Показать сообщение отдельно
Старый 10.10.2017, 21:54   #3
Король
 
Аватар для Зогар Саг
 
Регистрация: 12.01.2009
Сообщения: 4,402
Поблагодарил(а): 323
Поблагодарили 529 раз(а) в 325 сообщениях
Зогар Саг стоит на развилке
Сага о Конане 2022 - Последняя битва: За призовое место на Конан-конкурсе в 2022 году Сага о Конане 2021 - Момент славы: Конкурс миниатюры Конан-конкурс Кровавая осень Крома 2020: За призовое место на Конан-конкурсе 2020 Хоррор-конкурс 2020: За победу на хоррор-конкурсе 2020 Призер конкурса Саги о Конане 2018: За призовое место на конан-конкурсе 2018 года. 300 благодарностей: 300 и более благодарностей Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 Шесть человек на сундук мертвеца: За победу в Хоррор-конкурсе 2015 года 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! Первое место на Конан-конкурсе - лето 2010: За рассказ, занявший первое место на конкурсе фанфиков по мотивам Саги о Конане Третье место на конкурсе «Трибьют Роберту Говарду»: За рассказ, занявший третье место на конкурсе рассказов по мотивам творчества Роберт Говарда. Заглянувший в сумрак: За третье место на конкурсе хоррор-рассказов в 2012 году. Безусловный победитель осеннего конкурса 2011: За первое и второе место на осеннем конкурсе рассказов по мотивам "Саги о Конане". 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. Второе место Зимнего Конкурса 2011: Автор рассказа, занявшего второе место на зимнем конкурсе фанфиков. Фанфикер 
По умолчанию Re: Игра Дракона

6. Дети Жабы

Смерть не смогла обезобразить лица Валерии: даже искаженное предсмертной мукой, оно осталось прекрасным. С огромным трудом Конан разжал челюсти мертвой твари и, с помощью Лиссы, обрядил труп в шелковые одеяния, скрывшие обезображенную плоть. Завернув труп в пурпурный плащ, Конан возложил Валерию на палубе ее корабля, на ложе из шелков, мехов и бархата, среди рассыпанных драгоценностей и золотых монет. В ногах женщины лежало несколько окровавленных тел: мертвые черные пираты и после смерти готовы были сопроводить Белую Пантеру в ее последний путь.


Конан поднес факел и яркое пламя вспыхнуло на палубе, распространяясь все дальше. Ветер наполнял трепещущие паруса, которые уже лизали огненные языки, а пиратское судно все дальше уходило в море, на север, откуда некогда Валерия явилась в эти края. И Конан, провожая ее взглядом, вспоминал другое судно и другую женщину, точно также отправленную им в последний путь от берегов одной и той же проклятой реки.


Чья-то рука легла ему на плечо и, обернувшись, он увидел Даррена Пайка.


-Из моря мы вышли и в море вернемся,- сказал пират,- пусть Утонувший примет ее в своих чертогах. То что мертво - умереть не может!


-Она жила как воин и умерла с оружием в руках,- промолвил Конан,- никто не живет вечно. Пусть душа ее обретет покой в море.


С этими словам киммериец развернулся, подходя к Н’коне, присевшему рядом с израненным тенекрылом. Черная тварь на удивление спокойно воспринимала близость черного колдуна, даже прикосновение его рук, но по приближении Конана, злобно зашипела, распахнув зубастую пасть.


-Валерия была бы жива, если бы ты обнаружил свою власть над этими тварями этой ночью,- со скрытой угрозой в голосе произнес Конан. Его рука легла на рукоять меча, но колдун без страха поднял на варвара темные глаза.


-Этой ночью они растерзали бы меня, также как и остальных,- бесстрастно произнес старый негр,- я могу повелевать многими зверьми, но только теми, с кем я жил бок о бок всю жизнь, а не тварями из иномирья. Ты вправе негодовать, но, по правде сказать, если бы не я, после этой ночи могло быть гораздо больше смертей. Могло так статься, что не выжил бы никто.


-О чем ты говоришь?


-Ты видел призрак, несшийся над Заркхебой,- произнес колдун,- узнал ли ты его?


-Да. Но я убил эту тварь двадцать лет назад.


-Убил. Но сжег ли ты его тело, как сжег своих женщин?


- Демон не достоин погребального костра. Я сбросил его тело в реку, как и проклятые сокровища.


-Дело не в том, кто чего достоин,- покачал головой колдун,- огонь уничтожил бы его окончательно. Но Заркхеба пропитана мерзкими чарами, многократно усилившимися после всего, что произошло в мире,- Н’кона сделал неопределенный жест рукой,- и злой дух восстал со дна реки, почуяв рядом своего убийцу. Он сильнее, чем был, ибо дух его слился с духами реки и джунглей и бесчисленных людей и животных, что нашли смерть рядом с проклятым городом. Его могущества оказалось достаточно, чтобы призвать сюда чудовищ из неведомых джунглей. Чтобы расстроить его планы, я всю ночь взывал к Джеббаль Сагу - помнишь ли ты символ, что я однажды начертил для тебя?


