Показать сообщение отдельно
Старый 18.01.2016, 14:50   #1
Вор
 
Регистрация: 22.02.2015
Сообщения: 183
Поблагодарил(а): 14
Поблагодарили 78 раз(а) в 38 сообщениях
Пелиас почти кофийский стоит на развилке
По умолчанию Обычаи страны бамбука

Обычаи страны бамбука

Солнце взошло над розовыми куполами Пайкана, осветило бамбуковые заросли и зеркала вод, и залило светом здание недалеко от дворца Императора. Его крыша была покрыта жёлтой глазурованной черепицей, карнизы выкрашены сине-зелёной краской, а стены и столбы – красным цветом. Лучи забрались в комнату, чьи стены были расписаны черепахами и танцующими журавлями, и упали на девушку, в изящном халате с длинными рукавами.
Девушка медленно развязала узорный пояс:
— Меня зовут Гуйлинь, господин.
Шёлк с шорохом упал к её ногам.
Он обнажил изящное тело кукольной красоты.
— Я готова служить вам.
Кожа красотки была нежно-перламутровой, с почти незаметным желтоватым оттенком; она была маленького роста, но вполне соразмерна: тугую грудь венчали ягоды сосков, широкие бёдра плавно переходили в пухлые ножки. Голова, с высокими скулами, и лукавым огоньком в миндалевидных глазах, была увенчана сложной причёской, утыканной деревянными палочками. Её ногти были выкрашены в красный; глаза и губы подведены.
— Ну и кто ты, к чёрту, такая? — поинтересовались у неё с подиума.
Там, на подушках и шелках подиума развалился настоящий гигант: пластины груди раздувались, как меха, бугры мышц перекатывались под кожей, хотя он всего лишь лениво взбалтывал вино в чаше. Внезапно он опорожнил её: послышалось бульканье – а затем и звон, когда великан небрежно отшвырнул сосуд.
— Меня послал Сай Фанг, распорядитель пиров, — низко склонилась девушка, прижимая руки к груди.
— И на кой бес?
— Государю угодно, дабы посланники короля Илдиза были рады пребыванию в великом Кхитае.
— Ха! — только и было ей ответом.
Если девушка являла собой порождение утончённой цивилизации, то перед ней предстал настоящий варвар: хмурое лицо изрезано шрамами, жёсткие волосы перепутались, падают на широкий лоб, и почти скрывают яркие, пронизывающие синие глаза. Рядом с ним валялся здоровенный меч – оружие, по меньшей мере, необычное в этой части мира.
Во всех его движениях скользила опасная, первобытная раскованность, которой едва ли могут похвастаться дети цивилизованных земель. В чертах лица у него не было ничего общего с восточной красоткой: он явно родился где-то на северо-западе мира. Дикарь ухватил стоящий на столике кувшин, и запрокинул его над глоткой: вино стекало по груди и плечам, однако не было похоже, чтобы его это особо заботило. Наконец, он утёр губы.
— Клянусь богами, а тут знают, как встречать воинов!
— Верность и мужество очень ценятся в Кхитае, — девушка опустила густые, тёмные, ресницы.
Она плавным движением села на пол у подиума:
— Дозволь послужить тебе, господин.
— Ба! — рык был ей ответом, — был бы я дураком, если бы отказался.
В этот миг шёлковые занавеси откинулись, и в комнате появился ещё один человек. Он был едва ли меньше белокожего варвара; почти вдвое пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, внутрь шагнул чернокожий воин, в красных шароварах, рубахе и кушаке; к поясу был приторочен огромный кривой ятаган. Взглянув на сброшенные на пол шелка, он растянул полные губы в белозубой улыбке:
— Развлекаешься?
Дикарь широко улыбнулся в ответ:
— А, это ты, Джума. Только посмотри, какую милашку послал мне Канг Сюн! Ну, не сам император, конечно, но клянусь, подарку от его слуги я рад ничуть не меньше! И она неплохо говорит по-гиркански – уж не знаю почему. А то от мяуканья этих служанок у меня уже живот свело. У этих кхитайцев не язык, а какое-то непотребство. А ведь я выучил с добрый десяток наречий!
Варвар снова запрокинул кувшин, в горле забулькало.
— Во имя Крома, следует всё же отдать должное некоторым дарам цивилизации! Особенно этому славному вину, и девицам, что вовремя скидывают одеяния.
Он подмигнул девушке, которой краска бросилась в смуглые щёки, и захохотал. Но негр нахмурился:
— Во имя Дамбаллы! Конан, я бы тоже хлебнул вина, но мы сюда посланы с дипломатической миссией. Тебе не стоит столько пить. Конечно, я тоже скучаю по тавернам и борделям Аграпура…
— Тю, — пренебрежительно отозвался его собеседник. — Я должен был доставить этого напомаженного павлина, секретаря Илдиза к трону Пай кана – и доставил. Джума! В армии Альмарика мы пили всю ночь и сражались весь день! И, клянусь, после попоек я разбил не меньше черепов и выпустил не меньше кишок, чем трезвым. Век воина должен быть коротким и весёлым. Так что я буду тискать столько девиц, сколько найду, и пить столько вина, сколько захочу!
Он потянулся, как большой кот.
И внезапно ухмыльнулся:
— Клянусь Кромом, похоже, тебя в этом городе уважают меньше, чем меня: вон, прислали рабыню, а тебя не удостоили подобной чести! Во имя всех богов, Джума, в должности начальника отряда есть свои преимущества!
Довольный своей шуткой, дикарь снова захохотал.
Джума покривился:
— В доме полно служанок, но ни одна из них не говорит по-турански, а лапать их без разбора – во имя Шанго, это может привести к политическому конфузу. Пёс его знает, какие у них тут, в Кхитае, обычаи…
Конан пожал плечами:
— Ну, эта пришла ко мне сама.
Девушка, всё ещё не поднимаясь с колен, робко предложила:
— Если угодно, я могу ублажить обоих гостей моего Императора…
— Как бы не так!
Стальной синевой блеснули глаза, и Конан, ухватив девицу за руку, моментально усадил её на своём возвышении.
— Не обижайся, малышка, но у нас не принято разделять такие дары, — ухмылка озарила его суровое лицо. — Джума, ты пришёл сообщить что-то важное, или просто навестить боевого товарища?
Негр только махнул рукой:
— Пёс с тобой, Конан. Поговорим, когда эта малышка вернётся в свои покои, а ты, надеюсь, протрезвеешь.
— Ба! — пробормотал дикарь. — Боюсь, тебе придётся ждать долговато, любезный сердцу Джума. Это вино, хотя и сладкое, как поцелуи южанки, однако ноги от него слабеют, будто пробежал милю без остановки. И, клянусь богами, меня это устраивает! А малышка проведёт в моей постели времени больше, чем рассчитывает!
Негр вздохнул.
Он повернулся к двери, поправил ятаган, обернулся, словно хотел что-то сказать, а затем снова махнул рукой и вышел.
— Скажи, — робко сказала девушка, — у вас на родине все так много пьют?
— Хотелось бы, — буркнул наёмник, пока его рука блуждала по её груди. — У нас, в Киммерии, хмельные напитки не в чести. Клянусь потрохами, мои сородичи только и делают, что поют заунывные песни и режут друг друга. Ну и чужаков, если уж на то пошло. Думаю, потому я и отправился повидать мир: много ли радости жить в стране, где нет охочих до ласк красоток, да терпкого южного вина?! Поначалу я немного повоевал среди асиров, уж эти-то пить умеют, будь здоров! А потом…
И в этот миг его губы накрыли девичьи уста.
— Мой повелитель, позволь мне говорить мало, но сделать многое.
— И позволю, — пробормотал киммериец. — Надо быть Джумой, чтобы от такого отказаться!


