![]() |
![]() |
#1 |
Корсар
|
![]() Вниз по кроличьей норе - Едят ли мошки кошек? Л. Кэрролл «Приключения Алисы в Стране Чудес» Банановая шкурка долетела до мусорного ведра, шлепнулась в него, скользнула по гладкому боку пластиковой бутылки и повисла, тихонько раскачиваясь. – Ну! – напрягся Максим, следя за шкуркой как за Бэкхемом. – Ну, не надо! Шкурка качнулась еще раз, а потом медленно сползла вниз и плюхнулась на пол. – Черт! – воскликнул Максим. – Черт! Черт! Черт! Вставать и подбирать не хотелось, но к утру липкая шкурка присохнет намертво. Да и муравьи набегут… Они приходили редко, откуда-то от соседей, привлеченные особенно грязными пятнами или забытыми в тарелке мясными огрызками – но Максим опасался, что когда-нибудь поселятся и у него. Поэтому он печально вздохнул, отложил в сторону планшет, всунул ноги в тапки – делал он все это преувеличенно медленно, нехотя – и пошлепал к ведру. Так же лениво наклонился, поднял шкурку – и с тоской обнаружил, что ведро забито под завязку. – Да что ж такое-то, – развел он руками. Шкурку еще можно было туда впихнуть – как раз между газетой с рыбными очистками и пачкой из-под чипсов виднелась укромная дырочка – но на утреннюю порцию мусора места бы не хватило. А времени на прогулку до мусоропровода по утрам ну никак не было – успеть бы позавтракать да почистить зубы! Ох, да и примета плохая – мол, если после заката выносить мусор, то денег не будет. С деньгами у Максима был всегда напряг – хотя примету это он вроде бы соблюдал. А вдруг все идет из детства? Вдруг он когда-то мальчишкой случайно выкинул мусор вечером – и все, теперь на всю жизнь проклят? Да ну нафик! – он махнул рукой. Ересь какая-то. Не хочется из теплой квартиры вылезать в темный, холодный и вонючий подъезд, вот и лезет в голову всякая чушь. У входной двери он помотал ногой, подумал, переобуваться или нет – как-никак, подъезд грязный, а в тапках он по квартире ходит, иногда даже и на диване валяется… но настолько не хотелось нагибаться, расшнуровывать-зашнуровывать кеды, что снова махнул рукой, подхватил ведро и вышел из квартиры. Кто-то выломал упоры, поэтому пришлось придержать крышку мусоропровода коленом. «Ну вот, – подумал Максим. – Теперь штаны стирать еще, а то и футболку – кажется, я ей тоже прижался к крышке». Иногда его одолевали неуместные брезгливость и чистоплотность – и, подгоняемый ими, он начинал со стирки какого-то одного предмета одежды, а заканчивал генеральной уборкой квартиры. Брезгливо отодвинувшись подальше от мусоропровода и балансируя на одной ноге, он опрокинул ведро над темным вонючим зевом. Мусор весело поскакал вниз, гулко ударяясь от стенки, дробно ссыпаясь мелкими частями и звонко разбившись пивной бутылкой. Максим для верности еще потряс перевернутым ведром, сосредоточенно следя, чтобы соскользнула последняя яичная скорлупа – он все время забывал подстелить в ведро газету или мусорный пакет. Из темноты мусоропровода высунулась рука и схватила Максима за предплечье. * * * Максим истошно заорал и отшатнулся. Больше не придерживаемая коленом крышка, провернувшись в пазах, упала вниз, прорвав в штанах прореху и оцарапав колено. В его руку намертво вцепилась конечность – это нельзя, нельзя, нельзя было назвать рукой, это была именно конечность! – тонкая, белесая, скользкая как сырой кальмар. Четыре пальца – можно ли это было назвать пальцами, эти отвратительные отростки? – держали Максима стальной хваткой. Он снова заорал – крик гулким эхом разнесся по