-Помню,- мрачно кивнул Конан,- этот символ спас мне жизнь в Пиктских Дебрях и тогда же - чуть не погубил меня.


-Все имеет свою цену,- покачал головой колдун,- и Черный Бог отвел от тебя свою длань - и от всех людей, что пошли за тобой, но взял свою цену. Если бы не я, призрак Крылатого призвал десятки, а может и сотни подобных тварей,- он кивнул на окровавленного тенекрыла,- и только боги знают, остался бы здесь хоть кто-нибудь живой к утру.


-Хочешь сказать, мы легко отделались? - угрюмо спросил Конан.


-Хочу и говорю, Амра,- кивнул Н’кона,- ты знаешь меня давно и знаешь, что я не буду врать. Та тварь еще таится в водах Заркхебы, но твой меч ей больше не страшен. Мне придется остаться здесь и творить долгое и трудное колдовство, чтобы злой дух больше не мог творить зло.


-А что с этой тварью?- Конан кивнул на все еще злобно шипящую виверну.


-Она останется со мной,- слабо улыбнулся колдун,- и быть может, станет первым из здешних существ, кто вспомнит истинное имя Владыки Зверей и Людей. От нее еще может быть польза.


Конан мрачно посмотрел на Н’кону и, не говоря не слова, развернулся, зашагав к кораблям, провожаемый немигающим взглядом двух пар змеиных глаз.


В тот же день пиратские галеи покинули Черное Побережье, взяв курс на Запад. Вместе с ними отчалила трофейная аргосская галера, переделанная во флагман небольшой флотилии черных корсаров Конана, после смерти Валерии ставшим безоговорочным лидером кушитских головорезов. Их ряды несколько поредели, после нападения тенекрылов, но все же их оставалось около полутора сотен: свирепых черных бойцов, по-собачьи преданных легендарному Амре. Вместе с ними двинулись и несколько барахтанцев из числа помощников Валерии, также знавшие Конана по пиратскому промыслу. Рядом с галерой, названной Конаном «Белой пантерой», двигалось и несколько туземных каноэ.


Всего же в пиратской эскадре насчитывалось семь кораблей. В авангарде шел корабль Даррена Пайка «Соленый Утес», воспоминание о неизвестной Конану родине пирата: каких-то островах далеко на Западе. Лисса оставалась на флагмане, однако во время стоянок она нередко переходила на «Белую пантеру», уединяясь вместе с Конаном в его каюте. Теперь Лисса уже куда меньше общалась с чернокожими, что последние, как заметил Конан, восприняли с явным облегчением. Два черных корсара, поимевшие Лиссу совместно с Зангобалом, все же не удержали языки за зубами, похваставшись о своем «подвиге»- и оба погибли в пастях тенекрылов, как и уроженец Летних Островов. Суеверный ум негров быстро сопоставил эти факты и с тех пор черные относились к лиссенийке подчеркнуто уважительно, тем более, что ее взял себе сам Амра.


За устьем Заркхебы привычные места кончились, сменившись ядовитыми джунглями Соториоса. Пираты миновали Зеленую Шлюху и еще несколько поселений, затем остановились у небольшого скалистого островка, на берегах которого возвышались кучи пожелтевших черепов. Пайк оставил в одной из таких груд наиболее оголенные трофеи со своих мачт: «Черепа богу черепов» пояснила Конану Лисса. Киммериец пожал плечами, ничего не сказав, но внутренне передернулся от отвращения.


К вечеру того же дня флотилия Даррена Пайка бросила якорь в устье одного из притоков Замойоса. Напротив него в море угадывались очертания большого острова.


-Мы будем стоять тут,- пояснил Конану Даррен,- и защитим вас, если жабомордые бросятся в погоню. Но на сам остров мы не высадимся –я уже сказал тебе, почему.


-Я помню, что ты сказал Даррен, - усмехнулся Конан, - как-нибудь справимся. Думаешь, камень еще там? И Горт ?


-Не знаю, что с Гортом, но Камень они не упустят,- сказал Даррен,- не в эту ночь.


Конан кивнул: капитан пиратов уже пояснил ему, чем так примечательна сегодняшняя ночь именуемая Зеленолунной. В этот день, поднимавшиеся из Зеленого Пекла влажные испарения становились столь густыми, что на их фоне и Луна принимала зеленоватый оттенок. Эта ночь считалась очень важной в культе Бога-Жабы и никто из пиратов не осмеливался приближаться к острову, когда всходила Зеленая луна. Не рисковал и Даррен - но зато он был готов рискнуть прикрыть с моря отчаянных чужаков.


-Идол стоит у северного берега, - поучал Пайк Конана,- и сегодня они творят там свой обряд. Их много больше чем вас, но, может, вам и удастся застать их врасплох. Но запомни- все что ты достанешь на острове помимо своего камня – мое.


-Не сомневайся,- усмехнулся Конан, - у меня к тебе должок, а свои долги я плачу всегда.


-Недаром тебя прозвали Львом,- в тон ему усмехнулся Пайк,- ну что же, удачи. Надеюсь, к утру вновь увидеть тебя живым.