В другой комнате, где стены затягивал шёлк, расписанный рогатыми драконами, а мебель была из тёмного дерева, желтокожий человек в одеждах цвета пергамента задумчиво поглаживал ползающую по столу черепашку. Черепаха то и дело норовила упасть на пол, но он с безграничным терпением жителя востока возвращал её на середину столешницы.
— Любезный Шен Чи, — наконец, спросил он. — Ты уверен, что план сработает?
— Восходит ли солнце на восток от Пайкана? — был ему ответ.
Сидящий напротив кхитаец, высокий, с массивной, почти карикатурной головой издал губами пренебрежительный звук. В его облике было что-то отталкивающее, почти звероподобное. Облачён он был в белый халат, расшитый цветами чайного дерева; пальцы, толстые и похожие на черви, беспрерывно поглаживали длинный нож, в ножнах из парчи.
Он пожал плечами:
— Шпионы донесли мне, что варвар, конечно, убийца и дикарь, но при обращении с женщинами ему свойственно некоторое благородство. Забавное качество для наёмника. Если Гуйлинь украдут прямо из его покоев, он ощутит свою вину, и отправится выручать её, как свирепый тигр за своими детёнышами – не считаясь ни с чем на своём пути. Но для этого нужно, чтобы девица и впрямь ему приглянулась…
Его собеседник едва заметно дёрнул плечами.
— За это не беспокойся. Гуйлинь обучалась в храме Пионга, и способна довести до безумия самого искушённого аристократа.
— А варвар и подавно сойдёт с ума, — хохотнул Шен Чи.
Затем он нахмурился:
— Но не пойдёт ли он с жалобой к Императору? А, Сай Фанг?
Его собеседник поморщился:
— О, на этот счёт можно не беспокоиться. Хоть он и служит в армии короля Илдиза, но, как ты и сказал, это дикарь, висельник, практически животное. Ему и не придёт в голову воспользоваться дипломатическими путями. Нет, он вломится в мой особняк, всё разгромит, убьёт воинов, заступивших ему дорогу. Убьёт, но не всех. Даже если гвардейцы не смогут убить его, найдётся, кто сможет. И когда Конан испустит дух, мы используем это, как повод разорвать всякие отношения с Тураном, с этими крикливыми выскочками, не знающими о том, как должно вести себя, не ценящими благоволения Императора.
— А всё же?
Шен Чи наполовину вытащил кинжал из ножен.
— Может, он и дикарь, но ему могут дать совет.
Распорядитель поднял брови:
— Совет обратиться к сыну неба Канг Сюну?
Он вздохнул:
— Тогда Гуйлинь, боюсь, воссоединится со своей матерью в обители Девяти Драконов. В Царстве покоя, откуда нет возврата. Если Гуйлинь не заговорит, наши дела будут в безопасности.
— Но найдёт ли он твой дом, Сай?
Царедворец дёрнул уголком рта:
— Все слуги подкуплены, даже если он будет изъясняться на своей варварской тарабарщине, они приведут его ко мне.
— А Рио Гек немало нам заплатит, если мы испортим эту сделку! — захохотал большеголовый.
Сай Фанг улыбнулся:
— Здесь ты прав, мой любезный друг. Боюсь, Император давно засиделся на своём троне. И усиление его с помощью войск Илдиза нам совершенно не нужно. А Рик Гио, конечно, потный варвар, но даже дикарям нужны придворные…
— Порой не пойму, зачем, — буркнул второй заговорщик. — Дорогой Сай Фанг, не прирежет ли нас эта степная собака, когда получит трон? Канг Сюн, конечно, не подарок, но при нём я не опасаюсь за сохранность своих кишок!
Его собеседник слегка поморщился.
Казалось, вульгарность сообщника его раздражает.
— О, мой недогадливый друг. Кто же будет подливать им вино и подыскивать красивых девок для гарема? Когда орды Рик Гио войдут во Врата Дракона, которые любезно откроют наши люди, и дикарь из степей Кусана воцарится на троне, думаю, мы станем богатейшими из людей Пайкана…

