Хайборийский Мир  

Вернуться   Хайборийский Мир > Обо всем > Творчество
Wiki Справка Пользователи Календарь Поиск Сообщения за день Все разделы прочитаны

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 12.09.2017, 22:51   #31
Король
 
Аватар для Зогар Саг
 
Регистрация: 12.01.2009
Сообщения: 4,402
Поблагодарил(а): 323
Поблагодарили 529 раз(а) в 325 сообщениях
Зогар Саг стоит на развилке
Сага о Конане 2022 - Последняя битва: За призовое место на Конан-конкурсе в 2022 году Сага о Конане 2021 - Момент славы: Конкурс миниатюры Конан-конкурс Кровавая осень Крома 2020: За призовое место на Конан-конкурсе 2020 Хоррор-конкурс 2020: За победу на хоррор-конкурсе 2020 Призер конкурса Саги о Конане 2018: За призовое место на конан-конкурсе 2018 года. 300 благодарностей: 300 и более благодарностей Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 Шесть человек на сундук мертвеца: За победу в Хоррор-конкурсе 2015 года 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! Первое место на Конан-конкурсе - лето 2010: За рассказ, занявший первое место на конкурсе фанфиков по мотивам Саги о Конане Третье место на конкурсе «Трибьют Роберту Говарду»: За рассказ, занявший третье место на конкурсе рассказов по мотивам творчества Роберт Говарда. Заглянувший в сумрак: За третье место на конкурсе хоррор-рассказов в 2012 году. Безусловный победитель осеннего конкурса 2011: За первое и второе место на осеннем конкурсе рассказов по мотивам "Саги о Конане". 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. Второе место Зимнего Конкурса 2011: Автор рассказа, занявшего второе место на зимнем конкурсе фанфиков. Фанфикер 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Я смотрю у киммерийцев ко львам особая любовь)

Цитата:
- Фелан и Перт поклоняются волкам. Они и сами волки. У волков острый нюх и крепкие зубы, но у них нет чести. Они всегда нападают стаей, а встретив отпор, всегда бегут. Волки стали собаками, предали свою свободу на объедки с человеческого стола. Да, Фелан и Перт – волки, и к ним нельзя поворачиваться спиной. А я – лев! Лев никого не боится, никого не щадит, никогда не отступает. Волки ничего не могут сделать льву, даже если он один, а их дюжина. Одним ударом лапы он сломает любому волку хребет.
- Но когда лев на охоте, волки могут прийти в его логово и убить его детей.
- Да, это так. Значит лев сам должен первым прийти в логово волков, и убить их детей.

Чет какие-то знакомые мотивы мелькнули

For when he sings in the dark it is the voice of Death crackling between fleshless jaw-bones. He reveres not, nor fears, nor sinks his crest for any scruple. He strikes, and the strongest man is carrion for flapping things and crawling things. He is a Lord of the Dark Places, and wise are they whose feet disturb not his meditations. (Robert E. Howard "With a Set of Rattlesnake Rattles")
Зогар Саг вне форума   Ответить с цитированием
Этот пользователь поблагодарил Зогар Саг за это полезное сообщение:
Старый 13.09.2017, 17:05   #32
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Цитата:
Автор: Зогар СагПосмотреть сообщение
Я смотрю у киммерийцев ко львам особая любовь)

ну, львы общепринятый символ отваги и гордыни.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Старый 23.09.2017, 09:16   #33
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

малость переиграл я ход кампании. все-таки перед важным наступлением силы только немцы распыляли...
Каррас вроде не немец ни разу.


Каррас идет на Гхор.

