Жизнь и смерть Конана Роберта Говарда

[Пелиас Кофийский]

Вот, неожиданно для себя написал небольшое эссе

Добавлено через 21 секунду
Вот оно

Жизнь и смерть Конана из Киммерии. После обдумывания слов Имхеп-атона у меня родилось следующее небольшое эссе .

Итак, как я уже говорил, в каком-то смысле, как архетип и мифологема, Конан жив ещё до сих пор .

Не могу не привести следующие замечательные строки:

<…>
…годом рождения героической фэнтези можно считать 1925 год, когда в одном из номеров популярного американского журнала «Сверхъестественные истории» напечатали первый рассказ девятнадцатилетнего Роберта Говарда – «Копьё и клык» о первобытных людях. Это было подражание Джеку Лондону. Первобытный человек спасает свою возлюбленную - в общем-то, ничего нового. Но именно этот рассказ, хотя в нём нет никакой магии, во всех справочниках фантастики считается первым произведением героической фэнтези.
Так что же такое героическая фэнтези? Прежде чем продолжить исторический экскурс, попробуем дать определение этому жанру. Первое и необходимое условие - яркий герой, личность. Второе - подвиг. Третье - сказочность обстановки. Наличие в произведении некоего волшебного «ци» (китайский термин, обозначающий внутреннюю энергию чего-либо), пусть даже в нём нет ни колдовских созданий, ни колдовства как такового. То есть героическая фэнтези - это сказка о подвиге.
Итак, в 1925 году увидел свет первый рассказ Роберта Ирвина Говарда, а вслед за ним появились и другие. Из-под пера кудесника из Техаса появились удивительные образы, до сих пор пленяющие воображение: Бран Мак Морн, король Кулл, Кормак Мак Арт, Соломон Кейн и, конечно же, Конан - поистине «бессмертный герой». Создав Конана, Говард сотворил некую мифологему - он подарил людям, за двадцать лет уставшим от технического прогресса, героя, возвеличивающего варварский образ жизни, в отличие от Тарзана - джентельмена-дикаря <…>

Добавлено через 39 секунд
Александр Лидин.

Кстати, как это ни забавно, можно считать, что Конан в каком-то смысле реален. Это подразумевал Джозеф Кэмпбелл, об этом говорил Карл Юнг в своей психологии прототипов. Они писали о том, что, хотя миф и не является истиной в прямом смысле, он в некотором смысле правдив литературно. Внутренний мир символов и прототипов по-своему не менее реален, чем мир физический.
Ведь, в конце концов, реальность воспринимается нами посредством внутреннего мира, в который могут встраиваться и вымышленные образы, обладая для человека ничуть не меньшей реальностью…

Об этом же (о мифологической реальности Конана на уровне архетипов) можно прочитать в любопытной статье, выложенной в разделе …. на этом сайте .

И об этом же пишет М. Ахманов в своём Варваре Коновова:
Странный феномен, - промолвил Трикси. – Настолько сильный, завораживающий, что меня это почти пугает. … Этот ваш герой почти реален… конечно, не в предметной области, а в ментальной. Он - инклин!

[Инклин – вымышленный термин для обозначения латентной матрицы, скрытой в подсознании, что, в общем-то, практически аналогично архетипу. Иными словами, инклин - некий абстрагированный, идеализированный образ чего-либо, несущий основные черты объекта, и обладающий непротиворечивой целостностью].


