Колодец Аншер

[Пелиас почти кофийский]

Колодец Аншер

Из-за вершины бархана появились две фигуры.
Загоревший до черноты великан поддерживал свою спутницу, которая едва переставляла ноги. На мужчине была набедренная повязка, а на девушке – тонкая накидка, едва спасающая от жалящих лучей солнца. Её тело было густо-бронзовым, ноги – исцарапаны колючками; песок превратил локоны в пыльный колтун; а всё-таки она была красива.
Её спутник выглядел немногим лучше: кожу потрескалась, лицо обветрило. И, тем не менее, ступал уверенно – казалось, чудовищная жара не причиняет ему особых неудобств. Широкие плечи, жилистые руки, иссечённая шрамами грудь и клинок на боку выдавали в нём воина.
Они перевалили через песчаный вал, и перед ними простёрлось чудное видение – клочок зелени у подножия невысоких гор. Внезапно девушка сделала ещё один шаг и повалилась, прямо лицом в песок. Черноволосый великан выругался, подхватил девушку на руки и понёс в сторону оазиса.

***

Дошагав до тени пальм, воин опустил свою спутницу на траву и положил ладонь на рукоять меча. После адской жары пустыни даже лёгкая тень от перистых листьев казалась блаженством.
Посреди зелени пестрели палатки.
Острый глаз гиганта сразу уловил богатую ткань, и он сообразил, что на север идёт караван, распродавший товар и взамен нагрузившийся слоновой костью, речным жемчугом и золотым песком. Он знал, что через эти места проходит оживлённый торговый тракт – от земель бачвези, через саванны охотников на слонов, пыльные степи кочевников-скотоводов, лесов буанта, в стигийский город Себехтет. Оставив девушку в тени деревьев, гигант окинул взглядом цветастые шатры. Караваны на границе, где степь переходила в пустыню, частенько запасались водой, пищей – и нанимали охрану. В пустыне попадались шайки вооружённых до зубов разбойников. Пустынные земли, тянущиеся от скалистых отрогов Иранистана и до лесов чёрного Куша, служили приютом для множества диких племён, не считавших зазорным поживиться за чужой счёт.
При появлении странника караванщики насторожились. У воинов руки легли на рукояти мечей. Могучий дикарь даже в одной набедренной повязке внушал опасение. Проигнорировав косые взгляды, северянин безошибочно выбрал из шатров тот, что побогаче, и направился к нему.
У входа в шатёр из алого с золотом шёлка стояли два могучих кушита. Палящее солнце пустыни сияло на их эбеновых телах. У ног охранников сидел толстый шемит, задумчиво чертящий узоры палочкой на песке. Высокий худощавый человек в тюрбане, с ястребиными чертами лица сделал жест, и позади пришельца возникло два воина с обнажёнными саблями.
Странник лишь передёрнул плечами, заметив их появление.
— Я хотел бы переговорить с начальником каравана, — буркнул великан.
На лицах чернокожих не дрогнул ни единый мускул. Шемит с любопытством поднял голову. У него были добродушное и лукавое лицо.
— Да, но захочет ли он переговорить с тобой?
— Так-то у вас разговаривают с путниками, что заблудились в пустыне и жаждут воды и помощи, — буркнул незнакомец.
— Увы, — развёл руками толстяк. — Мы торгаши. Воды, впрочем, быть может мы и дадим, но не немного – она здесь на вес золота. Впрочем, если ты пожелаешь продать свою спутницу…
Великан издал негромкое рычание.
Но затем овладел собой:
— Я неплохо знаю эти места, — ответил воин, — знаю зуагиров и могу быть полезен в походе. Я могу отработать воду и еду для себя и своей спутницы.
Шемит вздохнул.
— Вода в пустыне бесценна… Однако, скажи мне, могучий путник, откуда ты пришёл? На север отсюда одни только пески. Мы направляемся кружным путём через оазисы Хемпетем, Зуадаф, Хефрет. Я слыхал, что далеко-далеко на севере лежит проклятый город Снов, но никто ещё не возвращался оттуда живым. Но ещё менее верится в то, что ты пересёк пустыню без лошадей и верблюдов.
Неразговорчивый гигант лишь пожал плечами. Шемит пристально вгляделся ему в глаза, а затем вздохнул – всего тучное тело пришло в движение.
— Ладно, Так и быть. Похоже, ты бывалый воин и не впервые в землях Юга. Благодари своих богов, северянин, я доложу о тебе Ахшефу. Признаюсь, ты разжёг моё любопытство.
Шемит сделал лёгкий знак рукой, и за спиной странника послышался шорох задвигаемых в ножны клинков.
— Обожди меня здесь, — сказал его караванщик. — И приведи свою спутницу. Как твоё имя, странник?
— Конан, — буркнул великан.

