Чужая территория

[Lex Z]

Чужая территория

Черным бархатом обволакивает меня южная ночь, сливаясь с теплыми волнами ласкающими нашу разгоряченную плоть. Его руки сжимают мои бедра, восставшая плоть терзает мое лоно, пока я, запрокинув голову, издаю протяжные стоны. Мои ногти врезаются в его спину, оставляя глубокие царапины, истекающие кровью прямо в воду. Небольшая волна накрывает меня с головой и я чувствую, как соль моря смешанная с солью влаги жизни оседает на моих губах. Горячая алая пелена застилает мои глаза, в голове словно взрывается бомба, разом выжигающая все рассудочное, рациональное, человеческое…
Мужское тело содрогается в неизбежной кульминации, струя теплой жидкости выплескивается в мои недра и одновременно я вонзаю клыки в подставленную шею. Он дергается, пытаясь вырваться и одновременно не желая этого. Страх смерти борется в нем с плотским вожделением, пока я, крепко обхватив его руками и ногами, жадно высасываю из него жизнь, чувствуя, как его член все еще пульсирует во мне. Стиснутые в смертельных объятьях, мы медленно опускаемся в морские глубины. Рывки моей жертвы становятся все слабее, беспомощнее и, наконец, затихают. Я отстраняюсь, чувствуя как выходит из меня обмякшая плоть, и, оттолкнувшись от трупа, всплываю на поверхность. Краем глаза, я вижу, как истекающее кровью тело медленно уходит на глубину. Раскинув руки, я неподвижно лежу на морской глади, вглядываясь в простершееся надо мной ночное небо, озаренное светом полной Луны. Затем я переворачиваюсь на живот и неспешно плыву к переливающемуся множеством огней, шумящему даже ночью, городу.
На набережной никого, но краем глаза я замечаю в море движущийся силуэт - надо же, не только нам взбрело в голову искупнуться глубокой ночью. Впрочем, вряд ли нечаянный пловец заметил, что случилось с моим недавним кавалером. Выбросив из головы ночного купальщика, я неспешно одеваюсь и, забросив за спину кулек с мужскими вещами, ухожу с пляжа.
До рассвета еще пара часов, после которых мне придется вновь укрыться в снятой квартире, с ее плотными черными занавесями, не пропускающими солнечные лучи. Но пока идти туда неохота: во мне все еще играет кураж от восхитительной заполненности кровью и семенем. По наитию я захожу в один из ночных баров, работающих круглосуточно. Взяв у бармена «Кровавую Мэри», я откидываюсь на спинку стула, рассматривая почти пустой зал. У барной стойки сидит неряшливый юнец, украдкой бросающий на меня вожделеющие взгляды. Его можно понять: промокшее платье облегает мое гибкое тело словно вторая кожа. Можно даже заметить, что на мне нет лифчика – столь выпукло топорщатся острые соски. Лицо притягивает взор, даже без макияжа: аристократическая бледность, алые как кровь губы и черные как ночь глаза. Не только парень за стойкой, но и бармен, - чернобородый смуглый мужчина лет тридцати,- не сводят с меня глаз. Улыбаюсь обоим сразу – в конце концов, я теперь девушка свободная, а Жажда не заставит себя долго ждать. Остается лишь выбрать новую закуску.
Уже почти решившись, я поднимаю глаза на бармена, когда в бар заходит новый посетитель. Я чуть не облизнулась при виде него – вот уж отличное мясо. Высокий, накачанный самец, с черными волосами и ярко-синими глазами. Расстёгнутая кожаная жилетка на голое тело, открывает широкую грудь и кубики пресса. Парень перехватил мой взгляд и широко улыбнулся
-Виски со льдом,- сказал он бармену, не отводя от меня глаз.
-Два,- я поднимаю руку,- и колу тоже.
По глазам видно, что потенциальный кавалер немного хмельной – уже протрезвевший от ночного гуляния, но не до конца. Во всяком случае, мое поведение его не насторожило. Бармен протянул ему два стакана и он, лавируя меж пустых столиков, подошел ко мне.
-Можно?- улыбнулся он, присаживаясь,- вы тут одна?
-И тут и вообще,- я отстраняю пустой бокал и принимаю из его рук стакан с виски.
-Не скучно?
-Иногда бывает.
Разговор завязывается - легкий, ни к чему не обязывающий флирт, способный как перерасти во что-то большее, так и окончиться ничем. Пару раз я коснулась его руки, а он, как бы невзначай, прикоснулся к колену. Ободренный моей поощрительной улыбкой, парень уже хотел меня приобнять, но я отстранилась, - рассвет совсем скоро.
-Мне надо идти,- говорю я, вставая из-за стола, - встретимся вечером?
-Где? – нетерпеливо спрашивает он.
-Знаешь кафе «Пума»?- спрашиваю я. Он кивает, - там в десять.
-Как тебя зовут?- спрашивает он меня уже в спину.
-Диана,- отвечаю я, открывая дверь.
-А я Степан. Можно Степа.