Забавно также, что, как ни странно, я согласен с Имхеп-атоном. Хотя умом я и понимаю, что Конан рано или поздно должен был погибнуть, но просто не могу представить себе его смерти. Это не укладывается в моей голове.
Недаром в эссе …., выложенном на сайте, автор подчеркнула, что у Конана на самом деле нет реального возраста. Быть может, кому-то это покажется сомнительным, но мне также кажется, что Говард недаром в своих произведениях хронологически остановился на времени правления Конана. Он мог бы убить его каким-нибудь героическим образом, но не сделал этого, и мне почему-то кажется, что вряд ли бы когда-либо сделал.
Многие мифологические герои стали героями после их смерти. Героическая смерть была непременным атрибутом их героизма - таков, например, Сигурд. Но Конану не обязательно было умирать, чтобы стать героем. Он стал им при жизни. Смысл послания, закодированного Говардом в Конане - можно стать героем, побеждая. Для этого не обязательно умирать. Ведь иначе это не будет полной победой. Конан готов умереть, но совсем не стремиться к этому. Да и то, по правде - разве в этом смысл жизни? Это красной нитью проходит сквозь все рассказы о Конане.
Конан - это символ торжествующей жизни. Он НЕ ДОЛЖЕН умирать. По крайней мере, никто не должен видеть, как он умрёт. Конан вряд ли обрадовался бы, если бы кто-то написал об этом. Ведь, с его точки зрения, это вряд ли можно считать подвигом. Поскольку подвиг - это сама жизнь. А смерть – это всего лишь завершение жизни. А значит, и завершение подвига. Впрочем, Конан вряд ли жаловался бы на свою жизнь. Я думаю, он умирал бы удовлетворённым.
Конан никогда в произведениях Говарда не умирал. А теперь, став героем, стал бессмертным. Ведь, на самом деле, Конан - это своего рода легенда, герой, мифологема, а у настоящих героев нет ни бесповоротного окончания жизни и нет подлинной, окончательной смерти. Они всегда живут в памяти людей.

Добавлено через 50 секунд
Забавно, но сейчас передо мной лежит книжка с заглавием Конан бессмертный.

Любопытно, что, похоже, и Говард - сознательно или бессознательно - мыслил его в некотором смысле бессмертным.

Некоторые герои становятся героями благодаря своей смерти. Именно в ней раскрывается подлинное величие их духа. Конан же стал героем при жизни. Он продемонстрировал, что человек может быть героем при жизни, а не благодаря смерти. Ему не нужно было умереть, чтобы становиться героем. Скорее наоборот - он продемонстрировал, что человек может стать героем во время своей жизни. Вся его жизнь - это торжество духа над преходящими обстоятельствами.
Не важно, в конечном итоге, победит он силу противника или нет. Это не всегда зависит от человека. Важно то, сделает ли он правильный выбор. Конан далеко не всегда побеждает благодаря силе и ловкости. Часто сама судьба побрасывает ему возможности победить своих противников. Но только потому, что перед этим он сделал самурайский выбор - пусть смерть, но он не поступиться кодексом чести, а главное - жизнями дорогих для него людей. В противном случае, он просто прошел бы мимо этих возможностей и не заметил бы их. Или они и вовсе бы не возникли.
И в этом смысле Конан чем-то схож с Волкодавом Марии Семёновой. Это герой без подвига. Подвиг, конечно, есть, но Конан почти никогда не лезет на рожон. Он не красуется подвигами, как средневековые рыцари. Подвиги его заставляют совершать обстоятельства.

Но простите, я немного отвлёкся. Итак, Конан стал героем, потому что вёл жизнь, которую даже без подвигов в каком-то смысле можно назвать героической. Как ещё можно назвать жизнь, в которой человек постоянно руководствуется кодексом своей чести, я не знаю. Разве что самоубийственной, что почти одно и то же . И такая жизнь является подвигом сама по себе.
Но в ней есть и ещё один нюанс, который был верно подмечен Патрисом Луине.

Как бы мы от этого не отмахивались, жизнь Конана - это отражение жизни Роберта Говарда. Даже если Конан и не мыслился изначально как калька с самого автора, автор невольно вложил в него свою душу - иначе и не бывает. И потому в нём заметны многие характерные исключительно для самого Говарда черты.
И вот что мы видим.

По сути дела, вся жизнь Конана - это борьба против бессмысленности, против угасания - против смерти.

Давайте вдумаемся в следующие строки:

[Пелиас Кофийский]

Беспричинная тоска накрыла, словно саван, душу киммерийца, парализовав его сокрушительным чувством тщетности человеческих усилий и бессмысленности жизни.
(«Феникс на мече», первый представленный на публикацию черновик)

Что это, если не аллегория смерти – не в термодинамическом, но человеческом смысле?