***


В тени деревьев девушка задремала.
Конан бережно подхватил её на руки и принёс к шатру. Кто-то из зуагиров – меднолицых детей пустыни – сжалился над ней и протянул флягу с водой. Она сделала робкий глоток и вернула ёмкость – вода в пустыне на вес золота. Наконец, полог отодвинулся, и шемит указал Конану на вход. Сам он снова уселся на землю, и подобрал палку, которой до этого выводил узоры.
Конан откинул тонкие шлейфы, и вошёл.
Внутри шатёр был убран с роскошью, достойной сатрапа Турана. Растрескавшаяся почва пустыни была застелена стёгаными одеялами, поверх которых накинули тонкое покрывало из голубой, вышитой золотом ткани. Вендийские птицы, кхитайские звери и мифические чудовища на нём сплетались в причудливые узоры. Поверх было разбросано несколько атласных подушек. Стены шатра занавесили нежной зелёной тканью. Всё это создавало атмосферу, словно Конан попал в восточную сказку, одну из тех, что так любят рассказывать на пыльных и многолюдных площадях Турана. Внутри шатёр освещали медные лампы; на столике стояли кубки. Сосуд из голубого стекла, наполненный золотистым вином, стоял рядом.
На подушках восседал высокий, но грузный человек, с пронзительными живыми глазами. Его роскошная борода, напомаженная и ухоженная, спускалась иссиня-черными кольцами, почти до самого пояса. На нём был традиционный шемитский ефон, расшитый золотом и серебром, кушак из роскошной вендийской ткани и тонкий алый плащ. Он смотрел на вошедших без тревоги, но с любопытством. При взгляде на девушку взгляд торговца потеплел.
Несмотря на полноту, шемит производил впечатление человека, быстрого на подъём и спорого в делах. Обладающего как торговой смёткой, так и суровым благородством, которое присуще людям, жизнь которых зачастую протекает в походах. Казалось, он сроднился с пустыней, как старый, умный шакал или пустынный волк.
Караванщик сделал приглашающий жест.
Конан скользнул в сторону и остался стоять: с его статью он редко сидел по-восточному, подогнув ноги.
Девушка же благодарно присела на шёлковые подушки.
Торговец взял большой графин чистой питьевой воды, налил её в чаши офирского стекла и протянул киммерийцу и его спутнице. Конан молча опрокинул чашу. Девушка благодарно посмотрела на негоцианта и стала пить мелкими, жадными глотками. Живительная влага вливалась в её пересохшее горло, словно нежный бальзам. Улыбнувшись, торговец протянул гостям блюдо с курагой и сушёными финиками. Конан передал его своей спутнице, которая принялась с аппетитом уплетать угощение.
Караванщик задумчиво заложил пальцы за кушак.
— Вы вышли прямиком из пустыни? — с некоторым удивлением поинтересовался он. — Бааши рассказал мне про вас. Из оазиса Ардеф? Но там на многие схены - ничего кроме пустыни. Откуда же вы явились?
Конан пробурчал что-то неразборчивое.
Торговец хмыкнул.
— Бааши сказал, тебя зовут Конан, — задумчиво прищурил глаза он. — Но как зовут твою прелестную спутницу?
Девушка поспешно отложила блюдо с фруктами.
— Меня зовут Натала, благородный господин.
— Красивое имя, — одобрил шемит. — Ты откуда-то с севера? Твои черты лица напоминают мне о Бритунии.
— Все верно, господин… Я… — Натала залилась краской. — Я рабыня, господин.
— Вот оно как, — с любопытством сказал торговец. — Стало быть, я могу тебя купить у твоего милостивого хозяина?
Натала метнула отчаянный взор на Конана, который застыл у входа в шатер, как истукан.
— Она не продаётся, — хмуро буркнул тот.
Его ладонь словно невзначай упала на рукоять меча. Шемит с сожалением развёл руками.
— Что поделать! Красивые девушки – большая редкость в походах. Видно, на меня сегодня не снизошла милость богов.
Взгляд караванщика скользнул по могучей фигуре киммерийца, его обветренному суровому лицу, и в его взгляде промелькнуло уважение. Намётанный взгляд человека, приученного к опасностям, мгновенно уловил и плавную выверенность движений, и могучую стать киммерийца, и покрытые мозолями руки, и полыхающий взгляд синих глаз. Северянин двигался, как крадущийся в джунглях тигр: в его движениях не было ничего лишнего, они были скупыми, но точными и уверенными.
Шемит задумчиво поцокал языком.
— Что ж, я – Аршеф Бецалел, торговец словной костью, страусиными перьями и золотом. Мы направляемся в Себехетет, а оттуда - в Шушан. Если хотите, отправляйтесь с нами. Верблюдов и воды у вас нет - но мы вам их дадим.
Она задумчиво отхлебнул вина из чаши.
— Скажу прямо, места здесь опасные. Того и гляди нарвёмся на каких-нибудь псов пустыни. Недавно в стычке я потерял троих людей. И такие воины, как, Конан, мне нужны.
Неожиданно Аршеф подмигнул зардевшейся бритунке:
— Ты только посмотри на него: могучая стать, и двигается, как тигр. Плечи – почти как мои, талия – считай девическая, — Алеф рассмеялся. — Он будет пострашнее любого демона! Он один стоит четырёх моих разбойников! Смотри, какие плавные движения! Он не ходит, а словно перетекает. Сейчас он здесь, а спустя мгновение - уже там. Благая Иштар!
Конан стоял невозмутимо, только огненные искры полыхнули в его глазах. Торговец устремил смеющиеся глаза на бритунку.
— Одним словом, твой воин нам очень нужен. Да только увидев его, наши враги разбегутся на край света! Ой, ла! Дитя, я дам ему двенадцать дерхемов, этого хватит, чтобы купить у нас верблюда и ещё не остаться в накладе. Если же верблюд вам не нужен, продадите нам его обратно в конце дороги. Клянусь, возьму совсем недорого! Пусть твой воин подумает. Завтра мы отправляемся. Я велю Кеназу накормить вас и дать бурдюки с водой.
— Предложение достаточно щедрое, — проворчал киммериец.
— Отлично, — хлопнул в ладоши шемит. — Имоту, Тувала, зайдите в шатёр!
Внутрь палатки скользнули два огромных кушита.
— Накормите и напоите их. И подыщите им шатёр, — шемит призадумался. — Однако ваш наряд не пригоден для странствия по пустыне. Кеназ, скажи Бааши, пусть выдаст симарру нашей гостье!

***

Аршеф за время своих странствий видел множество людей, но Конан был для него загадкой. Светлокожая бритунка, была, несомненно, невольницей, влюблённой в своего господина. Её же спутник походил на пустынного льва. Он был также могуч, чёрен и страшен, и во всех его движениях чувствовалась опасная сила. Раса, к которой принадлежал Конан, была торговцу незнакома. В нём было что-то дикое, природное, свободное – казалось, он весь дышит холодной, неукротимой силой северных гор. Голубые глаза гиганта напоминали об искрящихся ледниках.

