Хайборийский Мир  

Вернуться   Хайборийский Мир > Обо всем > Творчество
Wiki Справка Пользователи Календарь Поиск Сообщения за день Все разделы прочитаны

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 18.12.2016, 19:40   #11
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Исход богю.
Нохай-хан всматривался в раскаленную солнцем бескрайнюю синеву степи.
Давно уже остались позади благодатные равнины на которых его племя богатело, обрастало имуществом, как скот – жиром.
Где вы, сочные травы, поднимающиеся по холку гирканского коня, где тенистые перелески, где полноводные озера?
Все осталось далеко на Западе, под властью киммерийского кагана, который, должно быть теперь присвоит этот край себе. Если, конечно, светловолосые северяне не уничтожат его, как уничтожали до того всех на своем пути.
Нохай долго не решался уйти от Карраса. Жесткость кагана и сила его воинства были известны. Но эти северяне напугали его по-настоящему. Алта, жестоких, неукротимых, воинственных как ни одно племя из тех, что кочевали по кромке лесов, они стерли с лица земли, даже не заметив. Добро бы гибели алта предшествовала долгая и напряженная война. Нет, просто спустилась вниз по реке армия вентов и алта не стало. Венты, кажется, даже не заметили этого. Говорили, конечно, что венты потеряли в боях то ли семь, то ли восемь сотен человек – то есть едва ли десятую часть своего воинства. А ведь это воинство было не всей силой вентов – всего лишь передовым отрядом.
Венты прибыли в ставку Нохая и потребовали покорности. И столько непоколебимой уверенности было в них, что Нохай, даже перед Каррасом так и не упавший на живот, ощутил желание припасть к сапогу молодого вентского военачальника, не князя даже, а всего лишь дружинника, и принести все клятвы богами земли и неба.
Но в то же время внутреннему его взору предстал Каррас, и Нохай сказал, что ему нужно время для размышления. Он попросил день, а уже ночью ушел вместе со всем племенем. Больных, стариков не могущих работать, раненых, бросили. Скот по большей части перерезали, что бы не достался вентам.
Сначала богю спускались по реке.
В песнях поется, что кочевник может обогнать посланную его рукой стрелу, так резв его конь, и так искусен наездник. В песнях кочевник всегда волен как ветер.
Быть может и так, если то одинокий всадник на резвом коне.
Племя во время перекочевки идет медленно, со скоростью стад скота и так быстро, как могут катиться тяжелые телеги.
Коров, коз, овец богю с собой не взяли, все равно разбегутся, да и не прокормить, не пропоить их в долгой дороге. Но табуны коней не оставили. В пути пили кобылье молоко, резали на мясо захромавших или слишком непокорных лошадей. На стоянки останавливались, только чтобы дать отдохнуть и подкормиться измученным скакунам.
Костров не разводили, мясо ели приготовленное прадедовским способом – просолив его под седлом. Даже среди богю не каждому по вкусу и по зубам было такое кушанье, но иного не было. Бросили просо из которого варили кашу, бросили запасы гороха и бобов. Ничто не должно было излишне обременять тягловых лошадей. На телегах, скорчившись, сидели женщины с малыми детьми, старики из тех, кто еще был в силах трудиться, и те, кто получил ранения уже в стычках с настигавшими вентами.
Больше Нахай никого не хотел бросать на произвол судьбы.
Пока шли на юг, путь был легким – часты источники воды, высокая трава.
Потом Нохай собрал на совет своих старейшин, глав семей. Обычно хан принимал решения единолично, но во время бегства лишился он многих верных людей, павших в боях, а после того, как бросили стариков и больных, многие потерявшие родичей затаили на него зло. Власть его ослабела. Ему еще повиновались, но уже не боялись так, как он привык. Пришлось собрать совет.
- Венты больше нас не преследуют. – сказал хан.
Старейшины закивали седыми головами.
- Но опасность не миновала совсем.
- Каган даст нам свою защиту. Каган верен слову. – проскрипел кто-то.
- Каган пошлет нас на войну с вентами.
- Киммирай всегда так делают – воюют нашими руками.
- Мы пойдем на копья вентов, а киммирай будут колоть нас копьями сзади, чтобы мы яростнее бились против их врагов.
- Наших жен и детей они возьмут в заложники и если мы побежим, то перебьют их.
- Каррас пошлет Дагдамма и тот будет бить нас бичом, чтобы мы сражались с врагами Карраса.
- Мы не ссорились с вентами.
Нохай схватился за лысеющую голову. Что они говорят?! Они что, предлагают бежать от Карраса? Но куда можно бежать от Карраса? Степь – принадлежит киммирай.
- Если мы пойдем на вентов с киммирай, погибнут многие. Но смерть в бою почетна. Если мы побежим от Карраса, он устроит на нас облавную охоту, а потом тех, кто попадется живым, велит закатать в ковры и переломать хребтины. – сказал хан.
- У Карраса скоро будет война с вентами. Каррас не простит Баглараг.
- Быть может не станем уходить от Карраса совсем? Откочуем на дальние пастбища, к стране Па-Те-Ни, и там дождемся, кто возьмет верх?
- До страны Па-Те-Ни идти все лето и всю осень, и быть может половину зимы, и это если путешествие будет мирным. Немногие осилят такой путь.
Долго совещались старейшины. Каждый надувался спесью, старался показать большую мудрость и рассудительность. Казалось бы, только выскочили из медвежьих лап вентов и вот-вот зацапают богю львиные лапы киммерийского кагана. Но говорили медленно, выспренне, цветисто, начинали с загадок и заканчивали поучениями. Хан слушал и понимал, что сейчас он в сущности и не хан вовсе. Если он не подчинится решению большинства, то ханом выкликнут другого, да вот хотя бы его сына, который только что не в рот смотрит старому Джуме, а самого Нохая в лучшем случае оставят главой семьи, а в худшем и вовсе изгонят…
«Ну ничего, посмотрим, как вы запоете, когда за Нохаем встанут как один его родичи из племени джаджира, те, что кочуют совсем неподалеку от Па-Те-Ни» - свирепо подумал хан.
«Да, многие не переживут путь на Восток, но быть может Небо заберет кого-то из старых дураков, а оставшиеся утратят всю свою спесь. В действительности я и раньше был не совсем хан, потому что на войну ходил по приказу Карраса, и дань платил Каррасу, и сыновей своих отдал в войско Карраса. На востоке не будет этого. Туда не дотянутся руки Карраса».
Так думал Нохай. Он выждал момент, когда словопрения смолкли и сказал.
- Идем на Восток, да поможет нам Небо.
Сказав это, он как будто снова стал властелином племени. Первое что сделал – отослал сына к кагану. Что с ним сделает Каррас, Нохаю стало все равно, он не забыл, как внимал сын Джуме, как криками поддерживал его. Кому потом, в старости, (которая не пришла еще, что такое пятьдесят лет для батыра), передать власть, он и думать будет потом, когда станет взбираться на коня при помощи слуг.
А пока главное самому удержать в руках истончившуюся, истрепавшуюся, но не порвавшуюся окончательно веревку, накинутую им на шею каждого богю.
Его племя, его люди! Главное уйти так далеко, чтобы не догнали всадники Карраса и не сгинуть в тех землях, малоизведанных, населенных народами столь дикими, что их порой и алта называли «варварами».
Отыскать народ джаджира, с которыми две зимы и два лета охотился в дремучих лесах.
Нохай в буйной юности бывал на Востоке, пережил там многие приключения.
Он повел племя туда, где за горными кряжами раскинулась страна Па-Те-Ни, место загадочное и зловещее, о котором все слышали, но где почти никто и никогда не бывал.
Главное уйти от Карраса, и просочиться через ничейные земли, на которых живут вольные племена, не признающие ни киммерийского кагана, ни царей-жрецов, ни одного из других «владык степи».
А если все получится, то приобретя стада и рабов (Нохай уже видел набеги на племена леса), идти с поклоном к правителям Па-Те-Ни, царям-жрецам.
Их всегда двое, и год они не должны видеть солнца, касаться ногой земли, вкушать мясо лошади и любого другого, имеющего копыта, зверя, а другой год не должны видеть звезд, пересекать текущую воду и есть мясо человека. Так сменяют они друг друга, и если один умирает, второй должен перерезать себе горло.
Но сколь бы страшными ни были цари-жрецы, живущие в крепости, окруженной рекой и возвышающейся на горе, они не страшнее киммерийского кагана.
Так думал Нохай.
Нохай думал и о многом другом, а в это время копыта коней богю ступали уже не плодородной земле киммерийских равнин, а по каменистой почве нагорий, на которых заканчивалась власть Карраса и не было иного закона, кроме закона вынутого из ножен меча.
Теперь трава не касалась брюха коня, а торчала редкими кустиками из раскаленной солнцем, жесткой земли. Переходы от одного источника воды к другому становились все длиннее. Где вы реки оставленной на Западе родной земли?
Источники здесь походили на лужи, полные теплой, мутной воды, которую и люди и животные жадно пили, втягивая вместе с живительной влагой песок и грязь.
Настоящим мучением была пыль, которую поднимали копыта коней, и которая висела в воздухе, забиваясь в носы, просачиваясь в глотки и людям и животным. Серо-бурая пыль от которой не было спасения. Все богю были покрыты ею, она впитывалась в поры кожи, она скрипела на зубах.
Пало множество коней, а те, что были живы, исхудали.
Умирали раненые, заболевали прежде хваставшиеся крепким здоровьем. Сам Нохай отощал от голода и постоянных тяжелых дум, но держался стойко, не жаловался ни на какие хвори, легко выносил тяготы пути.
Племя таяло как снег на весеннем солнце. Уходили от Карраса насчитывая больше пяти тысяч человек, сейчас не досчитались самое меньшее тысячи. В каждой семье кто-нибудь погиб или умер. Кроме тех, кого убивала сама дорога, много жизней взяли стрелы и копья встречных племен, которые не собирались просто так уступать путь богю. К счастью ни одно племя не встретило странников всей силой. В разгар лета племена всегда разбивались на семейные кланы, а то и вовсе на отдельные семьи, кочевали где хотели в поисках лучших мест.
Охота не шла – перемещение огромной массы людей и лошадей слышно было на многие мили, робкие сайги разбегались и если передовым отрядам удавалось убить несколько животных, это был праздник, настоящее пиршество.
Били сусликов и сурков, но не прокормишь целое племя даже самыми жирными сусликами.
Часто разъезды богю, состоявшие из горячих молодых воинов, натыкались на стоянки из двух, трех, самое большее полудюжины юрт, обычно расположенных возле рек, небольших, похожих на лужи, озер, или возле колодцев.
Такие небольшие курени богю грабили подчистую, вырезали до последнего человека. Иногда люди и прийти в себя ото сна не успевали, когда наваливались на них тощие, злые как волки, богю и резали ножами, рубили мечами, пронзали копьями, закидывали стрелами.
Если встреченные степняки насчитывали хотя бы дюжину человек, закипали настоящие сражения, короткие и яростные. Богю были все еще многочисленнее чем любые их противники, они шли одной ордой, одной лавиной, их кони сьедали и стаптывали всю траву, оставляя за собой лишь голую землю.
Небольшие озерца выпивали досуха – на дне в грязи плескались лягушки и даже какая-то рыба. Рыбу ловили и ели чуть ли не сырой.
Если бы не грабежи встреченных куреней, богю не пережили и половину своего пути. Но они угоняли скот, верховых и тяглых лошадей, отбирали припасы.
Впереди них уже летел, опережая самих богю, страх.
Люди разбегались, как и сайги.
Но по ночам к становищам богю прокрадывались отчаянные храбрецы из племен, людей которых они успели ограбить, убить, оскорбить. Они резали глотки часовым, ломали телеги,
Это были ничьи земли. Ни Каррас, ни отец его не вбили здесь в землю своего знамени.
Хотя киммирай и побывали в этих краях – во время преследования оюзов, тоже искавших спасения на Востоке. То там, то здесь встречали богю островерхие киммерийские курганы.
Богю вступали на земли, которые иными почитались священной прародиной всех гирканцев. Тут жили племена, которые тоже назывались гирканцами, но мало общего имели они с богю и другими народами того же корня.
Если с кем и сравнимы были жители плато, так это с киммирай. Высокие, горбоносые, гордые как орлы, которым поклонялись, они носили доспехи, дрались прямыми мечами и считали себя потомками богов, носителями некоей избранной крови.
Когда-то здесь начался путь того, чье имя теперь стало запретным – великого завоевателя, сотрясшего вселенную, но нашедшего погибель свою далеко на Западе.
Он пришел с крайнего Востока, но проповедь свою начал в гористом сердце Гиркании.
Где-то в горах говорят, еще стояли города, некогда возведенные Тогаком, но в них жили лишь безумцы, прокаженные, изгои, полоумные мечтатели, добровольные отшельники.
Странные то были города.
За невысокой этой горной грядой будут настоящие пустыни, которые кончаются внезапно –местность обрывается вниз почти отвесно, добрую сотню футов крутого, по большей части непреодолимого для людей и лошадей склона. А внизу шумят воды широкой реки. От реки тянет гнилью – берега заболочены, топкий ил, палые камыши тянутся на несколько десятков шагов, но главное течение быстрое и мощное, реку не перейти в брод, надо переплывать. По берегам живет племя, заплетающее волосы и бороды в тонкие косицы, и не умеющее ковать железо.
За рекой – вновь степи, полные сочной высокой травы. Там встретятся люди, носящие кривые мечи и маски чудовищ.
Нохай не бывал в этих местах больше трех десятков лет, но ветер донес до него речную сырость, гнилой запах топких берегов, и он понял, что спасение близко. На том берегу реки Каррас его не достанет, Каррас не пойдет на земли, платящие дань царям-жрецам Па-Те-Ни.
Вечером того же дня Нохаю донесли, что следом за богю идет войско киммирай.
Идет, отставая на три дневных перехода.
Ведет его сын кагана Дагдамм.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 3 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Kron73 (19.12.2016), lakedra77 (19.12.2016), Vlad lev (07.01.2017)
Старый 06.01.2017, 20:06   #12
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

от автора:
Вечное Синее Небо, дай мне сил закончить этот труд...

