Показать сообщение отдельно
Старый 11.09.2017, 16:02   #30
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Облавная охота.

С такими новостями Дагдамм и пришел к шатру отца. Каррас не был удивлен ничем, что услышал. Дагдамм поймал себя на мысли, что из-за неприязни к отцу недооценивает его. Каррас человек жестокий и прямолинейный. Но он глуп. Он не смог бы так долго править огромным, рыхлым, многоплеменным Каганатом, если бы был просто храбрым воином. Ум Карраса много изощреннее, чем он обычно показывает, а за годы пребывания у власти он отточил искусство пользоваться знаниями и силами своих подданных как своими собственными. Наверняка, у Карраса много доносчиков в рядах его данников и союзников. Да и в дружине самого Дагдамма, они должны быть. Дагдамм даже подумал, что Каррас и сам мог приказать убить своенравного Кара-бугу, чтобы заставить его брата скорее склониться перед властью родового хана. Или для того, чтобы обвинить доганов. Дагдамм знал о доганах немногое. Воинственные и жестокие, как и любые степняки. Но они не должны быть настолько глупы – убивать воинов великого кагана, когда тот стоит на границе их земель во главе могучего войска, только что вбившего в степную пыль горделивых аваханов. Может быть в самом деле, это совершили буйные юнцы, не берущие во внимание такие соображения.
Выстушав сына, великий каган усмехнулся.
- Что, и Кара-буги был твоим другом? Не многовато ли у тебя друзей среди баруласов?
- Нет, он не был мне другом. Но его брат приходил ко мне и говорил, что хочет служить мне.
Каррас явно знал и об этом, но глаза его сверкнули гневом.
- Тебе мало твоих названных и аваханов, которых ты уже взял под свою руку?!
- Улуг-буга сам предложил мне свой меч!
Каррас видимо хотел схватить сына за ворот, чтобы встряхнуть хорошенько, но в последний миг отдернул руку. Дагдамм не ребенок, чтобы таскать его за рубаху.
- Пока я правитель Орды!
- Я не оспариваю твою власть! Но почему я должен обходиться тремя сотнями воинов? Я твой сын и наследник, как мне носить это звание, если за мной нет военной силы?
Они опять столкнулись в поединке взглядов. Ни один не отворачивался.
На выручку им пришел слуга-гирканец, который повалившись в ноги перед Каррасом, и залепетал что-то об известиях с Запада. Каррас насторожился, но потом, когда разобрал сбивчивую речь подданного, улыбнылся как ни чем не бывало.
- Прибыли Фелан и Перт. Основное их войско еще в дне пути, но сами они уже подъезжают к лагерю. Значит сегодня будет пир, а завтра большая охота.
Каган снова поймал взгляд сына.
- Не каждый день приходится принимать любимых дядюшек!
Было уже совершенно темно, когда в становище въехали знатные гости.
Правители Озерного Края прибыли с маленьким отрядом телохранителей.
Известно, что когда братья не обращаются друг против друга, то становятся огромной силой. Фелан и Перт были именно такими.
Они приходились Каррасу дядьями, но были одним с каганом лет. Старшие в роду, по старым законам они должны были наследовать трон, но Степь изменила обычаи киммерийцев, и закону рода предпочли закон, по которому правитель сам избирал себе преемника.
Дагдамму достаточно было взглянуть на братьев, чтобы понять, почему Каррас так боится их и ждет от них любого предательства.
Они были гордыми до заносчивости и каждым жестом, каждым взором, каждым движением тела старались показать, что они не жалкие рабы Карраса, а равные ему властители.
Они оба были рослые, сухие, широкоплечие. Братья не были близнецами, Перт родился на три года раньше Фелана, но сходство их все равно поражало. Длинные волосы оба, по обычаям озерников, заплетали в косицы. У братьев были странные глаза, скорее желтые, чем зеленые. Это были волчьи глаза. Фелан и Перт знали это и потому носили волчьи шкуры и амулеты из волчьих клыков.
Сначала Перт, а потом Фелан поприветствовали Карраса, чуть склонив голову и приложив руку к сердцу. Обычай допускал такое. Каррас ответил дядьям коротким кивком, потом обнял каждого из них. После церемонного питья кумыса, они обменивались обычными вопросами вежливости о здоровье, о благополучии стад и урожаев, о том, как прошел переход. Покончив с этими, утомительными для обоих сторон, ритуалами, правители приступили наконец, к обсуждению настоящих дел.
- Мы слышали о том, как ты разгромил аваханов. Это славная победа. – начал Перт.