Конан спал чутко – несмотря на то, что влил в себя вина с добрый бочонок. Лёгкий кхитайский напиток едва ли был способен свалить его с ног, а привычка хранить рядом с собой меч не раз спасала в его убийственных приключениях. Но встать он не мог – и это было отнюдь не следствием крепости напитка. Жёлтый порошок, размешанный в вине, был подмешан в ничтожной дозе. Тем, кто дёргал за ниточки этого действа, было нужно, дабы варвар всё видел – но не мог встать.
Когда Конан проснулся, перед ним стояли воины в традиционных кхитайских халатах – золочёных, из парчи, с копьями с длинными листовидными наконечниками, и крюкообразными топорами.
Гуйлинь, голой посапывающую на широкой груди варвара, бесцеремонно скинули на пол.
— Мэоалян тифай, лян, — сказал один воин.
— Нет, нет, — залепетала она на гирканском, не иначе потому, что целую ночь отвечала дикарю на этом наречии. — Не надо, умоляю! Я понесу вину за то, что убежала! Я сделаю, что угодно… я!
— Чсафай, — грубо сказал воин.
Он ухватил её за запястье и рывком поставил на ноги.
— На мэй, — заплакала девушка. — Ниа сунг тай!
Тем временем у Конана на лбу вздулись вены. Он понимал, что что-то происходит – но не знал что. Но хуже того: его не слушались мускулы. Даже язык казался каким-то не своим. Наконец, издав сдавленный рык, он сипло выдохнул:
— Какого дьявола!
Девушка бросилась к нему, насколько ей позволяла зажатая в запястье рука, свободной ладонью коснулась его груди:
— Я обманула тебя, западный воин! — сказала она на гирканском.
Конан зарычал. Слова давались ему с трудом. От невероятных усилий его лицо покраснело, глаза вылезли из орбит.
— Меня никто не посылал! Я захотела оказаться в объятиях настоящего мужчины! Довольно с меня вельмож с отвисшими животами! — выкрикнула она. — Но теперь, теперь… — она со свистом втянула воздух, — кто-то доложил Сай Фангу, и мне отрубят пальцы… а затем казнят!
И в этот миг девушку оторвали от киммерийца.
— Конан!
Она обернулась в последний миг – побелевшее, как мука, лицо. Конан засипел – как он не старался, ему не удавалось даже подняться на ноги.
— Смерть, смерть, смерть! — донёсся до него последний отчаянный крик из-за стены, и всё затихло.

Конан лежал в темноте.
Его зубы скрежетали, пальцы подёргивались. Варвар знал, до какой жестокости готовы порой опуститься люди, мнящие себя утончёнными. В золотом Кусане, где они с Джумой побывали с дипломатической миссией, провинившихся девиц распиливали пополам: раздетых догола женщин подвешивали за руки на кольца, а между ног помещали пилу. В Меру практиковалась казнь корытом: тело осужденного помещалось между двух корыт, но голова оставалась снаружи. Преступника насильно кормили, заливая ему в глотку жидкую пищу. Со временем в испражнениях заводились черви, которые живьем съедали тело несчастного.
Оставлять Гуйлинь на произвол судьбы он не собирался.
Действие пыльцы жёлтого лотоса проходило – внезапно закололо ноги, а затем вернулась подвижность к рукам. С хриплым воем Конан сел на кровати. Спутанная волна волос упала ему на лицо, скрыла налитые кровью глаза. Наконец, пошатываясь, как дерево в бурю, он поднялся.
— Бог и демоны!
Пальцы с трудом нащупали меч.
Сжались на гарде – и вытащили его, а затем выронили – тот покатился по полу из полированного мрамора, громко звеня. Дикарь стиснул зубы. Он надел набедренную повязку, сунул ноги в сандалии, и подобрал клинок. Перед глазами плавало какое-то красное варево, но оно медленно отступало.
— Джума! — заревел он.
До покоев негра идти было недалеко. Их поселили рядом – как командира отряда и его первого помощника. Прочий же отряд разместили в казармах, где им и место. У киммерийца и Джумы были ещё и служанки, цирюльник, и прочая прислуга – но сейчас они спали в соседних комнатах. Удивительно крепко спали – не было похоже, чтобы ночное происшествие кого-то разбудило. Рядом с комнатой Джумы, благо помещения не запирались и были отделены лишь занавесями, Конан остановился и сделал несколько пробных замахов клинком. Волчья улыбка прорезала его лицо. Его бросило в пот, но пальцы держали эфес вполне цепко.
Он шагнул внутрь.
— Клянусь Кромом! — стукнул он кулаком по подиуму. — Вставай, кушит!
— Какого демона?
Джума, как и Конан, спал с оружием у изголовья – и вот во мраке сверкнул здоровенный хищный ятаган.
— Конан, во имя девяти печей ада!
Негр сел, потирая лицо увесистыми кулаками.
— Я думал, это желтозадые обезьяны решили прирезать нас ночью. Или демоны из Чёрной Земли, наконец, нагнали меня в этих пыльных степях.
Конан хмуро покачал головой.
— Тогда что происходит, во имя Аджуджи?
— Гуйлинь, — невнятно прорычал киммериец. — Девчонка втюрилась в меня, или вроде того. Прибежала без спроса. И теперь её, кажется, должны казнить. Чтоб я сдох! У нас на севере, не спускают шкуру за поцелуй. Могут дать, конечно, тумаков. Я найду этих скотов и выпущу им кишки!
Джума фыркнул.
— А затем нам поджарит пятки Илдиз?
— Ты со мной? — последовал простой ответ.
Негр вдохнул, а затем рассмеялся.
— Мы не раз спасали друг другу задницу, как в бою, так и в подворотнях. Клянусь Дамбаллой! В который раз ты уже влипаешь в неприятности из-за девки? Если Император вышвырнет нас за пределы Кхитая, мы ещё легко отделаемся.
Негр долго раскачивался, а затем вдруг хохотнул – почти таким же густым басом, как и Конан.
— Клянусь сиськами Ане! В болота Ада политику! Не мужчинами мы будем, если бросим девку в беде.
Кушит впился глазами в лицо Конана:
— Но каков твой план?
— К бесам планы, — последовал ответ. — Спасём девку, а там, если нужно, с боем будем пробиваться из города! А может, Император сменит гнев на милость. Всё же тоже мужик, хотя и в этих смешных красных одеждах, смахивающих на платье! Одной девкой больше, одной меньше – от паршивого вельможи не убудет.
Конан зло ухмыльнулся:
— Они вломились ко мне в покои, Джума. Это тоже тянет на скандал. Ставлю свою шкуру против завалящего медяка, что Император отдаст мне Гуйлинь, чтобы не терять дружбу Илдиза. Туранский старик едва сидит на троне, но армия у него самая большая из всех, что хаживали в землях отсюда и до моря Вилайет.
Джума ухмыльнулся:
— А ты уже не такой дикарь, как год назад, Конан.
— Ба, — в раздражении сказал Конан. — Я никогда не стану таким мягкотелым дураком, как эти жители городов.
Он мрачно ухмыльнулся:
— Но врага нужно бить его же оружием, не так ли?

