05.05.2015, 22:30 | #1 |
Корсар
|
Хоррор конкурс - Ночные сказки
Ночные сказки — Постой, бабушка, не уходи. Расскажи мне ещё. — Ох, умаял ты меня, внучок, всё никак не угомонишься. Знаешь ведь, что бывает с теми, кто ночью спать долго не ложится? — Знаю, бабушка, знаю. Расскажи мне лучше про Кровавую Луну. — Всё-то тебе страшные сказки подавай. Ну, слушай. Если в полнолуние выйти на улицу, когда стемнеет, да идти одному, без спутника, то можно увидеть в небе не простую луну, а тёмно-багровую, словно кровью налитую. Если заметишь такую, то скорее отводи глаза и беги домой. Не вздумай её разглядывать! Задержишь взгляд ненароком, а потом уже оторвать не сможешь. Всё тебе будет казаться, что она тоже на тебя смотрит, глаза в глаза. Всю ночь так будешь глядеть, и днём тоже, и плакать начнёшь кровавыми слезами, но глаза не отведёшь, так и придётся постоянно в небо смотреть, пока затылок к лопаткам не прирастёт. — Страшно, бабушка. Но я по ночам не хожу никуда, Кровавую Луну не увижу. — Да, ты у меня хороший мальчик, не неслух какой-нибудь. По ночам не гуляешь, тебе и Одолень-птица не страшна. — Что за Одолень-птица? — Летает по ночам над лесами и сёлами птица, размером с хорошего жеребца. Перья у неё чёрные-чёрные, так что в темноте и углядеть невозможно, только слышно, как она крыльями шурх-шурх стрекает. У той птицы три головы: одна совиная справа, одна ястребиная слева, а одна с длинным клювом, как у удода, по центру. Совиная голова высматривает в ночи детей, которые гуляют допоздна. Если увидит кого, то сразу шепчет об этом голове удода. Спускается Одолень-птица поближе к гуляке, и тут Удод так кричит, что у ребёнка сердце замирает, и не может он ни вздохнуть, ни пошевелиться, ни звука издать. Тогда Одолень-птица подходит к нему, не торопясь, и ястребиная голова выклевывает ребенку глаза. — Ух, бабушка, кажется, я слышал вчера Одолень-птицу за окном! — Опять не спал долго, проказник? — Мне, бабушка, кошмары снились. — Наверное, конфет наелся на ночь. Нельзя тебе столько сладкого. Того и гляди доберешься до тех конфет, что я Чёрному Домовому на чердаке выложила. Если съешь их, то пеняй на себя. — А что тогда будет, бабушка? — Чёрный Домовой — скупой хозяин. Раз в день только карамельку лизнёт, так что ему горсти конфет на целый год хватает, не то что тебе. И если кто-то на его лакомства покусится, то Чёрный Домовой так это дело не оставит. Пройдёт ночью по всем жильцам дома, понюхает у каждого, чем дыхание пахнет. Не дай Бог учует сладости! Отомстит. — А как, бабушка? — Будет приходить к тебе каждую ночь и садиться на шею так, что во сне дышать трудно, а тело у него ледяное, как из погреба вынутое. В первую ночь вырвет один волосок. Во вторую — три. Потом — пять. И так с каждой ночью всё больше и больше, пока ты совсем лысым не останешься, только тогда Чёрный Домовой успокоится. А волосы на голове уже больше не вырастут, да ещё кашлять начнёшь постоянно от того, что он своим холодным телом столько времени на твоей шее сидел. — Ой, бабушка, не буду я столько сладостей есть. А то вдруг кто-нибудь другой у чёрного Домового конфеты скрадёт, а пахнуть мёдом от меня будет? Я недавно чувствовал, как у меня ночью волосы сами по себе шевелились. Наверное, это он свои сласти искал! — Волосы у тебя шевелились, потому что ты у открытого окна спишь, на сквозняке. Сколько раз тебе говорила так не делать… Как об стенку горох. Вот прилетит Ночная Стрекоза, мало не покажется. — Ночная Стрекоза? — Огромная такая серебристая стрекоза, размером с твою ладошку, а то и больше. Летает неслышно, а как быстро! Мелькнёт молнией – и не поймёшь, что было. Когда приходит ей пора размножаться, то Ночная Стрекоза залетает в открытые окна к спящим людям и откладывает им яйца прямо под кожу. Крепко спишь, так и не почувствуешь даже. А потом выведется в тебе два десятка личинок, и будут под кожей сновать, пока у них крылья не отрастут. Весь исчешешься до крови. А они потом крылья расправят и через рот и уши улетят в открытое окно искать мамку. — Буду прикрывать окно, буду! Не хочу проснуться с полным ртом стрекоз! А вдруг я их проглочу ещё? Фу! — Всё правильно. Ночью вообще нельзя ничем рот набивать, даже если очень проголодаешься. — Это из-за Полуночного Червя, бабушка? — Да, из-за него, окаянного. Как только пробьёт полночь, так он в каждом продукте появляется из темноты ночи, и никак его не