Человек, лишённый смысла жизни, фактически мёртв. И это не просто красивые слова. В своё время Гоголь, по мнению современников и врачей, умер именно от того, что утратил смысл в жизни - физически он был вполне здоров. Не буду приводить других примеров, это не слишком весёлая тема…

Вот ещё один пример.
В «Королеве Черного побережья» Конан объясняет Белит, что «в [Киммерии] люди борются и страдают напрасно, находя удовольствие лишь в ярком безумии битвы…»
Всё прочее время проходило в забвении – и каким же оно было, это забвение? А вот каким - об этом нам говорят строки из стихотворения Киммерия:

Это было так давно и далеко, что я забыл
Само имя, которым люди назвали меня.
Топор и кремниевый наконечник копья были, как сон,
А охота и войны были, как тени. Я помню
Лишь тишину этой мрачной земли,
Облака, что вечно плыли (сгрудились) над холмами
И тёмноту бесконечных лесов.

(Перевод автора).

Таким было забвение - и что оно, если не смерть? Именно таковой - в забвении - виделась смерть древним грекам. Недаром по их легендам, которые, несомненно, знал Роберт Говард, Киммерия находилась возле входа в Аид - царства смерти….

Бессмысленность (отсутствие цели в) жизни ведёт к забвению, и тогда жизнь проходит как дурной сон - об этом мог бы сказать, да и говорил Г. Лавкрафт.

И именно с нею, с тенью Киммерии, с забвеньем, с бесцельностью, со смертью - сражается всю свою жизнь Конан.

Патрис Луине пишет:

Вот то, чем действительно полны истории о Конане, - желанием с головой погрузиться в бурную жизнь. Насыщенная жизнь Конана представляется отчаянной попыткой забыть Киммерию и избавиться от любых страшных воспоминаний, связанных с этой страной.

Недаром Конан в Королеве Чёрного Побережья говорит Белит:

Дай мне жить полной жизнью, познать насыщенный вкус мяса и жгучего вина, горячие объятья белых рук, безумное ликование битвы, когда голубые клинки пламенеют и алеют, и я буду удовлетворен. Пусть учителя, жрецы и философы ломают голову над проблемами реальности и иллюзии. Я знаю одно: если жизнь иллюзия, то и я не более чем иллюзия, а иллюзия, таким образом, реальность для меня. Я живу, живу бурной жизнью, люблю, убиваю, - и этим удовлетворен».

Именно с этим - с бессмысленностью существования - борется всю свою жизнь Конан. Для того, чтобы сделать жизнь осмысленной, человек должен следовать своему предназначению - тому, без чего он не может жить.
Для Говарда, Лавкрафта, Гоголя - этим была творческая работа. Оба последних по их собственному заявлению, не жили, пока не начали писать. Первый не смыслил жизни без своей любимой работы.
Для Конана - этим была борьба с несправедливостью и потусторонними силами, которые и есть ярчайшее проявление несправедливости, пренебрежения к человеческой жизни - а значит, и зла - по мнению Говарда. Именно равнодушие, безразличие к другим людям, позволяющее причинять им боль, и есть зло в понимании Говарда - это поймёт каждый, кто читал Соломона Кейна. И в этом смысле Говард подымается на высочайший уровень литературной классики, чего почему-то, как правило, не замечают. Не замечают главным образом потому, что Говард не писал этого напрямую, а вчитываться и вдумываться в произведения критикам мешает пренебрежительное снисхождение или снобизм.

Добавлено через 10 секунд
В глубоком, глубинном смысле - хорошая литература - это точно такая же борьба со злом, или продвижение добра, что, в общем-то, в глобальном аспекте, одно и тоже - неважно, радует она людей, поддерживает их и придаёт им силы, или же указывает на ужасы несправедливости, призывая к недопусканию её или борьбе против неё. Так что Говард не так уж далёк в этом смысле от Конана…
А мистические силы для Говарда - это лишь аллегорическое проявление максимальной несправедливости, ибо обладание ими позволяет проявить несправедливость в максимальной мере.
Если для Соломона Кейна эта борьба протекает сознательно, целенаправленно, но она же и искажает его жизнь, ибо для достижения благородной цели он выбирает добровольный отказ от обычных человеческих радостей, то Конан - это пример того, что бороться с несправедливостью можно и радуясь жизни, не отказываясь от неё самой. Конан, безусловно, не идеален. Он сын своей эпохи. Понять большинство его поступков помогают слова Ньорда из Долины червя:

В те времена человек со дня рождения и до самой смерти зубами и когтями дрался за жизнь, ни у кого не прося пощады и никому её не даруя. Милосердие если и проявлялось, то лишь спонтанно, а, значит, крайне редко.

