Прятки

[Lex Z]

Прятки

– Прятки! – торжественно объявил Лешка, когда родители, наконец, ушли.
– Прятки! – захлопала в ладоши Наташка.
– Прятки… – с сомнением отозвался Мишка.
Тоха молча пожал плечами.
Мнения разделились.

Мишку и Тоху можно было понять – одно дело играть в прятки в каком-нибудь заброшенном здании, на стройке или за гаражами, и совершенно другое – в доме.
На улице можно найти и ямы, и полувкопанные в землю трубы, и даже старые холодильники – хотя взрослые строго-настрого запрещали прятаться в них, стращали тем, что, мол, дверцы захлопываются, дети не могут выбраться и медленно умирают от удушья. Лешка, кстати, как-то пытался проверить, сколько он может не дышать. Получилось совсем мало, чуть меньше минуты. Лешка озадачился и решил уточнить, точно ли через закрытые дверцы воздух совсем-совсем не проникает. Он даже придумал, как это узнать – достаточно посадить в холодильник на ночь кошку, а наутро посмотреть, как она там.
Была лишь одна проблема – в кошке. Дома у них ее не водилось, а Тоха наотрез отказался предоставлять для опытов свою. Лешка и просил, и уговаривал, и сулил всяческие заманчивые вещи – например, робота-трансформера, ну и что, что у того отломана рука! будет самолет без одного крыла! – но Тоха не соглашался. Лешка даже подумывал выкрасть у него кошку – но черная, злобная Багира дала ему со всего размаху по руке когтями, вырвалась, и, задрав хвост, ушла огородами.
Лешка все-таки добился своего – подманил на кусок колбасы какую-то беременную брошенку с дальних дач. Кошка была доверчивой и соскучившейся по людям, поэтому легко пошла на руки и лишь недоуменно и обиженно мявкнула, когда Лешка захлопнул за ней дверь холодильника.
Наутро кошки в холодильнике не оказалось. Лешка пнул белый, а теперь какой-то желтый, в ржавых разводах бок и зло подумал, что надо было сажать туда Наташку. Уж та-то никуда бы не убежала, а все равно вернулась домой. Заодно бы и рассказала, как оно там, в холодильнике.

– Прятки, – повторил Лешка. – Ну а что еще?
– Нууу… – протянул Мишка. – Может быть, в приставку?
– Родители не разрешают, – быстро ответил Лешка. – Говорят, что у телека экран выжигается.
– Ерунда, – со знанием дела встрял Тоха. – У меня дядька телемастер, говорит, что ерунда все это, ничего не выжигается.
– Ну вот тогда давай на твоей приставке и поиграем, – огрызнулся Лешка. – Я что, виноват, что ли, что мамка решила у нас собраться?
Родители Лешки, Наташи, Мишки и Тохи когда-то учились в одной школе – и до сих пор, живя на соседних улицах, крепко дружили. Мальчишек три семьи родили практически одновременно, а еще через два года у Лешки появилась младшая сестра. Да были и ссоры – как это случается у детей, жестокие и навсегда – но уже через пару дней вся компании восторженно возилась в очередной луже, ловя головастиков или пытаясь сделать из мухи аэроплан.
Наташа – сейчас уже шестилетняя – никогда не была для пацанов лишним грузом. Живая, задорная – а когда того требовалась, то тихая и незаметная – она участвовала во всех мальчишеских затеях.
Поначалу не по своей воле – когда мама вышла на работу, заботы о сестре легли на пятилетнего Лешку. Наташе пришлось приспосабливаться: Лешка совершенно не желал сидеть дома и следить за тем, чтобы она не выпила уксус, не опрокинула на себя горячий чайник или не застряла где-нибудь под тумбочкой. Поэтому он таскал сестру с собой, даже не задумываясь о том, что ее маленькие ножки могут просто не поспевать за ним. И Наташа приспособилась. Наравне со всеми плескалась в запруде – хотя вода доходила ей до самого лба, когда всем остальным была лишь по грудь. Отчаянно дразнила козла соседки тети Лиды – хотя тот часто срывался с привязи, а Наташа бегала медленнее всех. И, конечно, не отказывалась ни одной игры – тем более той, где ее возраст был не так уж и важен.

