Horror-конкурс - Алексантери

[Lex Z]

Алексантери

Рождество на пороге. Полночную тишь
Потревожить не смеет даже юркая мышь.
Стайка детских чулок, как положено, чинно
Санта Клауса ждет у решетки каминной.
Ребятишкам в уютных и мягких кроватках
Снится сахарный снег и Луна-мармеладка.

“Визит святого Николая”, Клемент Мур
/перевод О. Литвиновой/

В тот год, когда близнецам Колу и Рупу исполнилось семнадцать, Отсо решил свозить свое большое семейство в резиденцию Санта Клауса, что в городе Рованиеми. К лету мальчики собирались надолго уехать с друзьями в Италию – по их словам, определиться с профессией. Заскучали в родной Финляндии. Путешествие к Санте стало бы этаким символическим прощанием с детством. Старшая из дочерей Отсо, шестнадцатилетняя Джани, жаждала отметить Рождество с подругами, отец и мать еле уговорили ее остаться, пообещав планшет – со вставочками из розового золота на корпусе. Очень просила сестру остаться с семьей и младшая, тринадцатилетняя Миина, привыкшая тенью таскаться за Джани и восторженно копировать подростковые шалости старшей. У Миины даже стрижка была, как у Джани: лохматая челка до носа, выкрашенная в кислотно-розовый цвет. Кроме того, Отсо и его жена Матлина хотели сделать приятное их приемному сыну, семилетнему Николаю.
Поездка встряхнет их неспешные дни, что так скучно похожи один на другой, особенно долгой зимой!
Отсо, грузный мужчина сильно за пятьдесят, начинавший простым рыбаком, с недавних пор получил приятный статус единоличного владельца небольшого промысла на десяток рыболовных катеров. Его многолетний компаньон, по слухам, пропал в горах где-то на севере Финляндии, но Отсо особо не вникал – пусть, как по закону положено, полиция ведет расследование. Отсо был законопослушен. С годами бывший рыбак стал тяжел на подъем, добрый лагер и тефтельки из оленины сделали свое дело, однако от его особняка до деревеньки Санты в Рованиеми было всего часа четыре езды – на хорошем новеньком минивэне да по хорошей дороге. Если метели не случится.
Перед самым отъездом не обошлось без неожиданностей, чего аккуратный Отсо терпеть не мог. Санта Клаус, оказывается, окончательно перебрался в свой таинственный дом на сопке Корватунтури, что милях в шестидесяти от Рованиеми. Отсо тщательно навел справки: дорога на Корватунтури хорошая, хоть и петляет, так что часа за два они с комфортом доберутся до Санты.
В путешествие они собрались дней за десять до Рождества. Ведь еще больше, чем неожиданности, Отсо не любил толпы народу, а деревня Санты в Рованиеми последние годы становилась очень шумным туристическим местечком – к счастью, сезонным, преимущественно на Рождество.
– А подарки все равно будут, если раньше поедем? – с подозрением спрашивал отца Кол.
– Будут! – сердито отвечал тот. Вот когда ему, Отсо, стукнуло семнадцать, он уж в море ходил и в Санту давно не верил. Сейчас же странные вещи творятся – детей в детском саду даже нос вытирать не учат, так и сидят до школы с соплями до колен. Это, дескать, чтобы дать детям возможность самим понять, как правильно и хорошо поступать. Инфантильность, усиленная подростковой нервозностью – это смесь тяжелая... “Ничего! – успокаивающе повторяла Матлина, его сорокалетняя красавица-жена, которую он привык слушать по вопросам воспитания детей, потому что она окончила курсы детского психолога и имела два диплома. – Само собой пройдет с возрастом”.
С утра, в день отъезда, прособирались до обеда. Впрочем, до Рованиеми добрались довольно быстро, несмотря на метель. Проехав по красиво освещенному серебристому мосту, пересекли город, доехали до деревни Санты.
Стемнело. Семейство решило переночевать в каком-нибудь мотеле, которых здесь было в огромном количестве, а утром на машине двинуться на сопку.
– Обязательно следует регистрироваться, даже если остаетесь всего на одну ночь, – настойчиво повторила девушка у приемной стойки. Отсо вздохнул – снятие номера в их строго распределенном бюджете не планировалось. Кроме того, они не взяли документы на приемного сына, Колю. Точнее говоря, полный комплект документов на усыновление им должны были выдать только после Рождества – что у Коли нет других родственников, надо было окончательно утвердить в бумагах. Последнему обстоятельству, к большому недовольству Отсо, привыкшему во всем следовать букве закона, определенной денежной суммой – благотворительной, конечно, – поспособствовала Матлина. Жене в детском доме сразу приглянулся голубоглазый светленький ребенок. Сейчас на Колю имелась только справка... Одним словом, не хотелось пускаться в объяснения. До рассвета оставалось всего-то часов пять.
– Мы уезжаем завтра очень рано утром. К Санта-Клаусу, между прочим! И, между прочим, я обещал детям эту поездку еще полгода назад. И я не собираюсь заполнять уйму бумаг – одну уйму сейчас, другую уйму завтра с утра!
– Вы можете просто предъявить паспорта и документы на детей, мы запишем имена, данные...
– Вы просто хотите, чтоб мы обязательно сняли номер! – сердито вмешалась Матлина, использовав предвещавший конфликт плаксиво-истеричный тон, который всегда действовал безотказно, рисуя в воображении собеседника продолжительные судебные тяжбы. Девушка у приемной стойки тут же сдалась, улыбнулась.
– Как вам будет удобно. Приятно провести время в Рованиеми.
Вот дать бы этой симпатичной девчоночке просто-напросто лишних денег, да разместить всю семью в дорогущем номере на пять или шесть комнат! Что у него, черт подери, денег не хватит, а? Но жена-то, Матлина, живьем тогда съест, за незапланированные расходы. Когда-то, в невообразимо далекой молодости, когда он, Отсо, ходил за рыбой на простом судне младшим помощником капитана, ему не составляло труда поставить ребятам бутылку на свои последние деньги... Эх! Отсо снова тяжело вздохнул.
Все семеро ужинали в большой, ярко освещенной зале, на счастье Отсо почти пустой в несезонные дни и в такой поздний час. Зала была отделана под старину – панели темного дерева перемежались латунными, искусственно состаренными полосками, стены украшали оленьи рога и грубые деревянные полки с глиняными горшками, расписанными традиционным лопарским узором. Пахло жареным мясом и смолой.