Керим только закончил творить утреннюю молитву, когда на пороге его шатра появился Утбой, коротко поклонился и сказал, что «царевича» вызывает к себе великий каган, да правит он девяносто девять лет. Керим удержался от того, чтобы скривиться. Причиной по которой, у него возник соблазн перекосить лицо, была не только боль в ноге. Нет, Керима все время его пленения угнетала душевная тоска. Он встал на колени перед варварским царем. Он предал все, во что так долго верил. С ним обращались хорошо, его поставили командовать над его соотечественниками. Из-за ранения он не мог участвовать в большой облавной охоте, но ему дали долю добычи, какая полагалась почетному гостю кагана. Он жил в белом шатре, у него были слуги.
И все же Керим был пленником, бесправным и полностью зависевшим от воли своих победителей. Были дни, когда он мечтал о побеге, но понял, что это праздные мысли. Во-первых ему далеко не уйти. Он ранен, он плохо представляет, куда направиться, а вся округа кишит жестокими дикарями, которые наверняка поймают его и подвергнуть мучительной казни. Даже обещание большого выкупа не остановит их, и Керима станут резать ножами, жечь огнем и скармливать псам, и все это – заживо. Варвары ненавидели аваханов из-за работорговли, жертвой которой были. К тому же – добавил Керим, никто и не станет платить за меня выкуп.
Уничтожение аваханской армии, большая часть которой полегла в бою, наверняка вызвало настоящую смуту в столице. Керим был сыном убитого правителя, но в дни, последовавшие после гибели армии Сарбуланда, это стоит немного.
Юноша не знал, какие планы на его счет строит Каррас. Несколько раз он был гостем в шатре царя варваров, но Каррас лишь задавал свои вопросы. Больше его киммерийского кагана интересовало, какие люди теперь будут бороться за власть в обезглавленной стране аваханов.
Керим не таясь назвал имена нескольких меликов племен, нескольких военачальников отца, нескольких священнослужителей. Каррас слушал, кивал.
Сегодня Каррас пребывал в приподнятом состоянии духа. Он сдерживал себя, но Керим ощутил ликование степного царя.
- У нас есть известия с твоей родины, Керим, сын Сарбуланда. – сказал Каррас, как только Керим поклонился ему. – Ты хочешь услышать их?
- Да, великий каган. – снова поклонился Керим.
- Тогда слушай. Некий Бузахур провозгласил себя эмиром. Ты знаешь этого Бузахура?
- Да. Он дальний родич мне. У моего отца была бабка. У той бабки был брат. От того брата и пошел род Бузахура.
- Значит, Бузахур не имеет права на трон?
- Сейчас смутное время. – неопределенно ответил Керим, который уже понял, к чему ведет речь великий каган.
- Никакое время не оправдание такому преступлению! Законный эмир Гхора – ты, наш юный гость. Твои права попраны, самому тебе без армии никогда не вернуть трон. Мы решили, помочь тебе взойти на трон отца.
Так говорил человек, отрезавший Сарбуланду голову и плясавший, насадив ее на пику. Керим уже ничему не удивлялся.
- Осмелюсь предположить, великий правитель, что вы сами возглавите войско, которое должно помочь вернуть мне трон отца?
- Ты очень догадлив, юный Керим.
Долго молчал Керим, а потом спросил.
- А если я откажусь, что будет тогда, о великий правитель?
- Что ж. – Каррас скорее развеселился, чем разозлился от такого непочтительного вопроса. – Твой отец был любвеобилен не только с мальчиками, и думаю, всегда можно найти другого, более сговорчивого принца. А ты всегда можешь упасть с лошади.
- Да, верно, какой степняк не падал с лошади. – поклонился Керим.
- Так что же ты выберешь, Керим, сын Сарбуланда? Трон или дно неведомого оврага?
Каррасу ничего не стоило отдать приказ убить его. Керим понимал, что жалость чужда этому человеку. Правда, рассказывали странные истории, как он пустил стрелу мимо загнанного льва, но должно быть, это сочинили, чтобы оправдать промах повелителя.
Керим подумал, что какой-нибудь герой старинной песни, несомненно, выбрал бы мучительную смерть, и слава о его подвиге разнеслась по всему миру, а убивший его жестокий варвар был наказан Ормуздом за свои преступления. Но Керим хотя и был юн, не был столь невинен, чтобы верить во все, о чем поются песни. И потому он сказал.
- Взойдя на трон, я принесу больше пользы народу аваханов и делу веры.
- Достойный ответ, Керим, сын Сарбуланда. Но неужели честолюбие вовсе чуждо твоим помыслам?
- Я узнал о том, что могу претендовать на трон Гхора лишь несколько мгновений назад. Огонь честолюбия еще не успело разгореться в моем сердце.
Каррас хохотнул.
- Все-таки вы мастера говорить, бородатые огнепоклонники!
Керим не удержался от дерзости.
- Это признак высокой культуры!
Но Каррас продолжал смеяться. Варвар, но умный. Действительно умный, а не животно-хитрый.
- Надо скрепить наш союз, юный Керим. – сказал Каррас.
Наследник престола Гхора хотел было опуститься на колени, но Каррас жестом остановил его.
- К чему это между братьями-правителями? – и протянул, по степному обычаю, обе руки для пожатия.
Склонив голову, Керим обменялся рукопожатием с киммерийским владыкой. У Карраса были пальцы, словно выкованные из железа. Керим никогда не считал себя наследным принцем, но судьба именно его сделала старшим из оставшихся в живых сыновей эмира. Он довольно много времени провел при дворе отца, и знал о большинстве принятых в общении между царями ритуалов. Он никогда не думал, что эти знания пригодятся ему. Но сейчас нужные слова сами соскользнули с губ.
- Великий каган, я не могу быть твоим братом. Слишком велика разница между нами. Ты сильнее и мудрее меня. Недавно я лишился отца. Будь мне новым отцом, я буду тебе верным сыном.
Каррас подавил довольную улыбку. Юнец сразу понравился ему, еще когда не хотел склонить колени на поле боя. Но сейчас гордыню свою Керим как будто усмирил. Назвать себя «сыном» значило признать полное верховенство киммерийского кагана над собой. При этом в пределах своей страны такой «сын» мог быть полновластным правителем. Конечно, Каррас понимал, что Керим не преминет предать, если силы великого кагана ослабнут. Но для того, чтобы держать сыновей в повиновении есть много способов.
- Будь мне сыном, Керим. – согласился с предложенной формулой великий каган.
Они обнялись.
- Скажи мне, ты женат? – спросил Каррас, про себя припоминая, кто из его дочерей вошел в подходящий возраст.
Когда были оговорены условия будущей женитьбы Керима, Каррас приказал тому усесться рядом с собой, но на ступень ниже. После этого по знаку Карраса стали прибывать его военачальники, родичи, самые прославленные воины Орды. Все они рассаживались по местам, отведенных им обычаем.
Когда последний гость занял положенное ему место, великий каган обратился к собранию.
- Мы представляем вам своего приемного сына, Керима. Недавно он потерял отца и мы приняли решение усыновить его.
У Дагдамма вытянулось лицо. Он знал, что такое «усыновление» означает прежде всего принятие политического покровительства, но все же слова «приемный сын» резанули ему ухо.
- До нас дошли вести с родины Керима. Пока его отец, законный эмир Гхора и всего Афгулистана, был в походе, придворные в столице составили заговор. Когда они узнали о гибели Сарбуланда, то эмиром себя провозгласил Бузахур. Свое правление он начал со страшных преступлений. Бузахур приказал казнить всех детей Сарбуланда, независимо от пола и возраста. Беременных жен и наложниц Сарбуланда задушили. Так же он убил тех жен Сарбуланда, которые родили тому детей прежде. В их числе погибла и мать нашего приемного сына. Зная о постигшем Керима горе, мы и приняли решение оказать ему свое покровительство.
Воины Орды зашумели. Это были жестокие люди, пролившие в своей жизни реки крови. Но рассказ о о подлостях Бузахура тронул их сердца. С женщинами и детьми воюют только трусы.
Керим же закусил губу едва не до крови. Испытанные им душевные страдания видели все. Каррас либо нарочно утаил от него подробности воцарения Бузахура, либо и вовсе сочинил, чтобы придать своей речи убедительности.
- Невозможно допустить, чтобы страной Афгулистан, которая граничит с нашими владениями, правил подлый убийца женщин и детей. Мы должны наказать его за преступления и вернуть трон законному наследнику – нашему сыну Кериму. – сказал Каррас.
Он говорил совершенную чушь, но это была важная, величественная чушь.
Варвары не так простодушно-наивны, как от чего-то считают жители цивилизованных стран. Варвары знают что такое «политика» пусть и не употребляют именно этого слова. Каррас – политик. Сейчас он говорит своим людям, между своими будто бы не надо лицемерить. Но он не лицемерит. Он на самом деле считает, что Бузахур заслуживает кары. А если ради этого надо стереть с лица земли Гхор – то он это сделает.
- Мы пойдем на Гхор, чтобы вернуть Кериму трон его отца. – отчеканил Каррас.
Но долго держать позу он еще не умел, степная простота победила изысканность.
- Конечно, наши воины должны будут получить вознаграждение за риск, которому подвергнутся. – хохотнул Каррас. – Пусть они наполнят седельные сумы аваханским золотом и серебром!
Да, истинные цели похода он тоже назвал. А то, что он говорил сначала – это не для ушей киммерийцев и разноплеменных гирканцев, это то, что он будет говорить аваханам. Каррас просто пробует эти слова на вкус.
- Чтобы наше родство с эмиром Керимом было особенно прочным, мы так же приняли решение отдать ему в жены дочь нашу – Кару.
Среди чинного собрания вдруг раздался какой-то звук, похожий на хрюканье. Военачальники переглядывались, пробовали заглянуть друг другу за спину, чтобы увидеть, что это за непотребство творится.
А это, зажимая рот руками и смешно выпучив глаза, боролся с приступом неудержимого хохота царевич Дагдамм. Он делал над собой невероятные усилия, чтобы придать лицу серьезное выражение, то тут же снова скисал от смеха, корчился, удерживая в себе рвущийся наружу хохот.
Наконец смешливость превозмогла выдержку.
- Кару! Он женит его на Каре! – прохрипел Дагдамм, и не в силах больше сдерживать себя, бросился к выходу, на ходу взревывая в приступе неудержимого смеха.
Суровые люди, собравшиеся на совет великого кагана, неуверенно улыбались. И о чудо – улыбка коснулась даже губ самого Карраса Жестокого.
Керим сидел, багровея от гнева и ужаса. Что же такого в Каре, если одно упоминание о ней вызвало такое веселье у мрачного Дагдамма и бездушного Карраса? Неужели она так стара и дурна и собой?
На самом деле, дочь великого кагана, хоть и миновала пору цветущей юности, старухой конечно, не была. Ей было двадцать пять лет. Никто не назвал бы Кару красавицей, но внешность ее была броской и не обладай дочь Карраса столь неукротимым нравом, она была бы завидной невестой.
Но Кара была дерзкой, горделивой до заносчивости, вздорной и отчаянно храброй. Она не была из тех женщин, что отчего-то вбили себе в голову быть воинами, но удали и переходящей в безрассудство отваги ей было не занимать.
Однажды, когда Каре было примерно четырнадцать лет, отец взял ее на перекочевку по северным пределам своих владений. Когда он с остальными мужчинами был на большой охоте, в лагерь, который охраняли лишь полдюжины воинов, ворвались конокрады. Не зная, на чей стан они покусились, безумцы в миг избавились от стражей, измолотив их дубинами, и украли табун в три десятка голов.
Кара, которая словно не знала слова «страх», вскочила на не угнанную ими ввиду буйного нрава низкорослую лошаденку, и бросилась в погоню, потрясая копьем и угрожая преступникам именем своего грозного отца. Те сначала веселились, а потом, когда поняли, какой будет расплата за дерзость, отпустили табун обратно, и Кара пригнала коней обратно к стоянке, где рвал метал в ненаходящей выхода ярости отец.
Великий каган сам не знал, стоит ему наградить Кару за такой подвиг, или выпороть за такую глупость, и он не сделал ни того, ни другого.
Многие в стане киммирай считали, что по-настоящему, обычной отцовской любовью каган любит только свою непокорную дочь, тогда как сыновья для него уже в младенчестве стали скорее вопросом политики, чем своей плотью и кровью.
Через год Кара забеременела и в положенный срок родила здорового крепкого ребенка, по виду – совершенного гирканца. Имени своего любовника она так и не назвала, и скрежещущему зубами от ярости Каррасу осталось смириться с этой выходкой своей любимицы.
Тогда Каррас выдал дочь замуж за молодого воина из своих названных. Тот был как будто рад такому повороту событий, и Кара как будто тоже смирилась с замужеством. Но она не смогла смириться с тем, что у мужа еще несколько женщин, с которыми он тоже делит ложе. И потому однажды, когда супруг в изрядном подпитии пришел в ее шатер, Кара приласкала его тяжелой палицей. Бесчувственного мужа она связала и обещала начисто оскопить, отрезав ятры и уд. Для начала Кара отрезала ему только волосы, которые по киммерийским обычаям мужчины носили длинными, а лысую голову считали признаком раба.
Бедняга лягнул ее в живот, пока Кара переводила дыхание каким-то чудом распутал ноги, и как был, без штанов, со связанными руками бросился искать спасения в бегстве.
Так он и бежал между шатрами, пока на его крики не сбежались люди.
Веселье их было таким заразительным, что ему поддался даже сам униженный муж. А обычно угрюмый Каррас, большинство законов которого заканчивались словами «тому смерть» расхохотался самым отчаянным образом.
Опозоренный супруг Кары вскоре погиб в какой-то пустяковой стычке, потому что старался доказать товарищам свою мужественность. А Кара вернулась в отчий дом.
Через какое-то время Каррас снова выдал ее замуж за степенного немолодого человека – своего судью на землях баруласов. Но Кара от нового мужа сбежала, угнав трех коней. Причиной бегства она называла невыносимую скуку.
Тогда Каррас захотел выдать Кару за своего телохранителя Одхана, но говорят, грозный боец по-гиркански пал перед повелителем в ноги, и просил освободить его от такой чести.
Каррас это скорее насмешило, чем разозлило, и с тех пор Кара жила незамужней, что не помешало ей родить еще ребенка – снова сына, но в этот раз скорее киммерийца.
Целыми днями она охотилась в степи на всякую дичь, в остальное время выезжала лошадей, на всяком празднестве выигрывала все борцовские схватки среди женщин, ходила, как отец, не выпуская из рук плети, в общем, вела жизнь праздную и буйную.
На этой Каре великий каган и вздумал женить утонченного, гордящегося своей цивилизованностью, огнепоклонника Керима.
Неудивительно, что Дагдамм буквально взорвался смехом, да и более сдержанные люди посмеивались.
Керим, униженный этим смехом, злобно смотрел по сторонам.
Лицо Карраса вдруг сделалось серьезным. Он заметил вызов в поведении Керима. Этот тонкошеий не может смеяться над его дочерью!
- Мы приняли решение, и оно не изменится. Великий каган двух слов не говорит. – проскрипел Каррас, испепеляющим взглядом впившись в заносчиво поднятое лицо юного авахана. И Керим опустил глаза. В этом шатре веселятся только киммерийцы – владыки Степи. А его участь – повиновение.
Этими словами Каррас оборвал краткое веселье, и заговорил о будущем походе.
- Мы приняли решение, и выступаем в поход завтра же. Войско отдохнуло и начало скучать. Давно мечи наших воинов не пили крови!
Очень быстро и не тратя время на церемонии, обсудили все действительно важные дела. Состояние боевых лошадей, обозных телег, количество раненых в рядах воинов. Сейчас войско Карраса стояло в благоприятных местах. Реки давали достаточно воды, травы хватало для прокорма огромных табунов. Но впереди начинались много более засушливые и суровые земли, за которыми только и открывалась дорога на сказочный Афгулистан.
Каррас несколько раз ходит туда с небольшими набегами, но никогда не ставил целью вторгнуться в самое сердце державы аваханов.
В лагере несколько дней томились посланники от пограничных племен. То были «бородатые» гирканцы, люди южной крови, больше похожие на аваханов, если вовсе не на вендийцев. Образ жизни они вели полукочевой, потому не могли при первой же опасности скрыться в бескрайней степи. Дахов, парнов, хонитов, которых вечно терзали набегами то злобные степные племена, то облагал данью эмир из Гхора, то грабил киммерийский каган, обязали поставлять воинству пропитание. Так же Каррас взял с собой больше двух тысяч бородатых воинов. Это были не слабые, не трусливые люди. Если им так часто приходилось выступать жертвами нападений, то лишь из-за неудачного расположения их земель на перекрестке миров.
Каррас смотрел на рослых, сильных коней, запряженных в боевые колесницы, на воинов в доспехах, на их хорошее вооружение, и подумал, что если они помогут в разгроме Афгулистана, то надо будет натравить на них степняков Керея и Башкурта. Никогда нельзя давать ни одному из племени усилиться.
Ему с огромными сожалениями пришлось оставить в стране хонитов обоз с трофеями, часть лошадиных табунов, почти все телеги. Дальше начинались Мертвые Земли, пустынная местность, преодолеть которую можно было только налегке. Потому все самое необходимое грузили на верблюдов, отнятых у гирканцев. Колеса не пройдут по сыпучим пескам и по каменному крошеву.
С обозом он оставил и своих раненых. Каррасу пришлось оставить три сотни киммерийских воинов для охраны обозов и для удержания в покорности племен приграничья. Три сотни мало, но каждый меч нужен был в походе на Гхор. Командовать этим охранительным отрядом Каррас поставил Гварна, который чуть ли не плакал от досады, что не идет за славой и добычей в поход на Афгулистан.