***

У выхода из шатра их встретил всё тот же тучный шемит.
— Что ж, идём, я подыщу шатёр тебе и твоей женщине, — улыбнулся он. — А впрочем… переночуйте в моём шатре. Он просторен, после того, как Кесава укусил скорпион и тот скончался в жутких мучениях. Вся его нога почернела, как бревно в воде.
Конан лишь нетерпеливо передёрнул плечами.
Он мало говорил, но подмечал всё на ходу.

Отряд в основном состоял из мекау – жилистых сухощавых людей, с тёмной янтарной кожей и живыми подвижными глазами, которые блестели из-под вечно хмурых бровей.
В окрестностях пустыни Джахар обитало крепкое, худощавое племя – потомки шемитов и стигийцев, с небольшой примесью кушитской крови. Во многом они были сродни зуагирам. Они звали себя мекеу – детьми пустыни – и могли учуять запах воды за множество лиг, и идти много часов под палящим солнцем. Они грабили караваны на протяжении всего пути от оазиса Шебсет до города Себехтет. Из них же набирали охранников и проводников караванов. Однако у них был свой кодекс чести. Народ мекеу делился на множество племён, постоянно враждовавших между собой. Мекеу, взявшиеся за охрану каравана, защищали его до последней капли крови. И если нападение совершалось, то в нём были повинны враги тех племён, чьи воины шли вместе с караваном.
Кроме них, в отряде было два или три зуагира, которые лучше всех, не считая мекау, могли переносить иссушающую жажду и невыносимое пекло пустыни.
Оазис Аншер располагался в уютном треугольнике, с трёх сторон - севера, запада и востока – будучи окружён скалами.
Оазис питали мощные подземные ключи, позволяя яркой зелени раскинуться на южных склонах гор, прикрытых от жарких летних хамсинов – безжалостных и опасных ветров пустыни. Приятный треугольник зелени радовал взор каждого, кто шёл к нему с юга пустыни. Отдохнуть в тени скал и понежиться в яркой зелени рая останавливался каждый караван, идущий с севера ли, запада, юга или востока.
Настоящая земля обетованная.
В нём вполне мог бы расположиться небольшой город, однако место по какой-то неясной причине пустовало. Вместо вздымающихся к палящему голубому небу стен на манящем зелёном ложе раскинулись лишь пёстрые палатки шемитов и зуагиров. Конан знал не понаслышке, что через эти места проходил один из самых оживлённых торговых трактов Чёрных Земель – от земель бачвези в стигийский город Себехтет, возведённый ещё в незапамятные времена, древнее Кеми и Луксура, и переходивший в руки то шемитов, то стигийцев, то кушитов на протяжении более чем четырёх столетий, а оттуда – в Та-Сет, Пер-Хебит и Луксур, Пелиштим и Шушан, а из них – в горделивые города Гибории.

— Мне бы не помешала кольчуга и хороший меч, — буркнул Конан.
— Ой, ла! — прищёлкнул языком провожатый. — Всё будет, мой нетерпеливый северный друг. Меня зовут Бааши. Сегодня передохните, отоспитесь, а завтра караван снимается в дорогу.
Он покачал головой:
— Вам повезло, что вы наткнулись на нас. Тут нет воды на многие лиги вокруг.
— Вы берёте её там? — кивнул киммериец.
Бааши проследил его взгляд.
В тени лениво покачивающихся под ветром пальм стоял массивный колодец. Он был сложен из какого-то странного материала, издали отсвечивающего чёрно-багровым, а вблизи ставшего зловеще-красным. Конан невольно поёжился. От него веяло каким-то замогильным холодом, так что даже у привычного ко всему киммерийца мурашки побежали по коже.
Над ним висела аура застарелого, архаичного зла, словно здесь тысячи людей расставались с жизнью, крича и вопя, когда неведомые силы увлекали их в колодец. Ощущение было настолько жутким, что Конан невольно вздрогнул и отступил на два шага назад.
— Ой, ла! Не стоит брать воду из того колодца, — покачал головой шемит.
— Отчего?
— Он проклят. Караваны никогда не берут воду в этом оазисе, — пояснил толстяк. — Они всегда запасаются ею до самого Себехтета. Оазис Аншар слывёт дурным местом у детей пустыни – зуагиров. Ибо хотя вода и питает корни деревьев, каждый, кто пытался испить её, умирал жуткой смертью. Посреди оазиса стоит только один колодец. Ночами у костров зуагиры рассказывают о нём страшные слухи. Вода из него не ядовита, но несёт проклятие. Тот, кто выпьет её, бесследно пропадает наутро…
Конан с сомнением посмотрел на колодец.
Тот высился в самом центре оазиса, невольно привлекая внимание.
— Идёмте, идёмте, — поторопил их Бааши. — Вам стоит отдохнуть, а тебе, Конан, я подберу кольчугу и оружие.