Джума взвесил в руке ятаган, а затем чертыхнулся – и вытащил из-под кровати здоровенный боевой топор. Такое оружие с одного удара отправляет к праотцам, даже если на воине кольчуга или пластинчатый доспех. Тёмное от многократно пролитой крови топорище; хищный блеск стали. Не всякий мужчина удержал бы его на протянутой руке; но кушит держал его легко, будто играючи.
Конан грубо потряс слугу, вчера подносившего ему вино. Слуга перепугано смотрел на него, и совершенно не казался сонным. Но с его губ слетала только непонятная тарабарщина.
— Кром и его дети!
Наконец, варвар поднял его на ноги, железной хваткой вцепившись в плечо, и прорычал ему прямо в ухо:
— Сай Фанг, — и недвусмысленно указал кивком на улицу.
Житель Пайкана поспешно закивал – кажется, он понял.

Невозмутимая стража даже не шелохнулась, когда они вышли из здания в сад камней. Мало ли чего желают чужеземные гости Императора? Возможно, лишь подышать свежим воздухом…
Но гости совершенно не проявляли праздности. Они целеустремлённо шагали по улицам Пайкана – ночью похожего на сотни других, гиборийских городов. Вот только фонари! Фонарей было множество: красные, зелёные, синие, они освещали изогнутые крыши дворцов и особняков, выхватывали из мрака фигурки тигров и драконов на углах крыш, которые защищали от демонов.
Но не от западных дикарей.
Джума и Конан не захватили с собой факела или лампу; оба варвары, они неплохо видели в темноте. Жители города не видели их, а если бы видели, испугались: солдаты армии Илдиза ныне немало походили на зверей. Конан шагал размашисто и упруго, через стиснутые зубы прорывалось угрожающее рычание; Джума был спокоен, но его пальцы крепко сжались на топорище.
Наконец, слуга остановился перед высоким зданием, украшенным золотыми драконами, с многоярусной крышей, покрытой цветной черепицей. Сад был разбит за зданием; фасад же его, обращённый к югу, по кхитайскому обычаю, был выполнен в виде деревянной ре¬шетки, заклеенной промасленной бумагой. Перед дверями, ведущими внутрь, располагалась крытая галерея – место встречи гостей.
Конан что-то буркнул и оттолкнул от себя слугу.
— Мэн ай фяолянг!
Тот поклонился, и поспешно растворился во мраке.
Здание не было оставлено без охраны: перед дверями стояли, в массивном ламеляре, с длинными копьями с крюками, усатые стражи. Их плоские лица с глазами-щёлочками недоброжелательно уставились на жителей запада. Джума предостерегающе положил ладонь на плечо киммерийца.
— Сам знаю, — буркнул Конан.
Он раздражённо фыркнул:
— Если просто украдём девчонку и скроемся, думаю, Канг Сюн нам это простит. Но если порубим людей ни за что, конец наше службе у Илдиза. Как пить дать, нас вздёрнут, или сдерут кожу с пяток.
— Вокруг сада ограда, — заметил Джума.
Его глаза блестели в ночи, губы кривились в радостной усмешке.
— В мой рост вышиной, — хмыкнул Конан.
Ночь в Пайкане была полна звуков.
Звякала сталью стража; цокали туфли на высоком каблуке, что носили знатные матроны; почти беззвучно шелестели плетёные из соломы башмачки; из тёмных проулков доносились звуки поцелуев. Никто не слышал, как две рослые фигуры без труда перемахнули через кирпичную стену и оказались в ароматном саду, где цвели пионы, чайные деревья, персики, абрикосы и хурма.
Во мраке сада, с дикарей, казалось, слетели последние остатки цивилизованности. Они ступали тихо, как звери на водопое, оба держали оружие наготове, ноздри хищно раздувались, они ловили малейший звук.
Они обошли здание по кругу; охрана в саду была, но она не заметила дикарей, бесшумно прислонившихся к стене, когда она шла мимо. Косматое пламя факелов скрылось в ночи. Конан, сузив глаза, обшаривал стены глазами. Окна в особняке были, но уж больно замысловатые – прорезанные в камне миниатюрные пазы в виде ваз, цветов или львов.
Наконец, они наткнулись на большое окно, без решётки, прикрытое лишь занавесями, с ало-белым рисунком. Конан бесшумно ступил внутрь – благо окно начиналось недалеко от земли. Он поразился беспечности хозяина дома, столь мало заботившего от сохранности своего жилища. Или же должность распорядителя сама по себе была достаточной охраной?
Конан сделал знак Джуме, и тот оказался в комнате вслед за киммерийцем. Производя шума не больше, чем листок, падающий с дерева. Комната была пуста; её освещали бумажные лампы, развешенные по углам. Стены были расписаны орнаментом; мебелью служили вазы, изящные бамбуковые стульчики и деревянные столики. На вазах стояли мандариновые деревья в горшочках. Дальняя стена комнаты была отделена ширмой из бамбука.
Конан остановился.
Он почти не сомневался, что стража есть и внутри, а значит, без крови нынешняя ночь не обойдётся. Но допустить, чтобы Гуйлинь причинили вред, он не мог. Шен Чи был совершенно прав на его счёт: солдат удачи, редкостный головорез, вор, а порой – и бандит с большой дороги, он неукоснительно следовал собственному кодексу. Дикарь никогда не брал женщину силой; не поднимал меч на стариков, детей, жалких крестьян, неспособных позаботится о себе.
Не мог и бросить женщину в беде.
Конечно, эта вылазка вполне могла стать концом его карьеры. Но, по правде, служба у короля Илдиза порядком ему прискучила. Вонючая казарма, муштра, походы, в которых приходилось пускать кровь пустынным оборванцам, а то и нищебродам-разбойникам, уже засела у него в печёнках. Если сегодня придётся разбить пару голов или выпустить кому-то кишки – так тому и быть.
Они находились среди поистине сказочных стран: Косала, Вендия, Уттара, Камбуя. Воображение дикаря манили бесчисленные сокровища, о которых шёпотом рассказывали воришки на площадях Аграпура: о золоте, россыпях опалов, тигриного глаза, лунных камней. Восточные девушки заставляли кровь быстрее бежать по жилам, манили своей экзотичностью. Они не походили ни на целомудренных гибориек, ни на распутных гирканок; полные губы сулили поцелуи, многообещающие улыбки – наслаждение.
— Во имя Крома, — пробормотал про себя киммериец, почти неслышно. — К чёрту Илдиза, заберу девчонку и свалю в Уттару!
Ступающий за ним по пятам Джума, очевидно, был сходного мнения. Рождённый в жарких саваннах Куша, он был куда ближе к Конану по духу, чем большинство солдат его отряда. Он обожал вино, доступных женщин и отчаянные схватки; много смеялся, тут же спускал жалованье, и был сильнее буйвола.