В обозе он оставил и свою последнюю наложницу, дочь Керея. Та даже расплакалась, прощаясь с повелителем, но Каррасу она уже надоела и он решил отдать ее Гварну.
Гварн был из безоглядно верных людей, таких только и можно оставить у себя за спиной. Пленников продали в рабство тут же, и вереницы скованных за шею людей потянулись в сторону все еще живых городов Старого Иранистана. Тех, кто не оправился от ран или заболел, тут же убивали, бросая в овраги.
Каррас освободил от этой участи только старого Абдулбаки, которого подарил хану пархов, как ценного советника.
Он разделил Фелана и Перта, одного приставив к Керей-хану, другого к хану пархов Бехрузу. Пяти сотен киммерийцев хватит, чтобы напоминали каждому из них, кому они служат. Кому служат Фелан и Перт – этот вопрос Каррас оставил на потом. Со своеволием Озерного Края он покончит после.
Проводники, часто те же самые, что показывали дорогу аваханам, когда те шли в Степь, теперь вели войско Карраса к границам Мертвых Земель. Каррас день ото дня мрачнел и ожесточался.
Дагдамма он утвердил в его власти над баруласами и аваханами. Собственно киммерийцев у царевича было в подчинении ничтожно мало, только его собственная дружина. Баруласы подняли на белом войлоке Улуг-бугу, который тут же присягнул Дагдамму.
Чтобы у аваханов было меньше соблазна взбунтоваться и перейти на сторону соплеменников, Каррас не только дробил их на части. Он приказал им участвовать в убийствах сородичей, который отказались принять присягу.
Впереди блеснули воды последней на многие дни пути, реки.
Проводники из кюртов указывали лучшие места для перехода, лучшие тропы на Афгулистан, но Каррас приказал идти дальше, вдоль русла реки, которая все мелела и мелела, пока вовсе не начала исчезать в песках.
- Если вы знаете эти лучшие тропы, то и аваханы знают их, и будут нас там ждать. Мы обойдем эти лучшие тропы и выйдем к их границам там, где нас не ожидают.
В том, что новый эмир знает о готовящемся вторжении из Степи, и готовится обороняться, Каррас не сомневался.
Наконец река впала в водоем, который даже озером нельзя было назвать, настолько мелким он был и мутным. Скорее большая лужа, с топкими берегами поросшими осокой и камышом. Но к этой большой луже собирались на водопой все звери с округи.
Последняя большая вода перед Мертвыми Землями.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 23.09.2017 в 09:20.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (25.09.2017), Зогар Саг (30.09.2017)
Старый 29.09.2017, 20:21   #34
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Через пески.
Войско Карраса двинулось через пески. Перед выступлением три дня простояли на берегах мелкого озера. Вдоволь поили лошадей, запасали воду в бурдюки и баклаги.
Уходя войско оставило за собой пятно грязи, люди, лошади и верблюды выпили всю воду, черпали со дна с песком и илом, порой попадались крошечные рыбешки или лягушки. Не скоро теперь река, сама к конце лета пересыхающая, сумеет наполнить водоем.
Человек может продержаться без воды совсем недолго, а на таком солнце – едва ли больше одного дня. Даже верблюды, сотворенные специально для выживания в пустыне, и те предпочитают обходить Мертвые Земли.
Там даже для них нет пищи и воды.
Там, среди каменного крошева и песчаных барханов, могут жить лишь змеи, скорпионы, да ящерицы. Но и они на день прячутся от испепеляющих лучей Солнца в песок, в норы, в трещины в скалах. Иногда в раскаленном, текущем от жары воздухе пронесутся вдали стайки пугливых джейранов, но и они далеко не заходят в глубь Мертвых Земель.
Когда-то здесь вершилась судьба киммерийцев и всей Степи. Именно здесь, на краю Мертвых Земель, отец Карраса настиг и разгромил бегущих от него оюзов. Отыскав несколько курганов, оставленных предками, кимммерийцы принесли на их вершинах жертвы – зарезали коней, пролили их кровь, молоко и кумыс. Кроме коней принесли в жертву нескольких вздумавших роптать аваханов, которые замыслили побег, чтобы предупредить соплеменников.
Умилостивив предков, великий каган приказал выступать вперед без малейшего промедления. Выступили в путь вечером и шли всю ночь. Шли и утро, пока Солнце не набрало полную силу. Остановились лагерем вблизи скальной гряды. Там среди валунов искали себе прибежище от зноя, ставили легкие шатры или просто растягивали на древках копий кусок ткани, лишь бы спрятаться от палящих солнечных лучей.
Вперед шли налегке небольшие отряды в три-четыре всадника, потом возвращались и указывали дорогу.
Войско разделилось на четыре части и каждый отряд шел своей тропой. Иначе было нельзя, не хватило бы воды в источниках и колодцах. Она была теплая и солоноватая, но для питья все же пригодна. Воины наломав высохшего на солнце кустарника, на небольших костерках заваривали ягоды или травы. Пустная вода, особенно выпитая в изобилии, тут же бросала в пот, человек только отдувался, да отирал голову, но вскоре снова начинал страдать от жажды – пуще прежнего. А горячий чай, хотя и дико казалось пить его среди раскаленных солнцем камней, жажду утолял много лучше. Лошадей поили, обделяя порой себя. Верблюды ревели, требуя пропустить их к воде, но для них время пить еще не пришло.
Фелан и Перт, никогда не бывавшие так далеко на Востоке и никогда не воевавшие в пустынях, сочли переход слишком опасным, слишком трудным. Они говорили что-то еще, но Каррас их не слушал. Сейчас была война, а на войне у великого – абсолютная власть.
Каррас ехал в середине своего каравана. Доспехов на нем не было, голову он обмотал светлой тряпицей. Вся армия двигалась как будто в тишине. Люди мало говорили, и почти всегда тихими голосами, будто боялись побеспокоить кого-то или что-то, скрывавшееся в песчаниках.
На четвертый день начали погибать лошади, которым требовалось много больше жидкости, чем могли дать колодцы. Люди на глазах худели, становились все суше и жестче, кожа их темнела и темнели их мысли.
На пятый день передовые разъезды увидели горную цепь на юго-востоке.
Только вечером того дня киммерийцы и их союзники ступили в предгорья.
Здесь начинался другой мир – горы шумели лесом, поля зеленели сочной травой, а Солнце, которое в Мертвых Землях прожигало до костей, как будто умеряло свою ярость.
С высокогорья налетал прохладный, приятный ветерок. В дали виднелись снежные шапки на вершинах самых могучих гор.
С гор текли реки, которые впадали в озера, и эти озера дарили жизнь предгорьям.
Каррас громко возблагодарил богов за то, что они позволили ему пересечь Мертвые Земли. Пока люди ликуя, поили отощавших коней чистой озерной водой, он собрал совет. Войско собиралось в единый лагерь. Каждый военачальник доложил ему о потерял в людях и лошадях. Людей погибло мало – трое пали жертвой ярости Солнца, один провалился в пещеру, падая с высоты разбился насмерть, судьба полудюжины была не ясна – они отстали и заблудились во время ночных переходов. С лошадьми было хуже – чуть ли не половина едва держались на ногах, несколько десятков пали, многие были больны. Нужно было время, чтобы восстановить силы скакунов, откормить их на зеленых склонах гор.
Каррас скрежетал зубами. Опять время! Опять ждать.
Киммерийцы и их союзники рассыпалась по предгорьям, выставили охранительные посты и предавались отдыху.
Он приказал Дагдамму отобрать две сотни воинов на самых сильных лошадях, и отправить их в разные стороны – на разведку. Они вышли к границам страны аваханов, но эти земли как будто не стерегли – слишком уж далеко от обычных путей прошло киммерийское войске.
Каррас все время похода, а особенно пристально сегодня, смотрел на Керима. Как тот поведет себя в близости родной земли?
Он знал, что авахан ненавидит его и весь Каганат. Но быть может, жажда власти, которую он так умело разжигал в груди юного огнепоклонника, победит любовь к погибшему отцу и сентиментальную любовь к родной земле?
Керим тосковал по Афгулистану.
Во время пути Каррас вел себя с ним покровительственно и вежливо. Как будто это немного умерило бушевавшую в Кериме ненависть. Каррас не мог понять причин этой ненависти. Да, он убил отца юноши, но эмир едва помнил имя сына и тот служил в его гвардии простым всадником. Да, он уничтожил аваханскую армию, но разве не участь воина погибать за своего господина? Неужели Керим не понимает, что он счастливец, избранник судьбы – он уходил их Гхора рядовым всадником, а возвращается претендентом на престол своего отца?
Однажды, после очередного разговора за чашей кумыса, Керим обратился к Каррасу.
- Великий каган, названный отец, ответь мне на один лишь вопрос.
- Спрашивай. – милостиво разрешил Каррас.
- Почему твой родной сын не с нами сейчас?
- Потому что он ведет другой отряд, и ты знаешь это. – сказал Каррас таким тоном, что Керим понял – дальнейшие вопросы опасны.
Через день вернулись разведчики. С собой они везли сведения и длиннобородые головы убитых аваханов.
- Мы вышли к землям которыми править мелик Абулсаид. – доложил Дагдамм. – за горами начинается подвластная ему часть страны. Примерно сотня миль благодатной долины. Потом горные кручи и сразу на ними открывается дорога на Гхор.
- Керим. – повернулся к своему пленнику Каррас. – Расскажи об Абулсаиде.
- Истово верующий человек, настоящий сын Ормузда. Храбрый воин, не раз сражался в войнах моего отца. Чадолюбив. Богат.
- Он был верен твоему отцу?
- Да, отец никогда не подвергал сомнению его преданность.
- Может ли он стать нашим союзником?
- Этого я не знаю.
- Значит это надо узнать. Пиши письмо Абулсаиду. Зря ты, Дагдамм зарезал этих людей – указал Каррас на головы аваханов. – Не так вступают в земли союзников.
- Они бросились на нас, потрясая пиками! – огрызнулся Дагдамма. – Я не знал, что теперь в ответ на нападение киммерийцы встречают врага хлебом и кумысом!
Дагдамм посмотрел на Керима с ненавистью. «Аваханский ублюдок! – говорилось в этом взгляде. – теперь ты стал любимцем моего отца?!».
- Я думаю, если Абулсаид захочет поддержать меня в борьбе за трон, то мы сумеем уладить это дело миром. Надо будет подарить ему что-то. – подал голос Керим.
- Что? – спросил Дагдамм. – Мою голову?
- Ни о чем подобном речь не идет. Абулсаид страстный охотник. Подари ему своих соколов.
- Моих соколов?!
Дагдамм любил своих соколов до того, что взял их с собой на войну. В обычные дни грозных птиц, с завязанными глазами везли в обозе. Особый раб заботился о них, чистил и следил за здоровьем, но никогда не кормил. Только Дагдамм кормил их. Птиц он поймал сам, причем они были уже взрослыми, а не слетками. Дагдамм кормил их с рук, гладил, давал им ласковые имена, в том смысле, как он мог понимать ласку. Во время длинных переходов царевич иногда отрывался от основного воинства, чтобы поохотиться. Из трех птиц он больше всего любил беркута, пойманного им на северных границах года три назад.
- Если это поможет нам найти союзника среди аваханской знати, ты подаришь Абулсаиду и своих соколов и своих жен.
- О , вот жен я подарю легко! – с поддельным усердием воскликнул Дагдамм, кривляясь, изображая верноподданнический поклон.
- Прекрати вести себя как юнец! – повысил голос Каррас.
Керим своим изысканным почерком написал витиевато-вежливое письмо Абулсаиду, которое заканчивалось намеком на возможную страшную расправу над ним и его семьей. Дагдамм, ругаясь на чем стоит свет, принес клетку в которой сидел чудовищно огромный, едва ли не с гуся, беркут. Казалось, сейчас свирепый киммерийский царевич, способный голыми руками убить человека за непочтительность, заплачет словно ребенок, у которого отнимают игрушку.
Письмо и беркута Абулсаиду повез один из воинов Керима.
Он исчез на три дня, но на четвертый день прибыл вместе с небольшим посольством. Возглавлял посольство молодой мужчина, только-только начавший отпускать положенную правоверному бороду. Это был сын Абулсаида – Назим. В тех же цветистых, обходительных выражениях, которыми Керим писал Абулсаиду, сын мелика поприветствовал на землях отца дорогих гостей. Великого кагана Карраса, да правит он девяносто девять лет, и законного эмира всего Афгулистана – Керима, сына Сарбуланда.
Абулсаид обещал выступил полноценным союзником в походе за возвращение Кериму отцовского трона, подло захваченного узурпатором Бузахуром.
Опасаясь ловушки, Каррас предложил Назиму остаться у него в гостях, разделить скудную походную трапезу. Посланниками к Абулсаиду он отправил Фелана и Дагдамма. Первый должен представлять из себя почтенного главу рода – аваханы как и кочевники высоко ценили уважение к старшим. Дагдамм же должен был стать глазами и ушами отца.
Они вернулись скоро. Два дня, проведенные в крепости Абулсаида, прошли в основном за пирушками. Дагдамм подарил мелику еще двух ловчих птиц, а затем, чтобы уж наверняка – обученного присматривать за ними раба. Раб плакал и целовал сапог царевича, но тот был неумолим. Длиннобородый Абулсаид немало веселился, наблюдая за этой сценой. Со слов Дагдамма выходило, что это смешливый, тучный человек легкого нрава, с каштановой бородой, которая составляет его величайшую гордость. Каррас ни на миг в это не поверил. Слабые разумом и духом не остаются правителями подолгу, даже если и наследуют власть от отцов. Обычно всегда находится кто-то более умный и жестокий, убирающий со своего пути глупого и слабого властителя. Абулсаид правит уже двадцать лет – сказал Керим. Значит каким бы легким ни казался его нрав, он не таков.
Сам Каррас встретился с Абулсаидом позже, уже когда его войско вступило в земли мелика. У толстяка оказался змеиный ум. Но по каким-то соображениям он в самом деле решил поддержать Керима в борьбе за трон. Или он за что-то ненавидел Бузахура, или им двигали другие мотивы, столь скрытые, что и сам мелик не осознавал их в полной мере.
Получая от нового союзника всяческое вспомоществование (стада скота для людей, сено и зерно для лошадей, несколько табунов тонконогих аваханских коней), войско Карраса быстро миновало гостеприимную долину. Уже на горных перевалах к ним присоединился почти тысячный отряд воинов Абулсаида, возглавляемых его младшим сыном Тавузом.
Каррас принял эту помощь, но опасался, что если в его воинство вольется еще больше огнепоклонников, то не он пойдет завоевывать Гхор,но аваханы начнут воевать за трон его руками. Потому в первом же бою он послал Тавуза вперед, под ливни стрел, которые обрушил на врага эмир Бузахур.
Они рвались наверх, по склону пологого холма к ставке эмира, и с каждым шагом их становилось все меньше и меньше. Аваханы убивали аваханов, кровь потоками лилась на дно оврага. Ломая себе шеи и сминая мечущихся во все стороны людей, катились вниз раненые, истошно визжащие кони. Тавуз в той битве пал, отряд его был обескровлен, но зато оставшиеся в живых влились в ряды воинов, подчиненных Кериму – законному эмиру Афгулистана.
Киммерийцы на своих могучих степных конях обогнули подножие холма, зашли воинам узурпатора в тыл и закидали их стрелами, прежде, чем как обычно пойти на таранный удар.
Теперь у Абулсаида не было пути назад, не было возможности остановиться. Он выступил на стороне Керима и теперь должен был драться за трон для Керима. Он послал новых людей и новые табуны лошадей.
С высокогорных равнин спустились, чтобы обагрить мечи кровью и наполнить седельные сумы богатой добычей, чистокровные горцы-афгалы, в которых не было вендийской крови.
Они лишь склоняли головы перед военной силой Гхора, но жителей долин всегда считали чужаками и захватчиками. Это были дикие, жестокие люди, больше похожие на самих киммерийцев, чем на аваханов из долин. Их мелик – одноглазый Гулям, легко встал на колени перед Каррасом, потому что знал – это ни к чему его не обяжет.
Киммерийский каган никогда не завоюет высокогорные плато, на которых веками жили и сражались афгалы.
Разгромив Бузахура в первой же битве, Каррас преследовал бегущего узурпатора.
Если села и города соглашались открыть ворота и присягнуть эмиру Кериму, то им щадили, и уходили, взяв только выкуп. Если селения сопротивлялись, то следовал короткий и кровавый штурм, после которого на улицы городок врывались обезумевшие от ярости степняки и горцы, и начиналась резня.
Бузахур не успел еще утвердить свою власть по-настоящему, а его бегство с поля боя и вовсе отвратило от эмира как правителей областей, так и простолюдинов.
К Гхору Каррас подошел во главе вдвое большего воинства чем то, с которым он пересекал Мертвые Земли.
Но Гхор, каменный город, расположенный на возвышенности, сдаваться не собирался. Бузахур сумел сплотить вокруг себя городскую знать и жителей. С юга к нему должны были подойти воины из племени, к которому принадлежала его мать. Совершенные вендийцы обликом, они и вооружены были по-вендийски.
На деньги все еще не опустошенной казны, Бузахур нанял в северной Вендии еще около трех тысяч мечей.
В Гхоре точили оружие, готовили камни, чтобы сыпать их на головы атакующим, укрепляли ворота и стены. У защитников была надежда и на крепость стен, и на скорый приход союзников.
Многоплеменное воинство Карраса обложило город со всех сторон и на многие мили вокруг горели огни лагеря. Каррас приказал тогда каждому воину разжечь два костра, чтобы создавалась видимость неисчислимого множества. А утром, когда туман спустился с гор, и укрыл собой долину, в этом тумане защитники Гхора могли различить только какое-то непонятное им движение, лошадиный храп и глухо переговаривающиеся голоса.
Когда взошло Солнце, долина была пуста – все осаждающие ушли.
Самые простодушные ликовали, приписывая исчезновение варваров вмешательству Ормузда Светоносного, более умудренные сразу заподозрили воинскую хитрость, не зная только, в чем она заключается.