***

Киммериец проспал полдня – всю дневную жару – и проснулся порядком отдохнувшим. Его крепкое тело не было так уж изнурено странствием по пустыне; слава богу, они наткнулись на караван быстрее, чем наступило истощение от жажды и зноя. Натала всё ещё спала, укрытая узорчатым покрывалом; Конан потянулся, облачился в принесённую кольчугу, взял ножны с клинком и вышел из палатки. Торговцы и охранники занимались своими делами; на варвара малок то обращал внимания, разве что изредка бросали косые взгляды – оценивали могучие плечи, покрытое шрамами лицо, лёгкую походку воина.
Конан задумчиво посмотрел на колодец.
Он был сложен из глыб красноватого камня, походившего на застывшую кровь, и сверху и с боков был покрыт удивительной символикой-резьбой. Его блоки походили на застывшие огни ада: они светились таинственными огоньками, словно жили собственной жизнью. Некогда его, очевидно, покрывала резная крышка, но теперь она валялась сбоку, разбитая на сотни острых осколков.
Конан подошёл к колодцу и в задумчивости бросил туда самую мелкую медную монетку. Монетка некоторое время звенела, ударяясь об стены, а затем звон её падения затих вдалеке. Но плеска воды или удара о дно киммериец так и не услышал.
— Говорят, что дна у него нет.
Конан обернулся.
— Зачем же он тогда нужен?
Глаза Бааши только сверкнули из-под густых бровей
— Говорят, что каждый, кто выпьет из него воды, отдаёт душу на откуп демону. И демон той же ночью забирает его. Никто никогда ничего не видел, но слышали крики и видели следы, будто кто-то волок несчастных к колодцу.
Толстяк пожал плечами:
— Не бойся, караванщики поделятся с вами водой до Себехтета.
— Суеверия, — недовольно проворчал Конан. — Я видел полным-полно жутких тварей, но какая же тварь станет жить посреди пустыни в колодце, где совершенно нечего жрать? Так недолго и с голоду подохнуть.
— Чудовищу не нужно есть так, как это делают смертные, — покачал головой шемит. — Оно забирает самое ценное – душу.
— Ну-ну, — буркнул варвар.
Но всё же в голос Конана закралось сомнение.
Колодец мог остаться с давно ушедших незапамятных времён, о которых не было известно почти ничего, кроме преданий. Когда-то здесь мог стоять город, древний и могучий. Высокие шпили могли возноситься в небо, пронзая синеву золотом и серебром. Алые флаги трепетали по ветру… а затем что-то случилось. Ушла вода, или налетели кочевники, или же из колодца выползла древняя ужасная тварь, и сожрала всех, а те, кому удалось спастись, бежали в пустыню.
— Расскажи мне о колодце, — попросил он.
Бааши прикрыл глаза.
— Это чудовище из древних шемитских сказаний, — нараспев произнёс он, раскачиваясь и словно бы погружаясь в транс. — Давным-давно, так давно, что память об этом почти стёрлась из преданий людей, Шем владел многими землями к востоку и югу, и простирался почти от холмов зелёного Офира на севере до империи Зембанте на юге. Но вначале стигийцы и гиборийцы, а затем жёлтокожие гирканцы отобрали у нас большую часть наших владений. Память о нашем величии исчезла из памяти людей. Но и сейчас ещё в Чёрной земле лежит множество шемитских городов, а горы и реки имеют шемитские названия. Давным-давно здесь стоял город. Имя его давно забыто, и сам он занесён песком. Но в незапамятные времена его слава летела на севере и юг, и он слыл одним из богатейших городов этих земель.
Видишь те причудливые скалы? Это остатки башен, некогда возносившихся над песками. Ветер и песок поработали над ними, превратив в причудливые фрагменты. Но над колодцем время не властно. Он стоит здесь с тех пор, когда предки стигийцев только перевалили через горы Друджистана. Он неимоверно стар. Никто не знает, кто возвёл его и отчего разбита крышка.
Город был уже стар, когда стигийцы пришли в эти земли.
Колодец, ла!
Шемит внезапно открыл глаза:
— Кто знает, что за чудовища таятся в глуби земли? Какие тайны хранят золотые пески пустыни?.. Аншер. На старошемитском это обозначает "присутствие смерти".
Конан хмыкнул.
— Есть и ещё одна легенда… я слышал её, когда закупался в Пелиштиме. В ней ничего не говорится об оазисе Аншер, но говориться о некоем заброшенном шемитском городе на краю пустыни.
— И что же это за легенда?
— Город тот звали Акрхеба. В нём жил колдун, имени которого не донесла легенда. Он многого достиг, путешествуя между мирами по ткани бытия, на границах вещественных сфер, по мирам, недоступным простым смертным. Исследуя недоступное земному оку. И однажды, в своих противоестественных и чуждых изысканиях он скрестил чудовищную тварь, найденную им на Путях Ада с дщерью человеческой. Странное создание появилось на свет благодаря этому чудовищному союзу. Оно было красным, как отблеск костров ада и злобное, как самый последний висельник из Зингары, мародёр и убийца. И хотя и была у него душа, но человеком он не был; но не мог и уйти на родные просторы Преисподней, к её безрадостным равнинам и нечестивым чёрным кострам, что пылают от Сотворения Мира. И полный бессильной злобы, рыскал он по земле, разрывая и пожирая всех попавшихся
Он стал кошмаром Аркхебы. Его прозвали Красным Дьяволом и Тенью Полуночи, ибо он всегда выходил на свою охоту по ночам.
И помесь оказалась такой чудовищной, что колдун и сам ужаснулся содеянному и заключил страшную тварь в бездонном колодце, ведущем в глубины ада… но иногда тварь всё-таки покидала его, подчиняясь зову плоти, и колдун ничего не мог с этим поделать – ибо есть вселенские законы, не подвластные смертным.
Со временем город обезлюдел.
Остатки шемитов бежали в стигийские города на границе, гостеприимные краали Куша и богатые города Кешана.
С тех пор колодец стоит один.
Пески занесли дома и храмы Акхебы; но совершенно точно известно, что тот, кто выпьет воды из этого колодца, не вернётся домой живым. Он либо исчезает той же ночью, и утром находили лишь следы, ведущие к колодцу, словно тащили бездыханное тело, либо ему всё же удаётся уйти вместе с караваном, но смерть будет следовать за ним по пятам в пустыню. Либо его верблюд подвернёт ногу и повалится на песок, придавив бедолагу, или же караван настигнет в пути буря, или зыбучие пески примут его в свои объятия. Злой рок повсюду следует за ним. И, какую бы смерть он не принял, тело поутру всегда исчезает, а часовые усыпают мёртвым сном. И оставшиеся на песке страшные бесформенные следы всегда ведут в сторону оазиса…
Шемит дёрнул себя за бороду и покосился в сторону оазиса.
— Злое это место, дурное. Негоже оставаться на ночь в таких местах. Но выбора у нас нет – другие оазисы ещё в двух днях пути. Впрочем, если не пить из колодца, то не должно произойти ничего страшного…
— Бабьи байки, — буркнул киммериец. — Хорошо ли стоят дозоры? На нас не нападут мекеу или зуагиры?
Горбоносый сын Шема пожал плечами.
— Газнави своё дело знает. Что до меня, я не воин, а простой торговец…
Он запустил пальцы в свою иссиня-чёрную вьющуюся бороду.
— Но я боюсь колодца.


