Чёрные пирамиды Юга, Демон в трущобах

[Пелиас почти кофийский]

Чёрные пирамиды юга


1.

Танец начался.
Гулко звучали барабаны, полыхали золотистым пламенем костры, и перед хижинами, покрытыми пальмовыми листьями, танцевали диковинные люди с кожей цвета эбенового дерева. Гулко громыхнули тамтамы, и языки золотистого пламени выхватили из темноты эбеновые лица. Даже самые безобидные позы из этих танцев повергли бы в шок благовоспитанную гиборийку, а менее благовоспитанную бросили бы в сладкую дрожь.
И лишь две фигурки не принимали непосредственного участия в этом коллективном священнодействии – высокий, могучий бронзово-чёрный великан с кипой угольно-чёрных волос и тоненькая девушка с гордой осанкой в одеждах знатной высокородной египтянки.
— Тафет, — сказал великан.
— Погоди, Конан, — нетерпеливо сказала девица. — Я хочу посмотреть!

Гулко звучали барабаны, полыхали костры, и перед хижинами, покрытыми пальмовыми листьями, в быстром, как язык пламени, танце сплетались девушки с кожей цвета эбенового дерева. Их глаза искрились весельем, а тела ловко изгибались, представая в немыслимых и кокетливых ракурсах, заставивших бы добропорядочную северянку залиться краской,
Их окружал круг из коленопреклонных парней, с выражением живого восхищения и преклонения взирающих на прелестных танцовщиц. А собравшиеся вокруг бесстрастные в полном боевом облачении воины, украшенные перьями, раскрашенные краской, с огромными копьями и щитами формировали обрамление этого невиданного круга.
Воины гремели кончиками копий о щиты.
Грохот и звон нарастали.
Перья вздымались и опадали, браслеты гремели, и вихрь танца, казалось, увлекал за собою всё сущее. Полные девичьи груди то обращались к темнеющему небу, то устремлялись вниз, к матери-земле, красотки нагибались, вытягиваясь, как струна и касаясь кончиками пальцев своих ступней. А барабаны били всё быстрее и быстрее, и вот уже восхитительные танцовщицы мелькали словно тени, кружась в восхитительном вихре из тьмы и света, мелькая столь стремительно, что за ними не успевал следить глаз.
Барабан громыхнул в последний раз и затих.
И каждая из эбеноволиких богинь, оказавшись напротив коленнопреклонного парня, закинула свою изящную длинную ногу ему на плечо. И на этом, последним решающим аккордом, танец закончился.

Гигант, не принимавший участия в танце, на полторы головы возвышался над всеми. Его глаза смеялись, а лицо, сплошь покрытое шрамами, казалось почти отталкивающим.
— Тафет, — сказал он. — Это не твоя земля. Ты стигийка, причём высокородная. Какого демона ты забыла в деревушке бороро?
— Тебе ли меня учить, — пренебрежительно бросила девица. — Ты, бродяга без роду и племени, что забыл так далеко от родной Киммерии.
Конан хмыкнул.
— Меня везде прокормит мой меч.
Он покачал головой.
— А тебе всё-таки следует…
— Нет! — сжав кулачки, прокричала разъярённая стигийка.
Её глаза сверкали, волосы разметались, непокрытые по южному обычаю груди жарко вздымались.
— Я никогда не вернусь к Вратам Юга! Проклятые семеру, надменные писцы, жрецы с масками лицемерия… как же я их всех ненавижу!
Она казалась фигуркой из тёмного шиста, застывшей в мерцающем свете южных звёзд. Её прозрачное платьице серебрилось.
— Меня хотели отдать тому господину, что служит писцом у того господина, который носит опахало над номархом Саи. Омерзительная, жирная, обрюзгшая скотина!
Она тяжело дышала.
Сжав кулачки, она выкрикнула непристойное ругательство, заставившее смутиться видавшего виды киммерийца. Сверкнув глазами, она вскочила, выпрямленная, как ассегай, и, не сказав ни слова, быстрее стрелы исчезла во тьме среди колючих акаций. Топоток её маленьких ножек быстро затих вдалеке. Лишь смутные силуэты кустов причудливой формы расплывчато вырисовывались на фоне ещё зеленеющего на закате неба.
— О Кром!
Конан едва сдержал ругательство.
Кто знает, что за опасности её могло поджидать в этой тьме. Дикие животные или ещё более дикие люди, ядовитые змеи или шипы ядовитых растений. Вокруг деревни бороро росли кусты с почти полуфутовыми шипами, острыми и смертельно опасными, словно лезвие гханатского кинжала.
На его плечо внезапно легла рука.
Повернувшись, он увидел Тонго.
— Послушай, Амба, – серьёзно сказал он. – Если хочешь идти за ней, возьми вот это, — и он вложил в руку Конан массивный бронзовый нож. — Там, — неопределённо махнул он рукой, – Тьма и Зло. Тьма и Зло, которым нет названия на языке людей.
— Что, прямо за деревней? — буркнул Конан.
Тонго вздохнул.
Он говорил, и его лицо казалось бронзовым в свете танцующих языков огня.
— Девчонка с севера, она не знает тайн этих земель. Это старая, очень старая и очень чёрная земля. Девчонка убежала на юг. Если бы она убежала на север или восток – ничего, не страшно.
— Что ж за чертовщина у вас на юге?
— А на юг лежит Долина проклятых пирамид. Берегись тех, кто бродит во тьме. Если что-то увидишь – бей без сожаления. Люди не ходят в Долину.
— Львы? — полувопросительно сказал Конан.
— Не львы, – покачал головой охотник. — Не львы. Намного хуже.
Он скрипнул зубами:
— А теперь – беги!
Негр подтолкнул киммерийца в спину, и тот, ругаясь сквозь зубы, побежал, огибая агавы и молочаи, подобно ветру.
Предупреждения Тонго звучали в его голове, подобно звону колоколов.

2.

