Конкурс 2016 - Храм Древнего Бога

[Lex Z]

Храм Древнего Бога


1.

На сотни километров вокруг раскинулось удивительное лесное царство. Первозданная глушь и тишина. Время, казалось, словно застыло, и не существует способа вывести его из этого летаргического сна.
А затем тишина была нарушена.
— Во имя Крома! — раздался весёлый возглас.
Чья-то рука раздвинула густую зелень.
И вот на небольшой просеке появилось двое. Огромный, загорелый почти до черноты великан, на украшенном шрамами гордом лице которого горели синие глаза и красивая, изящная девушка, из одежды на которой был только короткий кусок ткани, обёрнутый вокруг бёдер, пробирались на юг между стволов громадных деревьев, на ходу перебрасываясь шуточками и весело смеясь. Совсем недавно красотка была обычной танцовщицей в одном из храмов Заморы, а огромный северянин – авантюристом, вознамерившимся обмануть жрецов Кешана.
— Конан, клянусь, так и было! — воскликнула девица. — Не будь я Муриелой!
— Для тебя соврать – что украсть, — проворчал гигант.
— В смысле, также неприемлемо? — обратила она к нему смешливое лицо.
Мужчина фыркнул.
— В смысле, также легко.
Красотка шутливо пихнула его кулаком в бок.
— Да ну тебя!
Назвать Конана белокожим можно было с очень большой натяжкой – странствия по земле Чёрных королевств сделали его кожу чернее агата, и только непохожие на негритянские черты лица отличали его от исконных жителей этих земель. И всё же он был родом из дальнего края мира – суровой страны варваров, Киммерии, где вековые ели стонут под порывами ветра. Девица же обладала своеобразной южной красотой, в которой смешались черты всех народов – понять её происхождение было невозможно.
— А ну погоди, — сказал дикарь.
— В чём дело, Конан? — испуганно переспросила девица.
— Что-то мне не нравится эта земля. Посмотри: что это за камень торчит изо мха и папоротников?
— А что с ним? — Муриела ухватила за его руку.
— На валун он не похож. А ну-ка не цепляйся, девчонка. Сдаётся мне…
Конан сделал шаг и, внезапно, с воплем ухнул вниз.
— О Кром и Сет!
Девица в ужасе рухнула на колени.
— Конан, ты живой!
— Да, демон меня побери! Это дом!
— В каком смысле, дом? — опасливо уточнила танцовщица.
— Мы шли по крыше, — гулко донёсся до неё голос киммерийца. — Сверху она заросла мхом и травой, но, стоило мне ступить на неё, как гнилое дерево проломилось. Жаль, тут нет никаких сокровищ.
— Конан, вылезай, — испуганно взмолилась девица. — Мне страшно. Вдруг ты потревожишь древних богов?
— Что богам делать среди гнили и паутины? — резонно заметил варвар. — Не трясись ты, это всего лишь старая рухлядь.
Его пальцы ухватились на край провала, мгновение – и он уже выбрался наружу.
— Однако, это совсем непохоже на постройки чернокожих, — хмыкнул он. — Камень, дерево, даже резьба, правда противная какая-то – сплошь змеи, как у стигийцев, и ещё жабы. Ни дать ни взять, мы наткнулись на старый город. Можно было бы поискать сокровища – бьюсь об заклад, тут целые развалины под травой. Их занесло землёй, на них выросли деревья, но, клянусь Кромом, мы идём по крышам! А тот камень, что привлёк моё внимание – верхушка храма!
— Нет, нет, Конан! — взмолилась девушка. — Не нужны нам сокровища богов! Это плохо кончится! В таких местах обитают духи! Давай обойдём его!
— Обойдём, — проворчал варвар. — Дура, что ли? Забыла, что справа – горы, на которые не вскарабкаться, если только ты не обезьяна. Положим, я бы залез, содрав пальцы в кровь, но ты точно бы осталась внизу. А слева это дурацкое болото, из которого мы только выбрались. Куча мошкары, ногу поставишь – провалишься по колено. Нет, придётся идти по крышам. Не так уж ты и боялась, когда в Алкменоне изображала богиню Елайю! Ну же, девочка, где твоя храбрость!
Муриела лишь вздохнула.
Они преодолели уже большой путь на юг.

Они пересекли саванны наездников на слонах, вышли к громадным морям пресной воды, перевалили через растрескавшиеся горы и очутились в начале длинного, топкого, покрытого в своём начале нефритовым ковром джунглей плато, то понижающегося и превращающегося в кишащие змеями болота, то повышающегося и превращающегося в плодородную саванну.
Им пришлось бежать от мести кровожадных людоедов-гамула, преследующих их с самого Возвышения Сета. С одним-двумя Конан бы справился, но они шли за ним целым племенем, преследуя с упрямством львов-людоедов, после того, как он прикончил их шамана. Ел он мало, спал и того меньше – звериная выносливость варвара творила чудеса. Шёл бы и быстрее – но Муриеле это было не под силу.
Но незадолго города людоеды-гамула повернули.
Конан с недоумением смотрел с края плато, как фигурки широким полукругом удалялись от них. Он задумался, что могло прогнать свирепых дикарей. Возможно, что им просто надоело преследование, однако странно, что преодолев коварные, топкие, кишащие змеями болота, они отказались от преследования на ровном плоском плато. Быть может, они боялись того, что обитало здесь? С чем они столкнуться? Львы-людоеды? Ещё одно племя дикарей, готовых полакомиться их плотью?