Отоспавшись за день, Конан вместе с мекеу сторожил ночью. Эти неразговорчивые сухощавые люди молча сидели на брошенных на землю плащах, тихонько напевая что-то на своём звонком, будто птичьем языке.
Конан слушал их, и перед ним невольно проплывали видения пустыни.
От колодца к колодцу, обозначенных в пыльном золоте пустыни редкими деревцами да пятнами ярких зуагирских шатров, мимо древних захоронений, похожих на россыпи прихотливых камней, по откосам сухих, жёлтых скал, выжженных солнцем, по высохшим руслам старых селевых потоков, минуя покосившиеся заборы редких покинутых деревень – тянулись причудливые змейки караванов, везущие богатства и рабов для далёких северных городов.

Наконец, звёзды поблекли, и горизонт окрасился в алый.
Но вместе с солнцем край неба тронула мутная жёлтая кайма.
А горы неподалёку вдруг огласились звуками, будто камни вскрикивали и стонали, и дудели в трубы, и всё это странным образом сливалось в жутковатую мелодию. Мекеу подхватились на ноги; Конан тоже встал, чтобы размять ноги. Он не испугался: ветер и ущелья порой выкидывают странные штуки.
Затем из шатра вышел Аршеф.
— Что это ещё за чертовщина? — буркнул он.
А дьявольская музыка всё играли и играла.
Словно песня серебряных труб.
— Всего лишь ветер и скалы, — пробормотал шемит.
Но к нему приблизился пожилой южанин, всё лицо которого было покрыто шрамами и морщинами.
— Это не просто ветер, мой господин!
— А что же это?
— Флейта Сета.
— Флейта Сета?!!
— Идти нельзя, — покачал головой мекеу, изъясняясь на ломаном стигийском. — Слышите трубы? Это Сет играет на флейте. Нельзя идти. Идёт буря. Мы все погибнем. Может, пройдёт. Но сейчас нельзя. Идти нельзя.
Конан покачал головой.
— Он прав. Я слыхал такое в землях Кешана. Вначале словно вступает тысяча серебряных фанфар. А затем небо темнеет и в мгновение ока налетает буря. Если поблизости нет камней, чтобы укрыться, это верная смерть.
— Это явление называют «флейтой Сета», — согласился Бааши. — Говорят, что до того, как стать змееголовым богом, Сет был шакалоподобным богом пустыни. Дикие племена Дарфара чтят его в собакоголовом облике. Но об этом не стоит говорить в его владениях. Он может услышать…
Конан лишь поморщился при таком проявлении суеверия.
— Слыхал о таком, — пробормотал торговец, — но никогда не думал, что услышу собственными ушами.
Он сплюнул на песок.
— Значит, остаёмся, — подвёл итог старый шемит. — Выдвинемся в путь сегодня вечером, когда буря утихнет. Здесь нас укроют горы.

Но буря не утихла.
Налетев, как безумная, она хлестала и хлестала палатки, будто норовила сорвать их и унести вдаль. Дыхание Сета опаляло. Ветер завывал в горах, как тысяча дьяволов. Когда, наконец, буря улеглась, пришлось буквально откапывать палатки из-под песка. Солнце уже зашло; лишь лёгкая розовая линия виднелась на краю горизонта. Люди были испуганы и измучены.
— Переночуем здесь, — решил Аршеф.