Тафет шла мимо шевелящихся в ночи парочек, вздрагивая от доносящихся из-под кустов тихих вздохов и вскриков. Несколько раз она чуть не наступила извивающуюся в темноте ядовитую змею. В конце концов, она выбралась на свободное пространство. Огромная, залитая мягким лунным светом равнина лежала перед ней. Тафет вздохнула спокойно. Далеко-далеко вдали, у самого горизонта темнели странные громады,
И внезапно ей захотелось пойти и осмотреть их самой
Удивительные остатки древних цивилизаций,
Она словно очутилась в волшебной стране – танец ли или сама дружелюбная атмосфера кушитской деревушки так подействовала на неё, но ей показалось, что ничто здесь не хочет причинить ей зла. Она даже на мгновение не задумалась об огромных львах или других чудовищах, что выходят на охоту в ночи. Даже в родном Пиопи, среди лабиринтов мазанок она не чувствовала себе в такой безопасности. Казалось, сама земля с любовью взирает на неё, а чёрноглазая Нут обнимает её своими руками. Звёзды мягко сияли в небесах, словно ободряя её, и, слегка поёживаясь от прохладного ветерка, она бестрепетно отправилась в свой опасный путь.

Но, приближаясь к громадам, она внезапно почувствовала безотчётный страх,
Возвышающаяся к небу громада вызвала у неё панику.
Кто возвёл эти грандиозные обелиски из камня? Перед кем склоняли свои чёрные головы? Каким богам бросали они вызов? Что-то страшное, недоброе чудилось ей в их странных, изломанных стенах, в их мерцающей, тёмной облицовке, убегающей к небесам. Казалось, это были чудовища, притаившиеся во тьме, и ждущие беспомощную жертву, чтобы схватить её и пожрать во мраке.
Она хотела уйти, но громада не отпускала её.
Ноги стали ватными, и она поняла, что не может сделать ни единого шага. Эти чудовищные строения словно притягивали её. Она не могла отвести взгляда от чернеющих тёмных проёмов, и в пучине безотчетного страха поняла, что, если не произойдет ничего сверхъестественного, она шагнёт в этот чёрный проход. Таинственная темнота арки неотвратимо влекла её. Словно обладала какой-то странной, страшной притягательностью.
— О нет, — выдохнула она.
А затем сделал шаг. И ещё шаг.
Слёзы текли по её щекам.
— Богиня Нут и бог Тот, спаси!
Она услышала шаги и приглушённые ругательства идущего со стороны деревни киммерийца и, как это ни странно, ощутила волну невероятного облегчения и благодарности. И её сердце забилось сильнее – наконец-то этот кошмар кончится. Он не покинул её.
— Конан, — шепнула она.
У неё перехватило дыхание.
И в этот миг её кто-то схватил сзади.
Холодные скользкие руки обхватили её тело, обжигая, словно холодная сталь. Она закричала, и в следующий момент чешуйчатая лапа закрыла ей глотку. Тафет билась в немом ужасе, однако неведомый похититель с невероятной лёгкостью поднял её и понёс, прямо в темноту пирамиды. На мгновение его костистая лапа соскользнула с её лица, и она в последний раз закричала – отчаянно, безнадёжно, как подбитая охотниками царя птица, а затем, увидев темноту надвигающейся двери, потеряла сознание.

3.

Всё ещё размышляя над загадочными словами Тонго, киммериец припустил во весь дух, надеясь настичь взбалмошную избалованную девчонку прежде, чем она достигнет этих пугающих пирамид – и вернуть её живой и невредимой.
А затем он увидел их.
Это были не стигийские пирамиды – не столь крутые, а скорее странные, приземистые, напоминающие чем-то пирамиду Сета в Птейоне. Сверху они были покрыты чёрной облицовкой. Руки какого неведомого народа воздвигли эти мегалиты? Кто были эти неведомые строители, скрывающиеся во мраке времён? Были ли они людьми, или они принадлежали к более древним, забытым расам, исчезнувшим с лика земли под грозной поступью Человека?
Куда, во имя всех демонов, подевалась стигийка?

И в этот миг раздался слабый вскрик.
Проклиная всё на свете, Конан метнулся к чёрным бокам пирамид. Они пятнами чёрной тьмы зияли на фоне ночного неба. Некие силы зла утащили её – Конан в этом уже почти не сомневался. Рыча от ярости и бессилия, он заметался между тремя массивными строениями.
Куда повели Тафет?

И в этот миг на него напали.
Твари появились из темноты.
Они накинулись на варвара на небольшом внутреннем дворике у входа в пирамиду – среди обломков колонн и пилонов, заросших травой. Но дикарь был настороже. Несколько теней пронеслось мимо него, когти вспороли воздух. Конан полоснул ножом, но никого не достал. Несколько раз повторялся этот танец – тени нападали, Конан пытался достать их ножом. Ни на миг он не подумал, что это люди – никто из земных существ не мог передвигаться так быстро.
А затем луна вышла из-за туч.
Конан в сердцах чертыхнулся.
Твари и впрямь имели мало общего с человеком – длиннющие когти, тощие, будто высушенные тела, головы, лишённые ушей. Их карикатурное сходство с родом людским лишь вызывало омерзение.
Тонго был прав.
Людей вблизи пирамид нет.
Конан с силой сжал в руке нож. Пока он сражается, Тафет уносят всё дальше и дальше от него.
Взбешенный самой этой мыслью, Конан с рёвом оторвал от земли обломок неподъёмной колонны и швырнул его в подступающих тварей. Каменный цветок обрушился на грудную клетку чудовища и, сбив с ног, метнул его прямиком на второго. Обе твари покатились по запыленным плитам двора и более не поднялись. Оставшиеся бестии бросились в атаку.
Уклонившись в сторону, Конан разрубил брюхо одного из них. Клинок вышел из его тела с сухим треском, словно ему довелось перерубить не живую плоть, но сухое дерево. Прочие, не замешкавшись, развернулись в сторону киммерийца. Одна из тварей, небрежно подцепив трехдюймовыми когтями, отшвырнула в сторону ещё трепещущий труп недавнего соратника. Конана передёрнуло. Эти твари не были людьми – хотя это было очевидно с первого взгляда, но в них было что-то ещё, более глубинное, лишающее их права на всякое сходство с человеком. Лившись подавляющего численного преимущества, бестии растеряли часть своей уверенности и растерянно переминались с ноги на ногу, не решаясь напасть. А затем заклекотали что-то своими высокими голосами. Наконец, двое из них склонились над трупом третьего, и в момент прозрения, варвар с отвращением понял, что они его пожирают.
Ещё мгновение – и они ушли во мрак, отступили.

А затем из центральной пирамиды снова донёсся слабый вскрик.
— Кром!
С рычанием Конан нырнул в проход – нимало не заботясь, что оставляет за спиной опасного врага. Тьма внутри была чернее самого ада.