Конан, как и Ньорд, не стремиться к справедливости целенаправленно; его благородные порывы проявляются спонтанно. Он истинный сын дикой природы. Он живёт так, как можно жить в условиях его суровой реальности. Он убивает не потому, что бездушен, а потому, что сама реальность не допускает другого. Он должен убивать, чтобы жить… или чтобы жили другие. Таковой была реальность не так давно по геологическим меркам.
Этого опять-таки часто почему-то не понимают критики, полагая, что произведения Говарда слишком мелки, чтобы осмыслить философский смысл убийства, дескать, в них нет понимания ценности каждой человеческой жизни… И за своими рассуждениями не видят, что для Говарда - каждая смерть, даже смерть врага - на самом деле, это трагедия, пусть это и не всегда очевидно, но в некоторых произведениях проявляется прямо-таки с кристальной ясностью.
Не понимают и кое-чего другого. Произведения Говарда близки к буддизму, который в свою очередь близок к шаманизму - в котором человек лишь часть целого мира. Он не умирает навечно, он возрождается; его душа бессмертна. В рамках такой концепции смерть не является концом всего; и смерть тех, кто нарушает справедливость - есть лишь проявление вселенской справедливости, а смерть невинных - трагедия или случайность. И в любом случае это не непоправимая трагедия в рамках концепции пантеистического и вечно живого мира, в котором души после смерти не умирают, а лишь отдыхают до следующего перерождения…
Именно европейская концепция смерти как конца всего стала причиной панического страха перед смертью, и таких отвратительных явлений и высказываний, как - после меня хоть потоп, пир во время чумы и т.п. Для большинства же диких и восточных народов, сама смерть не имеет принципиального значения. Важно, КАК жить и КАК умереть.

Добавлено через 21 секунду
Конан просто живёт, не стремясь к вселенскому торжеству справедливости, поскольку понимает, что обычному человеку это не по силам; но и никогда не отступает от своих принципов, даже если выбор стоит - жизнь или смерть.
И то, что он побеждает - зачастую вопреки здравому смыслу и простой вероятности - лишь частное проявление вселенской справедливости, которая, быть может, не столь и заметна, но в мире Конана существует.

И всё-таки, борьба добра и зла не является эпицентром событий в мире Конана. Эпицентром является борьба Конана с самим собой, как бы странно это не звучало. Конан проявляет подлинное благородство даже перед лицом смерти - и вряд ли это можно назвать как-то иначе, нежели победой над самим собой. И именно благодаря этому читателям интересно читать истории о нём, и именно за это его любят читатели.

Но в произведениях есть и ещё одна борьба, почти незаметная. Конан борется с собственным унынием, порождённым в первую очередь своим неверием к миру и людям. Неверием, вызванным в своё время непониманием и несправедливым отношением к Роберту Говарду со стороны его воспитателей, семьи, знакомых. Говард всего сам добился в жизни, не ощущая поддержки ни с одной из сторон. В своём городке его считали странным. Отец не верил в его литературный талант. Друзья не понимали его. Чего только стоят их высказывания после смерти Говарда: почитав отдельные его стихотворения, я понял, что совсем не понимал его. Или: я не до конца понимал его, но дружил с ним, потому что иначе с ним никто не стал бы дружить. Просто дрожь берёт от таких слов. В этом смысле он в чём-то схож с Эдгаром По.
Говард мог бы сказать, что его мало кто понимал; и, как и один из современных авторов, он мог бы сказать, что состоялся ВОПРЕКИ всему, что его окружало. А потому ему было очень трудно верить людям. Очень часто он принимал на свой счёт на слова, которые вовсе не имели целью его обидеть. Он писал, что иногда его просто охватывало бешенство, и я этому верю. Надо сказать, величайшее благородство и в эти минуты не оставляло его. Он старался не выходить и ни с кем не общаться в эти дни, чтобы никого незаслуженно не обидеть. Сложно представить другого человека, способного на такое самопожертвование. Пожалуй, борьба за веру в других была самой сложной борьбой, которую только вёл Говард. Трудно сказать, выиграл Говард эту борьбу или проиграл. Но Конан вышел из неё победителем.

