Хоррор конкурс - Не смотри в глаза Горгоны

[Junta Khan]

Не смотри в глаза Горгоны

— Слышь, папаша, одолжи пару рублей, на пиво не хватает.
В подворотне было темно, свет едва проникал сюда с улицы, и две хваткие тени, возникшие перед стариком, показались сгустками грязного снега. Но лишь показались. Сильные руки прижали старика к стене.
— Вам чего, ребята? — устало проговорил старик. Его жесткое лицо со шрамом под нижней губой и давно не бритой щетиной наполовину скрывали большие черные очки. На шляпе и плечах висели хлопья снега.
— Я же сказал, глухой, что ли!? Поделись баблом, на пиво не хватает.
Старик молча достал кошелек. Открыл.
— Сотни вам хватит?
Один выхватил кошелек, запустил внутрь татуированную пятерню, выгреб несколько бумажек. Все, что было.
— Хватит, — осклабился второй.
— Зря вы так, ребята, — жестко проговорил старик, опуская голову. — Старших надо уважать.
— Заглохни, упырь, — первый приблизился, дохнул перегаром. — Слушай, зачем тебе очки? Модные, глянь, Валера...
Старик стоял, не двигаясь. Гопник протянул руку и снял очки. Повертел в руках и бросил под ноги:
— Дешевка. Ладно, вали, старый. В ментовку лучше не ходи — закопаю. Понял?
Он всмотрелся в лицо старика:
— Ты чо, одноглазый, что ли?
— Типа того, — ответил тот, поднимая голову.
Грабитель вскрикнул.
— Ты чего, Санек? — схватил его за руку кореш.
— Пошли отсюда, — косясь на старика, проговорил парень. – Ну, его, к черту...
Они выбежали на улицу, и метель проглотила их. Старик нагнулся, подбирая очки. Надел и прислонился к стене.
— Зря вы это сделали, — прошептал он. — Господи, прости. Если сможешь...


— Ты чего смурной? Где Сашок? — спросил, открывая двери, Каркас.
Валера протянул руки. В кулаках зажаты две бутылки.
— Умер Сашок. Помянем?
Табачный дым плыл по комнате, струясь между бутылками на столе, взлетая к обшарпанному потолку, к люстре с единственной целой лампочкой.
— Вот так, — сказал Валера. — Вчера еще бухали, а сегодня...
Его глаза бессмысленно двигались вслед за дымом, пальцы крепко сжимали стакан.
— Все под богом ходим, — проговорил, закусывая, Каркас. В комнате было тепло, хозяин сидел в штанах и майке, почти не скрывавшей синий иконостас на спине и груди. — Так что, говоришь, лепила сказал?
— Задохнулся, — угрюмо проронил Валера. — Вот и все. Не понимаю. Как можно задохнуться от стакана водки?
Он нахмурился и посмотрел на свой стакан.
— Херня какая-то!
И залпом выпил.
— Мы с ним так корешились! Такой пацан был... Правильный!
— Да, Сашок нормальный пацан был, — поддержал Каркас, разливая по стаканам.
— Менты, суки, косились, думали, я его пристукнул! А врач сказал: нет, сам умер, захлебнулся. Участковый, гнида, говорит: город не покидай. Не верит. А я за Сашка сам кого хочешь покрошу... Веришь, Каркас?
— Верю, Валера. Давай, махнем.
Они выпили.
— Я тот день по минутам помню, — продолжил парень. — Да днем ничего и не было, а вечером бомбанули старикана в очках. В черных, прикинь — зимой! Ну, и пошли, затарились. Потом на хату к Сашке. Знаешь, — повернулся Валера, — не понравился мне тот старик, гнилой он какой-то, странный.
— А что такое?
Пальцы Каркаса сноровисто нырнули в пластиковый садок с килькой, вытащили рыбку и кинули в рот.
— Щас вот вспомнил... Санек с него очки снял, себе хотел взять. А потом как заорет! И говорит: пошли отсюда скорей.
— Гонишь, Валера. Санек никого не боялся.
— Он и не боялся. Только... Я сам помню. Я его потом спросил: что ты видел? А он сказал: забей, показалось. Темно там было.
— Ты закусывай, давай.
Валера закивал, усердно хрустя огурцом.