Каждый выбрал место по вкусу. “Если дети хотят уединения – это их право”, – любила приговаривать Матлина, когда Отсо демонстрировал, по ее словам, излишнюю “консервативность и деспотичность”, желая хотя бы ужинать вместе.
– Мальчик, как зовут твоего папу?
Коля был так поглощен вкусным ужином, что не заметил, как к нему подошел высокий мужчина с пестрой бородой и темными очками на пол лица. Мужчина дружелюбно улыбался.
– Отсо, – ответил Коля, оторвавшись от еды и с интересом разглядывая куртку незнакомца, причудливо изукрашенную ремешками из кожи, и маленький серебряный колокольчик на шее. – Скажите, а здесь можно встретить оленей, больших?
– Конечно, можно. Ты ведь скоро попадешь в сказочную страну, – бородатый все улыбался, отчего пегая растительность на его лице приходила в движение. – А маму твою как зовут?
– Они вообще-то приемные родители. Отсо и...
– Ты что, совсем олень, Ко? – Колю больно пихнул локтем в бок один из старших близнецов, Руп. – Нам скоро ехать, а ты тут затеял. Нашел время!
– Что затеял? – тихонько спросил Коля. Он робел перед близнецами – оба здоровые, толстые, вечно что-то жующие и не упускающие случая подтрунить над ним. Он, Коля, за полгода пребывания в семье Отсо так еще толком не понял, как тут, в Финляндии, живут дети. Он не знал их игр, не понимал их шуток... От Кола и Рупа всегда крепко воняло, чем-то тошнотворно-кислым. Матлина говорила, что это особенности подросткового развития, но по твердому убеждению Коли близнецы просто редко мылись.
– Затеял к мужику клеиться, – заржал Кол, подходя поближе.
– Что делать? – еще тише переспросил Коля, не понимая, при чем тут клей. Это очередная странная игра финских детей, что ли?
Заржал и Руп, его веселила тупость приемыша.
– Ну ты олень! Потом объясним тебе! Вам чего, дядя?
– А как вас зовут, ребята? – спросил бородатый, медленно повернув к Рупу и Колу бесстрастные очки.
– Э, дядя, ты уж выбери, с кем из нас пообщаться хочешь, – деловито заявил Руп, заприметив дорогие часы на руке мужчины. – Могу номер телефона оставить, я уже совершеннолетний. А этот, – он привычно пихнул Колю, – соплив еще, даже не определился со своим гендером.
Подошел Отсо, хмуро рассматривая бородача. Высказать что-нибудь этакое он не имел права, не раз и не два он получал крупные штрафы – особенно когда как-то высказался против того, чтоб в их евангелической церкви повесили картину Рая, где кроме Адама и Евы было толерантно размещено много другого народу... Сейчас Отсо только и смог, что выразить взглядом свои эмоции. Незнакомец же миролюбиво поднял руки и снял очки, обнаружив большие выпуклые глаза пронзительно синего цвета.
– Мы просто болтали... Отсо, да? Приятно видеть столько детишек сразу. На Корватунтури едете? Могу вас проводить, я местный. Меня Рудольф зовут.
– Отсо! – подала голос всевидящая Матлина; она забралась с ногами в пухлое кресло и листала модные журналы. Рядом на столике стояли бокалы с коктейлями. – Метель началась. Ты бы проверил насчет снега у гаража, а то завтра не уедем.
– Служащие мотеля всегда чистят дорожки, – тут же любезно сообщил Рудольф. – Можем пойти поглядеть.
На улице деревеньки и впрямь мело и завывало. Несколько человек, укутавшись по самые глаза, расчищали снег лопатами. Раскачивались фонари из разноцветного стекла, такие, что вешают на рождественские елки. Слева мутным заревом виднелся город Рованиеми, а в той стороне, где поднималась Корватунтури, царила мгла и властвовала пурга. Отсо вздохнул – внезапно ему совсем расхотелось туда ехать.
– Дорогу до сопки тоже чистят. Там красиво, шарики, фонарики, гирлянды вдоль всего пути, – сказал Рудольф. – Потом большая подземная пещера со светящимися сталактитами. Детям очень нравится.
– А вам, смотрю, очень нравятся дети! – не удержавшись, зло сказал Отсо.
– Я люблю детей. Это моя работа, – спокойно отозвался бородач.
Отсо помолчал. Может, зря он так...
– Сколько ехать до дома Санты?
– По такой погоде часа за два доедете. Так поехать с вами, Отсо?
– Не надо, – буркнул Отсо и отправился назад, в тепло. Бородач проводил его долгим взглядом. Его глаза поменяли цвет, сделавшись из синих антрацитово-черными.
Девочки тоже не спали. Впрочем, они часто не спали по ночам, смотря “интересное”, как заговорщически шептала Джани на ухо сестре, округляя глаза. Джани ужас как любила “про это”, но не про мужчин и женщин – это ей было скучно. Джани любила смотреть только про женщин и особенно любила смотреть “про это” вместе с сестрой. Миина поначалу стеснялась и отказывалась, но старшая сестра быстро и толково разъяснила, что к чему, даже лучше, чем воспитательницы в детском саду, и теперь они увлеченно смотрели вместе, на планшете – а скоро будут смотреть на новом планшете, с лучшим качеством изображения. “Хорошо, когда у сестер много общего, это укрепляет семью,” – сказала их мать, узнав об интересах девочек.
А Коля, достав маленький блокнотик и шариковую ручку, принялся рисовать. Когда были живы мама и папа, Коля часто рисовал – низкие горы, деревья в снегу и особенно оленей, он очень полюбил их с тех пор, как родители-геологи однажды покатали его на чудесной оленьей упряжке. Он и сейчас рисовал оленей, с большими грустными глазами – и мечтал, как однажды они отвезут его домой, к бабушке и дедушке. Коля знал, что у него где-то есть бабушка и дедушка, но совсем не знал, где они живут. Так что оленям он никак не смог бы объяснить, куда его везти... Коля грустно улыбнулся сам себе – прямо как в рассказе Чехова, который ему мама читала, про деревню и дедушку. Значит, надо какое-то другое желание на Рождество загадать. Коньками, лыжами, теплым шарфиком и одним пряничным домиком Отсо и Матлина его сразу щедро снабдили, как только забрали из детского дома. Они добрые, Отсо и Матлина. Но Коле хотелось чего-то другого, а чего – он и сам не знал.