— Давай, — пихнул её киммериец. — Здесь крыша достаточно прочная, я стою и не падаю вниз.
Муриела робко сделала первый шажок.
Наконец, одолев заросший травой город, они снова вышли в лес, где под ногами была твёрдая почва.
Конан и Муриела заночевали между могучими высокими подпорками древесных корней, поддерживающих ствол древесного великана. Он походили на перистиль храма с множеством колонн. Среди них можно было блуждать, как в узких коридорах. Иногда их разрезали, как в самых настоящих храмах, более или менее ровные проходы-нефы. Не хватало только статуэтки какого-нибудь загадочного лесного божества.
Утром они продолжили путь.

Муриела дивилась выносливости киммерийца.
Он без устали, порой сопровождая свои шаги потоками сочной ругани, искал проходы в непролазной зелени, прорубал порталы, подтягивался, втаскивая уставшую танцовщицу на лабиринт древесных ветвей, и с улыбкой пропуская её вперёд, когда нужно было проползать под немыслимым переплетением ветвей на четвереньках. Несколько раз он удержал её руку в полулокте от гнезда страшных земляных ос, удержал от опрометчивого шага в сторону многомиллионной армады красных кусачих муравьев. Казалось, его острые глаза замечают любую мелочь.

Наконец, они одолели невысокую гряду из красноватого камня.
И увидели город.
Высокие стены вставали над тропической зеленью плато. Башни из розоватого и зелёного камня парили над качающимися головами пальм, и весь город казался волшебным видением, непонятно как оказавшемся в этом буйстве жизни. В отличие от гиборийских городов, лес перед городом не был вырублен, словно аборигены не боялись нападения. Мохнатые головы пальм покачивались под самыми стенами из странного зелёного камня, похожего на малахит или яшму.
— Что это? — изумилась Муриела.
— Чтоб меня пожрали демоны, если я знаю, — проворчал Конан.
Он проверил, легко ли меч ходит в ножнах.
— До Зембабве ещё далековато.
Подход к городу скрывали густые волны зелени. Молочаи, агава, заросли папоротника – всё перемешалось в этом зелёном буйстве. Заросли колючих растений защищали город не хуже крепостных стен. Наконец, обогнув город по периметру, странники увидели широкие, ничем не защищённые арочные ворота. Возможно, некогда в них находились сбитые бронзовыми скобами массивные створки, но в таком случае они давно рассыпались в пыль. Арка была абсолютно пустой. Её сторожили два громадных чернокожих воина. Увидев белокожего странника, они обменялись удивлёнными восклицаниями.
— Будь я шемитом, да это стигийский! — не менее удивлённо отозвался варвар. — Чтоб змеи пожрали мои кишки, это не зембабвейцы!
— Они нас не убьют, Конан? — взмолилась Муриела.
— Пёс их знает.
Варвар нахмурился.
— Я знаю пару слов на стигийском. Погоди.
Хмуря лоб и изъясняясь больше жестами, чем языком, он рассказал, что явились они с севера, его зовут Конан, танцовщицу – Муриела, и они бы не отказались найти приют, пищу и воду в этом городе.
Воины, по-прежнему изумлённые, посторонились, пропуская их внутрь.

Муриеле казалось, что она попала в сказку прошлых веков. Перед ней возносились в небо зелёные ступенчатые пирамиды, простирались выложенные шестиугольными плитами площади и изумительной красоты амфитеатры из зелёного искристого камня. Основания пирамид украшали лица змееподобных чудовищ. Муриела слыхала, что далеко на юге дремлют позабытые города и цивилизации, но никогда не надеялась увидеть их сама. В лёгком оцепенении она взирала на дверные притолоки с изображением черепов и странных, недовольных богов.
И всё же город производил странное впечатление.
Он будто не был жилым.
Величественный и древний, ныне он был заселён племенем, которое едва ли можно было подозревать в цивилизованности. Обитатели этих развалин – иначе и не скажешь – были явно чернокожими, с лёгкой примесью стигийской крови. Они всего лишь жили в покинутых зданиях, облюбовали для жизни многочисленные длинные строения с широкими окнами.

