[Михаэль фон Барток]

Бальдур фон Барток.
Вынужденный месяцы обходиться солониной или наспех зажаренным на костре мясом, утолявший жажду сначала из ручейков, а потом топленым снегом, порой голодавший днями, Бальдур жадно втягивал манящие запахи.
Наконец Ниал (про себя Бальдур отметил - сильно осунувшийся) поднял кубок с пивом и плеснул часть хмельного напитка в огонь, ублажая очевидно своих богов, потом отломил кусок от хлеба и его тоже бросил в огонь и после этого нехитрого благословения начался пир. Только пиром изголодавший Бальдур и мог назвать столь сытную трапезу под теплым кровом. Сколько дней доводилось ему торопливо поглощать пищу, попрыгивая вокруг костра...
Но воспитание и тут не оставило барона. Не церемонясь излишне, боясь этим обидеть хозяев, Бальдур вытащил узкий нож, мало пригодный в бою и стал кромсать им ароматное мясо. Остальные ели просто руками, бросая кости в огонь. Над ним видимо посмеивались, но виду не подавали. "Голод есть голод. - размышлял Бальдур, перемалывая зубами сочное, жаль что совсем не соленое, мясо. - Но человек утоляющий голод посредством ножа и вилки отличается от человека, утоляющего его руками. А впрочем, еще пара дней такой жизни в лесу, и я набросился бы на еду как волк".
Каждое блюдо сопровождалось тем же небольшим жертвоприношением.
- Славная еда, клянусь Кромом. - выдохнул наконец Ниал.
- Кромом? - спросил Бальдур. - Это ваш бог?
И тут же проклял себя за длинный язык. Ведь он еще так мало знает о нравах киммерийцев! Можно ли говорить с ними и богах? Не сочтут ли вопрос невежественным и просто оскорбительным?! В своих скитаниях по свету немедиец сталкивался с разными культами, с разными богами и демонами, с богами в образе прекрасных людей и в образе страшных зверей, с богами, требующими жертв, и богами, требующими только молитв. Он знал народы, в страшной тайне, под покровом ночи, справлявшие безобидный культ божества плодородия и луны, и знал города, жрецы которых на залитых солнцем площадях кромсали тела несчастных, принося жертвы зверообразным демонам. Все так, но ни разу в жизни Бальдур не встретил ни бога ни демона, ни даже проявлений их сверхестественной мощи. Он не верил. Не верил ни в солцеликого Митру, создавшего мир, именем котрого он клялся служить совему королю, ни в козлоного Нергала, чьим именем божился и ругался, играя в кости, ни в змееголового Сэта, которого поминал, когда выходил на истоптанную арену, обмотав руки ремнями... Бальдур не верил ни во что сверхестевенное, зато отлично знал, что земля круглая и солнце вертится вокруг нее, а чума вызывается не проклятием, а крошечными существами, живущими в крови. Кто тянул его за язык, Нергал побери!!!
Но Ниал ответил спокойно и уверенно.
- Да, это наш бог. Суровый и грозный бог, живущий на вершине горы. Кром, Владыка Могильных Курганов, Кром, который дает человеку силу и волю. Лишь раз при рождении Кром смотрит на новорожденного и награждает его. И потом, прожив жизнь человек приходит к нему, и Кром спрашивает его, что совершил он в жизни, достоин ли занять место рядом с ним.
- Кром... Ваш бог Кром. А почему те воины с рисунками на лицах, почему они поминали Нейда?
- Нейд... Чужой бог. Они принесли его из Пустоши, от пиктов. Это злой бог. Безумный бог. Кром покровительствует сильным, но он не принимает к себе подлецов, забывших имена своих отцов, губителей маленьких детей. А Нейд заражает всех, кто ему поклоняется своим безумием. Тот кто уходит из своего племени в фиану, тот становится как Нейд, сыном Нейда, человеком-волком. Таких волков мы убили сегодня с Бальдуром. И с одним таким схватился прошлымлетом Конан. Верно сын?
Конан согласно кивнул. Парень судя по всему был неразговорчивый.
- Конан не любит говорить об этом. - продолжал Ниал. - Он суров, как старец, и считает, что за воина должны говрить его рука и сердце, а не язык. Этому его научил мой отец. Но я скажу за него. Конан схватился в воином одной из фиан, тот был его семью годами старше и уже бывал в набегах. Конан убил его.
Парень молча выслушивал рассказ отца о своем подвиге. Ниал, видимо ослабленный потерей крови, быстро пьянел. Или просто ему хотелось поговрить с новым человеком. Бальдур внимательно слушал.
- А каким богам поклоняются у тебя на родине, чужеземец?
- Мой народ чтит Митру, подателя жизни, светлого солнечного бога. Что же до меня, то я не верю ни во что, кроме того, что человек сам хозяин своей судьбы.
Ниал удивленно хмыкнул.
- Значит ты не веришь ни в каких богов?
- Скорее я не верю, что богам есть дело до нас, людей.
Бальдур замолчал, вновь кляня свой длинный язык. С богословского факультета его исключили не за буйство, как он рассказывал всем и каждому, а за кощунство в храме Солнцеликого.
Меж тем кувшин пива пустел.
- Он станет воином, не то, что я. - с усмешкой сказал Ниал, хлопнув широкой ладонью по плечу сына.
- Отец зря наговаривает на себя. - подал голос Конан. - Он боец каких мало. Просто ему больше нравится ковать мечи, чем поить их кровью врагов.