-Еще увидимся…Степа,- отвечаю я и выхожу за дверь.
***
Того, кто превратил меня в то, что я есть сейчас, тоже звали Степаном или, на венгерский манер, Иштваном. Жгучий брюнет с орлиными чертами лица, наследник древнего рода возводящего истоки к самому Атилле. Соратник самого первого Иштвана - Иштвана Святого, крестившего Венгрию. Приняв христианское имя по примеру короля, молодой венгр стал одним из наиболее ярых приверженцев новой веры, огнем и мечом истребляя языческих жрецов. За это шаманы-толтоши прокляли Иштвана именем Эрдега, владыки зла, после смерти обратившего храброго воина в ночную нежить. Веками он жил в своем карпатском замке, пятная себя самыми чудовищными преступлениями, какие только может вообразить извращенный ум. Неудивительно, что в 16 веке он стал любовником и первым сподвижником Эржебет Батори. Вот тогда он и встретил меня – молодую дворянку, взятую «на воспитание» кровавой графиней. Минуло уже четыре века, но все что происходило в мрачном замке Чейте и по сей день встает передо мной, как будто вчера: девичья рыдания, свист семихвостых плеток, рвущих в клочья нежную кожу, зазубренные крючья на которых висят тела, освежеванные как свиные туши. Меня ждала схожая же участь, если бы Иштван не увлекся всерьез бойкой молодой красоткой. Ночью, пока уставшая от дневных зверств Эржебет дремала в наполненной кровью ванне, Иштван вонзил клыки в мою шею, даровав то, чего тщетно добивалась стареющая графиня: вечную жизнь, молодость и красоту.
Самой графине не пошли на пользу кровавые ванны: свои дни она окончила жалко и страшно, заживо замурованная в подземной келье. Нам же с Иштваном удалось ускользнуть от палачей: все последующие века мы с ним странствовали по миру, утоляя похоть друг другом, а Жажду – кровью наших бесчисленных любовников и любовниц. А потом я устала от Иштвана, поняв, что он уже ничего не может мне дать. В нашем особняке в Лондоне, где мы предавались утехам плоти средь обескровленных трупов, я уловила миг, когда Иштван потерял осторожность и вгрызлась ему в горло. Высосав всю кровь, я срубила голову серебряным мечом, что еще во времена Крестовых походов выковал для Иштвана кузнец-сарацин. Затем я вспорола ему брюшину, набила чесноком и ушла, оставив на кровати разлагающееся тело. С тех пор я рыщу по миру, обуреваемая лишь Похотью и Жаждой. Два моих вечных спутника и привели меня в этот южный курорт. Тысячи людей со всей необъятной страны собираются здесь, чтобы развлечься вдали от дома и родных. Их тут никто не знает и они не знают никого – идеальное место для моей охоты. Этот парень не хуже и не лучше многих до него, но из уважения к тому, кто носил его имя, я позволю Степе насладиться первым из моих любимых блюд, прежде чем я приступлю ко второму.
***
В ресторане я появилась без двадцати одиннадцать: в черном платье-боди с открытыми плечами и полупрозрачной юбкой почти до пят. Я намеренно опоздала, чтобы помучить Степана ожиданием. Такие женщины как я не бегут к мужчине по щелчку пальцев, их надо обхаживать, ухаживать, их надо добиваться…Стоп, а это еще что такое?!
Я застыла посреди зала, гневно глядя на смущенно улыбавшегося Степу, восседавшего за одним из столиков. К нему прильнула блондинистая девица, в джинсовых шортах, разрезанных в самых интересных местах и коротком топике. Макияж «тяжелый», агрессивный, темно-красная помада покрывает пухлые губы, явно искусственно накачанные, «под Джоли». Впрочем, личико хоть и вульгарное, но симпатичное: большие серые глаза, высокие скулы, даже эти губы. И фигурка неплоха: длинные ноги, пышные груди, плотные, округлые бедра - небольшой целлюлит даже добавляет им аппетитности. Перед моими глазами всплыла картина - нежная курочка на столе, только и ждущая, чтобы кто-то вонзил в нее зубы. Негодование исчезло, сменившись волнующим предвкушением - похоже, сегодня у меня на ужин не одно, а два блюда.
Сделав заказ пробегавшему официанту, я подхожу к настороженной парочке и, ослепительно улыбнувшись, присаживаюсь на свободный стул.
-Не помешаю?
-Диана, я…
-Все в порядке, Степа,- я улыбаюсь сразу обоим,- познакомь с подругой.
-Лена,- девушка неожиданно протягивает мне руку. Степан говорит что-то примирительное, но я почти не слушаю, окидывая Лену оценивающим взглядом. Та отвечает мне столь же откровенно - дерзко и в то же время с интересом. Ну что же, детка, поиграем.
-Возьми дамам выпить,- говорю я Степану,- мы пока поболтаем.
