Horror-конкурс - Двое плюс одна

[Lex Z]

Двое плюс одна

- Хозяин, принимай заказ! Водки, тазик шашлыка, и потрындеть задушевно!
- Муромец?! Чтоб меня! Ты где полгода шатался? Не знаю что – на край света возил и ведь довёз?
- Что-то вроде, Семёныч, что-то вроде… Здорово-здорово, рад тебя видеть!
- Взаимно!
Немногочисленные посетители придорожного кафе «ШашлЫ-Ы-Ык и всё-всё-всё!» с интересом наблюдали за тем, как выражение скуки на лице владельца заведения - пожилого невысокого толстячка с умными серыми глазами - сменяется искренней радостью.
Барная стойка, из-за которой суетливо выбирался Семёныч, находилась в самом конце просторного помещения. Но чтобы дойти до неё от входной двери, поименованному Муромцем мужчине понадобилось всего полторы дюжины шагов.
Два молодых плечистых крепыша с лаконичными стрижками проводили его угрюмо-завистливыми взглядами и молча продолжили доедать свой шашлык. Это был инстинкт хищников, рядом с которыми обнаружилась особь, в разы превосходящая их мощью.
«Амбал», «бугай», «мордоворот» - по отношению к мужчине эти определения были… неполноценными, что ли? Невыразительными.
А вот подзабытое слово «исполин» - подходило идеально. Внешностью и телосложением он и вправду был копией Муромца из советского мультфильма, только, судя по изрядной седине в волосах и бороде, раза в полтора старше.
- Игорёк! - Семёныч схватил мощную ладонь приятеля пухлыми пятернями и с чувством затряс.
- Семё-ё-ёныч… - Муромец скупо улыбнулся и осторожно сжал пальцы.
Сдавить кисть хозяина кафе даже вполсилы – означало отправить его к травматологу.
- Надеюсь, не помешал?
- А вот у американских комиков харчи отнимать не тужься, - парировал Семёныч. - Глупее всё равно не получится. Ты надолго? Судя по тазикам и потрындеть - с ночёвкой?
- Именно так, Витя, именно так, - хмыкнул Муромец. - С разгрузкой подфартило, а то бы почти сутки куковал. Решил крюка дать, к тебе заехать. Приютишь ведь? Если вдруг заплатить требуется, так я как юный пионер…
Семёныч отпустил его ладонь и изрёк убийственным тоном:
- Ещё раз я услышу про деньги и…
- И ты меня на шашлык пустишь. Помню-помню.
- Помни дальше. Ладно, у меня сейчас поставщик подрулит, давай всё сам. Где что, знаешь. Сполоснись пока, через часок можешь подходить, всё оформится в лучшем виде. Отдых не помешает, а то ты замученный какой-то… Рейс тяжёлый был?
- Не без этого.
- Ничего, скоро снимем напряг. Всё, топай.
- Лады. Через час буду.
Спустя час с четвертью они сидели в отдельном кабинетике, прилегающем к общему залу.
Семёныч свернул пробку с поллитровки «Бульбаша», только что вынутой из морозилки, наполнил пузатые стопочки.
- Ну, за встречу. Будем здоровы!
Они опустошили стопки. Семёныч занюхал выпитое кусочком лаваша, переправил его в рот. Муромец с удовольствием захрустел маринованным огурцом, принюхиваясь к аромату готовящегося во дворе мяса.
Выпили по второй.
- Шашлык скоро дойдёт, - усмехнулся Семёныч. - Два с половиной кэгэ поставил, будет тебе твой тазик. Давай, рассказывай, где шесть месяцев колесил…
Муромец неторопливо сооружал себе бутерброд из куска лаваша и колбасы, сыра и зелени.
- Да везде понемножку. Омск, Ярославль, Анапа, Улан-Удэ, в глухомань какую-то мотался три раза. Что нам, дальнобоям? Скажут везти и выть - везём и воем…
Муромец, он же – Игорь Андреевич Резков, и Семёныч, он же – Виктор Семёнович Чарлаев, познакомились около одиннадцати лет назад. В этом же кафе, отсчитавшем две недели с момента открытия.
Незадолго до самого знакомства Резкову выпало подкинуть работы ближайшему травмпункту, куда отправились пятеро молодых людей, подруливших к «ШашлЫ-Ы-Ыку» на видавшем виды «Мерседесе».
Платой за обильный обед стали две небрежно брошенные Семёнычу реплики. «Старый, нам у тебя понравилось. С собой ещё чё-как заверни, и мы погнали». После вполне понятного отказа молодёжь успела перевернуть пару столиков, прежде чем Резков, зашедший в кафе за пять минут до этого, решил пресечь безобразие. Чтобы растолковать пятёрке «что такое хорошо, и что такое плохо», ему хватило полминуты.
Молодые люди попробовали увильнуть от приобретения полезного жизненного опыта, пустив в ход две телескопические дубинки и нож. Резков посоветовал убрать железо, чтобы оно не погнулось и не сломалось.
Пятёрка словам не вняла. Резков коротко сказал «жаль», и совета повторять не стал. Семёнычу даже не пришлось пускать в ход бейсбольную биту, ограничившись ролью зрителя.
Само собой, после такого подспорья малому бизнесу Семёныч - как порядочный человек - не мог не отблагодарить заступника от всей души. Спустя полтора месяца Резков заехал ещё раз, потом ещё и ещё.
По прошествии трёх лет Семёныч отстроил при «ШашлЫ-Ы-Ыке», находящемся на пересечении двух не самых захудалых федеральных трасс – небольшой мотель, и Игорь периодически стал останавливаться у него на ночлег. Повидавшие жизнь мужики быстро нашли общий язык, а уж когда беседа ведётся под литр неплохой сорокоградусной и совершенно умопомрачительные шашлыки, лично приготовленные хозяином заведения…
- Давай по третьей, и притормозим…
Приятели выпили, Резков в два прикуса разделался с бутербродом и поинтересовался:
- У тебя-то чего нового? Расширяться не думаешь? Автосервис, там, ещё какой стриптиз смастрячить…
- Да какой там стриптиз! - помрачнел Семёныч. - У нас, как раз после того, как ты в последний раз заглядывал, жуть попёрла. Ну, может, не совсем у нас…
- Что случилось? - помрачнел Резков.