- Да, мечом я владею плохо. - согласился Ниал, чего Бальдур никак не ожидал от человека, сегодня двоих отправившего к Нейду. - Зато вот эти руки - он поднял свои огромные, прокопченные пламанем кузни кулаки. - Сильнейшие в Киммерии! А может быть и в Нордхейме! Никто не в силах выдержать удар этого кулака.
- Он побил на кулаках вождя Аэда, Аэда, который правит многими кланами и фианами, который ходил в Ванахейм с набегами, который убил Тостига Кровавую Секиру, конунга асиров, в поединке. Аэд могучий. Но они с отцом дрались не на мечах и не на топорах, и отец побил его, побил так, что Аэда унесли из круга его люди. Это было на празднике в Долине Курганов год назад.
Наконец все наелись, опустел и кувшин с пивом. Ниал, после еды и выпитого снова выглядевший хорошо, заговорил как-то заговорщически подмигнув супруге.
- Маёв. В честь гостя нашего дома, Бальдура, который сегодня убил двух долинных крыс, откроем кувшин?
Конан, при всей свойе нарочитой сдержанности, явно старавшийся казаться не юнцом, а взрослым мужем, не удержался и хмыкнул.
Маёв с улыбкой посмотрела на мужа.
- Ради гостя не жалко ничего.
Она ушла, очевидно в сарай, служивший хранилищем для припасов, Конан тоже вышел, оставив мужчин одних.
- Бальдур. Посмотри что с моей раной. - севшим голосом сказал Ниал. Сказал по-гандерски. Сейчас, когда жены и сына не было, он снова казался тяжело больным. Рубаха на боку пропиталась кровью раны и ни Маёв, ни Конан не могли этого не видеть, но не первый раз приходил Ниал с ранами и не в его нравах было жаловаться. Раны деляться на те, от которых умирают и на те, на которые не стоит обращать внимания..
Бальдур поднял рубаху Ниала. Повязка вся была мокрой от крови.
- Кровоточит. - сказал Бальдур, мрачнея. - Тебе нужно лечь.
- Не сейчас... Я боюсь, что ты ошибся, немедиец. Рана серьезней, чем ты сказал мне.
- Я так не думаю. Просто ты пришел домой на своих ногах, да и сейчас никак не успокоишься. Любой другой на твоем месте слег бы разу на пороге дома.
- Я не любой другой.
- О, да. Ты сильный человек, может быть самый сильный из всех кого я встречал. Но и твоей силе есть предел.
Вошла Маёв, неся запечатанный кувшин. Ниал сам вырвал из него пробку и налил немедийцу полный кубок. До этого еду подавали и пиво подливали либо Конан, либо Маёв. Проницательный Бальдур понял, что ему оказана редкая честь - глава семьи наливает ему пива. Но почему кувшин запечатан? Быть может там вино? О, да, вино, сок виноградной лозы, пропитанной солнцем, но не холодным, суровым солнцем Севера и даже не теплым, но тусклым, с трудом прорывающимся чрез облака солнцем его родины, нет, сияющим, теплым солнцем Пуантена, не палящим, а мягко ласкающим склоны гор, по которым расстет виноград! Верно, это вино, вино, которое здесь на Севере почитается роскошью! И вот для него, для гостя хозяева решили откупорить этот кувшин, за который наверное заплатили стоимость хорошего меча. Варвары... кто назвал их так!
Бальдур с благодарностью взял кубок и не обратив внимания на странный запах (видимо от долгого стояния в кувшине вино пошло в уксус..), сначала по местному обычаю пролил несколько капель, а потом опрокинул.
О боги!!! Он проглотил ад!!! В горле и желудке его пылал огонь, глаза лезли из орбит, брызнули слезы. Мысли одна страшнее другой пронеслись в его голову. Его отравили! Только тела северян способны переносить такой напиток, а он умрет, сожженный изнутри! Он хлебнул расплавленого олова! Ниал местный бог кузнецов, посадивший в кувшин огонь, чтобы сжечь им неверующего чужеземца!
Бальдур вскочил, хватая ртом воздух.
Ниал хохотал, зычно хохотал, сотрясая ударами ладони стол. Хрипло смеялся Конан. Заливалась смехом Маёв.
Бальдур приходил в себя. Адское жжение превратилось в приятное тепло. В голову быстро ударял хмель, но не тяжелый пивной, а волшебный, поднимающий дух. О, нет, он проглотил не ад! Он выпил частицу солнца!
- О боги!!! - выдохнул он, утирая слезы. Голова кружилась.
- Ты же не веришь ни в каких богов!!! - смеялся Ниал.
- Я готов уверовать. - пробормотал Бальдур садясь обратно. - В Крома, в Нейда, в Тюра, в зверобога пиктов... кто-то же вразумил вас делать такой напиток! Воистину напиток богов!
Конан смеялся. Ниал пил свой кубок. Конану по молодости лет, а Маёв как женщине огненного напитка не полагалось. Видимо он был напитком взрослых мужчин, напитком воинов.
- Я думал, что хлебнул расплавленного олова. - признался Бальдур, стремительно пьянея и добрея, готовый возлюбить ближнего своего, как учили митрианские священники, готовый назвать Ниала своим братом, признаться Маёв в непорочной любви, а Конану предложить стать побратимами по оружию.
- О, да. Пьешь первый кубок - словно расплавленное олово. Пьешь второй, словно молоко небесной коровы. Пьешь третий... Клянусь Кромом, не помню, что я чувствовал когда пил третий! И никто во всей Киммерии не помнит!!! - от смеха кузнеца казалось ходили ходуном стены его дома, способного выдержать камнепад.