Конкурс 2016 - Черная Смерть

[Lex Z]

Черная Смерть

Тяжелые, обитые толстыми листами железа створки ворот с тихим стуком закрылись за его спиной, словно отгородив раз и навсегда от привычного мира. В стальные скобы лег большой брус-засов, и невозмутимый гипербореец-охранник с копьем в руке замер у дверей караулки, хмуро поглядывая на новоприбывших.
Юный Конан, варвар из горной страны Киммерия, вновь вернулся в Халогу. Теперь уже не тайно в предрассветный час, как было всего лишь день назад, когда он спасал из плена колдунов Ранн, дочь вождя асиров, а открыто, почти ночью, но со связанными руками и ярмом раба на шее. Вместе с ним во внутренний двор древней мрачной крепости ввели десятка два израненных уставших асиров – все, что осталось от грозной банды Ниала, наводившей трепет на приграничные земли Асгарда и Гипербореи.
Сам Ниал пал от рук? – лап? – оживленных черным колдовством мертвецов, которых подняла из ледяных могил, ям и каменных склепов злая воля королевы Халоги Вамматар, прозванной Черная Смерть.
Вот она сама прошла мимо кучки пленников, вечно юная, гордая царица ночи и мрака. Ее светлые волосы были распущены, а черные одежды волнами спадали до самой земли. Она властным голосом, наполненным сталью, отдавала приказы своим слугам, выбежавшим навстречу из недр высокой крепости, что-то крикнула командующему отряда, охранявшего сейчас пленников, и тот, склонив голову в раболепном поклоне, тут же начал отдавать распоряжения.
Асиров окружили уже живые воины-гиперборейцы, хотя на вид они мало чем отличались от мертвецов – отсутствующий взгляд, хмурые лица и кровавая эмблема Халоги на их одеждах – словно призраки или выходцы из темных миров. Пленников повели через мощеный плитами двор, заваленный прелой соломой и песком, к темной двери, собранной из толстых полос металла, ведущей как выяснилось в подземелья.
Конан в последний раз оглянулся вокруг. Лишь черные стены вздымаются в темные небеса, одинокие факелы едва разгоняют холодный мрак, и стражи, словно духи, что замерли на своих местах. Бледный свет луны, окруженной медленно плывущими облаками, с опаской касается покрытых инеем плит и ни звука вокруг. Как в склепе…
Пленники спускались вниз по каменным грубо обработанным и истертым за долгие годы ступеням, подгоняемые в спину стражниками. С хрипами, тяжело дыша, люди с трудом шли вперед, поддерживая раненых и шепча проклятия на головы своим врагам, измученные и морально, и физически. Еще бы, далеко не каждый сохранит свой рассудок, встретившись в смертельном бою с ожившими мертвецами, многие из которых были недавно твоими братьями по-оружию…
Лестница привела в узкий коридор шагов десять длиной. Впереди скрипнула, открываясь, тяжелая дверь, и пленников ввели в каземат – грязный коридор меж клеток узких камер, забранных ржавыми решетками. И тут же перед асирами предстала жуткая фигура. Огромного роста человек в порванных кожаных штанах, обмотанный цепями, с грубой железной маской на голове, где в узких прорезях блестели хищные глаза, пристально осматривающие новых пленников. В толстых волосатых руках он сжимал стальной, покрытый ржавчиной и красными разводами жезл и связку ключей – страж проклятых подземелий древней Халоги.
Не говоря ни слова, – возможно, он давно был лишен этого дара, – он властным жестом остановил процессию и начал распределение новичков. Он открывал ржавые клети, и стражники гиперборейцы хватали асиров и, сняв с них оковы, запихивали туда, словно скот, бесцеремонно пиная и толкая их. В ответ слышались лишь проклятия и громкие хрипы, никто не показал своей слабости – воины знали, что их ждет и не надеялись на благополучный успех. Великий Имир, Владыка севера, давно уже ожидает их в Валгалле.
Конану досталась одна из дальних камер – узкая клетушка из черного камня с выложенным старыми плитками полом, на котором лежала охапка стылой соломы. Больше здесь ничего не было – лишь узкое оконце под самым потолком, забранное толстыми металлическими прутами. Сквозь него с трудом пробивался такой далекий теперь свет луны. Гиперборейцы грубо втолкнули юношу внутрь, и дверь захлопнулась, как приговор лязгнул поворачиваясь ключ, отрезая варвара от мира и свободы.
Конан, переполненный гневом и душившей его яростью, молча взглянул на своих врагов. Один из стражников, что привели пленных, что-то тихо прошептал хранителю подземелья. Тот с удивлением воззрился на странного узника и, покачивая головой, удалился, гремя ключами. Конан, бегло осмотревшись, подошел к решетке, потрогал пруты, попробовал дернуть – держались крепко, даже тараном их не выбить. Затем он выглянул в коридор – там царила полная тьма. Стража, выполнив приказ повелительницы, удалилась, погасив все огни. Лишь слышны были тяжелые хрипы и бормотание сокамерников.
Конан немного походил по камере, затем тяжело вздохнул, так ничего и не придумав, и, не найдя иного выхода, улегся на кучу соломы и спустя некоторое время заснул.
Это была его первая ночь в Халоге.

