Крепость демона

[Writer-X]

Справа от него беседовали кофийский и шемитский купцы. Кофит, теребя золотую цепь поверх бархатного жилета, и нервно вертя в пальцах другой руки кубок, угрюмо жаловался на то что налоги в казну выросли, торговли нет, народ по бедности ничего не покупает, а где деньги на уплату податей взять, не ясно. Шемит, поправляя кипу, сочувственно кивал и периодически коцал языком: «Ай-ай-ай, таки что делают! Совсем ничего тамь не думают», а затем с многочисленными проклятиями начинал живописать ужасающие подати на границах, сетуя, что через Коф, с такими-то налогами, стало невозможно везти товары на север, хотя конечно и дороги стали лучше, и бандитов стало поменьше.
Поодаль, за беседующими купцами, негромко толковали двое военного вида людей, судя по одежде, наемники. Один из них бы высокий аквилонец с длинным мечом, который он, так же как и Конан, носил на перевязи на бедре. Меч у него был более длинным чем у Конана, но более тонким, ромбовидным в сечении (почти граненым), и, очевидно, предназначался не для прорубания тяжелых северных доспехов, а скорее для колющего удара. Одет аквилонец был в кожаную безрукавку с нашитыми на нее широкими железными бляхами, кожаные штаны с круглыми железными же щитками для защиты коленей, и тяжелые сапоги, покрытые бронзовой кольчужной сеткой. В бронированных сапогах ему явно было жарко, он то и дело переступал с ноги на ногу. Собеседником его был тощий смуглокожий и чернявый человек, то ли замориец, то ли замбулиец, в светлой рубахе и обширных синих шароварах, в восточных сандалиях с загнутыми кверху носками, с недлинной кривой саблей на левом бедре и изогнутым кинжалом на правом. Толковали они негромко, но Конан, благодаря острому слуху охотника, за общим шумом в зале расслышал, что разговор шел о поступлении их в один из кофийских легионов – якобы Военный Министр Кофа объявил набор воинов-наемников в некоторые легионы.
Слева от Конана разговаривали трое человек – двое дюжих, дочерна загорелых парней с обветренными, грубыми руками с широкими кожаными напульсниками на запястьях, в коротких штанах и холщовых жилетах, по виду ремесленники, плотники или каменотесы, и тощий, тщедушного вида писец, в тунике, со свернутым пергаментом за поясом и медной чернильницей, подвешенной к поясу на шнурках. Разговор шел о выросших налогах, о том что у какого-то родственника одного из парней-ремесленников, живущего где-то восточнее и занимающегося фермерством, из-за мора передохли все коровы и что теперь ему только вешаться, а писец, уткнувшись носом в кружку, уныло жаловался на то что из-за недостатка денег у каменоломни, приказчик уже вытурил взашей троих писарей, и теперь он боится, что приказчик рано или поздно выгонит и его, тем более что придираться в последнее время стал все больше. Ремесленники в ответ посмеивались, но не обидно, а скорее сочувственно.
Конан допил вино, поставил кружку на стойку, и, благодарно кивнув хозяину, пошел к выходу.
Выйдя, киммериец потолкался сначала во дворе среди погонщиков верблюдов, караванщиков, купцов и прочего торгового люда. Однако ничего важного для себя он не нашел – люди судачили о том о сем, купцы торговались, кто-то ссорился из-за некачественной упряжи, сновали торговцы-разносчики, уныло канючили деньги грязные, ужасного вида нищие.
Киммериец покинул караван-сарай, и отправился к месту сбора караванов, что указал ему хозяин харчевни караван-сарая, пройдя через обширный шумный базар.
Несколько часов он бродил по обширной, загаженной верблюжьим и конским навозом площадке для сбора, расположившейся перед северными воротами городка, между рядами верблюдов, лошадей, осликов и повозок, в шумной, крикливой толпе. Вдоль северного края, под тентами или просто так, стояли и сидели купцы и приказчики – владельцы караванов, или отмеченные купеческим доверием наемные руководители. Они что-то обсуждали, рядились, спорили, подписывали или опечатывали какие-то свитки, считали на абаках, или чертя разные символы углем на грифельных досках, или на пальцах, или просто в уме, заведя глаза к небу или пологам тентов. Рядом с ними суетились слуги, доставая и перекладывая какие-то свитки в обширных дорожных сундуках, перекладывая мешочки с монетами, перетаскивая ларцы, мешки, свитки и прочую дребедень между тентами… Вдоль линии тентов шагала пятерка кофийских легионеров, в сопровождении коротышки писца и двух дюжих рабов-кушитов, тащивших на руках огромный сундук. Перед каждым из купцов странная процессия останавливалась, и, предъявив какие-то свитки, коротышка начинал, махая руками, что-то напористо говорить купцу. Торговцы недовольно кривились, но подписывали свитки, и передавали коротышке мешочки с деньгами – очевидно, подати. Следом за группой сборщика налогов шагали еще трое легионеров – высокий офицер с какими-то свитками в руках, двое солдат и нескладный писец. Перед каждым из купцов группа эта останавливалась, и офицер предъявлял им свиток. Купцы протягивали ему какие-то свои документы, офицер ставил на них печать, и что-то командовал писцу, сноровисто заносившему какие-то записи в длинный свиток. Между верблюдами, складами и тентами купцов сновали приказчики, ругались, кричали на рабов, грузивших на повозки, лошадей и верблюдов разнообразную поклажу, и погонщиков, удерживавших ревущих верблюдов и недовольных, ржущих лошадей. За тентами стояли охранники купцов – разнообразно одетые наемники из разных стран. Потели под доспехами воины-северяне, яркими красками били в глаз пышные и экзотические одежды южных и восточных бойцов. Местами вместо разношерстно одетых и вооруженных наемников поблескивали одинаковыми пластинчатыми бронями за могучими прямоугольниками щитов-скутумов коренастые и крепкие, суроволицые кофийские солдаты, с короткими мечами и копьями, в бурых плащах, возглавляемые младшими офицерами в странных, бурых с синим щитом робах с непонятными надписями поверх доспехов. Как объяснили местные зеваки заинтересовавшемуся Конану, это были специально предлагаемые купцам для охраны караванов отряды сил королевского ополчения, набираемые из легионеров, и возглавляемые бывшими офицерами городской стражи. Эти отряды высочайшим указом были организованы сравнительно недавно, всего около года назад, в дополнение к постоянно курсировавшим по торговым трактам отрядам кавалерии, для обеспечения вящей безопасности купцам. Теперь последние за сравнительно небольшую плату могли нанять себе дополнительную охрану. Правда, судя по тому что Конан видел, пользовались этой услугой далеко не все – отряды такие стояли за спиной лишь у нескольких купцов.
С другой стороны площади шумели торговые ряды. Там продавали и покупали все, что только можно было продать и купить. Густая толпа шумела, торговалась, кричала, божилась и рядилась тысячами разнообразных голосов. Визжали фокусники и уличные акробаты, выкидывая немыслимые коленца, в одном месте толпа отдыхающих погонщиков, приказчиков и торговцев хлопала и вскрикивала в такт музыке, сопровождавшей танец гибкой черноглазой заморийки, одетой только в юбочку из полос ткани. Девушка выделывала на окруженном толпой коврике под аккомпанемент зурны и небольшого барабана, на которых играли двое тощих кофитов, совершенно немыслимые и непристойные па, и вращала бедрами так, что полосы ткани, прикрывающие их, высоко взлетали вверх. Чуть дальше, в стороне, ржали лошади – там располагался конный ряд, черноглазые заморийцы и гирканцы орали на все лады, расхваливая коней перед покупателями – крепкими армейскими офицерами, молодыми купцами, наемниками. Справа стучал, гремел и дымил ремесленный ряд – возле самой площадки сбора караванов располагались кузница и мастерская кожевника. Слева, возле самой стены, стоял высокий помост с загоном – щелкая кнутами, дюжие шемиты выгоняли на помост по пятеро забитого вида мужчин, кричали что-то в не шумную, собравшуюся внизу толпу серьезных, состоятельного вида людей – шла торговля рабами. В толпе этой в основном были тучные купцы, приказчики, несколько явных аристократов в богатых одеждах, с десяток каких-то странного вида людей в туниках, прикрытых длиннополыми темными плащами, в сопровождении невысокого, сухощавого, одетого в такую же тунику старика, пара полных дам, с хищным интересом разглядывающих рабов, выводимых на помост...
На площади удача не улыбнулась Конану. Купцы, к которым Конан подходил со своим вопросом, лишь отрицательно качали головами. Носатый шемитский купец, почесав толстым корявым пальцем пучок черных волос на виске, покряхтел и предложил ему место рядового в своей охране – за такие деньги, что Конану стало смешно. Корме того, ему совершенно не понравился командир отряда – за стулом, на котором сидел шемит, стоял высоченный, наверное, даже выше Конана, белобрысый немедиец (или бритуниец, варвар не разобрал), выбритый до зеркальной гладкости, с глубоким шрамом от удара меча поперек морды, от лба через правую бровь и нос - до не то что квадратного, а почти кубического подбородка. В его бледно-голубых, злющих и холодных глазах было такое количество высокомерной ненависти и к шемиту-хозину, и к Конану, и кажется, вообще ко всему окружающему миру, что варвару стало тошно от одного его вида.