этажам. – Ааааа! Ааааа! – наверное, надо было бы кричать что-то вроде «Помогите!», «Спасите!», а еще лучше «Пожар!» – тогда-то люди, опасаясь за свою жизнь, скорее повысовываются из квартир – но от ужаса связки сковал какой-то спазм, поэтому из раскрытого как у выброшенной на берег рыбы рта выходил рев, сип, рев – но никак не членораздельные слова. – Ааааа! Аххххграаааа! Подъезд затаился. Вечер, будни – разумеется, все давно уже сидят по домам, ужинают или смотрят телевизор. Разумеется, все слышат, как кто-то истошно орет на площадке. И, разумеется, каждый думает, что это забота другого. Что кто-то другой выглянет, сходит на помощь или просто позвонит в полицию. Каждый другой думает, что кто-то другой… – Ааааа! Он размахнулся ведром и ударил по тому, что держало его руку. Попал еще и по себе – и взвыл уже от боли, а не только от страха. Ударил еще раз, еще раз, беспорядочно молотя, попадая то по страшному белесому, то по своей руке, то по трубе мусоропровода. Последнее и стало роковым – пластиковое ведро, и так видавшее виды, треснуло и разлетелось на осколки. Один из них прилетел Максиму в щеку, чуть-чуть не попав в глаз, еще несколько на излете скользнули по футболке и осыпались на пол. – А! – взвизгнул он, растирая щеку. Под пальцами быстро набухала и сочилась кровью царапина – а может быть и полноценная рана. Кажется, удары ведром разозлили существо, сидящее в трубе. Конечность дернулась, напряглась, а потом рванула руку Максима на себя. Он едва удержался на ногах – и откинулся назад, уже со своей стороны вытягивая конечность. Та снова напряглась, перехватила его руку поудобнее – наверное, это был шанс освободиться, но в ту долю секунды Максим даже не успел сообразить – и стала плавно и неумолимо тащить на себя. Его начало медленно затягивать в мусоропровод. Он упирался ногами изо всех сил. Тапки скользили, от подошвы отлетали куски – ах, надо было не полениться, а надеть кеды! – мелькнуло у него в голове. Выбросил ногу вперед, попытался упереться в трубу мусоропровода. Вроде бы получилось – но нога встала криво, мешала отпавшая крышка. – Аааааа! – слабеющим голосом прокричал он. Подъезд упорно молчал. Только в какой-то из квартир снизу завыла собака. Из последних сил он дернулся назад, вытягивая чужую конечность на себя. Та вышла на метр – а далее маячило что-то белесое, на что он боялся глянуть. Он изогнулся, продолжая упираться ногой, стараясь не отдать врагу ни сантиметра, второй рукой подцепил крышку и с силой вбросил вверх, закрывая ее. Та со всего размаху ударила по конечности, дернула ее вверх – вверх пошла и рука Максима, больно выворачиваясь из сустава. Из трубы донесся рев. Что-то зашумело, заколотило в чреве мусоропровода, труба задрожала – но мертвая хватка так и не разжалась. – Вот! Вот! – шумно задышал Максим, ударяя крышкой снова и снова. Руку дергало – кажется, он даже вывихнул ее, настолько быстро набухало болью плечо – но хватка так и не разжималась. В трубе рычало и колотилось, скреблось и царапалось, подвывало и стонало – но так и не выпускало свою жертву. – Вот! Вот! Вот! – крышка била и била, рука уже онемела, но конечности тоже приходилось тяжко. От нее отлетали склизкие белесые лохмы, она превращалась в одну сплошную рану, которая сочилась чем-то вонючим и вязким. Вдруг сила, с которой Максима затягивало в мусоропровод, ослабла. Это произошло настолько резко, что он не удержался на ногах и шлепнулся на пол. – Ииии! – торжествующе выдохнул он, дергая руку на себя. Неужели