***

С утра дорогу и впрямь расчистили. Минивэн Отсо шел ходко по блестящему хрусткому снегу. Снегопад прекратился, и Отсо рассчитывал скоро быть на месте. Матлина дремала на переднем сидении, старшие дети уткнулись в планшеты, Коля смотрел в окно – хотел увидеть оленя. Несколько раз среди деревьев и правда что-то мелькало, но Коля никак не успевал рассмотреть.
Ехали уже больше двух часов. Впереди давно должны были показаться похожие на заячьи уши очертания невысокой Корватунтури, но теснившиеся высокие деревья обступали пролегавшую в низинке дорогу, и ничего не было видно.
– Пап, меня укачало! ¬– отбросил в сторону планшет Руп. Он выглядел нездоровым. – Дай выйти, а то меня вывернет прямо на Кола!
Девочки захихикали.
– Правда, остановимся, Отсо, – зевнув, потянулась Матлина, – я тоже хочу пройтись. Здесь красиво.
Машину оставили на обочине. Кругом стояла удивительная тишина, только время от времени с нижних веток елей с шуршанием сползали пласты снега и плюхались в мягкие округлые сугробы.
– Странно, – пробормотал сам себе Отсо, оглядывая стену леса. – Мы должны были уже приехать. И заплутать не могли, дорога-то одна здесь.
– “Блудиться”, папа, а не “плутать” – поправила отца Джани. И обе девочки опять засмеялись.
Впереди дорога круто поднималась, и, выбираясь из низинки, сворачивала направо.
– Наверное, за тем поворотом увидим гору, – деловито рассудил Отсо.
Тишину разорвали резкие звуки – Рупа рвало.
– Смотрите, что это там такое красивое? – Матлина, аккуратно переступая сапожками, сошла с дороги и вгляделась в чащу. – Да там елки с шариками, смотрите, какая прелесть!
– Вытрись снегом, – сказал Отсо сыну. Потом подал носовой платок. – Ну ничего, ничего, пойдем пройдемся, подышишь и пройдет.
Все семеро, пробираясь между сугробами, углубились в лес. И правда, на высоченных елях кто-то развесил стеклянные игрушки, до самых макушек. Коля восхищенно оглядывался, замечая такие привычные ему с детства звездочки, стеклянных мишек, и даже Бабу Ягу в ступе. Они шли дальше и дальше, и перед ними возникали новые и новые украшенные деревья. Теперь шары и игрушки висели уже повсюду, даже на сухих пеньках. На некоторых деревьях они были понавешаны только с одной стороны, а иногда просто уложены узорами на снегу.
– Фу! – вдруг сказала Джани, кутаясь в белую шубку. – Тут явно кто-то побывал до нас!
Она брезгливо указала под ноги, где валялось множество битых стеклянных шаров. Вот странно, как будто они только что там появились.
– Надо им счет выставить, за небрежность... Ой, фу-у-у, а это еще что такое?
Джани носком сапожка поковыряла в снегу, села на корточки и взяла белой перчаткой какой-то шарик с красным хвостиком... И вдруг пронзительно завизжала, отшвырнула его прочь. Шарик был очень похож на выдранный человеческий глаз, подмерзший, но оставивший на перчатке девочки красный след. – Дебильные шутки!
– Зачем украшать долбанные елки так далеко от дороги? – недовольно буркнул Кол. Рукава куртки неприятно сдавливали руки, наливавшиеся свинцовым холодом. Ноги тоже еле ворочались. – Пап, я замерз!
Снова пошел снег. На небо наползли тучи, сделалось темно, как вечером.
– Зачем, зачем... – Отсо оглядывался на разноцветные стеклянные блестки повсюду, с тревогой прислушивался к непрекращающимся рвотным звукам, которые в отдалении издавал Руп... Какая-то мысль вертелась в голове. – Далеко от дороги, чтобы подальше уйти от машины! Идемте-ка быстро назад, да и Рупу до сих пор плохо!
Все поспешили обратно, только Кол отставал, прихрамывал, переваливался с боку на бок и тяжело дышал.
Машины не было.
Отсо ошалело повертел головой. Следов от протекторов тоже не было... А ведь снег пошел всего с минуту назад!
– Это ты оставил дверцу открытой! – кинулась на него Матлина, ее глаза зло засверкали. – Раздолбай! Вот! И что нам теперь делать?!
Обе девочки испуганно прижались к матери, Коля тоже был напуган и растерян. Когда пугались взрослые, то и он начинал чувствовать себя совершенно беспомощным, как тогда, когда снежная лавина накрыла маму и папу.
Отсо посопел, взял себя в руки. На всякий случай проверил свой телефон, но сети давно уже не было.