— Не идет у меня тот старик из головы, — сказал он. — Словно... Он еще что-то бормотал, старая гнида. Знаешь, он нас вроде как не боялся, а деньги отдал.
— Что за старик? – с интересом спросил Каркас, закуривая.
— Да хер его знает. Впервые видел. В черных очках, прикинь! Но не слепой, это точно. Под губой шрам.
— Погоди, — рука Каркаса стукнулась о край стола. — Что ты сказал? Шрам?
— Ну да, здесь, — показал Валера.
— Вот, б..., он, значит, жив! — выпрямляясь, проговорил хозяин. Заплывшие алкоголем глаза заметно прояснились.
— Ты чего, его знаешь? — искренне удивился Валера.
— Ты в глаза ему смотрел? — вопросом ответил Каркас.
— Нет.
— Повезло тебе, — Каркас встал и налил себе водки. — А вот Сашке нет.
— Э, да что такое? Что ты знаешь? Что это за дед? – тоже привстал гость. — И Сашок тут при чем?
— При всем. Убил он Сашка.
— Чо? — ухмыльнулся Валера. — Ты гонишь. Сашок со мной сидел, а деда не было.
— Ладно, забей. Но той дорогой больше не ходи. Не дай бог тебе этого старичка встретить...
— Да клал я на старичка! Сашка-то тут при чем?
— Вот пятихатка, — Каркас положил на стол купюру, — хочешь узнать, что и как, сгоняй за пузырем. Разговор долгий, а я насухую не базарю.
— Ладно, Каркас, — забрав деньги, сказал Валера. — Я мигом.

Когда Валера вернулся, Каркас сидел на подоконнике и курил. Окно было открыто, метель врывалась в комнату, и дым жалостливо жался по углам.
— Ты чо? Комнату поморозишь, — ставя бутылку на стол, сказал гость.
— Херня это все, — Каркас закрыл окошко. — Наливай.
— Ну что, говори, что за баклан тот, кого мы сделали? Зацепил ты меня, из головы не идет.
— Оно тебе надо? — Каркас всмотрелся в гостя. — С этим человеком встречаться не стоит, а смотреть ему в глаза...
Он не договорил и покачал головой.
— А я думал, он умер. Слышал. Значит, фуфло гнали. Слушай, Валера. Не надо тебе об этом знать. А Сашку не повезло просто. Помянем.
— Погодь! — скулы гостя напряглись. — Ты сказал, что дед убил Сашка — или за базар не отвечаешь? Говори, как есть, до конца! Убил?
— Убил.
— Как убил? Он же задохнулся!
— Вот так и убил.
В комнате стало тихо. Валера молчал и думал.
— Нет, я ни куя не понимаю. Как он убил Сашка?
— Глазом, — сказал Каркас.
— Чего?
— Ладно, расскажу, раз хочешь. Давай, — хозяин разлил и поднял стакан. — Только учти: будешь ржать — выгоню на хер. Это все правда, понял? Это моя жизнь.

— Кириллом его зовут. Дружил я с ним когда-то. Давно, со школы еще, — начал Каркас. — В одном дворе жили. Вместе по дворам бегали, но у меня своя компания была, а он сам по себе, маменькин сынок. Отца у него тоже не было, как и у меня, зато мать была... хех, в детской комнате милиции работала, мы все ее хорошо знали. Потому с ним не водились. Вдруг заложит — а в спецшколу никому не хотелось.
Короче, однажды один из старших заехал ему в глаз. В левый. Синяк был знатный, черный такой... Не помню, из-за чего кипеж был. Кирилл его не заложил, хотя мать, наверно, допытывалась. Но лучше бы заложил...
— А чо так? — подал голос Валера.
— Щас расскажу. Киря никому не сказал, но парень не унимался, хотел его зачморить. Прессовал, бил, даже матери не боялся... Потом год прошел или вроде того... И вот оказались мы с ним в одном дворе. Вечером дело было, темно. Нас трое было: старшой, тот который фингал поставил, Димка Ложкин и я. И Кирилл идет. Старшой сразу его в уголок потащил, пугать начал, карманы вывернул. Я даже вступился, говорю: не надо его трогать, пошли. Пожалел, все же в одном классе учились. Да, будто чувствовал...
