Показать сообщение отдельно
Старый 23.08.2017, 18:39   #20
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

никто не ждет, но вещь пишется!
правда замысел чудовищно разросся и корячится натуральный эпос толщиной в "Жестокий век".

поехали:
Битва на холме.
Удар степняков был страшен.
Аваханы видели, как из равнины на них движется облако. Издали оно больше походило на бурю, чем на множество людей. Но вот оно приближалось, и сквозь пыль стало можно различить искаженные яростью лица, а грохот тысяч конских копыт не мог заглушить истошных криков, которые рвались из глоток.
- Хан харрадх!!!
- Ханзат!!!
Боевые кличи племен и кланов.
И просто нечленораздельный вой и визг, от которого шарахались и приседали аваханские кони.
Степняки обрушились на врага всей мощью. Первые ряды аваханов были смяты, опрокинуты, вбиты в землю. Своих потерь обезумевшие от ярости варвары будто не замечали. Визжа и завывая, они рвались вперед, по трупам павших. Телами своих и чужих убитых мостили дорогу вперед. Опрокидывали колья, сминали наспех возведенные из телег крепостные стены.
И всюду рубили, кололи, дробили кости. Сминали и топтали конями. Встав на стременах, страшно рубили кривыми клинками сверху. Метали копья. Орудуя огромными палицами, сделанными из целых стволов молодых деревьев, сбрасывали с седла.
Аваханские сабли тоже сеяли смерть. Но удар варваров, забывших о страхе смерти, было как будто не остановить.
В клубах пыли иногда можно было различить фигуры Карраса, Дагдамма, Кидерна или Мерген-хана, но потом они исчезали, растворялись в сплошной пылевой завесе.
А потом степняки так же внезапно, как атаковали, стали отходить. Разворачивали коней и обращались в бегство.
- Что случилось? – вопрошали чудом пережившие атаку аваханы, выбираясь из-под трупов товарищей и врагов, из своих случайных убежищ под опрокинутыми повозками и поверженными стенами. – Ормузд изгнал их?
Те, кто сражался в первых рядах, видели, что варвары повернули сами собой, что никто не наносил им поражения.
Но были и другие, те, кто пережил нападение за стенами лагеря, не успев скрестить меч с врагом.
Сейчас они спешно вскакивали на коней, и бросались в погоню. Им показалось, что враг подался назад, столкнувшись с отпоров передовых отрядов аваханского войска.
Разрушив всякое подобие боевого порядка, сбивая с ног своих же товарищей по оружию, несколько сотен аваханов устремились в погоню. Они промчались по степи не меньше полумили, пока поняли, что враг расступается перед ними, почти не оказывая сопротивления.
Самые сообразительные тут же пробовали развернуться назад, но было поздно. Со всех сторон посыпались стрелы. Стрелы, от которых не было спасения. Пробились к укреплениям едва ли две дюжины отважных, но из них половина полегла, утыканные стрелами, уже у самых границ своего лагеря.
Войско степняков растянулось в огромное кольцо, опоясывающее подножие холма.
Злобно хохоча, варвары показывали аваханам головы их убитых соплеменников. Каррас опять поднял на копье отсеченную голову Сарбуланда. Торжествующе кричали на все голоса воины степного кагана, которого Сарбуланд считал жалким царем пастухов.
А потом хохот и ругань сменил другой звук, намного более страшный. Запели тетивы тугих гирканских луков.
На аваханов снова пролился железный дождь. И хотя они закрывались щитами и прятались за стенами из разобранных телег, все больше и больше их людей падали на землю убитыми или ранеными.
Бахтияр в ужасе осмотрелся. Над ними держали щиты три верных воина, так что сам он был вне опасности. Он видел, как стрелы ранят и заставляют беситься лошадей. Все больше животных уносилось прочь. Он видел, как его воины залегли, прячась от стрел.
Все пропало. Битва проиграна. Каррас сломал меня. Каррас сломал аваханское войско. Проклятый козопас!!!
Бахтияру вдруг стало наплевать на все. На судьбу армии, судьбу аваханской державы, на свою честь и славу. Один из его щитоносцев упал, стрела пронзила ему шею, вышла под кадыком. Бахтияр подхватил его щит.
В это время обстрел чуть ослаб, и он увидел, как внебрачный сын Сарбуланда, молодой Керим запрыгивает в седло, и, размахивая саблей, что-то кричит. Еще один решил сразиться с киммерийцами кость в кость! Что ж, пусть Ормузду крепит его руку.