* * *

Утром его разбудил лязг двери, тяжелые шаги надсмотрщика и странные скрипы – как потом оказалось, принесли утреннюю кормежку. Щуплый человечек с грязной просаленной повязкой на глазах в отживших свое лохмотьях катил по щербатому полу ужасно скрипевшую металлическую тележку, увешанную гнутыми и ржавыми половниками и черпаками. В самой телеге стояло глубокое ведро и стопка деревянных плошек. Зачерпнув из ведра какую-то дурно пахнущую смесь, он наливал ее в плошку и закатывал ее в камеру, немало ни заботясь о ее сохранности. В некоторые из камер он запускал несколько плошек, в некоторые только одну, несмотря на количество находящихся там человек.
Вот он замер у клетки Конана. Осторожно принюхался, оскалился, словно учуял нечто приятное, и, забросив в камеру плошку с едой, громко смеясь, хрипя и подвывая, покатил тележку назад, бренча половником по стальным прутьям камер.
Деревянная тарелка грохнула о каменный пол, треснула, и противного вида жижа растеклась по плитам, наполнив камеру противным кислым запахом. Что это было, Конан не мог даже предположить – возможно, овощи, не обязательно свежие, вываренные в безвкусную кашу, или отбросы со стола, прелые протухшие корни, а возможно и остатки пищи животных. Он брезгливо толкнул чашку ногой обутой в сапог, ругаясь и поминая Крома, расплескав эту кашу по полу еще больше.
- Ха, сынок. Лучше тебе не отказываться даже от такой еды, – прошелестел тихий голос из темноты камеры, что была расположена напротив – там не было окошка под потолком и мрак полностью скрывал говорившего. – Ты силен, дик и необуздан. Ты готов биться со всеми разом. Но это ненадолго. Без пищи скоро твоя сила иссякнет, и ты погибнешь. А силы тебе понадобятся, ой как понадобятся.
- Кто ты? – спросил Конан, шагнув к решетке, – в соседней камере среди прутьев возникло белое пятно – лицо другого человека, больше в этом мраке ничего нельзя было рассмотреть.
- Меня зовут Сехир. Я из Заморы, – послышался тихий ответ. – А кто же ты воин?
- Я – Конан, киммериец.
- А, варвар с гор. Вольный воин. Здесь нет воли и свобода лишь туман, парящий с луной. Я здесь уже несколько дней, хотя может быть и недель. Не знаю. В темноте время течет совсем по-другому. Я был в банде Варга Темного, когда мы отправились в набег на караван, следующий в Пограничное королевство. Добыча была богатой, по нашим меркам. Но далеко мы не ушли. Эти белокожие демоны появились, словно ниоткуда, половину наших безжалостно убили, остальных взяли в плен. И вот теперь мы здесь. Но из всех в живых остался лишь я, да и мне недолго ждать. Здесь царит лишь смерть.
- Нас убьют, казнят?
- Можно и так сказать… - тихий смешок чиркнул в темноте. – Можно и так… эта ведьма Вамматар любит кровь. Да, кровь и жуткие игрища, которые устраивает во имя себя и своей кровавой богини Лухи, хозяйки окутанных тьмой равнин. Мы все здесь – обречены. Мы смертники, – собеседник Конана закашлялся, подавившись слюной, но после продолжил:
- Ты сильный, в груди у тебя, я слышу, бьется смелое сердце, возможно, ты сможешь покинуть эти проклятые богами стены… возможно… Как я мечтаю об этом же. О, как я хочу вновь увидеть стены родного города. Да, Шадизар. Великий и Проклятый, укрытый туманом, обласканный жарким солнцем и мутным лунным светом, покровительствующим ворам и проходимцам. Там самые красивые женщины на свете и золото, море золота, что заманчиво блестит по ночам… там моя жизнь… а здесь нас ждет лишь смерть. Страшная смерть во славу королевы тьмы.
Он замолчал, и сколько Конан не звал его, больше он не откликался. Юноша лишь пожал плечами, он давно знал, что люди долгое время проведшие во мраке подземелий лишаются разума и рассудка. Знал, но еще не встречал таких, и вот увидел воочию. Но он все же последовал дельному совету сокамерника и хоть и через силу, но проглотил мерзкое варево и вновь завалился спать, силы и свежая голова еще понадобятся ему, это точно.

* * *

Вечером ему вновь принесли все ту же мерзкую кашицу плюс деревянную старую кружку с теплой пахнущей водой – вот и весь ужин, что ожидал пленников. И вновь громкий противный смех слепца, замершего у камеры Конана, огласил стены мрачного узилища.
А после пришли стражи. Они громко говорили, размахивая руками, что-то обсуждая, ходили между камер, вытаскивая из них некоторых узников, осматривали придирчиво их в свете факела, а после, сбив в кучу, куда-то увели.
И как только лунный свет просочился сквозь узкое оконце в камеру Конана, он услышал наверху дикий яростный вой, громкие крики, стоны и звон оружия. Удивленный, он поднялся, подошел к стене и, подпрыгнув, ухватился за край окна, подтянулся и постарался выглянуть наружу, чтобы рассмотреть, что же там происходит. Окошечко его камеры было расположено у самой земли снаружи и выходило в покрытый плитами дворик. Черные стены окружали двор, на них были видны балконы и галереи, на которых в данный момент бесновались с кровожадными выражениями на лицах гиперборейцы. Они что-то яростно кричали, потрясая руками и исходя слюной, в их словно лишенных человечности глазах пылало животное пламя. Они смотрели вниз. На стылых плитах лежали несколько окровавленных тел – истерзанных и изрубленных – перед киммерийцем была арена смерти. Вот гиперборейцы замерли, затаив дыхание, уставившись куда-то в сторону.
Конан изогнулся и увидел, как справой стороны двора в темном проеме заскрипела, поднимаясь, тяжелая решетка, и на свет вытолкнули двух человек. Один из них хромал, другой болезненно прижимал руку к своему боку, но у обоих в руках было оружие – блестящие в лунном свете мечи. Вот воины медленно вышли к центру двора, озираясь по сторонам, и Конан узнал одного из них в этом сумраке. Того, что хромал, звали Торир, Волчий Клык, один из помощников Ниала, которому посчастливилось выжить в бою с мертвецами. Посчастливилось? Скорее нет, сейчас его ждала жестокая битва с неведомым противником. И Конан прекрасно понимал, что измученный, раненый человек, лишенный способности хорошо передвигаться, отличная мишень для смерти.
С другой стороны двора открылась дверь, и на арену вышли еще два человека, сжимавшие в сильных руках короткие копья – гиперборейцы - высокие сильные воины, словно бронзовые немые статуи, сошедшие со своих пьедесталов. Они замерли, склонившись у одной из стен, и оттуда с высоты, где Конан не видел, раздался холодный и властный голос Вамматар:
- Начинайте!
И сразу же бойцы-гиперборейцы бросились к своим противникам, сверкнула сталь в морозном воздухе, и закружилась кровавая карусель, послышались первые стоны раненых, и Конан спрыгнул вниз. Он не хотел смотреть на эту бойню, он знал - у пленников нет ни единого шанса перед их врагами. Пусть Имир и все Северные боги примут асиров в свои чертоги.
Вскоре крики битвы за окном стихли – все было кончено. Воины пали, сраженные безжалостными убийцами. Затем гром радостных криков, казалось, разорвал небеса, так яростно веселились опьяненные кровью приближенные Вамматар. Но кровавая ночь на этом не закончилась.
Сколько боев прошло еще там наверху, Конан не считал, но громкие крики и стоны смерти сменяли друг друга, гремела сталь, слышалось звериное рычание и страшные вопли умирающих.
Вамматар и ее люди, словно обезумевшие, ревели на стенах, наблюдая человеческую гибель и агонию, они радостно кричали, подбадривая своих бойцов. И смерть витала над темным полем арены, где кровь лилась рекой, стекая по плитам и узким желобам, добираясь до окошечек у земли и стекая в камеры узников по холодным стенам. Это была бездна, кровавая и черная бездна, где вечность слышны крики истязаемых демонами душ. И эта проклятая крепость впитала в свои стены всю грязь и непотребства исчадий мрака.
Вот что ожидало здесь пленников. Смерть на потеху толпе – но смерть не геройская, люди здесь были лишь мясом, скотом, отправленным на бойню. И вольное сердце варвара с киммерийских гор не могло принять такой исход. Ярость и гнев душили его. Впервые попав в такую ситуацию, он не знал что предпринять. Но видит Кром, он не сдастся, если его ждет смерть – пусть, но он примет ее так, как положено воину – киммерийскому воину. Сейчас ему нечего терять – его народ далеко, у него нет семьи или жены, мать и отец в небесных чертогах, он изгнанник – его жизнь принадлежит лишь ему одному. И только он знает, как ей распорядиться. Отомстить врагам, сколько сможет, насколько хватит сил, – а после мрак Серых Равнин укроет его, что ж не худшая смерть. И Конан, уже все решив для себя, не замечая больше яростных криков и смертных воплей, задремал.