- Но что ты собираешься делать дальше? –поддержал брата Фелан.
- Я хочу идти на Гхор. Для этого мне нужны верные люди, искуссные в воинском деле. Сейчас в моем войске много аваханов. Я не могу брать их с собой в поход на Гхор. Они обратят свои мечи против нас. Потому я призвал вас, мои уважаемые дядья. Мечи киммерийцев – то на чем стоит власть Орды над необозримыми землями.
- Мы знаем об этом. У нас тысяча киммерийских мечей. – сказал Фелан.
- И в два раза больше кривых гирканских сабель. – добавил Перт.
- Мы привели своих данников – горных берков и торгаев. Если ты призовешь кюртов, и если Керей пойдет с тобой, у нас будет достаточно сил, чтобы взять Гхор. – сказал Фелан.
- Вы знаете моего сына. – Каррас указал на Дагдамма, который молча сидел по правую руку от него и бесконечно долго цедил одну-единственную чашу кумыса.
- Да, мы помним царевича Дагдамма.
Перт и Фелан едва заметными кивками выразили свое почтение к сыну великого кагана, Дагдамм ответил им тем же.
- Мой сын давно известен как славный воин. Рука его тверда, а глаз зорок. Он не ведал поражений в поединках.
- Это так. Мы слышали об отваге Дагдамма.
- Но одной лишь отваги недостаточно, чтобы править Степью. Правитель должен уметь многое. Я хочу, чтобы мой сын возглавил войско, которое не пойдет со мной на Гхор. Дагдамм во главе людей, которых я ему дам, пойдет к границам страны Па-Те-Ни, чтобы выполнить то, зачем мы выступили в этот поход. Он должен будет вернуть и привести мне на суд и расправу нечестивых богю, которые предали клятву, скрепленную кровью. Мой сын храбр, но ему нужны будут мудрые советы опытных военачальников.
Фелан и Перт переглянулись.
- Один из вас, мои уважаемые дядья, должен будет пойти с Дагдаммом. Пусть он возьмет половину ваших верных людей, чтобы наставлять Дагдамма и удерживать в повиновении его разнопленное воинство. Второй из вас пойдет со мной на Гхор.
Дагдамм еле удержался от того, чтобы изумленно распахнуть рот. Отец действовал, как и подобает владыке – он разделял и властвовал. Каррас как никто знает о том, что правители Озерного Края находятся в полушаге от открытого бунта. И он знает о своеволии своего сына. Так же он знает – Фелан и Перт терпеть не могут самого Дагдамма.
- Великий каган. – начал было Перт.
- Это не просьба почтительного племянника, уважаемый. – перебил Каррас. – Это приказ великого кагана.
Волчьи глаза братьев заполыхали желтым огнем. О них говорят, что они оборотни. А если это правда?
Но ни Фелан, ни Перт не перекинулись в волков.
- Твой старший сын, Фелан. Если я правильно помню, его зовут Кайран. Он служит под началом Адара. Два твоих сына, Перт. Кажется Торим и Джод? Они в моей столице, так?
Братья молчали. Все знали, что Каррас берет сыновей своих подданных в заложники, но он редко говорил об этом так откровенно.
- У тебя подрастает дочь, верно, Перт?
- Да, великий каган. Ей четырнадцать лет.
- Когда вернешься в свои земли пришлешь ее мне. Нет, я не буду мешать кровь. Пора женить Наранбатара.
Наранбатар – могучий глава «сыновей ночи» был, скорее всего, внебрачным сыном Карраса, иначе трудно было объяснить привязанность жестокого правителя к этому воину.
- Это будет честью для меня. – еле слышно сказал Перт, приложив руку к сердцу.
Каррас выпил немного кумыса, вытер ладонью губы.
- В детстве вы любили саги о Старой Киммерии? – спросил он вдруг.
Вопрос был неожиданный, непонятно было, хочет ли великий каган поговорить о чем-то отвлеченном, или в его словах какая-то аллегория. Дагдамм решился ответить.
- Да, отец мой.
- И кто был твоим любимым героем, сын?
- Аэд. Он был великим воином, он объединил Старую Киммерию под своей властью, он умер с честью, исполнив обет перед богами и людьми. Да, я всегда любил Аэда.
Каррас хмыкнул.
- Я точно совсем не знаю тебя, сын. Всегда думал, что ты больше всех почитал Конайре. Что же до меня… мне всегда нравился Терлак!