Падение Гхора.

Все было просто настолько, что не было даже настоящей хитростью. Получив сообщения о скором подходе вендийцев и родичей Бузахура, Каррас решил встретить их боем. Потому так спешно покинули стан его воины.
Союзников Бузахура заперли в ущелье и закидали стрелами и копьями. В живых осталось едва ли больше полусотни и тех и других. Немногочисленных пленных забили в деревянные канги и в железные кандалы. Для будущих тризн потребуется много жертв, потому что как ни был внезапен удар из Степи, каждая стычка отнимала жизни киммерийцев. Кровь воинов других племен не волновала Карраса. Но священная кровь Старой Киммерии не должна литься слишком широкой рекой – в киммерийцах опора его власти.
Потому первыми в бой шли аваханы и афгалы, пришедшие с севера гирканцы и кюрты. В коренные земли Каганата скакали уже гонцы, требуя еще подкреплений, еще две тысячи копий. Адару придется потрудиться, чтобы собрать и снарядить такую армию, но он должен справиться.
Уничтожив вендийцев, Каррас совершил рейд по округе. Жителей сел и малых городков выгоняли из домов, вытаскивали из убежищ. Упорствовавших избивали, тех кто дрался всерьез – резали на месте.
Потом Каррас начал готовить настоящий штурм города. В лесах на склонах гор застучали сотни топоров. У местных жителей отбирали все пригодные телеги, дома их часто раскатывали, чтобы забрать бревна и балки, которые тут же использовали для сооружения осадных орудий.
Киммерийцы сами не умели мастерить камнеметы, но более простые сооружения вроде осадных телег и башен возводили без труда.
На телеги ставили большие щиты. Самые мощные повозки укрепляли дополнительно, ставили на них небольшие башни.
Глинобитные стены Гхора невысоки – обычно в два, в некоторых местах в три человеческих роста, так что не надо быть великими мастерами, чтобы построить лестницу, способную дотянуться до их верхушки.
В больших котлах забулькало странное варево, которое осторожно переливали в глиняные горшки.
Воины Карраса целыми днями работали, даже сам каган и его военачальники не гнушались тяжелого труда. Но самая большая тяжесть конечно же легла на плечи пленных, которые под бичами надсмотрщиков целыми днями таскали бревна и камни.
За всеми этими приготовлениями осажденные могли только смотреть со стен. Они еще не знали, что степняки уничтожили шедших к ним на подмогу южан, и еще надеялись, что в спину киммерийцам ударят прославленные меченосцы Вендии.
Не прошло и десяти дней с момента исчезновения Карраса и его войска, как оно вновь возникло под стенами Гхора. В этот раз увеличившись почти втрое. Перед собой гордые степняки гнали толпу испуганных, измученных людей. То были аваханы, взятые ими в плен.
Каррас не ставил этих людей себе на службу, не давал им десятников, не требовал присяги. Ему не нужно было столько воинов-аваханов. Пленных, среди которых были и старики, и дети, и слабосильные, и убогие, не делая различий между ними, гнали вперед. Гнали на стены Гхора.
Он пробовали бежать, на бегущих били стрелами не знающие промаха степные всадники. Тех, кто не успел уйти далеко, ловили арканами, тащили по земле, заставляли встать и снова сбивали с ног.
Рослые киммерийцы, с ног до головы покрытые пылью и кровью, длинными плетьми, как скот, гнали вперед стонущих от ужаса и мучений людей.
В ночь перед выступлением на Гхор, Каррас говорил со своими военачальниками. Дагдамм молчал, не возражал и не поддерживал отца. Самое удивительное, что он увидел – Фелан, Перт и даже Наранбатар посмели возражать кагану, осуждали его замысел. Больше всех бушевал Перт, все время взывавший к памяти отца Карраса, великого Конана.
- В такой победе не будет чести! – несколько раз воскликнул похожий на волка вождь киммерийцев Озерного Края.
- Зато это будет победа, ради которой прольется мало киммерийской крови! – отвечал Каррас.
- Твой отец никогда не поступил бы так! – стоял на своем Перт.
- О да, мой отец поступил бы иначе. На белом коне выехал бы он под стены Гхора и предложил бы узурпатору Бузахуру решить все поединком. Но я не мой отец, я знаю, что ответит мне Бузахур. Я обращусь со словами к жителям Гхора, но не человеку, который беззаконно сел на трон, который принадлежит нашему сыну Кериму!
В голосе Карраса звучала странная убежденность в своих словах.
- И все же такой способ ведения войны противен законам чести. – не хотел уступать Перт. – Так воевать – оскорблять богов!
- Богов? Оскорблять богов? Ты думаешь, уважаемый дядя, что если бы Бузахур не прогневал богов своими преступлениями, то боги позволили бы мне одержать над ним победу?
Перт не нашелся что ответить.
Дагдамм отметил что в речах отца, который обычно не считал, что свою волю надо обосновывать опорой на божественные послания, в последнее время слишком часто стали упоминаться боги. Стареет и ищет опоры в вере? Или это что-то другое?
Сам Дагдам не жалел согнанных аваханов. Но не жалел в силу привычки, в силу воспитанного в себе жестокосердия. А Каррас нашел обоснования своей жестокости в воле Неба. Это разные вещи.
Жестокость замысла Карраса была такой, что превышала все виденное закаленными воинами Ормузда. У его союзников-аваханов, вольных и невольных, сердце обливалось кровью при виде страданий единоверцев и соплеменников. Но чтобы они не подняли бунт, не бросили на выручку несчастным, среди которых были, быть может, их родственники, Каррас в тыл аваханам поставил безжалостных афгалов во главе с одноглазым Гулямом. Гулям и его воины нарочно на виду у аваханов точили сабли, чтобы показать аваханам, что будет, если они ослушаются приказа великого кагана.
В облаке пыли катилась на Гхор человеческая волна, впереди которой шли безоружные пленники.
Лишь у самых стен, на расстоянии полета стрелы, взревели трубы, и остановилась толпа.
Каррас на злобном, грызущем удила жеребце выехал вперед. Вскоре к нему присоединился Керим, а потом и Дагдамм. С ними был священник из храма Ормузда, человек с необыкновенно зычным и благозвучным голосом. Каррас, конечно, и сам умел перекричать бурю, но языком аваханов почти не владел. К тому же Керим убедил его, что слова из уст священника вернее достигнут сердец горожан.
- Люди Гхора! – провозгласил Каррас. – Знайте, что я воюю не с вами, не с народом аваханов, а с узурпатором Бузахуром, который незаконно захватил трон, который по праву принадлежит моему названному сыну, Кериму. – Каррас простер могучую руку в сторону Керима, который был одет в свои лучшие доспехи, поверх которых накинул шитый золото плащ и смотрелся просто великолепно. В сравнении с ним царь степных варваров казался бедным, одетым не лучше простого лучника. Зато в коренастой фигуре степняка чувствовалась сила, которой статному Кериму, пожалуй недоставало. И речь шла не о телесной силе. Каррас вел себя как прирожденный властелин. Керим – как почтительный сын. – Отдайте мне головы Бузахура и его семьи, примите власть моего названного сына, и не прольется больше ни одной капли крови. В этом я клянусь Вечным Синим Небом. Знайте, люди Гхора, что великий каган двух слов не говорит.
По рядом столпившихся на стенах воинов прокатился ропот. Они не приняли на веру каждое слово Карраса. Но поверить ему был соблазн. Никто не хотел умирать в проигранной битве.
Но в ответ Каррас услышал звонкий голом эмира Бузахура. Бузахур сам поднялся на стену, высокий и стройный, темнолицый, с большими черными глазами, похожий на вендийца.
- Эй, варварский царек, возомнивший себя сильнее избранного Ормуздом эмира Афгулистана! Вот тебе мое предложение. Уходи из-под стен Гхора, и уведи своих людей! И тогда я не убью тебя. А иначе у меня найдется стрела для каждого воина из твоей орды!
В подтверждение своих слов Бузахур поднял тугой лук и пустил стрелу. Каррас припал к спине коня, и стрела не причинила ему никакого вреда, но вонзилась в бок коня, на котором восседал священник. Конь встал на дыбы и сбросил седока.
Кто-то засмеялся, кто-то в ужасе ахнул. Керим пустыми глазами посмотрел на закаменевшее лицо киммерийского кагана.
- Сын. – обратился он к Дагдамму, а не к Кериму. – пусть начнется приступ.
Дагдамм ударил коня по бокам, и с гиком поскакал назад, на ходу выкрикивая команды.
Киммерийцы подняли бичи и обрушили их на спины пленных аваханов.
Приступ начался.
Стеная от ужаса, вперед хлынули пленные аваханы. Оружия им никто не дал, но они несли с собой мешки с песком, вязанки хвороста, еще какие-то громоздкие вещи. Это были не щиты для самих пленников. Да, пучки прутьев могли защитить от стрел, но надо было дойти с ними до сухого рва, опоясывавшего город, и бросить туда.
Если несчастный успевал сделать это, не будучи пронзенным стрелой, то ему руки давали следующий тюк или мешок. Они гибли один за другим, но смерть от киммерийского меча была ближе, чем смерть от летящей со стороны крепости стрелы, и люди вновь и вновь бросались к рву.
Со стен полетели стрелы, в когда они подошли ближе, то и копья. У некоторых защитников города рука дрожала, когда они направляли свои луки на толпу из селян, женщин, детей и стариков. Потому их луки били мимо или слишком слабо.
Но другие стрелки зная, что за спинами безоружных горячат коней степные варвары, приказывали милосердию молчать.
Люди падали пронзенные стрелами, сбивали друг друга с ног, истошно кричали и рыдали, умоляли не стрелять в них. Некоторые лучники на стенах тоже плакали, когда спускали тетиву. Податься назад было нельзя. Тех, кто пробовал так сделать, без жалости рубили тяжелыми мечами страшные киммерийские всадники. Тех, кто сумел отбежать в сторону, били стрелами.
Кровь лилась потоками.
Некоторых людей в осадной толпе охватило странное ожесточение. Они возненавидели людей на стенах Гхора сильнее, чем киммерийцев с бичами. И кое-кто уже требовал, чтобы ему дали оружие, отомстить этим трусам в крепости.
Лицо эмира Бузахура перекосило от злобы и душевной муки. Он был воином и убил многих на поле бое. И многих он погубил в борьбе за власть. Но то, что творилось под стенами города, было ужасно. О такой жестокости он прежде только слышал, но сам никогда не применял такой способ ведения войны.
Нельзя было взять Гхор силами только безоружных пленников, но они приняли на себя первый удар, в их телах остались сотни стрел, которые иначе поразили бы нападавших степняков.
К полудню Каррас позволил обескровленным людям отступить. Они бессильно валились на землю, израненные, истерзанные ужасом.
Кто-то пытался хоть сейчас сбежать к лесу, спастись в долине реки. Кто-то, уже на все махнув рукой, оставался недвижим.
К седлу Керима бросился бородатый мужчина с безумными глазами.
- Эмир Керим!!! – закричал он сорванным голосом. – Эмир Керим, дай мне меч! Я не хочу умирать как баран на бойне, дай мне меч, и я буду драться!
Керим приказал дать человеку оружие, и тот в самом деле не бросился на него, или на стоявших вокруг степняков, а отошел к отряду верных «законному эмиру» аваханов.
Милосердие наконец-то осенило собой душу Карраса, и он приказал распустить осадную толпу, хотя до того хотел перебить всех до последнего. Но ему все же предстояло править этим краем, нельзя истреблять будущих подданных.
Люди осадной толпы не лезли на стены, не дрались с защитниками крепости.
Но под их прикрытием киммерийцам, гирканцам и воинам Керима удалось многое – они подтащили к самым стенам осадные лестницы и башни, переносные стены, сплетенные из тонких прутьев и обтянутые кожами. И теперь под защитой этих переносных стен, воины готовились к настоящей атаке. По ним стреляли из луков, но деревянные стены защищали неплохо.
Потом вновь взвыли большие трубы, и армия осаждающих пошла на приступ. На город обрушился град стрел. Все защитники попрятались за щитами и стенами. И пока они искали спасения от жалящего железа, падавшего с неба, к стенам приставили лестницы, подкатили осадные башенки.
А потом, издавая душераздирающие боевые кличи, по ним полезли воины Орды.
В тесноте стало невозможно стрелять. Мечи зазвенели о мечи.
Карабкающихся по шатким лестницам осаждающих сталкивали назад, били по головам мечами и топорами, спихивали вниз копьями. На головы им бросали камни и лили кипящее сало.
Но место каждого упавшего, пронзенного, зарубленного, обваренного, занимали двое других.
Во многих местах на крепостных стенах шла самая настоящая битва. Вниз падали отсеченные руки, вырванные из живота кишки, мозги из размозженных голов. Тяжелыми кулями валились бесчувственные тела.
Никто не кричал гордых боевых кличей. Только истошный рев и визг рвался из глоток людей.
Показалось, что ярость атакующих истощилась, захлебнулась в собственной крови и они откатились назад, оттаскивая стенающих раненых.
Но ревели трубы, и на смену им шла следующая волна.
Каррас, руководивший битвой, наблюдая за ней с невысокого холма, приказывал посылать новые и новые сотни на смену отступившим.
В первый день Гхор взять не удалось, хотя стены стали бурыми от засохшей на них крови.
Утром следующего дня Каррас приказал стрелять по городу из одного единственного метательного орудия, которое собрали по его приказу воины «великого эмира Керима». В город полетели разбухшие от разложения чернобородые бороды. Стало ясно, что помощи ждать неоткуда.
Следом за головами вендийцев полетели и горшки с горючей смесью. Вспыхивавшие то там, то здесь, пожары засыпали песком, но все равно Гхор в нескольких местах загорелся. Прокаленное солнцем дерево и ткань, их которых состояли в основном дома, вспыхивали от любой искры.
Весь день прошел в перестрелках, и переговорах. Бузахур утратил вчерашнее высокомерие и как будто постарел на двадцать лет за одну ночь.
Каррас от имени великого эмира Керима требовал сдачи. Но Бузахур хотя и видел, что обречен, отказывался признать это. Ждать он мог только чуда, о чем молились во всех храмах умирающего Гхора.
Ночью головорезы-афгалы пробрались в крепость по веревочным лестницам, перерезали стражу и открыли главные ворота. Там закипел бой, продолжавшийся до полудня. Наконец когда Солнце стояло в зените, защитники дрогнули.
В город ворвались степняки и их союзники. Бузахур с его верными стражниками продержался еще день, обороняя дворец, а в остальном Гхоре уже бесчинствовали захватчики. Жителей грабили, убивали для развлечения, насиловали и калечили.
Люди искали спасения в храмах, но их настигали и там, резали прямо у священных огней, у жертвенников Ормузда.
Бузахур еще пускал стрелы с крыши своего дворца, еще кричал бессмысленные оскорбления врагам, но все было кончено для него и всего города.
Наконец, орудуя огромными топорами, Дагдамм и Вейлан, которых прикрывали щитами и телами две дюжины верных людей, прорубили ворота из многовекового дерева.
Сам великий каган, который во время битвы за город не разу не скрестил меч с противником, сейчас выхватил тяжелый кривой клинок, и прикрывая сердце круглым щитом, бросился в самую свалку.
Вендийские родичи Бузахура считались великими мастерами меча, но они слишком устали и дух их был сломлен. Каррас, его сын и их телохранители расправились в дюжиной бородатых воинов в одно мгновение.
Мастер меча Кидерн разочарованно сплюнул на изразцовый пол.
Каррас с окровавленным мечом вбежал в тронный зал Афгулистана. На троне сидел смуглолицый молодой человек, который показался могучему варвару тонкокостным и слабым. Это и был Бузахур. Он был мертв. Не желая попасть в руки врага, самозванный эмир сел на трон и вонзил тонкий кинжал в сердце. Вместе с ним ушли из жизни несколько человек в изящной одежде, должно быть какие-то придворные. Кроме Карраса в зале был только один живой человек. Это была молодая женщина, полногрудая, темноглазая, с черными волосами непомерной длины.
- Кто ты? Жена самозванца? – спросил Каррас, надвигаясь на нее.
Странно, но женщина поняла его исковерканный гирканский.
- Была женой.
- Пойдем. – Каррас схватил женщину за руку, потащил за собой.
- Я сама пойду. – воскликнула она, но Каррасу не нужно было ее согласие. Он хотел слез, криков, мольбы о пощаде.
В тронный зал вошел Дагдамм. Он был весь в крови, забрызган ею от макушки до пят.
- Великий каган. – сказал он. – Дворец в наших руках.
- Отлично. – хохотнул Каррас. Гхор пал к его ногам. Но сейчас ему нужен был не Гхор, а эта женщина с темными глазами. – Поставь снаружи стражу. Три дня город принадлежит войску.
Дагдамм ухмыльнулся.
- Иди и тоже отыщи себе кого-нибудь! – все еще вооруженной рукой Каррас указал на дверь.
Он ушел, Каррас обернулся к своей пленнице. Она выглядела напуганной. Напуганной и возбужденной. Он ждал другого, но ее призывный взгляд так же распалял его, как плач и сопротивление других.
- На колени. – сказал он, поднося окровавленное лезвие меча к пульсирующей на шее вене. – И может быть, я не отдам тебя воинам за дверью.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Этот пользователь поблагодарил Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (02.10.2017)
Старый 30.09.2017, 21:27   #35
Король
 
Аватар для Зогар Саг
 
Регистрация: 12.01.2009
Сообщения: 4,402
Поблагодарил(а): 323
Поблагодарили 529 раз(а) в 325 сообщениях
Зогар Саг стоит на развилке
Сага о Конане 2022 - Последняя битва: За призовое место на Конан-конкурсе в 2022 году Сага о Конане 2021 - Момент славы: Конкурс миниатюры Конан-конкурс Кровавая осень Крома 2020: За призовое место на Конан-конкурсе 2020 Хоррор-конкурс 2020: За победу на хоррор-конкурсе 2020 Призер конкурса Саги о Конане 2018: За призовое место на конан-конкурсе 2018 года. 300 благодарностей: 300 и более благодарностей Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 Шесть человек на сундук мертвеца: За победу в Хоррор-конкурсе 2015 года 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! Первое место на Конан-конкурсе - лето 2010: За рассказ, занявший первое место на конкурсе фанфиков по мотивам Саги о Конане Третье место на конкурсе «Трибьют Роберту Говарду»: За рассказ, занявший третье место на конкурсе рассказов по мотивам творчества Роберт Говарда. Заглянувший в сумрак: За третье место на конкурсе хоррор-рассказов в 2012 году. Безусловный победитель осеннего конкурса 2011: За первое и второе место на осеннем конкурсе рассказов по мотивам "Саги о Конане". 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. Второе место Зимнего Конкурса 2011: Автор рассказа, занявшего второе место на зимнем конкурсе фанфиков. Фанфикер 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Эпичненько. Только афгулы (почему "афгалы", когда всю жизнь были афгулы?) у тебя какие-то уж слишком арабообразные.
Женитьба Керима на киммерийской эмансипе радует: даешь брутальный киммерийский фемдом и экзекуцию над хлипкими восточными мужчинками.

For when he sings in the dark it is the voice of Death crackling between fleshless jaw-bones. He reveres not, nor fears, nor sinks his crest for any scruple. He strikes, and the strongest man is carrion for flapping things and crawling things. He is a Lord of the Dark Places, and wise are they whose feet disturb not his meditations. (Robert E. Howard "With a Set of Rattlesnake Rattles")
Зогар Саг вне форума   Ответить с цитированием
Старый 01.10.2017, 06:50   #36
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Цитата:
Автор: Зогар СагПосмотреть сообщение
Только афгулы (почему "афгалы", когда всю жизнь были афгулы?) у тебя какие-то уж слишком арабообразные.

ну, шестьсот лет с каноничных времен прошло, все течет.
да, такой вот "мусульманский Восток" получился.
Цитата:
Автор: Зогар СагПосмотреть сообщение
Женитьба Керима на киммерийской эмансипе радует: даешь брутальный киммерийский фемдом и экзекуцию над хлипкими восточными мужчинками.

попал чувак, это точно!

Добавлено через 28 минут
Великий правитель.