- Маньяк объявился. За полгода - одиннадцать трупов. Только бабы: в основном, те, что помоложе. Три тут рядышком, остальные в разных местах, самая дальняя - почти двести километров отсюда.
- Может, не всё он?
Семёныч повертел в пальцах пустую стопку, зябко передёрнул плечами:
- Почерк один и тот же. У меня наши менты порой харчуются, поделились подробностями… Не к столу будет сказано - уродует, и у каждой по паре приличных кусков мяса вырезает. То с одного места, то с другого. Уж не хочется думать - для чего, но мысль сама собой напрашивается. В последнее время пореже о себе напоминает, а как только начал, то пять жмуров за два месяца образовалось. В основном, в лес недалеко от дороги завозит и… Даже не закапывает, так оставляет - это у него, как сейчас принято выражаться – фишка такая. Одиннадцать - это те, кого нашли. А сколько ещё может быть?
- Попадись мне этот ублюдок убогий - порвал бы заживо, - жутковато процедил Резков. - Но я не баба, на меня не клюнет… Надеюсь, менты хоть чутка шевелятся, загребут урода.
Разливавший по новой Семёныч покривился:
- Ага, как в окошко не гляну - несутся стражи порядка ордой потрошителя ловить со всем усердием, друг друга отпихивают: «Дай я поймаю!», «Нет - я!». Шевелятся они… Как товарищ Ульянов, который в Мавзолее. Урод-то он урод, да только в голове у него с извилинами получше, чему у наших пинкертонов. Ни одной зацепки за полгода, как тебе это?
- Да, погано… Чикатило, насколько я помню, чуть больше двадцати лет ловили, но он за это время около шестидесяти человек грохнул. Если этого так же искать будут, Чикатило на том свете ещё пять раз помрёт, от зависти. Ладно, давай про что-нибудь другое, не хватало ещё перед шашлыком себе таким голову забивать. Кусок в рот не полезет… Что, больше никаких новостей?
- Да почему же… Людочку помнишь? Ну, которая к тебе три года назад липла, как сопля к подштанникам. Блондиночка с формами.
- Сравнения у тебя… - усмехнулся Резков. - Как такую забудешь? Она ж, кажись, замуж выскочила, куда-то в Чебоксары. И что?
- Где-то с месяц назад состоялось нисколько не триумфальное возвращение к родным пенатам, - подмигнул Семёныч. - Забрела её семейная жизнь в цех по производству банных тазиков, а там на неё стеллаж с продукцией и рухнул… Она тут у меня про вакансии спрашивала, я ей ничего толком не ответил. Хочешь, позвоню? Якобы местечко намечается. А тут ты… Надо?
- Если она сильно не похудела, - хохотнул Резков, - и свои дивные кудряшки во что-нибудь непристойное не превратила, то я подумаю…
- Игорёк, всё ровно, как и было! - заверил Семёныч. - Ты думай, думай… А чтобы лучше думалось - поднимай тару, и я мясо гляну пойду.
Звякнули сдвинутые стопки.
- У-у… Чего-то вы, батенька, не в кондиции. Перебрать не мог, мы выпили-то полный пшик.
Семёныч с недоумением разглядывал появившегося в зале Резкова, растерянно пожал плечами.
- Не выспался, что ли? Я ещё понимаю, Людка бы вчера пришла, так ведь не было её… Не заболел, часом? Может, минералки?
- Давай.
- Если серьёзное что - ты скажи, - крышечка от «Нарзана» полетела в мусорное ведро, Семёныч подал бутылку приятелю. – Точно в порядке всё?
Резков сделал глоток, покачал головой:
- Нормально всё. Ночью мура какая-то снилась, просыпался раз пять… Бывает.
- Видать, та ещё мура замурыженная… - протянул Семёныч, созерцая лицо Резкова - странно подурневшее, с горячечно поблёскивающими глазами. - Тебе когда отчаливать? Завтракать будешь?
- Через часок стартую. Яичницу можно, кофе… Только на пол часика попозже, лады?
- Как скажешь. Но я бы на твоём месте к эскулапу заглянул, Игорёк. Нездоровый у тебя вид.
- Ерунда. Пройдёт.
- Ну, тебе видней…
Девушка вошла в кафе, когда Резков приканчивал вторую кружку кофе. Лет двадцати трёх - двадцати пяти, худощавая, огненно-рыжие, доходящие до лопаток, волосы, чуточку неуверенные движения. Усеянное веснушками, без признаков косметики личико было почти миловидным, впечатление несколько портил отстранённый, будто бы неживой, взгляд светло-карих глаз.
На взгляд наркоманки это не походило, зрачки были совершенно нормальными, но некая инакость присутствовала отчётливо. Это не вызывало страха и отторжения, но несколько посетителей кафе покосились на незнакомку с явным неудовольствием в глазах.
Одета рыжая была в серые, чуть мешковатые джинсы, светлую льняную безрукавку, и жёлтой футболкой под ней. На ногах красовались бело-чёрные кроссовки на «липучках».
- В сторону Радовска кто-нибудь едет?
Девушка произнесла это негромко, с долей просительности, но не жалобно.
- Я еду.
Резков поставил кружку и посмотрел через плечо. Желающий взять попутчицу сидел за соседним столиком.
- Я еду, - повторил высокий стройный мужчина лет сорока, будто опасаясь, что его не услышали. - Могу подбросить. Завтрак только доем. Присаживайтесь. Может, перекусите чего-нибудь? Я угощаю.
- Спасибо, не надо, - девушка села напротив него. - Я просто подожду. Только… я заплатить не могу, денег совсем мало. Разве что чисто символически. Так довезёте?
- Да какие деньги! По дороге же. Да и…
- Я тоже еду, - сказал Резков, поворачиваясь к ней всем корпусом. - Могу прямо в Радовск завезти, там крюк небольшой. Платы не возьму. Никакой.
Мужчина упёрся в него взглядом.
- Спасибо, но мы кажется уже договорились…
За доброжелательным тоном и точно таким же выражением лица Резков уловил старательно сдерживаемое, но всё же прорывающееся недовольство. Не заурядную досаду, а жёсткое, почти агрессивное «не суйся, куда не просят!».
- Так девушка может и передумать…