— И что потом? — спросил Валера.
— Потом, — Каркас покрутил головой. — Я не знаю, как это рассказать. В общем, когда мы его били, он поднял голову и... Я сбоку стоял и не видел... Димка рассказывал, что глаз... левый... он словно перевернулся. Ушел куда-то вглубь. А на его место всплыл другой. Жуткий. Чужой. Не человечий. Я его не видел, может, потому еще живой... Повезло мне, что тот парень заорал. И Димка тоже. А Кирилл стал голову ко мне поворачивать. Я до сих пор помню, что чуть не обоссался. Но я смотреть не стал и свалил оттуда.
— И что дальше?
— Умер тот парень на следующий день. Задохнулся. Курил с нами во дворе, закашлял, упал и умер. Дымом подавился, прикинь? А Димка через неделю. Захлебнулся в реке, хотя плавал — будь здоров... Теперь врубаешься, о чем я?
— Да ну, — Валера посмотрел на хозяина, ожидая, что тот рассмеется и скажет, что пошутил.
— Все так же сказали. Кто в такое поверит? А через неделю Димка утонул. И Кирилла мы стали за сто метров обходить. Хоть и не верили, но страшно стало на него смотреть. Не объяснишь... И никто его больше не трогал.
Через год он перешел в другую школу и пропал. Видел я его один раз. Зимой, как сейчас. И в черных очках, как ты говоришь. Не знаю, узнал он меня или нет, а я здороваться не стал... А потом слышал, что его машина сбила. Думал, умер он... Мы его в школе Горгоной прозвали. Был такой мультик про шмару одну, она людей взглядом в камень превращала. Убивала, как и он. А глаза после того у Кирилла стали страшные, никто не хотел ему в лицо смотреть.
Каркас плеснул себе водки и выпил.
— Вот так. Значит, жива Горгона.
— Бля, недолго ему осталось! — стукнул кулаком по столу Валера. — Замочу его за Сашку!
— Лучше забудь. Мой тебе совет. Тебе надо постараться, а ему — всего лишь посмотреть. Я о нем и на зоне слышал.
— Он что: тоже чалился? — изумился Валера.
— Сидел в сизо по подозрению. Потом выпустили. Так он и там убил одного. Спортсмен один хотел прессануть. Прессанул... Горгона не стал драться, просто на него посмотрел. И все. Наутро здоровячка в морг унесли. И это не туфта, авторитетные люди рассказывали.
— Каркас, ты в законе, конечно, — взгляд Валеры стал злым и решительным. Водка не расслабляла, а заводила его. — Но я по-своему сделаю! Как надо. Сашка бы за меня любого порвал, мы с ним кореша были, понимаешь!
— Понимаю, — хозяин сел на диван с сигаретой, откинулся на спинку. – Делай, как знаешь. Не человек он давно, поэтому убить не грех. Только в глаза не гляди, понял?
Валера фыркнул:
— Меня всякой херней не напугаешь.
Когда за гостем захлопнулась дверь, Каркас уставился на мутный дверной глазок и медленно проговорил:
— Не смотри в глаза Горгоны.


Звонок заныл протяжно и тревожно. Каркас открыл. За дверью стоял Валера, всклокоченный, грязный.
— Ну, что, сделал?
— Нет, — покачал головой Валера. — Не смог. Прав ты, Каркас, не человек он. Водка есть?
— Заходи, расскажешь, как было.
Валера протянул руку к бутылке, Каркас остановил:
— Погодь. Он на тебя смотрел?
— Да.
— Ты видел?
— Да, — севшим голосом проговорил Валера. — И я не смог. Словно держал кто-то.
Он схватил бутыль и открутил пробку.
— Стой. Не пей. Сперва дай его адрес.
Валера посмотрел на хозяина. Глаза шальные, как после дозы.
— Ты думаешь, что я...
— Я знаю, — сказал Каркас. — Адрес давай. Придется мне...
— Малая Митрофаньевская, пять, во дворе дверь налево. Ты дашь выпить или нет?
— Теперь пей.
Каркас смотрел, как Валера жадно глотает водку. Парень поставил стакан на стол. Сел. Положил на стол финку.
— Зря я тебя не послушал, Каркас. Надо было его сразу кончать. А я... Сам очки с него снял.