- Уходим! – вскричал Бахтияр. – Уходите! Спасайте свои жизни!!!
И сам первым побежал к коновязи.
Все же аваханы еще могли если не победить, то хотя бы унести ноги, сохранить свои жизни.
Чтобы окружить лагерь, воины Орды растянулись тонкой цепью, которую не трудно оказалось разорвать ударом, нанесенным в одну точку.
Аваханы были умелыми воинами. Они столько раз отрабатывали всевозможные маневры, что сейчас действовали по привычке, по наитию, без звуков труб и барабанов.
Они выстроились в клин, во главе которого встали сильные воины в тяжелых доспехах.
И бросились вниз с горы. В этом отряде уходил и сам Бахтияр.
- Пламя Ормузда! Пламя Ормузда!
Кто-то развернул знамя и его вид еще больше воодушевил воинов, решившихся идти вниз, на прорыв.
Навстречу им полетели стрелы, но слишком мало, чтобы остановить катившийся с горы вал из людских и лошадиных тел.
Аваханы разметали тонкую линию степных всадников, разорвали ее и хлынули на простор. На восток, на восток, по равнине!
В ушах пел ветер. На скаку, разворачиваясь, аваханы пускали через плечо стрелы.
Киммерийцы и гирканцы, бросившиеся в погоню, начали отставать, растягиваться. Часть из них повернули обратно к холму, по склонам которого уже бежали настоящие потоки крови.
Бахтияр еще недавно предававшийся черной тоске, возликовал. Он спасен сам и он спасет хотя бы часть войска! Каррас не сможет преследовать его, он слишком завяз в сражении у холма. К тому же сейчас варвары бросятся грабить аваханский лагерь. Они всегда так делают.
Но поднимавшаяся было в груди Бахтияра надежда, тут же угасла.
Воистину, Ормузд отвернулся от него и от всего народа аваханов!
Навстречу его отряду, который уже растянулся по равнине, выплывало другое облако пыли.
Лишь первые мгновения можно было надеяться, что это буря.
Но нет, эту бурю подняли копыта коней.
Хан Керей все-таки пришел!
В ярком свете солнечного полудня Бахтияр видел далеко, несмотря на свои немолодые годы.
И он разглядел даже самого Керея, который ехал на огромном, песочного цвета верблюде, в середине своего воинства.
В какой-то миг Бахтияр различил скуластое кривоносое лицо, окаймленное тонкой бородой, и авахану показалось, что Керей улыбается ему.
А потом все поглотила пыль – сшиблись первые воины его отряда, и первые воины Керея.
Закипел бой. Сабли зазвенели о сабли.
Керей наверняка следил за ходом сражения, сам, или через своих лазутчиков и решил вмешаться, когда большая часть дела была уже сделана, и победитель становился ясен, но еще ничего не закончилось.
Приди он уже после победы киммерийцев, и Каррас станет его врагом.
Но если он поможет добить огнепоклонников, всегда можно сказать, что просто спешил, опоздал, потому что не хотел загонять коней.
Бахтияр не стал вступать в схватку. Вместе с примерно сотней своих людей он повернул обратно. Еще раз обратно. Снова бежать. На восток – Керей-хан.
На Запад – Каррас. На юг – скальная гряда, высокая и отвесная, там не пройти не только конному, но и пешему не всегда возможно пробраться.
Оставался только север, зеленые пологие холмы манили к себе.
Бахтияр уже тронул коня на север, когда с северных холмов навстречу ему стали скатываться воины в шкурах и панцирях из кости и копыт.
Бахтияр хлестнул коня и поскакал на Запад.
Быть может, надеясь прорваться через свалку сражения, а быть может, уже ни на что не надеясь.
Керим с его товарищами, полусотней молодых воинов, каждый из которых мечтал еще недавно о возвращении с большой добычей и славой, помчался навстречу верной смерти.
- Пламя Ормузда! – вскричал всадник, скакавший справа от Керима, но тут стрела попала ему в рот, и он замолчал навсегда.
Стрелы срезали людей рядом с ним, одного за другим. До киммерийских рядов доскакали не больше дюжины. Самого сына эмира смерть почему-то пощадила. Он схватился с рослым киммерийцем, лицо которого застыло в страшной вечной усмешке, но тот быстро выбил меч из его руки, а самого Керима оглушил ударом кулака под ухо. Падая с седла, Керим краем глаза видел, как режут глотки и разбивают головы его соплеменникам, так же сбитым, сдернутым с седел. А потом настала тьма.