На следующий день Каррас приказал найти своего сына. Дагдамма отыскали в разгромленном доме, где он развлекался с молодой хозяйкой, когда ее супруг лежал на пороге с разбитой головой. Тут же валялся меч царевича. Если бы какой-то враг вздумал зарезать его в спину, то легко преуспел в этом. Но сопротивление горожан было сломлено. Гхор пал и теперь принадлежал победителям. Всюду разъезжали пьяные киммерийские воины и их союзники. Они врывались в дома, отыскивали женщин и девушек, забирали их с собой. Потом, хохоча, раздевали несчастных донага и играли на них в кости, пока те рыдали от стыда и ужаса.
Взглянув в налитые кровью глаза сына, Каррас понял, чтот пил без просыпу со вчерашнего дня.
Но Дагдамм еще совсем молод и от природы крепок, так что должен выдержать еще день бражничества.
- Сын мой, я велел отыскать тебя не просто так. Сегодня мы будем праздновать победу, будем пировать в доме аваханского бога.
Сквозь пьяное отупение Дагдамм ощутил странное недовольство. Нельзя осквернять храмы, даже если это храмы чужих богов! Дом человека это одно, но дом бога?
- Ормузд слабый бог, если не сумел защитить их от моего меча. – словно услышал мысли Дагдамма великий каган.
Это было как будто верно, но в словах Карраса больше всего было гордыни. Каган кажется, начинает считать себя неподсудным даже богам.
Каррас праздновал свой триумф.
Это была великая победа. Никогда прежде еще Гхор не был захвачен, никогда прежде Афгулистан не лежал под копытами завоевателей.
Вечером в большой храм Ормузда на конях один за другим въехали Каррас, Дагдамм, Мерген-хан, Улуг-буга, Фелан, Перт и другие вожди. С ними были избранные, прославленные воины.
Вокруг пылал в огне и бился в агонии Гхор, отданный войску на три дня.
Воины их аваханских союзников так же принимали участие в грабежах. Они были родом из северных провинций Афгулистана, в столице их всегда считали полуварварами. Сами они считали жителей столицы испорченными вендийской культурой. Так что им не было трудно относиться к Гхору как к законной добыче.
Особенно свирепствовали горцы-афгалы.
Вожди степняков пили черный кумыс и сладкие аваханские вина под сводами храма. Прислуживать себе они заставили самых знатных пленников и пленниц.
В дар предкам и духам земли и Неба были зарезаны несколько воинов-аваханов, несколько коней и быков. Тела людей бросили в яму, туши животных рубили и насаживали на вертела.
Прямо на каменном полу разводили костры, изломав на них мебель и изорвав книги. Древними свитками, таившими в себе мудрость веков, вытирали вымазанные кровью и жиром жертвенных животных, руки и лица.
Хмелея, вожди варваров не только славословили своего повелителя, непобедимого Карраса, не только воздавали хвалы своим жестоким богам. Все чаще они говорили о будущих победах, о будущих походах, о будущей добыче.
Раз пал могущественный Афгулистан, стоптанный степной конницей, значит и каменные города Старого Иранистана не так несокрушимы, как о них привыкли думать! Значит и дорога к сокровищам Вендии может быть проложена мечом!
Гудящими голосами пели свои кровожадные песни вожди победителей.
Каррас наслаждался праздником как никто другой.
Пирующие воины издевались над своими пленниками и пленницами. Особенно нравилось им гнать хлыстами людей, которые сами еще недавно повелевали жизнью и смертью своих подданных.
Приближенных Бузахура и его родственников обратили в рабство.
Каррасу подливала вино какая-то женщина, старавшаяся держаться по-прежнему гордо и с достоинством. Несколько раз ее сбивали с ног подножками и толчками. А потом Каррас повалил ее среди набросанных на пол полушек и шкур и грубо взял у всех на виду.
Воины неистово ревели от восторга и покатывались от хохота, пока Каррас терзал несчастную, вбивая ее спиной в пол.
Старый лев еще еще не утратил страсти к женщинам.
Он всегда брал женщин из тех племен, которые покорялись его власти.
И всегда делал это жестоко.
Сильных надо бить, гордых надо ломать.
Каррас поднялся, поправляя одежду.
У ног его рыдала униженная красавица.
- Вина! – рыком потребовал великий каган.
Ему поднесли чашу.
- Слушайте, я расскажу вам старую историю, легенду о нашем великом предке, Конане Скитальце, который жил задолго до Катастрофы.
Пирующие чуть притихли.
- Рассказывали, что в юности Конан был рабом у некоего правителя. Но трудился он не с мотыгой, а с мечом в руке. Его расковывали перед боем, и заковывали обратно после победы. Он жил в яме и кормили объедками со стола. Однажды тот жестокий правитель призвал своих сыновей и спросил их...
Все знали старую легенду, но все равно завороженно слушали.
- Он спросил сыновей – что лучшее в жизни мужчины?
Некоторые, наизусть знавшие предание, шепотом повторяли слова за Каррасом.
- Самое лучшее в жизни – это скакать по степи с соколом на руке, и слушать как в волосах поет ветер. Так ответил старший из сыновей. Но отец велел ему замолчать и спросил другого сына. И тот ответил – самое лучшее в жизни – весело пировать с добрыми друзьями. Но отец и ему велел замолчать. Тогда ответил из ямы покрытый кровью раб, наш пращур Конан. Вы помните, что он сказал?
- Помним! Мы помним его слова!
Хриплый голос Карраса звучал с невероятным внутренним напряжением. Он жил этой легендой, он был ее частью. Ведь в нем тоже текла частица крови древнего воина.
- Самое лучшее в жизни – сокрушить врага, взять его земли, сесть на его коня, превратить его детей в рабов, и слушать плач его женщин! - прорычал Каррас.
- Сокрушить врага и слушать плач его женщин!
Вторя громовым словам предания, рыдала женщина у ног Карраса.
Каррас схватил ее за волосы и заставил подняться. Теперь в глазах ее не было гордости.
Каррас хохотал, когда она пошла прочь, спотыкаясь и стараясь запахнуться в разорванную одежду.
А пир продолжался.
Только через три дня Каррас начал наводить порядок. Кончился грабеж и бесцельное насилие. Добычу свозили ко дворцу, где обосновался Каррас. Справедливый раздел будет позже. Конечно, воины нагребли в поясные сумы всякую мелочь, но на это суровый правитель смотрел сквозь пальцы.
Когда войско снова было в сборе, Каррас приказал Наранбатару, Фелану и Перту увести большую его часть в лагерь за пределы города. Он опасался, что в городе может начаться чума.
К тому же кутежи и обилие добычи портят воинов.
Сам Каррас остался во дворце с пятью сотнями названных и занял покои эмира.
Жители города привели в порядок большой храм, в котором недавно отмечали победу степные военачальники. Когда храм был вычищен и отмыт, священнослужитель, тот самый, под которым Бузахур убил коня, провозгласил Керима новым великим эмиром.
Церемония вышла краткой и бедной, но на нее пригнали смотреть всех жителей Гхора, уцелевших во время резни. Керим выглядел самым несчастным человеком на свете, но перечить грозному Каррасу он больше не смел.
Народ Гхора, напуганный чудовищным разгромом, который учинила Орда, и те представители столичной знати, которые пережили битвы, вынуждены были склонить колени перед новым эмиром, хотя каждый понимал, кто на самом деле воцарился над Афгулистаном.
Эмир теперь сидел на прекрасном отцовском троне, но справа от этого изящного сооружения наскоро возвели из дерева огромный помост, который нависал над троном наместников Ормузда подобно тому, как скала порой нависает над долиной.
Помост накрыли толстыми коврами, шитой серебром и золотой парчой и другими дорогими тканями. Каррас сверху всей этой роскоши бросил львиную шкуру и возлежал на ней. Вокруг помоста стояли, сверкая доспехами и обнаженными мечами киммерийские воины. Разбавленное вино варварскому правителю подавали почти обнаженные женщины, жены и дочери знатнейших людей Гхора.
Жену Бузахура, которая возомнила, будто ее искусство в любовных утехах позволит ей как-то влиять на величайшего владыку Степи, Каррас несколько раз прилюдно сек, и в конце концов подарил ее Мерген-хану.
Бывают мужчины, сколь угодно решительные и жестокие в делах войны, но с сердцем поддатливым к женским чарам. Каррас был не таков. Женщин он ценил невысоко, они ему быстро надоедали, и он избавлялся от них без сомнений и промедлений.
Вот сейчас его взгляд упал на точеную грудь высокой и тонкой девушки в прозрачной ткани. Каррас протянул огромную кисть, жесткую от поводьев и меча, и ущипнул ее. Девушка вскрикнула. Каррас захохотал.
Весь тронный зал погрузился в тишину. У Керима на лице пылал лихорадочный румянец. Собравшиеся на прием к новому эмиру просители, дружно смотрели в пол, чтобы не видеть унижения, которому развалившийся на шкуре степной варвар подвергал новопровозглашенного эмира Афгулистана и дочь почитаемого в городе священнослужителя Сейфа.
Каррас, наконец, прогнал несчастную, допил свое вино и сел. После нескольких дней застолий голова у него болела, лицо оплыло, запавшие глаза смотрели устало и мрачно. Он поднял ладонь, и тишина в зале стала непереносимой.
- Пусть эмир творит суд. – сказал великий каган.
Один за другим к Кериму тянулись просители, дарили подарки, поздравляли с воцарением и после непременно начинали излагать свои жалобы. Керим старался милостиво привечать каждого. Что же до решений, то каждый раз перед тем как ответить, он мучительно смотрел на Карраса и тот мановением руки давал понять, утверждает он распоряжение своего «сына», или нет.
Слуги ловко перетаскивали врученные эмиру подарки к помосту великого кагана. Но все попытки обращаться напрямую к нему, равно как и дарить подношения сразу ему, Каррас пресекал.
- Мы здесь лишь затем, чтобы помочь нашему возлюбленному сыну вникнуть в государственные дела. – отвечал Каррас.
Несколько судебных решений каган принял сам. Каррас, конечно, не знаком был со сложным и цветистым правом Афгулистана, опиравшимся в равной степени на традиции, изыски ученых мужей и религиозные поучения. Он судил по краткому и суровому Степному Укладу, оставленному ему отцом, а там, где не находил опоры в поучениях отца, творил свою волю.
Но решения его были взвешенны и справедливы. Это удивило аваханов, не ждавших от неграмотного степного царя ничего кроме первобытной свирепости. Однако Каррас действительно вникал в суть дел и разбирал их согласно справедливости и здравому смыслу.
Обращаясь к Кериму его называли эмиром, но кланяясь Каррасу аваханы очень быстро стали использовать слова «великий правитель», не уточняя, правителем чего является этот скуластый степняк.
Каррасу же оставалось только удивляться, как много людей сохранили и жизнь и даже состояние во время разгула воинов. Наверное они посулили что-то командирам отрядов, спрятались за каменными стенами, откупились выпивкой и малой частью своих сокровищ.
А еще все эти богатые люди поразительно легко признали законной власть нового эмира и покровительство Карраса.
У свергнутого и погибшего Бузазура как будто не нашлось ни одного искреннего сторонника, все как будто бы только боялись вендийских меченосцев, а сейчас радовались воцарению законного наследника престола.
Вовремя предать – значит предвидеть.
Каррас не строил иллюзий насчет характера своей власти.
Скоро творить суд и расправу ему надоело, но он заставил себя высидеть до самого обеда, хотя и ворчал на затекшую спину и пересохшую глотку.
Смочить глотку помогало все то же разбавленное вино, но могучий варвар как будто совсем не хмелел.
Наконец, Каррас поднялся и громогласно объявил, что прием окончен. Он приказал подать ему коня и покинул город с небольшой стражей. За ним следом поехал и Керим.
На берегу реки Каррас приказал разбить лагерь.
Воины развели костер, зачерпнули речной воды, поставили на огонь котлы. Каррас, фыркая, умылся речной водой, смывая пыль и усталость. Пока баранина в котле тушилась, он успел выпить немало сбродившего молока, попробовать хлебные лепешки.
Набросившись, наконец, на мясо, Каррас сказал.
- Наша ставка отныне будет здесь. В городе душит сам воздух. Может мы будем приезжать во дворец, чтобы помогать Кериму править.
Керим молчал, вгрызаясь в баранину. Каррас ударил его ладонью по плечу.
- От городского воздуха удушье, от городского вина изжога. Я степняк, всегда был им, и всегда останусь. Так я и буду править – из своей кочевой ставки. Государь, привязанный ко своим дворцам, не знает, что происходит в дальних пределах. Я же буду кочевать по своим новым владениям так же, как кочевал по прежним. Следить за тем, чтобы нигде не нарушались мои законы. Да, так будет.
Керим осмелился подать голос.
- И как долго вы еще пребудете в землях аваханов, отец?
- Так долго, как захочу. – хмыкнул Каррас. – Думаю, что твои подданные еще недостаточно привыкли к моей руке.
Керим посмотрел на бурую от загара широкую ладонь Карраса. На руку, которая отняла жизнь его настоящего отца – эмира Сарбуланда. На руку, которая склоняла одну за другой головы гордых степных правителей, а теперь вот добралась и до народов, живущих с пашен, а не с пастбищ.
Керим подумал, что Каррас уже немолод, но он выглядел таким крепким, будто вырезанным из дуба, и вполне может прожить еще лет двадцать. Сколько тронов он сможет поставить в тень своего помоста за эти двадцать лет?
- Хочешь, я расскажу тебе сказку, Керим? – вдруг спросил Каррас.
- Да, я рад буду услышать ее, отец. – кратко поклонился Керим, догадываясь, что Каррас не будет рассказывать веселые побасенки о говорящих лисах и зайцах, а скорее всего поведает некую аллегорию.
- Это было давно, когда наши предки кочевали на землях по другую сторону моря Вилайет. Там тоже есть степи. В стране Шем еще сохранились города, много больше и богаче Гхора. Однажды молодой киммерийский воин приехал в один из таких городов. Там он встретил женщину, красивее которой не видел в жизни. Он воспылал к ней страстью, и она ответила ему тем же. Они поженились и стали жить в том городе. Женщина была из богатой семьи, а киммериец стал торговать лошадьми и очень скоро сделался большим человеком. У них родились и стали подрастать дети.
- Как будто благополучная история. – сказал Керим. Неужели сказка Карраса сведется к морали о том, что люди различной веры и жизненного уклада смогут жить в мире?
- Да, сначала благополучная. Но однажды в далекой степи вспыхнула большая война. Клан, к которому принадлежал наш киммериец, стал созывать всех своих воинов. И тогда старейшини вспомнили о мужчине, что стал теперь лошадиным барышником в городе. Они послали к нему его брата, чтобы он позвал разбогатевшего и забывшего битвы родича на войну. Они думали, что брат рассказами о радостях битвы разбудит задремавшее мужество человека. Но барышник отказал брату. Тогда старейшины послали к нему старика. Они думали, что старик взывая к памяти предков и представлениям о чести, сумеет пробудить воинский дух богача. Но он остался глух к словам старика. Тогда старейшины послали к нему маленького мальчика. Мальчик ничего не сказал, он не знал красивых и пылких слов. Он только протянул богачу пучок голубой полыни. Тот понюхал траву, и вспомнил о том, кем был прежде. Не сказав ничего ни жене, ни детям, собрался он дорогу и вернулся в родные кочевья.
- Красивая и печальная история. – сказал Керим.
- Да, можно сказать и так. Но ты понял в чем ее урок?
- Да, повелитель. Я запомню эту сказку.
Керим действительно догадался, о чем говорила эта легенда, такая обыкновенная среди кочевников. Менялись только названия степного племени и города, а суть всегда оставалась одна и та же. Запах полыни дороже благоуханных фонтанов. Зов крови важнее выбора который делается разумом.
Каррас иносказательно поведал о том, что есть вещи и люди, которые не меняются. Степной варвар всегда останется степным варваром.
А самому Кериму, великому эмиру Афгулистана надо учиться жить, всегда чувствуя на своем горле киммерийский аркан.
Каррас посмотрел Кериму в глаза.
- С тобой нам надо будет еще поговорить о твоей женитьбе. С нашей дочерью ты получишь хорошее приданное. Тысячу киммерийских мечей.
Под мечами Каррас конечно же имеет в виду не сами прямые клинки, но людей, которые обучены владеть этими клинками.
После трапезы Каррас на некоторое время уснул, но Кериму не спалось. Проснулся великий каган ближе к закату. Он легко поднялся, немолодой, но все еще обладавший ловкостью тигра.
- Если хочешь, Керим, возвращайся в свой каменный мешок. Там отныне твое место. А мы поедем на проведать лагерь нашего воинства. Скоро твоей казне станет немного легче. Тебе придется кормить не всех моих людей. Дагдамм возьмет часть из них пойдет к границам страны Па-Те-Ни, чтобы выполнить то, зачем мы выступили в этот поход. Он должен будет вернуть и привести мне на суд и расправу нечестивых богю, которые предали клятву, скрепленную кровью. Вот так я караю оступников! Если богю думают, что найдут убежище у царей-жрецов, то они ошибаются. Все земли, на которые может ступить копыто киммерийского коня – мои.
Каррас взглянул Кериму прямо в глаза.
- Мой меч – ваш меч, моя рука – ваша рука, великий правитель. – поклонился Керим.
- Не вздумай предать нас. – тихо сказал киммерийский каган. И после краткой паузы добавил. – Сынок.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 01.10.2017 в 06:50. Причина: Добавлено сообщение

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Этот пользователь поблагодарил Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (02.10.2017)
Старый 07.10.2017, 18:12   #37
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

вопреки всему, эпос продолжается...

Поход Дагдамма.