Совет кагана.
В большом шатре Карраса собрались его военачальники, избранные воины, советники. Две дюжины человек, каждый из которых высоко стоял в племени. Грим чувствовал себя здесь чужим.
Опаленные солнцем, смуглые лица.
Мускулистые руки, привычные к мечу и поводьям боевого коня.
Лишь двое из мужчин достигли того возраста, когда киммирай считают приличным отращивать бороду, но и безусых почти не было.
Некоторых из собравшихся Грим уже знал.
Другие лишь недавно прибыли из отдаленных лагерей.
Не было никого из киммерийских общин, что вели оседлую жизнь вдоль больших рек, или в Озерном Краю.
Те кланы больше были привержены обычаям старой родины, не любили демонстрировать верноподданнические чувства степным каганам и по-прежнему управлялись родовыми старейшинами. Но меч они держали в руке столь же уверенно, сколь и плуг, так что кочевые кланы не смели теснить их, тем более, что оба сообщества тесно нуждались друг в друге.
И все же пахари приедут позже, сейчас церемонно пили кумыс и ждали первого слова кагана степные властители.
Адар – сводный брат Карраса, сын старого кагана и киммерийской воительницы Нарины. Не слишком похож на своего властного брата, чистокровный киммериец, рослый, с узким лицом и тяжелым подбородком. Говорили, что он опытнейший полководец киммирай, ни разу не проигравший сражения.
Гварн – командир «левой» тысячи всадников, самый юный из собравшихся, со зверским, изуродованным шрамами лицом и могучими плечами, яростный, нерассуждающий боец.
Кайдарн – командир «правой» тысячи, немолодой, уже грузнеющий, со спокойным взглядом серых глаз.
Наранбатар – полукровка, командир «сыновей ночи», по-гиркански невысокий и коренастый, по-киммерийски остролицый и синеглазый.
Среди покрытых шрамами бывалых военачальников Грим с удивлением увидел Нейла, победителя в скачках, юнца, почти мальчика. Конечно напомнил себе асир, он сын Карраса, но неужели это повод присутствовать на совете?
Или Каррас не надеется, что Дагдамм выживет и привел другого сына взамен больного наследника?
Свирепого Дагдамма не было видно уже второй день. Говорили, что рана его страшно воспалилась, и великана мучает жестокая лихорадка. Конечно, Дагдамм будет не первым сильным человеком, что умер от пустяковой раны, но на самом деле царевич сам усугубил болезнь.
С пьяных глаз он совершенно забыл о своем увечье, оперся на ногу, от чего она подломилась, рана снова раскрылась, а Дагдамм рухнул в лужу нечистот. Все это было настолько нелепо, что над могучим сыном Карраса начали смеяться даже рабы и «собачий народ», которые прежде вжимались в твердую земли, стоило завидеть его исполинскую фигуру.
Каррас выждал, пока передаваемый по кругу ковш пришел снова к нему, допил кислый напиток, плеснул последние капли на землю, в честь богов земли.
- Мои доблестные воины. – начал Каррас. – Вы слышали вести, принесенным нам Гримом-асиром, избранным Тараниса, и нашими верными слугами. Верю, что пройдет совсем немного времени и вся Степь будет знать о том, что случилось с Багларагом.
- Мы должны отомстить за Баглараг. – сказал хриплым голосом Адарн. – Наш великий отец завещал – за одного из киммирай должно быть убито девять чужаков.
- Я знаю завет отца. – оборвал брата Каррас. – Но я пока не знаю, как взять цену крови и чести с вентов.
- У вентов нет чести! – крикнул юный Нейл, который ни одного вента вживую, разумеется, не видел, и до недавнего времени не знал об их существовании. - Пошли на север меня, я привезу тебе головы этого Видослава и всех его людей!
- Помолчи, сын. – оборвал его красноречие Каррас. – Решение о большой войне должны принимать мудрые мужи, а не юнцы, еще не брившие бороды. Слушай и внимай, но не раскрывай рта, пока я не позволю.
Вспыльчивый юнец замолк.
- Пошли меня, великий каган. – сказал его брат. – Дай мне тысячу сынов ночи и еще тысячу «левого крыла". Я так же возьму своих людей и людей моего сына. Мы на сменных конях дойдем до Багларага прежде, чем венты узнают о том, что мы выступили. Я возьму Баглараг и верну его под твою руку.
- А что потом? Ты уйдешь и венты снова захватят его?
- Отдай Баглараг мне, я поселю там своих людей, и эта земля на веки станет киммерийской. Я приведу землепашцев, построю деревянный город и уже никакие венты будут ему не страшны.
- Думаю, что венты сильнее, чем считаем, и то, с чем столкнулись славные защитники Багларага – лишь передовой отряд. Мы мало знаем об этом племени. К счастью с нами есть посланный богами Грим-асир, который сражался с вентами, даже был у них в плену. Он может рассказать о вентах. Говори, Грим.
- Как прикажет великий каган. – церемонно ответил асир, и начал свой рассказ.
- Никто точно не знает, где прародина этого могучего племени. Говорят, расположена она на самом дальнем севере, в краю вечных льдов, на берегах студеного океана. Когда-то предки вентов жили там и охотились на медведей с белой шкурой, на покрытых шерстью слонов и носорогов. Быть может от того, что они часто ели медвежатину, венты сами стали сильными как медведи. Говорили так же, что в старые времена они иногда устраивали набеги на земли к северу от Вилайета, принося с собой опустошение. Есть легенда, будто бы однажды венты встретили почитаемого вами предка, Конана, что стал королем в Аквилонии. Он нанес им поражение и перебил до последнего. Но это не остановило их от вторжений на юг. В то время венты были совсем дикими, оружие делали из камня, кости и рога, одевались в шкуры и ели человеческую плоть.
Киммирай дружно начали сплевывать, будто человечину предложили им самим. Киммирай с древних пор питали великое отвращение к людоедству и беспощадно истребляли этот обычай среди гирканцев, которыми правили. «Пожиратель плоти» было для них самым страшным ругательством и обвинением.
- Прошли века. – продолжал Грим. – Наступила эпоха великих перемен. Говорят, что младшие боги убили тогда старика Имира, и весь север, прежде суровый, но цветущий, погрузился в вечную зиму. Города старого Асграда, Ванахейма, просторы вашей родной Киммерии, Гиперборею стали покрывать льды. Тогда венты устремились на юг. Они вторглись в рушащуюся Гиперборею, где подчинили своей власти ее обитателей. Те научили вентов многим искусствам и ремеслам, а так же своей вере. До того венты поклонялись медведям и какому-то зверобогу, чье имя сгинуло в истории. После этого венты пошли дальше на юг и на восток. Они подчинили народы торманнов, камбров, туннгов и других. Все то были племена отдаленно родственные нам, асирам, и жили они к северу от Вилайта. Венты же двинулись на восток, покорили все племена леса и совсем недавно вышли к краю вашей вольной степи. Там и стоял на берегу Вилайта маленький асирский город. Венты взяли его штурмом и совершенно разрушили, жителей частью перебили, а частью взяли в рабство. Меня отпустили лишь затем, чтобы я всем рассказывал об их силе и могуществе, хотя наверное, они считают это милосердием. Сейчас венты очень многочисленны и сильны, они влили в свои жилы кровь всех ими покоренных народов. Насколько мне известно, у них два правителя, два князя, и сама их держава делится надвое. Те венты, что разрушили Баглараг, живут в самых южных лесах и на равнинах. Другие держатся северных лесов и болотистых мест, горных кряжей в глубине своей земли. Южными вентами правит Видослав, воин и завоеватель, а северными – Лют, князь-колдун, про которого говорят, что он наводит страх на самих вентов.
- Что нужно вентам? Зачем они пришли в Степь? – спросил Каррас.
- Вентам нужна земля. Они многочисленны и им всегда мало земли. Они быстро распашут степь и посеют всюду пшеницу. Они считают, что все, кто не пашет землю, не достойны по ней ходить. Потому они и перебили алта, и изгнали прочих звероловов и скотоводов. Но это я знаю про южных вентов. Северные живут охотой и лесными промыслами, ловят рыбу в реках и озерах. Говорят, они более дикие, чем их южные собратья и верны дедовским обычаям и богам.
- Очень похоже на нас и наших братьев-землепашцев. – сказал Адар.
- Ты прав, почтенный. – согласился Грим. – Так же говорят, венты любят нападать на соседей для грабежа и захвата рабов. Рабов они частью продают на запад, туда, где еще стоят старинные города, а частью используют у себя для тяжелых работ. Они великие строители, умеют возводить из дерева большие дома, высокие башни, прочные мосты.
- Как они воюют? Это важнее того, как они строят.
- Иногда важнее как они строят. – возразил Грим. – вы знаете, как они взяли Баглараг? Они привезли по реке лес, из которого собрали осадные орудия и соорудили собственную крепость, в которой были защищены от вылазок. Прежде они перетаскивали корабли через сушу и рыли глубокие каналы, чтобы отвести воду куда им нужно. Но я скажу все, что знаю об их военном деле. Прежде венты дрались только пешими, используя копья, дубины, щиты и топоры. Но с тех пор как они покорили гипербореев и создали свое государство у них появились доспехи, а дубины сменили прямые мечи, сделанные из отличной стали. Они по-прежнему в основном сражаются пешими, становясь в плотный строй, загородившись щитами и выставив копья наступают на врага, пока не раздавят его всей своей массой. В ближнем бою они больше всего опасны, потому что благодаря медвежьей крови в их жилах и привычке к тяжелой работе очень сильны. Конечно, те венты, что в обычные дни занимаются охотой, умеют стрелять из лука, но на войне лучников у них ничтожно мало и в сражении они большой роли не играют.
Южные венты так же умеют сражаться конными, хотя кони их и не столь быстры, как киммерийские, но как и сами венты сильны и широки в кости. Так же вентам служат все покоренные ими гирканцы, которые воюют как всегда воевали гирканцы – носятся кругами и сыплют стрелами и дротиками. Обычно венты сначала посылают в бой гирканцев, чтобы те завязали бой. Враг погнавшись за гирканцами оказывается перед лицом пешей лавины вентов. Тогда конные венты вырываются вперед, отрезая врагу отступление, так что тому нет выбора, кроме как идти на пеших. И враг оказывается расплющен между молотом конных и наковальней пеших вентов. Они отважны, но больше всего преданы своим вождям и не нападут или не отступят без приказа. После сражений и между ними они бывают беспечны, много пьют пива, хмельного меда и вина и нарушают всякий порядок. Поэтому вентские вожди стараются не давать воинам свободного времени. В поход они выступают, везя еду, оружие, шатры и прочее на телегах, в которых впрягают быков или тяжелых коней. При всяком случае венты стараются следовать водными путями, потому что они мастера строить лодки и править ими. Венты не ценят красивые жесты и подвиги, они считают, что победа важнее всего, потому любую битву стараются свести к излюбленной ими тесной рукопашной. Милости к побежденным венты вовсе не имеют, вырезая их обычно до последнего. Так они перебили не только алта и мой народ, но и многие другие.
Таково их военное дело.
Некоторое время военачальники киммирай молчали и только обменивались друг с другом краткими замечаниями.
- Что нужно, чтобы разбить вентов? – спросил Каррас.
- Нужна сила, превышающая их собственную силу. Нужно смять их, сломать, опрокинуть. Венты многочисленны и не жалеют проливать свою кровь. Сами они больше всего боятся попасть в плен и стать рабами. Поэтому если дело их обречено, они все равно будут драться пока не падут до последнего.
- Да, это не гирканские желтые собаки. – хмыкнул Гварн, и поймав на себе ненавидящий взгляд Наранбатара добавил. – Подобные богю и кустю.
- Богю! – громко сказал великий каган. – Что известно о богю, этих пожирателях падали и нечистот?
- Наши лазутчики выследили их. Богю уходят на восток, наверное, будут искать прибежища у своих сородичей в горах Патении. – ответил немолодой киммирай с вытекшим глазом и отрубленным ухом.
- Их сородичи в горах Патении едят сырое мясо и ложатся со своими матерями. Их сородичи в горах Патении отдают своих детей серым обезьянам. Не думаю, что богю найдут там добросердечный прием. – усмехнулся каган.
- Предательство не может быть прощено. Пусть боги земли и неба карают богю, как захотят, но ты, великий каган, должен покарать их так, как карают предавших клятву киммерийские каганы. – осмелился возразить правителю седобородый киммирай, высушенный степным солнцем и ветром.
- Ты верно сказал, мой старый друг Коди. – ответил Каррас. – Но может ли киммерийский каган простить захват его крепости, убийство двух сотен его воинов, не считая гирканцев?
- Нет, киммерийский каган не может простить этого.
- Слушайте меня, мои верные воины. Я не меньше вас хочу отомстить жестоким вентам и покарать трусливых богю. Но я не могу ни бросаться в погоню за богю, ни идти войной на вентов, не взвесив все и не обдумав. Мне нужно будет говорить с богами и моими советниками. Закончим же наш совет. Идите к своим воинам и скажите им, что каган девять дней будет взывать к богам земли и неба, чтобы они подсказали ему дальнейший путь. Идите, пусть с вами будет милость небес. Останься только ты, Коди и ты Грим-асир. Останься и ты, сын мой Нейл.
Военачальники разошлись, но некоторые бросали на Грима недовольные взгляды. У костров давно уже поговаривали, что каган слишком приблизил к себе чужестранца, слишком слушает его, забыв о верных своих воинах.
Каррас приказал сыну наполнить ковш кумысом, и в этот раз его осушили лишь вчетвером.
- Мой отец, да будет благословенна его память, разрешал своим воинам напиваться девять раз в год. – сказал каган, делая последний глоток. – Очень полезное наставление, Нейл.
- Позволь мне спросить, великий каган. – обратился к нему Коди. – Ты хочешь сделать наследником юного Нейла, а не могучего Дагдамма?
- Дагдамм сейчас болен, ты сам знаешь. Нейл уже достаточно взрослый, чтобы прислуживать мне за столом.
В самом деле, наполнять отцовский кубок на пирах всегда было задачей Дагдамма.
Коди как будто удовлетворился ответом кагана.
- Ты верен мне, Коди, сын Вардана? – вдруг спросил его Каррас.
- Да, великий каган.
- Чему ты верен больше, Каррасу или киммерийскому племени и законам великого кагана, моего отца?
Коди не сразу нашелся, что ответить. Наконец он угрюмо сказал.
- Я верен своему кагану, пока верен племени и священным законам.
- Истинно киммерийский ответ. – хохотнул каган. – Любой гирканец уже целовал бы ковер у моих ног, но так ничего и не сказал бы, кроме «я – твоя жертва».
- Я твоя жертва, великий каган. – чуть улыбнулся Коди. Он был стар и помнил еще времена, когда киммерийцы не успели так породниться с оюзами. Гирканские церемонии претили ему, хоть он никогда не сказал бы этого вслух.
- Каган – жертва всех киммирай. – веселость с Карраса слетела в одно мгновение. – Слушай меня, Коди. Ты был воином моего отца и верно служил ему двадцать пять лет. Ты верно служил мне другие двадцать лет. И ты всегда выполнял любой приказ, который слышал.
- Все так, великий каган.
- Но сейчас я не стану тебе приказывать, Коди. Забудь, что я твой каган, и если ты откажешься, от этого не пострадаешь ни ты сам, ни твоя честь. Я хочу попросить тебя, впервые за многие годы я прошу, а не повелеваю.
- Я слушаю, великий каган.
- Поезжай к вентам, Коди. Ты будешь моим послом и моими глазами и ушами в их стане. Ты согласен?
- Да, великий каган. Я понимаю, что это опасно, но я прожил достаточно долго и не боюсь смерти. Быть может в пляске мечей от меня уже нет большого проку, но я еще могу послужить тебе и всем киммирай. Прежде мне не доводилось быть посланником, но ведь и венты прежде не вторгались в наши земли.
- Благодарю тебя, мой старый товарищ. Я щедро награжу твою семью, проси чего желаешь.
- У меня есть внук, киммирай чистой крови и храбрый воин. Он сын моей дочери, которая умерла уже, и отец его тоже мертв. Так этот храбрый юноша остался без поддержки семьи и живет как будто он пожиратель объедков из собачьего народа. Мою помощь он отверг, потому что считает себя способным всего добиться своими силами. Ему двадцать лет, а он уже принес три головы к моему порогу, но у него одна лошадь, нет ни доброго меча, ни крепких ни доспехов. Я прошу тебя, возьми в ряды своих названных. Его зовут так же как и меня, а родичи прозвали Коди Младший.
- Я выполню эту просьбу. Больше ты ничего не желаешь для своей семьи?
- Этого довольно. Пусть мои сыновья сами ткут ковер своей судьбы, я их правильно воспитал.
- Ты достойный человек, поэтому я обращаюсь к тебе. Выведай все, что сможешь о вентах. Отыщи этого князя Люта, которого боятся сами венты.
- Я исполню все. – коротко поклонился Коди.
- А ты, сын мой. – каган повернулся к Нейлу. – Ты поедешь с Коди, но никто не должен знать, что ты мой сын. Мы острижем тебе волосы, как это делают гирканцы, и всем ты будешь говорить, что ты слуга старого Коди. Когда он решит, что время пришло, ты помчишься назад. И в тот момент, как ты окажешься в пути, ты станешь самым важным человеком во всей великой степи. Вот какую задачу возлагаю я на тебя, сын мой.
- Я с радостью выполню это, отец!
- Мне не нужна радость. Мне надо, чтобы ты вернулся живым.
Каррас с Гримом долго еще пили и говорили, а потом, когда оба сильно захмелели, Грим отправился в свой шатер снова и снова пробовать добиться благосклонности от своенравной супруги.
Великий же каган приказал прислать к нему вендийских наложниц.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 5 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (07.01.2017), Kron73 (07.01.2017), lakedra77 (08.01.2017), Vlad lev (07.01.2017), Зогар Саг (07.01.2017)
Старый 07.01.2017, 11:12   #13
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

В погоню за богю.
Каррас в самом деле девять дней потратил на размышления. Грим пока слишком плохо знал великого кагана и не мог сказать, в самом ли деле он все время общается с богами и духами, или верит в то, что общается, или же он просто размышляет.
Истина была где-то посредине.
Каррас напряженно думал. Ради просветления разума он отказался от вина, мяса и женщин, целыми днями сидел в своем шатре. Но казалось, Каррас считал, что здравого рассуждения не хватает для принятия важного решения, и он звал киммерийских жрецов и гирканских шаманов. Каган жег в огне кости и лил кровь жертвенных животных, смотрел на звезды и на текущую воду.
Некоторые киммирай шутили, что проще всего кагану было бы прибегнуть к отцовскому гаданию – на прутьях, с помощью этого нехитрого действия решить уже, на кого идти войной.
Но Каррасу было не до смеха.
Наконец, похудевший, но помолодевший и посвежевший после своих бдений, великий каган вышел к воинам и сказал лишь одну фразу.
- Мы идем за богю.
Ему ответил дружный воинственный клич.
Каррас собрал своих приближенных и повторил то, что уже сказал войску.
- Брат мой Адар. – повернулся каган к родичу. – Ты остаешься хранителем наших кочевий и заповеданных отцом порядков. Я сам поведу воинов в погоню за изменниками.
Адар кивнул. Если он и был недоволен, что не пойдет на войну, то не подал виду. В конце-концов обязанность на него была возложена почетная и многотрудная. Удерживать в повиновении многочисленные племена, оберегать родовые земли, все это едва ли не труднее, чем воевать в далеких степях.
- Со мной пойдет Гварн и поведет свою тысячу. Я поведу своих названных, Наранбатар - «сыновей ночи». Я так же призову Ханзат-хана и Мерген-хана, сыновей Иглика. Этого будет довольно, чтобы вернуть под мою руку старого Нохая.
На самом деле главной угрозой Каррас видел не племя богю, а тех, на чью поддержку рассчитывал Нохай - правителей Патении.
Он взял бы с собой и больше воинов, но боялся ослабить границы каганата.
Гриму, когда он предстал перед повелителем, Каррас сказал.
- Ты хранитель священного коня, благословленный Таранисом. Ты вместе со священным животным должен остаться в наших родных кочевьях, дабы укреплять дух наших людей. Повинуйся моему брату Адару так же, как повиновался мне.
Асир поклонился.
Чуть сбросив с себя торжественность, каган ударил его по плечу.
- Когда я вернусь, мы с тобой не раз еще выпьем и поговорим о далеких странах. Но в этот поход я пойду без тебя.
И помчались гонцы к гирканским ханам, призвать их под боевое знамя владыки Степи.
Первым в ставку кагана явился Ханзат-хан, один из двух предводителей племени баруласов.
То был коренастый, могучий в плечах, грузный, но ловкий в движениях воин, который носил непомерной длины усы, наголо брил голову, похожую на котел, а в бою впадал в такую неистовую ярость, что визжал и выл совершенно нечеловеческим голосом. С Ханзатом пришли три сотни его дружинников, каждый чем-то походил на хана, потому что воины обожали своего вождя и, подражая ему, отращивали усы и брили головы. Остальное воинство баруласов должно было подойти позже.
Узрев великого Карраса, хан даже не спрыгнул, а скорее свалился с седла, на брюхе прополз добрых три сотни шагов, чтобы распластаться у ног своего повелителя.
- Я твоя жертва, великий каган. Моя жизнь – твоя жизнь, моя рука – твоя рука, мой язык – твой язык. – сказал Ханзат, целуя землю пред собой.
Каррас смерил его взглядом, полным высокомерия.
- Мы принимаем твои заверения верности. – сказал, наконец, каган. – Разрешаем идти. Становись лагерем и жди, когда тебе передадут наши новые распоряжения.
Грим с изумлением смотрел на эти церемонии. Было в них что-то слишком восточное, что-то такое, до чего не доходило ни одно племя, живущее к Западу от Вилайета.
Брат Ханзата Мерген-хан опоздал на день.
Трудно было представить менее похожих братьев, хотя не только отец, но и мать у них была одна и та же.
Высокий, узкоплечий, с лицом узким и сухим, Мерген носил длинные тонкие косицы, и если Ханзата редко видели иначе, как смеющимся и громко что-то говорившим, то Мерген был угрюм и молчалив.
Он тоже пал оземь и тоже целовал сухую траву, на которую недавно ступала нога Карраса, и тоже говорил верноподданнические речи. Но хотя слова были те же самые, что так легко слетели с языка его брата, ясно было, что Мерген иначе относится к своим клятвам.
Каррас приказал устроить небольшое пиршество, на которое пригласил обоих гирканских ханов с избранными беками и прославленными воинами. В сравнении с прошлыми празднествами это было скромное застолье. Каган держался отстранено и величественно, мало говорил и почти не пил. Гирканцы же довольно быстро напились допьяна и принялись как и обычно, бахвалиться своей удалью и обещать проявить чудеса отваги и верности своему кагану.
Только Мерген-хан, как будто, был совершенно в здравом уме.
Когда пирушка уже клонилась к закату, вдруг отворился полог шатра, и на пороге возник исполинский силуэт.
Это был Дагдамм. Чтобы устоять, он опирался на Балиху, выглядел бледным и исхудалым, но кажется, болезнь отступила. Его встретили дружными славословиями и пожеланиями многих лет жизни и крепкого здоровья.
Хромая, кривясь всем лицом от боли, Дагдамм прошествовал к своему обычному месту, которое нашел пустым. Угрюмое лицо прорезала улыбка.
- Да пребудет с вами благословение Неба. – сказал Дагдамм по-гиркански и не то, чтобы поклонился, а просто обозначил кивок головой, в сторону гирканских вождей.
Это было необычно, прежде царевич никогда не выказывал подобной почтительности к гирканской знати.
- Прикажи женщине уйти. – сказал Каррас.
Дагдамм что-то шепнул на ухо Балихе, и та исчезла за пологом шатра.
- Мы рады видеть тебя в добром здравии. – наконец приветствовал сына Каррас.
- Благодарю, великий каган. – кратко поклонился Дагдамм.
В голове Карраса пронеслось, что сын как-то слишком уж почтителен и серьезен. Не иначе, болезнь внушила ему мысли о собственной бренности, а с этими мыслями пришла и зрелость? А быть может это благонравие ровно до тех пор, пока силы не вернутся к нему, и тогда опять пойдет гульба, буйство и непокорность?
Меж тем царевич принимал приветствия и поздравления от гирканских гостей.
Дагдамм как и любой киммирай свободно говорил по-гиркански, но прежде делал вид, что не понимает этого языка и много веселился, когда данники из дальних кочевий пытались объясниться с ним при помощи жестов и полудюжины немыслимо исковерканных киммерийских слов.
- Когда мы выступаем? – спросил, наконец, Дагдамм.
- Мы? Я сам поведу войско, а ты еще недавно лежал на смертном ложе.
- Сила скоро вернется ко мне. Я хочу сражаться под тугом моего кагана и отца. Я поведу своих людей хоть до Кхитая. Наши мечи остры, наши луки туго натянуты.
У Дагдамма была дружина в двести семьдесят человек, все молодые чистокровные киммирай, буйные, под стать своему повелителю. Но дрались они хорошо. Каррас не хотел брать сына с собой не потому, что считал Дагдамма и его людей плохими бойцами, а потому, что не хотел слишком уж возвеличивать наследника, давать ему возможность прославиться сверх меры.
- Отец, разреши сражаться рядом с тобой. Я принесу тебе победу.
Пока Дагдамм никак не проявил себя в качестве полководца. Как грозный поединщик и как отчаянный храбрец – несомненно. Но одно дело с ревом кидаться на врага, а другое дело – вести войско в длительный поход. Удаль не поможет организовать переправу через реку или переход через мертвую землю.
Что ж – подумал каган – пусть учится настоящему воинскому искусству.
Меж тем Ханзат-хан, уже совершенно пьяный, принялся вызывать Дагдамма на борьбу.
Месяц назад Каррас ни на миг не усомнился бы в победе сына, но сейчас Дагдамм только оправлялся от тяжелой раны и Ханзат мог одолеть его.
По тому, как вспыхнули глаза сына, Каррас понял, что Дагдамм примет вызов. Для него сейчас важно показать, что он не ослабел, что он все еще грозный Дагдамм, который на спор подседал под брюхо молодого коня и вставал, взвалив его на плечи. И пусть рана только зарубцевалась, а в крови еще вчера бурлила лихорадка, Дагдамм выйдет в круг.
Поражение от Грима уязвило его гордость, и Дагдамм пойдет на все, чтобы смыть этот позор.
Каррас хотел, было предостеречь Дагдамма от возможного нового поражения, но решил предоставить сына судьбе. Пусть учится соизмерять силы и принимать решения, нести за них ответственность.
Бросив на время еду и питье, весело горланящие песни и воинские кличи гирканцы высыпались из шатра. Быстро освободили место для поединка, по обычаю посыпав место солью.
Ханзат сбросил вымазанный жиром пиршества халат.
Дагдамм скинул на руки откуда-то возникшей Балихе свою длинную рубаху.
Оба были в сапогах, чтобы прочнее упираться в землю.
Ханзат посмеивался. Его будто распирало жизнелюбие.
Дагдамм смотрел на него почти с ненавистью. Боль в ноге вернулась. Если рана снова воспалится, ему возможно и вовсе отрежут ногу по колено.
Но отказаться от поединка сославшись на нездоровье?
Никогда!
Кто-то из воинов ударил в щит и борцы устремились навстречу друг другу.
Это был борцовский поединок, иначе огромный рост и длинные руки позволили бы Дагдамму избивать соперника своими тяжелыми кулаками издали. Но в борьбе грудь в грудь преимущество было скорее у тяжеловесного Ханзата, который, к тому же любил бороться и много раз выигрывал полные круги схваток во время праздников.
Но Ханзат был настроен благодушно, он шел показать силу и мастерство, размять мышцы, повеселить своих людей.
Дагдамм же отнесся к поединку как к бою насмерть.
Борьба их была недолгой. Они столкнулись с таким стуком, будто сошлись в бою не люди, а дикие быки, а потом Дагдамм схватил Ханзата за мощное бедро, оторвал его от земли и бросил на спину. Поединок завершился в тот миг, когда Ханзат гулко упал широченной спиной на твердую землю. Он почти тут же вскочил, но дело было кончено.
На лице его на какой-то миг проявилось чувство глубокой досады, но он тут же рассмеялся и протянул руки, чтобы братским объятием воздать должное силе и мастерству своего победителя. Вместо этого ему пришлось подхватить Дагдамма, который, изнуренный кратким, но бешеным усилием, чуть не лишился чувств.
Ханзат-хан помог отнести Дагдамма к его шатру, хотя тот очень скоро пришел в себя и в такой помощи уже не нуждался.
Все время словоохотливый гирканский силач выражал восхищение сноровкой Дагдамма и его силой, и до смерти надоел царевичу, который чувствовал себя скверно и хотел остаться один в покое и тишине.
Потом Ханзат куда-то ушел, и Дагдамм облегченно вздохнул, особенно когда на его пылающее плечо легла прохладная рука Балихи.
Но очень скоро снова раздался шум, гул, смех, чьи-то крики, и на пороге шатра опять появился Ханзат. В руках он держал огромную тарелку, полную сладостей – небольшие кусочки белого хлеба с изюмом, политые медом. Прежде чем Дагдамм, уже понявший, к чему идет дело, успел выпроводить его, Ханзат зачерпнул своей ручищей сразу несколько печений и бесцеремонно впихнул их в рот царевича, который тот открыл, чтобы разразиться бранью.
- Тамыр, брат! – вскричал Ханзат.
Дагдамму волей-неволей пришлось прожевать и проглотить сладости. Выплюнуть было бы крайним неуважением.
- Тамыр. – проворчал он с плохо скрытой досадой, тоже зачерпнул печенья и впихнул его в рот хану. Может быть, Дагдамм и надеялся, что незваный побратим подавится и умрет, но закормить Ханзат-хана до смерти не получилось бы ни у кого во всей Орде.
Пути назад не было. Побратимы обменялись кинжалами, обнялись, съели еще по пригоршне сладостей.
Люди Ханзата приветствовали ритуал, стражи Дагдамма сначала хранили молчание, но потом он свирепо глянул на них, и киммирай тоже принялись кричать и бить рукоятями мечей по щитам. Воодушевление было столь сильно, что еще несколько человек из числа простых воинов обменялись кинжалами и откушали из одной чаши.
Дагдамм мрачно подумал, что Ханзат не так-то прост.
Обычай побратимства – тамыр – обязывал всегда сражаться на стороне друг друга, делить добычу, кров и пищу. И вот он оказался связан клятвенными узами с гирканским ханом. Он – сын великого кагана, киммирай!
Ханзат затеял бы пирушку, но, отговорившись нездоровьем, Дагдамм все-таки расстался с новым родичем и уснул тяжелым сном, в котором его то и дело преследовал Ханзат-хан с тарелкой печенья и криками «тамыр!».