[Пелиас Кофийский]

В каждом рассказе Говард переносил в своего героя лучшее, что он хотел сказать. Его рассказы удивительны по гуманистическому наполнению, что опять-таки, как правило, игнорируется критиками. А всё потому, что Говард не писал в своих рассказах (по крайней мере, про Конана) об этом прямо.

Даже рассказы о Соломоне Кейне кажутся им наивными, и они умудряются не заметить, что, например, в рассказе Красные Тени ключевым моментом, по сути, является не сверхъестественный бог, а чернокожая девушка, умирающая у Кейна на руках. Важно то, что он говорит ей; как он говорит; что побудило его преследовать Лоупа. Он не хотел, чтобы ещё когда-нибудь, у кого-нибудь на руках умирала ещё одна такая же девушка…
Говард не писал об этом. Он не был философом. Он был человеком действия и писал о действиях, а не рассуждениях. И надеялся, что его читатели сами поймут, почувствуют то, что он хотел сказать…

Характерный пример - его первое опубликованное произведение – о том, как первобытный человек спасает свою возлюбленную от дикого зверя - пожалуй, характеризует Говарда не хуже всех его вместе взятых последующих произведений…

Итак, Говард боролся с самим собой. Он хотел радоваться жизни и верить людям. И свои желания и надежды он вложил в Конана. И его Конану удалось выйти из этой борьбы победителем.

Конан мог победить, только утвердив торжество вечной жизни, не смерти. Такова была его личная борьба. Таково было его предназначение.
И он исполнил его. Конан Роберта Говарда - типичный пример так называемого (в психологии) актуализированного человека - человека, не пытающегося контролировать всё и вся, но просто умеющего радоваться жизни. Конан является архетипом такого человека - в максимальном выражении, которое вложил в него Говард.
Именно поэтому Конан не может умереть - ни в жизни, ни в литературном произведении. Иначе это будет противоречить всему тому, что вложил в него Говард.

В реальности, это кончено, невозможно, но ведь Конан - не как литературный герой, но как образ, поразивший воображение миллионов людей - живёт в особой, ментальной реальности, которой правят свои, удивительные законы .

Добавлено через 21 секунду
Недаром чуть позже Патрис Луине воскликнет:
- Как можно убить героя - литературно или буквально - который способен пережить такую сцену, как эта [распятие в Родится ведьма]? … Из-за этой сцены Конан стал казаться «бессмертным», и остается гадать, в какой степени Говард желал, чтобы так вышло…






Дополнение .

[Его рассказы удивительны по гуманистическому наполнению, что опять-таки, как правило, игнорируется критиками].

Конечно, многие могут сказать, что гуманизм не слишком-то вяжется с бесчисленными кровавыми сценами. Но дело вот в чём….
Говард понимал, что его герой действует в суровое время. И он не может не убивать. И это совсем не значит, что Говард одобрял это. Между прочим, друзья Говарда писали, что он ненавидел змей, но сам бы не убил и змею.
Между прочим, заметно, что в большинстве батальных сцен, где показано, как Конан сражается, он просто вынужден это делать. Он либо защищает кого-либо, либо спасает свою жизнь, либо отражает атаку или нападение. Говард, как настоящий великий писатель, понимал, что его герой, исходя из требований времени, время от времени сражался и просто так, преследуя собственные цели, но, похоже, просто не нашёл в себе силы воли, чтобы описать подобные сцены. Бессмысленное кровопролитие было ему отвратительно. В этом и состояло его основное разительное отличие со своим героем. Конан был сыном природы, а не цивилизации; у него было выбора - сражаться или умереть, а потому моральные вопросы не слишком мучили его. Вдобавок, он был сыном своей эпохи, он не мыслил себя без войн - таково было его воспитание. Говард был тоже сыном своей эпохи; у него тоже был выбор, и он сделал его.

