Дьяволы пустыни

[Пелиас Кофийский]

Зогар, пожалуйста, если не сложно, оцени вот эту вот штуку. ну и остальные по желанию.

Пустынные дьяволы

Раскалённые пески подобно адскому зеркалу отдавали небу накопленный жар, заставляя воздух над ними колебаться и дрожать. В этом мареве, словно в чародейском хрустальном шаре, то и дело возникали знакомые силуэты далёких озёр и городов. Они то появлялись, то пропадали – волшебные миражи, неподвластные человеческому пониманию. Тишина и жара царствовали над этими песками. Жаркий ветер сдувал тончайшую золотую вуаль с верхушек барханов. Солнце ещё только поднималось, но уже дышало сжигающим пламенем, словно нестерпимо сияющая золотая монета – и в тот миг, когда миражи внезапно пропали, словно растворённые жаром светила, прямо из этого чудовищного сияния, словно из горнила адской печи, вынырнули две покачивающиеся на верблюдах фигурки.
Подобно теням на фоне ослепительно белого полукруга, перевалили они через вершину бархана и начали неторопливый путь вниз. Под косматыми ногами флегматичных зверей рождались струйки песка, и стекали вниз, словно реки золота. Путники ехали в таком же гнетущем молчании, как и вся природа вокруг.
Одним из них была девушкой в причудливом пёстром одеянии; казалось, ткачи многих народов позаботились об её гардеробе. Он куталась в цветастые ткани накидки в надежде спастись от безжалостного сияния – но её прелестное лицо, огромные голубые глаза и золотистые локоны, выбивающиеся их под расшитой электроном ткани, лучше всяких слов говорили об её юности и красоте. Её спутник был ничуть не менее примечателен. На нём не было ни накидки, ни тюрбана; казалось, он с презрением бросал вызов жаре сжигающего их светила. Суровые черты словно вырубленного из камня лица контрастировали с внимательными живыми глазами, яркими, словно искры света в кристально чистой воде ручейков. Их цвет был каким-то неопределённым, прихотливо меняясь в зависимости от угла падения солнечных лучей – от серого цвета талой воды до почти пылающего сапфира. На нём была лишь порядком изорванная пустынная джубба – одежда народов пустыни; однако ни его глаза, ни лицо ни в коей мере не навевали мыслей о юге. Было в них что-то суровое и холодное, словно в угрюмых ликах заснеженных северных скал. От всей его могучей фигуры веяло непоколебимой уверенностью и несгибаемой силой. То, как он держался, с какой-то хищной грацией и осанкой, неоспоримо свидетельствовали об его ремесле. Рука, лежащая на рукояти меча, служила веским аргументом в пользу данного предположения.
Невзирая на утомляющую монотонность песков, его глаза непрерывно обшаривали простирающуюся перед ними картину. Казалось, они не упускают ни единой детали. Было в нём что-то такое… казалось, никакая опасность не может грозить рядом с ним. Его спутница смотрела на него чуть ли не с обожанием. Он иногда ловил эти взгляды и усмехался.
— Скажи, Конан, — простонала девушка, в очередной раз пытаясь безуспешно избавиться от насыпавшегося ей за шиворот песка. — Когда мы наконец доберёмся до каких-нибудь городов?
Воин неопределённо пожал плечами.
— Кто знает… Эти пески не вполне мне знакомы… Я грабил караваны несколько южнее. Побереги дыхание, Натала. Воздух в этих пустынях настолько жаркий, что у тебя быстро пересохнет горло. Лучше дышать через ткань.
Девушка снова застонала.
— Мне кажется, мы тащимся уже целую вечность! Неужели нельзя было воспользоваться какой-нибудь старой караванной тропой?
Варвар весело хмыкнул.