* * *

Наконец в одну из ближайших ночей настал и его черед.
Угрюмый тюремщик, окруженный хмурыми солдатами, в чьих черных глазах казалось навечно замер межзвездный мрак, открыл дверь камеры, и воины бесцеремонно вытолкнули Конана в коридор, где уже стояла толпа измученных ранами и временем мужчин с потухшими глазами. Но среди них, как Конан не искал, он не увидел ни одного знакомого лица – возможно, никого уже из банды Ниала не было в живых…
Их провели по темному коридору и вывели в небольшой зал с низким покрытым копотью потолком. Вдоль стен здесь стояли старые заляпанные кровью и нечистотами скамьи. Тусклые факелы с трудом освещали это преддверие преисподней. На другом конце зала виднелись узкие ступени, ведущие наверх к железной двери, за ней была небольшая комната, открывающаяся перегороженным решеткой выходом на арену смерти.
Уставшие, вечно голодные смертники расселись по лавкам, обреченно посматривая в сторону выхода. Кто-то из них молился своим далеким богам, кто-то отрешенно сидел, уставившись в никуда, кто-то готовился к неминуемой смерти. И у всех страх россыпью искр так и блестел в натруженных воспаленных глазах, отражающих пляшущий свет факелов.
И вот пришло время новой бойни. Уже десять человек, на этот раз по одному, были отправлены на арену. Они медленно обреченно поднимались по ступеням в верхнюю комнату, где молчаливый страж вручал каждому оружие, не глядя выбранное из огромной кучи старья, сваленного в углу. И никто из них не вернулся назад. Лишь крики распаленной толпы снаружи звучали все громче и громче.
И вот этот презренный гипербореец, чье лицо было украшено давним уродливым шрамом, сунул в руку молодого варвара короткий меч, покрытый пятнами ржавчины и, судя по всему, давно не точенный, и указал рукой на выход. Конан вышел на арену. Решетка за его спиной сразу же закрылась, громко лязгнув, отрезая путь назад. Он замер посреди довольно большого двора, полностью вымощенного тяжелыми каменными плитами, кое-где уже потрескавшимися или расколотыми. Над ним нависали гирлянды балконов, галерей и узких переходов, чертивших темные небеса. В узких нишах злобно скалились древние божества и страшные кровожадные существа, рожденные безумным гением неведомого сумасшедшего скульптора.
Одинокие факелы виднелись в скобах, расположенных на стенах, – их огонь едва разгонял мрак вокруг себя. Лишь тусклый свет звезд и узкого месяца падал на покрытые инеем плиты пола, с трудом освещая место кровавого побоища. Все десять пленников, что вышли перед Конаном, находились здесь же – истерзанные, изрезанные, лишенные жизни, и их горячая густая кровь из множества ран потоками текла по узким желобкам, покрываясь инеем и медленно застывая.
Конан взглянул вверх и разглядел бледные лица замерших в предвкушении гиперборейцев. Их глаза пылали жаждой крови и ненавистью к пленникам. Они жаждали узреть его смерть. Но его это совсем не волновало.
Юный киммериец лишь улыбнулся, чуть скривив губы, вдохнул полной грудью стылый воздух, обжигающий своими прикосновениями горло, и почувствовал, как легкая дрожь пробежала по всему телу, прогоняя усталость и боль. Он еще жив, хоть и находится в самом сердце обители мрака. Они хотят его жизнь? Что ж пусть попробуют взять, не просто, как им думается, одолеть киммерийского воина не связанного клятвой, готового вступить на путь смерти. Он еще сильнее сжал рукоять старого клинка и взглянул на своего врага, уже появившегося из второй двери. Это был огромный воин в черных одеждах, лицо его было укрыто маской, сплетенной из прочных кожаных ремешков, где в прорезях искрились кровожадные глаза. В бугрящихся мышцами руках он сжимал копье.
Воин прошел к дальней стене и преклонил колени перед каменным балконом, на котором восседала его владычица. Вамматар удобно устроилась в большом алькове на черном троне, сделанном из человеческих черепов, укрытом шкурой какого-то древнего животного, глаза ее горели бешеным огнем, а бескровные губы кривила злая усмешка. Судя по всему, она узнала пленника, что вывели сегодня на бой из недр крепости ее слуги. Именно он в конце погони за асирами швырнул ее в снег, отобрав коня для той асирской девчонки, которую она когда-то приготовила в жертву Лухи. Именно ее хлыст всю дорогу назад ласкал его плоть, оставляя багровые полосы ее гнева на его сильном теле. Но то время прошло, сейчас королева жаждала лишь крови и смерти. И она надеялась сполна получить все это.
- Начинайте! – выкрикнула она в нетерпении и засмеялась громко, высоко задрав голову к мрачным небесам.
Гипербореец мгновенно поднялся с колен и, грозно зарычав, бросился к Конану. Последовал молниеносный удар – воин стремительно атаковал юношу, выбросив вперед копье, словно удар атакующей кобры. Конан с трудом успел увернуться, скорее даже отшатнуться, и едва не растянулся на холодном полу, залитом застывшей кровью. Он даже не успел ответить, пытаясь сохранить равновесие, как смертоносное копье вновь метнулось к его груди.
И началась стремительная пляска смерти, завораживающая своими движениями, - это был словно какой-то колдовской танец! И, казалось, будто сама хозяйка загробного мира радостно воспарила над ареной, кружась на своих легких крыльях вокруг сражающихся, словно выбирая того, кто сегодня окажется в ее ледяных объятьях.
Конан изо всех сил скакал по двору, уворачиваясь от стремительного копья, но все же был не достаточно быстр. Уже множество царапин и мелких порезов украшали кожу его рук и груди, виднеющуюся сквозь дыры в рваной меховой одежде. Он искал момента для атаки, но так еще и не нанес ни одного удара своему стремительному врагу. Гнев застилал ему глаза, злость точила разум, но он отгонял их, прекрасно понимая, что одной лишь силой ему не совладать со столь искусным бойцом. Так его учил отец в ранней юности, когда впервые дал в руку выкованный специально для него клинок и начал обучать первым азам боя. Гнев - твой враг, ярость - сила обреченного.
Но вот уже усталость начала давать о себе знать. Руки и ноги медленно наливались тяжестью, в глазах то и дело мелькали розоватые пятна, в голове шумело, а его враг даже не сбил дыхания. Он все так же грозно рычал и бросался в бой, не требуя передышки, словно заведенный механизм. Надо что-то срочно менять. О, Кром, дай мне сил выдержать это! Укажи путь к победе!
И тут словно жар ледяного солнца окатил тело человека, словно дыхание высоких ветров и мрак курганов, где покоятся великие вожди древнего народа окружили его легким туманом, наполнив тело новой силой. Но скорее всего это пришел покой и ясность ума. Конан еще раз увернулся от острого жала копья и тут же схватился за него рукой, остановив его полет.
Гипербореец дернул оружие назад, но было уже поздно, страшной силы удар бросил его на покрытые снегом плиты. Конан вырвал копье из ослабевших рук, отбросил его в сторону и навис, словно Рок, над поверженным врагом, корчащимся на земле от боли, прижав руки к изувеченному лицу. Рукоять старого меча выбила ему глаз, и теперь он тонкой струйкой вытекал из раскуроченной глазницы.
Конан почти победил.
- А теперь добей его, раб! – раздалось в наступившей тишине, нарушаемой только стонами раненого. Вамматар, королева смерти, высокомерно задрав подбородок, с вызовом смотрела вниз и в ее темных глазах клубилась ночь.
Раб! Всего лишь раб, прислужник этой демоницы, кровожадной и яростной правительницы снегов!
Нет! Конан невозмутимо встал над телом побежденного противника и с вызовом взглянул на мрачную ложу, и холодный блеск звезд отразился в его взгляде, наполненном молниями гнева и отвращения.
Гнетущая тишина пала на двор. Гиперборейцы притихли, громкий шум и яростные вопли, раздавшиеся было, стихли полностью, все с ненавистью уставились на дерзкого юношу, посмевшего перечить их королеве. А Вамматар приняла вызов. Молча, она пристально смотрела в глаза варвару несколько долгих мгновений, а затем ее губы скривились в ядовитой усмешке, она вытянула руку с бледной кожей и черными ногтями, больше похожими на когти хищной птицы, и резко сжала тонкие пальцы в кулак. Тихий шепот раздался за ее спиной – верные слуги увлеченно следили за ее действиями.
И тут противник Конана страшно закричал, потом захрипел, тело его сотрясла жуткая дрожь. Конан в удивлении взглянул на него и отшатнулся пораженный. Тело гиперборейца изогнулось в страшных судорогах, глаза остекленели, утратив блеск жизни, вязкие слюни брызнули изо рта, смешиваясь с кровью. Затем его тело, покрытое коркой крови и ледяного пота, начало менять цвет. Черные пятна украсили бледную плоть, медленно покрывая всего гиперборейца. Он задергался еще сильнее, силясь вскричать, но что-то не пускало теперь на свободу его крик.
Вот еще миг и темное облако исторгло его душу, взвившись в пропитанный скудными лучами месяца воздух. Воин дернулся в последний раз и замер, распластавшись на камнях. А жуткое облако, клубясь и извиваясь, медленно испарялось, наполняя воздух вокруг запахом мертвой гнилой плоти. Вскоре оно исчезло, оставив на земле сморщенный труп.
Конан с гневом в синих глазах взглянул в ложу колдуньи, но ее там уже не было. Он с силой сжал кулаки, так что побелели костяшки пальцев, и огляделся вокруг, еще не зная чего ожидать. Как вдруг страшной силы удар обрушился ему на затылок. Меч выпал из обессилевшей руки, звякнув о камни. И сознание юноши поглотил мрак.