-А уж я как надеюсь,- хмыкнул киммериец.


Они обменялись короткими тычками в плечо: за время проведенное вместе пиратские капитаны успели сблизиться, хотя и по-прежнему держались друг с другом настороже. Конан легко взбежал на борт корабля, бросая негромкие приказы своей черной команде. Вскоре галера двинулась в сторону Острова Жабы, а за ней бесшумно скользили длинные каноэ чернокожих.


Киммериец стоял на носу, угрюмо смотря на приближавшиеся скалы острова и на ночное светило, бросавшее призрачные отблески на море. Зеленое свечение исказило и черты лиц его команды, сделав негров похожими на ожившие трупы. И снова смутное сомнение закралось в голову киммерийца: не является ли весь этот мир некоей неведомой преисподней, в которой он оказался, погибнув в подземельях вурдалаков? Не является ли остров, к которому они направляются, обиталищем демонов, владычествующих над этим зеленым адом? И не стал ли огонь, заключенный в Сердцем Аримана, отблеском пламени Ада, наконец заполучившего столь долго ускользавшего от него варвара?


Такие мысли обуревали Конана, пока он смотрел на выраставший перед ним остров, но и эти сомненья не поколебали его решимости в том, что он собирался сделать. Сердце, чем бы оно не являлось, оставалось его единственной надеждой на возвращение утерянной короны и Конан не собирался упускать этот шанс, сколь призрачным он бы не оставался. Он еще раз посмотрел на светившуюся гнилушечным светом Луну и негромко выругался в адрес проклятого светила.


-Лучше не гневи ее,- послышался сзади негромкий голос,- в такую ночь Луна слышит даже жабье кваканье и отвечает ему. Не стоит привлекать ее внимания.


Конан резко развернулся и вновь выругался, наплевав на услышанное предупреждение.


- Кром, Немайн и вся их кровь! Как ты оказалась на борту?


-У меня остались друзья в твоей команде,- рассмеялась Лисса, вставая рядом с Конаном, - они спрятали меня, пока мы не отплыли подальше.


Девушка облачилась в кожаную куртку с нашитыми бронзовыми бляшками, кожаные штаны и широкий пояс с медной пряжкой. С пояса свисал уже знакомый Конану изогнутый клинок, называемый тут аракхом, через плечо был перекинут лук.


Ты же не думаешь, что я упущу такое приключение?- продолжала Лисса.


-Никакое это не приключение,- рявкнул Конан,- и тебе тут не место!


-Я сама решу где мое место,- с вызовом сказала Лисса,- не повернешь же ты обратно?


-Может и поверну,- угрюмо произнес Конан,- а перед этим разложу на палубе и задам тебе хорошую взбучку.


-Это может быть возбуждающим,- усмехнулась Лисса,- но разве ты откажешься от своего талисмана. Он там, смотри!


Она вскинула руку, указывая на что-то за спиной Конана и тот, быстро обернувшись, увидел, как за скалистыми утесами, средь зелено-черных теней, сверкают отблески знакомого красного свечения. В тот же миг киммериец услышал размеренный бой барабана и отдаленные крики, напоминающее кваканье огромных жаб.


Острые черные скалы с трех сторон окружали каменистую площадку, с четвертой же стороны моря на берег с шипением выплескивались морские волн. В двадцати ярдах от кромки прибоя вздымалась огромная скала, на вершину которой с трех сторон поднимались грубо вытесанные ступени. Одна из таких лестниц тянулась до самой воды, туда, где в море уходило что-то вроде гранитного волнолома.


Три круга костров окружали черную скалу и перед огнем, кривляясь и завывая, извивалась в уродливом танце толпа существ настолько уродливых, что их лишь с трудом можно было причислить к людскому роду: с выпученными глазами, толстыми отвислыми губами и странными глубокими складками вдоль шеи. На узких головах почти не было волос, а кожа выглядела шершавой и шелушащейся, со странным зеленоватым оттенком. Крупные руки покрывали толстые вены, а меж неестественно длинных пальцев виднелись перепонки, также как и на пальцах босых ног, с огромными ступнями.


Лишенное одежды, все это отродье топталось, выло и корчилось, возле костров и расставленных между ними высоких крестов, на которых повисли тела распятых пленников. Их кожу покрывали страшные раны и кровь стекавшая на землю, по выдолбленным в камне желобкам устремлялась к подножию черного утеса, наполняя окаймлявший его небольшой канал. Еще несколько пленников, ожидая своего часа, лежали связанными на черных камнях, окруживших утес. Над ними, держа в перепончатых лапах ножи из черного камня, стояло еще несколько жабоподобных недочеловеков, в любой момент готовых нанести удар.