Его чуткие ноздри дрогнули, ощущая аромат тонких благовоний, которыми стигиек натирали рабы.
И он последовал за ним.
Неумолимый инстинкт вёл его по коридору, заставляя подныривать под разрушенные арки, нырять в чернильную тьму порталов, слепо идти среди океана мрака, следуя за доверившейся ему женщиной. Её тонкий запах безошибочно вёл его через чёрную паутину проходов, чутьё же останавливало на краю бездонных колодцев, помогало выбирать правильный ход среди множества прочих. Два или три раза Конан возвращался, но всё же следовал очень быстро. Её тонкий аромат не прерывался, свидетельствуя, что он идёт в правильном направлении.
А затем его уединение было нарушено.
Огоньки глаз загорелись во мраке, словно жёлтые фонари. Зелёное свечение окружило их кольцом. Их было много – множество, десятки и сотни голодных ядовито-зелёных огоньков. Они вспыхивали и гасли, словно россыпи каких-то дьявольских звёзд, зарождающиеся и угасающие во тьме.
И тогда холодная и скользкая рука обхватила его за плечи. Зубы лязгнули у самого горла. Но Конан не испугался. Его рука быстро нашла горло твари – и сдавила его. Железные мускулы киммерийца победили плоть демона. Существо гневно бормотало, но было не в силах причинить ему вред.
— Девчонка, — сказал варвар.
Он тряхнул своего невидимого врага.
— Убью тебя. Или веди.

Не отпуская твари, он ещё сильнее сдавил пальцы.
Нож уткнулся неведомому врагу в рёбра.
И тварь сдалась.
Огоньки во мраке погасли.
Существо зашаркало ногами – оно шло вперёд, и Конан шёл за ней, держа горло в руке, словно невиданный трофей.
В огромной – он чувствовал это безошибочным инстинктом – и гулкой зале они остановились, тяжело дыша. Откуда-то повеял ветерок, и тварь обратилась к нему во второй раз. Но в этот раз её интонации были скулящими, жалобными, едва ли не отчаянными, хотя Конан по-прежнему не понимал слов.
— Девочка. Если жива, — хрипло сказал Конан. — Веди.
И они вновь пошли.
Они проследовали мимо множества коридоров, ведущих во тьму. Здесь было немного светлее – свет лился из воздуховодов далеко вверху. Мимо древних колонн, поддерживающих купола многотонного камня. Кто знает, какие тайны скрывались в этих покинутых залах? Кем были строители этих невиданных мегалитов? Какие руки покрыли шлифованными плитами эти древние стены? Конан не знал, да и не хотел этого знать. Он хотел лишь одного – спасти Тафет.
А затем тьма сгустилась опять.
И вот они пришли в ещё одно место, столь же безликое, как и другие, в окружающей тьме. Но в этот раз, кроме их двоих, в ней находился кто-то ещё. Конан чувствовал это всеми фибрами своей дикарской души.
— Тафет, — позвал он.
— Твоя женщина здесь, — ответил ему мелодичный голос.
— Кто ты? — прорычал варвар.
— О, кто я, — рассмеялся невидимый собеседник. — Не так-то просто ответить. Твоя женщина сама пришла ко мне. Оставь её мне, северный дикарь, и возвращайся назад. Ты мне не нужен.
Конан зарычал.
— Что ж, — тьма пошла волнами. — Полагаю, ты не хочешь.
Существо во мраке замолчало.
— Тогда я развлеку себя. Раз уж ты столь любопытен, я расскажу тебе о себе – и это знание ты унесёшь в чёрные пучины смерти. Так внимай же!
Голос раздавался будто бы отовсюду.
И Конан слушал – но пальцы его цепко держали свою добычу, а в другой руке был сжат нож.
— В древние времена мы жили во многих странах. В Камуле мы дали начало наукам и искусствам. В Валузии возвели столицу. Научили лемурийцев письму и медицине, ирригации и возделыванию полезных растений. Древних грондарцев – колдовству и ремёслам…
Но наше время прошло.
Ныне Стигия – последнее наше пристанище. Много чудовищ ещё дремлет в глубокой тишине храмов, много знаний записано на стенах пирамид. В древние времена сами боги ходили по нашим храмам её.
Тысячелетия стояли наши королевства, пока на наши земли не пришли люди. Эти отвратительные потомки обезьян и размножающиеся, как пустынная саранча. Они заняли широкие степи к северу от нашей древней земли. Мы прогнали и поработили их. Столетиями вы, жалкие рабы, служили нам.
А потом с севера пришли люди, потомки диких косматых обезьян, выжившие и эволюционировавшие на крайнем севере. Многие расы человекообразных развивались вокруг нас за века нашего существования, но никогда не было никого подобного им. Суровые условия породили страшных существ, и они передвигались на юг, сметая всё на своём пути.
И мы столкнулись с ними на берегах безымянной реки, которая отныне стала рекой Стикс, рекой скорби. Мы, властвовавшие этой земле многие тысячелетия, вынуждены были уступить напору вопящих волосатых обезьян. И всё же мы были слишком медлительны и неторопливы по сравнению с этой новой энергичной расой. Быть может, мы были неудачной пробой природы, а они венцом творения? Но у нас были свои мечты и стремления, и если не эти смердящие дикари, мы бы развили свою собственную цивилизацию, построив города по всей земле, качаясь в волнах лотоса у прекрасных прудов.
Но нашим чаяниям не было дано сбыться.
Шли столетия, и на место наших первобытных завоевателей пришли другие, а на их место хлынули волны новых покорителей из далёкого севера. Казалось, там беспрестанно рождаются новые расы и народности. Потомки третьей волны завоевателей заложили великие королевства, могущественнейшими из которых была Валузия, Коммория, Камелия и Туле. Всё ближе и ближе их королевства подступали к запретной реке Стикс. Но мы обманули их. Используя древние искусства, уподобились в облике сыновьям и дочерям человеческим. Воспользовавшись их доверием, мы стали входить в священные места и открывать самые запретные двери.
И мы создали чудовищный культ, насмешку над собственным достоинством наших покорителей, и они стали поклоняться Великому Змею, как дети. Мы поманили их древней мудростью веков, пообещали им нечеловеческую мудрость – и мы сдержали обещанное. Столетиями мы правили ими в облике людей. Мы вершили судьбы мира по малейшей своей прихоти. Но наше время уже проходило. Мы состарились, как раса. Исчезли старые формы жизни, чтобы дать жизнь новым, не менее причудливым и разным, но уже – другим. Исчезли те горы, на которые мы любовались во времена своей молодости.
Но мы не хотели уходить.
Любая жизнь, даже похожа на жалкое существование, хороша. Мы знали, что существует жизнь после смерти, но страшились её исхода. И в гордыне своей мы решили остаться. Мы призвали запретные тайны чёрной магии, искусства, противоестественного самому мирозданию, и запретили смерти переступать наш порог. Так мы и жили, не живя и не умирая, но пребывая в каком-то странном забвении, став даже не народом прошлого, а причудливым народом теней. Чудовищным демонам прошлого уподобились мы, в своей гордыне замахнувшись на прекрасные основы мироздания, и отныне полагали, что нет более никаких сил, неподвластных нам. И тогда, в миг нашего величайшего триумфа, против нас восстали наши безгласые рабы. Дикарь с безымянного острова волею судеб и своей железной руки ставший королём одного из величайших королевств того времени, восстал против нас. Эти новые дети Земли восстали на нас, подобно буре, сметая всё на своём пути. Они преследовали нас до самого Стикса, который вновь подтвердил своё название, и, устлав его берег трупами, возбранили нам его переходить.
Мы доживали наши дни среди остатков былой славы. Наша раса начала постепенно уходить, постепенно исчерпав свой век. А потом с востока нахлынул новый народ, почти полностью перебив оставшихся. Это был странный и жестокий народ, родившийся на другом краю земли. Они шли многие века, с одного края моря на другой. И мы передали им многие знания, хотя некоторые и не следовало передавать. Но нами двигала ненависть, такая же старая, как и подлунный мир, и такая же чёрная.
Конан слушал, и странные картины рождались перед его взором.
Казалось, он воочию видит эти картины – дивные королевства прошлого, давно канувшие в реку забвения. Жуткие расы, давно исчезнувшие с лица земли.
— О да, — сказало существо во мраке. — Мы погрузились во тьму. Но такова была воля богов.
Серебряный смех разлился по помещению.
— Ныне боги прислали мне дивный дар. Девчонку, такую свежую и наивную. О, сколь долго она будет корчиться во мраке, лишённая даже сил, дабы застонать. То радость, которую вам не дано постичь. Не так часто боги посылают мне дар, и я возьму его сполна!
Существо замолчало.
— Ты хотел узнать, кто я? Что же дикарь, смотри!
Ноздри киммерийца раздулись, будто учуяв добычу.
Жёлтый свет разгорелся в полумраке, высветив саркофаг – и на нём сидело невообразимое существо. В длинных, цвета пергамента одеждах, оно баюкало на коленях Тафет. Глаза девушки были закрыты, но лицо подёргивалось, будто она спала и видела кошмар.
Существо ухмыльнулось и провело по губам длинным раздвоенным языком. Вместо человеческой головы, на её плечах была голова громадной змеи!
— А теперь, дикарь…
Но монстр не успел завершить свою речь.
Конан сжал пальцы, и шея твари, которую он притащил с собой, хрустнула. Варвар брезгливо отшвырнул её в сторону, удостоив лишь мимолётным взглядом. Существо это походило безволосого человека, с длинными, жёлтыми ногтями и клыками, выступающими под губой.
А в следующий миг нож перечеркнул горло двуногой змеи.
— Аркх! — издало булькающий вопль существо.
Оно упало с саркофага, руками пытаясь зажать жуткую рану. А затем вытянуло ладонь по направлению к киммерийцу, тщась сложить из пальцев какую-то магическую фигуру, но смерть взяла своё – рука существа упала, и оно безвольно затихло.
Тафет судорожно втянула воздух, просыпаясь.
— Конан! Где я… Мне снилось… О боги, что это?
— Какая-то древняя пакость, — хмуро сказал киммериец. — Всё могло бы закончиться плачевно, если бы она так не любила поболтать. И не удивительно – столько времени проторчать одной в пирамиде!
Тафет содрогнулась всем телом.
— Конан, Конан! Я знаю, кто это!
Она в ужасе зажала рот руками.
— Древние мистерии Сета, которого почитают жрецы в долине Стикса, говорят о древнем времени, когда дети Сета правили этой землёй. Их власть протиралась от гор на севере и до земель Куша. Наводящие ужас предания говорят о том, что некогда Сет был змееголовым!
Конан передёрнул плечами.
Словно ветерок немыслимой древности повеял на него из колодца Вечности.
— Змееголовый он или нет, однако нож легко отделит эту башку от тела, — сказал он с грубоватой прямолинейностью.
Но Тафет лишь икала от страха.
Конан вытер о одежды существа нож.
— Нам пора.
Стигийка ухватилась за его плечо.
— Но куда нам идти?
— Пёс его знает, — честно ответил варвар. — Хотя… погоди! Когда он болтал, мне показалось, что слева чуть светлее, чем во всём это зале… Так и есть!


