[Михаэль фон Барток]

Катанехта.
Кодкелден шел через лес, перебросив через плечо связанные за ноги тушки убитых зайцев. Охота удалась. На самом деле необходимости в ней не было и он пошел в лес просто что бы размяться, что бы рука не потеряла ловкость в обращении с дротиками.
Кодкелден знал, что ему в отличие от деревни голод не грозит. Одному нужно немного и уж сколько нужно он всегда добудет.
С тех пор как него пало проклятие медведя, Кодкелден жил один, и это ему нравилось. Он никогда не любил людей, терпеть не мог больших сборищ, шума праздников, был равнодушен к выпивке и к женщинам. Кодкелден любил только убивать.
Он жил только в те моменты, когда его топор дробил кости, его нож вспарывал внутрености, когда глаза его жертв мутнели и подергивались пленкой. Кодкелдена интересовало, что же они чувствуют в этот миг. Не все боялись. Но никто не верил, что умирает. Никто не верил в смерть для себя. даже те, кто сам убил многих.
Все хотят жить вечно. - думал Кодкелден. Тонкие губы растянулись в улыбке, обнажив зубы, похожие на волчьи клыки. Но я могу убить любого. Молодого, старого, сильного, слабого, умелого в бою, неуклюжего. Его боялись даже воины из фиан. Все думали, что его непобедимость - следствие его скорости и ловкости, но сам Кодкелден знал, что дело не в этом. Просто он не сомневался, когда надо было отнять чью-то жизнь. Он не думал, не прикидывал варианты, не наполнял свое сердце гневом и ненавистью к тому, чью жизнь надо отнять. Он бил сразу же. Смерти для себя он не боялся. Кодкелден считал, что на самом деле он уже умер, и только тело живо.
Он был еще очень молод - этим летом ему исполнилось семнадцать, а он уже убил в боях полторы дюжины.
В поселке его боялись. Боялись не только потому, что Колкелден прошлой весной во время праздника, во время показательного боя на мечах впал в боевое бешенство и убил своего соперника. Он все же был внуком Конайрэ, унаследовавшим от деда его безумие, он был изгоем, чужаком со дня рождения. Но боялись не его приступов ярости. Боялись наоборот его ледяного спокойствия, его равнодушия к радостям жизни.
Кодкелден вышел на небольшую поляну. Что-то черное на снегу привлекло его внимание. Бросив на снег тушки зайцев, берсерк вытащил из-за пояса топор и крадущейся походкой подошел ближе.
Это был труп женщины. Крови вокруг не было. Она очевидно замерзла насмерть, просто присев на несколько минут отдохнуть, согнувшись, сунув руки себе подмышки, скрестив ноги, что бы не выпустить тепло тела. Кодкелден слышал, что умирающим от мороза перед самой смертью почему-то становися жарко и они сбрасывают с себя одежду, но сам никогда не видел такого. Все замерзшие, которых он находил точно так же лежали или сидели, словно собрав себя в комок. Лица одних были искажены муками, других - умиротворенны. Как например у этой женщины. Одежды на ней было достаточно, но наверное голод и усталось ослабили ее тело, неспособное больше поддерживать внутреннее тепло. Смуглая кожа указывала, что она с юга. Из пиктов? Едва ли... Что одинокой женщине из Пустоши делать на Севере Киммерии? А равно как и любой другой одинокой женщине. Кодкелден рассматривал чужестранку. Красива должно быть по меркам южан. Кодкелден почти ничего не знал о других странах. Но слышалд, что на юге намного теплее и кое-где вовсе не бывает зимы, не выпадает снега, не замерзает вода. Верилось в это с трудом.
И тут чужестранка вздохнула! Колкелден от неожиданности отпрыгнул едва ли не длину своего роста. Он настолько был уверен, что перед ним недвижимый труп, что стонущий вздох сорвавшийс я с губ южанки испугал этого убийцу многих и многих. Выбранив себя за трусость, берсерк подошел ближе и приложил руку к шее. Через несколько мгновений почувствовался еще ощутимый удар крови.
Можно ли ее еще спасти, или это агония? - подумал Кодкелден и женщина открыла глаза, в которых застыла боль.
Кодкелден, которого двоюродный брат Конан, этот щенок, прозвал Живодером, никогда не чувствал жалости. Ему было наплевать на муки раненых товарищей. Но тут что-то повернулось в холодном, как вода в скованных льдом реках, сердце берсерка. Не жалость, нет. Скорее ему стало любопытно. Кодкелден взвалил оказавшееся легким тело на плечи ибыстро пошел к своей хижине. Если ее сердце не остановится, если кровь в теле еще не обратилась в лед, то она выживет. Может быть, расскажет ему о южных странах и о том, что он делает тут, в Киммерии, среди вечных снегов. А еслиона умрет...
то какая разница?
Катанехта мучительно выплывала из блаженного небытия.
Она чувствовала себя очень больной и слабой. Как отрывки какого-то старого сна, память ее запечатлела, как человек с резкими чертами лица, тащил ее куда-то, как стаскивал с нее одежду, как тепло его дома резко обожгло ее, так он заставил ее пить какой-то отвар, нестерпимо горячий и очень горький, как растирал руки своими жесткими, словно железными пальцами. В отмороженных пальцах поселилась дергающая боль, Катанехта застонала. Она снова и снова соскальзывала в сон-забытье, но неведомый спаситель жестоко выдергивал ее из объятий беспамятства, бил по лицу, снова и снова заставлял глотать горький кипяток, пока наконец, увидев, что к ней возвращается жизнь, не оставил в покое, накрыв шкурами.
Сейчас она почти пришла в себя, хотя боль в отмороженных руках и слабость не оставляли ее, но хотя бы рассудок вернулся.
Катанехта поняла, что лежит полу рядом с очагом, укрытая шкурами. Напротив нее сидел, скрестив ноги, человек, что спас ее. Он водил точильным камнем по топору, напевая про себя какую-то песню с протяжной, тоскливой мелодией. Наверное это был его дом - низкая хижина, в которой высокий мужчина едва ли смог бы подняться во весь рост. Но в хижине было тепло - хозяин был обнажен до пояса, и кожа его блестела от пота. Тепло...
- Благодарю тебя за то, что спас мою жизнь. - сказала она на языке ванов, который неплохо понимала.
Незнакомец кивнул.
- Я Кодкелден, Кодкелден Полуликий, меня так же зовут Живодером. - сказал он на том же языке. - Приветствую тебя в моем доме, женщина.
Катанехта, пересиливая слабость, села. Собственная нагота не смущала ее. Он наверяка разглядел ее тело во всех подробностях, когда согревал ее. По мере того, как разум прояснялся она заметила и то, что ее спаситель, несмотря на мощную грудную клетку и мукулистые, словно свитые из кататов руки, еще очень молод. Наверное ему еще нет и двадцати. Впрочем, в суровом мире заснеженного Севера он уже взрослый муж. Ей показалось странным, что юнец настолько равнодушен к виду ее обнаженного тела.
- Мое имя Катанехта.
Северянин не ответил ничего.
- Можешь взять там одежду. - кивнул Кодкелден, головой указывая направление.
Катанехта медленно облачилась в длинную полотняную рубаху и с некоторым изумлением увидела в куче одежды нечто похожее на юбку.
- Твоей жены? - спросила она.