Резков смотрел на него неотрывно, давяще, не моргая. Мужчина ему не понравился с первой же секунды, неприязнь не опиралась на видимое глазу - внешность, манеры… Она забросила своё удилище и надёжно подсекла Резкова из той области, которую принято называть «интуиция».
Чуялась в белобрысом, почти альбиносе, с породистой физиономией английского аристократа, упорно таращившегося на Резкова – явная гниль: трясина. Отчётливо ощущалась, но это ему, который за четверть века прорву исколесил и всякого хлебнул, а откуда у молодой такой нюх на жизненные сложности?
Рыжая молча, без всякого удивления, словно ожидала чего-то похожего, переводила чуточку оживившийся взгляд с одного мужчины на другого. У Резкова вдруг мелькнула мысль: «Сейчас предложит монетку подкинуть или в камень-ножницы-бумагу с этим сыграть, чтобы определиться…». Но ничего такого не происходило.
- Со мной поедешь? - спросил Резков, начиная капельку - даже не злиться - недоумевать: белобрысый по-прежнему не отводил глаз и тоже не моргал.
Такого упёртого Резков за свою жизнь ещё не встречал. Мало кто выдерживал такую игру в гляделки секунд пятнадцать, а преодолевших планку в полминуты не находилось вовсе.
- Не хочу никого обижать… - подошедший сзади Семёныч легонько хлопнул Резкова по плечу. - Но я бы, девушка, на вашем месте без раздумий вот с этим большим и добрым ехала. Домчит в лучшем виде. Уважаемый, не огорчайтесь.
- Я не огорчаюсь, - мягко сказал белобрысый, но Резков чувствовал, что в этих залежах пуха притаилось лезвие бритвы. - Тем более что мы уже договорились. Так ведь, девушка… простите, не знаю, как вас по имени?
- Лариса.
- Отлично, Ларочка… Вы со мной?
- Извините, я передумала. Спасибо за предложение, я поеду с ним.
Рыжая кивнула на Резкова и пересела за его столик. Белобрысый наблюдал за ней с непроницаемым лицом, а потом еле слышно хмыкнул, вернулся к завтраку. Резков отвернулся от него, но в душе занозой сидела уверенность - человек за его спиной был на грани того, чтобы схватить незнакомку за руку, вернув на место. Был бы вместо Резкова кто-нибудь посубтильнее, так бы оно и вышло… Интересно, почему белобрысому почти невыносимо хочется, чтобы рыжая поехала именно с ним? Кто бы ответил…
Резков допил кофе и встал. Девушка тоже поднялась, спокойно ожидая дальнейших распоряжений нового попутчика.
- Ладно, Витя, спасибо за всё, - Резков протянул свою монолитную пятерню навстречу ладошкам приятеля. - Увидимся. Недели через три вроде бы рейс через твою степь намечается: жди. А Людочку на работу пристрой, хуже точно не будет…
Семёныч улыбнулся:
- Я подумаю. Волшебного пенделя, как я понимаю, не надо, три недели - не полгода.
- Обойдусь. Удачной коммерции, кормилец. Ну, Лариса, прошу… Самую большую машину на стоянке видите? Вот туда и потопали.
Белобрысый даже не повернул головы, когда они проходили мимо. Сидел, отрешённо прихлёбывая свой кофе, глядя перед собой.
- Залезай, поехали, - Резков помог девушке забраться в кабину вишнёвой «Вали»-«огрызка»1.
Тягач начал выруливать со стоянки.
Роберт Гранин дождался, когда «Вольво» без прицепа скроется из вида и неторопливо зашагал к барной стойке. Хрусткая, часом ранее выданная банкоматом пятисотенная легла на полированное дерево.
- Всё было вкусно, спасибо. Сдачи не надо.
- Да всегда пожалуйста, заходите ещё, будем рады.
Семёныч чуть помедлил, размышляя, стоит ли говорить то, что вертится на языке. Ай, хуже быть не должно…
- Вы на Игорька плохого не держите, вдруг что не так показалось.
Гранин внимательно смотрел на него, ничего не выражая лицом.
- Он человек отличный, просто сегодня что-то не в себе, - продолжил Семёныч. - Говорит, мура какая-то всю ночь снилась… А девочку довезёт как родную.
- Да всё в порядке, какие обиды? – обозначил улыбку Гранин. - А дрянь всякая самому сегодня снилась, вот и не хотел ехать в одиночестве, но не судьба. Ничего, будет дорога, будут попутчики. Всего хорошего.
- И вам тоже. Заезжайте ещё.
- Обязательно.
Гранин повернулся и спокойно пошёл к выходу.
Тёмно-серый «Хёндэ Санта Фэ» отъехал от «ШашлЫ-Ы-Ыка», быстро набрал скорость. Трасса в этот час была не особенно загружена, вишнёвый тягач вряд ли успел оторваться больше, чем на три километра. Догонит, обязательно догонит. А там видно будет.
Но одно Гранин знал точно. Сегодня он убьёт эту рыжую Ларочку, и вечером на гриле будет готовиться отбивная из её молодой плоти. Он съест её не спеша, смакуя каждый кусочек, запивая своим любимым «Пойяк де Шато Латур»…
Свою первую он зарезал шесть лет назад, но мясо добычи попробовал лишь тогда, когда убил четвертую, такую же рыжую, как и пытающаяся сбежать от него сучка. Почему-то вот такие, медноголовые, были самыми вкусными, потом шли брюнетки; русые, блондинки и шатенки почему-то почти не отличались по вкусу - одинаково пресноватые, тут не помогали даже специи.
Гранин не мог назвать внятной причины, вынуждающей его убивать. Просто однажды он проснулся и понял: что хочет это сделать. И сделает.
К сегодняшнему дню на его счету было чуть больше сорока жертв. Сперва он убивал раз в три-четыре месяца, но со временем голод стал приходить всё чаще, и избавиться от него насовсем не было никакой возможности: кроме одной. Убивать.
Последние три года Гранину периодически приходилось на несколько дней уезжать на охоту довольно далеко от дома - расширяя географию преступлений. Делая всё, чтобы новая поездка хоть как-то отличалась от предыдущей. Вызывая у полиции если не уверенность, то предположение, что убийства - дело рук разных людей, стараясь не положить начало однообразию, системе. Хотя понимал, что это только до поры…