– Не кричи. Идем по дороге вперед, до поворота. Мы уже где-то очень близко. Найдем людей, вызовем полицию. Так, подойдите все сюда. Руп, Кол, вы где?
Близнецы пропали. Этого еще не хватало!
– Руп! Кол! – заорал Отсо, казалось, на весь тихий лес. Его голос потонул среди черных неподвижных стволов. – Руп же вот здесь стоял! Вот здесь! – Отсо указал на лужи остывающей рвоты, с ужасом замечая в них следы густой темной крови. – А Кол за нами ведь шел! Кто его видел?
– Что нам делать-то?! – завыла Матлина, округлив глаза.
– Молчи! Не пугай детей! – прикрикнул Отсо на жену. Кажется, он впервые повысил на нее голос. – Так... У нас теперь только один путь, вернуться обратно мы без машины не сможем. Идем до поворота и смотрим, не видны ли оттуда огни жилища Санты. Потом решаем, что делать. Поняли? Тогда вперед! Николай, дай руку. Не бойся!
Они побежали, Матлина волокла за руки Джани и рыдающую Миину.
За поворотом дорога оборвалась.
Резко сворачивая направо, шла узкая и совершенно прямая тропинка. Лес сменялся подлеском и кустарником, и совсем близко поднимались долгожданные, похожие на заячьи уши, склоны Корватунтури, а у ее подножия, в конце тропинки, мерцал яркий огонек. Коля вспомнил, что вершины сопки – это волшебные уши Санты, которыми он слышит желания всех детей на свете, даже мысленные. “Пусть Кол и Руп вернуться!” от всей души пожелал Коля.
– Вперед! – бодро скомандовал Отсо. – Там люди, позовем помощь, найдем мальчиков.
Впереди, словно в ответ на слова Отсо, замелькали быстро приближающиеся огоньки.
– Я не пойду туда, – сказала Джани. Миина, глянув на сестру, согласно закивала и попятилась к лесу.
– Да что вы, девочки, пойдемте же, нам помогут... – начала было их мать, увлекая за руки навстречу огонькам. Вдруг Джани резко приникла к руке матери, несколько раз подряд быстро и глубоко укусила, порвав той вену на запястье, а затем, рванув сестру за руку, исчезла в чаще, так что Отсо не успел даже пошевелиться.
“Мне тоже идти за ними?!” – суматошно подумал Коля. Он покачнулся, все поплыло у него перед глазами.
– Отсо-о-о-о! – орали издалека, повторяя его имя как заклинание снова и снова.
Совсем близко замелькали лучи фонариков, Колю ухватила за плечо крепкая рука, мелькнули пестрые кожаные шнурочки, колокольчик и пегая борода.
– Где моя жена... – безумно озирался Отсо, окруженный пятью мужчинами.
– Как ее имя? Отсо! Как ее зовут? – кричал ему в лицо бородатый Рудольф.
– М-матлина...
Мужчины хором принялись выкрикивать ее имя. В другой ситуации Коле показалось бы это очень забавным, точно Снегурочку звали... Нечленораздельный рев из-за деревьев был им ответом.
– Поздно! – рявкнул Рудольф и деловито обратился к своим крепким бородатым спутникам – все они, как один, с кожаными ленточками на куртках и серебряными колокольчиками на шеях. – Дэшер, Дэнсер, Прэнсер, найдите их! Виксэн, отведи этих двоих в дом. Скажи Комету, Кюпиду и Блитцену, пусть спешат сюда, мы одни не управимся.
– Моя жена... дети... – бормотал Отсо.
– Мы их найдем! Всех находим – и ваших найдем. Идите же!
Тот, кого назвали Виксэном, подхватил на руки Колю и следя, чтобы Отсо не отставал, поспешил по тропинке вперед.
Крепкий, словно намертво вкопанный в землю трехэтажный дом был сложен из толстенных темных бревен. Внутри полыхал большущий камин. Развешанные по стенам картины – странноватые зимние пейзажи, словно залепленные рваными комьями снега, – своим беспорядочным размещением напомнили Коле украшенные елки в лесу. Многие картины висели криво, на полу были уложены стопки листов для рисования и чистые холсты, натянутые на подрамники.
Большую часть комнаты занимал мощный деревянный стол, на ножки которого, похоже, пошли те же стволы, что и на сам дом. На столе была разложена карта, над которой низко склонилась высокая тощая фигура в красном халате с белыми рукавами и воротником и в тяжелых, обитых мехом сапогах со стальными носами, переливающимися от плясавшего в камине огня.
– Рудольф, подойди, – не оборачиваясь, приказала фигура, тыкая пальцем в карту. – Устройте засаду здесь и вот здесь. До утра их надо взять.