Чернокожие были похожи на любое другое из племён Куша.
Одеждой им служили сплетенные из травы юбочки, плотно обёрнутые вокруг бёдер лоскутки шкуры леопарда или кусок выделанной кожи буйвола, висевший на поясе из жирафих хвостов и прикрывающий лишь бёдра сзади. Девушки же многие же были и вовсе обнажёнными, щеголяя лишь ярко-алыми бусами из кораллов, серёжками из кусочков тигрового глаза или браслетами из тонкой золотой проволоки.
— Конан, — пихнула Муриела его локтем. — Они не строили этот город! Это же дикари!
— Кром знает, — последовал ответ. — Раз говорят по-стигийски, значит, возможно, родом оттуда, просто перемешались с неграми и одичали.
— Да уж, одичали…
Танцовщица развела руками:
— Да они тут просто варвары!
Конан хмыкнул.
На коленях одного из молодых парней в муче из светлой кожи буйвола лежала изумительно красивая головка полностью обнажённой девушки. Она спала, её мелко переплетённые косички разметались по бёдрам эбеновокожего великана. Поймав взгляд Муриелы, он улыбнулся ей в ответ.
Солнце уже садилось.
Их отвели в одно из зданий, кинули на пол несколько циновок из сплетённой травы и принесли плоды на щербатых глиняных мисках. До Конана и Муриелы помещение явно пустовало, и давно: в углах висела паутина, на полу – мусор из сухих листьев и песка. Похоже, город вымирал – чернокожие даже не заселяли все здания, а может, предпочитали селиться в обычных хижинах. Впрочем, не было похоже, чтобы кто-то намеревался причинять им вред; по крайней мере, до завтрашнего дня. Конан быстро проглотил свою часть угощения и растянулся на камне.
— Поспи, — буркнул он. — Пёс его знает, что будет завтра.
Муриела и впрямь вытянулась и попыталась заснуть.
Но где там!
То за ними гнались людоеды, а теперь – этот город.
Наконец, она прильнула к Конану.
— Конан, я не могу уснуть!
— И чем я тебе помогу, — недовольно буркнул киммериец.
— Ну, ты бы приласкал меня, что ли…
— Кром и молния! Нам завтра, возможно, перережут глотки, а она думает про плотские утехи! Оставь меня, женщина.
— Ну Ко-о-онан!
— Кром и Мананнан!
— Ну и иди ты! — обиделась она и отвернулась.
Муриела долго ворочалась на своей циновке и, наконец, забылась неспокойным сном.

2.

Прошла неделя, прежде чем их позвали к королю – тот отсутствовал, где-то в странствиях на юг от Талума – так чернокожие звали свой город.
За неделю они узнали о нём немало.
Плоские и болотистые земли постепенно повышались к югу, до тех пор, пока не переходили в первые отроги гор Чьямпа, образующих здесь естественное плато чуть больше полусотни метров высотой. К северу от плато с него открывался прекрасный далёкий вид на бесконечные равнины, реки и озёра, а южнее за ним стеной возвышались высокие, поросшие тропическим лесом горные хребты. На этом плато и был построен древний город.
Архидревний.
Стратегически выгодное положение древнего города, на краю обрывистого плато, позволяло Талуму господствовать над простирающейся внизу плодородной равниной. Однако времена его славы давно прошли. Теперь город жил лишь воспоминанием об былых днях. Его враги, напуганные некогда опасным соседством, откочевали далеко на север, и с тех пор ни одно племя, напуганное дурной славой здешних земель не приближалось к пределам города.

Пирамиды, старинные здания и храмы располагались на севере города. Жилые постройки располагались вокруг без какого-либо видимого порядка, образуя своеобразный хаос невысоких мазанок, крытых пальмовыми листьями. Впрочем, дома стояли только на высоких местах – грядах холмов, естественных буграх, возвышениях, выходах скалистых пород или же на искусственно возведённых платформах – словом, везде, где болотистая почва Талума не обещала поглотить дома спустя несколько месяцев после постройки.
От Керуи – негра, которого приставили общаться с чужеземцами, и с которым Конан худо-бедно объяснялся на стигийском, странники узнали, что некогда, в незапамятную старину, вокруг находились Холамтун, Оаль, Коросаль – их бывшие соседи, бывшие города великой империи. Ныне их поглотили болота и оплели зелёные щупальца джунглей.
Талума же в переводе со стигийского обозначало «Змеиное место».
Змей здесь и впрямь было предостаточно.
Эти плотоядные животные находились в просторных, светлых, хорошо проветриваемых клетках из плотно подогнанных друг к другу толстых деревянных прутьев. Их кормили домашней птицей, собаками и мелкими полудикими свиньями. А в древние времена, говорят, и людьми.
А однажды Конан видел, как по мощёной огромными шестиугольными каменными плитами из странного искристого зелёного материала площади неторопливо, медленно переставляя ноги, брёл массивные серо-зелёный крокодил – из породы тех чудовищных монстров, которые держат стигийцы в Птейонских храмах. Он равнодушным взглядом проводил расхаживающих по улице людей и с видом глубокого удовлетворения плюхнулся в один из речных протоков. Гиганстких рептилий обильно кормили во дворе храма, поэтому, на людей они хоть и нападали, но редко.