Колодец в затухающем свете дня казался особенно ярким, зловеще-красным. Странное ощущение чего-то злого коснулось Конана. Хотя сегодня была не его смена, но он не мог уснуть. Все его инстинкты, чутьё, говорили о том, что нечто приближается. Тишина звенела, словно предупреждая о грозящей опасности.
— Конан, останься со мной, — взмолилась Натала, когда он поднялся в шатре.
— Я скоро вернусь, — проворчал он.
Мекеу разожгли костёр прямо посреди оазиса.
Они сидели молча, подбрасывая сушняк; и красноватое пламя падало на мрачное возвышение колодца поодаль.
Конан присел рядом; неподалёку сидел Бааши – очевидно, он тоже не мог уснуть. Пустыня была тихой и спокойной; и всё же какая-то угроза сгустилась в этом месте. Внезапно один зуагир потянулся за флягой с водой. Глотнул – и схватился за горло. Кашляя, сипя и отплёвываясь, он упал на четвереньки. А затем, как безумный, метнулся к поклаже, снятой на ночь с верблюдов.
— Во имя Сета!
— Какого дьявола происходит? — проворчал киммериец.
— Кто-то отравил воду в бурдюках! — взвизгнул несчастный. — Никто не выживет! Мы все здесь умрём!
И с безумным воплем выдернув меч, бросился на оставшихся.
Никто не понял, когда Конан оказался на ногах, но, в мгновение ока оказавшись рядом с потерявшим рассудок сыном пустыни, он клинком отвёл в сторону удар, предназначавшийся начальнику каравана и могучим ударом огромного кулака вырубил его напрочь. Зуагир рухнул, как подкошенный.
— Что это с ним случилось?
Бааши поднялся на ноги:
— Он что-то говорил про воду…
Хмыкнув, Конан вылил несколько капель воды из своей фляги на ладонь. На мозолистой руке киммерийца сияли, поблёскивая загадочными глубинами, четыре круглых чёрных алмаза. Чертыхнувшись, киммериец стряхнул то, во что превратилась живительная влага, на песок. Ладонь нестерпимо зачесалась.
— Зала, Алхар и Дамбалла! Вся вода отравлена!
Мекеу повскакивали на ноги.
— Это плохо, — заметил Бааши. — До следующего оазиса четыре дня пути. Мы не протянем совсем без воды.
— Мерзавцы, ослы, трусы! — ревел начальник каравана. — Проверьте все баулы! Вся ли вода испорчена?
— Ещё рано паниковать, — проворчал Конан. — Надо всё-таки попробовать выпить воды из колодца.
— И стать поживой для демона? — ужаснулся шемит.
Варвар пожал плечами:
— Хуже уже не будет, а вот лучше может определённо стать.
Рядом с Конаном бледной тенью возникла Натала.
— Что случилось? Я слышу крики…
— Бедное дитя, — обратился к ней Бааши. — Боюсь, вся наша вода отравлена. Злые духи из пустыни обратили её в чёрную отраву. Нам придётся набрать воды из колодца. Всё равно до Себехтета долго без воды мы не протянем.
— Из проклятого колодца?! — ужаснулась Натала, наслушавшаяся вчера баек мекеу.
Она спрятала лицо на груди у варвара:
— Мы все умрём, Конан, — разрыдалась бритунка.
— Не уверен, что из него вообще что-либо появляется, за исключением сказок трусливых зуагиров, — хмыкнул Конан. — Однако же кто-то – или что-то – действительно отравило воду в бурдюках. Впрочем, это мог сделать и кто-то из каравана, пока все вокруг спали. А часовой мог просто проспать… Нам ещё повезло, что нам во тьме не перерезали глотки. Тут полным-полно безжалостных псов пустыни. Хотя Бааши говорит, что местные племена избегают этого оазиса.
Конан невольно задумался:
— Вообще место пустынное, воды нет, еды нет, даже гханаты, эти стервятники южных пустынь, и то обитают на много лиг на север. Клянусь Кромом, да за пять дней путешествия я даже не видал ни единого суслика и ни разу не слыхал рыка пустынного льва. Такое чувство, что вся живность кругом повымерла.
Натала зарыдала ещё сильнее.
Конан взял её за плечи и легонько встряхнул.
— Хватит реветь, клянусь Ллиром! Мы ещё не померли.
Рядом с киммерийцем молча остановился начальник каравана. Они молча смотрели на отливающие серебром в свете луны бескрайние пески пустыни.
— Дела плохи, — наконец, сказал он. — Мекеу в ужасе. Того и гляди – вот-вот побегут. А без них мы можем и не добраться до края пустыни…
— И куда же они побегут? — хмыкнул Конан.
Газнави сгорбился:
— Просто прочь отсюда. Искать обычной смерти, а не в когтях демона…
— В пустыне верная смерть, — возразил Конан. — Я бы остался и сразился с демоном, если конечно, это не сказки.
— Как можно сражаться с демоном? — вздохнул Газнави, и оставил киммерийца.
Его зычный голос звучал тут и там, призывая к порядку.
— Я убил немало демонов, — проворчал варвар.
— Ты шутишь, варвар! — воскликнул Бааши.
Конан сплюнул.
Натала вдруг в надежде заглянула ему в глаза.
— Ты и впрямь убьёшь его, если он придёт сюда? Как Тога из Ксутала?
— Если сил достанет, — скупо сказал киммериец. — В наших землях не принято бежать от опасности, будь то человек, колдун, зверь или сам дьявол. Но южане – просто трусливые шакалы.
— Если они увидят хотя бы тень дьявола, они сбегут, — покачал головою шемит. — Нет более суеверного народа, чем эти чистые сыны пустыни. И тогда дьявол переловит их в песках и перебьёт поодиночке.
Наконец, порядок в лагере был восстановлен.
Зуагиры испуганно косились в сторону чернеющего в сумерках колодца. Аура зла, исходящая от него, казалось, сгущалась с наступлением ночи.
— Наполнить все бурдюки, — приказал Аршеф. — Завтра с первыми лучами солнца мы убираемся отсюда.




Бурдюки закинули в колодец. Наконец, далеко внизу послышался тихий плеск. Бурдюки были наполнены. Конан вылил немного воды себе на ладонь. Вода искрилась и переливалась в свете звёзд – обычная, прозрачная влага. Возможно, наполненная проклятьем. Но без неё они не дойдут до края пустыни.
— Конан, я хочу пить, — жалобно сказала Натала.
Варвар с грубоватой, не свойственной ему нежностью прижал её к своей груди и погладил по вздрагивающим плечам.
— Пей, — приказал он, прижимая её к себе.
И Натала, доверчиво прильнув к его груди, выпила.
Она прижалась к его груди, словно в поисках спасения. Голова бритунки упала на грудь, и, измученная переживаниями и трудностями перехода, она мгновенно уснула. Киммериец бережно поднял её на руки и перенёс в шатёр

Мекеу покорно выпили предательскую влагу.
Они понимали, что без воды в бурдюках и флягах им не преодолеть пылающую пустыню – и уже не надеялись вернуться домой живыми. Сидя у костров, они завели заунывные песни. Шемиты молились Иштар. Лишь один Бааши молча улыбался. Сам Конан вполне мог обходиться без драгоценной влаги столь же долго, как и сыны пустыни – зуагиры. Он невесело усмехнулся и вытряхнул остатки драгоценной влаги на песок. Если уж опасность реальна, то лучше встретить её во всеоружии.
Конан направился к Бааши.
Старый толстый шемит сидел с закрытыми глазами, что-то тихонько напевая, в тени у своего костра
— Ты боишься смерти? — спросил киммериец.
— Я стар и слишком толст, — покачал головой Баши, — чтобы всерьёз сопротивляться атаке демона. Поэтому я выпью воды из колодца. Но я останусь с тобой сторожить.
И Конан с благодарностью кивнул головой.
— Надеюсь, мои байки не вскружат тебе голову, — усмехнулся старый торговец.


Южная ночь давно вступила в свои права.
На чёрном бархате неба одна за другой загорелись крупные мягкие звёзды. Сияла серебряная монета луны. Вскоре все звуки в лагере стихли. Закончили укладываться на ночь зуагиры, эти суеверные дети пустыни, смирившиеся с неизбежностью смерти, что придёт в их шатры ночью, ложились не менее суеверные шемиты, трясущиеся от страха и всё же до конца надеющиеся на милость богов. Лишь стража сидела вместе с северянином.
Они оставались один на один с пустыней, с горами – и колодцем.
Конан был уверен в одном – если смерть придёт оттуда, нужно дождаться ночи и встретить её лицом к лицу. И лучше это сделать сейчас, пока тело ещё не ослабло от неизбежной потери влаги, и до того, как придется выпить предательскую воду из колодца. Конан не верил в байки Бааши до тех пор, пока кто-то не отравил всю воду. Конан был уверен, что сделать это не под силу простому человеку. Вода не просто испортилась – она превратилась в смертельный яд. У него так и стояли перед глазами чёрные капельки агата, впитавшиеся в песок.