Конан сделал знак рукой.
Он вплотную подошёл к занавеске и медленно сдвинул её в сторону – почти беззвучно, что само по себе было немалым достижением, ибо множество тонких трубочек бамбука тут же зашелестели при касании. Он шагнул внутрь – а вслед за ним шагнул и Джума. И вот очередная комната, и опять пуста – мебель из красного дерева и зитана – твёрдого сорта сандала. Мозаика из фарфора и алебастра на стене; никаких признаков ни охраны, ни пленницы.
А затем тишина вдруг разлетелась на куски.
В комнату заглянул молодой воин в высоком шлеме, составленном из чешуй бронзы. Его грудь укрывала изукрашенная золотом пластина; кольчужная юбка дополняла наряд. Он изумлённо уставился на чужаков.
— Тийон яад занг! — звонко воскликнул он.
И занёс над варваром странное оружие, похожее на жезл с крюком. Конан выругался сквозь крепко сжатые зубы. Меч упал, как молния – и голова несчастного лопнула, словно дыня. Коридоры наполнились топотом и грубыми криками. Шанс найти Гуйлинь без побоища был утерян.
Не теряя времени, Конан прыгнул из комнаты; очутившись в коридоре с низкими кушетками из бамбука; он помчался вперёд, сбив с ног выглянувшего воина в кольчужном халате и войлочной шапке. В следующий миг его клинок вспорол живот солдату с тяжёлым копьём, сзади хохотал и ругался Джума, круша стражей, набежавших из других коридоров.
— Гуйлинь! — зычно крикнул варвар.
Эхо разнесло его крик по коридору.
Метеором он мчался дальше, опрокидывая стулья, круша ногами подставки и табуреты. Его рука была забрызгана кровью; на пальцах остались чьи-то мозги.
— Гуйлинь! — возглас напоминал рык дикого волка.
Вместе с Джумой они вывалились в какой-то зал, где горел очаг, перед ним стояли фарфоровые статуэтки. Стены были расписаны иероглифами, а воинов набилось в него, как сельди в бочку. Конан зарычал, и первый же удар пробил странные доспехи восточного воина, разрубил рёбра и застрял в позвоночнике. Резким рывком он выдернул его наружу, выпуская кишки, и тут же стукнул эфесом в лоб второго. Кость треснула. Кинжал из акбитанской стали принял на себя удар изогнутого клинка – Конан орудовал им вместо щита. Позади сопел Джума, чей топор крошил черепа, плющил рёбра, отсекал руки. Как кровавые боги смерти, они прорубились сквозь толпу кхитайских воинов.
— Гуйлинь! — заревел Конан, отсекая одному голову и насаживая на кинжал брюхо другого.
А воины всё не убывали.
Конан матерился по-чёрному, Джума поминутно поминал Уджура, Акебе, Шанго и других дикарских богов.
Прорубая себе путь, они вывалились в ещё одно помещение – с ярким и пышным убранством. Отовсюду скалились рогатые драконы из сандала, покрытые позолотой; со стен свисали сине-красные полотнища; в жаровнях курились благовония. В углу, на высокой подставке стоял гонг, сделанный из неведомого киммерийцу материала. Так мог бы выглядеть полированный агат, если бы был металлом. В комнату вели массивные двери; Конан и Джума влетели в него, в ореоле кровавых брызг, захлопнули двери и накинули сверху засов. Дерево содрогнулось от ударов снаружи.
— Боммм!
Оглушающий звон заставил Конана невольно поднести руки к ушам. В звуке были нечто дьявольское – казалось, само железо воет и стенает от непереносимой боли и ужаса. Он разрывал уши.
— Боммм…
— Шанго ла нао! — выругался за его спиной Джума.
— Кром и демоны! — последовал его примеру киммериец и обернулся.
На него смотрел тонкотелый человечек, прятавший руки в просторных рукавах ниспадающего одеяния.
— Гуйлинь здесь нет, — сказал он.
Киммериец изумлённо выругался.
— Ты ещё кто?
— Моё имя Сай Фанг, посланник короля Илдиза.
С рыком, полным ненависти, Конан одним прыжком оказался рядом с человеком, и ухватил его рукой за одежду, отшвырнув клинок и приставив нож к его горлу.
— И где же она?
— Боюсь, в своей комнате служанки, что выходит на улицу Синих Фонарей, — человек оставался безмятежным.
— Её казнь отложена на утро?
Желтокожий человечек поднял брови:
— Казнь? Думается мне, воин с запада, ты стал жертвой недоразумения. Гуйлинь слишком хорошо владеет искусствами Яшмовых Дев, и беспрекословно выполняет все мои поручения, за что же мне лишаться верной слуги?
Он покачал головой:
— Впрочем, ты отчасти прав: возможно, Гуйлинь всё-таки придётся поплатиться головой – но не за интрижку с тобой, а чтобы сохранить маленькую тайну, которую мы разделили с Шен Чи…
Потрясённый Конан даже отпустил одеяние.
Смутная догадка забрезжила в его сознании:
— Верная раба?…
Распорядитель пиров развёл руками:
— О да, друг мой варвар. Боюсь, ты пал жертвой небольшой интриги. Гуйлинь никогда не любила тебя; она лишь выполняла моё поручение. Не думаешь же ты в самом деле, что дева, рождённая под розовыми куполами Пайкана, способна влюбиться в немытого бродягу с Запада?
Дикарь зарычал.
На его плечо положил руку Джума, весь залитый кровью.
— Это ловушка, Конан. Желтозадые обезьяны нас подставили.
Кона сплюнул.
— Боюсь, что так, — тонко улыбнулся сановник. — А, поскольку моим воинам не под силу совладать с вами и, если будет с вами удача, покинете наш священный город – а этого я допустить никак не могу, и мне придётся прибегнуть к помощи моих преданных друзей.
— Каких ещё, к дьяволу, друзей?
И в этот миг острый запах коснулся ноздрей киммерийца.
В комнату вела не только их дверь; было ещё пять арок, лишённых ширм или украшений – и через них затекал сейчас сероватый туман. Вместе с туманом в помещение ступили пять фигур – высоких, в тёмных балахонах. Черты их лиц не были кхитайскими; но и на Западе ничего подобного не встречалось. Они будто не шли, а плыли в тумане; ниспадающие тоги не шевелились, на бесстрастных лицах не дрогнула ни единая жилка. Не спуская с фигур настороженного взгляда, Конан наклонился – и быстро поднял клинок.
Кхитаец легко поклонился ему:
— Я же удалюсь, мой дикарский друг.
— Ты удалишься отсюда разве что к вратам ада!
Он протянул руку, дабы схватить интригана, но в этом миг случилось нечто невиданное.
Словно воздух внезапно уплотнился – и оттолкнул киммерийца.
— Какого беса… — начал тот, и поперхнулся.
Один из вошедших поднял руку.
К Конану вдруг пришло странное, ничем не объяснимое знание: чудовище намеревалось сделать что-то противоестественное, и следовало остановить его любой ценой. Дьявольское лицо бесстрастно смотрело на него. Ни единая черточка ни дрогнула в его правильных чертах. Казалось, это всего лишь маска, скрывающая подлинную суть. Что ещё он прятал под своим балахоном? Его братья также простёрли руки, и что-то странное творилось в их рукавах, что-то жуткое происходило с самой материей, с самой её формой.
И, вместе с этим на Конана обрушился ментальный удар. Голову варвара словно зажали в тиски; казалось, прямо в череп забивают раскалённые гвозди. На миг он даже рухнул на колени; боль лишала сил к сопротивлению, ослепляла. Более слабый человек уже давно бы сдался; но Конан, привыкший преодолевать боль в сражениях, когда, покрытый множеством ран, он продолжал сражаться – и побеждать, нашёл в себе силы подняться заново.
Он встал на одно колено.
Жилы на висках вздулись, пальцы прочно обхватили нож.
Не тратя силы на то, чтобы подобрать меч, он набычился и пошёл вперёд – пошатываясь, будто преодолевая сильный ветер. Цивилизованный человек не одолел бы такой путь – но Конан им и не был. Нет, это была плоть от плоти варварской дикости; он сражался с напором, как сражаются с бурей моряки на борту корабля, как преодолевают усталость и боль опытные рубаки.
И спокойствие существ поколебалось.
Адепты зла закачали головами, словно безмолвно общаясь.
А затем то, что стояло напротив, указало на киммерийца.
— О, Кром! — вырвалось у него.
Край тоги сполз, послушно обнажая плоть... и это была вовсе не рука! Конан вздрогнул, борясь с неудержимым отвращением. Тёмная материя обнажила длинное, тёмное, извивающееся щупальце, устрашающих размеров и вызывая отвратительные ассоциации. Оно угрожающе извивалось, свиваясь в кольца, словно сгусток живой тьмы. Волна необъяснимой силы исходила от этой страшной пародии на руку. Она словно плыла вперёд, направляясь по направлению к киммерийцу. Телепатическая эманация усилилась, и в тисках невыносимой боли, он остановился.
Существа, чуть наклонив головы по-птичьи, с любопытством смотрели на него.