К Конану и Муриеле относились, как к диковине.
При их приближении показывали пальцами; взрослые прятали детей; лишь немногие воины держались спокойно, посматривая на чужаков с определённой угрозой. Впрочем, Конан был рад возможности отоспаться на сухом, поесть нормальной еды. Из города их не намеревались выпускать до появления короля – это стало ясно как божий день уже скоро. Конан подумывал пробиться с оружием, благо клинок у него не отобрали, но решил отложить это до лучших времён. В конце концов, они просто странники – пусть и необычные в этой части мира.
Чего им бояться в городе, пусть даже настолько странном?
Хотя определённая опасность, пожалуй, была.

Талумцы жили, как жили люди в древности – окружённые неведомыми чудовищами, отрезанные от окружающего мира, ощущающие себя защищёнными лишь в стенах своего города. А за его стенами – словно открывался хаос и бездна. Странные создания бродили там, и неизвестно, наткнёшься ли на зверя или на духа. Жители Талума ещё помнили о тех временах, когда человек был ещё не полноправным хозяином земли, а лишь игрушкой, экспериментом в руках Древних тварей из Мрака и Пустоты. Люди из других городов, особенно если они хоть немного отличались чертами лица или цветом кожи, мнились им богами или демонами, и им либо приносили жертвы, либо их самих приносили в жертву на алтарях.
Обитатели Талума никогда не видели таких людей, как Конан и Муриела.

Наконец, на восьмой день пребывания, их позвали к королю.
Король принял их в большом здании на вершине холма; в нём было чисто, полы устилали циновки и шкуры, в помещениях было полно воинов, и миловидных чернокожих девиц, совершенно голых, но со сложными причёсками, в которые были вплетены цветы; с браслетами на руках и ногах. Король сидел на каменном троне, выполненном в виде рычащего, обнажившего клыки леопарда. В его лице не было ничего негроидного. Это было прекрасное, хотя и чёрное лицо сошедшего на землю бога. Эбеновокожий король определённо принадлежал к другой расе, нежели большинство населения города. Или, быть может, сохранил чистому крови своих предков, в отличие от ремесленников и охотников, смешавших кровь с племенами Куша.
Конан приветствовал короля кивком головы.
Муриела же, спеша выразить почтение, поклонилась так низко, что едва ли не споткнулась.
Король мрачно улыбнулся.
— Приветствую вас, странники с севера, — сказал он на искажённом кешанском. — Мне ведом язык северных демонов, но вы не из них. Никогда мне не доводилось видеть таких людей, как вы. Наш народ ведёт свой род прямиком от богов. Древних богов Чёрной Земли. Богов, что ходят во тьме. Чёрных богов. Скажите же мне, кто вы? Демоны или боги?
— Мы люди, — сказал Конан, не отпуская рукояти меча. — Люди, просто издалека.
— Это ложь, — возразил ему король. — За пределами города нет людей. Есть только людоеды-гамула, но они полудемоны, выродившиеся потомки нашего народа. Если вы солжёте мне, то мы скормим вас крокодилам.
— Там полно людей, — возразил Конан. — И куча городов. Не таких больших, но всё же. Хотя есть и побольше вашего.
— Богохульство! — рыкнул король. — Талум – последний из городов. Были и другие, но все их забрал лес. Говорят, далеко на севере демоны страны Кешан живут в городах, но они не люди и мы, если ловим, то убиваем их.
— Будь по-твоему, — покладисто согласился варвар. — Мы боги. Боги с севера. Боги в наших местах живут в городах и тоже сражаются с демонами из Кешана. Вы дали нам приют, воду, еду, когда мы спасались от гамула, и за это мы благодарны.
Король испытующе посмотрел на него.
— Что скажешь, Бакалу, — обратился он к старику подле трона.
Тот, сухой и большеголовый, в маске, размалёванной красным и белым, стукнул по полу длинным чёрным посохом.
— Это ложь, — глухо сказал он. — Нет богов на севере, ибо подлинные Боги живут в лесах Юга. Древние боги, чёрные боги. Те, что ходили по земле в облике змей. Но демоны с севера, белые демоны, изгнали наших богов! Они заперли их в пирамидах, они загнали их внутрь земли! Север несёт лишь смерть! Так смерть же им!
Шёпот прошёл по собравшейся толпе.
Высокие, украшенные ритуальными шрамами чернокожие возле трона подняли массивные копья с листовидными наконечниками.
— Смерть! — повторили они на стигийском.
— Порой белые демоны приходят к нам, — продолжил колдун. — Они являются с севера, и помыслы их нечисты. Ты не помнишь их, о король, ибо это было давно. Так случилось при твоём деде, и деде твоего деда. Но я помню, ибо живу уже давно. Они ищут лишь сокровищ. Мы оказываем им благодеяние – отправляем их назад, в серые равнины ада!
Конан с проклятиями вытащил клинок.
— Демоны меня дёрнули заночевать здесь! Муриела, готовься бежать к выходу, — рыкнул он на заморийском.