прогнать. Если проглотить хоть кусочек чего-нибудь, то Червь войдёт в твоё тело и будет тебя поедом есть изнутри, пока ничего не останется. Ни костей, ни мяса, ни потрохов — только кожа. — Это я запомнил, бабушка, ночью кушать нельзя. А расчёсываться тоже ведь нельзя, да? — Расчёсываться-то можно, перед зеркалом этого делать нельзя. Глянешь на своё отражение, а тебя с той стороны Зеркальная Пиявка учует. Они по ночам охотятся. — И она через зеркало меня укусит? — Нет, через зеркало она тебя достать не сможет, оно же твёрдое, его не прокусить. Но вот если ты своё отражение потом в воде увидишь, то будет плохо. Даже в чашку с чаем смотреть нельзя. Мигом вцепится и высосет всю кровь до последней капли. — Расскажи ещё что-нибудь! — Никакого сладу нет с тобой. Уж не со Старухой-Темнухой ли ты встретился ненароком? — Кто это? — Старуха-Темнуха бродит в лунном свете, завернувшись в клокастую шаль. Как только попадётся кому на глаза, так сразу оборачивается во что-нибудь: то в куст поразлапистее, то в кучу мусора, то в старое пальто на заборе. Узнать её можно по тому, что она не отбрасывает тени в лунном свете. За ними-то она и охотится. Подкрадётся к тебе сзади, оторвёт тень — и поминай, как звали. А ты потом заснуть никогда не сможешь, начнёшь видеть кошмары наяву, а там недалече и с ума сойти. — Бабушка, со мной такое приключилось! Я два дня назад ходил в туалет во двор, так точно её видел! Издалека смотрю на свет, — вот точно старуха стоит посреди дороги. А потом пригляделся, оказалось, что это поленница наша. Только на тень я внимания не обратил, не знал! Но всё равно бежал с испугу так, что палец до крови о лестницу расшиб. — Ну, я-то сейчас тебя вижу, тень у тебя на месте. Но ты смотри, по ночам-то особенно не шастай в туалет, особенно босиком. У нас тут болото недалеко, не ровен час Болотный Студень с него приползёт. — Это ещё что такое? — Жижа вонючая прямиком из болота. Ползает по земле, прячется где-нибудь в укромных местечках под лестницами. Наступишь в неё босой ногой и почувствуешь, что во что-то мокрое вступил. А посмотришь потом — нога-то сухёконькая. Только с того момента начнёт на ней появляться какая-то дрянь зелёная, вроде мха, а пальцы между собой будут срастаться, пока не станет нога плоская, как у лягухи. — Ничего хорошего нет от болот. А там ещё что-нибудь водится ночное? — Конечно. Звон-Угомон там завсегда есть. — А как он выглядит? — Этого, милок, никто не знает. Он на то и звон, что его услышать можно, а увидеть – никак. Говорят, что если ночью забрести на болото, то можно встретить множество светящихся точек. И если среди них заблудиться, то услышишь в ушах звон, как будто кто-то без передыху в колокол бьёт. Сначала тихий, потом всё громче и громче, а потом разом тебе в голову так ударит, что упадёшь без памяти. С утра проснёшься — но уже не на болоте, а неподалёку. Придёшь в родные места, а тебя там никто не узнает, даже твои родственники. — Бабушка, а Обороть-Медведиха может в болото забрести и потеряться? — Какая ещё Обороть-Медведиха? — Ну как же, ты мне вчера как раз перед сном рассказывала! Что жила-была в лесу медведица с маленьким медвежонком. Непослушный был медвежонок, убегал постоянно от матери. И как-то раз его живьём словили охотники, привезли в город и отдали на потеху то ли в цирк, то ли в зоопарк. А медведица с тех пор бродит по ночам и ищет своего непослушного медвежонка. Если набредает на ребенка, то оборачивается кем-нибудь из его знакомых или близких, а потом болтает с ним долго-долго, чтобы узнать, послушный он или нет. Непослушного, как её медвежонок, она к себе в лес заберёт в качестве расплаты. И узнать её можно только по медвежьим ногам, никак до конца не удаётся ей обернуться в человека. — Ишь, милый мой, напридумывал! Отродясь я тебе такого не рассказывала, а вчера меня вечером и дома-то не было. Забыл что ли? Я к Михайловне ходила мужа её отчитывать, меня всю ночь не было. — Но бабушка, я же помню… — Ложись спать, внучок. С такой-то фантазией тебе мои сказки не надобны, сам выдумаешь. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, бабушка! Бабушка уходит, шумно шаркая по доскам настила. Внучок пристально смотрит на её ноги, но под длинным, в пол, подолом густо-коричневого платья разглядеть что-нибудь невозможно. Дверь со скрипом закрывается, и ночная тишь заполняет детскую комнату. Уснуть внучок не может. |