Он не привередничал в выборе жертвы: красивая - некрасивая, полная - худая - без разницы… Единственным условием был возраст - не старше сорока - сорока пяти. Чаще всего это были придорожные проститутки, гораздо реже - автостопщицы. Женщины садились в его машину добровольно, Гранин никогда никого не затаскивал силой. Позже в ход шла хитрая химия, ненадолго, но надёжно усыпляющая несчастную.
Раньше он закапывал тела, но в последнее время ведущая его по кровавой стезе сила приказывала не делать этого. Ему доставались пикантные блюда, а взамен Граниин подпитывал окружающий его мир страхом.
Иногда к нему наведывалась мысль, что однажды придётся пойти в многолюдное место и убить очередную сучку, съев кусок сырой плоти на глазах у множества очевидцев. Он гнал её, но она неизменно возвращалась и задерживалась всё дольше, набирая силу. И знать бы, как тогда будет выпутываться тёмный ангел-хранитель, неотступно бдящий поблизости…
Стрелка спидометра держалась в районе ста двадцати, вишнёвая «Вольво» скоро должна была возникнуть впереди, и тогда оставалось только преследовать и ждать. Можно было попытаться найти другую жертву, но сколько это займёт времени? Гранин впустую мотался по этому району уже двое суток, и чувство голода становилось нестерпимее, чем когда-либо…
Он хотел убить именно рыжую Ларочку-сучку, это было сродни сильнейшему инстинкту. Или первой, всепоглощающей любви, только с запахом крови. Не исключено, что придётся ехать до самого Радовска, но Гранин был готов к этому. Как и к тому, что, возможно, придётся убить здоровенного дальнобойщика, глазами которого в душу Гранина жадно вглядывалась преисподняя…
Как он и предполагал, тягач удалось нагнать довольно быстро. «Вольво» шла девяносто в час, и внедорожник сбавил скорость, пристроившись метрах в двухстах, прилежно выдерживая дистанцию.
«А это ты куда?» - нахмурился Гранин через четверть часа. Большегруз неожиданно начал притормаживать, съезжая на относительно широкую и, худо-бедно, наезженную грунтовку. Выглядевшую прослойкой между двумя тёмно-зелёными пластами высоченного ельника. Указатель, стоящий в её начале, оповещал о том, что через три с половиной километра находится населённый пункт под названием «Ветреево».
Это не было похоже на сокращение пути, в этом Гранин – за последние шесть месяцев сносно изучивший здешние дороги – практически не сомневался.
Гадать, что к чему было особо некогда, и «Санта Фэ» тоже свернул вправо, выдерживая прежнее расстояние, чтобы добыча не насторожилась раньше времени…
Тягач потряхивало на неровностях грунтовки, но Резков не обращал на это никакого внимания. Ему было не до этого.
«Ещё подальше, - он в очередной раз облизал высохшие до состояния наждачки губы, стараясь не смотреть в сторону девушки. - Ещё чуть-чуть… Да когда же ты от меня отвяжешься, тварь?!».
Будь у «баранки» голос, сейчас она бы сдавленно хрипела - с лёгкостью раскалывающие грецкий орех пальцы сжали её до белизны костяшек. Лариса сидела спокойно, обозревая дорогу всё тем же странноватым взглядом, словно не улавливая ни толики дичайшего, насквозь пронзающего Резкова напряжения.
«Не надо приходить ко мне, Света! Я ни в чём не виноват! Оставь меня в покое!» - Резкову до жути хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть сидящую на пассажирском сиденье очаровательную, полноватую блондинку с роскошной косой, восково-бледной кожей и странгуляционной бороздой на шее, изредка и на миг принимавшую облик худощавой рыжей девушки.
С момента самоубийства его жены – Светланы Резковой, шёл уже девятый год. Она удавилась своими собственными колготками - дома, в ванной. Там её неизвестно в какой уже раз закрыл вернувшийся из рейса муж, посчитавший, что радость Светы от его возвращения домой - насквозь фальшивая. Что у жены есть любовник… непременно есть, только кромешная идиотка не заведёт себе хахаля - при такой-то красоте и муже-дальнобойщике, который старше её на десять лет.
Резков ревновал жену люто, исступленно, почти с самого начала их совместной жизни. При этом ни разу не тронув пальцем, но постоянно доводил до нервного срыва своей маниакальностью. Менять работу он отказывался напрочь, названивая жене из рейса по несколько раз в день и никогда не ставя в известность о предстоящем маршруте: чтобы когда-нибудь «поймать на горячем»…
Но все попытки уличить Свету в неверности завершались пшиком. У неё никогда и никого не было на стороне. Они поженились, когда ей исполнилось девятнадцать, и к моменту самоубийства Светланы стаж их супружеской жизни малость не дотянул до чёртовой дюжины. Сначала она терпела - надеясь, что ревность мужа скоро иссякнет. Потом начала бояться, потом - смирилась; но у всего в этом мире когда-нибудь наступает перелом. У женщины, всё это время почти полностью зависевшей от Резкова, он выглядел плотными капроновыми колготками, один конец которых был привязан к полотенцесушилке…
Света была единственным и поздним ребёнком в семье. Её отец умер от рака спустя год после свадьбы дочери, ещё через полгода – умерла мать, крайне тяжело переживавшая кончину мужа. Светлана не была совсем безвольной, но не умела идти напролом и до последнего, предпочитая плыть по течению. Женщина даже не допускала мысли бросить мужа, попробовав начать другую жизнь. Точно знала - добром не отпустит. Уйдёт тайком - будет ещё хуже. Резков расшибётся вдребезги, но найдёт и вернёт обратно. Или убьёт. Уйдёт к кому-нибудь - убьёт обоих. То, что они никогда не поднял на неё руку, ещё ничего не означало. Её бегство может стать для Резкова тем же самым переломом…
