Неужели я опять…в Вендии?» – промелькнуло в голове девушки. Тут она вдруг посмотрела вниз – под себя и сдавленно вскрикнула. Неведомое тепло, согревающее её снизу, исходило от тела распростёртого неизвестного мужчины.
Собрав остатки сил, девушка приподнялась и отползла в сторону. Мягкая почва и буйная трава проминались под её почти невесомым тельцем. Не взирая на свой скудный наряд – сползающую лохмотьями когда-то белую тунику, почти не скрывающую плоть, Юл-га осматривала незнакомца.
Выбритая голова с явно специально оставленным чубом. Волевое лицо. Глаза закрыты. На шее – сапоги! Могучая фигура. – «Не кофиец!» – пронеслась первая мысль. – «Он же спас меня из шатра! Перерезал глотку мерзавцу!» – словно вспышка молнии принеслось осознание-воспоминание. – «А вдруг такой же злодей и колдун, как те? Если ещё и не хуже?..» – охватил Юл-гу внезапный ужас. – «Нет, не может быть!!» – откуда-то из глубины пришла уверенность. – «Неужели умер?» – испуганно подумала девчушка.
Её удивительные сиреневато-розовые зрачки глаз готовы были либо метнуть всеиспепеляющие молнии, либо залиться серебристыми слезами. Золотые всклокоченные волосы прореженные прядями малинового цвета негодующе дрогнули. Личико Юл-ги сосредоточенно-разгневано поднялось к небесам.
– Владычица жизни и Света! Не оставляй свою слугу! Верни моего спасителя! – звонкий пронзительный девичий вскрик заставил разноцветных птиц испуганно вспорхнуть с насиженных мест.
Показалось, жёлтое солнце на миг превратилось в слепяще-белый раскалённый шар. Ярко-белые лучи, сверкающие мириадами искр, словно отражаясь ниспадающим светом от вековых ледников Гипербореи, озарили две людские фигуры. Девичью, взывающую в мольбе и мужскую, бездвижно ничком лежащую на земле.

***

Талгат парил, не ощущая привычного веса. Подобное для него было не впервые. Но ранее такое происходило при других условиях, нежели сейчас.
«Значит я погиб,» – пронеслась шальная мысль. – «Внизу, под ним – буйно-зелёные джунгли, вверху – сверкающее солнце и синее небо. А в джунглях – на крохотной полянке – необыкновенная голубокожая девушка и – его неподвижное тело! Раз – так, значит удалось остановить чернокнижников! Сорвал их замыслы, лишил жертвы… Остальное уже неважно. Других добьёт Конан. Ему в подобных навыках равных нет!» – напоследок скользнула мысль. Но однако что-то, какая-то неведомая могучая сила всё ещё продолжала удерживать его здесь – рядом с собственным распростёртым телом и странной золотоволосой синекожей девушкой.
«Иль я сам так привязан к жизни, что его ka, то, что некоторые также называют «душа» не готова расстаться с телом?» – мучительная боль и гнетущая тяжесть внезапно навалились невыносимым гнётом откуда-то сверху. И его инстинкты чаровника не предупредили!
Талгат козак шевельнулся.

***

Багровые лучи восходящего солнца пробивались из-за горизонта, окрашивая небосвод. Рассеивающаяся белесовато-серая предутренняя дымка начинала приобретать оранжеватый оттенок. Багрянец понемногу сменялся золотым. Но лучи светила ласкающе покрыли однотонным кремово-розовым и уходящую в невидимую даль дорогу, и величественно стоящие вдоль неё, словно древние воины-титаны, вековые деревья, и даже обветшалый постоялый двор. Ночь вместе с сопутствующими ужасами очередной раз отступила, исчезнув без остатка, чтоб вернуться вновь.
Поредевший почти в одночасье отряд Конана уже седлал коней. Варвар задержался возле Криуса. Тавернщик, усиленно противясь невольно подгибающимся коленям, опасливо приблизился. Поодаль жалась Джейтра. Служанки и отыскавшийся к исходу ночи Лейтис оставались внутри здания.
– Твоё заведение на время закрыто! – суровым безапелляционным тоном изрёк киммериец.
Криус лишь жалостно закатил глаза. Но тут в его молитвенно сложенные на груди руки цинкнул увесистый мешочек. Звон недвусмысленно давал понять – там их много, и они – явно не медные.
– Граф Элмарус, – особо подчеркнул Конан эти слова, – останется здесь лежать в зале! Его будет охранять Ландар. – Тут недовольная физиономия упомянутого мужчины словно вынырнула откуда-то из-за спины тавернщика. – А ты сам, – вновь выделил варвар словечко, – отправляйся в Тарантию.
Увидев испуганно-недоумённый взор Криуса, киммериец добавил:
– за хозяйством присмотрит жена и прислуга. А средств тебе для компенсации убытков я отвалил с избытком.
Тавернщик невольно кивнул. А Конан, словно и не нуждаясь в его согласии продолжал:
– Найдёшь таверну «У Льва». Там хозяин – карпашский горец Дракулон. Покажешь ему это, – и из-под полы плаща достал широкий кинжал.
Криус икнул. Клинок напомнил ему виденные у аргосских наёмников мечи. Только у этого была более мощная рукоять – «Явно под руку этого варвара!» – мелькнула мысль, а на тускло блеснувшем лезвии находилась гравировка. Оскалившийся лев. – «Какой же это король?!» – хаотично замелькали в черепушке тавернщика шальные мыслишки. – «Тот бы послал в королевский дворец…И вообще, его бы сопровождали Чёрные Драконы, свита, солдаты, вельможи… Хоть какой-то эскорт… А этот… Явный головорез!»
– Скажешь Дракулону немедля найти целителя Витольдиса и срочно с пятью его парнями отправить сюда! – как ни в чём не бывало продолжал наставления киммериец.
«Ну вот,» – потеряно думал Криус, – «очередные разбойники…»
– Кинжал никому не отдавай! – сурово продолжил киммериец. Но увидя побледневшего тавернщика пояснил, – не бойся, всем известен этот знак, никто даже не покусится на него или его временного обладателя. – скептически завершил Конан, оценивающе окинув сжавшуюся фигуру.
Криус потеряно протянул руку и чуть не вскрикнул. Клинок оказался настолько тяжёл, что даже одной правой рукой тавернщик не смог его удержать. Тогда выпустив из левой руки мешочек с деньгами Криус схватился за кинжал обеими руками. Мешочек звякнул у ног. В пыль высыпалось несколько золотых монет. Но тавернщик этого не видел. Он, сжимая кинжал, смотрел на теперь уже добродушно ухмыляющегося варвара.
– Ты сделал правильный выбор! – хохотнул Конан. – Если также успешно справишься с остальным, награжу по-королевски! Когда вернусь. А я всегда возвращаюсь, если обещаю! – многозначительно добавил он.
– Послушай, король…– вдруг неожиданно для самого себя вырвалось у Криуса. – Уже три дня до вас не было ни одного посетителя…Хотя может я и что-то путаю… – потом сбился и прокашлялся. – Говорят, там дальше вдоль дороги пошаливают разбойники. – сухо сглотнул тавернщик. – Также бродят какие-то толпы нищебродов-оборванцев, поклоняющихся Звезде… А в Альте вообще давно и бесследно пропадают люди…– выпалил он последние слова почти скороговоркой.
– Знаю про Альту и Звезду! – хмыкнул Конан, – а про бродячих безумцев и разбойников ранее слышать не доводилось. Но это меня не остановит! – и варвар буквально взлетел на коня.
Вскоре лишь пыль клубилась в лучах восходящего солнца.

Концовка главы…