– Понял, – кивнул бородатый и поспешно вышел. Отсо и Коля остались одни с человеком в красном халате. Если не считать лежащего на подстилке у камина олененка с крошечными пушистыми рожками. У него на шее Коля разглядел серебряный колокольчик.
– Что... что тут творится? – хрипло выдавил из себя Отсо.
Хозяин дома выпрямился и обернулся. Коля охнул, втянул голову в плечи и, споткнувшись, попятился. Голова человека в красном халате была совершенно лишена волос, как бильярдный шар, и тоже переливалась в отблесках камина. На Колю уставились слепые, молочно-белые глаза. Но не они больше всего поразили мальчика... Нижняя челюсть этого существа была устроена так, что рот продолжался почти до ушей, а там, где у обычных людей расположены скулы, шевелились складки кожи, под которыми влажно поблескивали мелкие острые зубы.
Отсо потрясенно молчал. Надо бы кинуться на эту тварь, этого маньяка, напавшего со своими людьми на его семью в этом проклятом лесу, размозжить ему башку табуреткой – тут хорошие, крепкие табуретки! – но почему-то никак не получалось. И Отсо устало сел прямо на пол. Коля, дрожа, рассматривал существо.
– А как... как вы на карте показываете, если слепой? – набравшись храбрости и не в силах сдержать любопытство, тихонько спросил он. Существо улыбнулось, и Коле снова стало дурно.
– У меня особая карта, да-а, – сказал он, удивительно четко выговаривая слова для такого рта. Буква “а” выходила у него ярче других – при этом пасть разевалась особенно широко, – Подойди, увидишь.
Коля сглотнул слюну враз пересохшим горлом, но послушно подошел ближе. Все равно ведь ему некуда деваться от этого чудовища... Кроме того, осознание того факта, что чудище слепое, внушало Коле некоторую уверенность. Он, Коля, ловкий! Он сможет убежать! Приглядевшись к карте, Коля увидел, что она выпуклая. Ага, значит, по ней можно выучиться ориентироваться наощупь.
– А это мой олешек...
– Дандер? – робко улыбнулся Коля, потому что остальные имена оленей Санты принадлежали бородатым мужикам в лесу.
– Верно, – улыбнулся и хозяин. На этот раз совсем чуть-чуть. – Это Дандер, мой олешек-поводырь.
– А вы значит... Санта? – вдруг с ужасом сообразил Коля, косясь на красный халат с белыми манжетами и воротником, старательно отводя взгляд от кошмарной пасти.
– Нет-нет.
– Тогда... Дед Мороз?!
– Мальчик, я похож на Деда Мороза?
– Ох, нет! – искренне воскликнул Коля. – Тогда вы все-таки Санта.
– Мальчик, Санта – это такой добрый сказочный дед, нарисованный в книжках, на шоколадках и на банках со всяким пойлом. А меня звать Алексантери.
– Никогда не слышал, – удивленно проговорил Коля.
– Разумеется, мальчик. И не должен, да-а-а. Все забывают, когда уходят от меня.
Отсо прислушивался к их нелепой беседе.
– Так вы нас отпустите, Алексантери? – спросил он. – Нас всех, вы отпустите?
Хозяин повернул к Отсо голову. Коля опять сглотнул, потому что голова плавно повернулась почти на сто восемьдесят градусов.
– Отпускать можно по-разному, да. Для начала поймав. Поймал-то я пока только вас двоих... Вы, Отсо, зря думаете, что можете причинить мне вред табуреткой. Я знаю ваше имя, Отсо, а значит по моему приказу вы слазите на вершину Корватунтури и слетите оттуда вниз головой, если я того пожелаю. Вы, как и ваша жена, и ваши дети, свое получите сполна-а.
На этом разговор прервался. Отсо дремал против своей воли, все так же сидя на полу, время от времени безуспешно пытаясь разлепить глаза и сосредоточиться. Ему казалось, что он с головой завяз в сладкой, тягучей, липкой карамели, остро пахнущей медом, имбирем и корицей. Пересиливая дурноту, он думал, думал и никак не мог сообразить, почему это приключилось именно с ними, и что их всех ждет дальше... Тоска и беспомощность охватывали его.
Существо, назвавшее себя Алексантери, возилось с картой – Коля заметил, что карта менялась и временами показывала не только окрестности, но и совсем другие страны. Сам Коля тихонько подсел к олененку и погладил того по мягкой спинке.
Время шло. Алексантери часто вскидывал свою страшную голову, прислушивался, но никто не приходил.