Он заглянул в ванную слишком поздно, обеспокоившись долгим отсутствием рыданий жены. Которые обязательно должны были донестись из-за двери через несколько минут после начала затворничества.
Об истинной причине, вынудившей Свету наложить на себя руки, не подозревал никто. Знавшие Резковых, считали их безупречно подходящими друг другу половинками, невыносимое «чудовище с зелёными глазами» главы семьи никогда не прорывалось на поверхность при посторонних. Всё списали на внезапно проявившееся психическое расстройство женщины, тем более что картина смерти не позволяла усомниться в непричастности Резкова. Естественно, у полиции не было никаких оснований обвинить его по статье «Доведение до самоубийства», и он сам, несмотря на сложное душевное состояние, не торопился приходить с повинной и искупать свой грех годами несвободы…
В ночь перед сороковым днём её смерти Светлана пришла к Резкову во сне. Её спокойный и вместе с тем преисполненный запредельной жути взгляд сковал его волю, сделав абсолютно беспомощным.
Жена приблизилась вплотную и ледяные, жёсткие, почерневшие губы коснулись его губ. Поцелуй длился всего мгновение, а потом вдовец услышал слова, упавшие в его душу семенами скрытого безумия.
«Знаешь, я не сумела уйти насовсем… И никогда не смогу».
Спустя год Резков увидел свою покойную жену во время очередного рейса. Света торговала горячим чаем и пирожками на обочине дороги при въезде в маленький провинциальный городок. Когда выпадало это направление, Резков постоянно останавливался именно здесь, покупая несколько пирожков: сытных, увесистых, начинки, пожалуй, больше, чем теста…
В тот раз увиденное едва не привело к трагедии. Не верящий своим глазам Резков чуть не смял новенькую лимонно-жёлтую «Мазду», пассажиры которой только что затарились выпечкой и собирались уезжать.
Профессиональные рефлексы всё-таки не подвели, тягач разминулся с легковушкой на мизер, на толщину крылышка мотылька…
Когда он на ватных ногах выбрался из кабины, Света пропала. Вместо неё в сторону несостоявшейся аварии испуганно смотрела жидковолосая непривлекательная женщина средних лет, ничем не напоминающая его покойную жену.
Следующая встреча произошла через день, только в этот раз Света была в облике кассира на заправке. Резков стоял в крохотной очереди вторым и мучительно пытался осознать, почему первый - коренастый, сильно картавящий кавказец - не шарахается прочь от кассы, ведь за ней сидит живой мертвец, не отводящий страшных глаз от человека за его спиной…
Потом Света снова исчезла. Скучная, чем-то похожая на актрису Нелли Уварову, кассирша приняла у Резкова оплату и, недоумённо оглядев не спешащего уходить клиента, спросила:
- Что-то ещё?
Он молча отвернулся и торопливо пошёл к выходу, кусая губы, чтобы не заорать - надрывно, безумно, пугая персонал и клиентов. Не обернулся, потому что откуда-то пришло знание: Света больше не появится здесь. И он встретит её где-нибудь ещё, скоро.
Ожидание было недолгим, но тяжёлым. Появилась головная боль, ранее никогда не тревожившая Резкова, дико сохли губы, реальность ощущалась как-то иначе - мрачно, тягостно…
Под вечер этого же дня Света забралась к нему в кабину «Вольво». Минутой ранее она выглядела не совсем потасканной и вульгарной «плечевой». Заменить мини-юбку и дешёвенькую блузку с провоцирующим вырезом на что-нибудь поскромнее, убрать излишек косметики, надеть очки, дать указку - получится вылитая учительница младших классов.
Покойная супруга протянула руку, чтобы погладить Резкова по щеке. Он затравленно всхлипнул и подался ей навстречу…
Его сомкнулись на шее жены. Скупо, омерзительно хрустнули позвонки, и Света обмякла, неестественно запрокинув голову назад. Резкова тряхнуло от дичайшего облегчения, понимания того, что всё закончилось.
Он похоронил жену спустя час на краю заброшенного лесного карьера. И простоял возле безымянной могилы до темноты, заворожено глядя на неподвижный песок, ничуть не сожалея о случившемся…
Через год с лишним Света вернулась, и Резков убил её снова. Ночью спустил труп под лёд небольшой речушки, чувствуя всё то же безмерное облегчение. Теперь он точно знал, что делать, если жена захочет найти его ещё и ещё…
За все эти годы он убил её семнадцать раз. Света раз за разом находила свою смерть в самых разных уголках страны, от Выборга до Владивостока. Резков всегда избавлялся от трупа, не оставляя следов: семнадцать женщин числились пропавшими без вести.
После третьего убийства у него не возникало сомнений в правильности его поступков. Скоро он научился распознавать, когда произойдёт новая встреча: у него появлялись все симптомы, предшествовавшие первому убийству. Головная боль, сухость губ, тягостное восприятие реальности… В промежутках между избавлениями он жил абсолютно нормальной жизнью, порой даже получалось забывать о том, что впереди ждёт новая встреча с прошлым.
Семена безумия дали всходы, и Резков не давал им зачахнуть, подкармливая новыми смертями.
Но в последнее время всё стало иначе. Убийства почти не приносили облегчения, а в очередной раз сжимая горло жертвы, Резков ощущал, что толкает себя к черте, перешагивать за которую не стоит. Но что-либо изменить было не в его силах. Он не мог смириться с тем, что его Света почти постоянно будет рядом, отлучаясь изредка и ненадолго.
Допустить такое - означало сойти с ума. Продолжить убивать - было верным путём в неизвестную западню. У Резкова не оставалось выхода, хотя он не признавался себе в этом…