А на вершине скалы возвышался исполинский идол, давший название острову: маслянистый черный камень, грубо обтесанный в некое подобие гигантской жабы, почти сорока футов высотой. У подножья перепончатых лап в свете Луны переливались множеством отблесков драгоценные камни и металлы, сваленные в беспорядочной куче. Роскошная золотая диадема украшенная драгоценными камнями, венчала и макушку лежащей среди несметных богатств отрубленной головы с черной бородой. На широком лице с массивными надбровными дугами и глубоко посаженными маленькими глазками, застыло выражение безмерного удивления: иббениец Горт, потребовавший от служителей Жабы столько сокровищ, чтобы ему хватило до конца жизни, не мог и предположить насколько дословно исполнят его просьбу.


Рядом с грудой сокровищ стоял еще один островитянин с выпученными рыбьими глазами и оскаленным ртом с острыми зубами. На его голове также виднелась тиара - золотая, но с примесью какого-то загадочного и более светлого вещества, намекавшая, что это на самом деле сплав золота со столь же прекрасным, но совершенно неведомым людям металлом. Высокая спереди, она имела широкое и причудливо изогнутое по бокам обрамление, ее поверхность покрывали причудливые узоры наводившие на мысль о невообразимых безднах морской пучины. Вихляясь и кланяясь, жрец темного культа, двигался вокруг безобразного идола, простирая руки то к морю, то к полыхавшему меж глаз Жабы багряно-красному камню. Из уродливого рта вырывались слова квакающего наречия и в такт им, огонь, бьющийся в сердце Аримана, разгорался тем сильнее, чем больше крови скапливалось у подножия монолита. Все громче слышались завывания пляшущих отродий и все яростнее бились о берег морские волны.


Вот жрец запрокинул голову издав звук, напоминающий одновременно громкое кваканье и человеческий вопль, и тут же все сборище ответило ему дружным ревом. Разом опустились черные ножи, перерезая горла пленников и алая кровь потоком хлынула в канал. Сердце Аримана вспыхнуло ярким светом, на мгновение озарив весь остров и в этом свете можно было увидеть, как полоса приливной волны в одном месте внезапно подернулась мелкой рябью, тогда как окружавшие ее волны оставались одинаково ровными и гладкими. Вновь раздался вопль жреца и в ответ со стороны моря послышался похожий вопль, почти перекрыв шум волн.


Жрец вскинул руки в священном экстазе, но тут же закачался, словно пьяный, неверящим взором уставившись на торчащую из груди стрелу. Отвисшие губы шевельнулись, будто силясь что-то сказать, но из распахнутого рта хлынул только поток крови. Жрец покачнулся и рухнул перед черным идолом, орошая его собственной кровью.


Ошеломленные культисты недоуменно переглядывались, когда со всех сторон послышались воинственные крики и, из-за окруживших капище скал, на головы поклонников Бога-Жабы обрушился ливень стрел. Вокруг идола началось настоящее столпотворение: одни островитяне пытались укрыться за кострами и крестами, другие, подхватив жертвенные ножи и прочее оружие, кинулись к появившимся на скалах врагам: свирепым черным воинам, ведомых свирепым белым гигантом.


Конан не сразу нашел дорогу к идолу: укрыв галеру и каноэ в небольшой бухте, черные корсары заплутали в хитросплетении скал. Доносящиеся до них вопли поклонников Жабы, эхом отражались от каменных стен и доносясь, казалось, со всех сторон одновременно. И лишь яркая алая вспышка и последовавший за ним ликующий рев, подсказал Конану, где находятся его враги. С окруживших идола скал, киммериец оценил противника и решил нанести удар, прежде чем его обнаружат.


-Вниз по склону,- рявкнул Конан, заметив, что у воинов заканчиваются стрелы,- прикончить жаб!


С воинственным кличем и черные воины устремились навстречу островитянам. В рукопашной те оказались не столь легкой добычей, отчаянно сражаясь за свое мерзкое божество. Обсидиановые ножи, мечи и топоры вонзались в человеческие тела, орошая людской кровью мокрые камни. Но и черные корсары не уступали им в ярости: их клинки опускались и поднимались обагренные кровью. С особой яростью сражался Конан, с каждым ударом меча, оставляя на месте врага две кровоточащие половины. Рядом с ним вихрем металась Лисса, перемещаясь столь быстро, что культисты не могли за ней уследить, до того, момента, как смертоносная сталь аракха рассекала грудь или горло островитянина. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Лисса ошеломляла врага фехтовальным искусством: постоянно меняя позицию, она рубила и колола, тогда как все оружие, направленное в нее, неизменно поражало воздух.


Здесь было не до правил войны - варварский кодекс чести, что впитал Конан с молоком матери оказался слишком благородным для этого народа, и даже жестокие обычаи черных племен показались бы тут слишком мягкими. Их уродливые женщины и обезьяноподобные дети, сражались с не меньшей яростью, чем мужчины, терзая врагов, всем чем попадалось под руку. Толстая женщина, похожая на старую жабу, выпучив глаза и строя жуткие гримасы, метнулась к Конану с окровавленным камнем, которым она только что разбила череп одному из негров. Взмах меча отбросил умирающую фурию на окровавленные камни , но ее место тут же занял высокий воин с боевым топором, зажатым в перепончатой лапе. С утробным ревом, он обрушил топор на голову Конана. Его глаза изумленно расширились, когда киммериец, ухватившись за середину топорища, удержал оружие в воздухе и свободной рукой вонзил меч в живот островитянина. Он закричал и рухнул на землю, зажимая рану из которой ползли кишки. Конан перескочил через его тело и ринулся к черному идолу.