***

– Что, не по плану пошло? – ехидно проскрипел Отсо, немного поборов дурноту и безуспешно пытаясь подняться с пола.
Огонь по-прежнему трещал в камине, но к этому звуку прибавился и еще один. Как будто кто-то мокрый и очень тяжелый полз снаружи по деревянному крыльцу. Звук добрался до двери и замер. В дверь заскреблись.
– Да-андер! – позвал хозяин.
Олешек мгновенно вскочил на ножки и посеменил к хозяину. Алексантери одной рукой ухватил его за поводок, а другой рукой взял посох с тяжелым стальным наконечником, у которого вместо набалдашника красовалась Луна-мармеладка, и не спеша направился к двери. Потом прижался к двери лбом и долгие минуты молча так постоял. Притихло и то, что сидело под дверью. Но не уходило. Внезапно Алексантери распахнул дверь и обрушил свой посох на нечто, попытавшееся заползти в дом. Отсо издал хриплый стон – на деревянном полу подергивалась раздутая туша с размозженной головой, лопнувшая одежда обнажила во многих местах сероватое рыхлое тело. В обрамлении осколков костей пробитого черепа, белых в красном, отвратительно похожих на рождественские полосатые леденцы-тросточки, на отца неподвижно смотрели мутнеющие глаза Кола.
– Вы... вы обещали... Обещали нас отпустить!
– Я и отпустил. Гореть на адском огне, да-а. Убить в нем зло означало убить его самого, потому что кроме зла в этой твари давно ничего не было.
– Тварь здесь – вы! Я не знаю, что вы с ним сделали, почему он таким стал, но это был мой сын!
– Сын – да-а... Кстати, Отсо, не ваш. Но вы и ваша жена в ответе за то, что он таким стал.
– А вы... вы, – задыхался Отсо, не услышав или не захотев услышать слов Алексантери, – вы, значит, добрый борец со злом... Убили невинного мальчика...
– Я не вижу здесь невинного мальчика, да-а-а-а, – ухмыльнулся Алексантери, обратив на Отсо свои слепые глаза. Пасть отвисла так низко, что уперлась в ворот халата, обнаружив несколько рядов зубов, таких же мелких и острых, как те, что торчали в уголках рта.
Хозяин вздернул голову, пошевелил складками кожи около ушей, прислушиваясь. Потом захлопнул пасть, закрыл и запер дверь и швырнул что-то в камин. Пламя, зашипев, почти сразу погасло.
– Они в доме, – сообщил он своим пленникам. – Дандер, в доме ты мне не понадобишься.
Комната погрузилась во тьму, хотя вечер еще не наступил – все окна были плотно закрыты. Коля подполз к Отсо и крепко к нему прижался. Рядом пристроился и олененок.
Коля услышал тихий шелестящий звук, похожий на тот, что издает трущийся о точильный камень нож. Или вынимаемый из ножен клинок. А еще Коля услышал быстрый топот нескольких пар ног где-то наверху. И приглушенное хихиканье, в котором узнал голос своей приемной матери. И почувствовал, как задрожал Отсо.
Алексантери прошел мимо них и начал медленно подниматься по лестнице, ловко и бесшумно ступая своими тяжелыми сапогами.
Сидя в полнейшей темноте, Коля прислушивался изо всех сил.
Наверху с грохотом и звоном что-то рухнуло, прозвучало несколько воплей – и трудно было понять, мужчинам или женщинам они принадлежали. Топот ног раздавался наверху повсюду. Внезапно что-то скатилось по лестнице вниз и замерло. Отсо положил широкую ладонь на рот Коли, но тот и сам даже дышать перестал. Что-то медленно ползло перед ними, Коля ощущал это кожей – и носом. Пахло гнилыми листьями, тухлой водой и почему-то мокрым железом... Оно замерло напротив Коли.
“У меня есть миссия –
Творить волшебства-а –
Это ритуал перехода-а-а-а...”
Затянул наверху Алексантери. Чем громче он пел, тем заметнее становился дефект речи, гласные на концах слов срывались на визгливое пронзительное “а-а-а!”... видимо, потому, что ему шире приходилось разевать пасть. Что-то, сидевшее напротив Коли и Отсо, встрепенулось и поползло назад, к лестнице. Оно ползло долго, как будто было гораздо длиннее человека. А потом резво помчалось наверх.
Наверху что-то рухнуло.
“...Пусть они придут ко мня-а-а
Пусть они придут ко мня-а-а,
Заставьте их увидеть!
Пусть они придут ко мня-а-а –
Я сделаю всех в одиночку”.
Хруст, чавканье, топот ног, мокрые шлепки, вопли... Все стихло.
– Тише, тише, – шептал Отсо Коле. – Господи, хоть бы там прибили уж эту тварь, тогда мы выберемся, только палку мне найди, хоть какую-нибудь, я встать не могу, у камина там пошарь.
На лестнице снова послышались шаги, мягкие тяжелые – звук от сапог Алексантери. Отсо едва слышно застонал. Судя по звуку, хозяин дома волок что-то тяжелое, шуршащее по деревянным доскам как ткань. Мешок.
– Сейчас посмотрим, что из этого я смогу отпустить, – бормотал он. Послышался стук, мокрые шлепки, как будто сырое мясо шмякалось об пол. – Так... – Хлюпанье, шлепки об пол. – Маловато осталось, да-а-а-а... И отпустить-то почти нечего... А! Я камин сейчас разведу, сами поглядите.
– Нет!! – истошно заорал Отсо, до боли прижав к себе Колю.
– Ну, как хотите.
– Отпустите нас... пожалуйста! – тихонько попросил Коля, не понимая, но пугаясь того, что там такое делал Алексантери.
– Конечно, – отозвался Алексантери. – Чуть позже.
А Отсо внезапно сделалось безразлично, когда и как именно их “отпустят”. Ярость охватила его, несмотря на слабость, которой неизвестным способом удерживал его хозяин дома. Во всю эту чушь про власть над именами Отсо не верил.
– Отпустишь?! Кишками на пол?! Борец со злом! Ты на свою рожу-то посмотри! Истинно, ангельский лик!
Алексантери перестал увлеченно копаться в содержимом мешка.
– Я бороду надену. Под бородой, Отсо, все равно ни хрена не видно. Но ты сам посуди, если много лет видеть зло и пытаться хоть как-то соскрести его с людей, то что-то да налипнет, – он вздохнул. – Я теперь даже елку нормально нарядить не могу.
– Зачем ты это делаешь, сволочь ты этакая?!