— Надо было, — повторил хозяин, глядя на гостя. — Теперь ты мне веришь?
— Верю. Только...
— Не веришь, что умрешь? Не верь. Так легче будет.
— Каркас, давай вдвоем пойдем. У тебя волына есть наверняка. Убьем тварь, а!
— Ты лучше в церковь иди, грехи замаливай. Я сам с Кириллом потолкую. Одноклассники все же. Перо тут оставь, в церковь не бери.
— Не хочу я в церковь!
— Как хочешь, — одеваясь, равнодушно бросил Каркас. — Но я пойду один.
— Я тебя здесь подожду, — сказал Валера.
— Нет! — отрезал хозяин. — Мне твой труп здесь нахер не нужен! Вали домой или куда хочешь.
Он отвернулся, покопался в шкафу, сунул что-то в карман.
— Выметайся, я сказал.
Валера молча пошел к выходу.
— Квартира какая? – в спину спросил Каркас.
— Не знаю. Он пошел на второй. Кажется, направо.


Каркас свернул в подворотню. Глаза привычно обшарили углы: никого. Вечерело. Серые грязные стены нависали над головой. Двор-колодец казался ямой, на дне которой копошились муравьи. Какое дело тому, кто наверху, до этих муравьев, до этой ямы? И муравьям нет дела до него. Сами свои дела решат... Каркас сунул руку в карман куртки и вошел в дверь.
Старая, вросшая в землю, парадная. Асфальт во дворе накатали, и вход превратился в ступеньку, с которой надо прыгать вниз. Запах, который чувствуешь только в старом фонде. Запах прошлого. Запах детства. В таких парадных оно и прошло, во дворах, где учились жизни. Учились поступать правильно. Так, как он поступит сейчас.
Каркас поднялся на второй. "Так, Валера сказал: вроде как здесь. Интересно, он еще жив?" Сердце стучало. Каркас пожалел, что не хлебнул на дорожку, это бы успокоило. Он боялся, но умел контролировать страх. И хорошо знал врага. А это почти победа. Он постучал, игнорируя кнопку звонка.
Дверь открылась.
Это был он.
Кирилл стоял на пороге, постаревший, даже слишком для своих лет. В черных, скрывающих глаза, очках.
— Вы к кому? — спросил он.
Ствол пистолета уткнулся ему в лоб.
— Есть кто в квартире? — спросил Каркас.
— Никого.
— Это хорошо, — уголовник втолкнул хозяина внутрь. — Рук не поднимай, даже не дергайся — башку снесу!
Он рывком развернул Кирилла, упер пистолет в затылок.
— Пошел.
— Это твой кореш приходил? – шагая по темному коридору, спокойно спросил Кирилл.
— Мой, — ответил Каркас. Они зашли в комнату. Такой убогой обстановки вор еще не видел. Даже в камерах живут богаче. Стол и кровать, телевизора нет. Книги стопочкой в углу, к старым засаленным обоям булавками пришпилены фотографии.
— К стене, — скомандовал Каркас. — И не поворачиваться! Убью сразу. Я знаю, что ты за тварь.
— Да ну? — Кирилл усмехнулся. — И что же ты знаешь?
— Много чего. Я учился с тобой в одном классе.
Кирилл кивнул:
— Вот оно что. Одноклассник, значит. Давно меня одноклассники не навещали. Имя скажешь?
— Обойдешься.
Повисла тишина.
— Пришел убить — так убей, — проговорил в стену Кирилл. — Чего тянешь? Я отговаривать не буду. Так даже лучше.
— Не боишься?
— Думаю, ты боишься больше.
— Ты прав, — согласился Каркас. — Но я человек, мне положено бояться. А вот что ты за тварь?
Кирилл хихикнул:
— Слушай, можно я повернусь? Очень хочу тебя вспомнить, — Кирилл вновь усмехнулся. — Ко мне давно никто не приходит — а тут одноклассник с пистолетом. Интересно.
Каркас молчал.
— Ладно, — наконец, сказал он. — Повернись. Но руки по швам!
— Разумеется, — медленно поворачиваясь, проговорил Кирилл. — Так намного лучше беседовать. Глаза в глаза, верно?
