05.05.2015, 22:37 | #1 |
Корсар
|
Хоррор конкурс - Чужие грехи
Чужие грехи …основано на реальных событиях Кровать приятно пахла свежим бельём. Изабель забралась под прохладное одеяло и, устроившись на подушке, уставилась в тёмный потолок комнаты. От дверного проёма по потолку скользнула длинная яркая полоса света. Это наверняка мамочка заглянула к ним! Так и есть. Мать подошла сначала к соседней кровати, где уже готовилась ко сну Анни – её младшая сестра; потом повернулась к Изабель, поправила одеяло. «Вы не забыли помолиться на ночь?» — привычно спросила она уже возле двери и, получив утвердительный ответ, вышла из комнаты. Наступила тишина, приятная, убаюкивающая. Здесь, на самой окраине деревеньки Луше, затерянной на обширных пространствах Аквитании, в вечерний час мало что могло нарушить покой: лишь иногда где-то далеко слышался лай собак или шум редкой машины. — Что-то я не видела, как ты молилась, — буркнула в темноту Изабель. – Зачем ты обманываешь? Ани поёрзала в кровати. — Ой-ой, тебе бы говорить! – огрызнулась она. – Сама вчера у мамы отпрашивалась к подружке, я слышала! А побежала к своему Лоло целоваться. Я всё знаю! — Мне пятнадцать, мне можно, — сухо ответила Изабель. — Ой-ой, можно подумать! Как он тебя называет? «Моя любимая Белита!» — так, да? Фу, ну и целуйся с ним! Ани обиженно засопела и отвернулась к стене. Изабель улыбнулась, она знала, что сестра ей завидует. И поэтому любит пакостничать и досаждать по мелочам. Надо же, теперь она ещё следит и подслушивает! Изабель тихонько вздохнула, вспоминая прошедший день. Её парень, Лори – ах, он такой романтичный! Ей так нравилось, когда он называл её Белитой. Так обычно звала её мама, она вообще любила именно такое певучее сочетание звуков, поэтому и младшую сестру называла Анитой. Изабель снова вздохнула и закрыла глаза. Завтра в школу, и нужно было скорее заснуть, чтобы хорошенько выспаться. Окна детской выходили на юго-восток, поэтому утром – если было не пасмурно – солнце всегда заглядывало в окно. Утренние лучи скользили сквозь щели и узоры в занавесях, украшая светло-зеленую краску стен причудливыми переплетениями света и тени. Изабель открыла глаза и потянулась. Как же быстро проходит ночь! Казалось, она заснула совсем недавно, а уже играет мелодия на мобильном телефоне. Пора вставать. Изабель уселась на краю кровати, бросила взгляд на кровать сестры. Анни уже проснулась. Она сидела, поджав колени к груди, и смотрела в пустоту. Всё ещё сердится? На пожелание доброго утра даже не отозвалась. «Опять? Опять сон?» — спросила Изабель, подсаживаясь к сестре. Та нахмурилась и, коротко кивнув, положила голову на колени. Первый раз это случилось три года назад. Однажды утром Анни проснулась в ужасном настроении, и сначала Изабель не обратила внимания – с сестрой такое случалось иногда, но в тот раз в больших и светлых глазах Аниты прятался страх. «Мне приснился странный сон, — призналась она на расспросы Изабель. – Я зашла в комнату, такую маленькую. Там было много детских игрушек, знаешь, всякие погремушки, мячики. И там, у окна стояла кроватка, крошечная детская кроватка. Я подошла к ней, заглянула. Но там никого не было…Мне почему-то было страшно и неуютно в этой комнате. И мне захотелось скорее проснуться». Белита пожала плечами в ответ, постаралась успокоить: «Подумаешь, сон. Ничего необычного!» И кажется, Анита поверила – страх прошёл. На следующее утро после того дня, Изабель разбудил крик сестры. Анни кричала во сне. Потом она резко проснулась, вскочила с кровати. Изабель поспешила обнять несчастную. Она дрожала и часто всхлипывала, вместо слов раздавалось какое-то невнятное бормотание. Лишь когда Анни немного успокоилась, она смогла выдавить из себя несколько слов: «Там был младенец. Мёртвый». Больше ни утром, ни вечером, когда Изабель пришла из школы, младшая сестра не проронила ни слова. Ходила, как в воду опущенная, смотрела исподлобья. На расспросы коротко отвечала, что поссорилась с подружкой. И только вечером, потребовав оставить включённым ночник в их комнате, Анни призналась, что ужасно боится засыпать. Боится сновидений. Белита тогда сама ещё была ребёнком и ей самой было жутковато от рассказов сестры, но по старшинству не могла показать Анни, что тоже боится. Она старалась, как могла, успокоить младшую, рассказывала какие-то дурацкие смешилки. Странно, но в этот вечер мать не заглянула к ним как обычно. Тогда они решили спать вместе, в одной кровати, чтобы было не так страшно. Первое, что утром услышала Изабель, когда проснулась, был тихий плач Анни. Младшая сестра плакала, уткнувшись лицом в подушку. Изабель осторожно погладила сестру по коротким спутавшимся волосам, и плач тут же стих. Анни судорожно вздохнула и прижалась к плечу Изабель, зарылась носом в её ночнушку. «Там опять был мёртвый младенец, — проговорила она отрешённо. – Он лежал в кроватке. Он уже был весь синий, весь в инее. Я думаю, он замёрз». Они вместе поплакали, обнявшись, и решили пока ничего не говорить родителям. Белита почему-то думала, что Анни обязательно отправят лечиться в больницу к психам. А этого никак не хотелось. Целый день они храбрились, старались быть весёлыми. И даже бывшие их