* * *

Очнулся он от боли; острая, жестокая она ритмично обжигала уставшее и избитое тело. Яркий свет факелов резанул безжалостно по глазам, жар огня опалил плоть. Конан зарычал, словно раненый зверь, и с кровью в глазах приподнял голову и огляделся вокруг.
Он находился в пыточной. Черные каменные стены, покрытые копотью и какими-то наростами, были увешаны разнообразными орудиями пыток – щипцами, молотами, ржавыми штырями и шипами, усеянными острыми иглами цепями и крючьями. В очаге справа плясало пламя, с треском пожирая сухие поленья, наполняя все помещение гарью и теплом.
Конан был крепко связан и лежал на животе на странном постаменте, похожем на высокую каменную скамью. Он слышал мерный и резкий свист хлыста, и боль продолжала равномерно ласкать его тело. Это было наказание за гордый нрав и отказ подчиниться воле владычицы. Удары плети громом отдавались в тишине каземата, нарушаемой лишь треском огня. Но тот, кто бил его, не издал ни единого звука – не слышно было ни вдоха, ни выдоха, ни хрипящего дыхания. Словно машина, раз за разом через равные промежутки кнут опускался на истерзанную спину юноши, оставляя длинные кровавые полосы. Да это и не удивительно. За время пребывания в этой мрачной цитадели Конан успел понять, что здесь нет «живых» людей, кроме пленников, но и они обречены на заклание по воле правительницы, символизирующей силы мрака, чьей служанкой она была, – сосуд, наполненный жизненной силой, вырванной из агонизирующих тел павших воинов. Она повелевала мертвецами, силой своей магии поднимая их из могил, в ее темных подвалах томились рабы, купленные в других странах, смертники, пойманные на темных дорогах южного мира, а так же древние существа, добытые для нее в глубинах заповедных тайных мест и глубоких пещерах Граскаальских гор на юге и Черных горах на севере.
Вот уже красные круги расцвели перед глазами Конана, и каждый новый удар добавлял к ним новые искры, топя сознание в омуте мрака и пустоты. Покой смерти близок. Скоро врата Серых стран откроются перед ним и воины-стражи в черных доспехах проводят его к трону Крома, повелителя могильных курганов.
Жуткий крик так и рвался наружу из его горла, но Конан неимоверным усилием держался, только хрипел и исходил слюной от злобы, ненависти и… безысходности. Нет, путь в обитель бога Киммерии пролегает не здесь.
О, Великий Кром! Неужели он вот так должен закончить свой жизненный путь запоротый насмерть, словно ничтожный раб?
Но вскоре боль отступила, окутав тело теплой волной. Удары прекратились, и лишь легкое жжение иссеченной плоти напоминало о произошедшем. Конан заметил как рядом с ним возник черный силуэт. Палач! Киммериец лишь с трудом мог разглядеть его сквозь нахлынувшую на глаза пелену. Все, что он запомнил - это горящие ярким багровым огнем глаза, словно два сверкающих в свете факелов рубина.
Истязатель отвязал его и бесцеремонно спихнул на пол. Конан грузно рухнул на каменные плиты, уже не сдержав тихий стон. От удара боль новой волной окатила его истерзанное тело, перед глазами полыхнула тьма. Он вновь был на грани беспамятства. И уже не видел, как открылась с тихим скрипом тяжелая дверь, и в пыточную вошли два воина-гиперборейца. Не говоря ни слова, они приподняли тело юного варвара и унесли прочь, волоча по земле. Позади них медленно закрылась дверь, скрыв жуткого обитателя этих кровавых подземелий.

* * *

В полное сознание Конан пришел уже в камере. В другой. Узкие низкие стены без окон и щелей, на грязном полу лишь драная циновка и темная лужа в углу. Руки его скованы между собой ржавой цепью, другая – перекинута через первую и укреплена в кольцо в полу. Вот так выглядит расплата за своеволие. Но его это не волновало – он еще жив и это главное.
В этом подземелье он пробыл несколько дней. Еду доставляли один раз – утром или вечером он не знал, здесь во мраке это сложно было понять. Он не слышал больше криков и стонов над головой, воя распаленной толпы и жестоких приказов Вамматар. Здесь царила лишь давящая на виски тишина. Судя по всему, его запихнули на самое дно этой проклятой цитадели. Что же здесь ожидает его? Медленная смерть? Нет, Вамматар не прощает таких обид, она ничего не забывает, и данное наказание лишь отсрочка от неминуемого. Ее месть скоро явится во всей красе, и испытывать ее удары он будет на арене. А сейчас остается лишь ждать. Но уж от этого он не умрет.

* * *

Где-то через неделю за ним пришли. Все тот же мрачный надсмотрщик с маской на лице и два воина-стражника. Они отсоединили цепь, крепящуюся в пол, и повели Конана по сырым коридорам. Других камер он здесь не видел. Возможно, это был своеобразный карцер для непокорных. Но в этом было мало смысла для Конана – зачем все это, если всем и так суждено погибнуть. Но о нем не забыли. Не оставили гнить здесь долгие годы без свежего воздуха и света. Нет, его ждала иная участь.
Вот и знакомый зал с низким потолком, и ступени, ведущие на поле смертного боя. И несколько уставших воинов, что сонными красными глазами молча проводили юношу, которого сразу же провели к выходу, где сняли цепи и вытолкнули наверх. В этот раз в руки ему дали лишь дубину из старого дерева, судя по всему не один раз уже побывавшую в бою, – края ее были излохмачены, и было такое чувство, что она треснет от первого же удара.
Но вот решетка поднялась, и Конан шагнул на свежий воздух. Снова холодная ночь, наполненная светом искрящихся льдинок, покрывающих пол арены. Снова крики безумной толпы и жестокий взгляд ледяных глаз королевы смерти, владычицы Вамматар. И снова враг стоит перед ним. Но на этот раз это был не человек. Дикий горный медведь, разъяренный голодом и нанесенными ему ранами, жаждущий крови, желающий лишь убивать и терзать плоть, метался среди нескольких трупов тех несчастных, что вышли на арену перед киммерийцем. Его темная шерсть блестела от застывшей крови, в бешеных глазах пылал огонь безумия – этот зверь превратился в безжалостную машину для убийства, он жаждет смерти и будет убивать, несмотря ни на раны, ни на усталость и страх. Все его эмоции, кроме ярости и жажды крови, поглотили гнев и боль.
Вот он замер, повернув голову к новому противнику. Вязкая слюна капала из его огромной пасти, в которой торчали жуткие клыки. Даже не рассмотрев как следует свою жертву, медведь бросился на Конана, страшно рыча и брызжа слюной. Киммериец увидел блеск его жутких глаз, от страшных хрипов холодок пробежал по его телу, но он не отступил. Сын Киммерии идет до конца. В своей, пусть и короткой жизни, он уже охотился на северных медведей, обитающих в его родных горах, правда те были не столь огромны и не так свирепы, к тому же ярость не слепила им глаза, да и он был лучше вооружен и не один. Но и дубинка в умелых руках может превратиться в достаточно грозное оружие. Дубинка, правда, а не тот огрызок дерева, что он сейчас сжимал в руках. Но Конан лишь криво усмехнулся, сжал покрепче свое оружие и, зарычав едва не громче разъяренного медведя, бросился в бой под крики кровожадной толпы светлокожих демонов севера.