[Writer-X]

Пожилой кофийский купец, к которому подошел Конан, так же развел руками и сказал, что, в общем-то, киммерийцу вряд ли удастся найти тут работу. Он пояснил, что Таразол – это не перевалочный пункт, а промежуточная остановка караванов, и здесь никогда не набирали много охранников, а сейчас, когда по приказу короля охрана дорог была значительно усилена – тем более. Кроме того, купцам выгоднее теперь брать королевскую охрану – кофит при этом кивнул на стоявших позади него легионеров под командованием офицера в робе с синим щитом – так как ниже риск того что наемник будет связан со степными бандитами. Предлагать же более серьезные поручения киммерийцу тут тем более не будут – он не известен здесь, и проучиться за его надежность, что для купцов крайне важно, вряд ли кто сможет, и вряд ли ему кто-то что-то доверит. Купец вежливо отказался от предложенных киммерийцем услуг, и на прощание посоветовал отправиться в Сафад, который, по его словам, в отличие от Таразола был крупным перевалочным пунктом, и там купцы частенько набирали себе охрану.
Конан поблагодарил кофита и отошел. Идти в Сафад ему было точно незачем.
Походив по площадке сбора караванов еще какое-то время, он, убедившись что здесь для него нет ничего интересного, отправился сквозь базар обратно, направившись в проход между рядами прилавков недалеко от помоста для продажи рабов.
Неожиданно его очень сильно толкнули в поясницу. Киммериец резко развернулся, и увидел двух пожилых ремесленников, рьяно спорящих между собой. Один из них нес в левой руке тяжелый точильный круг – очевидно ребром этого круга он и толкнул Конана. При виде резко развернувшегося гиганта-северянина оба ремесленника малость струсили, и начали извиняться и кланяться, затем отошли в сторону и продолжили свой разговор, то и дело тыкая пальцами куда-то в направлении помоста, где торговали рабами. Конан прислушался:
- Что же это получается, ну вы посмотрите, мастер Тиба! В стране жрать нечего, а эти благородные совсем озверели, про народ ничего думать не хотят и знать тоже!
- И не говорите, брат Кормус, совсем никуда не годится! Это ж надо вот такое вот придумать! Искпедиция у них, видите ли…
- Да, и самое главное, зачем, мастер! Знаете же?
- Не, не слыхал!
- Тото же! А мне мамаша Манада, ну, которая в «Твердом камне» подавальщицей служит, тут рассказала, когда я ей ножи точил! Они туда приходили, мастера искали по горным работам! Как, не знаете? Ну-у! Аристократы эти, чуть не из самого Хоршемиша сюда приехали, а во главе у них – мудрец какой-то! Они у него учатся, вроде как подмастерья в мастерской, смекаете? Так вот, эти вот двадцать с лишком молодых оболтусов из благородных, учатся, значит, у него, дык добро бы хоть чему-то нужному учились, так ведь нет же! Старик этот, мудрец-то, он знаете, мастер Тиба, по какой части мудрец?
- Не…
- Он кости всякие древние из земли выкапывать мудрец, вот! Де ходили до Великого Потопа по земле гиганты всякие, и как люди, и как звери, и как другие твари разные. Вот он их-то и научился выкапывать.
- Тварей, что ли, брат Кормус??
- Не, кости. Твари-то истлели давно… А может то и не допотопные твари, а мудрец, хитрюга, аристократам вранье всякое плетет, да те и уши развешивают. Потоп-то, кто ж его знает, был ли, не был – легенда же…
- Эх, не к добру это, мастер Тиба, помяните мое слово, ой как не к добру! Не дело кости из земли выкапывать, не по божески это!
- Ото ж!.. Только вы, брат Кормус, благородным этим это скажите!.. В стране жрать нечего, истинно вам говорю, налогами задушили, а они вот так с жиру бесятся… Вишь, теперь вот рабов покупают, чтобы …
Толпа потихоньку оттеснила Конана от говоривших ремесленников, и теперь он уже не мог разобрать слов. Он взглянул на них, затем туда, куда они указывали пальцами.
Там, возле помоста, с которого торговали рабами, те самые люди в темных плащах и туниках толковали о чем-то с продавцами. Невысокий сухонький старик, очевидно, тот самый мудрец, стоял чуть в стороне, в компании одного из своих учеников, самого высокого из всех. Конан криво ухмыльнулся, и пошел прочь через торговые ряды. Он никогда не понимал причуды этих выросших в городах богачей-аристократов. Странной ему казалась и идея о поисках костей гигантских допотопных животных. Из своего жизненного опыта Конан знал, что гигантские ящерообразные твари действительно существовали в древние эпохи, а в некоторых местах Хайбории (и Конан, к сожалению, знал это слишком хорошо!) некоторые из таких чудовищ сохранились до сих пор. Идея выкапывания древних костей так же казалась ему неприятной – от нее отдавало чем-то дурным, нехорошим, и, на взгляд киммерийца, нездоровым, ему казалось что это сродни какому-то поганому колдовскому обряду. Впрочем, подумав, он решил, что, в конце концов, ему не стоит задумываться об этом… В конце концов, это было совершенно не его дело.
И вот теперь, после неудачных попыток найти работу на площади, где собирались к отправлению в путь караваны, Конан, ловко огибая прохожих, пробирался через шумящую базарную толпу, опаляемую жарким кофийским солнцем. Он добрался до площадки перед входом в караван-сарай, где кончались торговые ряды, поглядел по сторонам, обратив внимание на нескольких молодых людей в таких же, как у аристократов-костекопателей, серых плащах, мелькнувших в толпе возле ворот караван-сарая.«Серые», держа под уздцы, заводили в ворота караван-сарая лошадей с легкими вьюками поклажи. Конан рассеяно скользнул по ним взглядом, и, развернувшись, пошел по площади к повороту на улицу, ведущую в сторону западных ворот города, решив попытать счастья в указанной ему кабатчиком караван-сарая «Выгребной Яме». Не то чтобы Конану очень хотелось связываться с бандитами этого городка (а было совершенно понятно, что именно их он и встретит в указанной ему харчевне), но – ему были нужны деньги, и чем скорее, тем лучше.
Он прошел по пыльной улице, и, не доходя до ворот, свернул в переулки между низких глинобитных домишек. Вскоре он понял, почему харчевню в этом месте назвали «Выгребной Ямой». Переулки были ужасающе грязны. Возле потрескавшихся, в облупившейся побуревшей штукатурке стен были свалены кучи мусора, объедков и прочей дряни. По центру же улицы передвигаться было невозможно, так как в центре жидкая грязь, размокшая от огромного количества нечистот, которое местные жители, ни мало не чинясь, выплескивали прямо на улицу, образовывала настоящее болото, состоящее из равных частей грязной воды, мочи, фекалий и разнообразных отбросов.
Улочки были узкие и извилистые, они чем-то напоминали переходы Пустыньки – аренджунского квартала воров. Впрочем, со знаменитым воровским кварталом это место роднили не только грязь и планировка – большинство рож, замеченных Конаном в переулках и темных дверных проемах, были откровенно разбойничьими.
Киммериец не удивился, когда наконец отыскал нужную ему вывеску в самом грязном и загаженном тупичке, в узком проходе между домами. Перед ведущими вниз ступеньками разлита была большая лужа нечистот. Конан обошел ее, тихо ругаясь когда поскальзывался на чем-то, слишком малоаппетитном для описания, спустился по выщербленным ступенькам и, толкнув низкую дверь, вошел.
В низком, тесном помещении было темно, на стенах горели только несколько факелов. Тяжело воняло кислым вином, блевотиной и прогорклой пищей. Воздух был застоявшимся и спертым. В глубине у стены лежали бочки, перед ними стоял прямоугольный стол, грязный и засаленный, за которым на колченогом табурете восседал тощий, грязный как свинья, кривой кабатчик, в распахнутой кожаной жилетке на голое тело и набедренной повязке. Справа от него горел очаг, над которым в котелке булькало какое-то отвратительное варево.
По помещению были расставлены несколько круглых столов, за которыми сидели завсегдатаи этого заведения. При скрипе двери они все обернулись к вошедшему – множество отвратительных, заросших ужасающих рыл, частью изувеченных, испитых, покрытых следами многочисленных болезней, но все как одно – злобные, жестокие и агрессивные.
Конан захлопнул дверь, и, ни на кого не глядя, вошел, прошел через все помещение, чувствуя, как все головы поворачиваются следом за ним, и всей кожей ощущая сфокусированную на себе агрессию и пристальное нездоровое внимание, и подошел к столу, за которым сидел кабатчик. Судя по ощущениям, половина вони в помещении исходила именно от него.
Тот поднял на киммерийца свою кривую рожу, оценивающе посмотрел на него, осклабился:
- Что угодно благородному господину?