споры и ссоры оказались забыты. Но с приближением вечера Анни становилась всё мрачнее. Однако, она зря волновалась — кошмары больше не мучили её. Ни в ту ночь, ни в следующую. Казалось, страшные сны стали всего лишь одним неприятным (хотя и очень пугающим) случаем, но через год всё повторилось в точности, как первый раз. Сначала Аните снилась комната с пустой колыбелью, потом в колыбели появлялся мёртвый младенец, а в третьем сновидении тело младенца оказывалось покрыто инеем. «Скажи, — просила её Анни, — скажи, я схожу с ума?» Изабель не знала, что ей ответить. Теперь сны уже не так пугали младшую сестру, но два дня Анни проживала с огромным трудом – она была сама не своя от тягостного ожидания ночи. И ещё больше угнетало её то, что она догадывалась о предстоящем сновидении. Череда кошмаров вновь повторилась спустя какое-то время. И точной разницы во времени между этими событиями не оказалось – Белита предусмотрительно отметила начало предыдущих кошмаров в календаре. Анни почти перестала бояться и вскрикивать по утрам, и ожидание очередного кошмара проходило не так болезненно. Кажется, младшая сестра смирилась с неизбежным и старалась в эти дни отвлечь себя чем угодно. И сегодня настал один из таких дней. — Что-то изменилось, что-то не так, — тихо проговорила Анни. Изабель задумчиво глянула в окно. — И что же? — Там кто-то есть. В комнате есть ещё кто-то, я чувствую это. Кто-то наблюдает за мной. — Может, показалось? – пожала плечами Белита и поднялась с кровати. – Это уже пятый раз, почему он вдруг должен стать каким-то особенным? — Не знаю, — вздохнула Анита и грустно улыбнулась. – Может быть и не должен. Младшая явно не была настроена дальше обсуждать сновидение, и Изабель принялась собираться в школу. «Всё же, наверное, стоит рассказать взрослым, – подумала она. – Должно же быть какое-то объяснение этим дурацким кошмарам! И наверняка есть способ от них избавиться». * * * Ритуал повторялся изо дня в день: умыться, поесть, одеться. Такой привычный порядок вещей, который иногда пугал Изабель своей монотонностью. Сегодняшнее прохладное мартовское утро было похоже на все остальные: Белита добросовестно прошла весь ритуал сбора в школу и уже стояла у калитки их дома номер пятнадцать по улице Каменистых Песков. Родители приехали сюда из Испании, когда Изабель ещё не появилась на свет. Тихая деревенька во французской глуши показалась супругам-молодожёнам привлекательным (и дешёвым) местом для жилья. Изабель глянула между чёрных прутьев двери калитки на отца. Он стоял возле дома и копался в багажнике машины. Занят сборами. Лучше поговорить по душам, когда отец вернётся с фермы. Изабель поджала губы. Так действительно будет лучше – отложить разговор о ночных кошмарах Анни до вечера. А сейчас ей предстоял долгий день в школе. Время тянулось медленно. На уроках Белита скучала, мысли её плавно перетекали от грядущих летних каникул к нежным поцелуям Лоло. Ей никак не удавалось сосредоточиться на учёбе, к тому же иногда нет-нет да возвращалось беспокойство по поводу ночных страданий Анни. Наконец, закончился последний урок. К великому разочарованию Изабель, ей удалось повстречаться с Лори всего на каких-то десять минут. Что ж. И ей тоже надо возвращаться, но вот спешить Изабель никак не хотелось. До дома всего полчаса прогулочным шагом. И Белита побрела по притихшим улочкам Луше, обдумывая предстоящий разговор с отцом. Надо ли рассказать о кошмарах и мамочке? Пожалуй, стоило избавить её от ненужных переживаний – отец вполне мог и сам разобраться с глупыми детскими страхами. Если нужно – он сам мог рассказать всё Рамоне. Изабель замерла. Чуть поодаль, у крайнего дома, с которого вокруг асфальтового полотна улицы начинались долгие перелески, она заметила знакомую фигуру. Мама? Интересно, что она здесь делает? Скорее всего, мать вернулась с фермы раньше времени и отправилась в центр Луше. Но зачем? Изабель прибавила шаг. Мать сошла с обочины к тропинке, огибающей невысокий каменный забор. Белита удивлённо хмыкнула и поспешила за ней, пока худенькая фигурка не скрылась за деревьями. Тропинка уходила вглубь перелеска, петляла между кустов, растопыривших свои тонкие голые ветки-прутья. Сначала Изабель хотела окликнуть маму, но потом осеклась. Интересно, куда она идёт? В тени деревьев оказалось заметно прохладнее. Здесь пахло прелой прошлогодней травой и листьями, вечернее солнце легко пробивалось сквозь редкие ветвистые кроны тополей и лиственниц, оставляя на земле и на серых гладких стволах тёмно-охристые пятна закатного света. Белита осторожно следовала за матерью, в голове кружился хоровод самых нелепых догадок. Может быть, у мамочки любовник? И она торопится на тайное свидание? Это версию Изабель тут же с гневом отвергла. В их семье не было раздоров и разладов, отец и мать любили друг друга. К тому же Рамона была набожной, иногда даже слишком. И иногда очень докучала своими проповедями. Но что тогда? Тропинка выходила на небольшую поляну, упиралась в старую бетонную площадку прямо перед деревянным заброшенным амбаром. Это было высокое – почти с двух этажный дом – сооружение из широких, почерневших от времени досок. Черепичная крыша, латанная-перелатанная, кое-где