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 5 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (07.01.2017), Kron73 (12.10.2017), lakedra77 (08.01.2017), Vlad lev (07.01.2017), Зогар Саг (07.01.2017)
Старый 08.01.2017, 16:56   #14
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Путь через Степь.
В поход выступили через три дня. Дагдамм, все еще ощущая себя слабость, но готовый скорее умереть, чем признаться в этом, согнулся в седле. Конь шагом шел во главе воинства.
Дагдамм возглавлял свой небольшой отряд названных. Многие воины были его товарищами по детским играм, а другие - совсем юнцы, для них даже двадцатидвухлетний Дагдамм был зрелым мужем.
Остальная Орда шла с обозами, со стадами.
Расстояние между ними росло с каждым часом пути. Воины Дагдамма и побратима его Ханзата ехали налегке, взяв с собой лишь самое необходимое. У каждого было по две-три,а то и четыре лошади, на одной воин ехал сам, на другой вез поклажу, другие шли налегке, отдыхая и набираясь сил.
Хвалясь друг перед другом, перепрыгивали со спины одного скакуна на другого прямо на ходу, особым шиком считалось сделать это во время скачки галопом. Один молодой гирканец упал на землю и сломал себе шею. Дагдамм еле удержался, чтобы не высмеять его. Но промолчал. Не хотелось оскорблять новоявленных побратимов. За время болезни он многое передумал и о многом говорил с Балихой.
Раньше он никогда не говорил с женщинами ни о чем, кроме того, какую позу им принять, чтобы ублажить его. Сама мысль о том, что с женщинами можно разговаривать казалась ему смешной. Но эта гирканка была умной. Женщина-рабыня, существо, находящееся ниже (и стоившее меньше) хорошей лошади и доброй охотничьей собаки, оказалась умнее многих мужчин. Дагдамм был поражен этим.
Балиха сумела выполнить его поручение, став близкой подругой жены проклятого асира, и приносила Дагдамму все выведанные тайны. Но царевич довольно скоро охладел к Гриму и его жене. В трезвом размышлении он понял, что настоящей ненависти к чужеземцу не испытывает. Истинная причина его гнева на Грима – воля великого кагана, который возвысил чужеземца.
Виной всему был Каррас.
Дагдамм рос в тени отца, человека сильного и выдающегося, и вся его жизнь с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет, была попыткой выйти из этой тени. Он любил и ненавидел кагана, одновременно больше всего на свете желал заслужить похвалу из его уст, и свернуть старому деспоту шею, занять его место.
Каррас, кажется, отлично знал об этом, и – об этом думать было тяжелее всего – нарочно держал Дагдамма в вечном напряжении чувств, специально оскорбляя и унижая на виду у всей Орды.
Сколько он себя помнил, Дагдамм всегда пылал гневом. Сейчас, то ли оттого, что близость смерти остудила его кровь, то ли под влиянием долгих разговоров с Балихой, он впервые в жизни ощутил, что такое покой.
Конечно, Дагдамм остался собой. Балиха даже не стала его единственной наложницей, он нередко брал себе в постель других женщин. Он не разлюбил выпивку и драки. Но в его душе поселилось что-то еще кроме необузданных страстей. Должно быть, это было честолюбие.
Силы быстро возвращались к нему. Тяготы пути он переносил легко, болезнь его угасла.
Поначалу поход мало отличался от обычной перекочевки. Растянувшись на сколько хватало глаз, двигались, обычно шагом и лишь иногда рысью, всадники.
Следом за ними быки тянули большие телеги, на которых соорудили походные жилища. Не нужно было каждый день собирать их и разбирать.
Брели стада коз и овец, мясо и молоко которых щедро шло в походные котлы.
Это был приятный переход, по зеленой, цветущей равнине, в хорошую погоду, в изобилии еды и воды.
Вместе с воинами, что уходили на восток с Каррасом, с войском шло почти столько же людей, почти половина кочевых киммирай. Они отлично знали эту землю, кочуя по ней год от года.
Воины охотились с луком и стрелами, охотились с беркутами.
На стоянках боролись, состязались в стрельбе из лука.
Вечерами у костров пели песни, рассказывали предания.
Дагдамм любил эту жизнь.
И Каррас любил эту жизнь.
Часто он, взяв с собой лишь нескольких верных телохранителей, на быстром коне отрывался от войска.
Он даже не охотился в такие часы. Казалось, он старается охватить своим взором как можно больше просторов. Некоторые считали, что он молится.
Иногда так и было.
Но стоя на вершине холма, за которым виднелся еще один, и еще один, и еще один, Каррас редко взывал к богам, даже если так думали воины, глядя на отрешенное его лицо.
Через месяц киммирай покинули свои владения.
Позади остались родные кочевья.
Миновали и последние стоянки, и небольшие крепости, которые обозначали пределы Киммерийского каганата.
Тогда назад повернули сопровождавшие воинство женщины. Каррас приказал уйти всем, кроме старших жен самых высокопоставленных военачальников. Даже своих наложниц отослал обратно.
Так же назад погнали стада скота.
Прощаясь с женами, с родичами, воины обнимались, на миг сбрасывая с себя суровость. Они знали, что назад вернутся не все. Многие сложат свои кости на каменистой, сухой земле восточных степей.
Но киммирай были народом воинов, народом в сердце которого мало было место тонким чувствам и слабости. Потому плакали только малые дети, еще не получившие свой короткий нож.
Женщины прощаясь, говорили мужьям, отцам и сыновьям.
- Приведи мне много невольников, чтобы мне больше не приходилось выделывать кожи своими руками.
Воины отвечали, что приведут столько невольников, что их женщинам не придется даже помешивать на костре пищу.
Киммирай шли на войну, на охоту за двуногой дичью.
Впереди лежали ничьи земли.
Ничьи, но обычно не пустые.
В этот же год местность будто вымерла.
Десять дней шли по пустой Степи.
Это было странно, обычно во время летней кочевки земли к востоку от киммерийских крепостей кишмя кишели различными племенами, которые занимали лучшие стоянки, возле источников воды.
Это были малые племена, иногда насчитывавшие вместе с женщинами, детьми и стариками лишь три или четыре сотни человек.
Киммирай презирали их, называя шакальими детьми, и словно оправдывая это имя люди малых племен были жестоки, жадны и трусливы, легко бросаясь в драку и легко выходя из нее, настоящей войне предпочитая вылазки, настоящему бою удар в спину, а славной смерти – удалое бегство.
Их было три или четыре дюжины, они никому не подчинялись, и ни один из владык Степи не мог смирить их именно в силу бедности, малочисленности, которые приводили к неуловимости.
Они не имели даже телег, перевозя все необходимое в седельных сумах, а стада их были столь малы, что в случае чего бродяги легко избавлялись от них.
Жили они в основном охотой на сайгу и других копытных зверей.
У каждого племени была длинная, как сто связанных между собой арканов, родословная, которую любой степной бродяга мог рассказать, даже будучи разбужен среди ночи, и столь же длинный список обид, уходящий на века в прошлое. Никто не ненавидел друг друга так яростно, как малые племена.
Разобщенные, ненавидящие друг друга, бродяги все же чувствовали свое родство.
Они только себя считали настоящими вольными людьми.
Народы, подвластные киммерийскому кагану, царям-жрецам из Па-Те-Ни, повелителю массахов, эмиру аваханов, или кому-то еще из грозных правителей, претендовавших на власть над всей Степью, бродяги презирали и ненавидели.
Они держались древних обычаев и со временем сами уходили в прошлое.
Каррас никогда не предпринимал попыток покорить бродяг. «Льву недостойно воевать с шакалами» говорил он, ссылаясь обычно на слова своего отца. Лишь иногда они откупались от киммирай небольшой данью – лошадьми и рогом, костью, шкурами, которые добывали на охоте.
Весна была временем перекочевки, и сейчас в разгар лета стоянки бродяг должны были наводнить равнины на несколько сотен лиг вокруг.
Но уходившие вперед разведчики возвращались, донеся о все том же безлюдье. Не могли же бесчисленные бродяги испугаться богю?
Богю были сильным племенем, но не настолько, чтобы повергнуть в бегство всех бродяг.
- Тамыр! – к Дагдамму подъехал усмехающийся Ханзат-хан. Он был по пояс гол и чуть ли не почернел на Солнце.
- Слушаю тебя, брат. – кивнул Дагдамм, которому постоянные излияния в дружбе надоели, и он мечтал только, чтобы черный вихрь унес Ханзата куда подальше, хоть за море Вилайет.
- Вернулся один из моих передовых.
- Он нашел бродяг?
- Нет, он нашел разрушенные стоянки, много мертвых тел.
- Думаешь это дело рук богю?
- Едва ли это так.
- Почему ты так думаешь?
- Мой человек сказал, что там были тела только мужчин. Мало женщин, нет детей. Тот, кто напал на бродяг, перебил воинов, а остальных обратил в рабство. Богю бегут на восток, им не до рабов. Рабов надо кормить, охранять.
- Да, это верно. Но тогда кто? Другие бродяги?
- У бродяг нет рабов. Они убивают пленных, приносят их в жертву своим предкам.
- Больше твои люди ничего не находили?
- Не все мои люди вернулись. Должно быть, охотятся в безлюдных землях. А что твои люди, тамыр?
- Я все еще жду их. Конечно, может быть, они и охотятся, но дичи я что-то тоже не вижу. Ты видел стада сайги?
- Нет. Ни сайги, ни богю, ни бродяг. Всех как будто унесло черным вихрем.
Дагдамм усмехнулся, вспомнив, какой участи он только что пожелал тамыру, а Ханзат, отнеся эту улыбку на счет своего остроумия, громогласно захохотал.
Дагдамм ожег бок коня плетью, послал его галопом. Нужды к тому не было, просто захотелось ощутить восторг скачки.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 4 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (08.01.2017), Kron73 (12.10.2017), lakedra77 (09.01.2017), Vlad lev (08.01.2017)
Старый 10.01.2017, 20:23   #15
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Столкновение.
Скакун у него был один из лучших в Орде, плод многолетней работы лучших конюхов, которые смешивали крови самых разных лошадей, привезенных в ставку кагана с разных концов мира. Ростом он был почти так же высок как тягловые тяжеловозы, но вдвое легче и отличался сухопарым сложением. Жизнестойкость у него была от коренастых степных лошадей, скорость бега от легких иранистанских. Длинноногий и длинношеий, сильный и выносливый, конь был, правда, исключительно некрасив, окрасом напоминая разве что засохший помет, и отличался столь свирепым нравом, что Дагдамм был весь искусан, пока сумел смирить характер животного. Имя у коня было звучное, но обыкновенное – Вихрь.
Дагдамм мчался по равнине, оставив позади не только неповоротливую громадину основного воинства – его уже было почти невозможно разглядеть в плывущем воздухе, лишь какая-то движущаяся полоса на горизонте, но и свой собственный передовой отряд.
Несколько всадников тоже послали коней галопом, хотели догнать Дагдамма, но где им было состязаться с Вихрем.
Равнина стала чуть подниматься вверх, плавный склон немыслимо древней, осыпавшейся горы сменил плоскую как поверхность спокойного озера, низменность, а потом через полмили началась гряда холмов.
Вихрь начал уставать, но Дагдамм не давал ему сбавить шаг, пусть пробежится по-настоящему, пусть ощутит тяжесть седока.
Он еще раз хлестнул Вихря, конь прибавил шагу, вынеся всадника на плоскую вершину холма.
И тогда Дагдамм резко осадил коня, от чего Вихрь заплясал на месте.
Киммерийский царевич привычно схватился за меч, но убрал руку.
Он смотрел вниз, в долину. Сначала ему показалось, что он смотрит на взволнованное озеро. Но потом Дагдамм понял, что это если и озеро, то вместо капель воды наполняют его люди.
В низкой долине, на берегах полупересохшей реки раскинулся огромный лагерь.
То там, то здесь высились большие шатры, должно быть предназначенные для предводителей.
Издалека невозможно было различить лиц, но стать и повадки безошибочно указывали, что люди – сплошь мужчины, привычные держаться в седле. Это была не перекочевка племени, а следование войска.
Откуда оно взялось, и почему никто прежде не заметил появление в самом сердце степи самое меньшее семи тысяч человек?
Дагдамм спустился с холма.
Неведомая армия стала ближе. Теперь он уже видел и густые бороды, и железные доспехи, и горбоносые лица, и кривые мечи, длинные пики украшенные флажками. Ветер подхватил одно из знамен, развернул его и Дагдамм увидел языки пламени.
- Проклятье! – вырвалось из груди Дагдамма. – Проклятые аваханы!
Появление аваханов так далеко на северо-западе объясняло все. И безлюдье степи, лишенной бродяг и следы больших караванов, явно не имевших отношения к исходу богю.
Аваханы просто перебили и пленили всех бродяг, а те, что уцелели, должно быть бежали в северные леса. Быть может, аваханы перебили и богю, или их пути с богю разошлись.
Этого Дагдамм не знал.
Знал он только, что перед ним враг, намного более могущественный, чем все, кого отец, да правит он девяносто девять лет, ожидал встретить в этих землях.
Аваханы тоже увидели Дагдамма, и три всадника и поскакали наперерез киммерийцу, который уже повернул назад.
Вот почему не вернулись передовые самого Дагдамма, вот куда сгинули разведчики Ханзата!
Первому авахану Дагдамм вонзил меч в рот, клинок выбил все зубы и через небо вошел в мозг.
Всадник еще валился с седла, когда Вихрь вцепился огромными зубами в морду лошади второго. Кобыла авахана истошно закричала, стала заваливаться вперед, совсем юный наездник пытался удержаться в седле, но Дагдамм раскроил ему голову вместе со шлемом и тюрбаном. Третий всадник метнул копье, которое без сомнения пронзило бы Вихря и оставило спешенного Дагдамма одного против нескольких тысяч аваханов, но именно в этот миг Вихрь встал на дыбы, и копье ударило в седло, которого не смогло пробить. Дагдамм вырвал оружие и метнул обратно, промахнулся, но бросаться добивать врага времени не было, в любой миг на него могли навалиться десятки, если не сотни южан.
Дагдамм развернулся и вновь послал Вихря галопом, вручая свою судьбу Небу, Таранису и своему коню.
Скорая и страшная расправа Дагдамма над двумя воинами на миг обескуражила аваханов и потому первые стрелы полетели ему в спину, когда царевич был уже далеко.
Начиная хрипеть, Вихрь все же поднял всадника на холм. Только тогда Дагдамм позволил себе обернуться и увидел, что в погоню за ним бросилось около двух дюжин аваханов.
Почти одновременно с этим на холм поднялся Ханзат-хан на совершенно взмыленном коне. Глаза хана округлились от изумления.
- Поворачивай, тамыр! - Окрикнул его Дагдамм. – Уходим!
Ханзат-хан все еще смотрел на войско южан, так внезапно возникшее перед его взором.
- А так хотелось подраться! – воскликнул он, но все же повернул коня.
- Еще успеешь! – откликнулся Дагдамм. Ханзат увидел, что меч самого царевича покрыт кровью.
- Много собак-огнепоклонников отправил к Эрлэгу? – спросил он.
- Сегодня Эрлэг получил две души. – ответил Дагдамм, перекрикивая топот конских копыт.
- Славный выдался день, тамыр! – прокричал Дагдамм.
- Он еще не закончился! – Дагдамм уже не кричал, а ревел львом, злая горячка боя и заразительное веселье Ханзат-хана вместе бродили в его крови.
Навстречу им скакало около трех дюжин воинов. Они уже видели поднявшихся на холм аваханов, видели бегство своих предводителей. Воины на ходу выхватывали из ножен мечи, накладывали стрелы на тетивы, заносили для броска копья.
Отряды разделяло около полумили.
И тогда конь Ханзат-хана рухнул.
Сам Ханзат не сломал ни шею, ни спину, ни даже руку. В последний миг он выбросил ноги из стремян и свалился на сторону и покатился по земле. Он ловко вскочил на ноги и видно было, что отделался Ханзат сбитой кожей на плечах и спине. Но его скакун врезался в землю на полном ходу, ударился головой, перевернулся и одного взгляда было достаточно, чтобы понять – не встанет.
Аваханы приближались. Дагдамм видел, что они успеют прежде, чем их собственные люди. Он развернул коня назад, к Ханзату, который встал, широко расставив ноги, словно собирался бороться, вытащил из ножен широкий и тяжелый кривой меч и зверски оскалился.
Одинокому пешему не место в конном сражении – затопчут, не заметив, свой или чужой.
Дагдамм на своем огромном Вихре встал рядом, прикрывая Ханзата.
Аваханы были все ближе, видны были уже не только темные бороды, но и белки глаз воинов в полукруглых шлемах.
Ханзат взвыл так, что шарахнулся даже Вихрь. Дагдамм метнул короткое тяжелое копье, выбив из седла одного всадника. Со стороны гирканцев полетели стрелы.
Ближайший авахан направил коня прямо на Ханзата, одновременно занося для удара копье, надеясь не проткнуть оружием, так смять конем бритоголового гирканца. Дагдамм ударил всадника мечом поперек лица. Брызнули осколки зубов, кровь, ошметки плоти, бывшие, наверное, губами. Ханзат увернулся от пронесшейся мимо лошади. Без всадника конь становится не бойцом, но законной добычей. Но сейчас было не до трофеев. Со всех сторон наседали аваханы. Они уже сцепились с киммирай и гирканцами, которые подошли на помощь вождям.
- Славный день!!! – повторил Ханзат, увидел спешенного вражеского воина, который пытался вытащить ногу из стремени, все еще связывавшего его с убитой лошадью, и бросился на него, занося меч для удара.
Дагдамм рубился сразу с двумя аваханами, крутился в седле, отбиваясь мечом и щитом. Он, несомненно, уже погиб бы, но Вихрь вертелся на месте, прыгал из стороны в сторону, кусал коней врага. Потом тот авахан, что наступал справа, издал не то стон, не то всхлип и из груди его появилось острие копья, вонзившегося в спину. Он еще стонал, но Ханзат уже стаскивал раненого с седла, чтобы самому занять достойное хана место – на спине боевого коня.
Дагдамм вонзил острие меча ниже панциря, пробив и кольчугу, и стеганую ткань и ранил своего противника в бок. Боль была столь сильной, что авахан замер на месте, пораженно уставившись на рану, и тогда Дагдамм нанес смертельный удар в шею. Захлебываясь кровью южанин повалился с седла.
Праздновать победу было некогда – аваханов все еще было больше, чем киммирай и гирканцев. Они дрались отчаянно, потому что смерть ждала их и в случае поражения и в случае позорного возвращения в свой стан.
- Киммирай!!! – Дагдамм поднял меч. – Ко мне, киммирай!!! Хуг!!!
Отрывистый боевой клич его клана подхватили около дюжины воинов.
- Хуг!!! Хуг!!! Хуг!!! Хугхугхугхуг!!!
Исторгнутый дюжиной глоток этот крик больше всего напоминал орлиный клекот.
- За мной! Руби ублюдков!!!
Схватка была столь яростной, что не могла продлиться долго. Аваханы дрогнули, но не побежали, и это было ошибкой. Преследовать их Дагдамм не решился бы. Войско отца отставало на дневной переход, тогда как бесчисленные южане были прямо за ближайшим холмом. Но, даже поняв, что силы их тают, аваханы отчаянно отбивались.
Как только места рядом с ним заняли названные из ближней дружины, Дагдамм перестал думать о защите. Он вверил ее своим воинам. Пусть их щиты прикрывают его от стрел, пусть их мечи отводят направленные ему в грудь копья.
Сам он шел напролом, как вепрь через подлесок.
Дагдамм просто сминал врага, страшными ударами пробивая любые доспехи, сокрушая любую защиту. Благодарение богам, которые одарили его поистине чудовищной силой – он орудовал мечом, который другие воины могли бы использовать только как лом. И легкость, с которой огромный киммирай убил и искалечил полдюжины их товарищей совершенно лишила аваханов уверенности в себе. Они сбились в кучу, больше мешая друг другу. Потерявшие коней прятались за крупами лошадей своих более удачливых товарищей. Киммирай и гирканцы сжали кольцо.
- Нам нужен пленник! – прокричал Дагдамм сквозь шум сражения.
Молодой Коди, внук старого соратника отца, услышал его, и отвязал от седла аркан.
Мимо промчался Ханзат-хан, сверкнул безумными глазами, страшно крикнул и бросился в гущу схватки, как был, полуголый, даже без щита.
Коди накинул аркан на шею рослому бородатому воину, тот поднял, было меч, перерезать веревку, но его уже выбросило из седла, и чтобы не быть проткнутым собственным мечом, он отбросил оружие в сторону.
Коди потащил заарканенного авахана за собой, а он только и мог, что перебирать ногами, да цепляться пальцами за сжимающую шею петлю.
Коди уволок авахана на три сотни шагов в сторону от еще кипевшей схватки, оглушил ударом палицы, и прежде чем пленник пришел в себя, скрутил ему руки и ноги другой веревкой.
Он взвалил недвижимое тело на спину одной из запасных лошадей и поскакал к киммерийскому войску.
Последние трое аваханов все же попытались бежать, но были безжалостно расстреляны из луков. По всему склону холма с гиком ловили коней, обирали трупы убитых.
Киммирай сдирали скальпы с поверженных аваханов. Некоторые были еще живы, истекали кровью из ран. Но победители, даже не давая себе труда добить несчастных, зажимали головы между коленями и принимались за кровавое свое дело.
Из скальпов киммирай шили боевые плащи и украшали ими оружие, щиты, шлемы.
Обычай был жестоким даже по меркам Степи, и сами киммирай больше смерти страшились плена, где их ждали бы невообразимые мучения.
- Отходим! – приказал Дагдамм. Сам он кожи с голов убитых им не снимал, пусть об этом позаботятся названные из материнского клана.