[Writer-X]

Сказано это было с сильнейшей издевкой. Конан понимал, для чего это делается, и что за этим может последовать. Но он был готов к этому. Тяжеленная лапа киммерийца опустилась на голову кабатчику, и с силой пригнула ее к столешнице, так, чтобы ошарашить того и слегка оглушить, но не покалечить.
- Заткнись, мразь, - рыкнул варвар, - Мне нужен кто-то из тех, кого у вас считают Старшими.
- Прости, брат, - пискнул из-под ладони Конана кабатчик, - Пусти, я тут человек маленький!
Конан не торопился поднимать ладонь, но тут на его плечо сзади легла чья-то рука. Киммериец выпустил кабатчика и резко повернулся.
Перед ним стоял голый по пояс, усатый замориец, чернявый, высокий и тощий, но очень жилистый. Его нос был явно сплющен чьим-то давним ударом, отчего его поганое лицо стало еще отвратительнее. На нем были широкие шаровары неопределенного от грязи цвета и мягкие невысокие сапоги, за широким поясом-шарфом он носил достаточно длинный, изогнутый кинжал, другой кинжал, прямой но гораздо короче и тоньше, был прикреплен в кожаных ножнах у него на руке, чуть ниже локтя. На грязной шее заморийца висела бронзовая цепь.
- Привет, - неприятно улыбнулся подошедший, - Ты кто? Чего Косого трогаешь?
- А ты кто? – жестко прищурившись, ответил киммериец.
- Я? Да так, я тут отдыхаю, знаешь… - замориец говорил тоже с явной издевкой, явно заводя себя перед дракой - Я люблю тут отдыхать. А вот ты кто?! А ну отвечай, обезьяна северная! А, сволочь? Ты что, страх потерял, верзила? Приходит как к себе домой, Косого с порога опускать начинает, совсем достал! – с этими словами замориец неожиданно дернулся и нанес удар кулаком Конану в лицо.
Киммериец ожидал этого. Рано или поздно это бы началось, так бывало всегда. Он резко отклонился назад, и кулак его противника не достал его головы. Замориец отскочил назад, и танцующим шагом двинулся на Конана. Очевидно, он думал что варвар, из-за своих габаритов, неповоротлив и медлителен. Однако он ошибался. Конан, моментально приняв боевую стойку, прикрываясь локтями и пританцовывая, так же быстро двинулся на него. Спустя мгновение они были уже рядом, и Конан ударил, быстро прогнувшись вперед, не с силой, но чтобы прощупать защиту противника. Киммериец на личном опыте знал, что часто такие на первый взгляд тощие бойцы бывают весьма опасны, особенно если опытны или владеют какими-то специфическими приемами борьбы. Замориец быстро нырнул в сторону, пытаясь нанести киммерийцу удар справа-сбоку в ребра. Конан быстро опустил локоть назад, и удар вора пришелся в мощные мышцы руки, а сам варвар в этот момент ударил его в голову. Заморийца спасло то что он стоял прогнувшись в сторону, и Конану из неудобного поворота не хватило длины руки для того чтобы полностью вложиться в удар. Кулак Конана лишь коснулся скулы противника, и тот тут же отскочил назад. По скуле у него быстро разливался красно-лиловый синяк. Со сдавленным рыком вор рванулся вперед, метя киммерийцу в лицо. Конан блокировал удар предплечьем, и затем, резко разогнув плечо другой руки, ударил открывшегося заморийца в переносицу. Тот с хрипом рухнул на пол, закатив глаза. Сидевшие за столиками угрожающе зароптали. Конан оглядел всех дикими глазами.
Из-за дальнего столика, стоявшего в темном углу помещения, поднялся здоровый кофит, безбородый, обритый наголо, со свернутой скулой и продавленным, неоднократно сломанным носом.
- Да ты че, северянин, - басом начал он, - Да мы тебя сейчас тут же и закопаем! Щас я…
Конан ощерился и рванул меч из ножен. Огромный, почти трехфутовый клинок глухо просвистел в воздухе, вычертив восьмерку. Кофит с ужасом уставился на заблестевшую в свете факелов сталь. Затем неуверенно потянул из ножен на поясе короткий меч, но – властный хриплый окрик остановил его:
- Зенас, сядь!
Голос был сильным, властным, злым. Говоривший явно привык чтобы его слушались. Кофит послушно опустился на место. Тем временем говоривший продолжал.
- Все заткнитесь, дерьмо нергалье! Унесите эту заморийскую мразь, и бросьте куда-нибудь. А ты, здоровяк, иди сюда. Косой, принеси гостю пожрать. Да меч-то убери, рубака. Не бойся, говорить будем.
Конан прошел в темный угол, откуда доносился голос. В низком углу, в котором в небольшой курильнице дымились какие-то благовония, отгонявшие общий отвратительный запах воровского кабака, за широким, неожиданно чистым столом, сидел невысокий, очень богато одетый седой человек. На нем была темная шелковая туника, изысканная золотая цепь, на руках поблескивали добротной работы кольца из золота с драгоценными камнями. Волосы его были аккуратно подстрижены, в левом ухе виднелась серебряная серьга. Лицо его было сплошь покрыто морщинами, но тем не менее, его нельзя было назвать очень старым.