— И попасться прямо в лапы стервятникам пустыни? Видят боги, я не последний воин в этом краю, но даже я не отобью тебя от стаи охочих до женских прелестей шакалов. Они вьются вокруг караванных троп, словно стервятники над недавно издохшим верблюдом. Потерпи немного. Лучше хорошенько прожарится на солнце, но добраться до шемитских поселении с целой шкурой. Возможно, увидим Эрук ещё до захода солнца, но… что за… во имя Крома!
Неожиданно Конан спрыгнул, бросив поводья, и, в мгновение ока вытащив из ножен клинок, нанёс разящий удар прямо в море песка. Натала вскрикнула от изумления, ожидая что клинок увязнет среди золотистых песчинок, но тот, против ожидания, вошёл в пыль, как в воду, канув в песчаное море. Песок заволновался; в нём взбурлили жёлтые водовороты, внезапно чья-то чёрная когтистая рука вынырнула из пыльного моря, чтобы схватить киммерийца за рукав. Тот мгновенно отпрянул. Рука вздрогнула и застыла.
Натал в ужасе смотрела на это жуткое чёрное пятно, словно вынырнувшее из/словно порождение материализованного кошмара. И в этот же момент пустыня словно вскипела. Вокруг киммерийца вздымались фонтаны песка; у Наталы ёкнуло сердце, но она заметила, что страшные руки хватали воздух, а Конан ускользал, странным образом оставаясь невредимым. Он скользил над песками пустыни легко и непринуждённо, словно танцуя среди чудовищ.
Натала заметила, что, невзирая на видимую лёгкость и небрежность, варвар ставит ноги только на вполне определённые участки пустыни, словно перешагивая или огибая остальные. Его противники выныривали из этих загадочных участков, словно волки из леса. Натала заметила жуткие, оскаленные лица, странно похожие на человеческие; овеществлённым кошмаром врезались они в её память, пылая там подобно безумию. Она вскрикнула и закрыла лицо руками. Ещё некоторое время раздавалось шарканье ног, свист клинка и тяжёлое дыхание киммерийца, а затем всё затихло. В приступе внезапного ужаса Натала открыла глаза, но её опасения не подтвердились: Конан стоял, слегка покачиваясь от усталости и вытирая пот с загорелого лба. Его противники неведомо куда исчезли; только рука, которая выползла в самом начале схватки, по-прежнему сжимала в когтистой горсти золотые крупинки песка.
Натала широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на неё. Конечность выныривала прямо из песчаного моря; она была эбонитово-чёрной, словно котлы преисподней, и длинные, скрюченные пальцы венчали огромные, серповидные когти. Она казалась кошмаром, внезапно ворвавшимся в окружающую действительность. Тело Наталы конвульсивно вздрогнуло, и Конан, взяв её за плечи, легонько встряхнул, предупреждая приближающуюся истерику. Он сглотнула и приобрела способность более или менее рассуждать здраво. Она старалась не смотреть на чудовищное чёрное пятно на золотой поверхности песка – словно овеществлённый кошмар, вынырнувший из глубин подсознания. Натала представила, чтобы смогли сделать с человеческой плотью эти ужасные когти, и ей стало дурно.
— Но… что это? — содрогаясь от отвращения, спросила она.
— Пустынный дьявол, — хмуро сказал киммериец. — Я видел таких ранее, в свою бытность среди зуагиров. Они обитают в толще песка, и их можно заметить по странному волнению песка вблизи поверхности. Вдобавок, они могут выползать на поверхность только в местах, где песок особенно мелкий, почти как саванная пыль. В таком песке легко может утонуть человек.
— Ты заметил его по движению?
Конан кивнул.
— Зуагиры изредка охотятся на них, когда дьяволы похищают их детей. Кочевники из южного племени Тлаи становятся у таких пустынных «окон» и сторожат с поднятыми копьями в руке. Они могут стоять так часами. А как только поверхность песка шевельнётся, они вонзают в него свои копья. Их копья тяжелы и смазаны ядом песчаной эфы, и потому убивают мгновенно. Но на моём клинка не было яда, поэтому пришлось повозиться.