Добавлено через 8 минут
Пленник.
Киммирай и гирканцы разделились. Гирканцы во главе с Ханзат-ханом отправились назад, собирать разбредшееся по степи воинство, отряды которого занимались охотой, да поисками следов богю.
Киммирай Дагдамма взяли на себя более опасное дело – следить за передвижениями аваханов. Были посланы вестовые к великому кагану – сообщить ему о встрече с грозным врагом.
Дагдамм с отрядом в дюжину человек остановился, чтобы допросить пленника. Прибежище они нашли в лощине почти пересохшего ручья. Напоили коней из луж, оставшихся после половодья, развели костер, чтобы чуть обжарить на углях мясо недавно убитых диких коз. Привлечь внимание врага огнем почти не опасались, слишком далеко они ускакали от аваханов и слишком потаенным было место, выбранное для стоянки.
Кони щипали сочную траву. Люди переводили дух, обменивались шутками, хвалились своими подвигами, совершенными в недавней стычке.
Дагдамм велел привести к нему пленного авахана. Он сел на плоский камень, вытянув ноги перед собой, огромный и мрачный, грива волос накрывала плечи и половину спины.
Дагдамм знал, что боги наряду с огромной силой и могучим здоровьем даровали ему внешность грозную и величественную. На пленного его мощь и сквозившая в каждом жесте привычка повелевать, должны были произвести впечатление гнетущее.
Царевичу не надо было прилагать усилий, чтобы казаться мрачным и свирепым. Думы его были чернее безлунной ночи, а из врага он готов был тянуть жилы.
Пленник был молод, но уже успел отрастить обычную для аваханов густую бороду, которую стриг острым клином. Волосы его были черными и вьющимися, глаза – светлыми, серо-голубыми, нос, как и обычно у аваханов, походил на клюв птицы, лицо – узкое. Высокий ростом, стройный и сильный, он старался держаться гордо и даже высокомерно, но страх чувствовался за этой бравадой. Оружие и доспехи его были богатыми.
- Как твое имя, какому роду ты принадлежишь и кому ты служишь? – спросил пленного Дагдамм. Старый раб, сам родом авахан, перевел его слова.
- Зовут меня Ториалай, сын Нангиалая. Отец мой глава каама, вы назвали бы его младшим ханом. – ответствовал пленный. – Служу я великому эмиру Сарбуланду.
- Эмир сам ведет ваше войско?
- Да, великий эмир сам возглавил поход.
- Почему ты так легко отвечаешь на мои вопросы?
- Потому что я не говорю ничего, что стоило было скрывать. Имя мое гордо, а слава эмира летит впереди его.
- Сколько вас идет под знаменем эмира?
- Больше, чем песчинок в пустыне. – сказал пленник, с вызовом глядя на царевича.
Тогда Дагдамм снял с пояса короткую плеть и принялся наносить легкие, почти невесомые удары по огромной своей ладони.
- Ты знаешь, что говорят про нас в Степи?
- Что таких жестоких людей как киммирай Небо не видело, и что вас не иначе изгнали из девятой преисподней за изуверство.
- Так зачем же ты злишь меня, Ториалай, сын Нангиалая? Я могу снять с тебя кожу, могу раздробить кости так, что на коже при том не останется и следа, могу заставить твое мясо сползать с костей. Для этого мне нужна лишь плеть и столько времени, сколько требуется, чтобы выпить чашку кумыса. И плеть, и время у меня есть.
Ториалай побледнел и закусил губы. Мучения, несомненно, страшили его, но гордость заставляла держать себя вызывающе.
- Ты знаешь, кто я?
- Ты - сын варварского правителя.
- Моего отца прозвали Жестоким. Меня же кличут Свирепым. И это истинная правда. Ты хочешь, чтобы я снял с тебя кожу, или мне начать с костей?
Дагдамм кивнул своим названным, и те в мгновение ока раздели Ториалая донага. Дагдамм нарочно приказал им сделать это, потому что аваханы отличались редкой стыдливостью. Голый человек, привычный к одежде, без одежды всегда ощутит себя особенно беззащитным, хотя на самом деле одежда и не спасет его от уготованной участи.
От унижения и страха Ториалай чуть не плакал.
- Давай, пытая меня, сын варваского царя!!! – вскричал он. – Пусти в ход всю свою жестокость!!! Недолго вам, варварам с Запада осталось вольно гулять по Степи! Эмир всех вас повергнет под копыта своих коней!!!
Дагдамм размахнулся и нанес удар, от которого кожа на спине авахана лопнула и через мгновение открытая рана засочилась кровью. Авахан отчаянно рванулся в руках державших его киммирай, но его попытки освободиться были тщетны.
- Сколько вас, аваханских псов пришло за своей погибелью на земли великого кагана? – спросил Дагдамм. – Кто ведет войско вместе с эмиром? Кто из степных народов помогает вам?
- Будь ты проклят, варвар!
Дагдамм подряд нанес три удара, каждый из которых оставлял кровоточащую рану на спине Ториалая. Воин неистово бился в руках киммирай, но, кажется, уже начинал слабеть от переживаемых мучений. Молодой Коди сидел, прижав правую руку авахана к земле. Лицо его было мрачно. Дагдамм знал, что Коди сейчас жалеет пленника и осуждает его – Дагдамма - за жестокость. Мягкосердечный дурак! Храбрый в бою, но никогда не сумеет стать по-настоящему большим человеком, слишком уж добр он к поверженному врагу.
- Скажи царевичу все, что ему нужно! Ты все равно заговоришь, но хотя бы кости твои останутся целы! – прошептал ему на ухо раб-авахан, принадлежавший одному из названных Дагдамма.
- Молчи, подлая собака, молчи, изменник! – закричал на него Ториалай.
- Оскопите его. – приказал Дагдамм. Раб перевел слова царевича для пленника. Глаза того округлились от ужаса.
- Нет! – только и смог выдавить он.
Авахана перевернули на спину, кто-то из воинов Дагдамма попробовал остроту короткого кривого ножа на покрывавших мощное предплечье волосках.
- Вы сущие варвары!!! Дикие звери в одежде из человеческой кожи!!! Эмир покарает вас за вашу жестокость!
- Возможно мы и варвары, но мы ценим верность. Ты верный слуга своего эмира. – сказал Дагдамм. – Но и мы верные великого кагана. Две верности столкнулись здесь. Назови имена прочих полководцев. Скажи, сколько вас пришло в Степь? Кто из степняков служит вам? И тогда твои ятра останутся при тебе.
- Но я все равно обречен. Вы все равно убьете меня.
- Ты можешь умереть быстро, а можешь дни напролет молить о смерти.
- Десять тысяч копий. Десять тысяч копий вышло из Гхора. Кроме эмира братья его Бахтияр и Шад, малики всех семи племен и прославленный как меч веры полководец Абдулбаки! Я не знаю точно, кто из степных племен принял нашу сторону, но слышал имя хана Керея.
- Что? – рыкнул Дагдамм. – Хан Керей? Ты точно слышал это имя?
- Так говорят.
- Проклятье!!! – Дагдамм повернулся к своим людям. – шлите новых вестовых, вдогонку прежним. Пусть летят, обгоняя полет стрелы, пусть скачут к отцу и расскажут ему о предательстве Керея. Мы все тоже снимаемся с места. Отходим к отцу. Убивать каждого встреченного в степи, даже если это слепой осел или хромая коза!
Воины быстро затоптали костровище, быстро запрыгивали в седла.
- Что делать с пленным?
- Убейте! – Дагдамм смерил взглядом Коди. – Это сделаешь ты. И ты принесешь мне его шкуру!
Царевич вскочил в седло и шагом тронулся по тропинке, выводившей из балки. – Принеси мне его шкуру, Коди! – повторил он, и ударил Вихря по бокам.
Когда Дагдамм ускакал, Коди остался растерянно стоять рядом с пленным аваханом. Тот будто почувствовал сомнения юного киммирай и взмолился о пощаде. Быть может ему удалось бы уговорить Коди, но последний из отъезжавших всадников заподозрил что-то такое, и повернул назад. Это был один из названных Дагдамма. Его звали Кидерн, он был рослый, остролицый, отличался бешеным нравом. На воине был плащ из скальпов.
- Трус с сердцем холощеного барана. – презрительно сказал он, глядя на Коди.
Коди, который многое мог стерпеть, но не обвинения в трусости, потянулся было за своим мечом.
Кидерн привстав на стременах ударил авахана по темени палицей. Тот упал с пробитой головой.
Названный царевича спрыгнул с седла. В огромной темной ладони свернуло лезвие короткого кривого ножа. Кидерн в мгновение ока ободрал половину головы Нориалая. Он хмыкнул, сунул кровоточащий трофей за пояс.
Кидерн отрезал авахану большие пальцы на руках – чтобы тень его не смогла держать оружие, когда придет к Железным Вратам. Отрезанные пальцы Кидерн положил в поясной мешок – из них делали обереги.
Потом киммирай наклонился еще раз, одним движением оскопил несчастного, но теперь то, что осталось в его руке бросил на корм степным лисицам.
- Вот и все. – коротко хохотнул Кидерн, снова взбираясь в седло. – Хочешь я отдам его шкуру тебе? Отнесешь Дагдамму, он сменит гнев на милость.
- Нет. – только и сказал Коди.
Кидерн пожал плечами. Произошедшее не слишком его взволновало. Он ускакал за Дагдаммом. Коди последовал за ними. Но даже зная, что есть опасность погони, он не спешил сближаться со своими соплеменниками, двигался примерно в полумиле позади.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 10.01.2017 в 20:23. Причина: Добавлено сообщение

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 4 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (11.01.2017), Kron73 (12.10.2017), lakedra77 (11.01.2017), Vlad lev (10.01.2017)
Старый 26.01.2017, 20:15   #16
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