Перед ним на столе на серебряной посуде лежали прекрасно пахнущая, изысканно приготовленная баранья нога, лежали какие-то копчености и свежие овощи, красиво сервированные листьями салата и ломтиками яблок, стоял кувшин с сильно и роскошно пахнущим дорогим вином, и серебряные кубки. Рядом с ним сидела роскошная туранка, почти обнаженная, но в великолепных украшениях. Ее высокую, полную грудь выгодно подчеркивали золотые цепочки, поддерживающие небольшие полоски алого шелка, прикрывающего соски, на изящной шее поблескивали какие-то украшения с рубинами, в ушах были изящные золотые же серьги. Конана впечатлили огромные «газельи» глаза красавицы-туранки, томные и влажные, сразу заставлявшие разыграться фантазию.
По сторонам стола, с боков от богато одетого человека сидело двое телохранителей – дюжие кофиты со звероватыми физиономиями. За спиной человека стоял тощий человек в тусклой непримечательной тунике, державший в руках свиток пергамента, то ли помошник, то ли писец… Впрочем, на поясе у него висел кинжал, рукоятка которого была весьма потерта, и Конан мог предположить что этот тощий человек тоже является телохранителем.
Конан сел на предложенный ему стул, лицом к позвавшему его вору. Тот улыбнулся ему, и усмехаясь заговорил.
- Ну здравствуй, смельчак. Я – Торвальдо, меня здесь слушают. Как твое имя, юноша? Да, кстати, вот тебе еду принесли. Ты бери, угощайся. Да рассказывай, чего пришел, что ищешь?
Косой рысцой подбежал к столику, неся еду. Перед Конаном он поставил тарелку с аппетитно дымящейся обжаренной курицей, какой-то салат, уже нарезанную буханку белого хлеба, и еще один серебряный кубок, налил гостю вина из кувшина.
Торвальдо отхлебнул вина, и с улыбкой указал Конану на еду. Киммериец не заставил себя ждать. Прихлебывая вино, он сказал:
- Я Конан, из Киммерии. Я ищу работу. Возможно у тебя есть что-то для такого человека как я?
- Киммерия, - покачал головой Торвальдо, - Север, холодные горы… Ты проделал долгий путь, сынок. Но, кажется, имя Конан я уже где-то слышал… Что-то, кажется, связанное с Заморой… Шадизар… Или Аренджун… Какой-то ушлый и очень здоровый юнец по имени Конан, поговаривали, обчистил Башню Слона… Правда потом она рассыпалась… А еще, кажется, это имя было связано с каким-то чародеем, кажется, Хиссар-Зулом…
- Да, было, - поморщился Конан, - Правда это было давно. Все верно, подвизался я в Аренджуне. А Хиссар-Зула порешить пришлось – он и так мне столько проблем доставил, до сих пор вспоминать тошно…
- О-о! Честь видеть у нас в городишке столь известного вора, - деликатно улыбнулся Торвальдо, так что непонятно было, издевка это или уважение, - Кое-что я о тебе слышал, вор. Зачем ты сюда пришел, чем я, старая крыса, могу помочь молодому волку, как ты?
- Работу я ищу, - повторил Конан, - Вот и пришел к тебе, Старший, совета спрашивать…

Когда Конан выбрался на улицу из душной «Выгребной Ямы», солнце уже клонилось к закату. Разговор с Торвальдо, по сути, ничего не дал. Какой-то серьезной работы для Конана у него не было – воровская гильдия Таразола переживала не лучшие времена. В городке воровать было нечего уже давно. Если раньше можно было промышлять по проезжим купцам, то нынче это стало трудно, королевским приказом был выстроен хорошо охраняемый караван-сарай, в котором останавливалось большинство купцов, и в который кого попало просто так не пускали. Какое-то время процветали карманники, но в городке постоянно увеличивали количество уличной стражи, и дела пошли все хуже и хуже. Основной доход шел от налетов на караваны в дороге, когда они уже были вдалеке от города, но сейчас, с созданием патрульных отрядов на трактах, и создания королевским указом охранных отрядов, обеспечивающих безопасность купцов, грабеж караванов стал не выгоден. Торвальдо не мог предложить Конану никакой работы.
Что ж, теперь киммерийцу оставалось только ждать, найдется ли завтра для него что-нибудь стоящее у хозяина харчевни в караван-сарае, и уповать на то что завтра ему повезет. Иначе ему придется либо воровать, либо поступать рядовым охранником в охрану какого-нибудь каравана, да и то, если возьмут. Конан вздохнул, и направился через переулки в сторону центральных улиц.
На Таразол опускался алый вечер. Высокое степное небо постепенно окрашивалось в восхитительные оттенки нежно-желтых и бежевых цветов, легкие облачка на нем, с той стороны, которой они были обращены к солнцу, стали нежно-золотистыми, как кожа аквилонских красавиц. Верхние этажи глинобитных домов, еще не скрытые длинными тенями, приобрели цвет старого золота.