Но бежать было некуда – в двери стояли воины – добрый десяток. Даже если бы варвар прорубился через толпу, Муриелу бы вытащить наверняка ему не удалось.
А колдун приблизился к нему.
Его перья вздымались и опадали, дьявольская маска то опускалась, будто он выискивал что-то под голыми чёрными ногами, то вновь обращалась на пришедших. Его браслеты гипнотизирующе звенели, белёсые глаза сверкали, как кристалл, а посох мелькал, как сумасшедший.
Колдун, пронзительно завизжав, с сатанинской улыбкой указал на застывшего рядом Керуи.
— Ты якшался с демонами! — выкрикнул он. — Смерть и тебе! Смерть!
Ошеломлённый Керуи смотрел на роковую указку, подняв руки, словно тщась остановить смертельную субстанцию, которая проникала в его тело. Его щёки посерели, глаза приобрели стеклянный блеск, лицо ужасно исказилось. Он попытался закричать, но крик застрял у него в горле. На губах появилась пена. Ело тело начало содрогаться, он попятился и упал на землю, корчась, будто в предсмертной агонии. Жители расступились, поражённые ужасом.
Колдун внезапно поднял голову и посмотрел Конану прямо в лицо.
— А теперь, белый демон, — внезапно сказал он на чистейшем кешанском. — Подойди, и мы посмотрим, какого цвета у тебя сердце.

Конан с рыком ударил клинком.
Но промахнулся – а это случалось с ним нечасто.
Что-то обрушилось на мозг Конана.
Словно сжало его раскалёнными обручами. Он пошатнулся, не в силах выдержать этой пытки. Казалось, чьи-то дьявольские руки огненными пальцами продавливаются в его голову. Конан утратил связь с реальностью. Казалось, он унёсся куда-то на ослепительные равнины, чей один только вид доставлял ему невыносимые муки своей пронзающей ясностью. И в этом в калейдоскопе сверкающей боли он подумал о Муриеле. Чем была она виновата, маленькая танцовщица, против своей воли заманенная в эти проклятые земли.
Он подумал, и словно сноп раскалённых искр взвихрился перед его внутренним зрением. Чудовищная боль стала отступать. Медленно, шаг за шагом, он боролся с этой напастью. Медленно отходя от пульсирующей боли, ещё не вполне твёрдо стоя на ногах, Конан воззрился на открывшуюся ему картину.
Муриелу схватили; двое чернокожих прочно держали её за руки.
Конан зарычал, но в этот миг колдун метнул ему в лицо горсть жёлтого порошка, и Конан остановился. Внезапное жжение окутало его горло.
Он попытался сделать шаг и не смог.
А потом будто погрузился в сон. Он видел, осознавал, всё, что с ним произошло, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. В потустороннем ужасе наблюдал он, как Бакалу приказал увести Муриелу – и подготовить к приношению богам. События плавно проплывали мимо его сознания, не оставляя возможности вмешаться. А затем чёрный колдун подошёл к застывшему, как изваяние Конану. Ухмыльнувшись, он заглянул в его глаза, и чёрная дьявольская ухмылка заполнила всё пространство перед лицом киммерийца.
Более он не помнил ничего.

3

Очнулся Конан в тюрьме.
Да, наверняка это помещение и было некогда тюрьмой – до тех пор, пока город не опустел, и некого стало держать в камерах. Как всегда в подземельях, здесь царила промозглая атмосфера. Узники в таких камерах быстро начинали кашлять, и спустя несколько лет погибали от страшной чахотки. Пока что железное здоровье варвара противостояло цепкому холоду, и в любом случае, Конан не собирался задерживаться здесь надолго.
Зачем его удержали здесь?
Почему не прикончили сразу?
Быть может, для пыток?
Выход из камеры перекрывала бронзовая решётка, которую даже Конан не сумел бы погнуть, и вместо щеколды на ней висел массивный железный замок. Варвар хмыкнул со смесью сожаления и уважения. Хозяева этой тюряги знали, как удержать узников. Замок был куда моложе города, и наверняка украден жителями у «северных демонов Кешана».
Но ему нужно было помочь Муриеле.
Бездействие не было свойственно дикарю.
Конан попробовал разогнуть звенья массивной цепи, однако они оказались слишком толстыми и крепко склёпанными. Варвар простоял некоторое время, размышляя, а затем, очевидно, какая-то мысль пришла ему в голову, и лицо озарила саркастическая улыбка. Он подошёл к грубо обработанной каменной стене, намотал цепь на правую руку и, упираясь ногами в неровную стену, напрягся изо всех сил. Мускулы на руках вздулись узлами, жилы на висках набухли и побагровели. Лицо выражало предельное напряжение, а грудь раздувалась, словно кузнечные меха. Тело превратилось в совершенный механизм, объединённый в одно титаническое усилие. Капельки пота стекали с прорезанного морщинами лба.
Сталь не подвела, но зато не выдержал камень.
Цепь дрогнула, и стала со скрипом поддаваться. Дюйм за дюймом стальной штырь выползал из грубо сработанной каменой стены, а затем, лопнул, внезапно со звоном переломившись. Конан кубарем полетел на пол, но вскочил на ноги, торжествующе улыбаясь. Кандалы оставались на руках, и выход преграждала бронзовая решётка, но варвар не намеревался сдаваться. Ему удалось вырвать у судьбы первую маленькую победу – кто знает, как повернуться дела дальше?
Конан намотал тяжёлую цепь на руку.
Его лицо прорезала волчья улыбка.