Прямо перед собой Конан увидел отдушину для поступления воздуха, в которую мог протиснуться взрослый человек – даже такой широкоплечий, как киммериец! Мигом воспрянувший духом варвар подхватил Тафет на руки и протолкнул её в овальную щель, а затем хорошенько подтолкнул под упругую попку. Воздуховод шёл под наклоном, и Тафет, сообразив, в чём состоял план киммерийца, упираясь коленями и локтями, медленно, но упорно поползла покрытом отполированными плитами лазе. А вслед за ней, подпрыгнув и подтянувшись, пролез и сам Конан.
Некоторое время слышалось только тяжёлое дыхание и сопение их карабкающихся тел. Казалось, они целую вечность ползут, переставлял ноги в этом древнем проходе, когда, наконец, островок неба не появился впереди.
Уже начало светлеть
Прямо перед ними ярко горела звезда Дракона – так её звали в племени бороро.
Тафет выбралась из пирамиды – на небольшую площадку, окружённую парапетом. Но на этом их везение не закончилось. Прямо у их ног лежала древняя, полустёртая, но вполне пригодная для спуска лестница, которая огибала пирамиду по периметру, и зигзагами вела до самого низа!
— Клянусь Кромом, — рыкнул киммериец. — Сегодня боги на нашей стороне!
Он тряхнул волосами, стряхивая вековую пыль.
— Давай, девочка, поднажми!
Этот спуск Тафет запомнила лишь рывками.
Далеко-далеко на востоке край неба розовел, рассвет уже крался по земле бороро. Небо медленно бледнело, но было ещё полно звёзд. Они спускались по лестнице, выложенной невесть когда, до самого низа, пока, наконец, ноги не ощутили твёрдую почву.
Тафет со слабым стоном рухнула на землю.
Конан спрыгнул рядом с ней.
Сейчас, когда вблизи был рассвет, пирамиды уже не казались таким страшными. Тьма будто заползала внутрь, не решаясь взглянуть на лик дня.
Клона и Тафет стояли посреди ночи, под сияющим куполом из бесчисленных звёзд, похожих на большие ягоды, свисающие с небосвода. Словно жемчужные капельки-гроздья, заброшенные на небо давным-давно добрым богом. Тёплые струи ветерка ласкали их, а мягкие звуки ночи окружили их гулким пологом. Где-то вдали били барабаны, мелькали золотистые тени и доносились приглушённые расстоянием тихие счастливые вздохи – празднество ещё не уступило свои права розоватому утру в небольшой чёрной деревне.
Конан молча привлёк к себе упрямую стигийскую девчонку, в больших дрожащих глазах которой, казалось, трепетали звёзды. И она прильнула к нему, прижавшись всем телом. Он ощутил упругие бусины её сосков, крепкую тугую плоть её налитой груди – по стигийским обычаям она не покрывалась тканью. Ощутил, как бьётся её маленькое сердце.
А затем на мгновение отстранил её и с напускной строгостью наградил свою непослушную спутницу жгучим хлопком по попке:
— Клянусь Кромом! Вроде бы обошлось… Но если ещё раз выкинешь нечто подобное, я надеру тебе задницу.
— Я согласна, — улыбнулась она, смахнула ресницами слёзы и со счастливым вздохом прильнула к его груди.