— Лвалабай севао та-Шанго, аламавару лао-джура са! — беспрестанно ругался позади Джума, не в силах поднять топор.
— Что вы за дьяволы? — прорычал киммериец.
Сай Фанг брезгливо поправил складки одеяния, чуть не разорванного Конаном.
Существа снова закачали головами.
А затем, один из пяти адептов зла вдруг ответил Конану.

Он не открывал рта, но его голос таинственным образом разнёсся по залу, словно гулкий удар колоколов.
— Миллионы лет назад пришли мы, через бездны космоса попали мы на вашу планету. Мы были изгнаны из миров, где под лучами солнца цветёт и благоухает сталь, вода течёт вверх, а деревья качают чёрными головами в свете синей Луны. Мы были изгнаны проклятой расой Тху-Янг. Тысячи лет мы странствовали в тёмных пространствах космоса, безжизненные и недвижимые, способные лишь ощущать. Но вот лёгкий космический ветер занёс нас на вашу планету. Долгое время мы были так слабы, что даже птицы могли уничтожить нас. Но шли века, и наша сила росла. Мы росли и становились всё могущественней. Однажды мы окрепнем достаточно, станем столь могучими, чтобы свергнуть мерзких правителей Мира Оол, чья мощь непостижима в мире людей. В один прекрасный миг мы уничтожим ваш мир, чтобы завоевать свой собственный.
Его голос был напоен жестокой радостью.
— Наш мир прекрасен. Чёрные волны мрака баюкают мир из Волшебной Ночи, и дивные создания Мрака и Тьмы плещутся в его кромешных волнах. Черный свет согревает всё сущее, и чёрный ветер ласково качает наши тела. Мы бежали сюда. Мы боимся страшных существ, что идут за нами из пустоты. И лишь неведение народа Тху-Янг о том, где мы скрылись, защищает нас.
Существо склонило голову:
— Есть ли что-то более прекрасное, чем ничто? — певучим голосом говорил неведомый. — Полное отсутствие всего, чёрная бездна? Неизмеримая, неописуемая пустота? Она словно наполнена музыкой. В ней играют неведомые трубы... И загадочные тайны нашёптывает на ухо некто из-за грани существования...
Конан застыл, усыплённый этим мелодичным голосом.
Повествование порождало странные видения, и варвар, казалось, наяву видел чёрный Оол, пристанище этих чудовищ, непредставимых человеческим разумом. Видел их странную чёрную красоту.
А затем все пятеро присоединились к нему в этом хоре.
Их голоса звенели, как металл.
— Нас нельзя убить. Здесь всё не является тем, чем кажется. То, что ты видишь – это лишь смутные тени, отброшенные на стене. Наша плоть не плоть, и кровь не кровь. Всё это лишь иллюзия, созданная разумом, дабы пребывать в этом месте и в это время. Прими же свою судьбу, варвар из севера мира!