обвалилась, обнажив мощные брусы стропил. Изабель едва успела заметить, как мать юркнула между створками больших покосившихся дверей. Изабель осторожно обошла строение в поисках прорехи, через которую можно было бы заглянуть внутрь амбара. И таковая нашлась; Белита с замиранием сердца припала к грубой неровной щели между досок и всмотрелась в мягкий сумрак, царивший в амбаре. Амбар был пуст. Мать стояла почти у самого входа, поникнув, сгорбившись. Хрупкая, невысокая с коротко стриженными темными волосами, в своём поношенном сером плаще – её мама, застывшая в каком-то немом отчаянии, показалась Белите чужой, пугающе незнакомой. Что с ней? Рамона вздрогнула всем телом, нервно огляделась. Потом вдруг всхлипнула и закрыла рот рукой. Только теперь Изабель обратила внимание на пластиковый пакет в её руке, небольшой белый со знакомой эмблемой местного аптечного магазинчика. Мать сорвалась с места, побежала к выходу. Изабель пронзил стыд, он прошёлся противным холодком по рукам и спине. Зачем же она подсматривает?! Будто, она сама превратилась в маленькую непослушную девочку, сующую свой нос во взрослые дела – прямо как младшая сестра. Изабель поспешила спрятаться за ближайшие деревья. Мама тем временем выбралась из амбара, вернулась на тропинку. Огляделась и быстрым шагом устремилась по тропинке назад на улицу. Отец был не в настроении. Изабель это сразу поняла, едва переступила порог дома. Он гремел инструментом в кладовой и что-то сердито бурчал под нос. Дела на ферме последнее время шли плохо: хозяин то и дело грозил урезать выплаты, а то и вообще закрыть бизнес. Что ж, разговора сегодня точно не получится, Изабель, впрочем, была этому даже рада. К тому же, пока она возвращалась домой после неожиданной встречи с матерью, позвонил Лори. Изабель прошмыгнула в детскую – только бы её не заметили! – быстро переоделась. Анни делала уроки, она склонилась над письменным столом и что-то сосредоточенно выписывала в рабочей тетради. — Опять к своему Лоло? Целоваться или что ещё? – проговорила Анита. — Тебе какое дело?! — огрызнулась Изабель. — Ой-ой, можно подумать! — Заткнись, делай уроки! – рассердилась Изабель. Она остановилась на пороге и произнесла с расстановкой: — Расскажешь маме – убью! Белита быстро выбежала за дверь. Конечно, вряд ли угрозы подействуют, и Анни может нажаловаться маме. Та – само собой – устроила бы вечером Изабель длинную проповедь на тему взаимоотношений с парнями. И вечер гарантированно был бы испорчен. Изабель вышла за ограду, она окинула притихший дом долгим взглядом. Небольшое одноэтажное строение с красной черепичной крышей. Над входной дверью между двух старомодных фонарей – смешные чёрные фигуры, изображающие не то буйволов, не то быков. Отец нанёс этот рисунок по трафарету, купленному в супермаркете в Бордо, куда они ездили всей семьёй в прошлом году. Там же были приобретены смешные гипсовые ангелочки, теперь вкопанные в клумбу прямо перед самыми окнами, и несколько больших глиняных вазонов. Всего лишь час, может быть, полтора. Никто даже не заметит её отсутствия! Изабель улыбнулась, плотнее закуталась в куртку. Лори наверняка уже ждал. * * * Изабель вернулась, когда уже основательно стемнело. Из комнаты родителей доносился громкий звук телевизора – отец смотрел футбол. Изабель мышкой прокралась на кухню. Никого. На обеденном столе – остатки ужина, прикрытые кухонным полотенцем. Изабель облизала распухшие губы (о, поцелуи Лоло были такими сладкими!). Она чертовски проголодалась… Быстро покончив с едой и водными процедурами, Белита отправилась в детскую. На письменном столе царил канцелярский бардак: тетрадки, ручки, фломастеры – всё вперемешку. Сейчас Анни уже устроилась в своей кровати и спала. Одеяло сбилось у самых ног, подушка съехала и опасно накренилась над полом. К утру наверняка сползёт вниз. Изабель фыркнула – вот и пусть спит так! Белита переоделась в ночнушку. Погасила горевший над Анитой ночник и юркнула в свою постель. На сегодня слишком много впечатлений! Взять хотя бы этот заброшенный амбар. Зачем мамочка ходила туда? Почему не встретила её дома, не зашла в детскую – а ведь её не было здесь! – он наверняка поправила бы постель младшенькой. Изабель крепко зажмурилась. Прочь докучливые мысли, нужно постараться уснуть. Бум. Бум. Кто-то стучался в окно. Изабель вздрогнула. Глупая! Это же дождь! Тяжёлые капли глухо забарабанили по крыше, по подоконнику. Сначала редко, так что можно было разобрать отдельные шлепки. Но потом звуки слились в единый шум, то усиливающийся, то стихающий до едва различимого шороха. И этот шорох убаюкивал, нагонял дремоту. Мысли Изабель путались и тускнели. Скоро сон. Принесёт ли он сновидения? Изабель никогда не пыталась вспомнить – что же ей приснилось. Она не любила сны. Особенно после рассказов младшей сестры. Анни замерла на пороге. Знакомая комната. Который раз она здесь? Неужели, снова?! Анни поёжилась. Ну, конечно! Можно подумать, будто бы теперь будет по-другому. Она сделал ещё одни неуверенный шаг и очутилась неподалёку от колыбели. Кто-то ещё был в комнате и смотрел на неё. И нет, не из-за той занавески в углу. И не из-за шкафа слева от колыбели. Кто-то смотрел на Анни