Дней пять назад вся компания пошла обворовывать председательский сад – странное дело, ведь точно такие же яблоки и малина росли у всех, бери не хочу, но, наверное, ворованное слаще. Наташа стояла на стреме, Лешка и Тоха залезли на «белый налив», а Мишка перекидывал яблоки через забор.
Никто и не заметил, как подкрался председатель. Нет, он не орал, не спускал собаку – старую, жирную помесь таксы с неизвестной породой, и конечно же, не палил из ружья солью – вообще, когда в последний раз кто-то палил из ружья солью? Он просто постоял, внимательно разглядывая пацанов – а потом быстрым шагом отправился к Мишкиным родителям. Именно они работали ближе всего к председательскому саду. И именно Мишкин отец всегда носил широкий армейский ремень.
Тяжесть этого ремня первым ощутил на себе Лешка. Потом с воплем скатился с дерева Тоха. Мишке отец просто погрозил – ужо тебе, дома влетит как следует. Увидев же Наташу, он лишь покачал головой и ничего не сказал.
Зато вечером все, что хотели, сказали родители. И что не думали, что воспитали воров, и что Лешка учит сестру только плохому, и что вот-вот в школу, а уж там-то не до веселья будет. И самое главное – что теперь они посажены под домашний арест. И как минимум неделю выходить из дома будут только по крайней нужде и под присмотром кого-нибудь из взрослых.
То же самое услышали и остальные пацаны.

Так что сегодня, когда у Тохиных родителей была годовщина свадьбы, и все собрались у Лешкиных – и потому что очень большая и удобная летняя веранда, и потому что ближе всего к винно-водочному магазину – детей притащили с собой и строго-настрого запретили покидать двор.
А сейчас, когда взрослые ушли в винно-водочный – а по своему опыту ребята знали, что это может затянуться и на полчаса, и на час, в зависимости от того, удастся ли зацепиться языками с соседями и не подвернется ли попутка до города, где выбор больше – запрет был скорректирован до «не выходить из дома вообще».
Конечно, его можно было бы нарушить. Но соседка тетя Лида зорко бдила за всеми примыкающими к ней участками, так что пацанов бы выдала как пить дать. А штрафная неделя уже подходила концу…
Поэтому выход был лишь один – развлекаться в доме.
То есть…. прятки?

– Я пас, – отозвался Мишка.
Тоха снова лишь пожал плечами.
– Трое не дело, – заявил Лешка. – Или все, или сидим и тупим в стенки.
– Ну Ми-и-иш! – заныла Наташа. Она искренне любила прятки, причем ей было все равно, в какой роли там выступать – прячущегося или ищущего. Искала она самозабвенно, прощупывая и обшаривая каждую щель, даже такую, в которую не протиснулась бы и мышь. Пряталась так же отчаянно, стоя на самых цыпочках за шторой или дыша в кулачок в пыльном зашкафье.
– Ну только если Лешка будет водить первым, – смягчился Мишка. – И считать до ста медленно! А то знаю я его: раз, два, три, чтырепятшыстсымьвсымсто!
– Не ври! – обиделся Лешка.
– Медленно! – поднял палец Мишка. – Иначе не играю.

*****
– Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… – громко и размеренно считал Лешка на другом конце дома.
Наташка слышала, как тяжело ему дается эта неторопливость, как хочется выпалить оставшиеся числа скороговоркой – и броситься на поиски. И, зная брата, она понимала, что он долго не выдержит: сначала будет делать все меньшие и меньшие паузы, потом слепит слова в невнятную кучу, а потом и перескочит через один-два десятка – какая разница, ведь он уже добился своего, игра началась!
Их дом был большим – на девять комнат, кухню, две кладовки – и она знала в нем каждый закоулок. Но так же каждый закоулок в нем знал и Лешка. А также он знал ее – и мог сразу догадаться, куда она решит спрятаться. Поэтому Наташа на этот раз решила поступить не так, как всегда.
Первой мыслью было укрыться в шкафу, где висела папина рабочая одежда. Присев на корточки, она могла бы полностью исчезнуть за его высокими рыбачьими сапогами. Или завернуться в длинный холщовый плащ, свисающий до пола, засунув руки в рукава.
Но это была первая мысль – и скорее всего, Лешка бы сразу ее раскусил.
Вторая идея повела ее в кухню – мама как раз собиралась на днях квасить капусту, и большой эмалированный бак стоял приготовленным под столом. Наташа прекрасно поместилась бы в нем, да еще бы прикрылась крышкой… Но нет, нет, нет… Лешка догадается!
А где она никогда, ни за что не стала бы прятаться?