Их голоса были голосом живого железа, они звенели и громыхали, словно разрезая и плавя воздух чудовищными нотами и обертонами. Пламя жаровен играло на их демонических ликах, плясало и извивалось, даря им ощущение дьявольской жизни.
Существо слева подняло руку.
Позади послушалось бешеное проклятие – Джума рухнул на колени, его глаза выучились из орбит. Кожа вокруг шеи продавливалась, будто его душило нечто невидимое. Три существа, плавно перемещаясь, словно плывя по реке серого тумана, приблизились и склонились над ним.
— Шанго-зула, Акебе а-тару сеонга!
Ругательства кушита перешли в сип.

Но Конан такой судьбы принимать не собирался. Невероятным усилием сбросив с себя телепатический захват, он ударил – но не туда, куда можно было предположить. Нож распорол тонкие одеяния, глубоко вошёл в тело. Сай Фанг охнул, сделал два неверных шага назад, в изумлении держась руками за живот. На жёлтых одеяниях стремительно расползалось пятно крови.
Кто знает, почему он до сих пор стоял здесь.
Быть может, полностью полагался на силу своих дьявольских помощников. А может, после долгих лет службы у Императора, уверовал в свою богоподобность и неуязвимость. Привык казнить и даровать жизнь; привык к раболепию и беспрекословному подчиненью. А может – и это показалось киммерийцу наиболее вероятным – не мог оторваться от сцены кровавой расправы, как тигр-людоед не может отказаться от кровавого пиршества.
— Конан, — прохрипел Джума.
Варвар зло выругался.
На миг он понадеялся, что смерть Сай Фанга убьёт, или по крайней мере, отвлечёт и этих существ; однако им было совершенно наплевать на конец хозяина. Да и повелевал ли он ими? Какие гнусный договор заключил распорядитель пиров, и твари из Бездны? Царедворец сел на пол, прислонившись к стене. Под ним натекла алая лужа. Но Конан не смотрел более в ту сторону. Настоящий враг был рядом – тёмные балахоны, лица, похожие на маски, кожа, подобная древней бронзе. От них словно исходили волны неведомой угрозы.
И вновь поднялась рука, медленно и плавно – но Конан не стал её дожидаться.
И снова ударил.
И снова не туда, куда можно было ожидать.
Кинжал упал и пробил тоги существ, терзающих его товарища, как стервятники. Да, он оставил спину беззащитной, но имело ли это значение, в этом безумном сражении, где попирались все законы природы, и здравый смысл таял, как свеча на ветру? Крепкая акбитанская сталь вошла в их тела; она резала, рубила и кромсала, оставляя от накидок лишь клочья. А вместе с тканью киммериец резал и другое – но не мог бы с полной уверенностью сказать, что это было. Плоть существ шипела под его ударами; она расступалась, как желе.
Окончательно обезумев, варвар срубил две из трёх голов; однако капюшоны не спали – в них заклубилась густая тьма, поддерживающая ткань. Мелодично смеющиеся головы покатились по полу, ударили в стену – и рассыпались ворохом искр. Существа, в которых не осталось ничего людского, обернулись к нему. Они оставили Джуму в покое, выпрямились во весь рост, казалось, даже выросли в размере.
—А-а-аргх, — хрипло завопил Джума, когда в его лёгкие поступил воздух.
А затем все пятеро кольцом окружили их двоих.
Но Конан и не собирался драться.
Чудовища были адски сильны, но медлительны – и именно это могло сыграть ему на руку. Ухватив Джуму за ворот рубашки, он, едва не надорвавшись от усилия, рывком прыгнул за пределы круга, увлекая за собой напарника. К чёрту эту обитель кошмара! Выбраться на воздух – вот всё, чего он желал. Сай Фанг пал жертвой своей же комбинации, а эти твари пусть ищут себе другую жертву. Гуйлинь не влюблена, а лишь исполняла волю господина – больше в этом доме Конана ничего не держало.
Буквально прорвавшись через заслон из колдунов, он выволок Джуму в соседнюю комнату – странную даже по меркам этого особняка.
В неё не было ничего, никакой мебели, даже светильников – а всё же смутный желтовато-серый полусвет заполнял её, словно сияние предрассветного неба. Пол, стены, потолок были сложены из абсолютно правильных квадратных плит; а плиты были вырублены из удивительного материала. Он был прозрачным, но будто заполненным тёмно-серым дымом. Когда Конан случайно коснулся его плечом, он обжёг, как горячие угли.
И только одна стена отличалась от прочих.
Она была стеклянисто-чёрной, и в то же время абсолютно прозрачной. За ней, впиваясь корнями прямо в плиты пола, росли самые диковинные растения, которые Конану только доводилось видеть. Металлические, покрытые футовыми шипами, они росли какими-то странными зигзагами, нарушая все законы земной природы. Но были и ещё одно отличие – они шевелились. Стебли извивались, цветы, которыми было увенчаны эти творения, обернулись к Конану, будто могли его видеть.
Лепестки трепетали.

Другого выхода комнаты не было.
Конан поднял голову и завыл.
Возглас его напоминал рык дикого волка, загнанного в западню. Да, здесь ему предстояло встретить смерть, и он хотел продать свою жизнь подороже. И в этот миг дверь, запертая Конаном и Джумой треснула, выпучилась внутрь – и свалилась с петель. В комнату ввалились преследователи – добрый десяток стражи. Стража была в уже знакомых варвару пластинчатых шлемах и доспехах с инкрустацией; в руках они держали диковинное оружие кхитайских воинов, ничем не похожее на то, что делают на западе – «чань», «фу» и «юэ».
— Мяо янз, лю нид, — заполнили комнату мелодичные голоса.
— Ле дао!
Фигуры в балахонах, прекратив преследование Конана и Джумы, повернулись к ним. Лишь трое из них сохранили подобие человеческого облика; двое стояли без голов, в разодранных тогах, и их тела были, словно само отрицание – не просто тьма, а какая-то извращённая версия чёрного света. Они бурлили, и казалось, там что-то скрывалось в кипящей бездне, что казалось, вот-вот станет понятным, но вновь ускользало от взора.
Конан не смог сдержать суеверной дрожи. Он не боялся ни одного противника из плоти, но у этих существ – плоть даже если была, то отличалась от той, что привычна и понята человеческому уму. Само их существование было глумлением над природой; оно ниспровергало всё, известное киммерийцу. Можно ли вообще убить этих тварей?
Тем временем, бывшие слуги Сай Фанга развлекались.