отовсюду сразу, и от этого взгляда становилось страшно. Анни заставила себя посмотреть на крошечную деревянную кроватку, стоявшую в двух шагах перед ней. Убежать?! Но стоило попробовать сделать шаг назад, и ноги сделались ватными, непослушными. Нахлынула новая волна страха. Шаг вперёд, к колыбели. Пронизывающий, режущий на тысячи крошечных частей взгляд усилился. И будто шептал кто-то. Зачем ты здесь?! Кто пустил тебя?! Прочь отсюда! Анни заглянула в колыбель. Она знала, что увидит там. Крошечное тельце только что родившегося младенца лежало на холщёвой пелёнке. Сморщенное, покрытое слизью, с торчащим из живота обрывком грубо завязанной сизой пуповины. Но теперь что-то было не так. Анни смотрела на младенца во все глаза – он был…он был… Кто-то стоял за спиной Анни. На пороге комнаты. И продолжал шептать. Убирайся отсюда! Не суй нос не в свои дела! Кто же там стоит? Но Анни не могла обернуться, она всё смотрела и смотрела на большую коричневую голову новорожденного. Страх, холодный и липкий, скрутил все до единой мышцы. Вдруг младенец открыл глаза. Он был жив! Малыш протянул к Анни свою крохотную, кукольную ручку и закричал. Сначала тихо, потом всё громче и громче. На одном вздохе. Крик всё усиливался; он перешёл в тонкий высокий визг. Анни закрыла уши руками, но это не спасало. Душераздирающий звук проникал сквозь кожу и кости, рвал барабанные перепонки. И когда нечеловеческий звук, исторгаемый корчившимся в колыбели младенцем, стал совсем невыносим, Анни проснулась. Изабель трясла младшую сестру за плечо. «Проснись! Проснись!» – кричала она. Лицо Аниты исказила гримаса такого ужаса, от которого у Изабель мурашки бежали по телу и перехватывало дыхание. Анни хрипела, скрежетала зубами будто в эпилептическом припадке. Потом, наконец, она проснулась и замерла на несколько секунд, уставившись на Белиту. Ужасный, пустой взгляд. Неужели, он таким и останется?! Всё внутри Изабель сжалось, замерло в дурном предчувствии. Всё что угодно! Лишь бы не этот бессмысленный, животный взгляд человека, лишённого разума! Анни зажмурилась, встряхнулась. И вновь посмотрела на сестру. Но теперь уже в её глазах не было и следа безумия, только безграничный страх и отчаяние. Из-за двери раздался голос отца. — Девочки, у вас всё в порядке? Изабель вздрогнула, ответила, помедлив. — Да, всё нормально, пап. Аните приснился кошмар. Младшая сестра ткнулась в подушку и зарыдала. Так не может больше продолжаться. Нужно обязательно поговорить с родителями. Сегодня же! — Я больше не хочу спать, — хныкала Анни, — я боюсь спать, боюсь! — Успокойся, — сказала Изабель, — возьми себя в руки! Ты уже не маленькая. Ты повзрослела, стала сильнее. Ну? Анни уселась на кровати, смахнула с лица тыльной стороной ладони слёзы и слипшиеся волосы. Плечи её ритмично подрагивали вслед за глубокими всхлипами. Анни с надеждой взглянула на сестру. — Думаешь, это когда-нибудь закончится? Я так больше не могу, мне кажется, я схожу с ума… Белита вздохнула. — Я сегодня поговорю с отцом. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Хорошо? Ты только успокойся. Анни кивнула. Взять себя в руки стоило ей огромных усилий, Изабель видела это. Но Анита справится, она молодец! * * * Привычная дорога в школу. Изабель поправила школьную сумку; учиться ужасно не хотелось, особенно сегодня, когда впервые за несколько пасмурных дней выглянуло солнце. В воздухе витал аромат весны – эта невероятная, пьянящая смесь тонкого запаха смолы первых почек, растворённого в тёплой влаге воздуха, с приятной свежестью молодой травы. Изабель потеребила ремешок. Нужно идти. «Белита! – окликнул со двора отец. – Ты не видела эту чёртовскую верёвку? Такой большой новый моток? Всё облазил, не найду. Запропастился куда-то, задери его…» Он высунулся из багажника автомобиля и сощурился на солнце. Изабель не видела никакой верёвки, ни новой, ни старой. Она отрицательно помотала головой. Отец нет-нет да терял что-нибудь. Особенно часто страдали новые вещи, к которым он ещё не успел привыкнуть. Моток верёвки, судя по всему, постигла та же участь. Она наверняка валялась где-нибудь в кладовой. — Папа, ты сегодня не задержишься на ферме? — Надеюсь, что нет. Мартин выплату задерживает, задери его. Стану я ещё перерабатывать. А что? Белита задержала дыхание. — Да, разговор есть, — сказала она. Отец выпрямился возле машины. — Само собой, поболтаем. Что-то натворила? Что-то серьёзное? — Нет, это насчёт Анни. – Изабель махнула рукой. – Давай до вечера! Отец махнул рукой в ответ и вернулся к поискам. Ближе к вечеру погода испортилась: подул ветер, небо набрякло, набралось противной серости. Брызнул мелкий занудный дождь. Изабель не взяла зонт – так хотелось думать, что солнечный денёк продержится хотя бы сегодня! И теперь приходится прятаться под навесом автобусной остановки, ждать, когда дождь хотя бы немного уймётся. Белита поиграла брелком на ремешке сумки. Холодный порыв ветра заставил поёжиться. Как начать разговор с отцом? Возле остановки притормозил тёмно-синий «Фиат», боковое стекло опустилось. Это был дядя Кристен – друг семьи. Примерно возраста её отца, белобрысый добродушный очкарик. Он жил всего за два дома от них – сейчас это оказалось