[Writer-X]

Конан осторожно, стараясь пореже наступать в отбросы и кучи фекалий, пробирался в сторону центральных улиц. В переулках стало более людно, чем днем, открытых дверей стало больше, в них стояли, принимая различные соблазнительные позы, местные девицы легкого поведения, по мнению Конана – одна страшнее другой. Шлюхи зазывно посматривали на киммерийца, облизывая губы. Пару раз киммериец замечал в переулках бледные, острые, словно крысиные, лица с острыми, внимательными глазами, заинтересованно следившие за ним из темноты – карманники вышли на охоту. В переулках попадались оборванные нищие, спешившие в свои ночные убежища, ужасающие уродливые калеки, покрытые струпьями и гнойными язвами, какие-то странные, неопределенного вида люди, возможно молодые купцы или аристократы, ищущие развлечений…
Неожиданно слева от Конана раздался яростный крик. Конан мгновенно отшатнулся назад, поворачиваясь к источнику звука… Не обладай киммериец быстротой и гибкостью пантеры, лежать бы ему со вспоротым брюхом в луже нечистот. Однако, отшатнувшись назад, он увернулся от направленного ему в бок, под ребра, чуть выше рукояти висящего на перевязи меча, длинного изогнутого кинжала. Из темной подворотни на него бросился тот самый замориец, которого он зашиб в «Выгребной Яме». Харя его, и без того уродливая, а теперь еще и распухшая от удара так, что заплывший, сплющенный нос казалось, занимал большую ее часть, была перекошено гримасой яростной ненависти. Замориец проскочил мимо Конана. Его удар, которым он планировал сразу зарезать обидчика, не удался. Тем не менее, замориец не собирался бежать. Он моментально развернулся, оскальзываясь на кучах дерьма и обьедков, и с хриплым сипением «Запорю, с-сука!» вновь прыгнул на него. Конан, рванувший меч из ножен, прыгнул вперед и влево, выходя из под удара. Замориец провалился в свой удар, не учтя быстроты киммерийца, но все равно начал снова поворачиваться к нему, скользя по растопатной грязи. Но Конан уже не дал ему повернуться. В прыжке он выхватил меч из ножен и приземлившись после прыжка, резким поворотом и подъемом левого бедра направил свою инерцию в могучий замах. Огромный двуручный меч варвара описал смертоносную дугу, и замориец повалился в лужу нечистот. Его отрубленная голова упала в груду фекалий, из разрубленного до кости правого плеча – меч Конана по инерции вспорол его по всей длине, сняв с него длинную полосу кожи и мышц и срезав часть кости – и перерубленной шеи фонтанами била алая артериальная кровь, густыми темно-алыми облачками расплываясь в грязной воде лужи.
Конан в раздражении и злости передернул плечами. Всегда находится какая-то шваль, которая глупа настолько чтобы лезть разрешать какие-то мелкие обиды, в которых сама же и виновата, холодной сталью. Его всегда это раздражало в цивилизованных людях. Северянин повернулся, стряхивая кровь с лезвия меча, и хмуро оглядел свидетелей происшествия. Оборванный, тощий как смерть нищий скорчился за грудой объедков. А высокий, побелевший от страха человек, очевидно, из ищущих развлечений аристократов, прижался к стене и во все глаза глядел на Конана. Киммериец зло посмотрел на них, вдавив их взглядом в стены. Затем вбросил меч в ножны, и, придерживая их, быстрым шагом пошел прочь по переулку. Нищий, трясясь, закапывался глубже в объедки. А вот аристократ неожиданно повернулся и быстрым гибким шагом последовал за варваром.
Конан стремительным неутомимым шагом шел по быстро пустеющим улицам городка, под желтым светом медленно догорающего степного заката. Солнце уже успело опуститься за холмы на западе, но высокое степное небо было еще окрашено тысячами оттенков желтого и золотого. На стихших улицах городка увеличивалось количество стражников – патрули в шесть человек не спеша двигались по улицам, на перекрестках также стояли по двое, по четверо стражников. В центре площади перед караван-сараем горел большой костер, возле него толпилось человек пятнадцать легионеров во главе с офицером. Проходили редкие прохожие, быстро проскакал верхом человек в пурпурной тоге – очевидно, королевский гонец. Неспешным шагом к восточным воротам проехала процессия из десятка всадников – Конан узнал в них тех самых искателей древних костей. Позади следовавшего за ними небольшого вьючного обоза столь же неспешным шагом ехали старик-ученый и виденный Конаном днем высокий аристократ, очевидно, бывший старшим учеником мудреца. Фонарщик в сопровождении двоих рабов зажигал факелы, на городок опускалась ночь.
Киммериец еще не успел добраться до харчевни, в которой он остановился, и шел по главной улице к южным воротам, как его окликнули:
- Эй, здоровяк, постой! Подожди пожалуйста!
Конан мгновенно обернулся, и увидел спешащего за ним давешнего аристократа, того самого, которого он видел там, где убил напавшего на него вора-заморийца.
Киммериец с недоумением и подозрением посмотрел на быстрым шагом идущего к нему человека, и повернулся к нему, нащупывая рукой рукоять своего меча.
- Ты кто такой? – поинтересовался он, - Чего тебе надо?
Приблизившийся к нему человек был достаточно молод, высок и весьма строен, хотя лицо его говорило о кофийском происхождении. Он был русоволос и сероглаз, что было не очень характерно для кофита, но характерное кофийское лицо, нос с горбинкой, высокие скулы и полные губы выдавали в нем кофита, причем определенно, благородного происхождения. Он выглядел ухоженным, а под длинным выцветшим плащом, теперь от быстрой ходьбы распахнувшимся, видна была дорогая, хорошо сделанная одежда – оливкового цвета пурпуэн с вышивкой и перламутровыми пуговицами, перетянутый ремнем с золотой пряжкой, светлые чулки и мягкие башмаки с высокими загнутыми носами, дорогие, но сейчас заляпанные городской грязью. На поясе у него Конан заметил кинжал – богато украшенный, но весьма удобный, и достаточно длинный, явно не игрушку для богатых. В умелых руках таким клинком можно было натворить дел.
- Здравствуй, - слегка поклонился молодой аристократ, приблизившись. Заметив что Конан положил руку на рукоять меча, он успокаивающим жестом вскинул руки:
- Успокойся, здоровяк, я не собираюсь сообщать страже о том что ты зарезал этого типа в переулке. Успокойся, не хватайся за меч. У меня есть к тебе дело.
- Какое? – Конан отпустил рукоять меча, но руку далеко не убирал.

[Writer-X]