Добавлено через 1 минуту
Демон в трущобах

Логовище было местом уникальным. Оно вальяжно раскинулось от Старого рынка до улицы Огненных фейерверков, от пустыни Саула, что катит свои золотые волны на восток, к пышному Турану, до башни градоначальника. Выстроенное в незапамятные времена, оно являло собой немыслимый лабиринт проулков, закоулков, узких кривых улочек, втиснутых между каменными домами, и, казалось, собрало в себе всю грязь, преступность и непотребство Шадизара. Градоправители не раз и не два пытались выкурить мошенников, грабителей и фальшивомонетчиков из Квартала Головорезов, но причудливая архитектура этого места мешала этому. Это был маленький город в городе – практически неприступный. Ворам было легко уйти от правосудия – множество лазеек, ходов и потайных схронов были визитной карточкой этого прибежища городских отбросов. Под логовищем лежал целый поземный город: старые зернохранилища, брошенные пыточные застенки, ходы кладоискателей, которые, по слухам, вели прямо вниз – в города демонов.
Конану вздумалось навестить давнюю знакомую, Семирамиду.
Путь к кабаку, где она работала подавальщицей, вёл по Улице Процессий, начинающихся от ворот Зиксула и ведущих к центру города, храму Езуда. Но Конан решил срезать, пройдя через воровские кварталы. Пройдя по улице Быков, он перемахнул через небольшую ограду возле пустующего особняка, где наши приют уличные грабители и воровские притоны, и оказался на узкой улице Анамешвары, которую в Шадизаре звали не иначе как улица Головорезов. Грязь и крысы были здесь обычным явлением – равно как и подыхающие в луже собственной крови и вывороченных кишок незнакомцы под ногами. Обитающие здесь завсегдатаи отличались острым взглядом пронзительных глаз и тем, что всегда держали руку на рукояти клинка или ножа.
Это было место, где жили настоящие хищники: звери среди людей. Многие ночи заканчивались дракой; каждая драка – трупами на мостовой. Даже стражники опасались заглядывать в эти кварталы, а на арест какого-нибудь особенно важного проходимца шли по меньшей мере вдесятером.
Но и здесь, среди убийц, висельников и откровенных головорезов обитали люди, что оказались просто выброшены на задворки судьбы. Старые, потерявшие цену шлюхи; разорившиеся ремесленники и торговцы; нищие, которым не хватало денег, чтобы выжить в респектабельных районах столицы; скрывающиеся от властей и мелкие мошенники всех мастей. Жизнь здесь кипела и бурлила, каждую ночь ощериваясь полумесяцами топоров и сверкая лезвиями ножей.
Спрыгнув с высокого забора, отделяющего эту неприглядную часть города от его благообразной части, Конан весь подобрался, словно дикий зверь, и внимательно окинул взглядом улочки. На лице дикаря появилась усмешка. Здесь он чувствовал себя дома – как чувствует себя в безопасности саблезубый тигр среди шакалов. Быстрым пружинистым шагом киммериец шёл через Логовище.
Внезапно из особняка напротив послышался вскрик. Конан невольно замер, положив ладонь на рукоять меча.
Из хлипких дверей почти кубарем выкатилось несколько человек. Один из них, невысокий шемит с жиденькой бородой, изрядно потрёпанной в схватках, увидев Конана, на радостях едва не вырвал себе клок бороды. Его глаза осветились счастливым блеском и он бросился к нему, ухватив за конец рукава.
— О, Конан! — в ужасе выдохнул он. — Там – чудовище! Оно разрывает одного за другим…
Варвар хмуро посмотрел в проём. В некотором роде, пожалуй, тигр в ответе за тех, кто подбирает объедки с его стола…
А ведь крик донёсся из дома, в котором ему довелось провести немало ночей – своего рода постоялый дом для такого отребья, как он.
С другой стороны, какое ему до этого дело?
Шемит отчаянно заскулил:
— Конан, — прошептал он. — Если бы ты видел, что он делает с людьми! Благая Иштар! Этого невозможно видеть – иначе начинаешь сходить с ума!
Нетерпеливо дёрнув плечом, Конан развернулся, чтобы направиться к Зелёному особняку.
Неожиданно страшный снаряд вылетел из дверного проёма. Оторванная, окровавленная голова ударила дикаря в грудь и покатилась по мостовой. Следом за ней послышался тихий издевательский смех.
— Это Крикун… он убил Крикуна… — зашептались потрясённые обитатели старой клоаки.
Конан нахмурился.
Крикуном звали одного из молодых головорезов, который только-только недавно приехал в город. Он был тем ещё висельником и негодяем, но всё-таки заслуживал смерти лучшей, чем в руках твари из ада.
Внезапно кто-то вскрикнул в толпе.
— А Ифри! Она же там – вместе с дочерьми!
Конан чертыхнулся.
Ифри – пожилая куртизанка, перебравшаяся в Логовище давным-давно – содержала небольшой притон, занимающий часть громадного здания. Невзирая на некоторую крутость и суровость, она и её подопечные были одними из немногих людей, которых все любили в этом кровавом аду.
Глаза оборванцев с надеждой обратились на дикаря. Конан выделялся среди них, словно тигр среди волков. А ещё, он был единственным, кто, придя из далёкого севера, не боялся чёрных тайн этой древней земли…