очень кстати. — Привет! Садись. Продрогла? Изабель поспешила воспользоваться предложением. — Есть немного. Они тронулись. В салоне было тепло, уютно. На зеркале заднего вида болталась ёлочка-освежитель, на полке над бардачком валялись смятые чеки и какие-то коробочки. — Ты что-то невесёлая, — сказал дядя Кристен. – Проблемы в школе? Изабель оторвалась от созерцания разводов и капелек на лобовом стекле. — Ой, нет. Ерунда всякая… «Фиат» вдруг дёрнулся и начал терять скорость. «Нет, нет! – пробормотал дядя Кристен, прижимаясь к обочине и включая «аварийку». – Только не сейчас!» Он несколько раз повернул ключ зажигания. Автомобиль послушно гудел стартером, но не заводился. Дядя Кристен открыл капот и со вздохом вылез из машины. Он повозился немного; сквозь шум дождя то и дело доносился его сердитый голос. Наконец, дядя Кристен вернулся в салон, принеся с собой запах влаги и машинного масла. — Тут я сам не справлюсь. Но ты не переживай, механик будет минут через десять. Я его хорошо знаю, он тебя добросит до дома. – Дядя Кристен погрозил пальцем. — И даже не думай возражать. Простудишься – какие тут шутки – что я скажу твоим родителям? Как они там, кстати? Изабель смущённо улыбнулась и пожала плечами. — Да, как обычно, вроде бы. Минуту-другую они сидели молча. Дядя Кристен вытер платком мокрые залысины и заговорщицки подмигнул Изабель. — Что-то определённо с тобой не так. Неужели, Лорель бросил тебя? Давай, поделись бедой с дядей Кристеном. Раз мы застряли тут. Изабель покусала губу, поправила сумку. В самом деле, почему бы и нет. Дядю Кристена она знала с самого детства – он всегда готов был выслушать её. И она доверяла ему. Сейчас Белита пыталась понять насколько. — Анни. У неё проблема, — сказала она и внимательно посмотрела в глаза собеседнику. – Только обещайте никому не рассказывать. Ладно? — Шутишь? Могила! — Может быть, всё не так страшно, — продолжила Изабель, — не знаю. Просто мою младшую сестру мучают кошмары. Знаю, знаю, кошмары многим снятся. Но кошмары Аниты повторяются. Одни и те же, через какое-то время. Понимаете? Не разные. Как она говорит – почти совершенно одинаковые. — Что же ей снится? — Думаю, это не так важно. Важно то, что у них один и тот же сюжет. Три ночи подряд, как сериал ужастиков по телеку. Но ведь так не должно быть, дядя Кристен? Почему они ей снятся? Дядя Кристен пошевелился в кресле. — Сложно сказать. Я не специалист в сновидениях. Но что-то мне подсказывает, что это такое наказание. Кара Господня. Изабель вскинула брови. — Божья кара? Но вы ведь не верите в Бога! Сколько я вас помню…И вы даже иногда спорите с мамой… Дядя Кристен улыбнулся. — Послушай, — прервал он её, — послушай, что я тебе скажу. Не может человек без веры. Вот чтобы совсем без веры, понимаешь? Он должен во что-то верить, как я думаю. Хоть в Бога, хоть в Чёрта. Ну, чтобы не свихнуться, чтобы было что за душой. Эх, это тебе не шутки, понимаешь? Я вот не верю в Бога, которого придумали за меня две тысячи лет назад и теперь всучили, как должное. Я верю в собственного Бога, которого придумал себе сам. И он мне нравится больше, чем тот, который из Библии… Дядя Кристен замолчал, глядя прямо перед собой. Дождь заметно усилился. Он теперь гулко стучал по металлической крыше, его крупные капли бились о капот и о лобовое стекло, разлетаясь на сотни крошечных стеклянных осколков. — Почему же? – спросила Изабель. Дядя Кристен повернулся к ней. Таким серьёзным Изабель его никогда не видела. — Хотя бы потому, что он не наказывает меня за чужие грехи… Он хотел сказать ещё что-то, но тут в боковое стекло громко постучали. * * * Изабель сидела в деревянном кресле на крыльце дома под крышей. Дождь к вечеру превратился в морось пополам с мелкой снежной крошкой. Изабель закуталась поглубже в тёплую отцовскую куртку. Она посидит тут немного и пойдёт спать. Уже пора; Анни давно закончила с уроками, сейчас наверняка читает книгу, чтобы отвлечься. Последняя ночь кошмаров приближается, Анита дала слово, что сегодня не уснёт. Выдержит ли? Изабель сомневалась. К тому же эта идея — сбежать от сновидений казалась бессмысленной. И даже опасной. Вряд ли можно не спать совсем, рано или поздно Анни сдастся в этой борьбе. И какие есть шансы, что кошмар тогда не вернётся? К тому же долгая бессонница скажется на здоровье, а это прямая дорога в больницу. Изабель вспомнила пустой взгляд Аниты и пришедший за ним страх. В ушах вновь зазвучал дикий крик ужаса, от которого она проснулась. Белита вздрогнула, шмыгнула носом. О чём говорил дядя Кристен? Наказание за грехи? Боже, за какие грехи ты наказываешь сестрёнку? Могла ли она совершить нечто настолько ужасное, чтобы так прогневать Небеса? О, это вряд ли. Изабель была в этом уверена, как ни в чём другом. Уж она-то знала почти обо всех проделках младшей сестры. К тому же Анни всегда на виду – в школе, дома, с подругами, никогда не запирается, не прячется. Если только это… Чужие грехи! Эта мысль вызревала, как прыщик – такая же неприятная, болезненная. И теперь она прорвалась, поразив Изабель смутным ощущением тревоги. Но за чьи грехи Анни должна была страдать? Ответа не находилось. — Ты хотела со мной поговорить? – раздался над ухом