- На страже стоят верные люди. Наши посвященные братья. Здесь мы можем говорить смело. – сказал Фелан.
Кидерн усмехнулся. Вообще-то кривая ухмылка была его обычной реакцией на чьи угодно заявления. Фелан давно знал Шкуродера. Но почему-то сейчас усмешка Кидерна вызвала у него вспышку гнева.
- Что смешного я сказал, Кидерн?
- Ничего. Я вспомнил кое-что про свою старшую жену. – ответил мастер меча.
Своеволие Кидерна было непреодолимой проблемой. Шкуродера можно было только убить, но не усмирить.
- Так ты не расскажешь нам эту смешную историю.
- Расскажу. Моя жена отличается естественной женской стыдливостью. Стесняется справлять нужду вблизи от становища. И вот бывало отойдет на две сотни шагов в степь, а вокруг ни деревца, ни камушка. И садится у всех на виду, но в отдалении. Вот такая у моей жены смешная привычка.
Рассказанная Кидерном история в самом деле имела отношение к сбору Круга. Они встречались якобы тайно, но на самом деле на виду у всех. Все знали, что в шатре Фелана устраивают встречи воины из братства Крома.
- Да, каган знает, кто мы и что мы состоит в братстве. – прямо сказал Фелан. – Но он не знает о том, что мы обсуждаем на своих встречах.
- Ты в этом уверен? – опять сдерзил Кидерн.
- Да. Иначе Каррас уже приказал бы убить нас всех.
- Надо убить его раньше, чем он решится убить нас. Я готов. – сказал Кидерн.
- Тебя тут же изрубят на куски его названные. – возразил Коди.
- Я не боюсь смерти. Я уже умирал. – ответил Шкуродер.
- Твоя отвага не подлежит сомнению. Но что нам даст убийство Карраса прямо сейчас?
- А есть ли у нас еще время? Неужели ты не видишь, что происходит? Что это полукровка творит с киммерийцами, с каганатом, со Степью? Он перемешивает племена. Он забыл дедовских богов и поклоняется Небу. Он убил многих своих родичей. Каррас только по имени сын Конана, на самом деле он прежде всего внук Гуюка. Он хочет быть ханом всей Гиркании, и он идет к этой цели. Ты видишь, на кого он опирается! Все эти полукровки, сыновья ночи и иноплеменники. Усыновил огнепоклонника, надо же!
Сказав эту пылкую речь Кидерн замолчал.
- Брат Кидерн прав. – тихо начал Перт. – Он прав, когда рассказывает нам о преступлениях Карраса. Он прав, Каррас по крови гирканец, он хочет жить и править по-гиркански. Но смерть Карраса ничего не решит сейчас. Если Карраса убить, то верные ему люди не только изрубят на куски Кидерна. Они убьют нас всех. Рядом с Каррасом всегда эти железные псы – Наранбатар и Гварн с их лучшими воинами. Если Кидерн убьет Карраса, то Гварн набросится на нас
- Когда братья Крома стали бояться драки? – возвысил голос Кидерн.
- Мы не боимся драки, Кидерн. Но есть разница между отвагой и глупостью. Ты хочешь умереть и отправиться к Владыке Могильных Курганов, мы уважаем это. Но мы хотим не просто убить человека по имени Каррас, мы хотим переменить путь, по которому идет весь народ киммерийцев. Для этого нам нужна не славная смерть, а победа. Нам не победить Нарабатара, Гварна и Дагдамма.
- Дагдамм ненавидит отца. – сказал Коди.
- Ненавидит за то, что отец его тиранит, это верно. Но если кто-то убьет его отца, он набросится на убийцу с яростью. Таков Дагдамм. Кто-то из них троих обязательно догадается, что мы стоим за смертью Карраса. Вместо старого Карраса каганом станет молодой Дагдамм. Зачем нам бешеный Дагдамм во главе каганата?
- Убить бешеного Дагдамма. – сказал Кидерн, скорее чтобы позлить товарищей.
- И Адара?
- И Адара убить. И Нейла. И всех их ублюдков от всех жен. Вырезать всю семейку. Тогда каганом сможет стать один из вас. – приложив руку к сердцу Кидерн поклонился братьям, но в его поклоне было что-то издевательское.
- Это путь к войне всех против всех! У каждого найдутся верные люди и будет большая война.
- Значит будем и дальше терпеть этого гирканца у себя на шее! Пусть он покоряет народы и царства. Пусть отнимает у нас старинные вольности одну за другой. Пусть сделает нас всех покорными, как безбровые шалыги! А мы будем сражаться в его войнах, пировать на его пирах и ждать, пока он умрет от старости, верно?
- Нет. Каррас должен умереть. Но не сейчас. Даже ты, Кидерн, не знаешь всего, что происходит. Прямо сейчас на Западе наши братья готовятся к грядущему восстанию. Смерть Карраса важна лишь когда она часть единого целого.
- О! – воздел очи небу Кидерн. – Мудро, воистину мудро. Продолжайте, пируйте и стройте изысканные планы. А я пойду, завоюю Каррасу следующее царство! Вы знаете, что он отправляет Дагдамма дальше за богю? Моя участь – повиновение.
Шкуродер поднялся и вышел.
Братья проводили его взглядами. Коди растерянно смотрел по сторонам. В Круг его посвятил Кидерн и он был чужим для большей части присутствующих.
- Ты должен верить нам, молодой Коди. – сказал Перт. – Мы не отвернемся от своих планов. Но безрассудство Кидерна ставит их под угрозу.
- Я должен убить Кидерна?
- Не сейчас.
Такой разговор состоялся в шатре Фелана. И в самом деле ни одно слово произнесенное там, не долетело до уха Карраса, Дагдамма или Гварна.
Но вскоре Каррас собрал общий совет и там огласил свою волю.
Под открытым небом собралась вся киммерийская знать, принимавшая участие в походе.
Прибыли из своих становищ Улуг-буга-богадур, Мерген-хан, Бехруз-хан, Керей-хан и Башкурт-хан, на почетном месте у ног Карраса сидел эмир Афгулистана, юный Керим с несколькими своими вассалами.
Величественный, несмотря на простое, подобающее скорее бедному пастуху, одеяние, Каррас после положенных приветствий, заговорил своим обычным низким, надсаженным голосом.
- Мы приняли решение. Государственные дела требуют нашего присутствия на землях аваханов, дабы уберечь их от междоусобицы. – сказал Каррас. – Потому в погоню за богю отправится наш старший сын, Дагдамм.
Огромный Дагдамм поклонился, приложив руку к сердцу.
- Дагдамм возьмет своих названных. Так же Дагдамм возьмет с собой воинов-огнепоклонников, которые присягнули служить ему. Так же Дагдамму будет отдана тысяча киммерийских мечей во главе с верным нашим слугой Гварном. Так же с Дагдаммом, чтобы помогать ему советом, пойдет наш уважаемый дядя, Перт. Так же Дагдамм получит под свое начало воинов своего верного Улуг-буги. Так же с Дагдаммом отправится Мерген-хан. Наш сын эмир Керим тоже хочет сказать свое слово.
Поблагодарив великого правителя за такую честь, Керим сказал.
- Все знают, какую благодарность я испытываю к своему названному брату, царевичу Дагдамму за оказанную мне помощь. Чтобы отблагодарить его, я отдаю под начало своего названного брата две тысячи конных воинов. В управлении этими людьми пусть всеми силами помогает Дагдамму мелик Утбой, знающий много языков. Увы, бедственное состояние моей страны не дает мне возможности выделить больше сил в помощь царевичу. Но я беру на себя снабжение предстоящего похода. За счет своей казны я обеспечу воинство Дагдамма провизией, вьючными лошадьми и верблюдами, запасами стрел и всем прочим, что он попросит.
Таким образом Дагдамм выступал на север во главе не просто отряда, а настоящей армии. Сила этой армии была чрезмерной для того, чтобы преследовать одних только богю, которые наверняка были потрепаны в сражениях с племенами дальней Степи за время перехода.
Но Каррас, который после захвата Афгулистана стал строить планы дальнейших завоеваний, велел Дагдамму не ограничиваться преследованием богю. Он приказал тому совершить набег на границы страны жрецов, чтобы разведать ее силы, узнать каковы в бою ее воины.
Такие предварительные набеги обычно подготавливали будущие большие походы.
Каррас приказал выступить вперед всех вождей похода.
Похожий на волка седовласый Перт, могучий в плечах Улуг-буга, длиннолицый Мерген, сотники дружины Дагдамма, Вейлан и Кидерн Шкуродер и тонкий, красивый почти девичьей красотой Утбой повиновались приказу великого кагана.
По знаку, поданному Каррасом, привели тонконогого гнедого жеребца с особой отметиной на лбу, по которой жрецы определи избранность этого коня.
- Убейте коня и пейте его кровь.
Воины обнажили клинки. Длинные прямые мечи Перта, Вейлана и Кидерна, тяжелые широкие палаши гирканцев, изящная сабля Утбоя взвились в воздух. Жалобно заржав, конь рухнул под их ударами, и подергав копытами, затих. Один за другим воины пили кровь из раны. Степнякам это далось легко, в иное время для них это был обычный обед. Утбой кривился, усилием воли подавлял позывы к рвоте, но пил вместе со всеми.
Они поднялись, вымазанные жертвенной кровью. Утбой был огнепоклонником, но его народ тоже приносил в жертву животных, и потому ритуал был для него таким же священным, как и для степняков.
- Кровью священного животного клянитесь, что верно будете служить нашему сыну!
Каждый военачальник поклонился Дагдамму, поцеловал клинок своего меча и произнес слова клятвы.
Когда церемония была закончена, начался пир, но он был кратким, а стол бедным. Подали только мясо убитого священного животного и немного кумыса.
Дагдамм выступил в поход через день.
В этот раз переход через Мертвые Земли дался легче и быстрее потому, что шли проторенными караванными тропами. Вступив на земли хонитов, соединили свои силы с силами под командованием Гварна и прибывшими из каганата подкреплениями. Адар послал в основном молодых, еще неопытных в битвах воинов. Но они рвались в бой, к подвигам и добыче и Дагдамм был рад такому подкреплению.
Гварн был мрачен, Дагдамм спросил его о причинах такого настроения.
- Твой отец, да правит он девяносто девять лет, подарил мне свою наложницу, которая приходится дочерью хану Керею.
- Я помню об этом.
- Но за все время, что она пребывает у меня, я ни разу не коснулся ее.
- Почему же? Она твой законный подарок, отец отказался от прав на нее.
- Она носит ребенка от вашего отца. Мне не поступало на этот счет никаких распоряжений. Не знаю, как поступить.
Сам Дагдамм тоже не знал, что стоит сделать. Возможно дочь Керея надо удавить вместе с ребенком. Но равно возможно, что Каррас захочет стать этому ребенку отцом. А может быть, велит сохранить жизнь, но прикажет отдать на воспитание бездетной семье простых пастухов.
Пусть решает сам каган.
- Отошли ее в самое дальнее становище. Если Небо будет к нам всем милостиво, то оба, и ребенок и мать умрут от родов.
Внезапно Дагдамм хохотнул и шлепнул себя по бедрам.
- А как там моя нареченная? Эта, еще не годная для брачного ложа?
- Скучает по тебе, царевич. Вбила себе в голову, что любит тебя.
Развеселившийся Дагдамм решил посмотреть на свою жену-ребенка. Та при виде синеглазого гиганта восторженно взвизгнула и побежала, чтобы его обнять. Дагдамм все-так же смеясь, тоже обнял ее и хлопнул огромной ладонью по щуплому заду. Лицо Фаризы было красивым, несмотря на еще детские черты. Но пока у нее не было ни настоящей женской груди, ни зада, которые Дагдамм только и ценил в любовницах. Его отец, старея, брал себе все более юных наложниц. Пышущий молодостью Дагдамм готов был подождать, пока женственность расцветет в полную силу.
- Мой господин. – по-киммерийский заговорила Фариза, смешно коверкая слова чужого для нее языка. – Когда я смогу стать твоей настоящей женой?
- Думаю, еще слишком рано для этого. – улыбнулся Дагдамм.
- Но господин, у меня уже шла кровь!
Не терпится же ей стать «настоящей» женой!
- Я иду на войну. Когда вернусь с войны, ты станешь моей женой.
Лицо Фаризы вдруг сделалось совсем серьезным, не детским.
- Господин. – сказала она тихо-тихо. – Я должна признаться тебе в одном проступке.
- И что же ты сумела сотворить, моя Фариза? – Дагдамм начал с усмешкой, но видя серьезную гримаску на лице девочки переменил тон. – Говори, будь честна со своим господином!
- Да, повелитель. Летом у меня первый раз пошла кровь. Я испачкала новую рубашку. Мне было очень стыдно.
Дагдамм хотел рассмеяться, но понял, по испуганному лицу Фаризы, что история заключается вовсе не в том, и замер, готовый услышать нечто важное.
- Ночью я выбралась из шатра и пошла на реку, чтобы смыть кровь. Потом я услышала топот конских копыт, испугалась и спряталась. К реке приехал человек. Он долго мылся, смывал с себя кровь. Но это было в дни, когда не было войны.
- Быть может он убил на охоте зверя?
- С ним не было добычи. Да и если бы он убил зверя, зачем ему мыться от крови ночью, в тайне ото всех? – рассудительно сказала Фариза. – Должно быть он совершил убийство в спину, раз так скрывался.
Умная девочка. Слишком умная для такой малышки.
- Ты знаешь этого человека?
- Да. Он один такой во всем войске.
Фариза поднесла ладонь к лицу, скрывая правую половину лица.
- Одноглазый? – спросил Дагдамм, но уже знал настоящий ответ.
- Мертвое лицо. Половина лица у него мертвая.
Дагдамм сжал руку Фаризы, та пискнула от боли. Он разжал пальцы.
- Ты кому-нибудь говорила об этом?
- Нет, только тебе, господин. Я виновата, что не рассказала все сразу. Но я испугалась человека с мертвым лицом.
Дагдамм помолчал. Положил ладонь Фаризе на плечо, чуть стиснул его в знак признательности.
- Все боятся человека с мертвым лицом.
- Даже ты?! – распахнула глаза Фариза.
- Нет. Но и я остерегаюсь его.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Этот пользователь поблагодарил Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (09.10.2017)
Старый 18.10.2017, 17:57   #38
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Дагдамм ушел от Фаризы, мысли его были мрачны.
Он хотел послать за Улуг-Бугой и рассказать ему то, что узнал от жены. Он и раньше никогда не верил в то, что батыра убили доганы. Вообще Дагдамм даже думал, что Улуг-Буга сам приказал зарезать несговорчивого брата. Но это сделал Кидерн. Зачем Шкуродер убил Кара-Бугу? Что у него на уме?
Теперь у Дагдамма были сведения, которые могли рассорить его лучшего меченосца с его верным данником. Чувство справедливости в нем взывало к тому, чтобы поступить по законам чести. Призвать обоих и рассказать историю, услышанную от Фаризы. Пусть решают дело поединком.
Но впереди был долгий и сложный поход. Если Кидерн убьет Улуг-Бугу – не миновать нового раскола в рядах баруласов. Если Улуг-Буга убьет Кидерна – против Дагдамма обернутся собственные названные.
Дагдамм решил сохранить тайну до лучших времен. Он бы, наверное, справился с бунтом, но его волновало еще и то, чего он в этой истории не понял.
Зачем Шкуродер убил Кара-Бугу?
Когда войско его двинулось дальше на Север, Дагдамм отпустил баруласов, чтобы они смогли сделать набег на земли доганов. Улуг-Буга и Мерген-хан приветствовали это решение. Они всегда ненавидели «бородатых» гирканцев южной ветви.
На становища доганов налетали отлично вооруженные, сплоченные войной отряды. Они без пощады вырезали селения, жгли шатры и повозки, угоняли скот.
Сначала Улуг-Буга еще зверствовал, пытал пленных, стараясь добиться ответа на свой вопрос: кто и зачем в середине лета убил его брата. Но, конечно же, доганы не могли ничего ответить.
Улуг-Буга в ярости разбивал палицей брата одну голову за другой.
Чтобы совершить этот рейд по землям доганов, баруласы отклонились от основого пути на полсотни миль. Но они шли без поклажи, только меняя лошадей, питаясь их молоком и кровью на привалах. Угнанные у доганов стада быстро продали кюртам, и догнали главный караван, который все дальше уходил из сухих степей юго-востока.
Через две недели пути остановились для отдыха на берегу большого озера, которое питала текущая с севера река. Несколько дней дали лошадям подкормиться на сочных прибрежных лугах, и двинулись дальше.
Река шла с севера, значит, начало свое она берет на снежных горах Патении.
Дальше пошли вдоль русла реки. Места были благодатные, но узнав о приближении войска, кочевники уносились в далекую степь, угоняя свои стада. Дагдамм не преследовал никого из них. Он спешил. Скоро осень, а Патения еще слишком далеко.
Река разделилась на два рукава, и войско пошло восточным, западный привел бы к Железному Озеру.
Местность становилась все более зеленой, лесистой. Русло реки петляло по перерезанной то горными кряжами, но остовами обрушившихся от древности скал, местности. Берега были крутыми, густо заросли кустарниками и деревьями. Потому Дагдамм принял решение идти по самому руслу.
Царевич ехал на коренастой лохматой лошади, чтобы не утомлять своего могучего Вихря.
Войско растянулось на несколько миль по ущелью. Весной тут должно быть бушует большая вода, когда снег сходит со склонов гор. Но сейчас только ручей в десять футов шириной и глубиной по щиколотку, бежал по белым камням.
Ущелье было мрачным и величественным. Стены его высились на две, иногда три сотни футов. Порой они становились отвесной каменной стеной, но иногда были настолько пологими, что подняться можно было верхом.
Там где вода – там и лес. Корявые осины, кряжистые березы нависали над ущельем. Пологие склоны поросли кустарником. То там, то здесь на солнце горели желтым огнем созревающие кислые ягоды облепихи.
Наступила ранняя осень, самое счастливое и благополучное время года.
Но Дагдамм шел на войну, и ему было не до красот природы.
Издалека его воинство могло бы показаться огромным, но это была только видимость. Каждому всаднику полагалось иметь пять коней, из которых три везли припасы. Кроме того, степняки гнали с собой несколько табунов необъезженных лошадей, которых забивали на мясо. Часть припасов и военного снаряжения везли на спинах огромных мохнатых верблюдов.
Телеги и даже волокуши только обременяли бы в пути. В пустой степи они были удобны, но гористая и поросшая лесом местность была непригодна для колес.
Так что огромная живая река, сейчас текущая вверх по ущелью, лишь на одну шестую состояла из людей.
Дагдамм шел в страну колдунов, шел с войной на царей-жрецов.
Этого прежде не делал ни его легендарный дед, ни могучий отец.
Только про древнего Конана- Скитальца рассказывали, что он побывал в Патении.
Дагдамм шел по следам легендарного героя.
Шел, чтобы покарать клятвопреступников из племени богю.
А еще чтобы сокрушить врага, взять его землю, сесть на его коня и слушать плач его женщин.
Время от времени Дагдамм улыбался этим мыслям.
И это была страшная улыбка.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (19.10.2017), Зогар Саг (19.10.2017)
Старый 19.10.2017, 15:09   #39
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Пролог. Под властью царей-жрецов.
История страны Па-Те-ни уходила в такую легендарную древность, что история ее имела одни корни с мифами. Страна эта была удивительной, не имела ничего общего с окружающим ее миром. Говорили, что во времена сразу же после Катастрофы в Патенийских горах искали спасения беженцы из Древней Лемурии. Преследуюмые со всех сторон врагами, которые мстили им за прежние жесткости, лемурийцы бежали через весь континент. Говорили так же, что это были не простые лемурийцы, а их знать с рабами и слугами.
Были и такие, кто говорил, что эта история легенда, придуманная лишь для того, чтобы придать патенийской власти еще больше сакрального, потустороннего ореола, сделать ее в глазах подданных еще более древней и устрашающей. Такие вольнодумцы утверждали, что правящая верхушка Па-Те-Ни сбежала вовсе не из Лемурии тысячи лет назад, а всего лишь из Кхитая. Кхитай в то время был раздираем одной из страшных династических войн. Такие войны как проклятие Неба настигали Кхитай раз в две или три сотни лет, шли десятилетиями и сопровождались неописуемыми жестокостями. После такой войны воцарявшаяся новая династия вынуждена была отстраивать страну заново, буквально поднимая ее из руин.
Патенийские вольнодумцы (ибо вольнодумцы есть даже в Па-Те-Ни, хотя век их краток, а смерть ужасна) говорили, что примерно семь сотен лет назад, во времена, когда Хайборийский Мир переживал свой расцвет, Кхитай был раздираем очередной войной за престол.
В те времена Кхитаем якобы правили выходцы с Плато, воинственные всадники, поклонявшиеся странным и страшным божествам. Но жестокости их правления переполнили чашу терпения кхитайских простолюдинов и знати, и они поднялись против своих владык. Десять лет продолжалась война, и наконец захватчики были выбиты из Кхитая.
Но они не могли просто вернуться на Плато, где уже правили совсем другие народы. Разгромленные, но сохранившие единство, бывшие властители Кхитая отступили на север, а потом на запад. Многие мили по степям и пустыням тянулся караван, в котором ехали знатные особы и пролславленые воины, угрюмо брели невольники и простолюдины.
Беглецы страдали от голода и жажды, вынуждены были поедать павших животных, а когда тех не осталось – принялись за тела павших сородичей. Из Кхмитая они выступали на величественных повозках, украшенных златотканными покрывалами, а к границам Патении пришли умирающими от голода оборванцами. Даже представители гордой знати вынуждены были вместе со всеми тянуть возки, запрягшись в них подобно быкам.
Но несмотря на то, что на беглецов часто нападали кочевые племена, они выстояли. Прирожденные воины, благодаря своей зловещей религии привычные презирать смерть, они отражали все эти нападения.
Наконец впереди забелели снежные шапки Патенийских гор. их вид воодушевил беглецов. В этих горах они увидели что-то похожее на родное Плато.
Собрав все свои силы, они вторглись в горную страну, населенную редкими, разрозненными племенами. Племена эти были разгромлены, частью перебиты, частью обращены в рабство.
Так возникла страна Па-Те-Ни. Пришельцы стали высшей кастой, даже их простолюдины возвысились над завоеванными народами. А покоренных ждала тяжелая участь.
Пришельцы принесли с собой богатую и древнюю культуру, в которой причудливо смешались жестокие нравы Плато и кхитайская изысканность. Придворный ритуал, одежды и письменность, архитектура, земледелие и ремесла у них были кхитайские. Но религия и военное дело остались в наследство от времен, когда их предки кочевали по прлдуеваемым всеми ветрами плоскогорьям Плато.
Так горные кряжи делали границы Па-Те-Ни неприступными, государство сумело устоять во враждебном окружении. Кочевые гирканцы не могли проникнуть за горные кряжи. А сами патенийцы устраивали набеги на Степь, чтобы вернуться с добычей и рабами под защиту своих высокогорий.
Кроме сильной армии Па-Те-Ни охранял тот ужас, который страна внушала внешнему миру. Правящие в горной твердыне Ву-Бэн цари-жрецы обладали колдовской силой, какая редко встречалась теперь в мире. Магия пронизывала всю жизнь Па-Те-Ни.
Даже вместо гонцов владыки использовали передачу мыслей на расстоянии, которой владели избранные адепты, заживо похороненные в каменных мешках.
О страшных церемониях, посвященных неименуемым божествам и о кровавых ритуалах, царивших при дворе, ходили легенды.
Владыки Па-Те-Ни правили тиранически, без пощады выжимая соки из своих подданных.
Опорой им кроме обычных военачальников, чиновников и богытах землевладельцев, который в Па-Те-Ни были такими же, как на всем Востоке, служили воины-монахи.
С малолетства оторванные от семей, юноши воспитывались в духе беспрекословного подчинения воле своих начальников. Тела их закаляли бесконечной воинской муштрой, а дух укреплялся молитвами и всевозможными бдениями. Они почти не чувствовали боли, не знали страха смерти, не умели сомневаться и никогда не предавали своих владык.
Страна была скована страхом перед ними. Облеченные безграничной властью над простолюдинами, и во многом стоявшие выше светской знати, воины-монахи рыскали по стране и творили суд и расправу от лица Двух Владык.
Сами эти Владыки не были наследственными царями. Они были такими же жрецами, избиравшимися жреческим сообществом из своих рядов. Жизнь их тоже была скована множеством сложных ритуалов и табу. Они обладали абсолютной властью над жизнью и смертью в ПА-Те-Ни, но и сами были во власти вековых обычаев, предписывавших ритуальное самоубийство обоих Братьев в случае любого из множества проступков.
Потомки покоренных племен несли множество повинностей, трудились на полях и на строительстве дворцов, дорог, каналов и мостов. Их жизнь ничего не стоила. Любой знатный патениец мог убить такого человека, вспороть ему живот и погрузить туда свои замерзшие ноги. Это было по закону. Иногда их убивали, только чтобы проверить остроту меча.
Они отдавали своих младших сыновей в войско царей-жрецов, и после жестокой муштры становились послушными любым приказам. Восстания, которые иногда все же случались, топили в крови.
Простые патенийцы в основном были ремесленниками, служили чиновниками или военными. Их жизнь тоже была тяжелой и ничего не стоила в глазах Двух Владык, но они чувствовали себя высшей расой в сравнении с местными жителями. Из-за творимых пришельцами в течение веков жестокостей, народы так и не слились в один, разница оставалась и в общественном положении, и в одежде, и в обычаях, и в языке.
Власти посулами и принуждением заставляли патенийцев отдавать своих сыновей в монастыри, где тех воспитывали не только палкой, но и постоянными рассказами об их особой миссии, о богоизбранности их жизненного пути. Так, отнимая сыновей из семьи, власть решала два вопроса – выбивала почву из под ног у возможного недовольства в среде подданных и создавала идеальных исполнителей своей воли.
Надо всеми высилась знать, возводившая свои родословные к достославным временам, когда племена Плато правили Кхитаем. Жестокие к другим, они были жестоки и к самим себе, карая любые признаки слабости и мягкосердечия.
Рожденный в знатной семье должен был стать воином и правителем. В детстве их учили жестокости, заставляя мучить и убивать рабов. Любые разногласия в среде аристократии принято было решать кровавыми дуэлями. Самоубийство было единственным выходом из множества сложных ситуаций. Аристократ должен был вспророть себе живот не только, если проигрывал сражение, но и если кто-то из егот приближенных позволял себе богохульство или слишком вольные речи в отношении власти Двух Владык.
Разумеется, зная об этом, аристократы поддерживали среди своих приближенных безукоризненную дисциплину.
Не будь страна Па-Те-Ни столь изолирована от внешнего мира, торговля, войны, обмен обычаями, переселение людей и смешанные браки неминуемо разрушили бы эту жестокую, строящуюся сплошь на ритуалах, цивилизацию. Размыли бы ее изнутри, подточили с помощью роскоши или наоборот,изнурили бедностью.
Но Па-Те-Ни стояла особняком от всех других очагов цивилизации, не имела никаких постоянных сношений ни с одной державой большого внешнего мира. Едиснтвенными соседями Па-Те-Ни были гирканские кочевники, варвары, которые ели мясо, просоленное под седлом.
Потому слишком многочисленные, чтобы поддаться вырождению, но слишком малочисленные, чтобы пойти по пути завоеваний, патенийцы жили в своей заколдованной стране.
Столетиями изолированные от внешнего мира, чужестранцев видевшие только на невольничьих рынках, они с каждым поколением все больше замыкались в себе. Жестокие и порой абсурдные обычаи поддерживались с истовым рвением, а не только силой привычки. Ощущение своего одиночества в мире, населенном только варварами-сыроедами делало патенийцев все высокомернее.
Такова была страна Па-Те-Ни в те дни, когда на границах ее появилось разноязыкое воинство под предводительством царевича Дагдамма.