* * *

Медведь огромной глыбой живой плоти воздвигся над человеком. Тяжелые лапы стремительно взбили ледяной воздух, разрезая его огромными смертоносными когтями. Конан едва увернулся от них, кувыркнулся по холодным плитам, вскочил на ноги и что было силы ударил медведя по черепу. Но, как он и ожидал, дубина разлетелась в щепы, не причинив зверю никакого вреда, лишь усилив его ярость. Медведь отскочил в сторону, треся косматой головой, стараясь прочистить глаза, в которые попало несколько щепок. Это дало юноше некоторую передышку. Он взглянул на обломок истерзанного дерева и с проклятием откинул его в сторону. Сверху слышались радостные вопли и крики зрителей, даже сыпались какие-то объедки, но воина это все сейчас мало заботило. Он огляделся вокруг. Те, кто принял здесь смерть до него, должны были быть хоть чем-то вооружены. Он увидел валяющиеся на полу дубины, выглядевшие покрепче той, что была у него, но уже испытавшие на себе ужасающие укусы огромного зверя, сломанное копье с погнутым наконечником и… кинжал, зажатый в руке одного из бедняг. Конан оглянулся - медведь уже прочистил глаза и медленного двинулся к нему, свирепо вращая налитыми кровью глазами.
Конан, не сводя глаз со зверя и не поворачиваясь к нему спиной, отступал туда, где заметил кинжал. Лишь десяток шагов отделял его от него, но эти шаги могли превратиться в вечность. Еще шаг, еще. Но вот зверь, громко ревя, уже несется к человеку. Конан развернулся и словно ныряльщик прыгнул к оружию. Он прогрохотал по каменным плитам, схватил кинжал и едва успел отскочить в сторону, как на то место, где он был, обрушилась ярость свирепого медведя. Огромные лапы промахнулись и обрушились на труп, сминая его, ломая хребет, превращая в малиновую кашу мертвое тело.
Конан присел, коснувшись пальцами холодных плит, – ноги напряжены и готовы к прыжку, в глазах азарт битвы. Радостный крик срывается с его губ. Теперь он хоть как то вооружен и готов броситься в бой. И если смерть найдет его сегодня, он примет ее, как воин. Воин снежной Киммерии.
Зверь, еще больше рассвирепев, вновь атаковал, но верткий человек опять ускользнул. И закрутилась ураганом хаоса смертоносная карусель. Конан, ловкий и быстрый, уклонялся от жестоких ударов медведя, уворачивался от его свирепых атак, стремительно передвигаясь по кровавой арене. И атаковал сам, взметая тучи лежащих на полу снежинок, терзая бока зверя своим клинком. Конан чувствовал боевой азарт, накрывший его с головой. Он казался размытой тенью, кружащейся вокруг грозного зверя, не могущего за ней уследить. Удары гиганта пропадали в пустоте и силы все быстрее и быстрее покидали его огромное тело. Множество неглубоких ран и порезов украсили его темную шкуру, сочащиеся тонкими ручейками крови. Это бесило зверя еще больше, но он ничего не мог поделать с верткой жертвой, мелькающей перед его глазами. А Конан атаковал и атаковал, резал и колол, уворачиваясь от сильных лап. В его глазах пылал огонь, и боевой клич Киммерии уже не раз взлетал к небесам.
Но вдруг в самый неподходящий момент он поскользнулся на пятне застывшей крови на полу и едва не упал. И потерянное время даром не прошло. Медведь не преминул воспользоваться ошибкой врага. Он словно скала обрушился на Конана, придавив его своим телом. Но вдруг громко зарычал, подняв голову к темным небесам, острые когти заскоблили по плитам, ломая лед и кроша камень, а затем он обмяк и замер. Остекленевшие глаза его уставились в пустоту.
Толпа на балконах замерла, с ужасом и удивлением гладя на поверженного титана. Но еще больше была удивлена, когда из-под туши, пошатываясь, показался израненный киммерийский волчонок, сжимающий в руках обагренный по самую рукоять кинжал, которым он пронзил дикое сердце зверя, принеся ему покой.
Конан встал над поверженным змедведем и с вызовом взглянул на ложу королевы. К своему негодованию он увидел, что она улыбается, кривя свои бескровные губы. За его спиной со скрипом поднялась решетка, и сильные руки отобрали у него нож. Стражи развернули его, и повели внутрь цитадели – возможно, первого, кто второй раз вернулся живым с этой проклятой арены, а вслед ему несся кровожадный смех Вамматар.