А затем в камеру плеснуло жёлтым масляным светом. Кто-то спускался вниз.
— Конан, — донёсся до него голос.
— Керуи? — изумлённо переспросил киммериец. — Ты жив?
— Я жив, — негр оказался напротив северянина.
Он держал в руках связку ключей – старых, почти полностью проржавевших.
— Бакалу думал, что убил меня! Но я верю тебе. Кешанцы не демоны, я видел их, когда охотился на антилопу. И ты не демон. Спаси Муриелу.
Звякнул замок, и Конан оказался на воле.
Конан ухватил негра за плечи и встряхнул.
— Куда идти?
— Я провожу тебя.

Солнце садилось, заливая кровавым заревом древние камни.
А жители Талума праздновали.
Опьянев от напитков в и радости, они предавались нескончаемым пляскам, испуская дикие вопли и хохоча хриплыми голосами, словно стая чудовищных демонов.
Грохотали барабаны, гудели рога, словно в деревню пришла чудовищная южная гроза.
Казалось, людей охватила какая-то странная болезнь: они махали руками, делая конвульсивные движения, хриплые голоса слились в дикий вой.
— Идём, — потащил Конана за собой туземец.
Вскоре они оказались в центре города.

Перед пирамидой.
Пирамида была облицована каким-то светло-зелёным камнем, и украшена изображениями птиц, ракушек, жаб и змей. Изображение ракушек киммериец счёл довольно-таки загадочным, но всё прочее водилось кругом в изобилии.
— Прячься, — Керуи увлёк киммерийца за камень.
На площадку перед пирамидой вышел жрец в пышном костюме из страусиных перьев и перьев зелёных попугаев. На этот раз он был без маски. Это был невысокий, приземистый человечек с какими-то неуловимо змеиными чертами лица. У него не было ушей, но был тёмный, землистый цвет лица и мелкие острые зубки.
Конана пробрала дрожь.
Он знал, что многие племена на территории Чёрных Королевств подпиливают себе зубы, но зубы жреца выглядели так, словно от рождения были такими. Они острыми клинышками заострялись к концу.
— Что происходит? — буркнул Конан. — Где Муриела.
— Я не знаю, — негра колотила нервная дрожь.
— Это жертвоприношение?
— Да. Не всегда храмы возводят для богов. Иногда храмы возводят над богами. Древние твари, вокруг которых были возведены храмы – они спят... Но колдун может призвать их к жизни. И тогда забирать свою жертву из подземелий пирамиды приходит сам бог.
С губ Конана сорвалось ругательство.
— Её скормят какой-то твари?
Керуи стучал зубами.
— Это не животное, Конан! Это бог!
Он закрыл лицо руками.
— Если можешь, спаси её! Я не могу смотреть богу в лицо… Я лишь привёл тебя сюда.
— Во имя всех дьяволов, этого достаточно! Но где же Муриела?
Муриелы и впрямь не было видно – зато была целая шеренга воинов, которые били тупыми концами копий в щиты, порождая угрюмую, жутковатую музыку. На троне сидел король; был здесь и колдун – а за ними, кольцом – похоже, все жители города. Шевелящая толпа чёрных тел. А ещё, на площадке перед храмом стояли стреноженные быки. Конан скрипел зубами, пытаясь высмотреть среди людей свою подружку.