Паника, которую уже никто не сдерживал, охватила войско аваханов.
Оставшиеся в лагере видели, что даже попытка Бахтияра пойти на прорыв не увенчалась успехом. К варварам из степи подходили подкрепления. Свежие, не утомленные двухдневной битвой, голодные до добычи и мечтающие показать себя с лучшей стороны в глазах Карраса-кагана.
Оставалось драться здесь, на этом холме, который наверняка станет последним, что они увидят в этом мире, сотворенном Ормуздом.
Наступила короткая передышка.
Аваханы упирали в землю копья, натягивали на луки новые тетивы.
Повсюду люди откашливались, отхаркивались, отплевывались, избавляясь от проникающей всюду пыли. Пили из фляг и лили воду на лицо, на шею. Черные потоки грязи бежали по пылающим лицам.
К Дагдамму подъехал Кидерн.
- Господин! – просипел он. – Убийца твоего тамыра там. – и указал на укрепления, которыми аваханы успели оградить пологий склон холма, где в двух местах торчали небольшие скальные уступы.
- Там? – обернулся Дагдамм. Глаза бешено сверкнули.
- Вот он. Вот тот с бородой!
Нангиалай в самом деле пережил сражение и сейчас командовал примерно полусотней спешенных аваханов, которые метались по склону, собирая стрелы и копья.
Нангиалай тоже узнал убийцу своего сына, высокого киммерийца с полумертвым лицом, и погрозил ему саблей.
- Я убью его. – львом прорычал Дагдамм. – Его голова моя! Ко мне, мои названные!
К нему стекались бойцы ближней дружины, названные воины. Свое имя они получили потому, что каждый, принося присягу своему повелителю, признавал себя его названным сыном. Самые верные, самые преданные. В лучших доспехах, на лучших конях.
- Хуг! – рявкнул Дагдамм, и названные воины за его спиной подхватили этот лающий клич.
Вчера вечером он сказал отцу, но часть его души требует, чтобы он въехал на холм на самом яростном из своих коней.
И сейчас он тронул бока коня каблуками.
- Вверх по склону!!! – вскричал он.
И поскакал. Длинные черные волосы летели по ветру. Обычно угрюмое лицо пылало яростным восторгом битвы. В правой руке он держал длинный тяжелый меч. На левой руке был большой круглый щит. Одна стрела врезалась в щит, совсем рядом с краем. Другая ударила в бок, защищенный кольчугой.
Хрипя и брызжа пеной, Вихрь преодолел подъем на холм. Перед Дагдаммом была наспех возведенная стена из прутьев и тонкой доски.
Вихрь разметал это хлипкое сооружение, и царевич ворвался в лагерь.
За ним следом в пролом хлынула человеческая волна.
- Хуг! Хугхугхугхуг!!!
- Руби!
- Убивайте их! Пленных не брать!
Дагдамм стоптал конем и изрубил мечом нескольких воинов, пока один из них не вцепился ему в волосы и не потащил с седла.
Падая, Дагдамм сумел вонзить меч в живот храбрецу, но оружие застряло в ране, сам он был оглушен падением, и окруженный несколькими аваханами был бы обречен пасть под их ударами. Кто-то ударил его палицей по голове. Дагдамм увернулся, но удар пришелся на плечо, и рука тут же онемела. Второй удар сорвал лоскут кожи, скользнув по затылку. Его били палицами, видимо хотели взять живым!
Но на аваханов со всех сторон набросились названные Дагдамма и перебили их.
Царевичу помогли подняться. Он тряхнул головой, гоня дурноту. Потрогал голову. Кровь. Никогда больше не ходи в бой простоволосым – подумал он. Ему подали меч.
- Где убийца Ханзата? – спросил он, удивившись тому, как далеко звучит его собственный голос.
- Он жив еще. – ответил кто-то из названных, указывая на скальный уступ, на котором держали еще оборону несколько аваханов.
- Он мой.
Дагдамм шагнул в сторону скалы. Одна нога подкосилась, но он удержался, не упал.
Нангиалай упершись спиной в камень, отбивал удары наседавших на него со всех сторон воинов. Он был немолод, но это был истинный мастер меча.
- Он мой! – повысил голос Дагдамм и киммерийцы отступили, оставив отважного авахана.