[Турлах Дув]

Аплодисмент. А наивность написанного таки даже умиляет. Вознести трэшевого, по сути, писателя на «высочайший уровень литературной классики» (Шекспир, Бальзак, Толстой, Хемингуэй – подвиньсь!) – это што-то! И какое недюжинное, помноженное на читательскую восторженность воображение нужно иметь, чтобы увидеть в «мистических силах» «аллегорическое проявление максимальной несправедливости», в то время как на деле сверхъестественное у Говарда – ради сверхъестественного, блестяще используемое средство привнесения саспенса и адреналина.
А в принципе, любая точка зрения имеет право быть.

[Кел-кор]

Пелиас Кофийский, а из какой статьи Лидина эта цитата?

Соглашусь с Турлахом Дувом в том, что Говарду, конечно, далеко до классиков, тем более до классиков реалистической литературы. И сверхъестественное у него действительно только ради сверхъестественного. У него, по большому счету, все просто так.
Но с другой стороны, подумаешь, посоображаешь - и понимаешь, что не так прост Говард, как кажется. Да, видимо, поднимал он и серьезные вопросы в своих рассказах о Конане, но они зачастую так глубоко скрыты, что приходит мысль: а он и сам не осознавал этого.
Просто писал то, что хотел писать...

[Chertoznai]

Цитата: Автор: Турлах Дув Вознести трэшевого, по сути, писателя

"трэшевый по сути писатель" дал миру целый жанр литературы.

[Михаэль фон Барток]

противопоставление "настоящей литературы" под которой обычно разумеется протокольный реализм 19 века, ложно и порочно по сути своей.
писатели должны делиться по принципу
"талантливый" \ "бездарный".
Хэм кстати персонаж чудовищно переоцененный, так что пример неудачен
времени блин нет, а то черкнул бы реплику.
ну по поводу фантастика vs. "боллитра"...
Пелиас конечно многое "вчитал" от себя.
но в кого попало не "вчитаешь".

[Пелиас Кофийский]

Цитата: Аплодисмент. А наивность написанного таки даже умиляет. Вознести трэшевого, по сути, писателя на «высочайший уровень литературной классики» (Шекспир, Бальзак, Толстой, Хемингуэй – подвиньсь!) – это што-то! И какое недюжинное, помноженное на читательскую восторженность воображение нужно иметь, чтобы увидеть в «мистических силах» «аллегорическое проявление максимальной несправедливости», в то время как на деле сверхъестественное у Говарда – ради сверхъестественного, блестяще используемое средство привнесения саспенса и адреналина. А в принципе, любая точка зрения имеет право быть.

Цитата: Пелиас конечно многое "вчитал" от себя.

С этим конечно не поспоришь

Добавлено через 5 минут
Я просто на самом деле придерживаюсь такой такой точки зрения:

Цитата: писатели должны делиться по принципу "талантливый" \ "бездарный".

Талантливый писатель, говорящий сердцем и старающийся писать искренее - а именно таким был Говард - даже не желая намеренно ничего особеннего сказать, всё равно говорит, а тот, кто не говорит сердцем, сколько бы он умных мыслей сказать не хотел, всё равно не создаёт ничего стоящего. Например, большиснтво исторических идей Толстого не принимается большиснтвом совеременных историков, но он всё равно отсаётся классиком, именно потому, что писал от души, правда как бы написалась через него. Настоящие писатели пишут, пока чувствуют, что пишут психологически правлдоподобно, а когда чувствуют, что правдоподобие теряется, просто не могут писать. Именно поэтому Гоголь так и не смог завершить свой второй том Мёртвых душ - он взял за исходник неврную посылку, но когда переходил к непосредственно тексту, понимал, что психологически неправдоподобно и в конце концов отчаялся таки написать нечто верно, а посылку менять не мог.... не мог он принять печальную правду.

Добавлено через 6 минут
Таким образом прав Кел-кор:

Цитата: а он и сам не осознавал этого. Просто писал то, что хотел писать...

Добавлено через 6 минут

Цитата: но в кого попало не "вчитаешь".

И вот это тоже верно

[shadow46]

Прям слезы наварачиваются.