Крепость демона

[Writer-X]

Справа от него беседовали кофийский и шемитский купцы. Кофит, теребя золотую цепь поверх бархатного жилета, и нервно вертя в пальцах другой руки кубок, угрюмо жаловался на то что налоги в казну выросли, торговли нет, народ по бедности ничего не покупает, а где деньги на уплату податей взять, не ясно. Шемит, поправляя кипу, сочувственно кивал и периодически коцал языком: «Ай-ай-ай, таки что делают! Совсем ничего тамь не думают», а затем с многочисленными проклятиями начинал живописать ужасающие подати на границах, сетуя, что через Коф, с такими-то налогами, стало невозможно везти товары на север, хотя конечно и дороги стали лучше, и бандитов стало поменьше.
Поодаль, за беседующими купцами, негромко толковали двое военного вида людей, судя по одежде, наемники. Один из них бы высокий аквилонец с длинным мечом, который он, так же как и Конан, носил на перевязи на бедре. Меч у него был более длинным чем у Конана, но более тонким, ромбовидным в сечении (почти граненым), и, очевидно, предназначался не для прорубания тяжелых северных доспехов, а скорее для колющего удара. Одет аквилонец был в кожаную безрукавку с нашитыми на нее широкими железными бляхами, кожаные штаны с круглыми железными же щитками для защиты коленей, и тяжелые сапоги, покрытые бронзовой кольчужной сеткой. В бронированных сапогах ему явно было жарко, он то и дело переступал с ноги на ногу. Собеседником его был тощий смуглокожий и чернявый человек, то ли замориец, то ли замбулиец, в светлой рубахе и обширных синих шароварах, в восточных сандалиях с загнутыми кверху носками, с недлинной кривой саблей на левом бедре и изогнутым кинжалом на правом. Толковали они негромко, но Конан, благодаря острому слуху охотника, за общим шумом в зале расслышал, что разговор шел о поступлении их в один из кофийских легионов – якобы Военный Министр Кофа объявил набор воинов-наемников в некоторые легионы.
Слева от Конана разговаривали трое человек – двое дюжих, дочерна загорелых парней с обветренными, грубыми руками с широкими кожаными напульсниками на запястьях, в коротких штанах и холщовых жилетах, по виду ремесленники, плотники или каменотесы, и тощий, тщедушного вида писец, в тунике, со свернутым пергаментом за поясом и медной чернильницей, подвешенной к поясу на шнурках. Разговор шел о выросших налогах, о том что у какого-то родственника одного из парней-ремесленников, живущего где-то восточнее и занимающегося фермерством, из-за мора передохли все коровы и что теперь ему только вешаться, а писец, уткнувшись носом в кружку, уныло жаловался на то что из-за недостатка денег у каменоломни, приказчик уже вытурил взашей троих писарей, и теперь он боится, что приказчик рано или поздно выгонит и его, тем более что придираться в последнее время стал все больше. Ремесленники в ответ посмеивались, но не обидно, а скорее сочувственно.
Конан допил вино, поставил кружку на стойку, и, благодарно кивнув хозяину, пошел к выходу.
Выйдя, киммериец потолкался сначала во дворе среди погонщиков верблюдов, караванщиков, купцов и прочего торгового люда. Однако ничего важного для себя он не нашел – люди судачили о том о сем, купцы торговались, кто-то ссорился из-за некачественной упряжи, сновали торговцы-разносчики, уныло канючили деньги грязные, ужасного вида нищие.
Киммериец покинул караван-сарай, и отправился к месту сбора караванов, что указал ему хозяин харчевни караван-сарая, пройдя через обширный шумный базар.