– Как зачем, Отсо, паршивый ты отец? Я ж слышу, люди желают на Рождество себе и своим детям стать лучше – хотя бы для того, чтоб им за это что-то подарили, да. А чтобы стать лучше, надо сначала избавиться от зла в себе.
– И сколько людей ты уже перебил? И что, хочешь сказать, их никто не искал?
– Многих, очень многих я отпускал живыми. Даже с подарками... Но подарки ведь дарят хорошим людям, правда? Хороший означает absque malo – лишенный зла. А последнее время после удаления зла оставалось только что-то такое, – Алексантери снова чем-то хлюпнул на полу. – Их не искали, да, их просто забывали.
– Ты врешь, тварь! Нельзя просто так взять и забыть пропавших людей!
– Очень даже можно, Отсо. Ты вот взял и забыл своего друга, с которым работал много лет... В вашем новом мире люди не знают и не помнят друг друга, да-а. И потом, а мои волшебные олени на что? Они умеют заставлять забывать.
– Олени? Забывать?! Бред!
– Тот факт, что Санта успевает слазить во все трубы, даже в тех домах, где труб и в помине нет, и раздать в Рождественскую ночь подарки миллионам детей, у тебя возражений не вызывает, да-а-а...
– Значит, ты все-таки Санта, – не спросил, но утвердительно сказал Коля.
– Тварь! Спятившая тварь – вот он кто! Знаешь, чем избавляются от зла? Любовью! В Церкви!
– Нет-нет, Отсо, в нашей просвещенной европейской церкви давно все не так. Впрочем, я заболтался. Пора отпустить и вас.
Алексантери встал, распахнул входную дверь – вместе с холодным воздухом в дом ворвалась безлунная ночь. И краешек алевшего предрассветным светом горизонта. Потом он подошел к Отсо и Коле, и взяв их за шиворот, выволок наружу в снег. Коля попробовал было вырваться, но Алексантери держал намертво.
– Да-а-андер!
Олешек уже был тут, позвякивая серебряным колокольчиком на шее.
– Иди вперед, Дандер, ты знаешь, куда. Я за тобой.
Олешек шел по тропинке и позвякивал. За ним шел Алексантери, таща обоих пленников. Некогда белые рукава его халата были темно бордовыми, застывающими на холодном ветру как жестяные банки с кока-колой. Они шли и шли. Вокруг стояли мрачные ели, все сильнее розовели покрытые снегом верхушки.
Навстречу вышли восемь человек.
– Что, уделали они вас, да? – ухмыльнулся Алексантери. – Хорошо, что каждое утро вы ко мне возвращаетесь.
– Один умер до того, как мы его нашли. Когда волшебство Рождественского леса обнажило в нем зло, то больше ничего не осталось, даже на то, чтоб поддерживать его жизнь, – виновато сказал Рудольф. Если бы он узнал имена или хотя бы навязался в попутчики, то все могло кончиться иначе, хозяин смог бы их спасти. Остальные молчали, тоже виновато – не ожидали, что не смогут поймать этих гостей, раньше-то почти всегда получалось...
Алексантери кивнул, кинул в снег Отсо и Колю.
– Тогда это все, в пещеру не пойдем. Закончим с ними здесь.
“...большая подземная пещера со светящимися сталактитами,” – так говорил Рудольф, вяло подумал Отсо. Что тварь делает с помощью сталактитов – пробивает головы или втыкает в задницы?
Алексантери нагнулся над Колей.
– Мальчик, скажи мне правду, хоть я все равно ее знаю. Что самое плохое ты сделал за семь лет своей жизни?
– Я... я не спас своих папу и маму, – всхлипнул Коля и разрыдался.
– Нет, твоей вины в том не было, мальчик. Думай еще.
Коля утер слезы и некоторое время молчал.
– Однажды я украл у отца ножик, и не отдал. Родители искали, искали его, а я сказал, что не знаю, где. Я хотел на медведя охотиться... Потом... потом я рассказал об этом Матлине и Отсо, моим приемным родителям.
– И что они?
– Они... они сказали, что это особенности моего развития и купили мне шоколад, чтобы я... – Коля запнулся, точнее вспоминая, что они ему сказали, – чтобы у меня не было психологической травмы и...
Коля не договорил. Размахнувшись, Алексантери отвесил ему такой увесистый подзатыльник, так что Коля кувырком полетел в снег.
– Никогда не смей воровать! Это мерзкий и гадкий поступок, ты понял меня, мальчик?
– Да, – Коля кивнул, вылезая из сугроба и закусив губу, чтобы не расплакаться.
– Отлично! Рудольф, Дэшер, Дэнсер, Прэнсер, Виксэн, Комет, Кюпид, Блитцен – сани сюда, живо.
Колины слезы моментально просохли, а его рот открылся и не закрывался. Перед ним стояла упряжка восьми оленей с большими санями.
– Садись давай.
– Но куда...
– Как это куда? – Алексантери приблизил к мальчику свое лицо, изуродованное свежими кровоточащими шрамами. – К твоим бабушке и дедушке, разумеется. Не бойся, не свалишься.
Сказать спасибо Коля не мог, язык не поворачивался сказать спасибо такому... чудовищу.
– Спасибо скажешь своему, Деду Морозу.
– Ой... А он что, и правда есть? – Коля не помнил, как очутился в санях, уютных, покрытых мягкими шкурами.
– Есть. И уж поверь, совсем на меня не похож. Ты свободен, мальчик! Я не знаю твоего имени!
Олени помчались по снегу. А потом сани оторвались от земли и взмыли в небо.
На дорожке остались только Алексантери, олешек Дандер и нетвердо стоявший на ногах Отсо.
– Иди, – равнодушно сказал Алексантери, не поворачиваясь к нему. – Иди прямо и прямо, найдешь там свою машину. Я уже наказал тебя... Дандер, идем! Порядок наводить мне надо, да-а-а... Эти три сучки грохнули мой голландский сервиз!
И пошел к дому. Олешек, позвякивая серебряным колокольчиком, бежал впереди.
Отсо остался стоять на месте. Кинуться на тварь он не мог, как ни старался, – что-то мешало, не пускало, даже сейчас. Не шел он и к машине. Может, и нет там никакой машины. Да и куда ему теперь идти...
Что есть искоренение зла, почему попытка избавлять людей от зла превращает их в беспамятных жестоких монстров, лишенных человеческого облика? Его семья умерла еще там, в лесу... или, быть может, она умерла еще раньше, а он и не заметил... Но почему?! Разве лохматые розовые челки его погибших маленьких дочек – это зло?!
Слезы, подмерзая на холодном воздухе, катились по щекам старого рыбака.