В «ШашлЫ-Ы-Ыке» он испугался, что Света уедет с белобрысым, и тот узнает истину. Пришлось держаться изо всех сил, чтобы не задушить Свету прилюдно. Изображать обычные эмоции, вести себя так, будто он видит эту женщину первый раз в жизни.
Но всё обошлось. Покойная жена ехала с ним, чтобы умереть в восемнадцатый раз и дать Резкову очередную передышку, которые становились всё короче.
«Оставь меня в покое! - Резков повернул руль, съезжая поближе к обочине, выключил зажигание. - Я устал, я больше не хочу этого!».
Он распахнул дверь и схватил женщину за предплечье, вытаскивая из кабины через своё место. Света мотнулась тряпичной куклой, позволяя делать с собой что угодно, а может, просто не найдя сил для сопротивления.
- Что ты хочешь?! - Резков привычным движением схватил её за горло. - Может, любви? А?! Как же я не догадался! Но если после этого ты не оставишь меня в покое…
Он перебросил нетяжёлое тело через плечо, крепко прижимая ноги женщины к груди, и быстро зашагал вглубь леса. Серый внедорожник, остановившийся в двухстах метрах от «Вольво»,- остался незамеченным…
«Далеко собрался?» - Гранин колебался всего мгновение, потом решительно открыл дверь машины. Нож был при нём, острейшего пятнадцатисантиметрового лезвия хватит и громиле, уносящему его добычу. Два полиэтиленовых пакета для мяса лежали в заднем кармане джинсов, резиновые перчатки - во внутреннем кармане пиджака. Всё, что надо. Главное - не спешить, тогда всё разыграется по его правилам…
Резкова он настиг без особого труда, тот шагал через лес медведем, нисколько не заботясь о тишине. Периодически ломающиеся под ногами Резкова ветки служили безошибочным ориентиром.
Гранин двигался почти бесшумно, сказывались служба в «погранцах» и звание кэмээса по спортивному ориентированию. Держался шагах в тридцати, перемещаясь продуманно - чтобы поблизости всегда имелось укрытие, если Резков вдруг начнёт оборачиваться. Нож уже перекочевал в правую руку, оставалось дождаться момента для одного-единственного удара. Гранин не хотел оказаться лицом к лицу с этим битюгом, получившим пусть и серьёзную, но не смертельную рану.
Резков углубился в лес не очень далеко, из-за густого ельника грунтовку нельзя было разглядеть уже шагов через полтораста. Скоро он наткнулся на небольшую прогалину, сплошь покрытую нашлёпками мягкого мха. Замедлил шаг, раздумывая - стоит ли идти дальше…
Гранин сократил разделяющее их расстояние на треть, интуитивно почуяв - вот-вот, сейчас…
Здоровяк остановился, дёрнул плечом, скидывая девушку на мох, почему-то назвав её Светой. Гранин мимолётно удивился и, как ни странно, пожалел о том, что никогда не узнает истинную причину его поступка. Тот склонился над Ларочкой-сучкой, перенеся всё внимание на неё…
Гранин бесшумно обогнул невысокую ель и осторожно двинулся к будущим жертвам.
Нож лежал в ладони обратным хватом, лезвием к предплечью. Семь шагов, одиннадцать, шестнадцать…
Со стороны Ветреево что-то бахнуло; гулко, протяжно. Словно взорвался газовый баллон или какой-нибудь незадачливый грибник наступил на мину времён Второй Мировой. Резков вздрогнул всем телом, резко повернулся в направлении непонятного звука. И почти сразу же, будто подчиняясь наитию – посмотрел за спину.
Гранин рванулся вперёд, занося нож, целясь в мускулистую, бычью шею здоровяка. Неудобная поза не позволила Резкову уберечься от удара, но он качнулся чуть в сторону, и лезвие пробило трапециевидную мышцу, выйдя над ключицей.
Гранин успел выдернуть нож, но повторить атаку не вышло. Резков яростно, вслепую лягнул назад, острый срез подошвы мазнул по бедру Гранина. Тот охнул - ощущение было жгучим, будто с ноги махом содрали приличный лоскут кожи; отскочил назад. Понимая, что придись удар левее - и с ногой можно было бы попрощаться…
Резков повернулся к Гранину, в глазах мелькнуло узнавание. А потом он расхохотался, не обращая внимания на растущее пятно крови. Гранин едва пересилил возникшую в теле дрожь - голосом здоровяка хохотало чистое, ничем не разбавленное безумие.
- Света, Светик, - вдруг протянул Резков, обрубив хохот. - Я знал, что у тебя кто-то есть, зна-а-ал… Решили от меня избавиться? А не боитесь, что наоборот образуется?
Он замолчал. Гранин обречённо выдохнул сквозь зубы, и окровавленное лезвие уставилось Резкову в живот. Он до сих пор не взял в толк, о чём говорит сумасшедший, но не сомневался - схватки не миновать. Дело даже не в том, что болит бедро, и бегать будет несколько сложнее, чем пару минут назад.
Здоровяк просто не даст ему уйти. Договориться, предложить поделить рыжую - вряд ли получится. После слов Резкова к Гранину как-то сразу пришло понимание - теперь он стал новой и первой целью громилы. Значит, схватка…
Навыки ножевого боя у Гранина имелись: главным было держать Резкова на расстоянии. Выиграть-потянуть время, всё указывало на то, что останавливать кровь он даже не собирался… Порезать его ещё пару раз, дождаться, пока кровопотеря станет серьёзной. Придётся попотеть, но, кажется, это единственный реальный шанс выжить.
- Может, разойдёмся по-хорошему? - сделал последнюю попытку Гранин. - Я против тебя ничего не имею…
Резков погрозил ему указательным пальцем и тихонько продекламировал нараспев:
- Светкин хахаль вдруг пришёл, позвала дурёха… Сдохнет - это хорошо. А не сдохнет - плохо.
Жутко ухмыльнулся и шагнул вперёд. Расслабленно, с опущенными руками. Словно перед ним находилось нечто неодушевлённое, насквозь безобидное…