голос отца. Изабель испуганно дёрнулась. — Ох, ты меня напугал, пап! — Прости, не хотел. Так о чём ты хотела поговорить? Что-то насчёт Анни? Что она натворила? Белита потеребила рукав отцовской куртки. — Только не говори маме… — Она встала с кресла. – Я хотела сказать, хотела сказать что…В общем, мне кажется, Анита совсем перестала молиться. Но продолжает врать маме, что делает это каждый день. Думаю, тебе стоит поговорить с ней. Пусть сама признается маме. Ты же знаешь, как ей это важно. — Господи, — пробормотал отец. – Я уже невесть что напридумывал. Начиная от беременности, заканчивая наркотиками. Само собой, врать плохо. Думаю, мать зря надеется воспитать Аниту в своём духе. Но она упрямая, да… — Так ты поговоришь? — Само собой. Иди уже домой. Холодно. В детской горел ночник. Анни лежала в кровати, уставившись в потолок. «Может, всё-таки попробуешь заснуть?» — спросила Изабель. Ани сжала губы и отрицательно покачала головой. Изабель забралась в свою кровать, натянула одеяло до самого подбородка. — Ты же никогда ничего не скрывала от меня, Нита-Анита. Скажи, ты не совершила ничего такого? Такого, чтобы… — Чего-чего? — Ну, знаешь, заповеди Божьи, и всё такое. Просто сегодня я… в общем, я слышала, что иногда Господь наказывает людей за проступки. Насылает кошмары и всё такое. Анни фыркнула. — Что ты несёшь?! Да натвори я что-то ужасное – об этом уже болтал бы весь Луше. В комнату вошла мать. — О чём спорите? — Да так, — буркнула Анни и отвернулась к стенке, — Лита-Белита корчит из себя старшенькую! Ой-ой, можно подумать! — Не ссорьтесь, — сказала мать. Она присела на край кровати Анни, сложила руки. – Грех это. Вы помолились на ночь, я надеюсь? – Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Завтрак разогреете сами, я оставлю всё на плите. Мне нужно завтра рано утром к тёте Марселе по делам. Справитесь без меня? — Конечно, мам, — сказала Изабель. – Если что, я позабочусь о младшенькой. – При этих словах Анита резко повернулась и показала ей язык. – А кто такая тётя Марсела? Я никогда не слышала о ней. В бордовом свете ночника бледное и худое лицо матери приобретало странный оттенок, тени под глазами становились гуще. И без того резкие контуры обострялись ещё сильнее, отчего лицо становилось похожим на фреску. Мать поправила одеяло Анни, погладила её по волосам. — Тётя Марсела – моя старая подруга. Она жила здесь, в Луше. Я была чуть постарше Изабель, мы тогда жили в Испании. Иногда я приезжала сюда на лето с родителями – это ваши бабушка и дедушка, упокой души их. И мы с Марселой любили играть вместе, а нашим любимым местом был амбар. – Голос становился всё тише, убаюкивал. – Он стоял в конце улицы, в стороне от глаз людских, поэтому никто не мешал лазить, где нам хотелось. Ах, давненько я не навещала мою любимую Марселу… Мать встала со вздохом, поцеловала дочерей. Пожелала спокойной ночи и вышла, оставив после себя лёгкий запах лекарств. Изабель зевнула. Как же она устала за день! Переживания, тревоги и вопросы, порождавшие их, — это утомляло. Хорошо, что на некоторые вопросы иногда находятся ответы, от которых появляются на свет новые вопросы. Замкнутый круг! Изабель закрыла глаза. В тишине комнаты слышалось лишь едва различимое треньканье настенных часов, да негромкое посапывание Аниты. Неужели, сдалась? Заснула? * * * Анни сидела на заднем сидении маленького пригородного автобуса. Она ехала одна – она не помнила, почему и откуда, но знала, что скоро её остановка. Вот и знакомая улица. Она едет домой! Анни встала, прошла вперёд. Внимание Анни привлекла большая холщовая сумка в крупную клетку с длинными чёрными ручками. Сумка стояла на переднем сидении, возле выхода. Она была приоткрыта. С дальнего края что-то свесилось. Что-то сморщенное, синее. Анни почувствовала, как вспотели ладошки. Что там? Она подошла ближе. Да это же рука…нет, рукав рубашки! Теперь Анита узнала сумку – та самая, в которую мать складывала грязное бельё. Бегунок молнии легко скользнул по крупным металлическим зубцам. Сумка оказалась набита бельём. Может быть, мамочка забыла её здесь, в автобусе? Двери открылись; Анни подхватила сумку и вышла. Тяжеловато для белья? Анни очутилась перед дверью в ванную комнату. Сюда нужно было отнести сумку, но именно сюда ей никак не хотелось заходить. Вновь шёпот. Не ходи! Что ты там забыла?! Но дверь открылась сама, будто кто-то очень воспитанный приглашал внутрь. Анита переступила порог. Здесь всё как обычно, всё на своих местах: зубные щётки в баночке, туалетное зеркало – запотевшее так сильно, что не видно отражения – большая синяя ванна с потёртой эмалью. Анни поставила сумку на пол возле стиральной машины и поспешила выйти. Что-то зашуршало, зашевелилось. От этого звука у Аниты подогнулись ноги, мурашки сбежали по телу холодным душем. Она повернулась. Звук определённо шёл из сумки! Сердце Анни замерло. Капелька пота щекотно прокатилась между лопаток. Что-то торчало с дальнего края сумки. Анита подошла ближе, нагнулась. Сморщенное, синее. Это…это же рукав…нет, рука! Кукольная, крохотная ручка младенца торчала из сумки. Анни всхлипнула, попятилась. В спину вонзился едкий, режущий взгляд. Кто-то стоял здесь, прямо за её