В ставке аваханов.
В шатре из белого шелка, на вышитых подушках, в расслабленной и одновременно величавой позе возлежал эмир Сарбуланд. То был красивый мужчина лет сорока пяти, который чернил глаза, появившуюся в каштановой бороде седину красил хной, а золотой пояс затягивал по возможности туго, чтобы скрыть появившийся живот.
Лицо эмира имело выражение мечтательное и задумчивое, казалось, он весь погрузился в тягучую, сладкую как халва мелодию, которую извлекали из своих танбуров трое мальчиков. Четвертый мальчик сидел в ногах у эмира.
Повелитель аваханов время от времени брал из чаши несколько виноградин и клал их в рот своему любимчику.
Таков был человек, уже пятнадцать лет правивший в суровом краю, некогда звавшемся Афгулистаном. В жилах его, как и в жилах большинства его подданных смешалась кровь диких горцев-афгулов и кровь пришедших с юга иранистанцев и вендийцев. По привычкам своим, эмир был истинно вендийский вельможа. Он тратил много времени и средств, чтобы отыскивать среди пребывающих в упадке древних городов памятники старины. Любил красивую одежду, изысканную музыку и поэзию.
Подданные не смели вслух осуждать его слабости, но порой, не называя имени, злословили о некоем господине, который так заботиться о своей красоте, так любит старинные вещи и так много времени проводит в обществе мальчиков-музыкантов.
Вместе с тем, человек это был умный, жестокий и осторожный. Некоторые приближенные даже думали, что эмир преувеличивает в чужих глазах свою утонченность и развращенность, чтобы казаться слабым. За годы его правления против эмира сложилось не меньше десяти заговоров, участников которых давно уже расклевали вороны. А Сарбуланд продолжал править аваханами.
Раздался тихий звон небольшого золотого колокола, и это означало, что отдых закончен и великий эмир готов приступить к государственным делам. Мальчики-музыканты исчезли так быстро и бесшумно, будто их и не было. Исчезло и блюдо с виноградом. Слуги поднесли эмиру саблю и книгу в алом шелковом переплете – то были символы его власти. В книге был записан Закон, ниспосланный аваханам самим богом Ормуздом, а саблей надлежало этот закон на земле утверждать.
Эмир сел, приосанился. Он был все еще крепок и очень вынослив, сохранял осанку всадника, силу и ловкость хорошего стрелка из двояковыгнутого лука.
- Разрешаем войти. – сказал он странно молодым, звучным голосом.
На пороге шатра вошедший опустился на колени, припал к земле и не смел подняться, не получив к тому разрешения повелителя.
- Встань и говори. – приказал эмир.
Вошедший распрямился.
- О величайший, вернулись воины передовых разъездов. В дне пути на Запад идет киммерийская Орда.
- Неужели вся Орда?
- Нет, величайший из владык. Наши разведчики насчитали меньше пяти тысяч воинов. Две тысячи киммирай, примерно три тысячи их гирканских псов. Говорят, войско ведет сам киммерийский каган вместе с сыном.
По красивому лицу Сарбуланда пробежала тень. Эмир ненавидел Карраса страшной ненавистью.
Каррас трижды бил его в различных сражениях, а однажды чуть не взял в плен.
Каррас пять раз разорял его пограничные города.
Каррас заставил три богатых и сильных племени - дахов, парнов и хонитов платить ему дань и поставлять воинов под его начало.
Каррас нагло именовал себя владыкой Великой Степи.
Вдобавок варвар был груб, неотесан и нагл. В дни, когда эмир оказал ему честь, принимая кочевника в своем дворце, Каррас и его люди беспречь пили, разлекались разбивая бесценные старинные статуи.
Они издевались над слугами и евнухами, и побывали под юбкой у каждой женщины во дворце., кроме совсем уж древних старух. От них несло немытым телом, кислым молоком, прогорклым жиром и свежей кровью, потому что воины Карраса носили на себе скальпы, содранные с врагов.
Но все же эмир не собирался воевать с Каррасом в этом году. Он хотел лишь разорить окраины киммерийских владений, наказав дахов, хонитов и парнов за отступничество. Еще эмир хотел захватить побольше рабов, для чего его войско шло по степи растянувшись широкой линией, будто на облавной охоте. Собственно это и была охота, но на двуногую дичь. Бродячие племена, не имевшие даже постоянных кочевий, попадались в эту растянутую сеть.
Аваханы убивали воинов, старых мужчин, старых женщин. Молодых женщин, детей обоего пола, юношей брали в рабство. Некоторые из пленных гирканцев изъявили желание служить своим пленителям – Сарбуланд велел поставить их под начало проверенных аваханских десятников и сотников.
Набег шел удачно.
Керей-хан, властитель кюртов всегда был осторожен. Он не поддержал Карраса, не поддержал царя массагов Мавака, когда они воевали за власть над восточными землями. Не сразу он решился поддержать Сарбуланда, но многочисленные подарки и посулы будущих богатство помогли переманить его на сторону аваханов.
Люди Керея вели аваханов через Степь, безошибочно указывая нужные дороги. Они легко находили воду, проходы в горных кряжах, миновали солончаки и зыбучие пески.
Аваханы почти не теряли людей и коней от голода, жажды и природных ловушек.
На врага они обрушивались внезапно. Пробовавших бежать настигали кюртские стрелы и потому передвижение большого войска долго оставалось незамеченным.
На юг уже отогнали много скота и потянулись длинные вереницы скованных пленников.
Войско Сарбуланда понесло мало потерь в стычках, но сократилось почти в половину, потому что эмир отсылал отряды на юг, сопровождать караваны с добычей и рабов.
Сарбуланд думал дойти до кочевий доргов и повернуть обратно. И вот Каррас!!! Так далеко на Востоке!!!
- Зачем старый разбойник пришел сюда?
- Говорят, он преследует племя, которое решило отложиться от него. Это богю, узкоглазые гирканцы с северных пределов. Богю идут в Патению.
- Почему же они идут в Патению таким кружным путем? – спросил Сарбуланд, хотя на самом деле беглецы мало его интересовали.
- Бояться столкнуться с торханами.
- О. – только и сказал эмир. Торханы были какими-то запредельно дикими горцами, которые стерегли западные склоны патенийских гор. Эмиру они были неинтересны. Племена, что жили в его владениях и поблизости он старался не просто подчинить, но связать с аваханами. В ход шло все, от браков между аваханской и знатью и дочерьми степных ханов, до проповеди Закона среди кочевников. Но годными для обращения эмир считал только пять ближних племен. Чем дальше на север, на запад и на восток, тем более чуждыми становились народы.
- Каррас уже знает о нашем приближении?
- Да, великий. Была стычка. Твои воины пали в бою. Одного варвары взяли в плен. Говорят, главным у варваров был гигант с волосами до половины спины. Это сын Карраса, Дагдамм. Дикий зверь еще хуже своего отца, так о нем говорят.
- Я слышал о Дагдамме. Пусть ко мне придут Абдулбаки, Бахтияр и Шад.
На зов повелителя аваханов явились его военачальники.
Шад был на десять лет моложе эмира и сохранил еще юношескую задиристость, хотя и в его бороде начала сверкать седина.
Бахтияр же был старше своего царственного брата, но на трон никогда не претендовал. Он был грузен, широколиц, с иссиня-черными волосами и бородой. Прославленный Меч Веры, старый Абдулбаки походил больше на сказителя, чем на великого воина. То был иссохший, хрупкий старец с легкой снежно-белой бородой. Оружия он не носил, одевался в простой халат. Но в его выцветших от старости глазах по-прежнему сверкал крутой нрав.
Все трое сидели перед эмиром, оглаживая свои столь непохожие бороды.
- Мы должны выступить вперед прямо сейчас, прижать варваров спиной к той горной гряде и перебить до последнего. Если мы не нанесем им поражения в большой битве, они погонятся за нами до самого Гхора. Они будут разорять наши обозы, отбивать пленных и громить небольшие отряды. Только большая битва приведет нас к победе во имя торжества Веры и сияния твоей славы. – так сказал Абдулбаки, старый военачальник.
Вдали нарастал какой-то глухой гул. Возможно идет песчаная буря. – подумал эмир.
- Я не меньше славного Абдулбаки хочу победы для нашего оружия и посрамления варваров-киммирай, но мне кажется, что войско наше слишком устало за время похода. Много хромых и отощавших лошадей. Многие люди ранены или страдают от всевозможных болезней. Мы обременены обозом и пленниками. Я осмелюсь посоветовать отойти, не навязывая сражения и не принимая его. Киммирай не станут бросаться на нас, их слишком мало и они здесь из-за богю. – сказал Бахтияр. – Отойдем, сохраним жизни своих воинов и добычу.
- Я скажу, что недостойно аваханского эмира подобно сайге бегать от киммерийских дикарей. Никакой обоз, никакие пленники и никакие сбитые копыта не помешают нам разгромить варваров! Есть вещи важнее добычи, например – честь! Честь требует от нас не просто принять бой, а навязать его врагам.
Гул стал таким сильным, что эмир и его советники переглянулись. Нет, это не буря, но не может же…
Додумать эмир не успел - воздух огласился пронзительным воем, от которого заломило зубы и захолодело в животе.
Особыми, визгливо-гнусавыми голосами, которые натренировали за пением своих бесконечных песен, выли гирканцы. Этот ужасный вой обычно предвещал их атаку. И точно - следом за гирканцами запели тетивы их луков.
Каррас не стал ждать, когда его оттеснят к горам и заставят принять бой там.
Он пришел сам.
Киммерийский каган знал только один способ войны – нападение.
Шад вскочил, схватившись за меч.
На пороге шатра возник воин-страж.
- Повелитель! – начал было он, но упал. Стрела пробила ему шею и вышла под подбородком.
Укрываясь от стрел щитом, Шад осторожно выбрался из шатра.
Склоны холмов, окружающих долину, чернели от всадников. Их было здесь много больше пяти тысяч, о которых доносили разведчики. Гирканцы пускали тучи стрел. Но сквозь свист стрел и гирканский вой, от которого шарахались молодые кони, прорывался другой звук, много более страшный.
Гулко и мерно бил большой барабан.
Барабан из человеческой кожи.
Киммерийский барабан войны.
- Телеги в кольцо!!! – закричал Шад, и это были его последние слова. Костяной наконечник пробил его шею. Шад упал на спину, захрипел, цепляясь за древко стрелы.
Киммерийский барабан бил. Проваливаясь во тьму Шад услышал надрывный крик Бахтияра.
- Телеги в кольцо!!!

Добавлено через 11 минут
Битва.
Каррас приказал поднять одну на другую несколько больших телег. Так получилось величественное, но шаткое сооружение. Очевидно зов крови предков-горцев не совсем еще угас в жилах Карраса. На вершину рукотворной горы он взобрался ловко, не выказывая никаких признаков страха высоты. Там он уселся, привычно подвернув ноги. Сверху было хорошо видно то, что не разглядишь со спины ни одного коня.
Лагерь аваханов растянулся в долине обмелевшей реки. Берега были по большей части пологи, но в некоторых местах всеже обрывались вниз отвесно.
Зрение кагана с годами почти не слабело – он легко различил шатер эмира. Этого надушенного, накрашенного и разряженного любителя мальчиков Каррас презирал так сильно, как только мог. Его брат Бахтияр был хотя бы настоящим мужчиной, хотя и проклятым аваханом. Шад – просто глупец.
Как только к нему прискакал пропыленный Дагдамм, и прокричал «аваханы!», Каррас все понял. Смутные слухи о том, что в дальней степи что-то происходит, движется какое-то войско, ему доносили давно, не меньше пяти дней. Но что это большой поход бородатых южан, Каррас не мог вообразить.
Узнав о том, что Керей наконец-то нарушил свою традицию не участвовать с битвах великих степных царей, Каррас злобно хохотнул. Наконец-то появился повод удавить этого хорька.
Он не стал медлить. Каррас бывал в гостях у аваханов и знал, как у них делаются дела. Великий эмир никогда не нарушит свое привычное течение дня, если только с неба не упадет звезда. Звезды надушенный дурак любит чуть ли не больше, чем мальчиков. Пока ему донесут о столкновении передовых отрядов, пока он соберет других бородатых дураков, чтобы думать…
За это время киммирай проделают десять миль.
- Вперед рысью! Оставьте обозы! Скот пусть разбегается, куда хочет! Сегодня вечером мы или будем пировать аваханскими яствами, или выпьем с предками в чертогах героев! Хан харрадх! Идите быстро, как можно, только не загоняйте коней. Возможно драться придется сразу, с хода.
Киммирай и гирканцы устремились вперед.
На ходу изрубили и затоптали конями две или три дюжины аваханов – должно быть сторожевые разъезды.
И в самом деле, когда первый гирканский воин поднялся на берег, лагерь аваханов пребывал еще в полном спокойствии.
Гирканцы принялись сыпать стрелами и это в первый миг посеяло панику в рядах аваханов. Стрелы убивали и ранили, и поток их казалось не иссякал. Гирканцы били навесом, стрелы пробивали легкие кольчуги или и вовсе незащищенные тела. Аваханы были не готовы к бою. Каррас увидел, как пронзенный стрелой пал Шад. Надушенного эмира видно не было.
Но все же южане были умелыми воинами. Они сумели совладать с паникой. Каррас разглядел, как нескольких трусов зарубили свои же командиры. Воины начали сбиваться к отряды, закрываясь щитами из которых строили настоящие стены. Стрелы искали бреши в обороне, пронзали случайно выставленные руки, ноги и головы, но аваханы сумели избежать бесславной гибели под дождем стрел. Они принялись строить из своих телег кольцо вокруг лагеря. Тех, кто оставлял линию щитов ранили и убивали, но место павших занимали новые. Товарищи укрывали их своими щитами и часто эти щитоносцы гибли, но спасали жизни тех аваханов, что тащили неповоротливые телеги, сцепляли их цепями.
Всюду носились раненые, перепуганные, озлобленные кони. Гирканцы старались не убивать лошадей, и причиной тому было не мягкосердечие. Убитая лошадь превращалась в укрытие, а раненая причиняла лишь хлопоты. Огромные аваханские верблюды, тоже утыканные повсюду стрелами, ревели, скидывали тех аваханов, что пробовали их оседлать, опрокидывали шатры.
Поначалу, застигнутые врасплох гирканскими стрелами, аваханы думали лишь о том, чтобы выжить. Но очень скоро и в их руках появились натянутые луки.
О, эти южане умели драться и пешими!
Выждав миг, когда ливень гирканских стрел начал ослабевать, отважные подданные эмира сами начали стрелять в ответ.
Им было сложнее целиться, и они не были готовы к такой перестрелке. Но когда то там, то здесь с седел начали валиться гирканские всадники, стало ясно, что бой не выиграть только с помощью тетивы и стрелы.
- Киммирай!!! – зычный голос кагана раздался будто из поднебесья. – Киммирай, вперед!!! Рубите их!!! Хан харрадх!!!
- Хан харрадх!!! – отвечали воины-киммирай.
Они тоже умели стрелять из луков и немало стрел в тех тучах, что обрушивались на головы аваханов, были выпущены их руками. Но настоящей их силой был смертоносный удар длинными копьями и тяжелыми конями, который опрокидывал любого врага. Потом наступало время меча или аркана, в зависимости от того, в чем больше нуждались киммирай – в рабах, или в скальпах.
Дагдамм, на рослом рыжем жеребце, которым заменил совсем вымотавшегося Вихря, гарцевал впереди киммерийской тысячи.
- Хуг!!! – пролаял он.
- Хугхугхугхуг!!! – зазвучало в ответ.
Три сотни его собственных дружинников собирались вокруг царевича.
- Сын мой! – прогремел сверху Каррас. – Принеси мне голову эмира!
- Я принесу тебе его голову и головы его братьев! – отвечал Дагдамм, в глазах которого сверкали огни боевого безумия. Он не был «дэли» – помешанным, которые в бою совершенно теряли голову, начиная рубить своих и чужих, но порой опасно приближался к этому состоянию.
- Руби ублюдков!!! – голос Дагдамма был столь силен, что громовой рык его отца показался немногим громче шелеста ветра. – Руби их, киммирай!!!
- Хан харрадх!!! Руби их!!!
И киммирай лавиной покатились вниз, на аваханский лагерь. Рубить мечами и топорами, пронзать копьями, топтать конями.
Гирканские воины нестройной толпой хлынули следом.
Дагдамм различил очертания большого шатра со знаменем над ним. Должно быть это ставка самого эмира. – решил он, и направил коня туда.
Он несся впереди войска, зная, что в любой момент его жизнь может прерваться от случайной стрелы или копья, не помогут никакие верные щитоносцы. Но страха не было, был только злой восторг. Он метнул короткое тяжелое копье, которое ударило в лицо совсем юного, безбородого авахана. Тот упал, открывая место в строю. До столкновения остался лишь миг.
Киммирай перед самым ударом метнули свои тяжелые короткие копья, которые частью вонзились в щиты, частью принесли смерть или увечья.
- Руби их!!! – успел выкрикнуть Дагдамм, и мир, казалось, исчез в пыли, грохоте и яростных криках.
Два войска столкнулись.
Рыжий жеребец сбил с ног двух или трех аваханов, беспомощно упиравшихся в землю выставив перед собой щиты. Они пробовали остановить киммерийский натиск копьями, но в последний миг нервы у одного не выдержали и он повернулся убегать.
В то же мгновение наконечник копья скользнул по могучей груди рыжего, распоров шкуру. От удара конь ощутил лишь слабую боль, а человек был сокрушен, ни одна его кость не осталась целой. Беглецу Дагдамм разрубил затылок. И тут же на морде его коня повис бородатый воин в кольчуге. Дагдамм проломил ему голову. Рыжий встал на дыбы и ударами копыт смял еще несколько шлемов вместе с черепами.
Рядом с Дагдаммом падали наземь киммерийские всадники, убитые и раненые сами, или потерявшие коней. Но аваханов погибло больше и они дрогнули. У тех, кто стоял ближе, не было выбора, они дрались просто чтобы выжить, но в задних рядах опять поднялась паника.
Дагдамм раздавал удары направо и налево. Он молотил по головам, по щитам, по оружию, которым его пытались поразить.
И случилось то, что обычно случалось в такой миг.
Оглядываться было некогда, но царевич знал, что повсюду происходит то же самое – киммерийские всадники ломают линию защиты спешенных аваханов. Иначе он был бы уже мертв.
Враг пал духом. Плотный строй стоявший плечо к плечу и щит к щиту стремительно обращался в толпу испуганных людей. Чем больше аваханы паниковали, тем больше их гибло.
И они дрогнули. Сначала дрогнули, а потом и вовсе сломались.
Одни старались не бежать, а отступать, сдавать позиции, но не показывать врагу спины. Другие же пускались наутек и даже бросали оружие.
Безумный натиск не прошел для киммирай даром. Они тоже потеряли убитыми и ранеными многих своих товарищей. А уж коней лишилось не меньше трети.
Но дело было сделало – аваханы побежали. Сейчас надо рассеять их по степи, а потом просто ловить как сайгу, гнать и бить, гнать и бить!
У большинства убитых сегодня будут разрублены затылки – злорадно подумал Дагдамм.
Сам он решил дать себе и коню передышку. Даже его огромные силы были конечны, а сегодня он дрался уже в третьей битве, и весь день провел в седле.
Он отъехал чуть в сторону и наблюдал, как победа превращается в сущий разгром.
Гирканцы мало участвовали в лобовой атаке, но теперь, когда впереди был не строй щитов и копий, а беззащитный лагерь, в котором только кое-где сохранялись очаги сопротивления, настало их время.
Визжащие дикари на своих мохнатых конях мигом наводнили почти все пространство лагеря. Стена из телег, которая так и не была по-настоящему возведена, теперь не защищала аваханов, а лишь не давала им бежать.
Многие устремились к мелкой реке, переходя ее вброд, ища спасения на противоположном берегу, там, где еще не царил разгром.
Дагдамм слишком поздно понял это.
Каррас с вершины рукотворного холма видел все. Он принялся яростно браниться и слать одного вестового за другим, но тщетно.
Гирканцы, а частью и киммирай принялись разграблять лагерь, тащить все, до чего могли дотянуться.
Киммирай, поминая всех своих богов, старых и новых, скальпировали убитых врагов. Гирканцы больше уделяли внимания шатрам и обозным телегам. Ловили лошадей, верблюдов. Успели затеять несколько ссор и драк из-за добычи.
Меж тем разгромленные аваханы уходили за реку, их почти никто не преследовал.
Дагдамм сообразил, что происходит, но было поздно.
Он ясно различил, как грузный бородатый авахан, верхом на тонконогом вороном коне, остановил беспорядочное бегство. Его звучного голоса и нескольких ударов плетью оказалось для этого достаточно.
Бахтияр – узнал его Дагдамм. Как и отец он бывал у аваханов, и видел эмира и его братьев. Бахтияр был самый сильный, Шад – самый храбрый, эмир – самый хитрый. Шад кажется, убит. Но жив Бахтияр. Это плохо.
Аваханы были разгромлены, но не уничтожены. Они теперь собирались с силами на противоположном берегу реки. Река была неширокой и неглубокой, но все же представляла преграду.
Через эту полосу мутной воды теперь летели брань, угрозы, обещания скорой и страшной расправы, а так же стрелы. Но обе стороны слишком выдохлись, чтобы прямо сейчас продолжать сражение.
Каррас, выбранившись, все же приказал большому барабану замолчать. Киммирай были сильными людьми, возможно – самыми сильными в Степи. Но нельзя требовать от них второй такой яростной атаки подряд.
Великий каган уже спустился со своего помоста.
Подъехал Дагдамм. Судя по тому, что он совершил сегодня, силы уже вернулись к сыну. Каррас ощутил укол чего-то, что походило на зависть. Зависть к юной силе Дагдамма и к лежащим перед ним долгим годам жизни. Сам он начнет стареть уже очень скоро.
Мысль была мрачная, злая, тяжелая.
Удачная атака на аваханов не принесла победы – Дагдамм не прославился.
- Я принесу тебе голову эмира и голову Бахтияра. Но не сегодня. – сказал Дагдамм.
- Поспеши, сын мой.
Вот и вся благодарность за вовремя принесенную весть о появлении грозного врага. Вот и вся благодарность за почти выигранную битву. – угрюмо подумал Дагдамм.
Прежде он вспылил бы, повысил голос.
Но то было до касания смерти и до ночей, проведенных с Балихой.
- Моя участь – повиновение. – сказал Дагдамм и чуть склонил голову.
У ног эмира Сарбуланда испустил дух, захлебнувшись собственной кровью его брат. Сарбуланд закрыл глаза Шада, положил ему на веки золотые монеты.
- Прости, брат. – только и сказал повелитель аваханов. Тут же он поднялся, готовый действовать , а не предаваться скорби.
- Мы пропустили первый удар, потому что недооценили врага, его умение быстро передвигаться и готовность яростно нападать. – сказал он почтительно склонившему голову Абдулбаки. – Но мы выдержали это, сохранив большую часть войска и порядок в рядах наших воинов. Сегодня же варвары заплатят за свою дерзость. Сейчас они примутся отмечать свою победу, думая, что с нами покончено. Когда они перепьются мы нанесем ответный удар. Я сам поведу своих сыновей. Следом пусть идут малик Бехзат и малик Бариалай со своими людьми. Мы нападем на варваров и постараемся внести в их ряды сумятицу. Я постараюсь поразить их вождей. Если нам будет сопутствовать удача, пусть в битву вступают остальные малики. Если же нет, мы с сыновьями станем мучениками веры.
В отряде личной гвардии эмира и в самом деле служили несколько его сыновей от низких наложниц, а так же несколько сыновей его братьев. Остальные четыре сотни воинов принадлежали к родовитой аваханской знати.
«Детьми эмира» они звались в знак признания их высокого происхождения.
Это были отлично вооруженные и обученные воины, владевшие самыми лучшими лошадьми и доспехами в войске. Но именно это обстоятельство делало отряд «детей эмира» столь ценным, что в битву его бросали редко, приберегая на самый крайний случай. Обычно «дети» охраняли священную для аваханов особу своего «отца», выполняли роль стражей дворца или походного шатра. И если уж эмир собрался возглавить своих «детей» в битве – значит положение крайне тяжелое.
- Бахтияр. – сказал он старшему брату. – Ты не пойдешь со мной в битву. Храни наш лагерь и войско. Если Ормузд отвернулся от меня и я не найду победы, погибну или попаду в плен – уходи обратно, стараясь сохранить как можно больше людей и лошадей. Не мсти за меня, не ищи славной гибели. Сохрани себя и войско для Гхора и для веры.
Эмир вскочил на коня. Ему подали оружие – лук, колчан со стрелами, короткое копье. Он проверил туго ли натянута тетива.
- Пусть будет над тобой благославение Ормузда. – напутствовали эмира Бахтияр и Абдулбаки.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 26.01.2017 в 20:15. Причина: Добавлено сообщение