Несколько часов он бродил по обширной, загаженной верблюжьим и конским навозом площадке для сбора, расположившейся перед северными воротами городка, между рядами верблюдов, лошадей, осликов и повозок, в шумной, крикливой толпе. Вдоль северного края, под тентами или просто так, стояли и сидели купцы и приказчики – владельцы караванов, или отмеченные купеческим доверием наемные руководители. Они что-то обсуждали, рядились, спорили, подписывали или опечатывали какие-то свитки, считали на абаках, или чертя разные символы углем на грифельных досках, или на пальцах, или просто в уме, заведя глаза к небу или пологам тентов. Рядом с ними суетились слуги, доставая и перекладывая какие-то свитки в обширных дорожных сундуках, перекладывая мешочки с монетами, перетаскивая ларцы, мешки, свитки и прочую дребедень между тентами… Вдоль линии тентов шагала пятерка кофийских легионеров, в сопровождении коротышки писца и двух дюжих рабов-кушитов, тащивших на руках огромный сундук. Перед каждым из купцов странная процессия останавливалась, и, предъявив какие-то свитки, коротышка начинал, махая руками, что-то напористо говорить купцу. Торговцы недовольно кривились, но подписывали свитки, и передавали коротышке мешочки с деньгами – очевидно, подати. Следом за группой сборщика налогов шагали еще трое легионеров – высокий офицер с какими-то свитками в руках, двое солдат и нескладный писец. Перед каждым из купцов группа эта останавливалась, и офицер предъявлял им свиток. Купцы протягивали ему какие-то свои документы, офицер ставил на них печать, и что-то командовал писцу, сноровисто заносившему какие-то записи в длинный свиток. Между верблюдами, складами и тентами купцов сновали приказчики, ругались, кричали на рабов, грузивших на повозки, лошадей и верблюдов разнообразную поклажу, и погонщиков, удерживавших ревущих верблюдов и недовольных, ржущих лошадей. За тентами стояли охранники купцов – разнообразно одетые наемники из разных стран. Потели под доспехами воины-северяне, яркими красками били в глаз пышные и экзотические одежды южных и восточных бойцов. Местами вместо разношерстно одетых и вооруженных наемников поблескивали одинаковыми пластинчатыми бронями за могучими прямоугольниками щитов-скутумов коренастые и крепкие, суроволицые кофийские солдаты, с короткими мечами и копьями, в бурых плащах, возглавляемые младшими офицерами в странных, бурых с синим щитом робах с непонятными надписями поверх доспехов. Как объяснили местные зеваки заинтересовавшемуся Конану, это были специально предлагаемые купцам для охраны караванов отряды сил королевского ополчения, набираемые из легионеров, и возглавляемые бывшими офицерами городской стражи. Эти отряды высочайшим указом были организованы сравнительно недавно, всего около года назад, в дополнение к постоянно курсировавшим по торговым трактам отрядам кавалерии, для обеспечения вящей безопасности купцам. Теперь последние за сравнительно небольшую плату могли нанять себе дополнительную охрану. Правда, судя по тому что Конан видел, пользовались этой услугой далеко не все – отряды такие стояли за спиной лишь у нескольких купцов.
С другой стороны площади шумели торговые ряды. Там продавали и покупали все, что только можно было продать и купить. Густая толпа шумела, торговалась, кричала, божилась и рядилась тысячами разнообразных голосов. Визжали фокусники и уличные акробаты, выкидывая немыслимые коленца, в одном месте толпа отдыхающих погонщиков, приказчиков и торговцев хлопала и вскрикивала в такт музыке, сопровождавшей танец гибкой черноглазой заморийки, одетой только в юбочку из полос ткани. Девушка выделывала на окруженном толпой коврике под аккомпанемент зурны и небольшого барабана, на которых играли двое тощих кофитов, совершенно немыслимые и непристойные па, и вращала бедрами так, что полосы ткани, прикрывающие их, высоко взлетали вверх. Чуть дальше, в стороне, ржали лошади – там располагался конный ряд, черноглазые заморийцы и гирканцы орали на все лады, расхваливая коней перед покупателями – крепкими армейскими офицерами, молодыми купцами, наемниками. Справа стучал, гремел и дымил ремесленный ряд – возле самой площадки сбора караванов располагались кузница и мастерская кожевника. Слева, возле самой стены, стоял высокий помост с загоном – щелкая кнутами, дюжие шемиты выгоняли на помост по пятеро забитого вида мужчин, кричали что-то в не шумную, собравшуюся внизу толпу серьезных, состоятельного вида людей – шла торговля рабами. В толпе этой в основном были тучные купцы, приказчики, несколько явных аристократов в богатых одеждах, с десяток каких-то странного вида людей в туниках, прикрытых длиннополыми темными плащами, в сопровождении невысокого, сухощавого, одетого в такую же тунику старика, пара полных дам, с хищным интересом разглядывающих рабов, выводимых на помост...
На площади удача не улыбнулась Конану. Купцы, к которым Конан подходил со своим вопросом, лишь отрицательно качали головами. Носатый шемитский купец, почесав толстым корявым пальцем пучок черных волос на виске, покряхтел и предложил ему место рядового в своей охране – за такие деньги, что Конану стало смешно. Корме того, ему совершенно не понравился командир отряда – за стулом, на котором сидел шемит, стоял высоченный, наверное, даже выше Конана, белобрысый немедиец (или бритуниец, варвар не разобрал), выбритый до зеркальной гладкости, с глубоким шрамом от удара меча поперек морды, от лба через правую бровь и нос - до не то что квадратного, а почти кубического подбородка. В его бледно-голубых, злющих и холодных глазах было такое количество высокомерной ненависти и к шемиту-хозину, и к Конану, и кажется, вообще ко всему окружающему миру, что варвару стало тошно от одного его вида.