— С чего ты взял, что я беседовать с тобой буду?
— Так убил бы давно. Я присяду?
— Нет. Придется постоять.
— Ладно, мне все равно. Ты узнать хочешь, как это началось? Кто я такой?
— Да, — глядя в черные очки, сказал Каркас.
— Что ж. Мне давно хотелось кому-нибудь все рассказать.
— Тебя ударили. В левый глаз. Во дворе. Тогда это и началось.
— Теперь я знаю, кто ты, — сказал Кирилл. – Это ты убежал тогда.
— Теперь не убегу. Рассказывай.
— В школе меня часто били, — заговорил, откинувшись на стену, Кирилл, — ни за что, просто потому, что я не такой, как вы. Хорошо учился, много читал. Я хотел быть с вами, хотел с кем-то дружить, но... Я всегда был один. Я не застучал никого, но и тогда вы меня не приняли. Никто мне не помогал, даже мать. Когда я приходил с синяками, она презирала меня, говорила, что я слабак, что должен уметь за себя постоять. Но я был слишком слаб, ты знаешь. Я даже не мог никого ударить.
— Зато я любил книги. Я много читал, очень много. Это, — он кивнул на кучу книг, — жалкая часть того, что я прочел... Я ходил на книжные рынки, хотел найти что-то интересное. И однажды нашел книгу, старую, в черной обложке. "Практический оккультизм", так, кажется, она называлась. Издание еще до революции.
Я ее купил и... Стал заниматься. Тайные символы, каббала, призыв демонов... К двенадцати годам я безошибочно рисовал семь священных пентаграмм и знал наизусть заклятья, дающие власть над слабыми духами.
Я стал хуже учиться, но мать ничего не могла мне сделать. Я научился управлять ей. Это просто, если знать, как. Рисуешь пентаграмму, прячешь после обряда под кровать, а ночью... Ночью призываешь тех, кто делает маму послушней.
Кирилл улыбнулся, но улыбка вышла жуткой, словно червь изогнулся под темными стеклами очков.
— Однажды, когда меня здорово избили, я захотел отомстить. Я просил у демонов помощи, говорил, что отдам все, что они захотят.
— Свою душу?
— Нет. Зачем им одна душа, когда можно забрать и десять, и сто? Я не стану рассказывать подробности, но после той ночи я проснулся и понял, что стал другим. Что-то вошло в меня извне, пока я спал. Я видел страшные сны, и знал, что это реальность. Если бы ты знал, что происходит здесь сейчас, каждую минуту, какие сущности рыщут вокруг нас, толкают, нашептывают, и дергают твою душу... Думаешь, ты сам принимаешь решения? Думаешь, сам решил прийти сюда?
Кирилл захохотал. Каркас сжал рукоять пистолета.
— Ты никто. Ты даже не пешка. Ты пустой звук, который прозвучит и исчезнет, не оставив ничего. Убьешь меня, — презрительно зашептал Кирилл, — исчезнешь в пустоте. Не убьешь — все равно исчезнешь. Достанешься Им на корм. Потому что мы — лишь развлечение для Них, игрушки. Жизнь бессмысленна, дружок! Ты ничего не меняешь, ничего не можешь изменить. Разве ты никогда не чувствовал, будто что-то внутри влияет на тебя, на твои решения? Тебе кажется: это твой характер, воля. Нет! Нет характера, нет воли, есть Их воля и желание, и мы делаем то, что Они нам скажут...
Каркас слушал безумный бред и думал. Не над тем, что ему говорили, а о том, чем закончится этот цирк. Ясно, что из этой комнаты выйдет только один.
— Сколько народу ты убил?
— Много, — кивнул Кирилл, — очень много. В тюрьме убивал, на гражданке, в армии. И ведь не всех хотел... Так получалось. Они... Они хотят убивать, а не я. Эманации умирающих, их страх и боль – все это они жрут. Душа бессмертна, но у нее семь оболочек, и некоторые весьма съедобны для Них... А я устал от этого, веришь?
Каркас не верил никому. А нелюдям — тем более.
— Я даже мать свою убил, — уже тише, другим тоном произнес Кирилл, — понимаешь, свою мать! И многих, кого знал. Я ходил в церковь, к знахарям — ничего, никто ничего не мог. Кто видел око – тот умирал. Задыхался. И тогда я решил бороться. Я не хотел больше убивать. Купил очки, чтобы Они не могли убивать, когда захотят. Представляешь, так просто: черные очки!