- Я барон Алежандро… - кофит вновь слегка поклонился, как понял Конан, это у него получалось автоматически, - Я видел как ты дрался там, в переулке… - аристократ замялся.
- И что? – подозрительно спросил Конан
- Это было… Впечатляюще. Ты очень серьезный боец. Поэтому… Кхм… Я хочу предложить тебе одно дело. Мой сюзерен, граф Фиори… Ему требуются люди, умеющие хорошо владеть мечом. По настоящему хорошо. Он отправил меня искать людей, которые готовы были бы за солидное вознаграждение послужить ему.
- Вот как?.. – заинтересованно протянул Конан, опуская руку от рукояти меча, - А солидное это сколько?
- Я не могу сказать, - смущенно пожал плечами молодой барон, - Граф Фиори не назвал точной суммы. Но могу точно сказать, мы заплатим щедро, золотом.
- Золотом, говоришь… - Конан задумчиво потер твердый широкий подбородок. Все складывалось очень удачно. На ловца и зверь бежит, а кроме того, киммериец не имел оснований не доверять своей удаче, - Ну что ж, раз золотом, то тогда пошли.
Они пошли обратно к центру города, вернулись на площадь перед караван-сараем, прошли мимо стражников, трепавшихся о чем-то у костра – те повернули было в их сторону головы, но быстро утратили к ним интерес. Затем Конан вместе с аристократом прошли во двор караван-сарая, мимо внимательно осмотревших из охранников у ворот, пресекли его и мимо второй пары стражников прошли в уже знакомый Конану обеденный зал. Народу там порядочно прибавилось, но все в основном сидели, ели и пили. По проходам между столиками теперь прохаживались нарядные, весьма симпатичные продажные девицы, в дальнем углу под негромкую музыку на небольшой сцене танцевали что-то чувственное и томное несколько полуобнаженных рабынь, но усталые, намаявшиеся купцы и караванщики не особо уделяли женскому полу внимание. Шустро сновали многочисленные вертлявые виночерпии и подавальщики, управляемые по военному четкими командами хозяина-кофита, возле дверей с внутренней стороны стояло еще двое охранников – без полного солдатского облачения, как те что снаружи, но гораздо более дюжие.
Барон провел Конана в дальний угол обширного зала, к чистому широкому столу, за которым сидели двое.
Один из них, сидевший левее, ближе к проходу, был явным аристократом. Зрелый мужчина, он был худ и жилист, с желтоватой болезненной кожей, свидетельствующей о нездоровой печени. Классический кофийский нос, и высокие, как и у барона Алежандо, скулы, свидетельствовали о аристократической кофийской крови. Волосы его были длинными и неожиданно тускло-рыжими, вьющимися, а седина в них была какого-то особого свойства, она придавала этим волосам необычный яркий блеск, каким иногда блестит старое золото. Такими же были короткие, ровно подстриженные усы и острая бородка, характерная для западно-кофийских аристократов. Глаза у него были желтыми, а взгляд – острым и цепким, что придавало ему немного сумасшедший вид. Он было одет в такой же, как у барона, пурпуэн, только небесно-голубого цвета, более пышный, с кружевными манжетами и воротником и со значительно более богатой вышивкой золотыми и бледно-зелеными нитками. На голове его был мягкий берет из синего и зеленого бархата с пышным пером. Ноги его были скрыты столом, видно было, что на ногах аристократа были светлые чулки, но Конан не мог разглядеть, какая у него обувь.
Второй был также кофитом, но отнюдь не из благородного сословия. Это был довольно тучный, плотный мужчина, с широким обветренным лицом, так же зрелый – на вид Конан мог бы дать ему лет сорок пять. Несмотря на тучность, видно было, что он бывший военный – это явственно видно было по тому как он сидит, по его развитым плечам и мощным, предплечьям, увитым мышцами, которые не мог скрыть небольшой слой жирка. Одет он был просто – в бурую, военного покроя тунику, весьма напоминавшую кофийский военный мундир, и жилетку поверх нее, которая опять же по своему крою безотчетно напоминала легкий кофийский доспех. Через плечо у него тянулась простая кожаная перевязь, на которой – Конан определил это по натяжению – висело оружие, причем киммериец мог бы поклястся, что это короткий меч, распространенный у кофийских легионеров. Он был черноволос и черноглаз, с крестьянскими чертами лица, а волосы его были стрижены под горшок.
Барон Алежандо подвел Конана к ним, и поклонился аристократу:
- Мой сюзерен, я нашел человека, подходящего для нашего дела! Это замечательный боец! Я видел, как он отразил совершенно неожиданную атаку вора в переулке, и затем зарубил его – все во мгновение ока!
- Прекрасно, мой дорогой Алежандо, - вскричал барон высоким голосом, - Это просто замечательно! Организуйте пожалуйста нам какого-нибудь вина, желательно самого простого, народного, так сказать, а мы пока поговорим с нашим замечательным бойцом!
С этими словами аристократ неожиданно вскочил, и, цепко схватив руку Конана прохладными тощими ладонями, начал усиленно ее трясти. От неожиданности Конан не знал, как ему ответить. Сидящие за соседними столиками начали на них оглядываться. Спутник графа, черноволосый кофит, с устало-раздраженным и тоскливым выражением лица посмотрел в потолок.
- Я просто счастлив, - приговаривал тем временем граф, - Просто прямо таки невысказуемо счастлив. Это замечательно, нам невероятно везет сегодня, прекрасно что нам удалось отыскать столь замечательного бойца как вы, благородный воин.
- А-а… Э-э… - Конан даже растерялся от столь странных слов графа, - Здравствуйте, граф. Вы говорили о том, что вам нужны бойцы. Что за работу в предлагаете?
- Сейчас я расскажу вам это, о благородный воин! – воскликнул граф, и, к удивлению Конана, отодвинул табуретку и чуть ли не силой усадил его за стол, выпустив, наконец, его руку. Затем сам граф сел прямо напротив него.
- Как вы уже поняли, - начал он, - Я – владелец земель Северного Сафада и Полайенского нагорья, а так же Карпашского владения, граф Понтиус Геркуланус Савадаре де Фиори. Молодой человек, который привел вас к нам – барон Алежандо, а этот уважаемый воин, что сидит слева от меня, – граф мотнул головой в сторону черноволосого кофита, - бывший офицер кофийской армии Фионас. Как ваше имя, о воин, и откуда вы родом?
Фионас коротко кивнул Конану, киммериец ответил тем же, затем повернулся к графу.
- Я Конан, из Киммерии. Это далеко на севере…
- О, как прекрасно! – вновь воскликнул граф, - Варвар с далекого севера! Дикарь, несущий долгожданный дух свободы! Как это замечательно и символично, не правда ли – встретить на нашем сложном и тернистом пути вверх, к свободе и процветанию, всеобщему равенству и благоденствию, подобный знак, так сказать искру свободы, принесенную диким ветром из далеких ледяных пустынь! Не правда ли, это просто замечательно, Фионас?
Фионас угрюмо согласился, что да, замечательно.
- Граф… - Конан замялся, не решаясь повторить многоэтажный титул, и пытаясь сообразить, как бы поскорее перевести странного словоохотливого аристокртата к делу - Барон, приглашая меня сюда, сказал, что вам нужны бойцы. Что за работу вы мне предлагаете? И сколько вы готовы заплатить?
- О-о, это крайне необычное и интересное дело! – уже тише сказал граф, затем склонился к Конану и заговорщицки зашептал:
- Послушай меня, северянин! Я – мыслитель и философ, читал древние тексты, и много размышлял над сутью вещей и понятий. В своих долгих размышлениях я бился над странными противоречиями, пронизывающими нашу жизнь, и сковывающими нас подобно кандалам, и не находил решения. Ты, киммериец, никогда не задавался вопросом, почему наша жизнь так тяжела и сложна, почему мы, вместо того чтобы жить в счастьи и совершенствовать свой дух и тело, вынуждены влачить жалкое существование, зарабатывая себе жалкий гроши для того чтобы насытиться и прикрыть свою наготу? Почему крестьяне вынуждены каждый день надрываться на пашне, в условиях худших, чем даже наши рабы? Почему такие как ты, честные и благородные могучие мужи, вынуждены заниматься бессмысленным убийством друг друга, вместо того чтобы обратить свое искусство во благо людям и заниматься стихосложением под сенью струй, или же помогать более слабым в тяжелом физическом труде? Почему ведутся в нашем несовершенном мире столь многочисленные, бессмысленные и кровопролитные войны?
Конан открыл было рот чтобы сказать, что стихоплетство ему нужно так же, как туранскому коню пятая нога, а убийство другого честного и благородного могучего мужа он каким-то особо тягостным бременем в общем-то и не считает, да и войны тоже обычно не бессмысленные – набежали на соседей, добычу награбили, земли, опять же, себе забрали… Но граф, очевидно, не нуждался в собеседниках, ему нужны были слушатели. Не дав варвару сказать ни единого слова, он продолжал, глядя на сидевшего перед ним киммерийца фанатичными желтыми глазами:

[Writer-X]

- Это совершенно неприемлемо, брат северянин! Если наш мир не изменится, он не имеет будущего! Мы катимся в пропасть! Не божья кара разрушит наш мир, а бесконечные войны и безудержное разрушение нашей природы. Плодородные поля моего родного Кофа вытаптываются жадными стадами, и никто ничего не делает против этого! Я думал об этом с ужасом и отчаянием, и не знал, как избежать нашего ужасного падения! Но – совершенно случайно я нашел ответ на мои вопросы! Устами младенца, как оказалось, действительно глаголет истина! И само это, кстати еще раз доказывает! Теория, неожиданно найденная мной, самой причиной своего нахождения доказывает сама себя! Есть путь из ужасной пропасти, накрывшей крышкой страдания весь наш мир! Свобода, равенство, братство всех на земле – вот наша цель! Вот! Понимаешь, северянин, ты – варвар с севера, и я, аристократ из благородной семьи – братья!
Конан снова открыл рот, чтобы возразить, что пока что им с графом брататься не с чего, но сидевший рядом с графом темноволосый кофит из-за плеча графа поднял руку в успокаивающем жесте, и поднес палец к губам. Аристократ тем временем продолжал:
- Все люди – братья. Все должны быть свободными! Не должно быть никакой власти, никаких ограничений, все это чушь, выдуманная тупыми монархами, для установления своей власти и ограничения всех других. Все люди должны быть равными, это необходимое условие для благоденствия. Не должно быть никакой власти, никакого управления, всех этих отвратительных королей и князей, графов и виконтов, отвратительных паразитов на теле здорового общества свободных ремесленников и крестьян. Наша цель – освободить наш мир, спасти его, раздавить многоголовое чудище, издревле отравляющее жизнь…
Конану эти странные бредни уже порядком надоели, и он, не смотря на протестующие жесты спутника аристократа, жестко посмотрев в глаза графу, произнес:
- Слушайте, благородный граф! Все что вы говорите это конечно очень интересно, и, я уверен, весьма важно для вас... И, я так полагаю, для ваших подданных. Но – что вы хотите от меня, простого воина? Правильно я предполагаю, что вы хотите устроить переворот?
Кофит удовлетворенно кивнул и довольно ухмыльнулся, явно выражая одобрение Конану, когда граф в некотором замешательстве замолчал, столь неожиданно и довольно резко прерванный. Граф же со странной смесью жалости и умиления посмотрел на киммерийца:
- Удивительно, мой друг, как созвучно мнение тебя, необразованного, но привыкшего к воле дикаря с желанием, давно вынашиваемым мною, философом и мудрецом. Это еще раз доказывает, что все люди равны, все мы братья и одинаково стремимся к свободе и благоденствию. Однако, к великому сожалению, пока что наши возможности не столь обширны. Однако у нас есть важное дело, которое мы можем сделать сейчас, и тем самым приблизить победу свободных людей над всем ужасным и…
- Какое дело? – вновь перебил его Конан.
- Твой ум еще столь неподготовлен… - вздохнул Фиори, - Ты еще так невысоко поднялся над общей серой массой, раздавленной гнетом тиранов! Однако отрадно видеть, как ты рвешься в бой! Слушай же, варвар! Вчера вечером в этот городок прибыла группа отвратительных шпионов. - лицо графа исказилось в неподдельной гримасе, глаза налились ненавистью. Он сжал руки в кулаки и продолжал:
- Эти проклятые собаки, вонючая отрыжка Нергала, кровавые наймиты кровавого короля, отвратительного паука Страбонуса, подобно гигантской пиявке присосавшегося к здоровому чистому боку кофийского народа в своем дворце в Хоршемише… Э-э… Так вот, эти отвратительные предатели собственного народа, кровавые шпионы отвратительного сатрапа… Э-э… Ну, в общем они маскируются под учеников мудреца, раскапывающего старые кости. Это абсолютно точные данные. Они в своей кичливой гордости предполагали, что народ, тысячелетиями угнетаемый кровавыми рабовладельцами, не имеет разума чтобы понять, ушей, чтобы слышать, и глаз, чтобы видеть! Но народ все слышит, все знает! Нам нужно настичь их и покарать, бросить их мучаться в предсмертных судорогах в пустынной степи!!!
- По нашим сведениям, это никакие не мудрецы. - вступил в разговор кофит-легионер. Голос у него был низкий и хриплый, по тембру звучания напоминающий боевой рог, - Крестьяне на рынке подслушали их разговоры. То есть мудрец только один, старик, но он приставлен к ним только для видимости. Как я думаю ты уже сообразил, - кофит улыбнулся Конану и на его лице стал виден длинный и тонкий белый шрам, явно от удара меча, - в связи с тем, что произвол власти стало невозможно терпеть, мой господин решил поднять восстание, о чем он тебе и рассказал. Кратко. Мда, кхм… Но поскольку он не единственный из кофийских аристократов, решившихся на выступление против короля, то в Хоршемише забеспокоились. Насколько я понимаю, эта экспедиция - на самом деле, разведывательный отряд, отправленный людьми короля для рекогносцировки и анализа состава сил сопротивления. Шесть дней назад они прибыли сюда, в Таразол, после чего приобрели на рынке, очевидно в основном для маскировки, партию рабов, тридцать человек, и отослали их вместе с частью своих людей вперед себя. Сегодня вечером оставшиеся разведчики выехали из города, направляясь к горам. Нам надо во что бы то ни стало их нагнать и уничтожить, так, чтобы собранная информация умерла вместе с ними.
- Да! – страстно воскликнул граф, - Смерть поганым королевским собакам!
Кофит криво и устало ухмыльнулся, и продолжал:
- Соответственно, мне нужны сильные бойцы. Королевских разведчиков двадцать человек, не считая старика и троих рабов, пришедших вместе с ними. Они все наверняка вооружены и почти наверняка прошли подготовку в кофийской армии. Однако у них точно нет лучников, и я не думаю, что они опытные бойцы – наша армия сейчас рассыпается, профессионалы уходят, денег совсем нет… Я испытал это на собственной шкуре, - вздохнул Фионас. Он помрачнел, но затем продолжал:
- Нас немного – сейчас нас девятеро. Мы вынуждены торопиться, чтобы не упустить из, поэтому не можем набрать большой отряд. Мне нужен еще один человек. Вдесятером в горах мы могли бы их опрокинуть. Работа опасная, безусловно, но мы хорошо платим. По принесении графу ушей убитых, мы заплатим тебе двести золотых. Как, киммериец, берешься?
- Я уверен, тебя заинтересовало мое предложение, благородный и честный воин, - покивал Фиори, - Я чувствую, что тебе не терпится вступить в наши ряды, чтобы бороться во славу свободы и братства!
Конан не мог точно сказать, терпелось ему или нет. С одной стороны, две сотни золотых были весьма богатым вознаграждением, даже за достаточно опасную операцию, которую ему предлагали. На двести золотых он мог бы приобрести себе коня и новое снаряжение взамен брошенного в Сафаде, но… Против офицера-кофита он ничего не имел – Фионас даже был чем-то ему симпатичен, уверенный спокойный вояка, судя по всему сведущий командир. Однако ему не улыбалось выполнять задание, данное странным аристократом, у которого судя по речам, явно были не все дома. Конечно, Конан видал в своей жизни уже ораторов и революционеров, но… Граф Как-его-Там Фиори был каким-то иным… Да, он твердил о свободе и счастье, как и все революционеры, но его странные бредни о равенстве, братстве и всем таком казались Конану какими-то наивными, и неприятно фанатичными одновременно. Было в них что-то болезненное, что-то отдающее нездоровым помешательством – возможно, от их непонятности, возможно от того что граф излагал их с таким воодушевлением и каким-то жутковатым, почти религиозным фанатизмом, от которого их смешная на первый взгляд нелепость начинала казаться какой-то страной и жутковатой ересью. Но с другой стороны двести золотых… В конце концов, никто же не заставляет следовать идеям этого сумасшедшего, ему, Конану, важны только деньги, которые он за это получит…
К столику вернулся Алежандо.
- Вино скоро принесут, мой сюзерен, - поклонился он, затем, изящным жестом откинув плащ, сел на табурет по правую руку от Конана.
Конан раздумывал над предложением, изложенным ему графом, но неожиданно его внимание привлекло направление взгляда графа. Он смотрел поверх плеча Конана в направлении входной двери. Фионас тоже заинтересованно повернулся туда.
Киммериец тоже повернулся в ту сторону и у него неприятно засосало под ложечкой – в обеденный зал караван-сарая входили кофиты, в доспехах легионеров, человек пятнадцать, со щитами, на которых был изображен герб Сафада, ведомые офицером, как две капли воды похожим на того, которого Конан зарубил злополучной ночью в сафадской таверне. Правда, если всмотреться внимательнее, то видно было что сходство не абсолютно, у этого офицера были короткие усики, он был младше зарубленного Конаном, и немного коренастее, а на его мундире были знаки различия не капитана а лейтенанта. «Брат, наверняка,» - решил Конан, - «И ищут они меня. Поквитаться хочет.»
- Королевские с-собаки! – донеслось до Конана приглушенное шипение графа Фиори.