- Ты убил моего названного брата. – сказал Дагдамм, когда подошел ближе. Он говорил по гиркански, надеясь, что враг поймет его. Он хотел, что бы старик знал, с кем будет драться.
- Я многих убил. – отвечал Нангиалай так же по-гиркански.
- Ты убил Ханзата, когда он пришел говорить о мире!
Нангиалай молчал. Потом сказал.
- Твой названный брат умер вместо другого. Довольно слов, мы будем драться?
Седобородый авахан поднял саблю.
- Что ты имел в виду? – спросил Дагдамм.
Тут откуда-то из-за спины Дагдамма молнией возник Кидерн и вонзил меч прямо в горло Нангиалаю, который упал, булькая кровью.
Дагдамм ударил Шкуродера рукоятью меча по темени. Тот повалился на вытоптанную траву.
- Он был моим! Я убью тебя!
Дагдамм стал наступать на оглушенного ударом Кидерна.
- Я твой названный! Я защищал тебя! – сипло орал Кидерн.
- Я сам могу себя защитить! – Дагдамм замахнулся для удара ногой.
Но на плечо ему легла тяжелая рука Гварна.
- Он прав, господин. Ты слишком ранен, чтобы драться с этим воином. Кидерн защитил тебя от твоей же отваги.
Дагдамм сбросил руку, но не стал больше бить Кидерна или вступать в перепалку с Гварном.
Гварн – высокопоставленный военачальник и родственник великого кагана. Кидерн – сотник, прославленный меченосец и человек чистой крови.
Таких людей нельзя бить, как простых гирканских лучников.
- Проклятье! – взвыл Дагдамм.
Он хотел снова сесть на коня, но в голове опять замутило.
Вот и навоевался на сегодня – мрачно подумал он.
Дагдамм сел на теплый камень. Кто-то подал ему флягу с водой. Дагдамм жадно приник к горлышку. Солоноватая вода с трудом пробилась в полную пыли глотку.
- Хватит резать их как баранов. – сказал Дагдамм. – Берите в плен всякого, кто сдается.
Тем временем Каррас повел своих людей наперерез отряду аваханов, который пробовал уйти в степь, но попал там в ловушку, подстроенную Кереем. В рядах беглецов он увидел Бахтияра. Трус! Его брат хотя бы принял бой как мужчина!
Великий каган нагнал беглецов в числе первых. Раскроил голову одному из яростно понукавших лошадь аваханов. Перебил шею другому. Палица в его руке разила без пощады. Он убил не меньше полудюжины. Степь вокруг почти скрылась в поднятой копытами пыли. Каррас раздавал удары по затылкам бегущих. Кто-то разворачивался и пробовал встретить его саблей или отразить удар щитом.
Уничтожив отряд, уходивший на Восток, воины Керея хлынули к подножию холма. Их было много, они не были изнурены долгим сражением.
Часть из них спешивалась, часть лезли вверх по склонам, что есть сил, понукая коней.
Они карабкались по крутым склонам и бежали по пологим. Их били стрелами, в них метали копья, но они не замечали своих павших. Закрываясь своими круглыми щитами, степняки со всех сторон подбирались к стенам и частоколам. Добравшись – набрасывали веревки и растаскивали или опрокидывали укрепления. Стреляли из луков, метали дротики. Ворвавшись внутрь, принимались рубиться саблями и топорами.
Их было много, очень много. Столько было не сдержать.
Со всех сторон аваханов окружали скуластые смуглые лица, слышался гнусавый вой боевых кличей.
Потом в помощь кюртам прискакали воины в шкурах и тоже полезли вверх.
Лагерь весь превратился в поле боя. Резались среди опрокинутых стен и перевернутых телег, дрались в зарослях кустарника и на пологом склоне.
Керим очнулся от забытья. Воин с полумертвым лицом не хотел убивать его – понял юноша. Он хотел взять меня в плен, но должно быть не успел отослать меня в лагерь. А может быть он вообще убит! Сейчас Керима не волновала судьба его пленителя. Он лежал на траве, и руки его были скручены веревкой. Но ноги были свободны. В голове мутилось, перед глазами все плыло. Но он жив!
Керим поднял голову и понял, что сражение сместилось дальше на холм. Там он увидел знамя с пламенем, к которому сбегались со всех сторон его соплеменники.
Керим подполз к убитому воину, дотянулся до его сабли и перерезал об нее свои путы. Потом с трудом поднялся, взял саблю и побежал. Побежал к знамени.