Диван.
Старый родительский диван, весь продавленный, кое-где прожженный папиной сигаретой – но почему-то до сих пор нежно любимый мамой. Наташа думала, что папа специально прожигал этот диван и с размаху плюхался на него – она слышала, как родители ругались по этому поводу, как папа предлагал «выкинуть этот хлам» и купить что-то новое, современное – и как отказывалась мама, объясняя, что «именно на этом диване ей снится покойный дедушка и дает советы». Папа после таких слов обычно воздевал руки к потолку, бормотал что-то про «взрослая интеллигентная женщина, а туда же» и прекращал уговоры о продаже еще на пару недель. А потом все начиналось снова…
Наташа не любила этот диван. Покрывало на нем ей казалось слишком колючим и грубым, сам диван – жестким и неуютным. На нем невозможно было попрыгать – старые пружины будто хватали за ноги. Он раскладывался со скрипучим визгом – и с каким-то надрывным воем собирался обратно.
Его ножки были достаточно высокими, а покрывало опускалось практически до самого пола – но Наташу никогда не тянуло спрятаться под ним. Она не боялась темноты и спокойно засыпала без включенного света – даже когда Лешка специально рассказывал страшные истории – но полумрак именно под этим диваном ее пугал. Она не знала, почему – ведь множество раз видела, как мама пылесосит там, выгребая комки пыли, фантики от конфет и мотки пегих волос.
Нет, она ни за что не будет прятаться под этим диваном!
Да, именно так Лешка и подумает.

*****
Под диваном пахло пылью и почему-то старыми мокрыми тряпками. Наташа осторожно чихнула – она умела чихать почти беззвучно, будто охая – и надавила пальцем на ямку под носом: старый, испытанный прием, чтобы утихомирить свербение в носу.
– Восемсетьпять, восемсетьшесть, восемьсемь… – Лешка уже начал торопиться и частить.
Наташа отодвинулась в самый угол между боковиной дивана и стеной. Нет, все равно, можно заметить. Да, спереди удачно прикрывает свешивающееся – Наташа его еще немного поддернула вниз – покрывало, но если встать на четвереньки и заглянуть сбоку, то вот она, вся как на ладони.
Увы, перепрятываться времени уже не было. Даже если она успеет вылезти из-под дивана и, например, завернуться в занавеску, то все равно можно будет разглядеть грязные пыльные следы, ведущие к окну.
Наташа осмотрелась. Обивка на боковинах была старой, обтрепанной – это было заметно и снаружи, но отсюда, изнутри, крупные лохмы, еле-еле держащиеся на погнутых гвоздиках и проржавевших скобах из тонкой проволоки, были просто ужасны. Наташа осторожно тронула одну из скоб пальцем. Та качнулась, просела – а потом вдруг с легким треньканьем выпала. За ней следом пополз край ткани – пополз до самого пола, надежно закрыв Наташу от взглядов сбоку.
– Ой… – радостно прошептала она.
– Я иду искать! – торжественно провозгласил Лешка.
Наташа, торопясь и вздрагивая, когда мелкие щепочки впивались в нежную кожу под ногтями, стала обдирать скобы и гвоздики с другой стороны. Здесь как раз шла планка, делящая диван напополам – сложная техника, позволяющая по желанию складывать лишь одну половину – к которой тоже цеплялась обивка одной из частей. Наташе не очень везло – в отличие от боков, здесь ткань была более протерта из-за частого шарканья туда-сюда, поэтому лохмы оказались узкими и просвечивающими. Но все же, благодаря теням и полумраку в самой глубине, можно было сказать, что Наташе удалось надежно спрятаться.
– Я иду искать! – повторил Лешка.
Судя по звуку, брат сейчас был тремя комнатами далее, где-то в районе кладовки. Именно в кладовке обычно любил прятаться Тоха – умудрялся как-то зацепиться руками и ногами и взобраться практически к самому потолку. Лампочка в кладовке перегорала с завидной регулярностью каждую неделю, папа винил во всем старую проводку, но чинить не торопился – поэтому Тоху можно было разглядеть, только если усиленно присматриваться. Ну или просто взять швабру и потыкать ею в темноту – именно так всегда и поступал Лешка.
Однако папа как раз вчера вкрутил новую лампочку – так что в кладовке, скорее всего, никого нет.
А вот дальше у Лешки есть два пути. Или идти сюда, в комнаты, по направлению к Наташке – или развернуться и уйти в совершенно другую сторону, к кухне и летней веранде.
Ах, если бы он пошел к кухне! Он бы провозился там минут десять, а может быть, и нашел бы кого-нибудь из пацанов!
Но, как назло, Лешка теперь молчал.
Это было в его привычке – внезапно замолкать и переходить на тихий шаг, практически на цыпочках, чтобы спрятавшиеся расслабились и невольно выдали себя.
Наташа поплотнее вжалась в угол.
Нет, она не попадется на эту Лешкину уловку!