все, неужели он свободен! Но хватка его не опускала. Пальцы – как ни тяжело было называть эти гибкие белесые отростки, что стальными кольцами обхватили его предплечье, пальцами, но это были именно они – так и не разжались. – Ыыыыы, – простонал Максим, стараясь разжать их. – Ыыыы! Он лежал на полу слишком неудобно, практически под откинутой крышкой мусоропровода, с опасно вывернутой рукой – буквально пара сантиметров в сторону грозила вывихом – и поэтому не мог встать, прежде чем избавится от этой смертельной хватки. То, что держало его, было, несомненно, мертво – у живого существа не может так вывернуться конечность, она не может висеть так вяло, а эти… пальцы… видимо, были теперь сведены предсмертной судорогой. Максим стал вслепую шарить рукой вокруг. Наконец, он нащупал кусок пластика от ведра, быстро пробежал по нему пальцами – нет, слишком короткий и тупой. А вот еще… да, как раз. Он стал орудовать им, как стамеской, пытаясь разжать хватку. Та не поддавалась – он только исцарапал себе руку да чужие…пальцы. Те снова засочились густой массой и она, попав на кожу, стала жечь и пощипывать как соляная кислота. Максим зашипел – не хватало еще, чтобы эта дрянь смешалась с кровью, и он получил бы какое-нибудь заражение. – Ых! – он рубанул осколком ведра по чужим пальцам. – Ых! Кожа – или чем они там были покрыты? – разошлась, обнажая мраморно-белую кость. – Ых! Ых! – он рубил, ища суставы, чтобы расковырять, разрезать их. – Ых! И тут конечность дрогнула. Нервы? Он попал по нервным волокнам? Или по суставу? – Ых! По конечности пробежала судорога. – Ага! – он вонзил острие под кость и стал, проворачивая, расковыривать плоть. Конечность задрожала. И сжалась еще сильнее. – Аыыы! – взвыл Максим, выронив кусок пластика. – Аыыы! Хватка сжималась и сжималась, давя сосуды и кожу – рука немела, словно по ней проехался каток. А потом конечность дернулась еще раз. И поползла вверх. И так же вверх потянулась и рука Максима, поднимая его с пола. Он попытался удержаться ногами, скользя босыми ногами – тапки слетели с него во время падения – но только занозил их осколками ведра. Из темноты трубы высунулась еще одна конечность – и ухватила Максима рядом с первой. Максим выл и захлебывался соплями, стучал кулаком по трубе – но его тянуло и тянуло, сгибая и выворачивая, крутя как тряпичную куклу. Вот уже перед лицом вонючая дыра. А внизу белесое, белесое, белесое. «Я не войду в нее, я не помещусь, я застряну, – пролетело у него в голове. – Я застряну – и меня разорвет напополам. То, что тянет меня, не заметит и разорвет напополам». А внизу белесое, белесое, белесое. «У этого нет глаз, – уже равнодушно подумал он. – У того, кто внизу, нет глаз». Перед ним белесое, белесое, белесое. «У меня будет заражение крови, – мысль ползла вяло и безучастно. – Я изуродован. Труба слишком узкая и кожа снимается с меня лоскутами» Перед ним белесое, белесое, белесое. Мысль теряется, не успев даже сформироваться. Вокруг него белесое, белесое, белесое. * * * Максим летит вниз. Летит и летит, летит и летит. Минуты, часы, месяцы, годы, века, тысячелетия. * * * Кто-то открывает крышку мусоропровода. Упоры выломаны, поэтому крышка отпадает – и кому-то приходится придержать ее коленом. Кто-то выкидывает пакет – он летит вниз, чуть слышно ударяясь о стенки трубы. Когда пакет пролетает мимо, то, что было когда-то Максимом, выпростывает вперед длинную конечность. И хватает за предплечье того, кто стоит у мусоропровода. |
![]() |
![]() |