Войско аваханов окончательно рассыпалось. Кто-то искал спасения в бегстве, кто-то решил драться до конца. Но многие просто бежали или скакали, сами не зная, зачем и куда.
Каррас и его названные добивали отряд Бахтияра.
Сам брат эмира, как будто устыдившись своего бегства, решил принять бой, когда это уже ничего не могло изменить. Бахтияр отбивался яростно и убил троих, пока под ним не убили коня. А потом молодой киммериец ударил палицей по голове, в последний миг придержав руку. Истекая кровью из разбитой головы, Бахтияр повалился к ногам коня Карраса. Оглушенный, но живой.
Сражение расползлось на большие пространства.
То там, то здесь добивали, брали в окружение, засыпали стрелами небольшие отряды конных или спешенных аваханов.
Насытившись кровью и переломив хребет аваханской силы, степняки перестали убивать всех подряд. У того, кто валился на колени, бросив оружие, была теперь возможность уцелеть. Если только варвары не теряли голову от запаха крови и не принимались колоть и рубить даже сдавшихся.
Были и такие, кто хотел подороже продать свою жизнь, страшась плена и будущего рабства больше смерти.
Яростнее всех дрались около двух сотен воинов, которыми командовал хрупкого вида старец.
А бой вокруг уже затихал.
В сторону лагеря степняков уже потянулись вереницы пленных, понурых, избитых, наскоро связанных веревками из конского волоса.
По течению реки уже вылавливали из кустов и высокой травы хитрецов, которые думали избежать там смерти или плена.
Теперь дрались только воины старца.
Каррас подъехал поближе, приказал протрубить сигнал к остановке сражения.
Одержимость стала спадать с воинов Орды, и зову трубы вняли.
Аваханы стояли, сбившись в кучу. Окровавленные, измученные люди. Кто-то был так ранен, что опирался на товарища, чтобы не упасть. Но в них было что-то непреклонное.
- Здравствуй, уважаемый Абдулбаки. – сказал Каррас.
- Здравствуй и ты, Каррас- каган. – по-киммерийски ответил ему Абдулбаки и чуть поклонился, приложив руку к сердцу.
- Сдайся мне, Абдулбаки, и сохранишь жизнь
- Я слишком стар, чтобы преклонять колени перед каждым царем в Степи.
- Ты стар, а твои люди молоды. Не боишься смерти, так сохрани их жизни.
Абдулбаки молчал.
- Эй вы, дети Ормузда. – обратился Каррас к взятым в тиски аваханам. – Каждый, кто встанет на колени и назовет меня своим повелителем, сохранит жизнь. Жизнь и честь! Я не обращу вас в рабов. Вы станете сражаться за меня, как сражались за своего господина.
В рядах воинов прошел ропот.
Они стали опускаться на колени один за другим. Клали перед собой свои сабли и копья, склоняли головы к земле. Абдулбаки растерянно огляделся. С гордо выпрямленной спиной остались стоять он сам, да еще трое. Один из гордецов уже не держался на ногах, опирался на воткнутое в землю копье.
- Вот видишь, уважаемый Абдулбаки. – усмехнулся Каррас. – Твои люди хотят служить мне. А ты что же?
Абдулбаки положил перед собой саблю, но кланяться не спешил.
- Я сдаюсь тебе, но я не хочу служить тебе, Каррас-каган.
- Твой выбор, старик. Уведите его.
Шрамолицый Гварн схватил Абдулбаки за ворот халата и собирался тащить прочь, но тот скинул его руку, и гордо пошел сам.
- Что же вы?
Двое из оставшихся на ногах воинов переглянулись, а потом бросили сабли и опустились на колени. Стоять остался только тот, что был ранен и опирался на копье.
- Колено у меня болит, великий каган. Не могу поклониться. – сказал воин, молодой, еще безбородый.
Каррас рассмеялся этой шутке. Искренне, весело рассмеялся. Люди способные хранить присутствие духа перед лицом неминуемой смерти восхищали Карраса. Он не знал, как лучше поступить с гордецом, предать смерти, чтобы продемонстрировать свою жестокость, или пощадить, явив свое милосердие.
Он был правителем и знал, как куется слава.
Ты можешь убить тысячи, но пощади одного на глазах у многих, и тебя будут славить в веках как справедливого и мудрого повелителя.
- Пойдешь ко мне на службу, и тебе не понадобится больше ступать ногами. У тебя будут лучшие кони.
- Прости меня, великий каган. Служить тебе честь, но моего отца и господина ты убил. Я не могу отдать свой меч тому, кто убил моего отца.