Шадизар был стар, очень стар.
Офирские мудрецы утверждали, что он возвышался ещё во времена Тарталана, когда Старые Боги ещё ходили по земле, и во дворце обитал царь, которого боги за прегрешения превратили в змею. Злые языки говорили, что он вообще был возведён нечеловеческими руками. Древние легенды гласили, что на заре юности мира, когда зашатались троны Древних Королевств, и на престол Королевства Иллюзий взошёл Кулл-атлант, более известный как Чёрный Убийца – непреклонный варвар с чёрными волосами и серо-стальными глазами – он возглавил кровавый поход против чудовищ и скверны старого мира, и многие порождения тьмы бежали на восток, чтобы укрыться среди куполов Шадизара.
С тех пор страшные вопли раздавались в ночи, и нелюдская мерзость таилась под холмами Серфеза.
Странную расу породили они; недемоническую и нелюдскую.
А ещё говорили, что в древние времена Шадизар носил иное имя – Камула, волшебный и страшный город Древней Расы, хранящий многие тайны, переживший падение Прежних Королевств, и рухнувший лишь под натиском варваров, что обратили в прах королевство Ахерона. Много секретов хранил он под своими волшебными куполами; и говорили, что подземелья его ведут прямо в ад.
Лишь крохи тайного знания сохранили потомки Древней Расы, заморийцы, но и этого хватило им, чтобы быть самым чёрным и зловещим из всех королевств к северу от Кеми. Лишь здесь всё ещё приносили человеческие жертвы, швыряя невинных в раскалённые бронзовые животы ненасытных идолов. И лишь в Заморе сохранились страшные оккультные практики, зловещие колдовские приёмы, идущие из незапамятной глубины веков.
Шадизар Зловещий, Город Страха и Колдунов.


Конан вошёл в тёмный проход.
Трясущийся шемит, преодолев страх, последовал за тобой. Погружённое в полусумрак помещение трактира, полностью обезлюдевшее, с валяющейся на полу россыпью черепков предстало взору. Почерневшие лестницы вели на второй этаж. Зловещим предзнаменованием блестела на последней ступеньке капля гранатово-красной крови.
Шемит поспешно сглотнул, и его руки затряслись.
— Это какой-то демон! Словно чёрная тень, он промчался и утащил Куницу.
Он взмахнул руками.
— Словно обезьяна! Метнулся…
Дрожащими пальцами шемит ухватил Конана за плечо.
Его колотило, словно в лихорадке.
— А что он сделал с Живодёром и Головорезом! Великие боги! На этого невозможно смотреть без того, чтобы не помутился рассудок!
Киммериец хмуро взял еврея за плечи и потряс. Голова старика заболталась на плечах, как китайский болванчик.
— Говори толком, — буркнул северянин. — Куда утащил?
Шемит засипел.
— Это какая-то чёрная тварь! Схватила Арфаксада и утащила наверх!
Конан бросил быстрый взгляд на лестницу.
Багряные капли крови звонко падали с потолка; страшная алая лужа вытекала из-под двери, но Конан не стал на неё смотреть. Криков не доносилось, должно быть все уже были мертвы.
Да, обитателей дна едва можно было назвать невинными детьми. Убийцы, грабители, головорезы… Но даже они заслуживали лучшей участи, нежели смерть в руках безжалостного чудовища. Похоже, что трактир почтила своим присутствием ещё одна неописуемая мерзость с холмов. Следовало действовать, и быстро, но не теряя осторожности. Мгновение поколебавшись, Конан двинулся вперёд. И в тот же миг нечто быстрой тенью метнулось у него за спиной. Но когда он обернулся, там уже ничего не было. Оскаленное лицо появилось на галере и исчезло.
Оно передвигалось со скоростью вихря.
А затем вновь возникло, свесившись с варварски пышной люстры.
Бледное бело тело, которое словно бы никогда не видело солнца, острые кинжальные когти и длинные клыки. Из его глаз смотрело безумие. Тело существа было отвратительно похожим на человеческое, хотя и странно искажённым, словно в нём неявно проступили демонические черты – но выражение этого лица не могло принадлежать человеку, столько в нём было откровенного сумасшествия и слепой, нерассуждающей жестокости.
В руках оно держало свою добычу.
Одного взгляда Конану хватило, чтобы понять – человек в руках монстра жив, но осталось ему немного. Быть может, если вырвать его из лап демона, то его удастся спасти, но, если промешкать – он просто истечёт кровью.

Конан взбежал по лестнице.
Демон двигался так быстро, что глаз не мог уловить его движений – но краем глаза киммериецу почудилось, что какая-то тень скользнула мимо него по коридору. Тигриным прыжком киммериец перемахнул через балюстраду. Демон мчался быстрее ветра, но даже он не успел скрыться от стремительного дикаря. Конан следовал за ним шаг в шаг. Вся эта погоня походила на страшный сон: повсюду кровь, погоня за ускользающими тенями, клинок, зажатый в правой руке, мерцает таинственным светом, отбрасывая блики огня от дешёвых светильников…
Коридор внезапно кончился и раздвоился.