Воины, гурьбой вывалившиеся в зал, в панике попятились – очевидно, они знали о силе слуг распорядителя, и не желали с ними пересекаться. Существа, казалось, ничего не делали, лишь качали головами – но движения кхитайцев вдруг замедлились. Они стали странно сомнамбулическими, будто они на ходу погрузились в сон.
Впереди выделялся один воин.
Совсем молодой, безусый, он пытался вытащить клинок из ножен и сделать шаг вперёд. Пальцы его дрожали, будто выбивали странную пляску по рукояти. Ноги подёргивались, и всё же – он медленно шёл в их сторону.
Одно из существ протянуло руку.
И гулкий голос вновь заполнил помещение.
— Добро пожаловать, гость. Ныне ты вошёл в запретную залу, позволь же провести тебя в первую Долину Познания: через Врата Недоверия. Это – первый барьер, разрушающий всё сущее.

Голос существа огненным буром ввинчивался в голову Конана. Вместе с ним приходили странные картины, видения. Жуткая правда стучалась в двери его разума, издевательски хохоча и сладостно обещая.

Щупальце взметнулось – и чёрный дым вошёл в рот кхитайского смельчака.
Некоторое время он стоял, раскачиваясь – и Конан увидел жуткое превращение, которое произошло на его глазах. Форма его черепа странно искривилась, шлем лопнул, и он походил на страшную пародию на человека. Очертание его слегка дрожало, точно колебалось.
Кхитаец механически, как кукла развернулся – и пошёл на своих товарищей. Вот он замер перед невысоким, но коренастым кхитайцем с цепом в руках. Руки превращённого взметнулись вверх, ухватили его за шею – и резко дёрнули. Послышался отвратительный хруст. Гипнотическая сила Существ спала с несчастных стражников. Даже не помышляя о бегстве, они кривыми жезлами, топорами с крюками, какими-то невиданными орудиями, походящими на заступы, но с гравировкой – били и кромсали своего бывшего товарища.

— Вторые врата, — сказало существо в капюшоне, – это воплощённое отрицание всего, и рождение желание разрушать. Это – две ступени, ведущие в Ад. Между ними лежат комнаты Страха, Мучения, Отчаяния и Отвращения. Тот, кто пройдёт их все, уже никогда не вернется назад. Мы прошли их эоны назад.

Оно вновь подняло руку – и комната с кхитайцами странно искривилась. Будто серо-дымный материал из того помещения, где сейчас стояли Конан и Джума, затекли вперёд, в зал с гонгом. Пол, потолок, стены – всё покрыла стеклянистая поверхность. А дверь исчезла. Конан сплюнул.
Джума сидел на полу, закрыв лицо руками.
Суеверный, как все кушиты, он примирился с близкой смертью.
— Можно ударить сейчас, сзади, — буркнул Конан.
— Это дьяволы, дьяволы, — бормотал кушит. — Конан, нам не спастись.

Тем временем Пятеро забавлялись с кхитайцами.
Вот ещё один смельчак бросился на них с мечом;

Существа взялись за руки, образуя цепь, и от них ощутимо веяло древней жутью, от которой кровь застывала в жилах.
Движения кхитайца замедлились, а затем – он провалился по грудь в гладкий каменный пол и продолжал тонуть. Его широко открытые глаза выражали панический ужас пополам с отчаянием и. В следующий миг он со сдавленным криком исчез под поверхностью пола. Его сосед бросился к этому месту и эфесом меча ударил по гладкой поверхности пола, где мгновение назад исчезла голова солдата. Послышался звонкий стук – его рука уткнулась в твёрдую монолитную плиту.
Конан выругался.
Из-за туманной зеркальной поверхности пола на него взирали странные клонящиеся тени и искривленные фигуры. Следующего солдата затянуло в цельную стену. Волны разбежались по прочной поверхности материала. Остальные солдаты сбились в испуганную кучу.
Следующего схватил гигантский паук, невесть откуда взявшийся посреди зала – и втянувшийся стену, сначала мохнатое чёрное брюхо, затем – длинные шелестящие ноги.
Конан и Джума мрачно смотрели, как он колотил кулаком с той стороны, отчаянно пытаясь пробиться к ним.
Кхитайцы дрожали, как в лихорадке.
А пятеро существ всё также спокойно взирали на их страдания. На миг стало тихо, так что было слышно даже дыхание. Иногда к поверхности стен словно подплывали, проявлялись какие-то лица и звучали какие-то голоса. Вдруг один стражник приник к блестящей стене.
— Я вижу своего брата, — с оскаленной улыбкой заявил он, и отчего Конан стал понимать кхитайскую речь, как понимал слова Существ. — Он улыбается мне в аду! А вот мой отец... и моя мать...
И бешено захохотав, бросился на своих товарищей.

Конану показалось, что он сходит с ума.
Будто он стоял на краю тёмной пропасти – такой глубокой, что у неё и вовсе не было дна. Изредка в темноте возникали лишь пятнышки редкого света; возможно, он висел в древней пустоте космоса, на самом краю вечности, в хаосе нечеловеческой ночи. Здесь не было ни ветерка, ни волны, ни единого признака пробуждения; в этом древнем и чуждом мире были лишь следы и звуки, не похожие ни на что. Кхитайцы, металлические растения, пятеро в балахонах – было ли это на самом деле? Картинка происходящего всё дальше и дальше отдалялась от него, выцветала, как гравюры на манускриптах.
Ещё немного – и рассудок бы окончательно покинул киммерийца; но, зарычав, он до боли укусил себя за губу.
И реальность медленно, неохотно вернулась к нему.
Существа расправились со всеми стражами; и в тот же миг кошмарная иллюзия исчезла – в комнате снова появились стены, пол, жаровни, и дверь.
И в этой двери стояла Гуйлинь.
Пелиас почти кофийский вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Пелиас почти кофийский за это полезное сообщение:
Alexafgan (18.01.2016), Vlad lev (18.01.2016)