Конкурс - Цена вечности

[Lex Z]

Цена вечности

- Все живое боится времени! Но и время трепещет перед вечностью этих стен!

Это произнесла молодая женщина с мраморно-белой кожей и черными глазами, подведенными сурьмой. Иссиня-черные волосы обхватывал серебряный обруч в виде змеи кусающей себя за хвост. Из одежды она носила лишь усыпанную драгоценностями шелковую повязку, в остальном же ничего в ее безупречном теле не оставалось доступным лишь воображению. В руке девушки держала большой кубок в виде золотого черепа с двумя изумрудами в глазницах.

- Чтобы не происходило к северу от Стикса, - продолжала она, - сколько бы царств не обрушилось под натиском всепожирающего чудовища, сколько бы королей не оказалось перемолото в его беспощадной пасти – вечными останутся черные пирамиды Кеми и полные тайн гробницы под ними. Выпьем же за те пиры, что всегда будут проводить в этих подземельях владыки Стигии!

Послышался одобрительный гул – из-за больших столов из черного дерева поднимались участники торжества. Юноши носили золото и шелк, их смеющиеся подруги, подражая хозяйке стола, носили лишь драгоценные украшения, не скрывавшие прелести их упругих тел, умащенных изысканными благовониями. Вся эта молодежь держала золотые и серебряные кубки, наполненные красным как кровь вином. Отчасти это и была кровь – в центре зала, окруженный столами, высился алтарь из черного мрамора, на котором корчился, скованный по рукам и ногам, светловолосый раб с далекого Севера. Могучее тело покрывали глубокие надрезы, из которых сочилась кровь, стекавшая по выдолбленным в камне желобкам. Молодые люди подносили полные кубки и, смешивая вино с кровью, смаковали получившийся напиток.

Лишь один из гостей не присоединился к всеобщему ликованию – высокий мужчина в черном облачении. Он был худ – настолько, что лицо его напоминало череп, обтянутый смуглой, похожей на пергамент кожей, а сам он выглядел как одна из мумий, подобных тем, что лежали в соседних помещениях внутри мраморных саркофагов.

Сколь бы пьяны не были пирующие, от девушки не укрылось то, что мужчина не присоединился к ее тосту.

-Ты считаешь, что я не права, почтенный Балхосет? - голос ее был нежен, словно журчание ручья, наполненного отравой.

- Права, принцесса Акиваша, - мужчина склонил бритую голову, - время не властно над Стигией, хранимой Отцом Сетом, чей символ – змей, кусающий себя за хвост, знак вечного возвращения. Но хоть Стигия и вечна – можно ли сказать то же самое о ее владыках? До стигийцев здесь царили Короли-Титаны, чья кровь течет в твоих жилах, до них – люди-змеи, передавшие нам веру в своего великого прародителя, а еще раньше властвовал Черный Посланник, о котором даже самые древние легенды сохранили лишь смутные намеки. Все они ушли – мы знаем имена лишь немногих владык, еще меньше нам известно об их делах. Кто знает – проводили ли они время в пиршествах, подобных этому или же предавались молитвам Великому Змею или творили иные, ныне забытые деяния? Время пожрало их, не оставив даже памяти – может ли кто из живущих утверждать, что его ждет иная судьба?

Он замолчал, завидев, как подернулось маской отчуждения лицо Акиваши. Пир продолжался, но ничто в нем уже не радовало принцессу: ни изысканные вина, разбавленные соком пурпурного лотоса и кровью чернокожих рабынь; ни подаваемые на золотых блюдах тела запеченных младенцев, фаршированных древесными лягушками из южных джунглей; ни танцы обнаженных куртизанок, держащих в руках больших змей с золотистой чешуей и зелеными глазами. Чувствуя настроение хозяйки, ее гости старались незаметно покинуть зал. Погруженная в невеселые мысли, принцесса, казалось, не замечала их ухода, но когда попытался проститься и жрец, она внезапно одернула его.

-Останься!

К тому времени почти все гости ушли – кроме принцессы и жреца, осталось лишь несколько рабынь.