Вдруг тихонько скрипнула дверь. Наташа специально оставила ее притворенной – как бы тихо ни ходил Лешка, он бы не справился с предательски рассохшимся косяком.
По полу зашелестело, зашуршало, зашкрябало – видимо, Лешка понял, что дверь могла его выдать, поэтому уже не старался таиться.
Наташа зажмурилась – ей казалось, что если она будет следить за Лешкиными ногами из-под дивана, то он заметит это, почует, как животное – и сразу найдет ее. Когда глаза закрылись и Наташа погрузилась в темноту, в которой то и дело – как в калейдоскопе с цветными стеклышками – вспыхивали и исчезали, потускнев, разные узоры, ее чувства обострились.
Лешка шел как-то неловко, будто приволакивая ноги. Он то шлепал, то цокал – Наташе тут же вспомнился анекдот, который сегодня рассказал Тохин папа, про какого-то поручика, который не стриг ногти на ногах – то даже как-то хлюпал, будто наступил в лужу.
А еще он дышал. Дышал хрипло, надрывно с каким-то внутренним утробным бульканьем. Наташа уже слышала такие хрипы, когда Лешка простудился и врач дал ей послушать его через трубочку. Но тогда хрипы были громкие и резкие, а сейчас словно шли через сложенное мокрое полотенце.
Наташе захотелось выглянуть и узнать, что же происходит с Лешкой – но она остановила себя: с брата сталось бы специально разыграть картину, чтобы выманить какого-нибудь доверчивого дурачка. И она не станет таким дурачком!
Наташа постаралась не думать о том, что она слышит – и тут же ее мысли захватил запах. Странный, чуть сладковатый, как из ведра с переспевшими яблоками, какой-то тягучий и липкий – он словно обволакивал горло, не давая языку шевелиться. Наташа облизала губы и сглотнула вязкую слюну. Запах стал рассеиваться – точно кто-то лишь пшикнул какими-то дешевыми духами, а потом разогнал удушливое облако рукой.
По полу продолжали шуршать и шелестеть – Лешка ходил по комнате. Судя по скрипам и тихому стуку, он открывал и закрывал дверцы шкафов, зачем-то выдвигал ящики письменного стола и даже, кажется, подергал туда-обратно шторы.
Затем шаги стали приближаться к дивану.
Наташа зажмурилась еще крепче и затаила дыхание.
Шаги чуть замедлились – словно Лешка увидел или услышал что-то и отвлекся.
Наташа не дышала, не шевелилась и не открывала глаза. Ее нет, ее нет, ее нет тут!
Шаги остановились прямо перед ней.
Сердце колотилось где-то в голове, в ушах шумела и гудела кровь. Казалось, это все звучит так громко, что стоящий в нескольких сантиметрах Лешка обязательно, обязательно должен услышать!
Наташа осторожно поднесла ко рту кулачок и стала медленно и тихонько выдыхать в него. Шум в ушах утих, сердце вернулось обратно на свое место – лишь в голове чуть пульсировала боль.