Каррас захохотал в голос. Этим он как будто закончил серьезные речи, и после говорил уже только о прошедшей битве, о своих подвигах, об отваге Дагдамма и глупости аваханов. Дагдамм слушал его и цедил кумыс. Это был крепкий черный кумыс, но Дагдамм не хмелел.
А ведь еще весной я напился бы непременно – понял он.
Утром Каррас приказал поднимать все войско, даже самые дальние становища. Воины слишком долго бездельничали и пьянствовали. Повиновение приказам уже не было столь беспрекословным. Праздность портит воинов.
В честь прибытия подкреплений из Озерного Края, в честь своих почитаемых дядьев, великий каган приказал начать большую облавную охоту.
На многие мили по степи рассыпалось многоязычное воинство, сгоняя в круг любую замеченную дичь. Только птицы могли, поднявшись в воздух, ускользнуть от людей. Некоторые кочевники из суеверий не убивали перелетных птиц, потому что верили, что они уносят души павших воинов в счастливую страну. Другие же не знали большей радости, чем бить уток на мелких теплых озерах, остающихся в степи после весеннего половодья, но не трогали змей или ящериц, потому что имели на их счет свои верования.
Но в облавной охоте все это было не важно.
Степняки ехали на охоту как праздник, с песнями, с музыкой. Кто-то бил в барабан, кто-то надсадно дудел на трубе. С гиком, свистом, грохоча рукоятью оружия о щиты, неслись всюду всадники Киммерийской Орды.
С лежек поднимали истошно ревевших сайгаков, которые бежали, фыркая и тряся тяжеловесными головами.
Быстро, как стрелы из тугонатянутого лука, летели, будто не касаясь копытами земли, робкие степные олени.
Под ногами кррупных животных в панике метались зайцы.
И хищники тоже попали в кольцо облавы. В ужасе прижимая к голове острые уши, со стороны в сторону метались длинноногие степные волки, зимой величественные в своей роскошной шкуре, а сейчас облезлые, почти жалкие.
Приземистые, ловкие лисы, визгливо тявкая, старались проскочить между загонщиками, но их били копьями и стрелами.
В камышовых зарослях на берегах пересыхающих рек и озер подняли кабанов, которые то и дело свирепо бросались на всадников. Этих мощных, вооруженных острыми клыками животных нелегко было убить. Стрелы даже пробив толстую кожу, впивались в мощные мышцы, или ломались о толстые кости. Надо было проявить мастерство, чтобы поразить кабана в уязвимый бок. Спереди твари были почти неуязвимы из-за своих огромных голов.
Где-то позади кабан, опрокинув лошадь, терзал теперь клыками поверженного всадника.
Но не все кабаны были такими прирожденными воинами, большинство вливались в ведомую страхом, и погоняемую загонщиками живую лавину.
Гонимые топотом тысяч копыт, человеческими криками, ревом труб и грохотом щитов, животные сбивались в немыслимую кучу. Извечные враги бежали бок о бок. И волк и олень равно искали и не находили спасения в бегстве.
Петля большой облавы стягивалась все туже, сгоняя испуганных зверей в середину, на плоскую, лишенную укрытий равнину, покрытую лишь редкой, уже выженной солнцем травой.
То там, то здесь звучали команды. На ходу воины Орды перестраивались, то рассыпались редкой цепью, то сбивались в плотный клин. К тому не было настоящей необходимости, звери и так уже сходили с ума от ужаса, но всякая охота – еще и маневры.
Бахвалясь своей удалью на скаку подбрасывали оружие и ловили его.
Несколько человек все же упали со спины своих скакунов. Но какой степняк не падал с коня?
Дагдамм скакал рядом с отцом.
Каррас искренне отдавался обычной забаве степных вождей. Сейчас его голова была как будто свободна от дум о власти и войне.
В сердце небольшой долины собрался невозможный живой клубок из копытных и хищников. Это диковинное стадо ревело, блеяло, хрипело, лаяло и выло на все голоса.
Каррас поднял свой черный двояковыгнутый лук, сделанный из рога тура, и послал первую стрелу в бок крупному сайгаку. Это было сигналом к общему избиению. Стрелы посыпались на животных, без жалости раня и убивая.
Дагдамм вместе со всеми стрелял по дичи, когда увидел нечно необычайное. Сначала ему даже показалось, что зрение обманывает его. Но нет, в серо-буром клубке воющих, ревущих, бьющихся в конвульсиях тел, вдруг мелькнуло что-то огромное, песочно-желтое.
Это был лев!