Кирилл нахмурился.
— Только ты не знаешь, какая мука не дать им то, чего они хотят... Они душат меня каждую ночь, терзают, требуют... Я и сейчас их слышу...
Палец гостя лег на курок.
— Иногда я не выдерживал. Недавно меня ограбили, и я снял очки. Они были довольны, и я спокойно спал. Сегодня ко мне пришел еще один. Хотел убить. Я не сопротивлялся. И пусть бы убил... Но он потребовал снять очки. Я не хотел... Тогда он сам их снял. Это твой друг?
Каркас кивнул.
— Мне жаль, — сказал Кирилл. – Правда. Мне давно безразличны люди, большинство — мерзкие твари, не заслуживающие жизни. Но я устал так жить и хочу прощения от Бога.
— Прощения? – сверкнул железной фиксой Каркас. – Ты гонишь! Да кто такого простит?
— Нет, я думаю, нет такого греха, чтобы не простить. Ты ведь тоже убивал. Убива-ал. Я знаю. Они мне говорят.
— Не так, — процедил Каркас.
— Какая разница, если нас с тобой дергает одна ниточка? Это Они, а не мы виноваты, значит, нас можно простить. В церквях образа висят великих князей и царей – а знаешь, сколько народу они положили? И своих и чужих? И ничего – святые! Хотя... откуда тебе знать, ты по истории, наверно, трояк имел, и тот натянули...
Кирилл захихикал.
— С богом ты сам договаривайся, а я тебя прощать не буду, понял? – проговорил Каркас.
Кирилл пошевелил пальцами, наклонил голову, словно пытаясь рассмотреть гостя из-под толстых черных стекол. Потом откинулся к стене:
— Ну, что ж, стреляй. Мне хотелось выговориться, поговорить хоть с кем, хоть с убийцей... Теперь даже легче. Я рад, что ты пришел. Убьешь меня – я буду жертвой, глядишь, часть грехов простится... Убей меня, Миша. Тебя ведь Мишей зовут? Я помню. И Они знают.
Каркас сжал зубы. Рука устала держать ствол, но стрелять он не хотел.
— Я хочу, чтобы ты меня убил, — проговорил Кирилл. — Прямо сейчас. Если не выстрелишь — сниму очки. Я больше не могу так, понимаешь?
Его левая рука медленно поднялась к лицу.
— Они хотят посмотреть на тебя...
Каркас вскочил со стула. Перехватил руку Кирилла, но тот усмехнулся:
— У меня есть вторая рука.
Гость отбросил пистолет на постель:
— Давай, снимай стеклышки! Хочу посмотреть.
Кирилл замер, лицо исказилось:
— Зачем? — застонал он. – Лучше убей...
Его рука медленно, дрожа, словно борясь сама с собой, протянулась к очкам. В тот же миг Каркас зажмурился и вскинул руку с зажатым в пальцах зеркальцем. Кирилл закричал и рухнул на пол.
Гость попятился, пока не почувствовал ногами кровать. Сел, нащупывая пистолет, потом повернулся и открыл глаза.
За спиной было тихо.
— Ты жив? – спросил он.
— Зачем ты это сделал? – с жутким стоном прошептал Кирилл.
— Так в мультике было, Горгона, — не поворачиваясь, ответил Каркас. — Помнишь? Сработало, а? Сработало...
— Сука ты. Лучше бы застрелил.
— Это тебе лучше. А мне справедливо. И руки марать не надо.
— Если бы ты знал, что я видел... — Кирилл нервно затрясся, кажется, это был смех. — Ладно, теперь вали. Мне недолго осталось.
— Привет хозяевам, — бочком пробираясь к двери, ответил Каркас.
— Они в ярости, Миша, — сдавленно прозвучало вослед, — и Они найдут тебя... Рано или поздно. Найдут!
Каркас захлопнул дверь и выбежал из квартиры.
На улице было сыро. Мокрый снег хлестал по лицу. Каркас вышел из подворотни и повернул налево, туда, где из-за мокрых крыш выглядывал золоченый купол храма.