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 3 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (27.01.2017), lakedra77 (26.01.2017)
Старый 28.01.2017, 19:54   #17
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Атака эмира.
- Что там творится, во имя Неба? – Каррас повернулся в сторону разгромленного лагеря аваханов. Там по-прежнему шел грабеж, кое-где сопровождавшийся стычками между не поделившими добычу победителями.
А потом в воду с противоположного берега одна за другой стали входить сухопарые аваханские лошади, несущие вооруженных всадников.
Каррас не первый раз дрался с аваханами и не ожидал, что они так скоро придут в себя после полученной трепки.
Пока каган додумал эту мысль, мелкую реку пересекли не меньше трех сотен аваханов и за ними следовало еще дважды столько.
Они набросились на занятых грабежом киммирай и гирканцев, которые уже чувствовали себя победителями.
Много храбрых воинов было убито прежде, чем успели схватиться за оружие.
Аваханы, которые уходили за реку пешими, растерянными, разгромленными, вернулись. Вернулись на конях, с оружием, полные жаждой мести.
Они без промаха били стрелами, кололи копьями, рубили кривыми саблями. Шли вперед, оставляя за собой только изувеченные трупы.
Конечно, степняки, на которых они так свирепо напали, тоже умели сражаться. Меньше часа назад они громили тех же самых аваханов. Но слишком рано начав праздновать победу гирканцы и киммирай из первого отряда, не были готовы к новой битве. Они представляли собой толпу, тогда как аваханы шли строем.
Во главе южан скакал высокий всадник с длинной, ухоженной бородой. Он прямо на скаку пускал одну за другой стрелы, каждая из которых находила цель.
Сарбуланд знал, что нужно для того, чтобы вырвать победу у киммирай. Ему нужна была смерть Карраса и его сына. Но можно и только Карраса.
Он даже думал вызвать его на поединок царей. Каррас достаточно тщеславен, чтобы согласиться на такое. Но потом эмир подумал, что вернее всего Каррас выставил бы против него это чудовище, дэва, своего сына. Сарбуланд не был уверен в победе над каганом, но верил в нее.
А против Дагдамма, который наводил ужас на всю Степь, не вышел бы на поединок, оставаясь в здравом рассудке.
Но Ормузд несомненно вел его, направлял его руку и бег его коня.
Он различил впереди знакомую коренастую фигуру, словно приросшую к спине чалого скакуна. Киммерийский каган пробовал остановить бегство своих людей, но безуспешно.
Сарбуланд чуть замедлил бег собственной лошади и натянул лук.
Он понял, что Каррас тоже видит его.
- Пламя Ормузда! Пламя Ормузда! – гремел боевой клич аваханов.
Каррас, вскочивший на коня, плетью бил бегущих и скачущих, обращенных в бегство воинов, которые совсем недавно являли чудеса храбрости.
Это помогло мало. Каган обнажил меч, разрубил голову одному гирканцу, ранил в бок второго, но тут его конь споткнулся, и он чуть не выпал из седла. Опытный наездник, Каррас сумел падения избежать, но время было уже потеряно, мимо неслись и неслись люди и лошади. Теперь он мог изрубить хоть две дюжины, остальных это не остановило бы.
Каррас закричал. Это был уже не боевой клич, просто утробный рык раненого, разъяренного зверя.
Киммерийский каган не собирался бежать с поля боя. Он развернул своего коня против потока бегущих. Увидел, что за спинами последних гирканцев скачут аваханы в шитых золотом и серебром плащах. Они настигали беглецов, убивали их в спину.
«Сыновья эмира»!
Круговерть битвы оторвала Карраса от отряда его телохранителей. Каган был один, всего лишь немолодой воин среди тысяч таких же.
Но разве этого мало, если одинокого воина зовут Каррас, сын Конана?
Он кажется, видел среди дерущихся Наранбатара, видел шрамолицего Гварна, видел как они стараются пробиться к нему.
Но Каррас не думал об этом. Его внимание привлек к себе авахан с крашеной бородой.
Каррас, не выпуская из правой руки меч, нашарил рукоять метательного топора около седла. Размахнулся и метнул оружие в того, кто летел впереди аваханской конницы.
Каган промахнулся. Его топор в самом деле поразил в лицо авахана, но не того, который вел огнепоклонников в битву, а того, что скакал рядом.
Но и стрела эмира не настигла Карраса, уйдя дальше. Нашла ли она какую-то цель, унесла ли чью-то жизнь, не видел ни эмир, который эту стрелу пустил, ни Каррас, которому она предназначалась.
Теперь их разделяло не больше двух сотен шагов. Каррас поднял меч. Эмир отбросил лук и занес для броска копье.
Какой-то миг казалось, что битва замерла. Гирканцы и киммирай перестали бежать, аваханы – настигать их. Многие остановились посмотреть на редкое событие, вызывающее в памяти героические песни, которые на разных языках пелись у всех походных костров.
На поединок царей.
Чуть отведя в сторону вооруженную руку Каррас выехал навстречу Сарбуланду.
Эмир пришпорил коня, посылая его в галоп.
Каррас не отводил глаз от летящего на него эмира.
В какой-то миг он будто бы упал с седла, и копье, которое должно было пронзить его насквозь, поразило лишь воздух.
Зато меч Карраса вонзился в бок коня эмира.
Смертельно раненый, зверь издал пронзительное ржание, но упал не сразу, а лишь сделав еще пару десятков шагов. Там он рухнул в одночасье, погребая под собой всадника.
- Хан харрадх!!! – в голосе кагана звучала жестокая радость.
Он подъехал к поверженному эмиру аваханов. Спешился, не спеша подошел к Сарбуланду.
Тот как будто не сильно пострадал при падении, был только оглушен.
Киммерийский каган занес меч для последнего удара.
Сарбуланд не молил о пощаде, не сулил выкупа. Он знал, что Каррас его не пощадит. Он и сам не пощадил бы Карраса.
- Разреши мне помолиться. – только и сказал эмир.
Каррас кивнул.
- Недолго. – сказал он.
Эмир прикрыл глаза, с уст его сорвалось несколько слов на незнакомом Каррасу языке. Позже Каррас спросил своего раба-авахана, что это были за слова. И тот ответил.
- Ормузд допусти меня, своего верного слугу, в Дом Песен. Это слова, которые правоверный должен сказать в ожидании скорой смерти.
Каррас чуть склонил голову, отдавая дань уважения побежденному врагу, который оказался отважным воином, был его братом-правителем, и выказал мужество перед лицом смерти.
- А теперь руби, киммирай. – сказал эмир.
И Каррас опустил тяжелый меч.
Бахтияр видя, что брат преуспел в своей отчаянной атаке, приказал выступать остальному воинству аваханов. Сейчас главное было не упустить, развить успех. Их все еще много больше, чем варваров, и они, благодаря отваге своего эмира и покровительству Огненного Бога, смогут еще обратить недавнее свое поражение в победу, стереть его из памяти!
Все эти мысли теснились в голове Бахтияра.
В тучах пыли, поднятых тысячами лошадиных копыт и человеческих ног, в сутолоке битвы, даже самые зоркие глаза не могли бы разобрать всего. Видны были в основном знамена.
Но аваханские знамена несущие пламя, теснили бунчуки из лошадиных хвостов.
Потом пыль и вовсе скрыла под собой все.
Бахтияр посылал в бой сотню за сотней, надеясь, что они в пыли хотя бы способны будут отличить своих от чужих.
На том берегу воцарился настоящий ад. Должно быть так выглядит царство Ахримана.
Люди уже не кричали боевых кличей, они просто орали во всю глотку.
Наседая друг на друга, конные и пешие кололи, рубили, резали. Должно быть Каррасу и его сыну удалось остановить бегство Орды. Но построиться в боевые порядки их люди уже не успели. Битва обратилась в свалку, в резню, в рукопашную, в которой нет места ловкому маневру и изысканной хитрости. Все решат свирепость и выносливость. И численность.
- Руби ублюдков!!! – надрывались киммирай.
- Убивайте варваров!!! – отвечали им аваханы.
Но многие просто истошно кричали, выли, рычали будто звери.
Бахтияр отдал последнюю команду. В бой должны были вступить все аваханы, способные держать оружие.
Последние сотни аваханов ступали в мутную, смешанную с песком, воду небольшой реки, когда к Бахтияру прискакал на покрытом кровью и пеной коне юный, безбородый «сын эмира». По лицу юноши лились слезы. И как очень скоро узнал Бахтияр, плакал он не от страха и не от боли.
- Господин! – рыдая воскликнул «сын эмира». – Наш повелитель пал!
Борясь со слезами он быстро поведал, как разворачивались события. Как громили они варваров, как эмир вел их в битву, как возник перед ними варварский царь.
- Он ранил коня эмира, тот упал и придавил собой нашего повелителя. Тогда варвар набросился на него и…
Забрызганный кровью молодой воин в голос заплакал. Это было странно, даже по любимому правителю так обычно не плачут. Бахтияр присмотрелся к нему и понял, что юноша этот не только по имени, но и по крови – сын эмира. Сарбуланд, конечно, любил своих мальчиков, но и женщин гарема не редко радовал посещениями, выделяя обычно самых юных. Так что этот юноша не только воин ближней стражи его покойного брата. Он племянник Бахтияра.
- Он насадил его голову на копье и пустился в пляс. Он танцует там, насадив голову моего отца на копье! Господин, еще немного, и мы проиграем эту битву!
Бахтияр приказал подать ему коня и решил броситься в самую гущу битвы во главе пяти десятков своих стражей шатра. Этим он, возможно и нарушал последний приказ брата, но пока Бахтияр на самом деле не искал славной смерти и не шел мстить за Сарбуланда. Он рассчитывал победить. Он – последний из трех братьев-правителей. Его появление на поле боя должно воодушевить аваханов, если они пали духом после гибели эмира.
Тут раздался все перекрывший голос.
- Хан харрадх!!! – прорезал грохот сражения львиный рык Дагдамма.
В сражении наступил некий переломный момент. И дело было не только в гибели эмира, чью голову теперь нес на копье Наранбатар, следуя всюду за Каррасом. Смерть почитаемого правителя вселила скорбь в сердца аваханов. Но они, конечно же, не побросали мечи и копья. Они дрались не только за Сарбуланда, они дрались за свою жизнь.
Просто хаос битвы, в котором порой нельзя было отличить своих от чужих, стал собираться в некий кровавый порядок.
И как с горечью заметил Бахтияр, размахивавший саблей, отражая и нанося удары, порядок этот был киммерийский.
Во время отчаянной атаки эмира Орда утратила всякое подобие дисциплины и строя. Но сейчас каган и его сын возвращали власть над своими воинами.
Воины киммерийской Орды собирались отрядами вокруг самых сильных и прославленных своих воинов.
Некоторых из них Бахтияр даже знал.
Сам великий каган.
Его сын, этот дэв во плоти, Дагдамм.
Гирканец Ханзат-хан.
Бахтияр во главе своих воинов рванулся наперерез Каррасу, который вел полторы или две сотни киммирай за спину аваханского воинства.
Они столкнулись уже у самой реки, на истоптанном, красном от пролитой крови песке. Всадники кололи и рубили друг друга и лошадей врага. Кони кусались и били копытами, сбрасывали своих седоков и хватали зубами тех, на кого им указывали наездники. Лязг металла, яростные крики, ржание лошадей, и тот треск, с которым оружие рвет человеческую плоть и дробит кости.
Бахтияр сам захваченный сражением, уже не руководил им, не видел, что происходит в отдалении.
А три сотни воинов Дагдамма, возглавляемые своим предводителем, теснили аваханов. Был среди этих киммирай и Коди, который дрался так, что даже Кидерн сейчас не назвал бы его бараном. В бою Коди был истинный лев.
Рядом с царевичем рубились самые яростные и могучие его люди.
Кровожадный Кидерн, чей плащ из скальпов было видно издалека.
Огромный, почти не уступавший силой Дагдамму Вейлин.
Прославленный мечник Карн.
Каждый на самом деле стоил девяти воинов врага. Это были лучшие из лучших, самые сильные, безжалостные и умелые бойцы. В самых лучших доспехах, с самым лучшим оружием. На самых крупных, выносливых и злобных конях.
Их подвиги воодушевляли других киммирай и гирканцев. И они шли следом за своими героями.
Аваханы все еще превышали врага числом.
Бахтияр вскричал от радости, когда увидел, как упал Каррас. Но очень скоро этот вопль сменился стоном разочарования. Каган был невредим, под ними убили коня. Ему подвели другого, и он продолжал командовать своими людьми, и пускать из тугого лука стрелы, которые пробивали любую кольчугу.
За спиной его полукровка Наранбатар, богатырь с раскосыми глазами гирканца, держал на копье голову Сарбуланда.
Бахтияр хотел пробиться к Каррасу, но его ранили в лицо, потом в руку. Истекая кровью, военачальник приказал своим людям вывезти его из сражения. Каррас бросил в погоню полусотню гирканцев, но они увязли в схватке с воинами Бахтияра, которых он оставил прикрывать отход.
На покрытых пеной, хрипящих конях, аваханы взобрались на холм.
Мало что можно было разобрать в том пыльном клубке воющих людей и ржущих лошадей, который перекатывался туда и сюда по долине реки.
Но по всей видимости Каррас брал верх над оставшимися без руководства воинами эмира. Бахтияр немного пришел в себя.
Огляделся, увидел чуть больше ста человек.
Многие ранены, некоторые тяжело.
Он приказал тем из них, кто был невредим и чья лошадь еще не спотыкалась от усталости, отправиться обратно, в битву. Искать там маликов племен, и передать им приказ Бахтияра. Отступать, выходить из сражения. Собираться на холме.
Это было поражение, разгром.
Но Бахтияр еще надеялся вывести хотя бы часть армии из Степи.
Сердце его защемило от вдруг нахлынувшей тоски.
Он так давно не видел жену, не видел маленькую дочь, которая любила играть его бородой.
Он потерял сегодня двух братьев и возможно сам не доживет до следующего утра.
Военачальник воззвал к своему божеству, но Ормузд не ответил.
Однако, молитва чуть успокоила его чувства.
- Будь проклят этот дэв. – прохрипел он, отыскав глазами исполинскую фигуру Дагдамма. – Будь проклят и ты, убийца моего брата. – добавил он, с ненавистью глядя на казавшегося сейчас крошечным Карраса, который уже не сражался, а лишь наблюдал за битвой.
Грубое лицо Бахтияра, изуродованное свежей раной, разорвавшей правую щеку, залитое кровью, было в тот миг страшным.
- Будьте вы все прокляты! Весь ваш род! Именем бога проклинаю вас! – добавил он, взывая к благостному Ормузду, а к страшному Ахриману.