Каррас хотел было приказать убить заносчивого воина, но тут вперед выступил Дагдамм.
- Присягни мне! На моих руках нет крови твоего отца. Я сын великого кагана.
Каррас потемнел лицом от гнева. Он уже наслышан был, что Дагдамм принимает на службу людей разного звания и разных племен. А сейчас сын осмелился выступить вперед него перед войском.
- Отец! – обратился к нему Дагдамм, тоже осознав свою оплошность. – Позволь мне принять этого храбреца на службу.
Один милосердный поступок искупает тысячу убийств. Довольно крови на сегодня.
Так решил Каррас, и величественно кивнул.
Авахан, все так же опираясь на копье, опустился на землю, пал к покрытым пылью и кровью сапогам Дагдамм.
- Я твоя жертва. – сказал он. – Я Керим, сын Сарбуланда, отныне твой слуга.
Кидерн, наблюдавший за всей это сценой с кислой усмешкой, толкнул в плечо стоявшего рядом воина.
- А они оба любят красивые жесты, верно? Что сын, что отец, только дай покрасоваться.
Воин изумленно посмотрел на него. Это был кюрт. Он не понял ни одного слова по-киммерийски. Оно и к лучшему.
Так завершлилась битва за холм, но в долине на восток и в прилегающих к ней холмах еще до ночи звенели клинки и свистели стрелы.
Каррас больше не сражался в тот день. Он уже одержал великую победу, не дело теперь погибнуть от случайной стрелы. Восседая на крупном коне, Каррас с вершины холма взирал на побоище.
К нему один за другим прибывали военачальники с докладами.
У него уже побывал Керей-хан, рассказавший сказку о том, как заплутал в прорытых реками долинах.
Если бы Керей пришел позже, Каррас приказал бы убить его, пусть бы это вызвало бунт в рядах кюртов и берков. Но Керей помог ему выиграть великую битву.
Поэтому вместо того, чтобы сломать Керею хребет, Каррас пил с ханом кумыс и говорил о разделе добычи.
По словам Гварна в плен было взято больше тысячи аваханов. Ушли не больше нескольких десятков. Это мелочь, в степи их переловят и перережут дикие племена, на которых аваханы пришли охотиться. Все прочие убиты. Раненых оставшихся на поле боя, там же добивали, в плену им не выжить.
Каррас улыбнулся, слушая эти вести.
Он уничтожил аваханов. Теперь те едва ли способны будут даже защищать свои границы, не говоря уж о том, что бы и дальше устраивать набеги в Степь.
Добыча неисчислима – все, что аваханы награбили у южных племен и все, что везли с собой от самого Гхора.
По всей округе победители ловили коней, сгоняли в табуны.
Каррас подумал о многих погибших, и на душе у него помрачнело.
Судьба воина – умирать за своего повелителя.
Вечное Синее Небо принимает к себе падших героев.
Нет, он не жалел о тех, что ушли сегодня к предкам.
Он жалел, что силы его войска сократились.
Кем он будет воевать дальше?
- Сколько из аваханов согласились служить нам? – спросил великий каган.
- Около половины, господин.
- Хорошо. Распредели их по десяткам. Пусть займут место убитых ими. Но сделай так, чтобы в десятке их было не больше трех. Ты понял меня?
- Да, господин. – поклонился в седле Гварн.
Где-то в становище быстро, без церемоний зарезали Бахтияра, который отказался присягнуть великому кагану. Старшим в роду был он. Не стоило Сарбуланду вести на войну всю семью!
- У меня есть мальчишка. Сын Сарбуланда. Значит у меня в плену эмир аваханов. - сказал Каррас Дагдамму.
- Но он мой пленник. – возразил сын.
Каррас ожег его взглядом как плетью.
- Все что твое – мое. Я пока еще великий каган и твой отец.
Дагдамм поклонился, приложив руку к сердцу.
Если бы он дерзко глянул из-под своих волос, Каррас ударил бы его плетью. Если бы Каррас ударил его, Дагдамм схватился бы за меч. И тогда Наранбатар, стоявший за плечом у Дагдамма, убил бы царевича.
Но Дагдамм не взглянул дерзко, и Каррас сказал.
- Сегодня будет славный пир, сын. Мы будем долго пить аваханское вино и благодарить Вечное Синее Небо за эту победу.
- Да, отец. – снова поклонился Дагдамм

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (24.08.2017)