Степан кинулся к барной стойке, не дожидаясь официанта - видно решил подумать в одиночестве, как выйти из щекотливой ситуации. Однако она разрешилась и без него - Лена оказалась девушкой без комплексов, желающей хорошо провести время и не собирающейся устраивать скандал. Несколько минут общения прояснили, что она уже достаточно выпила, чтобы согласиться на тройничок. Я едва сдерживаюсь, чтобы не облизнуться – похоже, я начинаю хотеть ее больше, чем самого Степу.
Мы выпили, закусили, еще выпили, потом потанцевали - Степан хотел пригласить на медленный танец кого-то из нас, но девушки решили по-своему. Тесно прижавшись телами, мы самозабвенно двигались посреди кафе, покачивая бедрами и сладострастно поглаживая друг друга. Закончили танец мы долгим поцелуем, вызвавшим аплодисменты всех посетителей. Степан промолчал, но в его глазах читалось явное одобрение, вперемешку с горделивым чувством собственника.
-Все девчонки,- он небрежно бросил на столик несколько купюр,- едем ко мне.
Дом, где снимал комнату наш общий ухажер, стоял на берегу небольшой речки, разлившейся от недавних дождей. Чуть дальше она впадала в море - и с балкона, нависшего над водой, можно видеть, как отражается на черной глади дорожка лунного света и слышать шум набегающих волн.
-Вот это да,- Лена с размаху плюхнулась на широкую кровать, занимавшую почти половину комнаты, томно потягиваясь своим роскошным телом. Пока Степа доставал из холодильника пиво, я уже пристроилась рядом, положив руку на обнажившийся живот. Мои пальцы скользнули под резинку шорт и провалились в теплую влажную глубину – Лена, оказывается, не носит трусиков. С ее губ сорвался протяжный стон, тело выгнулось дугой.
-Эй, меня подождите,- Степан, раздевшись до плавок, присоединился к нам, с бутылкой пива в руке. Лена тут же засосалась с ним в глубоком поцелуе. Я же чувствую, что теряю над собой контроль заведенная близостью молодой здоровой плоти, запахом женской влаги и мужского пота. Похоть подстегивала Жажду: я почти вижу, как под загорелой кожей обоих бьются алые роднички, готовые брызнуть в мой рот алой влагой. Я чувствовала, что стоит мне коснуться губами хоть кого-то из них, и я уже не оторвусь пока не высосу обоих досуха.
Стоп. Не так быстро.
-Мне нужно в ванную,- я встаю с кровати, томно слизывая с пальцев солоноватые соки Лены, пахнущие, почему-то, рыбой. Эротичность этого жеста, впрочем, никто не оценил: парочка завелась всерьез. Степой уже задрал топик Лены, целуя ее груди, второй рукой помогая ей стянуть шорты. Ну да черт с ними, пусть трахнутся напоследок.
В ванной я плещу в лицо холодной водой, уставившись в пустое зеркало над умывальником. Надо держать себя в руках: я же не хочу так быстро закончить хорошо начатую ночь.
Истошный крик, полный боли и изумления, прервал мои мысли. Крик тут же оборвался, сменившись еще более странными звуками: хрустом разгрызаемых костей, хлюпаньем и довольным чавканьем. Больше удивленная, чем испуганная, я выхожу в комнату.
На пропитанной кровью кровати лежит Степан – точнее то, что от него осталось: отгрызенная голова валяется на полу, одна рука оторвана, вторая висит на одном сухожилии. А посреди этой груды истерзанной плоти, вытаскивая из разодранной брюшины внутренности, восседает уродливая тварь. Кожу покрывают серовато-белые чешуйки, с заостренной макушки свисает пучок не то толстых кос, не то коротких щупалец. Меж окровавленных когтистых пальцев видны широкие перепонки, на шее подрагивают жабры, пониже спины торчит короткий хвостовидный отросток с раздвоенным плавником. Три ряда острых, как у акулы зубов, пережевывают вырванные кишки, свисающие из пасти чудища, словно усы огромного сома.
Холодные рыбьи глаза уставились на меня, а затем тварь, словно огромная лягушка, прыгнула на меня. С грохотом она влетела в ванную, расколотив умывальник, – вместо испуганной гламурной сучки, в которую чудовище готовилось вонзить зубы и кости, к потолку взмыла огромная летучая мышь. Пока тварь выбиралась из-под обломков раковины, расплескивая хлещущую воду, я уже выпорхнула в распахнутое окно. Взлетев в ночное небо, я сделала круг над домом, набирая высоту, и еще успела увидеть, как из окна, подобной огромной жабе, в реку прыгает серый силуэт. Чуть позже, уже пролетая над морем, я замечаю мелькающую среди волн жуткую фигуру. Словно почуяв меня, тварь переворачивается на спину, и я вижу, как блеснули узнаванием жуткие рыбьи глаза. Я салютую ей обеими крыльями и разворачиваюсь к горам: подальше от моря, от этого города, вообще от «югов».
Наверное мне не стоит появляться тут снова и все же…мне бы хотелось увидеть «Лену» снова, уже лучше подготовившись. Кто знает сколько раз еще поменяются местами хищник с жертвой, при охоте на чужой территории?