И тут Лешка вдруг нырнул под диван.
Рядом с ней, под вторую половину.

Наташа вздрогнула и оторопела.
Что это? Какая-то новая задумка? Зачем он это сделал?
Он нашел ее и хочет в наказание больно защипать?
Или, наоборот, не нашел и просто решил проверить, что там, в темноте? Так, на всякий случай?
Наташа замерла. Даже дыхание, кажется, замедлилось.

Лешка, тем временем, ничего не делал. Кажется, он даже и не заметил сестренку.
Он немного поворочался, словно устраиваясь поудобнее – и затих.
Наташа озадачилась еще сильнее.
Возможно, ему надоело искать – и он решил сам спрятаться и дождаться, когда остальные утомятся сидеть в своих укромных углах. Возможно, он уже перехотел играть – а такое часто бывало: Лешка очень быстро загорался чем-то, заставлял всех плясать под его дудку – а потом так же мгновенно охладевал.

Но…
– Я иду искать! – вдруг громко прокричал Лешка.
Прокричал из кухни.

Наташа почувствовала, как тело наливается холодным оцепенением.
То, что пряталось рядом с ней, лежало на расстоянии вытянутой руки… не было Лешкой.
Наташа осторожно скосила глаза, выискивая в лохмах скрывающей ее обивки просвет.
И закусила губу, сдерживая рвущийся крик ужаса.

Это было что-то огромное, пегое, волосатое – словно несколько шуб, напяленных друг на друга. Бесформенное, нечеловеческое – как она могла принять его за Лешку? От него пахло мокрыми тряпками, сырым мясом и гнилыми овощами. Наташа не могла разглядеть его – лица? морды? хари? – и не понимала, то ли это потому, что существо отвернулось от нее, то ли потому, что у него и нет этого лица, морды, хари…
Да, ей надо было, наверное, закричать. Предупредить Лешку, который, ничего не подозревая, сейчас приближался к этой комнате. Закричать – и выдать себя. Сейчас существо, кажется, не замечает ее – о да, Наташа умела прекрасно прятаться! – но стоит ей издать хотя бы звук, и…
Существо зашевелилось. Ему явно было тесно под диваном, оно пыталось устроиться поудобнее, но упиралось головой – это же голова, да? вот это вот что-то большое, вытянутое и бесформенное, это же голова? – в верхние перекладины.
Наташа, съежившись за лохмами обивки, изо всех сил старалась не дрожать.
И молчала.
Существо возилось, тяжело дыша и сопя. Казалось, что под слипшейся, свалявшейся шерстью, что-то пульсирует, то растягиваясь, то снова сжимаясь. Оно кряхтело – и, кажется, что-то бормотало. Наташа прислушивалась, пытаясь понять, что именно – но это были какие-то бессмысленные, невнятные обрывки слогов.
Но сама она молчала.

Скрипнула дверь комнаты.
Существо замерло.
– Иду искать! – шепнул Лешка, хихикнув. – Есть кто живой?
Наташа молчала.
Она молчала, молчала, молчала – хотя надо, надо, надо было закричать!
Закричать – и выскочить из-под дивана, чтобы существо не успело ее поймать!
Но покрывало спускалось слишком низко, и оно было слишком тяжелым – Наташа запуталась бы в нем, замешкалась, и была – ну конечно была бы! – схвачена за ногу. И утащена обратно под диван.
А там…

Лешка – теперь она точно узнала его шаги, как она могла перепутать их несколько минут назад! – ходил по комнате, обшаривая каждый уголок. Проверил шкаф, отодвинул от стены кресло, снял с него подушки.
Существо затаилось.
Оно едва дышало – и даже уже почти не воняло. Наташа ощущала, как оно напряженно ждет, когда Лешка подойдет поближе, и тогда…
Что, что будет тогда?
Нет, надо крикнуть, крикнуть!
«Леша, беги!» – вот что надо крикнуть. Он же ее брат. Каким бы жестоким, глупым, злобным он ни был – но это ее брат. Она должна спасти его, она должна крикнуть!
Наташа набрала воздух в легкие, чтобы полностью выложиться в этом единственном – и, наверное, последнем в ее жизни – крике.
Но тут существо шевельнулась.
И Наташа проглотила этот воздух.
И промолчала.

