Хоррор конкурс - Не дразни собаки – и лаять не станет

[Junta Khan]

Не дразни собаки – и лаять не станет

Дядя Миша родился и всю жизнь прожил в деревне. Когда старая покосившаяся изба не выдержала кряжистости его плеч и рассыпалась в труху, он, недолго думая, за полгода возвел новое жилище в трех метрах от старого. Уже кирпичное, надежное, волк не сдует. Дядя Миша в одиночку содержал огород на двадцати сотках, пятерых коз и три десятка кур. От полоумной и суматошной жены – тёти Поли – помощи почти не было.

С самого детства он ненавидел собак, и никто уже, включая его самого, не мог вспомнить, почему. Он и сам к пятидесяти годам стал похож на собаку — на крепкого черчиллевского бульдога с кривыми мощными ножками, широкой грудной клеткой, колыхающимися брылями и налитым кровью взглядом исподлобья. Может быть, в нём говорила деревенская практичность – он не терпел ничего, что было бы бесполезно для хозяйства, а какой прок от собаки, если он и сам может выполнить её обязанности, распугивая округу?

Больше всего от неприязни к собакам страдали соседи. После нескольких отравленных щенков завести цепного пса никто и не пытался, тем более, что доказать вину дяди Миши в мучительной смерти собаки было невозможно. Не раз находили они под своими окнами окровавленное тело бродячего пса, невовремя пробегавшего через деревню и угодившего в тяжелую бульдожью хватку дяди Миши. Да и все местные беззлобные дворняги, привыкшие свободно передвигаться по улице, носили на себе его отметины: отрезанные ударом серпа или косы хвосты и уши, неровные надколотые черепа, переломанные рёбра и лапы.

Несмотря на множество хлопот по хозяйству, дядя Миша находил время для подработки. С ранней весны и до поздней осени, пока не сойдёт с полей последняя трава, он водил пастись немногочисленное, но шустрое козье стадо, собранное со всех деревенских дворов. К козам, в отличие от собак, он относился мягко, но твёрдо, а те робели перед ним, словно новобранцы перед прапорщиком, и так же беспрекословно его слушались. С собой дядя Миша неизменно брал длинную прочную палку, которой он погонял коз в нужном направлении, а при случае с силой опускал её на хребет зазевавшейся пустолайки, дерзнувшей тявкнуть на его рогатых любимиц. Иной раз такой удар был последним в собачьей жизни.

В свои пятьдесят один год дядя Миша был силён, как бык, а здоровье имел чрезвычайное. Раз в два года он по настоянию дочери, жившей в городе, ездил на медосмотр. Врач сообщал ему, что организм работает, как часы, дядя Миша сетовал о потраченных впустую деньгах и времени, а затем возвращался к своей деревенской рутине. Регулярная физическая нагрузка на свежем воздухе, продукты со своего двора и огорода, размеренный образ жизни — вероятно, причины здоровья и силы крылись именно в этом.

Тем неожиданнее были события злополучного для тёти Поли лета.

Погожим июльским утром дядя Миша, как обычно, вышел на свою пастушескую подработку. Взял палку, собрал и пересчитал коз у заспанных хозяек, зычно гикнул и погнал рогатое стадо по песчаной тропе в сторону бесхозных лугов, заросших викой и клевером. Он предпочитал держаться подальше от молодого березняка, где быстроногие козочки легко могли затеряться в гуще непрореженных ветвей, объедая лакомые нежные побеги. С утра животные набивали желудки травой, к обеденному времени дядя Миша отводил стадо на водопой, а перед возвращением козы направлялись к заросшему крапивой бурьяну, где они, сытые, уже не столько паслись, сколько вытаптывали заросли и лежали в тени высоких крапивных побегов, отдыхая и нагуливая молоко. К пяти часам вечера стадо возвращалось домой, и дядя Миша до захода солнца успевал переделать еще столько дел, сколько городские дачники и за неделю не освоили бы.

Беспокоиться начали к семи часам. Владелицы коз всматривались в песчаную дорогу, вытекавшую из горизонта, но никто не замечал пыльного облачка, неизменного спутника стада в сухой и ясный день. Хозяйки отошли, наконец, от своих ворот и собрались на окраине деревни. Может быть, не углядел за первогодками, говорили они. Так и норовят куда-нибудь залезть, что твои черти. А Розка-то, а Розка! Помните, как на крышу сарая залезла, полдня снять не могли? Да и твоя Белка не лучше, ускакала на голицынский огород, всю капусту попортила, шкода. А у них забор-то дощечка к дощечке, не протиснешься.