Добавлено через 2 минуты
I.Дагдамм идет на Патению.
Дагдамм раз за разом возвращался мыслями к тому, какими воинскими силами он располагает. Из Двести пятьдесят киммерийцев личной дружины, его собственные названные. Пятьсот человек киммерийцев, под началом Перта. Правда, Каррас разделили Перта с его братом Феланом, чем как будто ослабил позиции дядюшки. Но у Перта нашелся другой союзник – поединщик Балг, его племянник, сын сестры Перта от прославленного Ридерха, соратника старого кагана.
Балгу было лет тридцать. Высокий, едва ли не семи футов, узкоплечий, худой особой, жилистой, крепкой худобой степного волка, он носил ожерелье из человеческих пальцев и плащ из скальпов. С первого же дня они с Кидерном начали бросать друг на друга ненавидящие взгляды. Каждый хотел убить другого только чтобы сохранить славу самого жестокого и безрассудного воина в Каганате, а то и во всей Орде.
Глаза и Балга были такие же как у Перта, желтые, волчьи.
Воины Перта и Балга были преданы лично им. Некоторые считали своих вождей оборотнями и колдунами. Те как будто ничего не делали для такой славы, но и не опровергали слухов.
При любом приказе Дагдамма эти двуногие волки начинали спорить, и хотя потом соглашались, все время делали такой вид, будто не подчинились воле предводителя, а приняли решение самостоятельно.
Так что Дагдамм расценивал их скорее как союзников, чем как своих верных людей.
Тысяча под командование Гварна.
Гварн честен, прямолинее, предан как собака.
Во всяком случае, так все думают.
Иногда именно такие и вонзают нож в спину.
Дагдамм не верил и Гварну.
Возможно Гварн предан до костей, но Каррасу, а не ему лично. Гварн старше чем он годами, и првык смотреть на царевича как на буйного юнца, а не как на своего повелителя.
Даже в собственной дружине Дагдамм видел излишнюю популярность Кидерна, бешеного Шкуродера, который владел мечом так, словно родился с ним в руке. Меченосец уже собрал вокруг себя около трех дюжин воинов, которым рассказывал что-то о Старой Киммерии.
Дагдамм догадывался, что Шкуродер создает священный круг, уговаривает воинов вручить свои судьбы Крому.
Запретить своим людям почитать Старого Бога Дагдамм не мог. Вопросы веры никогда не стояли на первом месте в глазах киммерийских каганов.
Ни Конан, ни Каррас не замечали, или делали вид, что не замечают, как вокруг культа Старого Бога сплачиваются все недовольные их властью киммерийцы.
Дагдамм это видел и понимал.
Убить Кидерна он не мог.
В поединке на мечах Шкуродер его изрубит, а драться голыми руками или на ножах не выйдет под каким-нибудь предлогом. Убийство в спину превратит Дагдамма в самого презираемого человека в Орде. Нет, трогать Кидерна нельзя. Переманить его на свою сторону тоже не получится, он за что-то ненавидит Карраса. Ненавидит не настолько, чтобы стать открытым врагом – тогда ему не жить. Но достаточно сильно, чтобы плохо скрывать это.
Дагдамм вспоминал старые саги.
В них киммерийцы всегда были раздроблены на множество малых племен и кланов и воевали друг с другом.
Придя в Степь, они сумели сплотиться, но что, если новый раскол неизбежен?
И так оседлые кланы из Озерного Края уже почти не понимают степняков…
Соотношение между собственно киммерийскими силами и силами вассалов было примерно один к двум. Так и должно быть, так и заповедал его дед. Тысяча киммерийцев всегда сломят две тысячи гирканцев. Скорее всего сломят и три, но уже с большими потерями. Потому выступая в поход, имея в армии воинов из покоренных народов, никогда нельзя допускать, чтобы их число сильно превышало силы самих владык Степи.
Там стоял прежде и продолжал стоять сейчас Каганат.
Но что будет дальше?
Дагдамм много думал о будущем.
Теперь он больше понимал отца и почему каган покровительствовал сыновьям ночи и гирканцам.
Его опорой становились воины Мерген-хана и Улуг-Буги.
Мерген если и продолжал таить на него злобу за гибель Ханзата, смирил эти чувства. Зато Мерген-хан видел возможность возвысится. Каррас не вечен, надо смотреть в будущее. Служба у наследника трона была как раз возможностью возвышения.
Улуг-Буга казался искренне преданным Дагдамму. Новопровозглашенный богадур, самозванец, опиравшийся на родовое предание, да на славу своего убитого брата, Улуг-Буга сейчас только укреплялся в своем новом звании.
Он отыскал и приблизил к себе дальнего родственника, батыра Едигэ, который славился тем, что уларом кулака сбивал с ног коня. Едигэ был глуп и послушен, как вол, но в бою храбр. Улуг-Буга словно заменил им убитого брата.
Страшная, непомерная телесная сила Едигэ умножалась на острый ум Улуг-буги.
Аваханы, недавно влившиеся в ряды киммерийского войска, были все еще подавлены своим разгромом. Дагдамм знал, что достаточно скоро они придут в себя и постараются восстановить самоуважение.
Тогда будет много мелкого непокорства или даже прямой бунт.
Те, кого он раскидал по киммерийским и гирканским десяткам покорнее чем те, кто держатся отдельно, под предводительством своих командиров.
Юный эмир аваханов и военачальника назначил такого же молодого как он сам.
Дагдамм лишь недавно стал замечать, что бритвенный нож тупится о щетину. Прежде со щек ему приходилось соскабливать скорее пух, чем натсоящую бороду. Но к своим двадцати двум годам он столько видел, столько пережил, стольких лишил жизни и столько рисковал своей головой, что считал себя уже опытным воином.
Утбой же выглядел совсем юнцом и вдобавок был тонок как тростник.
Дагдамм не спешил презирать его за это. Напротив, он приблизил к себе юного Утбоя, чтобы тем возвысить его в глазах подчиненных. Утбой стремительно, на глазах взрослел и привыкал к своему новому положению. Настоящей дружбы между ними завязаться не могло. И дело было не в том, что киммерийский царевич выступал по отношению к авахану полновластным господином. Просто Утбой казался Дагдамму слишком цивилизованным, слишком изнеженным. В седле он держался ловко, в бою показал себя отважным воином. Но голова его явно была забита предметами, далекими от повседневных забот. Вопросы тонкостей вероучения, предания старины и тому подобные вещи.
Это же увлекало и Конана, сердце которого сожрал Доржа-хан.
Это убило Конана.
Дагдамм испытывал смутную симпатию к Утбою, но все равно считал его слабым. Про себя сын кагана давно решил, что он – человек простой. Это было не совсем правдой, его тоже слишком многое томило и мучило. Грубость привычек сама по себе не равняла его с общей массой воинов, людей, живущих со словами «моя участь – повиновение» и потому лишенных сомнений.
По настоящему простым был батыр Едигэ. Простым был и Кара-Буга, но это не спасло его от убийства в спину.
Иногда на Дагдамма накатывало страстное желание призвать Улуг-Бугу и рассказать ему правду о Кидерне. Нн сам убил в жизни многих, но никогда в спину, и ему больно было видеть, как Улуг-Буга едет стремя к стремени со Шкуродером.
Дорога тянулась и тянулась. Царевича иногда одолевала скука.
Дагдамм не пил. Женщин в поход не взяли.
Гирканцы, да и некоторые аваханы, не стесняясь, естествовали кобылиц.
Дагдамма от этого мутило. По законам Каганата за скотоложство полагалась смертная казнь, но это дальний поход.
Если казнить нескольких для острастки, они примутся друг за друга…
Так что говорить с Утбоем про события до Катастрофы было намного интереснее и душеполезнее, чем проводить время с его новыми верноподданными.
Он вообще поймал себя на том, что ему нравится разговаривать с людьми. Он больше слушал, обдумывал услышанное, но вообще беседы наполняли его душу покоем.
И еще Дагдамм скучал по Балихе. Это было новое, невиданное для него чувство.
Нет, сколько ни цепляйся за прошлые привычки, а перемены подобрались и к нему.
Дагдамм становился умнее. Отец сказал ему, что дело в близости смерти, которая коснулась его.
Но скорее всего совпало все, случившееся этим летом, от нанесенного Гримом поражения, до услышанных от Утбоя преданий о прошлом.
Так кто такой теперь он - Дагдамм, сын Карраса, тамыр гирканского хана и вождь гирканского племени?
Киммериец? Гирканец?
Дагдамм хотел битвы. В битве все просто и ясно.
Основная цель похода – возвращение беглецов богю, для него была где-то на третьем или пятом месте. Он хотел совершить что-то, чего не совершал еще никто.
Дагдамм хотел вторгнуться в Патению, а этого не делал никто и никогда.
Надо было успеть подойти к границам Патении до того, как пойдет снег.
У него было еще два осенних месяца, но природа на севере Степи непредсказуема.
Он вел воинов быстро, но так, чтобы излишне не утомлять людей и коней. На ночевку останавливались каждый день. Почти каждый день готовили еду на кострах.
Дагдамм хотел привести к границам Патении сильных людей на сильных лошадях, а не истощенных бедолаг верхом на загнанных клячах. Торопиться сильнее было уже некуда – вернуться домой в этом году ему не доведется, и зимовать придется в Патении.
Дагдамм старался выведать как можно больше об этой загадочной стране, но почти все, что ему рассказывали, слишком уж походило на старушечьи сказки.
Много говорили о землях, окружавших страшную Патению. Называли имена кочевавших в предгорьях племен – данников царей-жрецов.
По всему получалось, что местность в тех краях больше лесистая, чем степная, но леса не настолько непроходимы, чтобы там нельзя было выпасать скот и кочевать.
Кто-то говорил о горцах, жестоких и непредсказуемых, которые равно нападали и на Патению и на народы предгорий.
Но о самой Патении знали только то, что это страна надежно защищена горами, что в ней правят жрецы, что боги патенийцев страшны, а войска сильны. Патения мало сообщалась в внешним миром, торговля велась лишь на некоторых перевалах.
Иногда из-за гор приходили хорошо вооруженные, беспрекословно повинующиеся своим командирам воины в доспехах и устраивали набеги на соседей, брали множество пленных, отбивали стада. В Патении судя по всему, было очень много рабов.
Потом возвращались к себе через крутые горы, по тщательно охраняемым перевалам.
Каждое лето в южных предгорьях власти Патении устраивали большое торжище, на которое кочевники обычно приводили рабов – захваченных в набегах иноплеменников. Некоторые из степняков были данниками Патении, некоторые не считали себя таковыми.
Говорили, что правители Патении держат не только купленных и захваченных рабов, но и своих собственных подданных в жестокой неволе. Что каждый шаг патенийца ограничен множеством законов и ритуалов.
Некоторые истории казались неправдоподобными – будто бы в Патении в ходу налог на уши, и тому, кто не в силах его уплатить, уши отрезают.
Все, что было известно о внутренней жизни Патении, было передано со слов беглецов.
Некоторые подданные царей-жрецов сбегали от них. Их тяготы достигли такой меры, что ни угроза жестоких наказаний за побег, ни стрелы степняков уже не пугали отчаявшихся людей.
Но ни одного такого человека в войске, конечно не было, все слухи передавались через вторые-третьи и далее до бесконечности, уста.
Дагдамм разумеется пустил вперед основного своего войска две дюжины разведчиков, молодых воинов на быстрых, легких конях. Они должны были разведать путь, предупредить о возможной засаде.
Само тянувшееся с севера на юг ущелье было идеальным местом для ловушки.
Но каждый день разъезды возвращались, докладывая, что путь впереди свободен, никаких войск не видно, а ближайшие селения безлюдны. Видимо заслышав о приближении большого войска, жители бежали дальше в леса.
Здешние племена не кочевали так, как племена глубокой Степи. У них были деревянные жилища, прочно стоявшие на земле. На открытых участках рядом с домами они сеяли просо.
Стада перегоняли по горным и низинным пастбищам.
Дагдамм сначала хотел послать отряд в полсотни воинов, чтобы отогнать какое-нибудь стадо, вдоволь попировать свежим мясом, а не мучной похлебкой с жесткими как подошва сушеными кусками конины. Но потом передумал. Ссориться с племенами, живущими в ущельях нет необходимости. Сейчас, он, пожалуй, может разогнать их. Но ему предстоит возвращаться после кровопролитной войны в Патении, груженому добычей и обремененному ранеными.
Нет, лучше не иметь племена ущелий во врагах.
Дагдамм приказал отыскать в своем войске людей, владевших местным наречием, чтобы всегда держать их под рукой. Если придется говорить с ханами этих мест, пусть толмачи будут рядом.
Ущелье обратилось в настоящую теснину, а потом внезапно кончилось, и всадники выехали из мрачной, сырой и тенистой речной долины на плоскую, как поверхность озера, равнину, заросшую высокой, густой травой.
В середине этой равнины действительно сверкало озеро. Северные берега его чернели сосновым лесом. Далеко на севере белели снежные шапки гор. С гор текла река, наполнявшая собой озеро.
А уже потом вода вытекала из озера и уходила вниз по ущелью, которым они следовали столько дней.
Завидев горные кручи, сейчас ослепительно сиявшие на солнце, воины дружно принялись кричать от восторга. Они дошли! Добрались до пределов зачарованной страны!
Дагдамм угрюмый, неизвестно от чего чувствовавший себя подавленным, приказал следовать к озеру и разбить лагерь там. На душе его было черно, и красота открывшейся природы не радовала.
Люди весело, со свистом и гиком помчались к воде.
Дагдамм провожал их взглядом.
Год назад он сам был бы в их рядах.
Но сегодня он был командиром пяти тысяч. Надвигалась первая в его жизни война, на которой он будет не поединщиком, а вождем.
Подъехал Утбой.
Узкое красивое лицо сияло так же, как круглые скуластые лица простых гирканских батыров.
Этот еще не так придавлен к земле властью – подумал Дагдамм.
- Это уже Патения? – спросил он, с трудом удержавшись от того, чтобы восторженно кричать.
- Патения за горами. – проскрипел Дагдамм.
- Отчего ты такой мрачный, сын Карраса?
- Я пришел к границам Патении с несколькими тысячами вооруженных людей. Скажи мне, Утбой, видел ли ты хоть одного патенийца? Видел ли ты хоть кого-то вообще? Мы находили много кострищ, много дорог и троп, много домов и шалашей. Один раз мои люди нашли в брошенном доме котелок с еще теплой похлебкой.
Поняв, что имеет в виду Дагдамм, Утбой тоже помрачнел.
- Они знали о нашем приходе. – сказал юный авахан. – Знали и отступили.
Дагдамм медленно кивнул.
- Слушай меня, Утбой. Ты возьмешь своих людей, и вы двуконь пойдете на север, к горам. Припасов возьмете на два дня, не больше.
- Что мы должны найти?
- Богю и патенийцев.
Утбой отъехал на два десятка футов, когда Дагдамм крикнул ему вдогонку.
- Найдите хоть кого-нибудь живого!!! Приведите ко мне живым хоть одного человека!!!
Пока его люди купались в озере, резали на мясо необъезженных коней, разжигали костры и варили еду, Дагдамм сидел, подвернув ноги, на попоне, жевал кусок сушеного мяса и думал.
Всего лишь год назад он смотрел на командиров, которые не присоединялись к общему веселью, и думал, что причина тому – мрачный характер.
Но сейчас он сам командовал войском, и ощутил весь тот груз ответственности, который прежде носили на себе другие, старшие годами.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 19.10.2017 в 15:09. Причина: Добавлено сообщение