* * *

Следующим противником Конана был человек. Обессиленный, измученный пытками воин из Бритунии с осунувшимся лицом. Он бился коротким копьем, но не очень умело, и быстро нашел свою смерть от меча Конана. И шепча проклятия своим врагам, испустил дух, истекая кровью. Затем против киммерийца выставили трех недавно пойманных разбойников из Пограничного Королевства, еще полных сил и не изведавших «ласк» хозяина пыточной, но и их Конан отправил методично одного за другим к праотцам, окропив ледяные камни их горячей кровью.
Через несколько дней его выставили против четы полярных волков, злобных и кровожадных. Бой был долгим и принес Конану не только победу, но и десяток рваных ран, которые потом ему зашивал старик-лекарь, смотрящий за воинами-стражами подземелий Халоги. Следующий бой напомнил юному киммерийцу, где он находится. Перед ним стояли четверо мертвецов – два свежих трупа, один из которых был недавно сраженным Конаном воином из Пограничного Королевства, и двое совсем уж мерзких – гнилая плоть обнажила кости и клочьями свисала с мертвых тел, покрытых слизью и червями, а в пустых глазницах выходцев из мрака пылал синий огонь, словно отблеск пламени самой глубокой из бездн. И страх волнами окружал их жуткий отряд. Но Конан, многое уже повидавший на своем веку, обучался и искал новые пути для победы даже над самыми казалось несокрушимыми врагами. Мертвецам не удалось сломить его волю. И все они грудой истерзанной плоти и костей замерли на покрытых снегом плитах внутреннего двора на радость кровожадным зрителям.
Несколько дней передышки и новые схватки. Волк-оборотень, толпа крестьян из северных баронств Бритунии, аквилонский рыцарь, поднятый из могилы черным колдовством, странное существо с зеленой кожей и острыми клыками, вооруженное шипастой дубиной, еще один медведь, уродливая черная пантера с длинным хвостом, заканчивающимся жалом скорпиона… и множество других воинов, угнанных в рабство или купленных на рынках Бритунии, Немедии или Заморы, а также зверей и неведомых этому миру существ, вырванных из тьмы и иных миров, выловленных кровожадной королевой Халоги и ее слугами.

* * *

Конан провел в плену почти три месяца. Множество новых шрамов украсило его молодое сильное тело, смерть и кровь еще больше закалили его воинский дух, он возмужал за эти дни, испив чашу страданий и пыток до дна. И чужая агония уже не так радовала его. На нее он здесь насмотрелся предостаточно.
Но скоро это все должно закончиться. Так думал он. Сегодня за ним не пришли, значит, новых боев пока не предвидится. Его дикое сердце все чаще направляло его мысли к миру, что остался за этими высокими стенами. Пыл Конана поутих, кровь больше не требовала яростных битв, он перестал радоваться победам. Он стремился на волю. Туда, где свежий ветер взметает снег, срывая его с черных неприступных скал. Туда, где лишь он сам хозяин своей судьбы. Туда, где есть день, ночь, рассвет и закат, и путь, что ляжет к ногам верным псом, и неизвестность, таящаяся впереди за каждым камнем и кустом. Настала пора покинуть эти проклятые богами застенки.
Несколько дней назад он решил, что убежит, оставит позади мрак Гипербореи и причуды ее кровавых властителей, унеся с собой в сердце вечное отвращение и ненависть к бледнокожим воинам-слугам северных колдунов.
Уже несколько часов он яро подтачивал одно из колец цепи, стягивающей его руки. Он очень усердно трудился и за несколько часов изнурительной работы, используя небольшой шероховатый брусок, который сумел однажды стащить из клетки лекаря, почти до конца стер одно из них. Сейчас было бы очень легко, используя всю силу мышц, разорвать цепь, но он ждал. Ждал вечернего обхода, ждал того момента, когда надсмотрщик откроет дверь его камеры, чтобы впустить внутрь слепого старика-разносчика.
Вот и знакомый скрип старой тележки, которую слепой раб подкатил к его камере, тенью скользящий перед ним Железная маска загремел ключами и открыл дверь. Он медленно вошел, держа в одной руке факел, осматривая камеру, бросил взгляд на цепь, но ничего вроде бы не заметил. Затем он взглянул в напряженные блестящие глаза узника, и казалось, этот взгляд заставил его испытать невольный страх и холодную дрожь. Тюремщик заколебался, видимо что-то уловив в синей глубине глаз Конана, и шагнул спешно к двери, когда странный звук, раздавшийся у него за спиной, заставил его замереть у самой двери и оглянуться.
Конан, тихо зарычав, словно дикий зверь, с силой рванул свою цепь, сточенное звено не выдержало этой мощи и лопнуло, освободив пленника. Цепь, укрепленная в пол, с громким лязгом рухнула на камни. В одной руке варвара был теперь цеп длинною три фута, в другой - чуть меньше. Не дожидаясь, когда враг придет в себя, Конан бросился тюремщику на спину, накинув стальную петлю ему на горло, и крепко, что было сил, сжал. Ржавый метал глубоко вошел в незащищенное горло, сминая плоть и хрящи. Тюремщик с пеной на губах выронил факел и вцепился пальцами в цепь, пытаясь освободиться, но все было напрасно. Тогда он пошел на решительный шаг. Он ринулся к стене и всем своим весом впечатал в нее киммерийца, выбив из его груди почти весь воздух, но не смог изменить свою судьбу. Конан лишь сильнее уперся коленом ему в спину и давил, давил, пока жертва, громыхнув ключами и цепью, обмотанной вокруг его тела, безжизненным мешком не рухнула на пол со смятым окровавленным горлом.