-Я знаю, что ты прав, Балхосет, - произнесла Акиваша, - я немало думала о том, что ты сказал сейчас. Время пожирает всех – и меня ждет та же участь. Но я не хочу, слышишь ты, не хочу! Я молода и красива, я радуюсь каждому мигу жизни и я хочу, чтобы так продолжалось всегда! Я не желаю увядать, не хочу видеть, как мое лицо покрывается морщинами, а тело иссыхает, будто дерево со сгнившими корнями. Ты самый могущественный чародей Черного Круга, тебе ведомы многие тайны – скажи, можно ли избежать этого? Я готова платить любую цену!

Она вскинула полный надежды взор на Балхосета – и увидела одобрение в по-змеиному стылых глазах.

-Есть способ, - кивнул жрец, - иные из богов готовы одарить милостями особо отмеченных ими смертных. Ты необычайно красива – совсем как те женщины, которых выбирали боги для своего ложа. Готова ли ты взять в любовники Мрак – чтобы получить взамен вечную жизнь, лишенную старости и увядания?

-Я ведь сказала, что готова!- нетерпеливо произнесла принцесса, - что нужно делать?

-Ничего из того, что не было бы тебе знакомо, - улыбнулся жрец.

Уже позже, в опустевшем зале, обнаженная Акиваша лежала на алтаре, внутри начерченного кровью рабынь колдовского круга. Черный мрамор покрывали иероглифы, ведомые лишь немногим жрецам, пламя черных свечей отбрасывало на стены причудливые тени. У головы принцессы стоял Балхосет, монотонно читая древнее страшное заклинание.

-Приди, о, Вековечный Хаос, ползущий среди пирамид! Через врата Бездны, пусть голос мой несётся к свитой кольцами тьме! Ты, о Несущий Ночь, пусть твоя голодная похоть откликнется на зов дщери из рода Титанов и дарует ей величайшую милость, что может дать смертным бессмертный Мрак!

Он говорил, а за его спиной вырастала Тень – более черная, чем царившая здесь тьма, одновременно бесформенная и воплощающая множество форм, меняющихся с калейдоскопической быстротой. Вот эта тень поднялась до потолка – и вдруг отделилась от стены облаком клубящегося мрака. В кромешной тьме желтыми огнями вспыхнули глаза, горевшие нечеловеческой злобой и вселенской похотью.

Белхосет поспешно отступил, когда мрак за его спиной вдруг вздыбился горбом, тут же распахнувшимся отверстием, подобным исполинской вульве. Из нее выступил высокий муж с лицом Короля-Титана и черной как ночь кожей. Он резко распахнул свое одеяние и оттуда вырвался огромный змей, покрытый сверкающей черной чешуей. Распахнулась пасть с тонкими как иглы зубами и длинный раздвоенный язык нырнул меж непроизвольно раздвинувшихся ног. Влагалище принцессы пронзила невыносимо острая боль, разлившаяся по всему телу, но тут же она сменилась столь же острым наслаждением, в разы превосходящим все, что когда-либо доводилось испытать Акиваше. В следующий миг над корчащейся в пароксизмах наслаждения принцессой появилось лицо – нечеловеческой, божественной красоты. Желтым пламенем вспыхнули огромные глаза, раздвинулись безупречно очерченные губы, обнажая острые клыки, жадно вонзившиеся в белоснежную шею.


Огромный зал был полон народу – жрецы и высшая знать Стигии со скорбными лицами взирали на большой саркофаг, стоявший на черном алтаре. Крышку украшал барельеф из слоновой кости, на котором красовалось необыкновенной красоты женское лицо. Перед саркофагом стоял высокий мужчина в черно-золотом одеянии, усыпанном драгоценными камнями. Голову его украшала золотая диадема в виде поднявшей голову кобры. Строгое лицо, полное величия и скорби, поражало сходством с лицом девушки на барельефе.

-Нет причин печалиться, владыка Тутхамон, - вещал стоявший у саркофага Балхосет, - дочь твоя обрела почет, которого не удостаивался еще никто из смертных. Боги сделали ее повелительницей высших сфер, в которых она, подобно звезде, будет сиять символом вечной молодости и красоты!

Он вскинул руки, выкрикнув короткое заклинание – и в тот же миг крышка саркофага слетела, сорванная неведомой силой. По всему залу прокатился единый вздох изумления, когда собравшиеся увидели перед собой совершенно пустой гроб.