Добавлено через 25 минут
Ночь в лагере киммирай.
К вечеру битва стихла сама собой. Никто не давал приказа прекратить сражение, но воины устали от убийств и смертей, кони их были изнурены.
Аваханы вновь отошли за реку и принялись укрепляться на холме. Никто их не преследовал.
Сражение с аваханами было внезапным, ни одна из сторон не ожидала встретить в степи такого сильного противника. В битве обе стороны явили редкое мужество и выдержку. И потому потери были велики.
Сейчас на поле боя, оставшемся за киммирай, победители подбирали своих убитых и раненых. Врагов беззастенчиво грабили, тем более что взять было что. В тот день пало много знатных и богатых аваханов. Раненых добивали, быстро и безжалостно, но изощренным мучениям не подвергали. Просто запрокидывали голову и перерезали горло. Короткий всхлип, хрип и жизнь вытекала с кровью. Кажется, некоторые раненые огнепоклонники были едва ли не благодарны за такую кончину, потому что многие были ранены смертельно и ужасно страдали от боли. Кто-то пробовал цепляться за жизнь и за жилистые руки своих палачей, но тщетно. Ни киммирай, ни гирканцы не знали пощады. И знали, что если бы это они лежали с переломаными ногами и перебитыми хребтами на взрытой копытами земле, то ножи аваханов точно так же прервали бы их жизнь.
Кто-то скальпировал врага, но не все. Почетным считался лишь скальп, снятый с врага, убитого твоей рукой. Иначе трофей, свидетельствующий о победе, превращался просто в кусок кожи.
Ловили коней, ослов, быков и верблюдов. Откатывали телеги.
Добычу сносили к шатру киммерийского кагана, где ее сваливали в большую кучу, которую охраняли три дюжины названных воинов Карраса.
Справедливый раздел ее будет происходить потом.
Таков был закон Орды.
Конечно, никто не мог уследить, не сунет ли воин в кошель золотое кольцо или другую безделицу. Но тому, кто пробовал утаить по-настоящему ценную вещь, было не миновать скорой расправы.
Добыча была богатой.
Аваханы были людьми выносливыми и стойкими, дети сурового края, дети гор и пустынь. Но все же они гордились своей цивилизованностью и потому даже на войну несли с собой много предметов роскоши и утварь, значения которой настоящие степняки иногда просто не понимали.
Великому кагану беспрестанно кланялись, приветствовали его, говорили о вечной преданности. Каррас благосклонно выслушивал эти речи, но мысли его были далеко.
Каган, конечно, чувствовал себя героем и победителем. Но настоящей радости не было. В душе продолжала клокотать так и не нашедшая выхода в битве злоба. Каррас ненавидел Сарбуланда, когда тот был жив и ненавидел его мертвым. Он приказал Гварну пересчитать воинов. Из семи сотен киммирай погибло чуть больше ста человек. Но ранен был едва ли не каждый третий. Многие раненые умрут, другие выживут, но останутся калеками. Есть и те, кто скорее всего поправится и вернет себе силы, но не сможет сражаться много дней.
Каган мерил шагами землю у своего шатра. Шатер этот уже поставили, чтобы владыка киммирай мог отдохнуть под его сенью. Но Каррас, хотя и уставший, отдыхать не желал.
Взгляд его несколько раз пал на груду трофеев, взятых в разграбленном лагере аваханов. Доспехи, оружие, конская упряжь. Богатство, почти сокровище. Но вид покрытых золотой чеканкой сабель или гибких наборных панцирей сейчас не так радовал взор, как в других условиях.
При ходьбе он привычно стегал себя по сапогу короткой плетью, с которой не расставался, кажется, даже во сне.
- Пусть придет Дагдамм. – сказал он стражнику и тот бросился на поиски царевича. Место его у шатра занял другой воин ближней стражи. Раненый в руку, но кажется, легко.
Скоро пришел сын. Церемонно поклонился. Каган раздраженно замахнулся плетью – прекрати кривляться, ты не безбровый шалыг. Дагдамм выпрямился.
- Ты хорошо дрался сегодня. – усмехнулся каган. – Но все же голову эмира добыл я.
В этом явственно проступал скрытый смысл – я еще полон сил, рука моя тверда.
- Да отец. Это была славная победа.
- Победа! – вдруг вскричал Каррас. Кажется Дагдамма спасло от удара плетью только чудо. – Победа ты говоришь? Отрезать голову мужеложцу с крашеной бородой, это ты называешь победой?! Там! – Каррас указал плетью на холм. – Там еще несколько тысяч аваханов готовятся сражаться! Их все еще больше чем нас, и к ним могут подойти подкрепления! У них есть все, чтобы завтра взять над нами верх!
- Мы хорошо потрепали их сегодня. – посмел возразить Дагдамм.
- Верно. – Каррас как будто успокоился. – Они потеряли много убитыми и ранеными. Мы так же пленили больше трех сотен, хоть я и кричал «хан харрадх».
- Пленник дорого стоит.
- Да, пленник дорого стоит. – голос кагана был глухим и жестким. Отчасти потому, что он сорвал горло криками, отчасти потому, что гнев все еще кипел в нем. – Но еще дороже победа! А пленника надо кормить, поить и следить чтобы он не убежал. Убейте всех.
- Но…
- Ты возражаешь мне? – недобро прищурился Каррас.
Дагдамм несколько мгновений молчал, а потом сказал.
- Да, я возражу тебе. Победа и слава дороги, но люди воюют не только за них, но и за добычу. Пленник – ценная добыча. Я выполнил бы твой приказ, если бы пленники были моими. Но их взяли в плен люди Ханзат-хана, люди Мерген-хана. Это пленники их копий. Они не мои. И не твои.
- Даже воздух, которым они дышат – мой! – прогремел Каррас. – Я каган киммирай и я хозяин в Великой Степи! Гирканцы это мои псы!
- Это так. – тихо сказал Дагдамм. – Но хороший хозяин кормит своих псов.
Каррас недолго помолчал.
- А ты становишься похож…
Он не договорил, но Дагдамм явственно услышал окончание фразы. «Ты становишься похож на своего брата».
- Хорошо, мы не будем убивать всех пленных. Но они обязаны отдать мне мою долю. Тех, которых отдадут мне – убей.
- Моя участь – повиновение. – поклонился Дагдамм.
В этот раз его поклон не вызвал у Карраса раздражения. Что ж – подумал великий каган – он взрослеет. Слишком уж долго разумом он был подобен отроку четырнадцати лет.
- Ты хорошо дрался сегодня. – повторил каган. – Но скажи мне, как ты видишь нашу победу?
Дагдамм некоторое время не отвечал. Потом ответил.
- Часть меня требует сесть на самого злобного коня, взять самый длинный меч и самый прочный щит, и устремиться вверх по склону, чтобы убить Бахтияра и посеять панику в рядах огнепоклонников.
Каррас усмехнулся. Лицо кагана обычно было мрачным и несло на себе отпечаток его тяжелого нрава. Вот и усмешка вышла почти жуткой, хотя скорее всего сейчас он не желал сыну зла.
- А твоя вторая часть, что говорит она?
- Вторая часть меня говорит – вступи в переговоры с аваханами. Приведи их к покорности, возьми заложников, а остальных – отпусти.
Снова повисла тишина.
- Ты становишься вождем. Как будто Грим-асир ударил тебя не по ноге, а по голове, и от этого удара у тебя наступило просветление. Я скажу, что думаю я. Их больше, но мы сильнее. Они ослабли духом и готовы отступить. Потому я не думаю, что тебе надо будет скакать вверх по склону под их стрелы. Они захотят уйти в родные горы, и согласятся на любые условия. Потом, конечно, забудут о клятвах, данных на поле боя, где пал их эмир. Потом убедят себя, что это была хитрость. Но если они нарушат свои клятвы, я сожгу Гхор!
Еще никогда столица аваханов не была взята врагом и сожжена. Дагдамм отметил это, но промолчал.
- Пошли к Бахтияру посланника. Я уже отправлял нескольких воинов. Двух аваханы убили, но другие донесли до них весть, что Каррас-каган хочет мира. Пусть твой посланник утром поговорит с аваханами. Встречу я назначил у реки. От них наверняка прибудет человек не из высшей знати, но благородного происхождения и чем-то прославленный. Завтра в полдень я хочу говорить с Бахтияром сам.
- Ты хочешь чтобы посланником был кто-то известный?
Каррас пожал плечами.
- Пусть поедет твой тамыр. Вид у него грозный и титул звучный. Только пусть говорит поменьше, слишком уж его голова похожа на котел.
Ханзат-хан был, наверное, не так глуп, как старался показать, но великим мудрецом его не назвал бы никто.
- Я передам твои слова тамыру.
Каррас снова усмехнулся.
- Мой сын – тамыр сына Иглика! Подумать только!
Но Дагдамм не слышал в его голове осуждения, скорее изумление.
- Скажи мне, в степи хватает наших дозоров?
- Воины утомлены сражением, им нужен отдых. Но я уже отправил две дюжины молодых воинов с приказом смотреть во все глаза.
- И что же ты приказал им выслеживать?
- Керей-хана.
При звуках имени ненавистного предателя Каррас скрипнул зубами.
- Керея не убивать! Кто убьет Керея, я того прикажу закатать в войлок!
Тяжелые кулаки кагана сжались.
Дагдамм поклонился на прощание, и пошел на поиски своего тамыра.
Лагерь бурлил. Сказав, что людям нужен отдых, Дагдамм не совсем согрешил против истины. Драться больше люди были не готовы. Но и мирно отходить ко сну не хотел никто. Те, кого миновало оружие врага, или кто был ранен легко, и не думали спать. Люди пировали. До настоящего разгула наверное, не дойдет, подумал Дагдамм, но многие перепьются сегодня.
Он пошел туда, где ветер трепал бунчук Ханзат-хана. Уже издали до ушей Дагдамма донесся громкий смех. Воины его тамыра просто покатывали от хохота. Еще не дойдя до лагеря гирканцев, Дагдамм уже знал, что увидит, когда ступит в свет костров.
Кара-Буги «объезжал жеребчика».
Кара-Буги был чистокровный гирканец-барулас, то есть человек практически одинаковый в высоту и в ширину. Шея его была как у быка, короткие руки – толщиной словно ноги. Лицо – круглое, голова обрита наголо, кроме одной пряди на затылке.
В дружине Ханзат-хана Кара-Буги славился беспримерной даже по меркам Степи жестокостью. Не было человека, который больше любил бы расправы над пленниками или казни.
Женщин насиловал на еще остывших трупах их мужей и отцов.
Перерезав своей жертве глотку, Кара-Буги склонял огромную голову и пил кровь.
В бою орудовал он страшной палицей, сделанной и ствола молодой березы, и утыканной железными шипами. Дагдамм всегда был уверен в своей силе, но признавал, что победить в круге Кара-Буги ему было бы нелегко.
Был Кара-Буги веселым, общительным малым, всегда готовым разделить последние крошки хурута с любым соплеменником.
Ханзат-хан уважал его и поставил в своей дружине сотником.
Была у Кара-Буги привычка «объезжать жеребчика».
Обычно после того, как пленников раздавали приближенным хана, Кара-Буги выбирал среди них того, кто выглядел наиболее воинственным и непреклонным, и прилюдно насиловал несчастного. В этой его забаве редко кто принимал деятельное участие, зато посмотреть за «скачками» Кара-Буги приходили даже из дальних становищ. Многие рабы, не перенеся позора, потом наложили на себя руки.
Дагдамм даже прикрыл глаза рукой, чтобы не увидеть подробностей безобразного действа, прошел мимо, прямо к шатру Ханзат-хана.
Ханзат был уже крепко пьян и весел. Он в отличие от тамыра с громовым хохотом наблюдал за «скачками» которые устроил сотник. Дагдамму вопреки обычным его привычкам пить совсем не хотелось. Сегодня отец хотел сказать ему, что он становится похож на брата. Нет, это не правда, он не такой мечтатель, как Конан.
Но глядя на тамыра, на его людей, на их праздник, Дагдамм вдруг спросил себя – когда мы стали такими … такими гирканцами? Он помнил легенды племени, как некогда киммирай наголову разбили гирканцев среди гор Старой Киммерии.
Узнали бы теперь киммерийцы, что разгромили орду Тогака, своих правнуков?
Он прогнал эти мысли. Они делают слабым, отнимают решимость.
Он родился в вырос в Степи, где самый воздух был напоен жестокостью.
В нем текла кровь киммерийцев с Запада и кровь оюзов. В нем текла кровь царей. Ему нельзя думать такие мысли. Иначе Нейл или кто-то другой прикажет Кара-Буги сломать ему спину.
- Завтра ты поедешь говорить с огнепоклонниками. – сказал царевич. – Это воля моего отца, Карраса-кагана.
- Да правит он девяносто девять лет. – откликнулся Ханзат-хан. – Но я не самый мудрый человек в мире! Да что там, я даже у этого костра не самый умный!
Ханзат хохотнул. Он был пьян, но не лишился разума.
- От тебя и не требуется, чтобы ты вел переговоры с аваханами. Но ты назначишь встречу Бахтияра с самим каганом. Тебя посылают из уважения к твоим подвигам и твоему титулу. Говорят так же, что нет в Степи никого красноречивее баруласов, а ты их хан. Негоже ехать посланником простому воину.
- Да, все верно. А ты знаешь, что говорят в Степи? Про твоего отца и нас всех?
- Нет. – честно ответил Дагдамм.
- Говорят так. Десять верных псов у Карраса-кагана. Кормит он их человечиной, поит их кровью. За то они толкутся у его ног и грызутся друг с другом. И зовут этих псов Ханзат, Мерген, Мангыт, Алир, Итлар, Атлак, Тугор-Дэли, Тоглак, Темуг и Даклан. Говорят, что Каррас-каган бьет их, а они только лижут руку, держащую плеть.
Последние слова прозвучали неожиданно горько, казалось, и хмель и веселье слетели с Ханзат-хана.
- Нет, я этого не слышал. Ни раньше, ни сегодня. – сказал Дагдамм.
Ханзат сделал еще глоток черного кумыса. Издал невеселый смешок.
Власть давит даже таких как он. – подумал Дагдамм. – Что же должен чувствовать отец?
- Да, я поеду говорить с аваханами. Сделаю все, как ты скажешь. На то я и твой тамыр.
Дагдамм хотел было сесть рядом, выпить, возможно даже напиться. Но не сделал этого. Он повернулся и пошел.
Объезженный Кара-Буги «жеребчик» рыдал так отчаянно, что Дагдамму невыносимо было слышать. И он избавил беднягу от душевных мук. Схватил за волосы, оттянул голову назад и перерезал горло.
- Это был пленник моего копья! – вскричал Кара-Буги, но к оружию даже не потянулся.
Дагдамм вдруг испытал приступ такой ярости, что несколько мгновений не смог даже вдохнуть.
Потом он отшвырнул кинжал и набросился на гирканского сотника, нанося удары руками и ногами. Сначала тот еще пробовал сопротивляться и даже разбил Дагдамму нос и бровь, но потом удар в висок оглушил Кара-Буги и некоторое время Дагдамм избивал совершенно беспомощного противника, пока не устал.
- Ты! – прорычал он в окровавленное лицо гирканца. – Ты моя жертва! Моя жертва!
Едва ли оглушенный Кара-Буги слышал эти слова, но их слышали все остальные.
Когда гнев утих, Дагдамм подумал, что странным образом его размышления о неправильности мироустростройства приводят к тому же, к чему приводит его пьянство – свернутые носы, выбитые зубы и вырванные усы. Мысль была забавная.
У входа в свой шатер он увидел Кидерна. Тот улыбаясь, протянул ему полоску окровавленной кожи.
- Это чья шкура? – спросил Дагдамм, который уже напрочь забыл про Ториалая.
- Того авахана. Коди просил передать тебе.
- Почему сам не принес?
- Он не считает этот скальп достойным. Авахан был безоружен.
- Мне шкура тоже ни к чему. Но Коди молодец. Прикажи ему придти ко мне.
Когда Коди предстал перед сыном кагана, он ждал вспышки гнева, проклятий и возможно изгнания. Но Дагдамм был благодушен.
- Ты выполнил приказ, хотя он противоречил твоим представлениям о чести. – сказал Дагдамм. Коди открыл было рот, чтобы возразить, но понял, что Кидерн своей ложью поставил его в безвыходное положение. Если он скажет правду, то гнев Дагдамма обрушится на Кидерна. Коди не хотел, чтобы Дагдамм наказывал Кидерна и не хотел видеть Кидерна своим врагом.
Потому он просто промолчал.
- Ты проявил настоящую верность. Я ценю это. Проси награды, но прояви разумную осмотрительность!
- Я хочу доспехи. Возьму аваханские, если найду подходящие. Доспехи и право драться рядом с тобой. Возьми меня названным воином. Больше мне ничего не нужно.
- Да будет так. Доспехи тебе подыщем завтра. А к службе можешь приступать уже сегодня.
Дагдамм приказал Коди, чтобы тот помог ему скинуть его собственные доспехи. Он был так утомлен битвой и тяжелыми мыслями, что не хотел сейчас даже пить.
Потом он уснул, и сон его охраняли две дюжины верных названных, среди которых были сегодня Коди и Кидерн, которые не говорили между собой, не перебрасывались шуточками, не обсуждали случившееся.

Последний раз редактировалось Михаэль фон Барток, 28.01.2017 в 19:54. Причина: Добавлено сообщение

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 4 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (30.01.2017), lakedra77 (29.01.2017), Зогар Саг (31.01.2017)
Старый 11.02.2017, 14:56   #18
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Кидерн, сын Кидерна.
В подлунном мире немало истинных мудрецов, а еще больше пустословов, любящих порассуждать, особенно за чашей вина, о вопросах, которые не имеют ответов.
Один из таких вопросов – случайность или предопределенность правят миром.
Влекомы ли отдельные люди и целые народы неумолимым роком, или сами правят своей судьбой.
Какова роль одного человека в судьбе многих.
Дагдамм пока не задал их себе. Но пройдет не так уж много времени, и он станет это делать.
Одно Дагдамм знал точно. Его жизнь, жизнь его отца, жизнь народов Киммерийской Орды и жизнь народов, которые прежде даже не видели киммерийского всадника, несомненно переменилась в тот день.
Все произошло от того, что Кидерн, сын Кидерна не смог сдержать язык за зубами, не смог не похвастаться.
А еще от того, что Керей-хан как обычно опоздал к началу битвы.
Утро выдалось ясным, свежим – впереди была осень, самые жаркие дни уже остались позади, хотя многие воины подобно Ханзат-хану все еще ехали по пояс голыми.
Ханзат-хан взгромоздился на спину такого же ширококостного как он сам коня. В голове у хана гудело, желудок крутило, лицо выглядело опухшим. Слишком много черного кумыса. Он выругался, сплюнул. В голове застучало. Не хватало только свалиться с коня на глазах у аваханов.
Ханзат выступил во главе трех дюжин своих дружинников. Справа ехал Кара-Буги, весь в лиловых синяках, глаз и вовсе не различить на круглом лице. В войске многие были ранены, и можно было бы подумать, что Кара-Буги пострадал в в бою. Но увы, слишком много людей видели что его избил царевич Дагдамм.
Кара-Буги был угрюм, и пару раз хотел затеять разговор, что избит он безо всякой вины. Но Ханзат не обращал на него внимания. Дагдамм – сын Карраса, а Кара-Буги – сын пастуха. Если Дагдамму захочется, то он выйдет с Кара-Буги в круг с мечом в руке. А если нет – побои будут считать справедливой карой за какое-нибудь прегрешение против законов Орды.
Закон – это Каррас.
К отряду Ханзата присоединилась дюжина киммирай. Никого из знатных воинов, но два или три знакомых лица все-таки есть. Пока киммирай не рассматривают переговоры как важные, не явился не то, что Каррас или Дагдамм, они даже Гварна не послали.
Старшим над киммирай очевидно был Кидерн, простой названный Дагдамма. Рядом с Кидерном ехал юный Коди, в аваханских доспехах, с которых только час назад счистил кровь их предыдущего владельца. Кидерн как обычно зловеще усмехался. Он был в своем знаменитом на всю Степь плаще из скальпов.
По блеску глаз Кидерна было видно, что с утра он слишком уж усердно приложился к одной из кожаных фляг с вином. Воин почти не спал ночью, забылся только с рассветом, от того поутру мысли у него путались и на душе было скверно. Кидерн решил исцелить это обычным киммерийским способом.
И так, киммирай - пьяный названный воин, командир трех десятков, а гирканец – один из малых ханов, про которых говорят, что они грызутся за кости, которые им бросает Каррас.
Интересно, не воспримут ли аваханы столь низкий ранг посланников как неуважение к ним?
Возле реки их встретили примерно столько же аваханов. Судя по изнуренным лицам, перевязанным ранам и усталости в глазах, эти люди не только сражались вчера, но еще и бдили почти всю ночь, опасаясь нового внезапного нападения.
Отряд возглавлял немолодой воин с обычной для аваханов остроконечной бородой. Высокий, прямой и крепкий как древко копья, держался он без обычного для знатных людей высокомерия. Ханзат подумал, что с ним должно быть легко говорить.
- Приветствую тебя, достойный. – сказал гирканец. Он не поклонился, титул давал ему право не склонять головы ни перед кем, кроме как перед киммерийским каганом. Но Ханзат-хан приложил руку к сердцу, чуть кивнул головой. Это хан мог сделать, не унизив своего достоинства перед воинами простого звания. – Я Ханзат-хан, сын Иглик-хана, брат Мерген-хана и тамыр Дагдамма, сына Карраса. Я пришел говорить от лица своего повелителя.
- Пусть твой день будет добрым, Ханзат—хан. – почтительно, но без всякой угодливости поклонился седобородый авахан. – Я Нангиалай, слуга великого эмира.
Кидерн хмыкнул, но промолчал. У него были рабы-аваханы и он немного знал аваханский язык.
- Вчера был день великой битвы. – сказал Ханзат. – И мы были неудержимы, а вы – неодолимы.
- Все так.
- Пало много отважных воинов. Мы вдоволь потешили богов. – продолжал текучую речь Ханзат. Баруласы очень гордились своим красноречием. – Наш повелитель решил – хватит крови. Должно быть, покойный эмир Сарбуланд подался на уговоры подлого Керей-хана. Лишь ложь Керея заставила его нарушить перемирие с великим каганом.
- И самые зоркие глаза порой застилает туча. – в тон Ханзату согласился Нангиалай.
И ясно было, что разговор пошел по правильному пути.
Сейчас Ханзат и Нангиалай будут долго выражать друг другу восхищение отвагой и силой, помянут убитых, а саму битву решат считать конченной без победителя. Спешатся, сядут на коврики, выпьют кумыса. И польется поток баруласского красноречия, перемежаемого аваханской учтивостью.
Скорее всего потом, когда говорить будут уже Бахтияр и Каррас, речей об уважении к отваге врага будет еще больше. Каррас отдаст Бахтияру останки его брата, Бахтияр признает, что во всем виновен Керей-хан. И они просто разойдутся. Потому, что каждый в глубине души не верит в свою окончательную победу, а цена поражения представляется слишком высокой.
Не первый будет «вечный мир», который не продержится и до следующего лета.
- Вчера я потерял младшего брата. – сказал Ханзат-хан. И в самом деле, вчера пал, сраженный аваханской стрелой один из четырех или пяти дюжин незаконных отпрысков его отца. Кажется, звали его Тохта, и служил он десятником. Но зачем все это знать Нангиалаю. Ведь Ханзат не солгал в самом важном.
- Я вчера потерял сына. – горестно вздохнул Нангиалай.
И тут раздался каркающий смех. Засмеялся Кидерн.
- Нангиалай! – выкрикнул он. – Старый бородатый козел!
Кидерн хлопнул Коди по плечу.
Аваханский посланец изумленно воззрился на хохочущего киммирай.
- Узнаешь эту добрую шкуру на плече моего брата по мечу!?
А на перевязи меча Коди в самом деле темнел кусок скальпа Тариалая.
- Это шкура твоего сына, бородатый ты козел! Твой сын отошел к предкам без волос, без пальцев, и даже… - Кидерн согнулся от смеха. – Даже без уда!
На лице Нангиалая отразилась такая душевная мука, что даже Ханзат-хан, который и сам многих людей отправил к предкам изувеченными, вздрогнул. Миг казалось, что старый воин пропустит бахвальство Кидерна мимо ушей, что ради общего мира он предпочтет не услышать страшных слов киммерийского всадника.
Но уже в следующее мгновение Нангиалай выхватил из-за пояса чуть изогнутый длинный кинжал и метнул его в хохочущего Кидерна. Кидерн неминуемо погиб бы, но Коди отбил кинжал своим щитом.
- Пламя Ормузда! – вскричал Нангиалай, обнажая саблю.
Ханзат-хан никогда не был трусом, никогда не бежал ни от одного противника. Но сейчас он видел себя посланником мира, и потому, вместо того, чтобы тотчас схватиться за меч, попробовал воззвать к разуму аваханского посланника.
Вот только у Нангиалая от горя разум совсем помутился.
И он обрушил кривой клинок на темя Ханзат-хана.
Через мгновение киммирай, аваханы и гирканцы сцепились друг с другом.
Кидерн, хоть и пьяный, не утратил ни ловкости, ни мастерства. Он отрубил вооруженную руку одному авахану, раскроил голову другому, но видя, как со стороны лагеря скачут на помощь по меньшей мере полсотни всадников, развернул коня обратно.
- Ублюдки! Они убили Ханзата!!!
Крича во всю глотку «ублюдки убили Ханзата» Кидерн поскакал в киммерийский лагерь, пока остальные еще рубились с аваханскими посланниками.
С этими самыми словами он ворвался в шатер Дагдамма, который еще спал.
- Они убили твоего тамыра! Ублюдки убили твоего тамыра, Дагдамм!
Дагдамм вскочил. Глаза спросонья были пустыми, но на ногах он стоял твердо.
- Проклятые ублюдки убили Ханзат-хана! – повторил Кидерн, размахивая окровавленным мечом. – Я убил двоих, но поздно!
- Аваханы убили посланника? – спросил Дагдамм, не веря своим ушам.
- Да! Он ударил его саблей по темени, прежде чем Ханзат обнажил меч! – выпалил Кидерн, не солгав ни слова.
- Бей в большой барабан! – бешено сверкнув глазами приказал Дагдамм.
Кидерн как будто замер от неожиданности.
- Но ведь большой барабан… Каган…
- Я сын кагана и приказываю бить в большой барабан!!!
Кидерн понимал, что спасение его только во внезапности, что чем больше событий случится за день, тем больше вероятность, что все забудут, с чего резня началась и бросился выполнять приказание.
Барабанщики мирно завтракали, размачивая в молоке хурут и сухари. Он пинками поднял их с земли.
- Царевич приказал бить в большой барабан!
Все три барабанщика, молодые воины, привычные к повиновению, не задали ни одного вопроса. Они сбросили кожаный полог, укрывавший страшный большой барабан от сырости, вытащили тяжелые палки и через несколько мгновений над киммерийским лагерем понесся мерный гул.
Кидерн на коне метался по лагерю. Люди не готовы были выступить в бой прямо с утра, некоторые еще не проснулись, но Кидерн и бой барабана быстро привели их в воинственное расположение духа.
Он прискакал к гирканцам.
- Ублюдки убили вашего хана! – крикнул он коренастым воинам, собравшимся под бунчуком Ханзат-хана.
Мерген выбежал из шатра, по пояс голый, косицы распущены, борода всклокочена.
- Мерген-хан, они убили твоего брата! – крикнул Кидерн и помчался дальше.
А вослед ему летел бой барабана.
Дагдамм ругаясь, на чем свет стоит, подбежал к коновязи. На нем не было доспехов, только короткую и узкую кольчугу он успел натянуть на себя. Грива черных волос рассыпалась по спине. Он вскочил на спину Вихря.
- Хан харрадх!!! – надрывая глотку кричал он.
Участь воина Орды – повиновение. Бой барабана – священен. Потому прежде, чем Каррас успел узнать о том, что случилось, его воинство уже оказалось на конях и полно воинственного духа.
Каган как и многие был разбужен боем барабана.
Выскочив из шатра он поймал бегущего куда-то гирканского воина.
- Что случилось? – просипел Каррас сорванным голосом.
Он подозревал внезапное нападение врага, которое проспали часовые, но воин крикнул.
- Авазханы убили нашего господина! – и рванулся из руки Карраса.
В другой день такого непочтения хватило бы, чтобы Каррас приказал отрубить наглецу руку, но сейчас просто выпустил полу засаленного халата.
Каррас тут же вспомнил, что послал Ханзат-хана договориться насчет будущих больших переговоров. Аваханы убили Ханзата?! Убийство посланника было страшным преступлением по законам Степи.
Каррас видел, что люди уже собрались для битвы, и понял, что сейчас его власть над ними истончилась. Сейчас ими повелевает не киммерийский каган, а древний обычай Степи. К тому же Мерген потерял брата, а гирканцы-баруласы своего законного господина.
И Каррас решил вверить судьбу Небу.
- Коня мне! – обернулся он к стражникам. – Коня и копье с головой проклятого эмира!
Коди врезался в группу всадников-аваханов в тот самый миг, когда Нангиалай убил Ханзат-хана. Он убил ближайшего огнепоклонника, разрубив ему горло, замахнулся мечом на седобородого воина, но тот отбросил смертоносный удар своей саблей. На Коди налетел другой авахан, их кони сшиблись, и молодой киммирай выпал из седла. Падая он потерял меч и оказался распластан на земле. В воздух одновременно взметнулись три сабли, чтобы пасть на Коди, прервав его жизнь.
Но вместо удара стали он ощутил лишь, что в лицо ему хлынул поток крови.
На миг ослепнул, Коди не сразу понял, что случилось. Быть может это моя кровь – пронеслась мысль. Но на самом деле это Кара-Буги своей страшной палицей разбил голову одному авахану, превратив макушку в кровавые брызги. Еще взмах березового ствола и второй авахан выпал из седла с перебитой шеей. Третий метнулся в сторону, уходя от удара, но Кара-Буги ударил по морде его лошадь. Разбить лошадиный череп барулас не смог, но оглушенное животное покачнулось на ослабевших ногах и тяжело рухнуло назад. Кара-Буги стоптал копытами своего коня авахана, который дергался под крупом бесчувственного животного.
На все это ему понадобилось лишь несколько мгновений.
Гирканец наклонился с седла, схватил Коди за ворот и поскакал прочь, волоча юного киммерийца за собой по траве. Через сотню шагов он остановился.
Потрясенный, но невредимый Коди встал на ноги.
Стычка продолжалась.
Воины Орды отчаянно дрались с аваханами, с обоих сторон погибло больше половины. Только Кидерна нигде не было видно, ни среди убитых, ни среди дерущихся. Где этот сумасшедший живодер?!
Коди был одним из немногих, кто понял, что в действительности произошло. Ни Кара-Буги, ни остальные гирканцы не знали языка аваханов. Они не поняли, что посланник аваханов напал на Кидерна потому, что тот глумился над памятью его сына, а Ханзат погиб случайно, встав на пути у ослепленного гневом отца.
Но расслышав нарастающий гул большого барабана Коди понял, что все это неважно.
Что сейчас киммирай и гирканцы пойдут в бой, пылая праведным гневом, потому что аваханы подло убили Ханзат-хана.
Аваханы, конечно же выставили посты и лагерь их был хорошо укреплен. Оставшиеся у них телеги они перевернули, превратив в подобие крепостных стен, натаскали от реки камней, чтобы завалить проходы, оставив только несколько нешироких проемов для того, чтобы выезжать самим.
Кроме того само расположение лагеря на холме делало его труднодоступным.
Они знали все это, знали, что лагерь их невозможно взять с налета. Потому никто на самом деле не ждал битвы сегодня. И простые воины, и уцелевшая во вчерашней резне знать рассчитывала на долгие переговоры, возможно – на неспешную осаду, состоящую из мелких стычек и вылазок.
Для воинов, поивших коней из реки, или устроившихся на отдых под защитой опрокинутых телег, день только начинался. Они знали, что старый Нангиалай поедет утром договариваться с варварами, знали, что варвары на переговоры согласились.
Потому когда со стороны лагеря степняков в их сторону покатилась, поднимая тучу пыли, конная лавина, все были изумлены.
Те, кто видел, как мирно начавшийся разговор между Нангиалаем и варварами, вдруг превратился в стычку, первыми схватились за оружие. Они вскочили на коней и помчались на помощь соплеменникам, но к тому времени, когда добрались до места, на траве лежали только изрубленные тела, а вокруг растеряно бродили кони. Сам Нангиалай успел вырваться из когтей варваров и ускакал обратно.
И этот первый отряд, всего с полсотни человек, был смят, уничтожен до последнего, когда попал под удар.
Киммирай опрокинули аваханов, повыбивали из седел, стоптали. А тех, кто пробовал убежать, настигали и били в спину.
Левое крыло нападавших вел сам великий каган, скакавший во главе своих названных.
Правое возглавил его сын.
В середине скакали Мерген-хан и еще несколько родственников убитого на переговорах Ханзат-хана. Странно, но Кидерн почему-то оказался в рядах воинов Мергена.
- Отомстим за Ханзат-хана! – кричали они, а Кидерн, наверное, громче всех.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 3 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (12.10.2017), lakedra77 (18.04.2017)
Старый 17.04.2017, 20:06   #19
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