Юноша вскочил, выхватил из-за пояса тюремщика острый стальной прут, которым он часто наказывал пленников, от души лупя их по спине и плечам, подхватил связку ключей и, не издав ни единого звука, хищной тенью выскользнул в коридор. Там, тихо посмеиваясь в бороду, стоял слепой, прислонившись спиной к стене и потирая грязные руки, видимо, он уже понял, что произошло в камере, – у слепых очень хороший слух, – но уходить не собирался, так как не было приказа. И он догадывался, что его ждет. Его смех оборвался, когда Конан ударом кулака отправил его в мир мрака и грез.
Далее киммериец пробирался уже знакомыми коридорами, отыскивая хорошо изученный путь наверх. Много раз хмурые солдаты Халоги вели его этим путем на смерть, но каждый раз он умудрялся возвращаться обратно. Сейчас он шел мимо карцеров и пыточных, из-за дверей которых слышались страшные стоны и крики, мимо залов с мертвецами, лежащими в гнилых, покрытых пылью и прахом коробах, и заполненными почти под самый потолок колодцами, где обитали странные существа, мимо загонов с дикими зверями и тварями из иных миров. Вот и лестница на верхний ярус каземата. Он стремительно поднялся по каменным ступеням и, медленно открыв тяжелую дверь, очутился среди клеток и камер. Сюда впервые его привели, здесь же дожидались своей смерти его друзья – асиры, как и многие другие пленники темной Халоги – обреченные на смерть волей кровавой Вамматар, повелительницы мрака и боли. О, как же он желает воткнуть этот стальной прут в ее нежное тело и кромсать его, терзать, превращая в сочащееся кровью месиво. Но это невозможно. У него появился шанс покинуть эти застенки, и он воспользуется лучше им, чем потратит время на поиски неведомых ему покоев темной королевы. Ведь даже если он исполнит свой замысел, наверняка его схватят на обратном пути и вновь запрут – от такой перспективы его аж передернуло – и не в глубоком карцере, а возможно у самых врат в бездну, откуда к чертогам Крома не будет ни единого шанса добраться его душе.
Это совсем его не устраивало. Он был молод и не горел желанием оставить свою жизнь в этих заляпанных кровью стенах. Поэтому он и стремился убежать отсюда и как можно дальше. Может спустя время он найдет способ поквитаться за все, но не сейчас.
Сейчас его манила лишь свобода.
Он проскользнул меж камер, осторожно, стараясь не шуметь, отпер дверь и растворился в темных коридорах Халоги. Поворот, еще один, узкая лестница, ведущая наверх, небольшой коридор, по которому словно призраки мертвых миров прошел караул, - два бледнокожих стража-гиперборейца. Переждав пока они пройдут, затаившись во тьме в углу, Конан двинулся дальше. Вот и комната слуг, сейчас почему-то пустая, небольшой узкий коридор и дверь, открывающаяся в общий двор, где были загоны для лошадей хозяйки, глубокий колодец и псарни с караулкой. Там же расположены и ворота - последняя преграда перед такой долгожданной свободой.
Конан замер, потушив все ближайшие факелы, погрузив все вокруг во тьму, и, медленно приоткрыв дверь, выглянул наружу. Тут же сильный порыв ветра едва не вырвал ее из его рук, сыпанув ему в лицо пригоршню снежинок. На улице, как нельзя кстати, хвала Крому и его братьям, ярилась снежная буря – колючий и жесткий снег дождем сыпался с мрачных ночных небес, ветер ярился в вышине, страшно завывая. Ничего невозможно было разглядеть дальше шага впереди. Лишь сбоку одинокой искрой мигала горящая у дверей караулки лампа.
Киммериец вернулся немного назад, прикрыв за собой дверь, вошел в комнату слуг и, порывшись среди сваленного в углу тряпья, отыскал кое какую рваную одежку, тут же напялив ее на себя. Он - дитя севера – привычен к снегу и не боится холодов. Но пусть зима уже постепенно отступала, сдавая свои права, замерзнуть человеку даже привычному к холодам севера было легче легкого.
Затем Конан вновь открыл дверь, немного поежился и шагнул в метель, направляясь к мелькающему огоньку лампы. Рядом с караулкой были расположены главные ворота, как он помнил. Он утопал по голень в сугробах, нанесенных бурей на двор, падающий снег больно колол глаза, мешая видеть, но киммериец упрямо шел вперед. И тут вдруг черная тень преградила ему путь. Почти инстинктивно киммериец ударил, метясь в голову, и металлический прут нашел свою жертву, пробив череп врага, мгновенно превратив его в кровавую кашу, где и застрял среди ошметков мозга и костей. У ног Конана замер один из охранников ворот, даже не успевший понять, что же убило его, вынырнув стремительно из-за пелены бурана.
Дальше было все просто. Конан изо всех сил налег на тяжелый брус, запирающий огромные ворота, поднатужился, крякнул, когда огромный вес лег на его плечи, но вот засов рухнул в снег. Конан еще оглянулся назад и, оскалившись словно волк, выказав этим мрачным стенам свой клокочущий гнев и черную ненависть, толкнул створку ворот и выскочил на волю. Свобода!
Неистовая буря укрыла его. И даже потом, когда Вамматар узнала о его побеге, она уже ничего не могла сделать. Снег, иногда сменяющийся ледяным дождем, надежно стер следы беглеца, и ни собаки, ни магия не смогли указать ей направление, куда он убежал.
А шел юный Конан на юг, в теплые земли. Держал он путь в далекую Замору, где под ярким солнцем и тусклой луной на засушливой равнине у гор раскинулся город Шадизар, прозванный Проклятым, богатая и манящая столица, город золота и прекрасных женщин.