А затем действо началось.
Солнечный свет обрывался перед порталом, ведущим во внутренние помещения храма – словно перед ним поставили угольно-чёрное зеркало, которое дрожало и переливалось. А затем в нём возникло шевеление, и из бездны вынырнуло чудовище, которое невозможно описать.
Человеческий мозг отказался воспринимать весь ужас его существования: казалось, оно ускользает от взгляда, словно не в состоянии проявиться полностью. Оно было каким-то зыбким и бесформенным, однако взгляд всё же выхватывал в нём отдельные жуткие картины: осклизлые, будто расплывающиеся щупальца, трясущееся желеобразное тело, горящие жёлтым огнём глаза и копыта, оставляющие следы в твёрдом базальте. Громко цокая, оно подошло к алтарю, и только само его присутствие обдало людей мутным ореолом ужаса. Оно не обращало никакого внимания на собравшихся.
Спеленатые быки отчаянно завизжали.
Они издали странные голоса, которых не ожидаешь услышать от этого могучего животного. Они пищали, словно мыши, и в их голосах было столько запредельного ужаса, что Конан невольно отвернулся. Тварь из проёма медленно приближалась. Она брела, казалось, безучастная ко всему происходящему. По мере её приближения быки замолкли, будто осознавая безнадёжность своего положения. Лишь их огромные тёмные глаза с ужасом взирали на своего сверхъестественного мучителя. Бог древних чернокожих вплотную подошёл к ритуальной жертве.
На площадке воцарилась тишина.
Казалось, замерло даже дыхание. И омерзительная лошадь внезапно, резким движением припала к шее жертвы. Тишину разрезал пронзительный визг, переходивший в страшный, захлёбывающийся всхлип. Бык ещё какое-то время бился в своих сетях, а затем затих. Лошадь повернула прямо к Конану страшную, вымазанную кровью рожу. А затем флегматично отвернулась к быку и стала пить. Все на площадке, казалось, окаменели. Спустя какое-то время Бог утолил свою жажду, и перекусил шею второго быка. На этот раз он не стал пить, но разорвал клыками её брюхо и стал топтаться в потрохах.
Конан взирал на это с ужасом и омерзением.
Когда он пытался осмыслить аспекты кровавой сцены – его с ужасом выворачивало. Выворачивало от бессмысленности и мерзости всего происходящего. До каких пор люди будут поклоняться отвратительным и жестоким созданиям тьмы? До каких пор будут гнуть они спины перед созданиями преисподней? Или нет на земле места для такой твари, как человек?
Колдун сделал шаг вперёд и оказался перед отвратительной тварью.
— О бог Нуанет, бог детей наших, бог предков наших, бог зелёной тьмы, сегодня мы приготовили тебе ещё один дар!
И тогда из толпы чернокожих вытолкнули Муриелу.
Она была совершенно обнажена, руки стянуты за спиной, но соски её подкрасили красным, на голове красовалась корона из страусиных перьев. Её рот заткнули кляпом, ноги были опутаны верёвкой.
— Выпей её кровь, пожри её душу, и дай нам благоволение!
Жрец склонился:
— А если хочешь, сделай её своей невестой…
Чудовище подняло голову и заревело.
И в этом рёве Конану почудилась радость.
Наследие давно ушедших эпох – одно из чудовищ, что дремлют под ступенчатыми сводами храмов, радовалось дару, что ей преподнесли – и от этой радости мороз шёл по коже. Бог пришёл забрать свою жертву.
Конан с проклятиями слетел вниз.
Он один не выстоял бы против целого племени, но стоять и смотреть, как пожирают Муриелу, было бы невыносимо.
Он встал прямо напротив бога.
Толпа охнула.

4.