Некогда львы населяли всю гирканскую степь. В сказочные времена, когда люди еще не умели скакать верхом и не умели делать оружие из железа, все племена от Вилайета до Кхитая трепетали перед львами.
Львы убивали лошадей и коров, воровали овец и коз. Они вовсе не боялись людей, и если других хищников подвигнуть на такое мог только жестокий голод, но огромные коты просто рассматривали стада скота как свою законную добычу.
Но самое главное – они убивали людей. Не страшась огня, входили в становища, проникали в шатры и разрывали людей на части, или уносили с собой. Иногда такой набег поднимал на ноги всю стоянку, а иногда лев мог унести человека из шатра, где он спал со своей семьей, и ближние даже не просыпались. Позже обглоданные кости несчастных находили в львиных логовищах. Отважные львы не боялись ни стрел ни копий. Там, где любой зверь прятался или бежал, лев шел вперед, атаковал прямо в лицо. И обычно падал, пронзенный копьем.
Люди научились справляться со львами и истреляли их, мстя за убитых, за вырезанные стада, а так же чтобы похвастаться почетными трофеями. Львиная шкура, особенно шкура взрослого гривастого самца ценилась дорого. А тот, кто мог подтвердить, встав на шкуру, что убил хищника в честном бою, становился уважаемым человеком.
Проиграв в неравной войне с лучше вооруженным и организованным врагом, львы теперь стали редки и скрывали в кустарниковых зарослях, в скальных развалах, в долинах рек, в самых диких и неуютных уголках степи.
Тогда только, когда львы стали исчезать, люди поняли, что эти крадущиеся в ночи чудовища были для них символами мужества, отваги и даже чести. Способность льва не щурясь смотреть на Солнце, породила легенды о небесном происхождении этих зверей, которые некогда имели крылья, но потом были свергнуты на землю.
Боги некоторых народов обрели черты львов. Многие кланы возводили свои родословные к львам. Фигуры львов, части до неузнаваемости измененные, украшали царские короны, пиршественные кубки и священные алтари.
А сами львы ничего не могли сказать об этом. Они по-прежнему прятались в скалах и ночами выходили на охоту.
Вот сейчас в облавное кольцо попал огромный, заросший бурой гривой до самого брюха, лев.
Царственный зверь некоторое время метался, поддавшись всеобщему ужасу.
Но сейчас, когда вокруг лилась потоками кровь, он будто бы стал самим собой.
С визгом на льва помчался молодой всадник-авахан, занося копье для удара, но лев вцепился в морду его коня, и опрокинул вместе со всадником. Человек пронзительно завопил, когда упавшая лошадь раздробила ему ногу. Лев вырустил окровавленную морду лошади и подмял под себя человека. Мелькнула рука с ножом, а в следующее мгновение, лев вгрызся авахану в лицо, свернул шею и почти оторвал голову.
Тонконогий аваханский конь, визжа от ужаса, побежал прочь, волоча за собой всадника, застрявшего ногой в стремени.
Хищник развернулся, издавая оглушительный рев. На миг казалось, что он готов сдаться, признать, что врагов слишком много. Но лев не сделал этого. Он зарычал и потруссил навстречу охотнику.
Царственного зверя могли бы убить, утыкав стрелами, но каждый хотел добыть его шкуру в одиночку, совершить подвиг.
Другого охотника лев опять опрокинул вместе с конем, но терзать не стал, а помчался дальше. Тяжеловесный от природы, сейчас лев мчался желтой молнией, расталкивая сбившихся загнанных зверей и всадников-загонщиков. Дорогу ему преградил отчаянно смелый киммерийский воин с копьем в руке. Лев прыгнул. Если бы копье смельчака вонзилось в грудь льва, то львиная шкура навеки стала украшением его шатра. Но то ли рука воина дрогнула, то ли царственный хищник в последний миг прыгнул не туда. Наконечник только скользнул по гривастой голове, распоров кожу на морде. И в тот же миг рычащий лев, встав на дыбы, набросился на киммерийца. Тот был сильным человеком и на миг устоял на ногах. Он вцепился в львиную гриву и как авахан несколькими мгновениями раньше, попытался ударить ножом, но лев обхватил его плечи, будто чтобы обнять. Но не обнял, а подпрыгнул и вонзил когти задних лап в живот охотника, разрывая ему внутренности.
Они повалились наземь вместе, падая, лев ухватил киммерийца за локоть, и вырвал руку из сустава.
Хищник поднялся, молотя хвостом.