[Баффи]

Странно, походил, солому нашел, улегся на нее - в темноте так легко?
Нравится пока, попробую хоть эту в читалку кинуть, а то большая и нет диалогов почти. Сплошное поле букв.

[Комиссар]

Прочитал только до первых ***.
Честно говоря, не люблю рассказы про тюрьму, поэтому дальше просмотрел "по диагонали".
Написано, вроде, хорошо, но маловато диалогов.

[Зогар Саг]

А ниче так, атмосферно. И про Гиперборею и про Вамматар, зер гуд.)
Только с монстрами на арене перебор, это все таки Хайбория, а не Вархаммер какой-нить, тут всякие ужасы и твари не настолько будничны

[Monk]

Юность вождя... Ничего так, хорошо написано. Очень даже.

[Пелиас почти кофийский]

может это сам Зогар и написал?

[Monk]

Цитата: Автор: Пелиас почти кофийский может это сам Зогар и написал?

Ну, если не ты, то скорее всего он!

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Monk Ну, если не ты, то скорее всего он!

И такой типа коварный, сам себя хвалю, сам себя поправляю)

[Vlad lev]

Скучно, вяло... Итог -2
(Камповская примитивно-тупая "Гиперборея" с ходячими мертвяками обрыдла.)

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Vlad lev Скучно, вяло... Итог -2 (Камповская примитивно-тупая "Гиперборея" с ходячими мертвяками обрыдла.)

То что тебе не нравится камповская Гипеборея, не делает рассказ плохим.
Уж всяко лучше многих из тех, кому ты от души десятки и девятки ставишь.