И тут же замер, пораженный новым ужасом, выходящим из моря.


Ритуальные костры уже почти погасли, но от них все еще шел густой дым, образующий почти сплошную завесу. И из этих густых клубов, словно демоны выходящие из пекла, выныривали невообразимые существа: покрытые серо-зеленой чешуей, но с белыми брюхами как у рыб, перепончатыми лапами и зубастыми пастями. Вдоль шеи чудовищ тянулись подрагивающие жабры. Отдаленное сходство с людьми только подчёркивало мерзостность этих тварей. Выпученные рыбьи глаза с ненавистью и каким-то голодным вожделением рассматривали черных воинов и их белых предводителей. Но , несмотря на всю свою уродливость, они не казались совершенно незнакомыми- в этих уродливых, рыбье-лягушачьих мордах угадывались те же черты, что в сильно смягченной форме наличествовали у жителей острова.


При виде их даже Конан несколько оторопел, а уж суеверные чернокожие и вовсе поддались назад, выкрикивая молитвы к Дамбалле и Аджуджо. Казалось еще чуть-чуть и все они обратятся в беспорядочное, повальное бегство, которое погубит всех.


-Кром и Немайн!!!- прорычал Конан, вскидывая меч и обрушивая его на голову ближайшей твари. Острая сталь рассекла уродливую башку и алая кровь густым потоком хлынула на песок.


-Они смертны!- рявкнул Конан,- убивайте тварей. Тому, кто покажет спину перед ними, я лично размозжу башку!


Своего предводителя негры боялись чуть ли не больше, чем всех богов и демонов, поэтому с новым ожесточением обрушились на тварей. У морских чудовищ не было оружия, но его отсутствие они возмещали нечеловеческой силой и проворством. Вновь закипел бой в котором мечи и копья поражали холодную скользкую плоть, а острые зубы и когти чудовищ разрывали людей на куски. Воспряли и культисты, вновь насевшие на осквернителей своего бога.


И все же лучшее вооружение черных брали свое, также как и воинское искусство их белого предводителя. Отбиваясь от наседавших чудовищ, киммериец пробился к черному утесу и, расколов башку метнувшейся к нему твари, бросился вверх по ступеням.


Однако место у подножия идола уже не пустовало: здесь, рядом с убитым жрецом, восседало чудовище, похожее одновременно на жабу, акулу и пародию на человека. На голове твари красовалась драгоценная диадема, подобная той, что венчала голову убитого Конаном жреца. Холодные рыбьи глаза уставились на Конана и жабья физиономия, густо измазанная кровью, осклабилась в гримасе, в которой угадывалась издевательская ухмылка. Перепончатые, почти человеческие, ладони, которыми завершались мощные передние конечности, медленно поднялись, вознося над уродливой головой алый колдовской камень. Толстые губы раздвинулись и чавкающий, будто вязкая грязь, голос начал произносить слова ужасающего заклятия.


— Эо атх шабб ныггер атх нгааа рилла нэб шоггот...


Конан хотел кинуться наверх, чтобы раскроить череп твари и забрать камень, но внезапное предчувствие опасности заставило его обернуться. Культисты, только что яростно атаковавшие черных воинов, вдруг кинулись врассыпную, карабкаясь на окружившие капище скалы. Их подводные союзники, делая огромные прыжки, подобно лягушкам запрыгивали на скользкие камни и исчезая за скалистой грядой. Часть чернокожих кинулась в погоню, но большинство, сплотившись вокруг Лиссы. На ее одежде зияли многочисленные прорехи, бровь рассекала длинная ссадина, но в голубых глазах играло прежнее шальное веселье. Завидев Конана, она шутливо отсалютовала окровавленным аракхом, с прилипшими к нему крупными чешуями. Конан, хищно оскалившись в ответ, перевел взгляд на застывшую у монолита рыбообразную тварь. Но чудовище не смотрело на Конана, уставившись в бурлящие морские воды. Киммериец проследил за его взглядом и почувствовал, как его волосы встают дыбом.


На первый взгляд всего лишь очередной черно-зеленый вал обрушился на берег, разве что слишком медленно и плавно для обычной волны. И она не откатывается назад, но напротив, медленно поднимается из моря, взбухая водяным холмом. И только тогда Конан осознал, что это уже не вода: на берег, тяжко влача колышущуюся тушу, выползала невообразимая тварь.


Словно противоестественное продолжение морcких вод на сушу изливалась кошмарная пульсирующая масса — черная, переливчатая, вонючая. Крупнее чем любой кит, неописуемая тварь состояла из бесформенной пузырящейся слизи. По слабо светящейся поверхности перебегали с места на место бесчисленные зеленоватые огоньки — это выскакивали там и сям, как прыщи, подобия глаз. И вся эта похожая на черное желе масса клубясь, густея и изменяясь, выползала на берег, словно исполинский слизень, медленно приближаясь к застывшим людям.