– Ага! – голос Лешки раздался совсем рядом.
И покрывало поползло вверх.

*****
– Ага! – отозвалось рядом с Наташей.
Отозвалось тоненьким, девчачьим, удивительно знакомым голосом. Наташа слышала этот голос десятки раз, когда папа торжественно ставил кассету с записью, где она читает на Новый год стихи.
– Я тебя нашел! – гордо сообщил Лешка. – Самую первую! Не умеешь прятаться -
не играй! Тебе водить!
– Водить! – повторило существо.
– Бе-бе-бе! – Лешка был явно доволен собой.
– Бе-бе-бе!
– Ну давай же, выходи! – под диваном показалась Лешкина рука и, прежде чем он успел ухватить ворох мокрой, вонючей шерсти, грязная дрянь вдруг превратилась в голубенький, в крупный белый горох сарафан. Точь-в-точь такой же, какой был надет сейчас на Наташу.
– Выходи! – пропищало существо.
И посмотрело прямо на Наташу.
Посмотрело ее серыми глазами.
Искривило в плотоядной усмешке ее – ее! – пухлые губы с болячкой на краешке рта.
И погрозило ее – да, да, ее! – пальчиком с обгрызенным ногтем.

А потом вышло.
И ушло с Лешкой.
Наташа лежала под диваном еще долго-долго, прислушиваясь к тому, что творилось в доме.
И молчала.
Потому что кричать уже не было смысла.

[Хорра Ора]

Да блиииин! Так написано душевно)) Я читала с удовольствием. До самой последней фразы. Которая обрубила всё. Как это кричать не было смысла? Почему? С ней что-то случилось? Чёт я в растерянности. По-моему, автор этим весь рассказ загубил. И я недостаточно испугалась.
Всё равно автору спасибо.

[Джек]

Отличный рассказ!


Прочитал с удовольствием. Сначала долго всё разгонялось, потом пошла хорошая крипота

Сократить бы начало, выкинуть чрезмерные объяснялки-флешбеки, разрушающие темпоритм рассказа - получилось бы ещё лучше.
Ну и что, что тема пряток заезжена до смерти - всё равно, пугает всегда и везде)


Автор молодец!

[Monk]

Детский сад, штаны на лямках...)))

[Нефидимка]

Приступила к чтению с мыслью: только бы не было чудища из леса/сарая/из-под кровати... Какое счастье - чудище из-под дивана ))) И вторая пара братик-сестричка на конкурсе. Не перенесу, если будет ещё одна ))) Хорошо написанная, но совершенно пустая, не цепляющая история. Подобных сюжетов - пруд пруди. Непонятно, зачем рассказано про беременную кошку в холодильнике, есть ли привязка смерти дедушки к свойствам дивана.

[Разумный Я]

Если честно, я два раза прочитал, и не вкурил, откуда и почему взялся монстр. Возможно, причина осталась в голове автора, и он просто забыл перенести её в текст. Или я слегка ку-ку.
В общем, присоединяюсь к мнению Нефидимки, и добавить мне нечего.

[Дарио Россо]

Замечательный рассказ! Мы лишь несколько озадачены вопросом, зачем милый автор так долго разжевывал, почему дети остались дома одни - ей-богу, можно было все то же подать двумя-тремя предложениями. А еще малость удивлены, откуда ВНЕЗАПНО взялась эта чудесная НЕХ (на этот раз без тщательной подводки). Но в остальном это замечательный рассказ!

[Ґрун]

Цитата: Автор: Lex Z Наташа лежала под диваном еще долго-долго, прислушиваясь к тому, что творилось в доме. И молчала. Потому что кричать уже не было смысла.

У меня два ужасных предположения: 1) этот пегий домовёнок устроил в доме резню бензопилой по-техасски, бессмысленную и беспощадную, и Наташа не надеялась от него убежать; 2) каким-то образом они поменялись ролями, и этот домовёнок стал исполнять роль Наташи, а Наташа стала домовёнком и поселилась под диваном.