спиной. Анита резко повернулась. На пороге ванны стояла мамочка. Лицо – точно такое, когда на него падает свет от ночника – странное, будто выведенное масляными красками. На плечи накинут старый халат – её любимый, уже сильно выцветший и полинялый. — Что ты здесь делаешь?! – спросила она. — Мама?! Анита опустила глаза и теперь заметила, что в руках мамочка держит ножницы для разделки рыбы. Но что это?! Там, ниже? Странная сине-коричневая лиана змеёй обвивался вокруг голени и спускался на пол. Это же пуповина! Её рваные края кровоточили. — Опять суёшь нос не в свои дела?! Как тебе не стыдно! Ты помолилась на ночь?! Горло и грудь сдавил чудовищный спазм такого ужаса, какого Анни ещё не приходилось испытывать. Она стояла и хватала ртом воздух, хотелось плакать – но глаза вдруг высохли и саднили. Зато пот, липкий и противный, покрыл всё тело. Волосы стали дыбом. В животе поселилась гудящая пустота; эта же пустота влилась в жилы вместо крови, пропитала мышцы, сделав их дряхлыми, бесполезными. — Я не… — прохрипела Анни. – Мама, что ты сделал?! — Ты лгунья! Мерзкая лгунья, я же знаю, что ты обманываешь меня! Сейчас я тебя проучу за это. Мать подняла руку с ножницами и шагнула к замершей от страха Анни. Изабель слетела с кровати так быстро, как только могла. Младшая сестра сидела, вцепившись руками в края кровати, одеяло и подушка валялись на полу. Анита кричала. Глаза её распахнулись так сильно, что видна была вся радужка, окаймляющая сжатые до предела зрачки. Вены и сухожилия на шее вздувались и бугрились. Анни со свистом вдыхала воздух и тут же снова заходилась в неистовом крике, уставившись безумным взглядом в одну точку. В нос Изабель ударил резкий запах пота и мочи. «Нита! – заорала она, пытаясь перекричать сестру. – Я тут, слышишь?! Анни! Я с тобой, всё уже прошло! Это сон!» Анита вдруг скорчилась, забилась в угол кровати. Крик превратился в лающий кашель. Белита едва сдерживала слёзы. «Ну, всё, всё… — пробормотала она, стараясь не расплакаться. – Всё кончилось». Аниту била дрожь, сильная резкая, больше похожая на судороги. Кажется, она даже не слышала Изабель. Белита встала. Было до омерзения противно чувствовать себя совершенно беспомощной. Как она могла помочь? Изабель нашла в шкафу смену белья для Анни. Собрала мокрую простыню. — Ты куда?! – борясь со всхлипами и заикаясь, спросила Анита. – Не уходи! — Я сейчас, сестрёнка. Не бойся, я сейчас вернусь. – Изабель погладила протянутую к ней руку. – Нужно отнести это в ванную. Ладно? — Нельзя туда! Не ходи! – сквозь сжатые зубы проговорила Анни. Она попыталась ухватить Изабель за край ночнушки. — Ну, перестань! – улыбнулась Белита в ответ. – Я быстро! Анита спрятала зарёванное лицо в ладошки и захныкала. Пусть поплачет, ей станет легче. Как бы Изабель хотелось сейчас разреветься вместе с ней! Она поплелась в ванну. Дом притих – отец наверняка уже на своей ферме, а мамочка уехала к тёте Марселе. Но она справится сама, она уже взрослая! Белита открыла дверь в ванную комнату, включила свет. Нужно, пожалуй, положить простыню отдельно. Она обогнула корзину для белья, чтобы снять со стенного крюка пластиковый таз. Какой странный запах! Едва уловимый за аммиачными испарениями, но знакомый, сладковато-омерзительный. Кажется, пахло из бельевой корзины. Изабель кинула простыню в таз. Потом склонилась над корзиной. Из-под кучи белья торчала чёрная ручка какой-то сумки. Изабель приподняла край скомканной рубахи. Под ней обнаружилась клетчатая изотермическая сумка, какую берут в дорогу, чтобы не испортились продукты. Нельзя туда! Как она здесь оказалась? Не ходи! — Белита! – это из коридора кричал отец. – Это ты? Милая, не видела мою сумку? — Не знаю! – отозвалась она. – Здесь в ванне есть какая-то. Случайно, не она? Отец появился на пороге. — Дай-ка, взгляну. – Он поморщился, едва оказавшись у корзины. – Нет, это не моя. Наверное, Рамоны. А что в ней? Мне кажется, или от неё воняет? Изабель потянула за язычок бегунка. Бегунок молнии легко скользнул по крупным металлическим зубцам. Неприятный запах усилился – это был отчётливый кисло-сладкий запах гниения. Изабель потянула за края сумки и отпрянула, изменившись в лице. На самом дне лежало крошечное скрюченное тело младенца. * * * Она стояла в ванной комнате. Уши заложило плотной ватой страха, пульс в висках стучал бешено, болезненно отдаваясь во всей голове. К горлу подступила тошнота. Бледный как полотно отец тряс её за плечи и что-то кричал. — …задери тебя! – услышала она. – Слышишь?! Ты слышишь?! Где мать?! Где Рамона?! Не молчи! Изабель моргнула, уставилась на отца. Что он спрашивает? Мать? Где мама? — Не знаю, — всхлипнула Изабель. Горло обожгло, голос вышел неестественно хриплым. Наверное, она сорвала его, когда кричала. – Вчера она заходила к нам, говорила, что поедет к тетё…Забыла её имя… Отец зажмурился, вытер лицо, покрывшееся испариной. — Какая тетя?! Мне она сказала, что поедет в Луше, записываться к зубному. Что за тётя?! — Не знаю, — застонала Изабель. Слёзы хлынули, заполнив носоглотку неприятной солёностью. – Она звала её…звала…тетя Марсела. Отец бросил беглый взгляд на распахнутую сумку. — Марсела, — процедил он. – Рамона Марсела Мора. Марсела — это имя её матери. Вдруг Изабель всё поняла. Оцепенение спало, как покрывало с нового памятника. Мама натворила что-то ужасное. Не выдержала и решила уйти. Захотела встретиться со своей мамой, там, в другой жизни. — Я знаю, куда она могла отправиться, — сказала Изабель. — Я покажу. — Быстро в машину! Изабель заперла притихшую Анни в детской. Схватила куртку и выскочила за отцом. Через минуту они уже мчались по улице туда, где начиналась тропинка, огибающая невысокий каменный забор. Машина взвизгнула покрышками по асфальту и замерла у самой обочины. Они побежали, не обращая внимания на слякоть и лужи. За перелеском показался заброшенный амбар. Отец крикнул Изабель: «Не ходи за мной!» Он нырнул между покосившихся створок дверей на удивление проворно для крупного мужчины. Белита секунду стояла, как заворожённая, но потом бросилась к знакомой прорехе в стене. Ранним утром света было недостаточно – слабое солнце с трудом пробивалось сквозь молочно белую пелену облачности. В амбаре царил полумрак, позволявший видеть только серые контуры предметов. Изабель разглядела верёвку. Она была привязана к одной из потолочных балок. На другом конце верёвки почти у самого пола висело мешковатое пятно. В угловатых линиях, очерченных проникающим сквозь щели светом, угадывались руки, безвольно свисающие вдоль тела. Изабель прикусила губу, глуша крик, и тут же ощутила привкус крови. Что же ты наделала, мамочка?! Невозможно было поверить, невозможно было представить, что всё это происходило сейчас с ней наяву. Любые ночные кошмары казались сущей ерундой. Она слышала иступлённые ругательства отца. Он уже неистово кромсал верёвку. Раздался глухой стук упавшего тела. Жуткий звук, от которого Изабель вздрогнула и зажмурилась. Спустя минуту, отец уже вытаскивал тело Рамоны через узкий проход между дверей. «Она жива, — прохрипел отец, смахивая с лица пот и слёзы. – Мы вовремя успели! – Он говорил, уставившись куда-то в землю перед собой. – Вот что, милая. Беги домой, дождись жандармов. Я повезу мать в больницу. Всё будет хорошо…» Он легко подхватил тело и побрёл по тропинке назад к машине. Изабель шла по улице, опустив голову. Три ночи кошмаров для Аниты были делом рук её собственной матери. Что может быть хуже?! Новая мысль-прыщик зрела и готова была прорваться отвратительным гноем новых ужасных догадок. Кошмарные сны начали приходить к Анни три года тому назад. И если они стали наказанием за грехи, выходит… Изабель всхлипнула, не в силах сдерживать слёзы. Это не первый младенец, должны быть ещё. Изабель уже стояла на крыльце дома. Где взять силы, чтобы заставить себя переступить порог? Дрожащими руками Изабель открыла дверь. Запах гнилой плоти уже проник в коридор. В кошмарах младшей сестры в третьем сне мёртвый младенец был всегда покрыт инеем. Изабель задумалась на секунду. На кухне стоял большой холодильный ларь. Там мать всегда хранила замороженные овощи, фрукты и мясо. И что-то ещё, не так ли? Белита прошла на кухню, распахнула дверцы лари. Фасоль в пакетиках, несколько упаковок брокколи. Вот в углу брикеты дрожжей, здесь – куриные окорока в вакуумной упаковке. Изабель остановилась на крайней ячейке. Тут лежали аккуратно свёрнутые прозрачные пакеты с цветной капустой. Они никогда не ели цветную капусту. Пакеты почти полностью скрылись за слоем ледяных наростов – их просто никогда не сдвигали с места. Изабель с трудом оторвала один пакет, потом другой… Четыре тряпичных свёртка размером не больше среднего капустного кочна лежали на самом дне ячейки. С улицы донёсся громкий вой сирены. Что ж, пожалуй, она оставит это жандармам. |
06.05.2015, 23:31 | #2 | |||||||||||||||||||
Наемник
Регистрация: 19.02.2014
Сообщения: 305
Поблагодарил(а): 32
Поблагодарили 7 раз(а) в 7 сообщениях
|
Re: Хоррор конкурс - Чужие грехи
Читала и думала, где же "реальные события", а где вымысел.
Слезодавилка с повсеместным "гниющим запахом" и четырьмя пакетиками в морозилке. Запах учуяла? Из морозилки? Как оттуда может вонять, если заморожено?
Получилось, что Анни - младшая сестра матери. Иногда реальность лучше не смешивать с фантазией, не верится в происходящее, одна боль, но никак не ужас. |
|||||||||||||||||||
24.05.2015, 11:19 | #3 |
Гладиатор
Регистрация: 04.05.2015
Сообщения: 41
Поблагодарил(а): 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
|
Re: Хоррор конкурс - Чужие грехи
Читать было интересно, атмосфера страха и безумия нагнетается плавно и уверенно.
Но вот что осталось для меня непонятно: если младенцы были детьми матери (а на это указывает пуповина, свисающая с матери в видении Анни), то как вся семья не заметила беременностей? |
25.05.2015, 17:52 | #4 |
Охотник за головами
|
Re: Хоррор конкурс - Чужие грехи
Рассказ так себе. Обилие имен в начале сильно затрудняет чтение, трудно ориентироваться, кто есть кто. Антураж заграницы... не знаю, нужен ли он, такое могло произойти где угодно. Атмосферы страха не почувствовал. По сути, это детектив, мистики в нем, кроме снов, совсем нет. И ужасов тоже. Лично мое мнение, люблю сверхъестественные ужасы, а здесь бытовуха.
|
Характер нордический, скверный, упертый. Правдоруб, отчего и страдает. В связях, порочащих его, не замечен...
|
|