К восьми часам забили тревогу, и хозяйки на скорую руку сколотили поисковый отряд из незанятых срочной работой мужей и мальчат побойчее. Собак по понятной причине брать не стали, да и не видать их было в этот жаркий вечер.

Козы обнаружились в запретном молодом березняке. Петька и Лёнька легким босым шагом не сбегали, а слетали до деревни и позвали хозяек выпутывать своих кормилиц из плотной древесной сети. Женщины, охая, появились неожиданно быстро. Они перекрикивали друг друга и робели протискиваться в лабиринт из веток, но всё же через двадцать минут разобрались с козами и погнали их домой. Впрочем, рогатые не особенно и сопротивлялись, а скорее направились в родные хлева и жадно припали к ведрам с водой. Хозяйки гладили раздувавшиеся на глазах козьи бока, покрытые редкими жесткими волосами, и так и неясно, кто же первым понял, что стадо рассталось с дядей Мишей еще до полудня, раз уж водопой животные пропустили.

Когда нашли самого дядю Мишу, уже начало смеркаться. Да его и не нашли бы, если бы все тот же Петька не решил походя проверить, не соспели ли на лесной яблоньке первые дички. Он завернул на полянку, что возле самой опушки сосновых лесопосадок, – там и росла яблонька. Не сразу Петька понял, что там вообще происходит.

Прогалина в лесопосадке, на которую пришел мальчик, была заполнена псами всех мастей и размеров. Обычно собаки, собиравшиеся где-нибудь по своим собачьим делам, изрядно шумели: сопели, гавкали, чесались, повизгивали, гремели ошейниками, грызлись между собой. Но эта стая псов, по словам Петьки, сидела на полянке в абсолютной тишине, даже не шевелясь. Он узнал собак из своей деревни и пару псов поприметнее из соседней, остальные же взялись неизвестно откуда. Все они замерли и пристально смотрели на что-то темное, лежащее в центре поляны. Мальчик был готов поклясться, что ряды псов образовывали ровные круги, сходящиеся к этому нечто. Но подтвердить этого никто не смог, потому что как только Петька заорал во все горло, преодолев ступор, собаки так же молчаливо оглянулись на него и начали тихо расходиться в разные стороны. К тому моменту, как на крик прибежали взрослые, на поляне не осталось ничего, кроме тёмной кучи посередине.

Дядя Миша лежал на траве, уставившись широко открытыми глазами в крошечный кусочек темнеющего неба между макушками сосен. Лицо его растеряло всю свою свирепость, и ничто уже в нём не напоминало бульдога. Рот застыл в ужасном немом крике, пальцы намертво впились в травяные кочки. Казалось, что он увидел нечто пугающее до такой степени, что и сам поневоле превратился в что-то жуткое. На теле дяди Миши не было ни единой царапины. Длинной палки, которой он погонял коз, нигде рядом не было, и сколько потом мальчишки ни пытались отыскать по окрестностям этот легендарный предмет, всё было зря.

Вскрытие показало, что дядя Миша умер от сердечного приступа, хотя последним его кардиограммам двухмесячной давности позавидовал бы и двадцатилетний. По неясной причине тело пастуха за пару дней в морге так сильно подпортилось, что деревенские старухи отказались проводить с ним ночные бдения и уговорили тётю Полю хоронить мужа в закрытом гробу.

Траурная процессия с гробом на подводе медленно двигалась в сторону кладбища, что было в нескольких километрах от родной деревни дяди Миши. Всю дорогу за ней трусил с десяток любопытных собак, и Петька узнал среди них тех, кого он видел на лесной поляне. В них не было ничего необычного и пугающего – старые пустобрехи с плешивой шерстью и седыми обвислыми усами на скучающих мордах. Такие бездомные шавки крутятся около любого собрания людей в надежде перехватить что-нибудь съедобное, так что ничего странного в их следовании за подводой не было. И всё равно мальчик ощущал какое-то смутное несоответствие их поведения обычному. То ли бежали они за людьми слишком ровными рядами, то ли переглядывались между собой подозрительно часто, то ли двигались они чересчур бесшумно для звонкой тишины летнего дня.

Оставшись одна, тётя Поля пыталась несколько раз завести себе собаку для охраны разом пришедшего в запустение хозяйства. Но на какую бы крепкую цепь не сажала она молодых щенков, рано или поздно они ее обрывали и исчезали навсегда, не замеченные даже зоркими глазами деревенских мальчишек и любопытных соседей.