Гранин машинально шагнул назад, сохраняя прежнюю дистанцию. Резков осуждающе поджал губы - нужная ему вещь вздумала показать характер. Зря. Он должен сломать её и в последний раз убить покойную жену: чтобы обрести долгожданное спокойствие. А значит, он это сделает.
Резков приблизился снова, и Гранин рискнул.
Лезвие описало быструю размашистую дугу, полуметровый росчерк на животе Резкова потёк вниз, пропитывая футболку красным. Разрез был неглубоким, но Резков даже не переменился в лице. Как будто кокон безумия, заключивший его в себя, всасывал всю боль, ничего не оставляя человеку.
Гранин отпрыгнул назад и вбок. Поскользнулся и едва удержал равновесие, краем глаза зацепив Ларочку-сучку, сидящую на коленях там же, где её оставил Резков. Веснушчатая мордашка девушки была пугающе отрешённой, словно Лариса не замечала происходящего рядом с ней кошмара…
Могучая фигура неожиданно оказалась слишком близко к Гранину, жёсткие пальцы коснулись горла, и он сделал единственное, что мог.
Судорожно ударил - в живот, в грудь. Третий удар пришёлся Резкову под подбородок, и нож остался торчать там, потому что секундой раньше Резков вырвал Гранину кадык.
Резков упал ничком, он был мёртв. Гранин скончался чуть позже, он ещё успел сделать два шага в сторону, не то на что-то надеясь, не то просто желая оказаться подальше от своего убийцы, от своей жертвы. Мох под их телами становился мокрым, бурым…
Аромат крови был таким же, как в детстве - упоительным, будоражащим аппетит. В последний раз она вдыхала его очень давно, но годы так и не стёрли запах из памяти, лишь отодвинули вглубь до поры. Лариса сидела между трупами и с упоением дышала особым ароматом, вспоминая жилистого, шустрого деда Никиту, часто угощавшего внучку человечиной.
Тогда она не знала, что ест, но навсегда запомнила тарелку с блескучей золотистой каёмочкой, в которую накладывалось мясо. Варёное, жареное или сырое. Последнее появлялось реже двух других, плоти и крови в тарелке было пополам, но девочке оно нравилось больше остальных.
Это являлось их тайной, дед строго-настрого запретил внучке кому-либо говорить о том, что он приносит Ларочке волшебную еду. Если она проболтается, то никогда не превратится в волшебницу. Лариса молчала, ей очень хотелось научиться превращать горелые спички в красивых бабочек, и «наволшебствовать» себе самые лучшие в мире платье и туфельки…
Никита Дмитриевич жил один, в частном секторе на окраине большого города. Родители частенько отдавали ребёнка ему на выходные, а когда наступало лето - большую его часть Лариса проводила у деда. Девяностые были не лучшими годами для простых людей, хорошая и своевременно выдаваемая зарплата являлась редкость, и чете Плугиных приходилось мотаться по командировкам, оставляя поздно родившуюся дочь на воспитание единственному родственнику. И тарелка с каёмочкой неизменно появлялись на столе раз в неделю…
Дед стал людоедом в молодости, во время побега из зоны, где отбывал срок за убийство. Зона была таёжная, побег групповым, припасов удалось собрать немного, и глуповатого блондинчика Гришу - ровесника Никиты - прихватили пятым: «коровой». Его зарезали на третьи сутки, и четверо зэков ели «говядину» несколько дней, пока не вышли к небольшой деревне.
Никита всерьёз подозревал: не наткнись они на это поселение, следом за Гришей под нож пустили бы его самого. Но обошлось.
И вот эти, врезавшиеся в память на всю жизнь, ощущения - миновавшей опасности и ещё не исчезнувшей сытости от недавно доеденных остатков «коровы»: приручили его, заставляя не забывать вкус человеческой плоти… А спустя несколько десятков лет - приучить к этому вкусу единственную внучку.
Родители Ларисы погибли во время южной командировки. Петляющий по горному серпантину автобус упал в пропасть, из двадцати семи пассажиров не выжил ни один. Это случилось за два года до того, как Никита Дмитриевич застрелился из старенького «ТТ», увидев идущих к его дому милиционеров, напавших на след старого людоеда много лет спустя.
Он убил бы и внучку, но Лариса была в школе. Кроме деда у неё никого не осталось, и после его смерти её жизнь изменилась не в лучшую сторону. Сперва детдом, в котором она узнала правду о своём любимом дедушке Никите и получила прозвище «Ларка - съешь препода»; через несколько лет - психбольница.
Из неё Лариса сбежала около месяца назад и теперь добиралась в Радовск – на малую родину Никиты Дмитриевича, о которой он часто рассказывал внучке. Лариса не задавалась вопросом - что ожидает её в незнакомом городе. Её влекла туда улыбка дедушки, становившаяся особенно благостной после того, как пустела очередная тарелка с «волшебной» едой…
Лариса не сомневалась - всё будет хорошо. Запах крови был верным признаком того, что она выбрала правильный путь. Конечно, она испугалась, когда шофёр вытащил её из кабины, и стальные пальцы чуть не сломали ей шею.
Но потом поняла - беспокоиться не о чем. И оказалась права.
«Поешь, внучка, - бесплотные пальцы Никиты Дмитриевича легли на плечо Ларисы. Дед стоял рядом, кивая на торчащий из горла Резкова нож. - Я же знаю: соскучилась по своей тарелке, покушай… Жаль, что я могу только подсказывать, но ты можешь всё сделать сама. Поешь досыта, ведь я понимаю - насколько ты проголодалась».
Лариса послушно дотянулась до ножа, выдернула его из раны. Блаженно улыбнулась, разглядывая лезвие, с наслаждением лизнула окровавленную сталь. Дедушка выжидающе наблюдал за ней, и Лариса задумчиво посмотрела на Резкова, на Гранина: выбирая, с кого начать…