Глаза твари пылали, как полыхающие угли.
Оно издало чудовищное ржание.
Какой-то противоестественный звук, который словно заставил содрогнуться всё мироздание.
Его малахитовые щупальца взметнулись и обвились вокруг торса Конана. Огромный киммериец, как щепка, взлетел в воздух. Однако в следующее мгновение, когда щупальца опустили его ближе к земле, он ловким движением перерубил их. Слизкие отростки упали на землю, извиваясь на плитах пола. Конан упал как кошка и перекатился. А затем сам бросился на чудовище.
Избегая громадных челюстей и ударов чудовищных копыт, он обхватил его гротескную морду и с фантастической скоростью стал орудовать клинком. Одно за другим он обрубил все гибкие щупальца, превратив бога в обыкновенную, чудовищного вида зеленоватую лошадь. Отсечённые от тела своего прародителя, щупальца некоторое время извивались, а потом затихали. В этом была некая трагедия, будто каждое из них было самостоятельным существом, и теперь они умирали.
Конан не дал ей ни единого шанса.
Чудовище билось и хрипело, пытаясь вырваться.
Даже невероятная сила бога спасовала перед нечеловеческой яростью и ненавистью киммерийца.
Сверкающее лезвие клинка раз за разом входило в его бесформенный круп. Живое существо из плоти и крови уже давно бы издохло, но это порождение бездны оказалось невероятно живучим. Конан кусал, давил и мял это чудовищное тело, словно своего злейшего врага. Его клинок раз за разом входил в желеобразное тело, оставляя в нём огромные раны. Казалось, это был поединок двух стихий. Наконец чудовищная тварь с отчаянным писком попыталась вырваться, но Конан лишь плотнее сжал объятия. Невероятно извернувшись, порождение преисподней выскользнуло из железных объятий киммерийца.
Израненное, окровавленное чудовище поползло обратно в храм. Оно оставляло за собой след жёлтой жижи, какой-то противоестественной воняющей субстанции, выжигающей траву в том месте, куда упали её дымящиеся капли.
Киммериец, прихрамывая и спотыкаясь, побрёл за ней.
Чудовище в ужасе хрюкнуло и торопливо перевалило через порог вздрагивающей маслянистой тьмы. И в этот момент словно что-то натянулось и лопнуло в мироздании. Словно тонкий звон разлился в воздухе, и древнее проклятие ушло из коридоров древнего храма. И те, кто спустя мгновение посмотрели на его вход, увидели, что там нет больше Вечной Тьмы, а есть лишь глухой, покрытый пылью и плесенью ход, ведущий в небольшое куполообразное помещение с грубо обработанными стенками. Помещение было пусто.
Сделав последний шаг, киммериец повалился на холодные обсидиановые плиты пола. Сознание не покинуло его, но всё тело жгло, словно касание бога напоило его тело ядом. Но отдохнуть ему не дали.
С трона поднялся король.
— Мерзавец, отродье севера, как ты посмел!
Он встал, поигрывая мускулами.
Его прекрасное антрацитовое тело блестело, как полированный эбен. В его движениях была какая-то удивительная пластика и точность. Казалось, что он танцует, словно забавляется. Его тело словно перетекало в напоенном тяжёлыми испарениями воздухе. Его лицо стало очень злым.
Его глаза сверкнули.
Он казался живым воплощением зла, таким же сильным и таким же древним, как и весь этот город.
Быстрее молнии он метнулся к киммерийцу, но варвар оказался ещё быстрее. Широкое лезвие аквилонского клинка нашло его сердце. Эбеновокожий гигант в изумлении смотрел на торчащую из его груди рукоятку меча, словно отказываясь верить в происходящее. Его могучее тело не хотело умирать.
Внезапно в его глазах появился ужас и отчаянная жалость к самому себе, желание жить. Он вцепился руками в могучее предплечье Конана и с невыразимой мольбой посмотрел ему в глаза. Затем, словно осознав беспочвенность своей отчаянной надежды, его взгляд обежал город, словно прощаясь. И вместе с этим его прекрасное могучее тело стало клониться к земле.
Конан сверху вниз смотрел на поверженного короля Тамула.
— Что, привык убивать лишь жалких кешанцев? — рыкнул он. — Попробуй настоящей северной стали!
Он поднялся на одно колено.
А затем, в полуобороте, ещё раз взметнул клинок.
Голова колдуна, подпрыгнув, покатилась по плитам площади.
— Довольно и твоих проделок.
Голова не хотела умирать: она изрыгала проклятия, грозилась ужасающими карами.
Конан наступил на неё и раздавил.
И в этот момент, толпа, окружающая их, с воплями подалась назад. Воины, женщины, старики и дети – все бежали в ужасе. Их мир рушился, боги и жрецы погибали, король пал на их глазах – от рук то ли бога, то ли демона, пришедшего с севера. Более они не знали, во что им верить. И вот они остались одни – один на площади, где тысячелетиями приносили девушек и быков в жертву. Конан, чертыхаясь, махнул рукой, пытаясь отогнать застилающую глаза пелену. Он с трудом вытащил кляп Муриелы и разрезал её верёвки.
— О Конан! — тут же нескончаемым потоком полились её слова. — Ты пришёл! Ты спас меня! Я думала, мне конец! Тебя унесли, а колдун… А этот бог! Что это было? Ты его прикончил…
Конан сел прямо на плиты площади и опёрся спиной о трон.
— Не тарахти, — буркнул он. — Эта лошадь здорово меня помяла. Чернокожие бегут, иначе бы они прирезали меня как цыплёнка. Клянусь Кромом, я еле держу в руке меч.
Внезапно на варвара упала тень.
Керуи взирал на него с благоговейным ужасом:
— Ты убил бога. Ты убил жреца и короля. Ты и в самом деле, бог.
— Чушь, — поморщился киммериец. — Признаюсь, с этой тварью справиться было непросто. Но король…
Варвар пожал плечами.
— Я знал, куда он ударит. Он был настолько уверен в самом себе, в своём превосходстве над остальными, что даже не попытался прикрыться. Он знал, что может двигаться быстрее ветра. Я не мог опередить его движения. Я просто подставил лезвие меча, и оно само нашло его сердце. Что касается колдуна, он просто настолько обалдел от смерти своего божка, что даже не подумал начаровать что-нибудь. А может, его магия рассеялась со смертью этой твари.
Керуи с изумлением и восхищением посмотрел на него.
— Но, Конан… Что же мы будем делать теперь, когда короли и жрецы покинули этот город?
— Не знаю, — Конан пожал плечами. — Лично я уберусь из этого города, там быстро, как только можно.
— О Конан, — чуть не плача, сказал Муриела. — А ты не умрёшь с такими ранами?
— Пустяки, — проворчал он. — Надо лишь отлежаться пару дней.
Керуи вцепился в его плечо:
— Но Конан! Что делать нам? Что же делать нам?
— Какое мне дело, — проворчал киммериец, а затем внезапно ослепительная улыбка тронула его покрытые спекшейся кровью губы.
— Наверное, жить! Что же ещё? Любить женщин, наслаждаться каждым глотком сладкого воздуха, свежим соком острых плодов и терпким ароматом нежного мяса. Кром! Ради чего же ещё живёт человек?
Муриела прильнула к нему.
— Значит, теперь ты не оттолкнёшь меня, правда?
— О женщина, — пророкотал киммериец. — У тебя между ног что, огонь горит, что ли? Говорю же тебе понятным кешанским языком: мне нужно отлежаться. Я спасал тут твою шкуру, и эта лошадь здорово меня цапнула пару раз.
— Но Конан! — взмолилась танцовщица. — Мне опять страшно! Меня чуть в жертву не принесли, между прочим!
— И что с того?
— Как что? Если бы ты меня поцеловал, я бы здорово утешилась…
— О Кром! — варвар возвёл глаза к небесам. — Скажи мне, друг мой Керуи: как справляться с этими бабами? Клянусь: вопрос о смысле бытия куда проще, чем тот, который я тебе только что задал!