Конан рванулся в левый коридор – но демона там не оказалось. Сыпля проклятиями, он вернулся обратно. Неясная тень скользнула по потолку – словно громадная обезьяна, мгновенно исчезнувшая в соседнем пролёте. Чертыхнувшись, Конан рванул за ней.
Найти здесь тварь было делом далеко не простым. Трактир и верхние комнаты для постояльцев занимал лишь незначительную часть Дома Таула.
Дом Таул представлял собой громадный особняк, построенный ещё во времена правления Шамуила Девятого. С тех пор район давно стал не престижным, превратился в рассадник негодяев и прохвостов всех мастей. Особняком владела Большая Мама, определившая большой нижний холл под трактир, где подавали как крепкую выпивку, так и разведённое водой пойло, а верхние этажи снимали постояльцы – шлюхи, головорезы, висельники, бандиты. Первые и три категории последних с удовольствием пользовались услугами друг друга.
Многократно перестраиваемый, особняк представлял собой сложный лабиринт из перекрытий, пролётов, крохотных комнатушек, которые получили из огромных помещений, разделив их хлипкими переборками, и кое-где местами ещё сохранившие остатки былой роскоши. Отыскать тварь в этом лабиринте помещений было почти невозможно. На миг киммериец утратил след. Он стоял в некогда пышной, а ныне заброшенной комнате особняка. Пылились фаянсовые вазы, грязными тряпками свивали парчовые гардины. Половик под ногами скомкался в дурно пахнущую груду. Конан втянул ноздрями воздух. Пахло старость, тленом, плесенью – и чем-то чуждым. Демон был здесь – но куда он пошёл теперь?

Не успел он принять хоть какое-то решение, как вдруг, совсем рядом метнулась почти незаметная серая тень.
Конан выбросил вперёд руку, пытаясь ухватить его за глотку. Но демон извернулся и понесся дальше, подобно гигантскому костлявому пауку – по полу, по потолку, по стенам, цепляясь за ковры и портьеры. Теперь ошибиться было невозможно – капли крови указывали путь. Они влажно поблёскивали, словно большие рубины или красные алмазы. А вот здесь натекла лужица – тварь ожидала. Наконец, Конан оказался во второй части Дома: она была ещё непритязательнее первой (если такое вообще возможно). Половицы скрипели под ногами, ковры на стенах набрякли сыростью, картины кисти кофийских мастеров отсырели.
Скрип половиц и выдал демона.
Конан завернул за угол и увидел монстра.
Тварь держала в руках юного головореза. Его голова безвольно моталась из стороны в сторону, но перс был всё ещё жив. Его кадык ходил ходуном. Арфаксад-туранец, известный в Глотке как Куница, тяжело, со свистом дышал. Когти твари разорвали ему грудь, пропахав мышцы и залив всю грудную клетку кровью.
Ранения были страшными.
Демон ухмыльнулся и лизнул свою добычу в щеку. Он издевательски баюкал головореза на руках, как маленького ребёнка – и это выглядело страшно.


Обнажив клинок, Конан осторожно поджидал реакции демона – как знать, чего от него ожидать.
Демон ласково погладил куницу по щеке и жалобно посмотрел на тебя, словно предлагая поучаствовать в его маленькой игре. Вблизи он выглядело более жалко, чем издали: стала видно плохая, обтягивающая лицо кожа, изрытая оспинами и тонкая, как пергамент. Нечеловечески длинный, синюшный язык поминутно облизывал острые, редкие жёлтые зубы. Они торчали во рту как осколки – слишком короткие, чтобы называться клыками, и слишком длинные для зубов.
Он казался совсем беззаботным.
Странная мысль пришла Конану в голову.
— Отдай его мне, — мягко попросил он.
Демон обиженно посмотрел на варвара.
— Мой, — капризно сказал он, скрипучим, режущим слух голосом.
Синий язык облизнул тонкие, бескровные губы.
— И ты хочешь? — он взглянул на тебя.
Его лоб наморщился, словно он пытался решить странную задачу.
— Ты – сильный. Есть его… вместе, — мучительно подбирая слова, сказал он.
— Нет, не хочу, — мягко продолжил Конан. — Кушать – потом. Пока – положи.
Демон озадаченно нахмурился.
Задумчиво провёл когтями по бедру Куницы, пропахав там ещё три кровавых полосы. Облизнул пальцы.
— Потом, — согласился он. — Мясо вкусное, пока полежит.
Он небрежно отшвырнул добычу в сторону.
Просяще посмотрел на тебя.
— А давай… поиграем в слова? — вдруг сказал он. — На букву «ка». Я знаю много слов. Кровь, кишки, колбаса.
— Поиграем, — согласился киммериец.
— Но сначала перекушу, — пробормотал демон, утратив всякую бдительность.
Он склонился над Куницей, нежно поглаживая его по животу.
Сверкающий клинок вошёл в брюхо демона.
В первый миг тот, кажется, даже не понял, что происходит.
А затем, он опустил голову… и вдруг заплакал. Его кровавые слёзы вытекали из него, словно рубины. Он лёг, скорчившись, на грязном полу трактира, свернувшись в клубок, словно несчастный маленький ребёнок.
В неясном свете паршивых латунных ламп он казался совсем человеком.
Конан молча постоял над ним и закрыл ему глаза.


Затем он склонился над Куницей. В первый миг он решил, что головорезу уже пришёл конец – но нет, внезапно протяжный сип вырвался из его глотки, и туранец открыл глаза.
— А, это ты, Конан, — с присвистом сказал он. — А я-то полагал, что уже отправился в ад.
Он попытался слабо улыбнуться. Но затем внезапно улыбка сошла с его лица, и оно стало напряжённым.
— Берегись… их здесь двое. Они играли со мной… едва не разодрали меня пополам…
— Кром!
И в этот миг раздался долгий, отчаянный крик.
Конан подхватил клинок и метнулся вперёд.