Когда расстояние между чудовищем и людьми сократилось примерно до десяти футов, один из негров, словно очнувшись, с гортанным яростным выкриком, метнул копье. Оружие с влажным чавканьем врезалось в блестящую черную поверхность и полностью исчезло в ней. В этот же миг мерзкая тварь выстрелила чем-то напоминающим одновременно щупальца и толстую паутину. Блестящие черные нити оплели негра, издавшего душераздирающий вопль и, в следующий миг цепкие щупальца втянули воина в огромный провал открывшийся в горе слизи. С влажным хлюпаньем жуткая пасть поглотила человека, по телу твари пронесся рой зеленоватых огоньков и она, еще больше разбухнув, разом покрыла расстояние, отделявшее ее от людей. С яростными криками чернокожие схватились за оружие, но тварь словно и не чувствовала их ударов: мечи рассекали колышущееся тела без всякого сопротивления, а студенистая плоть тут же срасталась, копья просто проваливались внутрь нее, утягивая за собой и своих владельцев. Множество щупалец , вырвавшись из черной массы, оплели трех негров и их отчаянные крики, прервались когда извивающиеся отростки втянули их в сразу несколько раскрывшихся пастей. Конан окинул взглядом побережье - справа и слева от уродливой твари, точно такие же безобразные монстры выползали из моря, хлеща воздух длинными щупальцами. Конан похолодел, когда осознал тактику, пожалуй слишком сложную для груд безмозглой слизи: пока люди сражаются с первым чудовищем, окружить их и отсечь им путь к спасению.


-Бегите!!!- заычно крикнул киммериец,- спасайте свою жизнь.


-А ты?!- выкрикнула в ответ Лиса. Конан задержался с ответом, взглянув на идола: уродливая тварь все также сидела у его подножья и на уродливой морде расплывалась откровенно глумливая ухмылка. Но не она, заставила Конана позабыть о смертельной опасности, нависшей над всеми, а полыхавшее в перепончатых лапах Сердце Аримана. Кровь застучала у него в висках, глаза застила багровая пелена и Конан, уже не думая о своей жизни, ринулся вверх по ступеням.


-Бегите!- рявкнул он через плечо,- я догоню!


Стремительно он взбежал вверх, но, едва он занес меч, как доселе неподвижная тварь вдруг ожила, лягушачьим прыжком отскочив от смертоносной стали. В следующий миг тварь проворно запрыгнула на макушку идола. Обезумев от ярости и близости желанной цели, Конан запрыгнул следом, привычно нащупывая мельчайшие щели в черном камне. Яростно глядя на глумящуюся над ним тварь, он сделал выпад мечом, но в самый напряженный момент его нога скользнула по и Конан едва удержался на морде идола, вцепившись одной рукой в выпуклую глазницу.


Конан бросил взгляд вниз: его люди, послушавшись его, бежали к утесам. Тех кто замешкался ожидала ужасная смерть: адские твари давили людей в багровую кашицу, рвали их на куски, высасывая кровь и мозг из раздробленных костей, пожирая кричащих и сопротивляющихся негров заживо. Но и на скалах, словно уродливые звероподобные горгульи, уже восседали мерзкие твари. С воинственными криками пираты обрушились на жабомордую нечисть, прорубая путь к спасению. Некоторые из выползших из моря тварей еще преследовали убегавших, но большинство облепили алтарь, слившись в бесформенную черную массу, светившуюся множеством зеленоватых огоньков-глаз. Колышущееся слизисто-студенистое тело открывалось дырами-ртами, истекавшими зеленой слизью, извивающиеся щупальца ползли вверх по ступеням, точно исполинские змеи.


Конан перевел взгляд на жабовидную тварь на морде которой по-прежнему читалось выражение крайней издевки. Слепая не рассуждающая ярость, овладела Конаном и он, напрягая все силы, забросил тело на морду каменной жабы. Он попытался ткнуть тварь мечом, но та, сжав красный камень, спрыгнула вниз, прямо к колышущейся и пузырящейся мерзости. Черная слизь к тому времени выросла выше половины утеса, а извивающиеся щупальца были и того выше. Глубоководный вскинул над головой Сердце Аримана, что-то проквакав и черная стена перед ним вдруг расселась, открывая широкий проход. Бросив через плечо взгляд, полный злобного торжества, рыбомордая тварь, кинулась по образовавшемуся коридору меж подрагивающих слизистых стен. Конан, спрыгнув с идола, почти готов был броситься за ним, но почти сразу студенистые стенки сомкнулись перед ним, и новый пучок черных щупалец, вырвавшись из пульсирующей массы, устремился к груди Конана. Тот наотмашь рубанул мечом, отсекая шевелящиеся отростки. Тягучие слизи при этом упали на его кожу, опалив ее как огнем, но тварь на мгновение отпрянула и Конан, воспользовался этим, отскочив к идолу. Он не мог взобраться на него, понимая, что едва он повернется спиной к чудовищу, оно тут же схватит его. Словно загнанный в западню лев, он смотрел как поднимается вверх пузырящаяся гора, окружившая монолит сплошным кольцом. Лишь в одном месте непрерывность студенистой плоти нарушалась длинным рваным разрывом, похожим на глубокую рану. И из этого разрыва, словно отблеск адского пламени, вырывался алый свет, быстро двигавшийся в сторону моря. Колышущаяся черная масса расступалась перед сиянием Сердца Аримана и смыкалась за спиной Глубоководного. Вот тело твари расступилось перед самым морем и Конан увидел уродливую фигуру выпрямившуюся на берегу в полный рост. На мгновение рыбоподобная тварь повернулась к нему и Конан скрипнул зубами, когда красный свет осветил уродливую оскаленную морду. Издевательское кваканье вырвалось из зубастой твари и чудовище, развернувшись, нырнуло в набегавшую волну. Какое-то время алое свечение еще мерцало в черной воде, но вскоре растворилось, угаснув в непроглядной бездне.