[Writer-X]

Сафадские стражники прошли в стороне от их столика, направляясь к стойке, оставив двоих начеку возле дверей. Прокляв мать братьев-стражников за многодетность, а отца за неумеренную страсть, Конан пригнулся, стараясь казаться ниже и незаметнее, и повернул голову, стараясь спрятать лицо, но в то же время краем глаза следя за действиями стражей. По его спине скатился холодный ручеек. Если сейчас они заметят его, то… Следом за внимательно смотрящим по сторонам лейтенантом, присматривающимся к сидящим, стражники протопали к стойке, где лейтенант заговорил с хозяином, и начал что-то ему втолковывать, показывая руками высоко и широко.
Хозяин ему что-то, ответил, Конан весь пригнулся, словно в ожидании удара, напрягся, готовый к броску. Бежать из караван-сарая было некуда, узкие двери охранялись вышибалами, стражниками караван-сарая и поставленными им в дополнения солдатами из Сафада. Окон в караван-сарае не было, маленькие вентиляционные окошечки под самой крышей можно было не считать – через них едва бы пролезла кошка. Прорываться к двери смысла было мало, пока он будет рубиться с сторожащими дверь, на спину насядут те кто с лейтенантом. Забиться в угол и отбиваться спиной к стене? Нет, без толку – в руках стражников были тяжелые копья. Понятно что это не длинное копье, которым легионеры ссаживают с коней гирканских всадников, но с мечом, пусть даже и с двуручным, ты до копейщика с таким оружием, еще и прикрытого щитом, не дотянешься. Лейтенант закончил разговор, осмотрелся по сторонам… Бросил трактирщику несколько монет, развернулся и… направился к выходу из обеденного зала. Солдаты толпой протопали за ним.
Конан хрипло выдохнул. Его спина онемела, пот струился по его лицу. Фионас и Алежандо с недоумением посмотрели на его, граф Фиори, наоборот, с яростным негодованием и фанатической злобой во взгляде проводил удаляющихся сафадских стражей.
К ним подошел виночерпий, поставил на стол кувшин с вином и четыре керамические кружки, затем нагнулся к Конану и негромко прошептал:
- Хозяин велел передать вам, что приходившие сюда стражники интересовались вашей персоной. Лично против вас хозяин ничего не имеет, а так же помнит о вашей щедрости, господин, и потому он направил стражников поискать вас в районе Северных ворот. Однако он так же просил меня передать вам, что его дело очень дорого ему, а сам он весьма разговорчивый человек. И когда стражники придут в следующий раз, он может не удержаться от интересного и содержательного разговора с их офицером.
Конан кивнул, поблагодарил виночерпия, и приказал тому передать слова благодарности и почтения хозяину.
Фиори и Фионас с интересом наблюдали эту сцену. Фионас, цепким взглядом осмотрел Конана, и поправил перевязь.
- Что, проблемы с законом, варвар? - спросил он, криво умыльнувшись.
- Да не то чтобы с законом… - задумчиво ответил киммериец, поглядывая на дверь. Он готов был бы драться с этим кофитом, кровная месть – дело священное, но то что лейтенант стал искать его для совершения мести не один на один а с полутора десятками помощников за спиной, уже наоборот было, по мнению Конана, неприличным и недостойным. «Вот она, цивилизованность!» - недовольно поморщился он.
- Вот оно как, - покачал головой Фионас, - Ну ладно, дело твое, не хочешь не говори. Так что, ты отправишься с нами? Напомню еще раз, двести золотых. Кстати, у нас есть лошадь, - хитро подмигнул он.
Это решило дело.
- По рукам, - принял решение киммериец.

[Writer-X]

Вот, собственно, так. Пока все. Жду ваших комментариев. Если захотите, буду выкладывать продолжение.

[Константин Ф.]

Цитата: Автор: Writer-X Ну а как передать шемитские корни указанного индивида?

Да-да, побольше одесского говорка и других черт анекдотических русских евреев.
Это, конечно, весело, но несерьезно ))

Цитата: Автор: Writer-X Или ви таки полагаите, что ТОГЬДА казначьеи таки били не изь ИХЬ?

А причины? Или таки шемиты были изгнаны с родной земли, рассеялись по всей Хайбории и законы митраистских государств веками не позволяли им заниматься ничем кроме торговли и ростовщичества, сформировав у них особые традиции и культуру, которые хорошо их приспособили к работе с финансами? Ой-вей.

[Alex Kud]

Цитата: Автор: Writer-X Перенес в раздел Творчество, в тему "Крепость Демона (перенесено из "Оцените Текст")" Там же и продолжение текста.

Не надо было делать дубли, достаточно было дождаться модератора. Т.к. люди уже оставили комментарии, я не стал удалять, а объединил две темы. Удали сам повторяющиеся участки текста.