Конан остановился перед массивной дверью из резного дуба. Он узнал это место – здесь жила Ифтия Большая Мама.
Из-под двери просачивался тяжёлый, удушающий запах крови. А затем сквозь крошечную щель между дверью и косяком стала просачиваться лужица сверкающего граната.
Конан плечом вышиб подпёртую стулом дверь.
Ифтии здесь не было, но была одна из её воспитанниц – веснушчатая Алия. Девушка безвольно свесилась в руках у чудовища. Её белое, как мука, лицо, выражало один только ужас. Длинные когти монстра, держащие безвольное девичье тело, оставили на её груди длинные царапины, из которых тоненькими струйками текла кровь – глубоких ран, хвала богам, не было.
Демон явно забавлялся беспомощностью и беззащитностью жертвы.
— П-помоги… — шепнула девушка.
Конан застыл напротив демона.
Алия взирала на киммерийца расширенными от ужаса глазами. Но, в то же время, в них теплился робкий-робкий огонёк надежды – она видела киммерийца ранее и знала, на что он способен. Демон поудобнее перехватил свою пленницу. Острый коготь невзначай разорвал кусок туники, заставляя её сползти с плеча и обнажить алебастрово-белое плечо. Девушка даже не пискнула, только ещё больше побелела. Демон молча взирал на киммерийца.
Его большие, фосфоресцирующие глаза не выражали ничего. А затем он резко отбросил добычу в сторону – Алия со всхлипом стукнулась о стену, перемазывая её кровью. Монстр метнулся вперёд – быстрее оформленной мысли, но киммериец отреагировал не задумываясь, подчиняясь въевшемуся в плоть и кровь рефлексу – и демон нанизался на клинок.
— О боги! — выдохнула куртизанка за спиной.
Чудовище облапило дикаря, словно внезапно найденный брат; его могучие когти рванули спину киммерийца, оставляя длинные, но неглубокие порезы – жизнь уже покидала тело демона, утекая с каждым мгновением.
Демон, из последних сил, ухватил Конана за горло. Острые, как бритва когти царапнули кожу, но уже не могли причинить большой беды.
— О нет, нет, пожалуйста! — рыдала девушка у стены.
Он обхватила руками ноги.
— Умри, умри наконец!
И демон словно внял её мольбам. Его большие глаза закрылись, и внезапно хныкнув, как ребёнок, он упал на пол, свернувшись в клубок, словно пытаясь унять раздирающую боль в животе.
А затем…. Он заплакал. Тонкие ручейки его слёз прочертили дорожки в пыли. Последняя судорога сотрясла его тело, и оно затихло. Он был весь в крови; но похоже, это была не кровь Алии, а кровь Куницы.
Конан молча постоял над ним, а затем вытер клинок.


— Ты в порядке? — несколько грубоватым, сиплым голосом уточнил он, склоняясь он над Алией.
— Нет, — икнула она.
Всхлипывающая девушка ухватила его за колено – и, не вставая с колен, прижалась к ногам. Она рыдала, и её горячие чистые слёзы, перемешиваясь с пылью Таула, ложились длинными бурыми мазками. Девушка утирала слёзы, перемазываясь ещё больше – в грязь и кровь.
— Конан, не уходи!
Ёё плечи тряслись. Смахнув пот со лба, Конан осторожно отцепил её пальцы и присел рядом с ней. Он обнял её за плечи, и шлюшка тихонько завыла, уткнувшись ему в плечо.
— Я так перепугалась…
— Кажется, он сдох, — в грубоватой манере утешил киммериец Алию.
— Если бы не ты… не ты… — всхлипывала она.
Киммериец взял её пальцами за подбородок. Куртизанка заглянула ему в глаза, как перепуганный зверёк.
— Да сдох он уже! — в сердцах сказал дикарь, никогда не отличавшийся особым тактом по поводу утешений.
— Точно?! — опасливо покосилась на тело демона представительница древнейшей из профессий.
Северянин тыкнул в труп пальцем.
— Мертвее овцы, которую задрал снежный барс, — буркнул он.
Киммериец резко выпрямился, но девушка в последний миг ухватила его за шею и повисла на нём безвольной тряпкой. Учитывая, что варвар был выше её почти на голову, её пятки болтались в пяди от досок пола. Дикарь решил, что ощущение было, в общем-то приятным, хотя и не оценил слёз, заливающих ему тунику.
— Останься со мной, — плаксиво шмыгнула она. — Я боюсь…
— Мне нужно идти.

Спустившись на первый этаж, он снова встретил старого шемита.
На руках у Конана был Куница, и кровь заляпала ковёр и ступени.
— Он мёртв? — встрепенулся шемит.
Киммериец покачал головой.
— Просто потерял много крови. Если эта тварь не заразна – а я почти уверен, что оно так и есть – Фанна и Офира поставят его ноги.
Он с отвращением посмотрел на своё перемазанное в крови тело и напитавшиеся кровью сапоги. Ночевать в залитом кровью доме не было никакого желания. Впрочем, другого дома у него не было.

Не обращая внимания на тяжёлый, удушливый запах смерти, Конан прошёл в свою комнату, укрылся плащом, и спустя мгновение уже спал – ему не помешал даже стук возвращаемой на место мебели и причитания выживших.
Посередине ночи кто-то робко шагнул в его комнату.
Конан проснулся – так просыпается лев, когда газели прошли мимо него к водопою. Он вскочил, и в мгновение ока скрутил незнакомца. Но тот был каким-то странно податливым и мягким….
— Конан, это я, — пискнула фигура. — Алия! Ой, не дави меня так!
— Девочка, — проворчал Конан, — я мог свернуть тебе шею. — Что ты делаешь здесь?
— Мне страшно, — всхлипнула она. — Там везде трупы и пахнет кровью… мы не досчитались пятерых! Вдруг эта тварь там была не одна?! А другая где-то затаилась и ждёт?!
— Вообще-то она и была не одна. Я прикончил обеих.
— Но как знать, сколько их?!
— И что, ты хочешь, чтобы я обыскал весь особняк? — с грубоватой прямолинейностью фыркнул киммериец.
— Нет, не надо! — взмолилась девушка. — Просто… позволь мне побыть с тобой! Если кто-то и сможет защитить меня от твари из ада, так это ты! Конан, ты убил уже одну такую, сможешь убить и другую!
Конан вздохнул:
— Моя койка не особо-то широка, а кроме того, я не могу спать на спине – чёртова тварь успела меня царапнуть, да и старые раны порой беспокоят. Не знаю, уместимся ли мы…
— Ты можешь спать прямо на мне, — воодушевлённо предложила Алия.
Конан хохотнул.
— Ты умеешь уговаривать, деточка. Но боюсь, я тебя могу придавить невзначай.
— И что же мне делать?
— Ладно, думаю мы поместимся.
— Точно-точно?
— Во имя всех демонов моря! Я не буду упрашивать дважды.
Алия поспешно шмыгнула к ложу и легла.
— Конан, я тебя люблю.
— Ба! Не хватало ещё выслушивать сопливые девчачьи признания…
— Тогда я выражу свою любовь по-другому…
Она лизнула его в шею.
— Всё, не шевелись… Я сделаю всё, чтобы тебе было приятно.
Конан хохотнул:
— Пожалуй, ты права… это мне нравится!

[Vlad lev]

Прям праздник сёдни какой-то!...

Добавлено через 26 минут

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский Его голова безвольно моталась из стороны в сторону, но перс был всё ещё жив. Его кадык ходил ходуном.

ошибка?

[Пелиас почти кофийский]

это да. забыл поправить))))