Только потом до Дагдамма дошло, и он, и отец могли бы спасти если не авахана, то хотя бы киммерийца, если бы набросились с копьями на зверя в тот миг, когда он только атаковал отважного копейщика.
Но они словно оцепенели, глядя, как рычащий лев прокладывает себе путь к свободе.
Дагдамм поднял лук. Лук был еще туже, чем лук отца. Однажды Дагдамм поспорил с Вейланом, что тот не сможет натянуть его лук. Вейлан попытался, но оторвал тетивой половину указательного пальца, и теперь ему нужно было крепко-накрепко приматывать меч или топор к искалеченной руке. Лук был наверное, слишком тугим даже для самого Дагдамма, но тщеславие заставляло его пользоваться этим оружием. Стрела из этого лука пробивала панцирь, пронзила и бы льва.
Каррас ударил сына плетью по руке. Стрела, способная поразить воина в наборном доспехе, ушла бессмысленно куда-то в свалку из сайги и антилоп.
Дагдамм выругался. Он мог бы попасть в кого-то из охотников, но Каррас не подумал об этом.
- Царская добыча! Царский зверь! – взревел Каррас, перекрывая шум облавы.
Великий каган поднял лук.
Лев уже проложил себе дорогу через кольцо загонщиков и приближался к скальной гряде, которая ограничивала долину, ставшую бойней.
Теперь, когда Каррас запретил стрелять по нему, хищник нетронутым миновал самое меньшее две дюжины вооруженных всадников, которые не смели поднять копье, или пустить стрелу.
Дагдамм понял, что Каррас целится слишком уж долго.
Великий каган выстрелил только тогда, когда лев был уже у камней. Стрела вонзилась в склон холма у самых его ног.
Зверь поднял огромную голову, украшенную воистину царской гривой, издал короткое свирепое ворчание, и в один прыжок перемахнул каменный стрежень.
Каррас повернулся к сыну.
- Я промахнулся. – только и сказал он, оставив Дагдамма гадать, чтоже случилось в душе его беспощадного отца, если он пожалел грозного хищника, который убил двух человек. – С завтрашнего дня будет новый закон. Львы – царская добыча. Убивать львов имеют право только великий каган, члены его семьи и те, у кого будет особая тамга. Кто убьет льва, не имея тамги – тому смерть.
Вечером, когда все участиники великой облавы делили добычу и пировали, объедаясь свежим сочным мясом, Каррас, запустив зубы в почти сырую, самую малость обжаренную на углях, печень, сказал сыну.
- Фелан и Перт поклоняются волкам. Они и сами волки. У волков острый нюх и крепкие зубы, но у них нет чести. Они всегда нападают стаей, а встретив отпор, всегда бегут. Волки стали собаками, предали свою свободу на объедки с человеческого стола. Да, Фелан и Перт – волки, и к ним нельзя поворачиваться спиной. А я – лев! Лев никого не боится, никого не щадит, никогда не отступает. Волки ничего не могут сделать льву, даже если он один, а их дюжина. Одним ударом лапы он сломает любому волку хребет.
- Но когда лев на охоте, волки могут прийти в его логово и убить его детей.
- Да, это так. Значит лев сам должен первым прийти в логово волков, и убить их детей.
Так они и говорили, отчасти о реальных зверях, их повадках и способах охоты на них, а отчасти – о том, как надлежит править.
Надо быть львом – сказал Каррас. Но лев становится во главе племени, если убьет или изгонит родного отца. Поэтому лев-отец стремится изгнать взрослеющего сына прежде, чем тот сравнится с ним силой. Став вождем, лев убивает детей предыдущего хозяина племени, чтобы завладеть его женами.
Быть львом – значит не знать жалости и не ждать ее.
Дагдамм не знал, лев он, или нет. Силы и отваги ему было, как будто, не занимать. Но не видел себя, погружающим клинок в сердце Нейла. Не видел себя, сворачивающим шею Каррасу. А ведь отец считает меня именно таким. Он не ненавидит меня. Он меня боится.
Каррас не убил своего отца, дал ему дожить жизнь в покое, воспитывая молодежь.
Но слишком много изменилось за эти двадцать с лишним лет, что Каррас правит.
Изменился Каганат, изменилась Степь, изменился мир вокруг.
В ночи звучала музыка, шум пиршества, голоса воинов, празднующих окончание славной охоты. На завтра было назначено выступление в новый поход.
Каррас – лев.
Своего сына отсылает на край известного мира...

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (12.09.2017), Зогар Саг (12.09.2017)