Примечание: 1. «Валя»-«огрызок» на жаргоне дальнобойщиков означает Вольво без прицепа.

[Нефидимка]

Здравствуйте, автор! Спасибо за рассказ! Мне нравится тема, сама всё подбираюсь к каннибализму, да жила тонка. Очень интересно, что в тексте столкнулись три маньяка, что жертва превратилась в охотника. Но информация подана отрывками, история длительных отношений героя с хозяином шашлычной кажется лишней, а вот Гранину недодали "шарму" и места в истории. Но тормозная девица хороша!

[нмдживладимир]

Не, три маньяка на один квадратный метр, это перебор. Когда и девушка оказалась из племени умалишенных я не смог сдержать смех!)) Написано хорошо, но как-то надо поскромнее с ужаса и. Да и не страшно, когда психи друг друга мордуют.

[Monk]

Цитата: Автор: нмдживладимир Не, три маньяка на один квадратный метр, это перебор.

Абсолютно согласен. Два маньяка на одну жертву это ничего, оригинально. А вот три...
Автор писать умеет, но подавать саспенс и интригу пока не научился, рано раскрывает карты, потому рассказ не страшен. Не думаю, что будет в призерах.

[Михаэль фон Барток]

рассказ конечно, забавный, но это уже было в Симпсонах в нескольких ужастиках разной степени пародийности, количество убийц-каннибалов на квадратный метр все-таки гротескно и приводит произведение на грань пародии, черной-черной, но все-таки комедии.
а ведь автором такая задача едва ли ставилась...
пожалуй, лучше всего подана одержимость именно дальнобойщика, который сначала кажется положительным дядькой.
другие два совершенно комиксовые упыри, а его безумие как-то правдоподобно, видится такой распад реальности, с которым он по-своему, по-безумному, борется, внешний локус контроля, так сказать.
каннибализм да, самый древний и стопроцентно работающий фактор страха, "просто" убийца это еще куда ни шло, а вот кто ест людей, это уже вообще какая-то иная форма жизни.

[Рэм]

бегло пробежал по тексту и опять хорошо, но не пушка, ну на мой вкус.
маньяки, эту тему не перепахать.
топчик составлять туго будет.

[Крюков Олег]

А что, мне понравилось! Только название не очень. Я бы назвал "Дальнобойный каннибал" или "Каннибальный дальнобой". Но концовкой Автор повеселил.

[Разумный Я]

Я вот не врубаюсь, где там три маньяка? Девушка же просто людоедка. Разве что дед её... Но он так, скорее статист.
Написано более-менее. Читалось, даже учитывая плотность маньяков на текст - вполне себе с интересом, было любопытно, как автор всё это разрулит Разрулил своеобразно.
Не знаю, что там с призовой ступенькой, но, имхо, ниже места двадцатого опуститься не должен. Есть на конкурсе вещи и послабее, и не в жанр.

[Ґрун]

Хотя жанр и обязывает, но что-то чернухи под конец стало прямо многовато. А текст хороший.

[Тусек]

Цитата: Его сомкнулись на шее жены.

Его что? Руки? Зубы?
-------------
Неплохой рассказ, но тягучий. Объяснялок примерно столько же, сколько самой истории. Надо как-то чувствовать меру.
Извини, автор. Идея неплоха (хотя в каком-то фильме было покруче: там по дорогам ездили маньяки, ездили охотники за маньяками и охотники за охотниками. Все друг друга крошили. Забыл название, но фильм прикольный. Молодая парочка, чувак средних лет и толи старик, то ли старушка. И все какие-то наклейки собирали с жертв.
Я к тому, что лучше бы Лариса переубивала бы двух этих психов сама. Хотя бы добила бы. Правда, финал так и так угадывается уже со сцены в кафе.