В тексте использованы искаженные фрагменты перевода песни “Let the Mountain Come to Me” /“Vacuum”/

[Sibirjakov]

Добрый вечер!
Рассказ добротный, сделан опытной рукой. Написан гладко. Однако читается вязковато, повествование неспешное, не сказать, что скучно…но мне такое трудно дается, я начинаю перескакивать абзацы. Куда свернет сюжет с Сантой – угадывается сразу же. Есть такой фильм «Санта на продажу» – так вот-с там тоже все наизнанку вывернуто с этими бородатыми святыми Николаями. Еще много участников процесса – они просто имена, причем имена трудные, скандинавские, запоминаются плохо. За этими именами нет историй, и это сваливает их в одну кучу. Еще, лично у меня возникло ощущение, что история происходит не в наше время, а лет сто назад, поэтому планшетики как-то выбивали из колеи.
Но, в общем и целом, рассказ крепкий, хотя страшным он мне не показался.

[Нефидимка]

Здравствуйте, автор. Спасибо за рассказ. Возможно, я не сумела прочесть все смыслы, связанные со спецификой локации, возможно, читать было трудновато... короче, злая сказочка для взрослых не особо зацепила, осталось много непоняток и страшно не было ни на миг. Мне показалось, что Алексантери, олицетворяющий мир старой доброй традиции, ополчился на молодняк, который своим поведением эти традиции нарушает. Досталось и их мамаше-потатчице, плюющей на формирование гей- и лесби- склонностей у детей.

Отец - самый обыкновенный человек с небольшим достатком, утративший добрые задатки, приобретший чёрствость (не ищет в горах бывшего компаньона), получает некий урок и неожиданно делает мудрый вывод: "Что есть искоренение зла, почему попытка избавлять людей от зла превращает их в беспамятных жестоких монстров, лишенных человеческого облика?" То есть древние традиционные персонажи мифологии утрачивают не только доброту, но и меняют знак деятельности с плюса на минус. С людьми поведёшься, от людей наберёшься.

Видимо, критикуется система правосудия страны, которая не позволяет русскому мальчику жить с родными бабушкой и дедушкой или вернуться в родную страну.
Написано гладко, ляпов не замечено. Но не цепляет, что поделаешь.

[Monk]

Нестандартно, а потому интересно. Правда, лично мне не хватило чего-то в концовке, чтобы расставить все точки над "и", каких-то штрихов. Автор пытался нагнетать страх без описаний кровищи, и это хорошо, но иногда это получалось, а иногда - нет. Все же звона посуды и пары вскриков недостаточно для того, чтобы проникнуться ужасом)). И еще я постоянно путал Кола и Колю... можно ведь было дать менее похожие имена?)

[нмдживладимир]

Для меня повествование слишком вязкое. Не получается уцепиться за него и проскочить весь рассказ. Скорее, пробираешься через строчки - тягуче и с усилиями.

[Дарио Россо]

Прекрасный рассказ, дорогая редакция! Я рыдаю Пропагандисты с Первого канала рыдают в унисон, от радости. Отличный памфлет на тему загнивающей Гейропы: начиная от монстра-санты-клауса, заканчивая доблестным семейством с их гейропейскими ценностями. Тут вам и би-любознательные девчонки, и с намеком на гейство/трансгендерность противные мальчишки, и поощряющие всю эту ересь продвинутые родители. Цитата:
Джани ужас как любила “про это”, но не про мужчин и женщин – это ей было скучно. Джани любила смотреть только про женщин и особенно любила смотреть “про это” вместе с сестрой. Миина поначалу стеснялась и отказывалась, но старшая сестра быстро и толково разъяснила, что к чему, даже лучше, чем воспитательницы в детском саду, и теперь они увлеченно смотрели вместе, на планшете – а скоро будут смотреть на новом планшете, с лучшим качеством изображения. “Хорошо, когда у сестер много общего, это укрепляет семью,” – сказала их мать, узнав об интересах девочек.

Фьють, хэй!

И среди всей этой грязи и непотребства - наш, русский, свой Ваня простите, Коля. Обратите внимание, голубоглазый светленький ребенок. Захваченный злобной гейропейской семьей, мечтающий вернуться к бабушке и дедушке в Россию.

На счастье Коли, местный Санта, даром что пропитавшийся гейропейской злобой до состояния монстра, таки отправляет Колю к родным. А вот заблудшее семейство ничего хорошего не ожидает...

Простите, я такое не перевариваю

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Дарио Россо Цитата: Джани ужас как любила “про это”, но не про мужчин и женщин – это ей было скучно. Джани любила смотреть только про женщин и особенно любила смотреть “про это” вместе с сестрой. Миина поначалу стеснялась и отказывалась, но старшая сестра быстро и толково разъяснила, что к чему, даже лучше, чем воспитательницы в детском саду, и теперь они увлеченно смотрели вместе, на планшете – а скоро будут смотреть на новом планшете, с лучшим качеством изображения. “Хорошо, когда у сестер много общего, это укрепляет семью,” – сказала их мать, узнав об интересах девочек.

А вот интересно, если бы девчонки обычную, а не лесбийскую порнушку смотрели бы - "Санта" бы их пощадил?

[Злобный]

Написано слишком избыточно, много длинных и сложных конструкций оставляющих ощущение вязкости во рту. Автор слишком долго запрягает; лгбт-критика не к месту, выглядит чужеродно.

Рассказ хорошо бы раза в два сократить - скучно и длинно.

[Разумный Я]

Образ Алексантери, в принципе, понравился. В остальном - такое себе, без восторгов. Читать можно, но послевкусия практически нет. Хотя, автор явно не новичок (впрочем, матёрым я его тоже не назову, где-то посерединке): думаю, все хоррор-вершины у него ещё впереди. Удачи!

[Крюков Олег]

Рассказ написан добротно, но к хоррору отнести его сложновато. Напомнило "Рождественские истории" Ч. Диккенса. Убийство подростка ужаса не добавило. Мне просто стало грустно; Алексантери зло пытается уничтожить злом ещё большим. А значит, он его умножает. И эта моральная составляющая рассказа мне не понравилась.