Киммериец сидел у костра, словно чеканная медная статуя. Его профиль чётко вырисовывался на фоне звёзд. Иногда огненные вихри бросали жаркие блики на его лицо. Небо на восходе превратилось в чёрный бархат, на котором зажглись огоньки далёких тёплых звёзд. Звёздный купол мягко раскинулся над головой. Звезды сияли, словно капельки жемчужного, волшебного света, или ночные фиалы, подвешенные в небесах ушедшими богами давным-давно.

А Бааши всё рассказывал и рассказывал.
О лампе Алафдала; о демонах Турана; о сорока разбойниках и прекрасной офирке; о караване золота из заброшенного Города Богов.
Внезапно он замолчал.
— Бааши! Эй, Бааши! — варвар с силой хлопнул сидящего перед ним шемита по плечу, и тот без единого звука повалился вперёд на песок.
Конан с проклятием вскочил на ноги.
Ноздри киммерийца раздувались, глаза торопливо обшаривали окрестность. Он внимательно обозрел окрестности, но ничего подозрительного не обнаружил. Всё тот же лес пёстрых шемитских шатров, неуловимо-зыбкие во тьме силуэты пологих гор, чёрные щупальца-листья пальм, зловеще колыхающиеся во мраке… Ничего не происходило. Ни единого звука не рождалось в кристально чистом ночном воздухе пустыни. Киммериец стоял не более секунды. Нагнувшись, он осторожно перевернул упавшего на спину. Тот крепко спал, вцепившись в наполовину развязанную флягу. Вода вытекла из неё и впиталась в песок.
Чертыхаясь, Конан тронул двух оставшихся дозорных.
И с удивлением качнул головой. Оба зуагира и один шемит спали так крепко, как стигийцы, упившиеся сока чёрного лотоса.

С рычанием Конан обернулся к колодцу.
Из него и вправду что-то вылезало. Оскаленная чёрная пасть, массивная чешуйчатая фигура – оно не принадлежало к роду людскому. В его глазах плескалась тоска и нечеловеческая боль. Чешуя сверкнула кроваво-красным в холодном свете звёзд.
Конан выругался.
И вот уже древняя тварь ступила на песок; его глаза полыхали холодным пламенем, в свете луны его чешуя отливала алым золотом. Конан в мгновение ока оказался напротив него. Чудовище, увидев неожиданную преграду, остановилось. Казалось, ещё никто не переходил ему дорогу, и оно не знало, что делать с нежданным препятствием. Его маленькие жёлтые глазки полыхнули глубинной ненавистью. Наконец, коротко взревев, оно подняло голову.
А затем прыгнуло на варвара.
Демон действовал удивительно быстро для своей массивной фигуры, производящей впечатление тяжеловесности, но и киммериец был быстрым, как кошка. Он с силой полоснул плечо монстра клинком.
Лезвие глухо звякнуло, отлетев от полированной чешуи. Когтистые лапы демона схватили воздух.
Этот удар, полный слепой ярости, едва не лишил киммерийца руки. Когти монстра сверкали в лунном свете, как настоящие серпы. Массивная фигура демона передвигалась с удивительной быстротой. Конан хорошо понимал, что с ним произойдет в случае контакта с одной из этих огромных лап, а потому намеревался избегать удара. Какое-то время они просто стояли друг напротив друга; демон смотрел на него исподлобья. Его жёлтые глаза горели, как два кхитайских фонаря, а противоестественно вытянутый череп казался то ли обезьяньим, то ли собачьим.
Наконец, рыкнув, чудище отступило в сторону; быть может потому, что Конан не пил воды из колодца, и оно не имело над ним власти. Поблёскивая жёлтыми глазами, оно направилось к шатрам зуагиров. Но Конан прыжком встал на его пути и оскалившись, зарычал. Этот рык, казалось, исходил из самой глубины его души. Клинок острием указал на грудь монстра. Мгновение они стояли друг напротив друга – человек и выползшая из колодца тварь – а затем бросились навстречу друг другу. Казалось, переполняющая их ярость равняла друг другу.
Казалось, их обоих переполняла ярость.
Но если у первого была злоба жарких глубин преисподней, то второго вела беспощадная ненависть человека, столкнувшегося с чудовищами мрака и бездны. Ярость человека, близким которого угрожает опасность.
Массивная фигура демона двигалась удивительно проворно – он словно скользил в холодном ночном воздухе. Под звёздами сверкнула чешуя, и могучая, вооружённая огромными серповидными когтями лапа рассекла воздух. В последний Конан момент увернулся. Скорость багровой твари изумляла. Она развернулась, словно не двигаясь, а перетекая в напоенном звёздным светом воздухе. Сместившись вбок, Конан наотмашь рубанул по могучей бугристой груди демона. Клинок с громким лязгом отлетел, на длинном лезвии появилась новая выщерблина. Демон лишь молчаливо развернулся, взирая на киммерийца пылающими жёлтыми глазами.
Киммериец с проклятием отшвырнул меч.
Удар мог бы перерубить и сталь, но на багряной чешуе демона не появилось даже ничтожной отметины. Что ещё могло навредить этому созданию преисподней? Киммериец подумал о десятках спящих людей в цветных полосатых шатрах, о толстом шемите из Пелиштима, о Натале, сладко посапывающей во сне и с чудовищным рёвом, который сделал бы честь самому демону, ринулся в атаку. Демон взмахнул чудовищными руками, Конан ловко поднырнул под когти и с размаху ударил чудовище в грудь, и в то же мгновение скользнул вбок, уходя из-под удара.
Огромная масса широкоплечего угловатого тела демона и удар киммерийца сделали своё дело: чудовищное тело пошатнулось, и медленно повалилось на блестящий в лунном свете песок. Когти вспороли воздух.
В мгновение ока Конан подхватил отброшенный меч, и, увернувшись от когтей, на миг застыл над кровожадной алой фигурой – рельефная тёмная фигура на фоне звёзд – а, затем, перехватив клинок обеими руками, как кинжал, со всей силы ударил в багряную грудь. Клинок, выдержавший бы даже удар молотом по наковальне, изогнулся и сломался, но обломок лезвия, оставшийся у эфеса, пробил блестящую чешую и по самую гарду вошёл в бугристое тело демона.
Отчаянный вой пронёсся над холмами, но его издавал не демон, киммериец мог бы поклясться в этом. Холодный пот пробежал у него по спине ручьями. Что-то стенало и оплакивало гибель этого пустынного бога. Кто это мог быть? Его сверхъестественный родитель? Бесплотные духи полуночи? У киммерийца не было ни малейшего желания это выяснять. Демон бессмысленно замахал руками, пытаясь подцепить и вытащить клинок. Всё это происходило в полном безмолвии, делая картину ещё более жуткой. В его холодных жёлтых глазах, устремлённых на киммерийца, пылала адская ненависть.
Киммериец подхватил один из валяющихся на песке неровных острых обломков и со всей силы обрушил его на противоестественно вытянутый череп дьявола. Даже невероятно прочная кость создания преисподней не выдержала бешеного удара варвара. Череп треснул; жёлтый огонь последний раз вспыхнул в адских глазах и погас.
Они закрылись навсегда.