Конан, окаменевший от бессильной ярости и отчаяния, смотрел на море, пока подобравшиеся совсем близко черные щупальца, не вынудили его отступить еще дальше. Он бросил взгляд на скалы: его люди все еще бились с культистами, пробиваясь к бухте, в которой были спрятаны корабли. Глубоководные, будто потеряв интерес к бойне, прыгали в воду со скал будто огромные жабы. Преследовавшие беглецов слизистые твари, словно тоже охладев к погоне, возвращались на берег, вливаясь в обступившую монолит колышущуюся массу, протягивавшую щупальца к ногам киммерийца. Тот яростно рубил их, но студенистое тело, легко разваливаясь на части, столь же легко срасталось вновь, подбираясь все ближе. Только яростное неприятие подобной смерти заставляло Конана вновь и вновь отбиваться от подползавшей мерзости, сражаясь в своем последнем бою, без всякой надежды на спасение.


Внезапно над головой Конана послышалось хлопанье могучих крыльев и ночная тьма над его головой расступилась, будто воплотившись исполинским драконом. Блеснули алые глаза и белые зубы и Конан не выдержав, издал радостный крик, увидев зависшего над исполинского тенекрыла. Пусть он и погибнет от зубов виверны, но даже такая смерть будет предпочтительней, чем поглощение мерзкой слизью.


-Вижу я вовремя, Амра,- послышался знакомый голос, - поднимайся ему на спину, пока эта тварь не добралась и досюда.


Времени на удивление не оставалось: поддев мечом диадему с отрубленной головы Горта и тиару жреца, Конан запрыгнул на спину тенекрыла. Старый Н’кона, направил его вниз и тварь, сграбастав когтями, распростертое у подножия идола тело жреца, стремительно взмыла вверх, так что Конан, едва удержался, одной рукой цепляясь за острый гребень. Черная колышущаяся масса выбросила вверх несколько щупалец, но им не хватило всего нескольких дюймов, чтобы достать хвост крылатой рептилии. Спустя несколько взмахов мощных крыльев, виверна и ее наездники оказались вне досягаемости смертоносных щупалец шоггота.


Даже сейчас Конан не спешил покинуть остров Жабы, упросив колдуна, заставить виверну покружить над морем. Пристально вглядывался киммериец в морскую гладь, каждый миг надеясь, что в воде мелькнет отблеск алого света. Но океанские глубины оставались темны и непроницаемы, так что Конан, с неохотой признал поражение. Черный дракон развернулся и, сделав круг над островом, понесся на восток, где уже мерцало сияние восходящего солнца.



-Кто взял Сердце Аримана?


- Глубоководные, дети Неименуемого.


-Зачем он им?


-Только им ведомо.


-Как найти их?


-В лагунах юга и заливах севера, в пучинах восточных морей и на островах запада. Везде где есть Океан, дети Пучины оставили свой след…


На берегу горел круг из костров и в центре его восседали двое: старый черный колдун, увешанный амулетами и исполин-варвар, с голубыми глазами и черными волосами. Третий лежал на песке: уродливый человек с перепончатыми руками и рыбьими чертами лица. Из недвижной груди все еще торчала стрела и в глазах не было и проблеска жизни, но серые губы все еще шевелились, говоря то, что от него хотел услышать Н’кона.


-Ладно, брось эту падаль,- махнул рукой Конан, - видно, что он больше ничего не скажет.


Колдун пожал плечами и прошептал заклинание. Труп дернулся последний раз и затих: мертвый теперь уже окончательно. Киммериец медленно поднялся на ноги, ненавидящим взглядом окидывая океан. Где-то там, в бескрайних пучинах, пребывал его последний шанс на возвращение короны Аквилонии: шанс, похоже, упущенный им безвозвратно. Глубокая черная тоска стиснула его сердце, при мысли, что все его потери, сражения и надежды окончились столь бесславно.