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (20.10.2017), Зогар Саг (19.10.2017)
Старый 19.10.2017, 16:57   #40
Король
 
Аватар для Зогар Саг
 
Регистрация: 12.01.2009
Сообщения: 4,402
Поблагодарил(а): 323
Поблагодарили 529 раз(а) в 325 сообщениях
Зогар Саг стоит на развилке
Сага о Конане 2022 - Последняя битва: За призовое место на Конан-конкурсе в 2022 году Сага о Конане 2021 - Момент славы: Конкурс миниатюры Конан-конкурс Кровавая осень Крома 2020: За призовое место на Конан-конкурсе 2020 Хоррор-конкурс 2020: За победу на хоррор-конкурсе 2020 Призер конкурса Саги о Конане 2018: За призовое место на конан-конкурсе 2018 года. 300 благодарностей: 300 и более благодарностей Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 Шесть человек на сундук мертвеца: За победу в Хоррор-конкурсе 2015 года 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! Первое место на Конан-конкурсе - лето 2010: За рассказ, занявший первое место на конкурсе фанфиков по мотивам Саги о Конане Третье место на конкурсе «Трибьют Роберту Говарду»: За рассказ, занявший третье место на конкурсе рассказов по мотивам творчества Роберт Говарда. Заглянувший в сумрак: За третье место на конкурсе хоррор-рассказов в 2012 году. Безусловный победитель осеннего конкурса 2011: За первое и второе место на осеннем конкурсе рассказов по мотивам "Саги о Конане". 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. Второе место Зимнего Конкурса 2011: Автор рассказа, занявшего второе место на зимнем конкурсе фанфиков. Фанфикер 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Цитата:
Страна эта была удивительной, не имела ничего общего с окружающим ее миром. Говорили, что во времена сразу же после Катастрофы в Патенийских горах искали спасения беженцы из Древней Лемурии. Преследуюмые со всех сторон врагами, которые мстили им за прежние жесткости, лемурийцы бежали через весь континент. Говорили так же, что это были не простые лемурийцы, а их знать с рабами и слугами.

Перечитай "Хайборийскую эру")

For when he sings in the dark it is the voice of Death crackling between fleshless jaw-bones. He reveres not, nor fears, nor sinks his crest for any scruple. He strikes, and the strongest man is carrion for flapping things and crawling things. He is a Lord of the Dark Places, and wise are they whose feet disturb not his meditations. (Robert E. Howard "With a Set of Rattlesnake Rattles")
Зогар Саг вне форума   Ответить с цитированием
Этот пользователь поблагодарил Зогар Саг за это полезное сообщение:
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей - 0 , гостей - 1)
 
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете прикреплять файлы
Вы не можете редактировать сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход


Часовой пояс GMT +2, время: 17:16.


vBulletin®, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co
Copyright © Cimmeria.ru