Откуда здесь появилось это чудовище? Какие чудовищные эксперименты привели к его появлению? Кто построил колодец цвета застывшей крови? Никто не мог дать ответа на этот вопрос. Лишь сказки да предания остались о тех временах.
Но, сказать по правде, киммерийцу это было и неинтересно.


Убедившись, что никто ничего не слышал, Конан подхватил тяжёлое тело демона и потащил его обратно к колодцу. Оно было тяжелее, чем гранит, и оставляло глубокую дорожку на серебристом песке. Поднатужившись, он из последних сил перевалил его через край – и с удовольствием наблюдал, как оно падает вниз, по пути ударяясь о стены.
Всплеска внизу он не услышал.
Утро застало киммерийца неподвижно сидящим у костра, подобно бронзовой статуе, но в глазах у него плясали весёлые огоньки. Когда шлейф зари коснулся своим розовым краешком горизонта, а звёзды уже побледнели, он вскочил, потягиваясь и разминая затёкшие мускулы. Его могучий профиль чётко прорисовывался на фоне ночного неба.

…и, как только алый краешек солнца коснулся кораллового края горизонта, над стойбищем разнёсся весёлый громогласный голос Конана:
— Вставайте, трусливые ублюдки! — весело прогремел он. — Как видите, дьяволы за ночь не утащили ваши душонки в преисподнюю. Я же говорил, что всё это шемитские предрассудки!

[Lex Z]

ЛОЛ, бля.
Пелиас, ты сначала запостил этот рассказ на форум, потом прислал мне его на конкурс, я его удалил чтобы принять на конкурс, при этом написал тебе чтобы ты так больше не делал...
Теперь ты опять постишь этот рассказ на форум.
В таком случае этот рассказ снимается с конкурса.

[Михаэль фон Барток]

алчет душа признания, не может дотерпеть до конкурсных сроков...

[Пелиас почти кофийский]

дак он по-любому ещё в другом месте запощен.
я думал ты уже его снял)

[Vlad lev]

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский Убедившись, что никто ничего не слышал, Конан подхватил тяжёлое тело демона и потащил его обратно к колодцу. Оно было тяжелее, чем гранит, и оставляло глубокую дорожку на серебристом песке. Поднатужившись, он из последних сил перевалил его через край – и с удовольствием наблюдал, как оно падает вниз, по пути ударяясь о стены.

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский громогласный голос Конана: — Вставайте, трусливые ублюдки! — весело прогремел он. — Как видите, дьяволы за ночь не утащили ваши душонки в преисподнюю. Я же говорил, что всё это шемитские предрассудки!

несмотря на реплику-издёвку варвара, кажется несколько сомнительным, что трупом северянин осквернит уже вроде полуочищенный (вдруг там ещё есть?) от нечисти колодец.
Конан ведь мотался по пустыням и знает, как важна вода

[Пелиас почти кофийский]

Цитата: несмотря на реплику-издёвку варвара, кажется несколько сомнительным, что трупом северянин осквернит уже вроде полуочищенный (вдруг там ещё есть?) от нечисти колодец.

дык это.... колодец всё ранво какой-то мутный, из него никто никогда воды не набирал))))
и он не издевается, скорее прячет следы демона, чтобы пустынники не напугались)

[Monk]

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский Я же говорил, что всё это шемитские предрассудки!

Пелиас. не используй современный сленг!
Слово "предрассудки" родилось в эпоху массового атеизма, то есть сравнительно недавно... ты же используешь его во времена, когда атеистов не было и быть не могло по определению.
В данном контексте больше подходит слово "сказки" или "россказни".

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский Киммериец с проклятием отшвырнул меч.

Что за верх глупости - отшвыривать оружие в бою? Тем более, что потом Конан снова подбирает его? Мало того, что маловероятно, так еще и глупо.

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский В мгновение ока Конан подхватил отброшенный меч

А если б не успел? - Погиб бы от собственной глупости...
Очень непродуманная сцена. Не верю.

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский со всей силы обрушил его на противоестественно вытянутый череп дьявола.

Конан был палеонтологом и мог отличить естественно вытянутый череп дьявола от противоестественного?

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский Даже невероятно прочная кость создания преисподней не выдержала бешеного удара варвара.

А здесь сам автор является знатоком прочности костей созданий преисподней! Интересно, откуда?
Пелиас, ты слегка увлекся...
Удачи.