С трудом он заставил себя выйти из круга костров, направляясь к рокотавшему неподалеку океану. Оттуда уже раздавалось негромкое гортанное пение и рокот там-тамов: большинству черных пиратов удалось уйти с Острова Жаб. Сейчас они праздновали свое спасение, а заодно чествовали Даррена Пайка: под утро пиратский капитан все же не вытерпел, приказав своим людям причалить к острову, как раз тогда, когда поклонники Бога-Жабы, нагнали беглецов отрезав им путь к лодкам. Пираты отогнали островитян стрелами и погрузили на борт оставшихся негров и Лиссу - именно ради ее спасения, бастард с Железных Островов, рискнул нарушить запрет и двинуться на помощь нежданным союзникам.


Вот и он - сидит возле костра с кружкой пива в одной руке и жареной бычьей ляжкой- в другой, в окружении белокожей Лиссы и черной Йененги.


-О, Конан! – пират подскочил, слегка пошатываясь,- садись рядом, выпей.


-Разве что с горя,- усмехнулся киммериец, присаживаясь у костра,- хотя тебе, конечно, есть с чего радоваться. Все же, я привез тебе несколько безделушек.


-Весьма ценных безделушек,- рассмеялся Пайк,- не волнуйся, я дам твою долю.


-Оставь себе,- равнодушно произнес Конан,- я потерял много большее, чем пара камешков.


-Слушай, Конан, - пират склонился ближе к уху Конана,- ты славный воин, да и твои люди отменные рубаки. Раз уж тебе пока не удается вернуть свое королевство- может поможешь кое-кому удержать чужое?


-О чем ты? - без особого интереса спросил Конан, принимая из рук Лиссы чашу с вином.


-После нападения на остров Жабы меня не примут на островах Василиска, - зашептал Даррен,- да и провались они в Бездну. На Западе затевается славная заваруха: Эурон Грейджой одел корону из плавника и объявил себя королем Железных Островов. Но он хочет большего – не только Морской, но и Железный Трон. Он собирает величайшую армаду в истории Вестероса – тысячу кораблей. На Островах слишком мало дерева и людей, чтобы дать ему желаемое, т поэтому он созывает всех, кто знает его по морскому разбою в здешних водах, пиратов со всеми их кораблями. Такой воин как ты и твои черные дикари, могут славно поживиться в грядущей войне.


-Ты предлагаешь мне…


-Плывем с нами на Запад, Конан,- вмешалась в разговор Лиса,- если ты поможешь Эурону овладеть Семью Королевствами, может и он поможет тебе.


Первой мыслью Конана было отказаться: у него не было ни малейшего желания вмешиваться в дела этого чужого и во многом непонятного для него мира. Тем более, что и Аквилония, возможно, оставалась где-то на севере, по-прежнему, пребывая под гнетом немедийских захватчиков, направляемых ахеронским колдуном. Мысль о том, что он ничего не сможет сделать, чтобы вернуть себе трон жгла Конана, как огнем. Но все чаще его посещали и иные мысли… Теперь, когда Сердце сгинуло в морской пучине Конана стали одолевать старые искушения наемника и пирата — стоять на палубе собственного корабля, во главе отчаянных головорезов, мчаться вперед в захватывающем предчувствии схватки, поживы и грабежа… Зачем искать власти над народом, успевшим забыть о нем? И зачем пытаться хватать с неба звезды, гоняясь за утраченной навеки короной? Отчего не вспомнить прошлое и вновь не погрузиться в алые волны войны и разбоя, что так часто захватывали его в былые времена?


С трудом он заставил себя вновь прислушаться к словам Даррена.


-Я сам с Железных Островов,- продолжал Пайк,- и хорошо знаю свой народ. Он тебе понравится: это храбрые воины, привыкшие брать свое железом и кровью. Наш бог- Утонувший Бог, Хозяин Моря. Железнорожденные верят, что они происходят от его детей, русалок и водяных.


Конан вскинул голову, пристально глянув в лицо Даррена.


-Наши жрецы,- еще тише сказал тот,- много знают о море и его обитателях. Быть может, они расскажут тебе и где найти твоих новых друзей.


-Ты умеешь уговаривать, Даррен Пайк,- губы Конана искривились в недоброй усмешке,- хорошо, я согласен. Я отправлюсь на запад, чтобы помочь в вашей драке, а ваши жрецы, пусть помогут мне найти этих рыбомордых воришек. А я уже сам постараюсь убедить их отдать мне Сердце Аримана.


С хищной улыбкой он поднял чашу и сдвинул ее с чашами Даррена и Лиссы, знаменуя становление нового союза, призванного перевернуть историю обоих миров.

For when he sings in the dark it is the voice of Death crackling between fleshless jaw-bones. He reveres not, nor fears, nor sinks his crest for any scruple. He strikes, and the strongest man is carrion for flapping things and crawling things. He is a Lord of the Dark Places, and wise are they whose feet disturb not his meditations. (Robert E. Howard "With a Set of Rattlesnake Rattles")
Зогар Саг вне форума   Ответить с цитированием
Эти 5 пользователя(ей) поблагодарили Зогар Саг за это полезное сообщение:
Kron73 (11.10.2017), Vlad lev (10.10.2017), Денис Шипилов (11.10.2017), Михаэль фон Барток (11.10.2017), хурин (07.11.2018)