Богю в Патении.
Нохай при одном имени Дагдамма будто впал в безумие. Он вскричал, ударил коня каблуками и помчался к колонне своих людей, которые медленно тащились. Видно было, сколь тяжело и людям и животным дался переход. У коней и быков торчали ребра, у людей – выступили на лицах скулы.
Ну ничего, нагуляем новый жир на патенийских лугах. – подумал Нохай, а вслух крикнул.
- Сын Карраса в полудне перехода от нас! С ним пять тысяч воинов! Пошевеливайтесь, если вам дороги ваши шкуры!
Он сознательно преувеличил опасность, но не слишком. Нохай знал, насколько быстрыми могут быть киммирай, если идут налегке.
Люди сразу же зашумели, засуетились. Но паники не было. Трусы не пережили переход через Степь. Лишь усерднее стали понукать упряжных коней и быков.
Отряд примерно в полсотни всадников под предводительством молодого Хабула, которого Нохай иногда считал своим сыном, а иногда нет, повернул назад, на случай, если придется завязать бой, прикрывая переправу.
Первые лошади ткнулись носами в воду примерно через час торопливого продвижения.
Река показалось Нохаю более широкой и бурной, чем казалось по юношеским воспоминаниям. Быть может память сыграла с ним шутку, а быть может в верховьях прошли дожди, этого Нохай не знал.
Знал он только, что его племени предстоит очень трудная переправа.
Кони умеют плавать от природы. Крепкому, сытому коню как будто не должно составить труда пересечь реку. Но такой конь есть не у каждого. К тому же поклажа. Многое бросили богю во время своего исхода. Но бросить всё – нельзя. Богю кочевники, а не бродяги.
В камышах у реки его люди отыскали небольшую лодку, наверное, припрятанную здесь рыбаком.
Нохай растолкав всех, сам уселся в утлое суденышко, вооружился веслом. У него в отличие от остальных достанет умения не перевернуться при первом же взмахе весла.
Хан уверенно орудуя деревянным веслом, переплыл реку и ступил на противоположный берег. Можно было взять с собой двух воинов, верных, искусных в бою. Вот только толку от них было бы немного. Нохай знал, что сейчас за ним следят не меньше дюжины пар глаз.
Он постоял, подняв безоружные руки, потом опустился на колени, поцеловал землю и сказал на языке речного народа.
- Я Нохай-хан, вождь народа богю. Я и мой народ пришли искать защиты у божественных правителей страны Па-Те-Ни. Я стою на коленях и говорю божественным правителям – я ваша жертва. Моя рука – ваша рука, мои глаза- ваши глаза, мое дыхание – ваше дыхание.
С этими словами он простерся ниц, распластался по траве.
- Встань, Нохай-хан. – раздался звучный голос. – Оставим церемонии для дворца. Будем говорить, как мужчина с мужчиной.
Нохай распрямился. Ему как будто вернули гордость, но он не знал, радоваться этому или нет. В Па-Те-Ни человек, пренебрегающий ритуалами, всегда вызывает подозрение.
Перед ним стоял, широко расставив ноги, и положив руки на свой богато украшенный пояс, рослый и крепкий молодой мужчина. Лицом он походил на обычного воина лесного племени, но по патенийскому обычаю носил длинные волосы, завитые в косу, и длинную бороду, расчесанную надвое. Он был вооружен тяжелым кривым мечом и выглядел человеком, который хорошо владеет оружием.
- Имя мое Шэньго. – сказал человек. – Я страж границ, служу божественным правителям.
За спиной Шэньго виднелись полдюжины солдат, в доспехах, с копьями и мечами, и столько же голодранцев из речного племени, наверное, проводники.
- Уважаемый Шэньго. – обратился к нему Нохай. – Ты разрешаешь моему племени пересечь границу? Знай, что не будет у границ Па-Те-Ни защитников более верных, чем народ богю.
- Переправляйтесь! – махнул рукой Шэньго. Он как будто в самом деле был равнодушен к церемониям. Он повернулся к речному племени. – Вам я приказываю – помогите всем, что в ваших силах.
- Благодарю тебя!
Нохай был суровым, жестоким человеком, которого жизнь закалила до состояния железного бруска. Но сейчас он готов был разрыдаться от счастья.
- А ты пойдешь со мной. Расскажешь, что с вами случилось, почему вы прибежали на другой край света.
В небольшом походном шатре, который поставили воины Шэньго, можно было укрыться от все еще палящего солнца. С этого берега реки начинался другой мир. Менялась и погода. Степные ветры, конечно, налетали с бескрайних просторов Травяного Моря, но близость гор и обильные воды реки создавали совсем другие условия для жизни.
Впрочем, Нохай был уверен, что его племя сумеет обустроиться и здесь.
Тем, кто преодолел всю Степь, не страшно уже ничто.
Хозяину и гостю молчаливый слуга поднес по чашке душистого напитка, отвар какой-то неизвестной Нохаю травы с молоком. Напиток был подсолен, в нем плавал кусок масла. Нохай с некоторым сомнением попробовал, но вкус ему понравился и хан с удовольствием осушил чашу. В дни его юности в Патении не подавали такого напитка. Все меняется.
- Отменный чай. – сказал Шэньго, смакуя свою порцию. – Бодрит и придает сил.
- Благодарю тебя, уважаемый Шэньго. –коротко поклонился хан богю.
Страж границ смерил Нохая оценивающим взглядом. Нохай уже раскусил этого человека. Он старается казаться грубее и проще, чем есть на самом деле. Возможно, он проверяет пришельца и все его слова о презрении к ритуалу – всего лишь для отведения глаз.
- Ты глава степного народа. – заговорил Шэньго. – И ты пришел просить защиты у божественных правителей? Это так?
- Я пришел не только просить защиты, но и предложить службу. Все мое племя встанет с копьями и луками, чтобы защитить границы священной страны Па-Те-Ни.
- От кого ты собрался защищать Патению?
- От Карраса-кагана и его сына Дагдамма. В Патении знают про них.
- Все степные вожди для наших божественных правителей неразличимы. – ответил Шэньго и не ясно было, всерьез он говорит или смеется. И если смеется то над кем, над своими напыщенными правителями или над истощенным, покрытым пылью старым гирканцем.
- Каррас правит самым сильным племенем на Западе Степи – киммирай. А сын его – грозный боец, быть может, сейчас нет никого, кто смог бы одолеть его в единоборстве. Дагдамм идет за мной по следам.
- Один? – спросил Шэньго, и вновь не ясно было, шутит он или говорит всерьез.
- Нет, с войском.
- С большим?
- Это мне неизвестно. Но думаю, что он взял не меньше трех тысяч воинов.
- Всего три тысячи?
- Может быть пять.
- Пять тысяч? – Шэньго коротко усмехнулся. – Да только под моим началом в пограничной страже больше восьми тысяч воинов, из которых три тысячи – конники. Нам не страшен это Дагам и его три тысячи степных оборванцев.
- Киммирай не оборванцы. У них есть доспехи из железа и бронзы. Длинные копья и мечи.
- Им не перейти реку без нашего соизволения. Слушай меня Нохай-хан. Я беру тебя под свою защиту.
- Благодарю. – поклонился опять Нохай.
- Я большой человек, но я лишь слуга божественных правителей, чьи имена непроизносимы. – последнее Шэньго сказал как будто безо всякой насмешки над титулами. – Меня спросят, зачем я сделал это. Я скажу – потому что трону всегда нужны верные слуги. Мы с тобой поедем ко двору благословенных правителей. Твой народ останется здесь. Пусть становятся лагерем и ждут решения своей судьбы. Быть может, из столицы ты привезешь каждому по золоту блюду и по полной мере хлеба. Быть может мне прикажут изгнать вас за реку. Быть может, твоя голова украсит пику перед дворцом божественных правителей, а моя голова – с нею рядом. Все в воле божественных правителей.
- Все в воле божественных правителей. – поклонился Нохай. – Могу я спросить тебя уважаемый Шэньго?
- Конечно, Нохай-хан.
- Скажи мне, уважаемый Шэньго, где кочует сейчас племя джаджира? Кто сейчас их хан? Слышал ли ты имя Алчу-батыра?
- Почему ты спрашиваешь о них?
- В юности я был дружен с племенем джаджира, Алчу был моим названным братом-тамыром.
- Хорошо, что ты спросил об этом сейчас, а не позже. Слушай же меня, Нохай-хан. Само имя джаджира запрещено произносить на земле, подвластной божественным правителям. Тот, кто скажет «джаджира» не добавив «проклятые», будет убит. Двадцать лет прошло со времени, как восстало против власти божественных правителей гордое племя джаджира, и возглавлял его тогда Алчу-батыр, ставший ханом. Была великая трехдневная битва, в которой джаджира были разгромлены. Все пленные были убиты, а захваченных женщин и детей продали в рабство. Я знаю это, потому что сам – джаджира. – тихо добавил Шэньго.
- Все сказанное останется между нами. – сказал Нохай.
Они выпили еще чаю. Нохай сказал, что ему нужно обратиться к своему племени, отдать распоряжения.
Он подошел к реке и увидел, как на берег выбираются последние богю.
Как подавляющее большинство степняков, богю не умели плавать сами, но переправлялись, уцепившись за своих коней. Все свои пожитки они складывали в лодки речников, которым Шэньго приказал помогать в переправе.
Так же на лодках перевозили малых детей, раненых, больных.
Перегнали и все сохранившиеся табуны.
Лошади были тощие, кожа да кости, но не было сомнений, что на сочной траве, которая росла на восточном берегу, они очень скоро нагуляют и мясо и жир.
Нохай впервые за все время бегства подумал – а не ошибся ли он, избрав направлением бегства Патению. Может быть стоило идти к массахам или к аваханскому эмиру? Цари-жрецы пирующие человечиной в своем деревянном дворце всегда внушали ему ужас. Но он надеялся, что ему дадут земли для кочевки на краю их владений, подальше и от дворца с его жуткими тайнами, и от храмов, и от гор, в которых все еще живут не только торханы, но и серые обезьяны.
Кочевать вдоль пограничной реки, по ее восточному берегу…
Быть может стоило поклониться вентам?
Или сохранить верность Каррасу?
Но что сделано, то сделано.
Богю были слишком утомлены, чтобы праздновать свое избавление.
Но они истово молились, благодаря духов реки, искали благословения у духов этой земли. Даже зарезали одну лошадь – подношение жалкое, как будто недостойное недавно богатого и сильного племени.
Мясо лошади раздавали членам племени и речникам. Речники были тоже гирканцами, язык их не столь уж отличался от языка богю.
Благодарные им за помощь, богю угощали речников всем, что у них было.
Нохай смотрел на свое племя, и боль закралась в его сердце.
Сам он не мог сейчас вместе со всеми радоваться счастливому исходу.
Власть, которой он так дорожил и к которой так стремился, не пускала его.

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 3 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (18.04.2017), lakedra77 (18.04.2017)
Старый 23.08.2017, 18:39   #20
лорд-протектор Немедии
 
Аватар для Михаэль фон Барток
 
Регистрация: 11.11.2007
Сообщения: 3,688
Поблагодарил(а): 58
Поблагодарили 289 раз(а) в 159 сообщениях
Михаэль фон Барток стоит на развилке
Банда берсерков: За победу в Конан-конкурсе 2016 5 лет на форуме: 5 и более лет на фоурме. Спасибо что Вы с нами! 1000 и более сообщений: За тысячу и более сообщений на форуме. 
По умолчанию Re: Киммерийский аркан

никто не ждет, но вещь пишется!
правда замысел чудовищно разросся и корячится натуральный эпос толщиной в "Жестокий век".

поехали:
Битва на холме.
Удар степняков был страшен.
Аваханы видели, как из равнины на них движется облако. Издали оно больше походило на бурю, чем на множество людей. Но вот оно приближалось, и сквозь пыль стало можно различить искаженные яростью лица, а грохот тысяч конских копыт не мог заглушить истошных криков, которые рвались из глоток.
- Хан харрадх!!!
- Ханзат!!!
Боевые кличи племен и кланов.
И просто нечленораздельный вой и визг, от которого шарахались и приседали аваханские кони.
Степняки обрушились на врага всей мощью. Первые ряды аваханов были смяты, опрокинуты, вбиты в землю. Своих потерь обезумевшие от ярости варвары будто не замечали. Визжа и завывая, они рвались вперед, по трупам павших. Телами своих и чужих убитых мостили дорогу вперед. Опрокидывали колья, сминали наспех возведенные из телег крепостные стены.
И всюду рубили, кололи, дробили кости. Сминали и топтали конями. Встав на стременах, страшно рубили кривыми клинками сверху. Метали копья. Орудуя огромными палицами, сделанными из целых стволов молодых деревьев, сбрасывали с седла.
Аваханские сабли тоже сеяли смерть. Но удар варваров, забывших о страхе смерти, было как будто не остановить.
В клубах пыли иногда можно было различить фигуры Карраса, Дагдамма, Кидерна или Мерген-хана, но потом они исчезали, растворялись в сплошной пылевой завесе.
А потом степняки так же внезапно, как атаковали, стали отходить. Разворачивали коней и обращались в бегство.
- Что случилось? – вопрошали чудом пережившие атаку аваханы, выбираясь из-под трупов товарищей и врагов, из своих случайных убежищ под опрокинутыми повозками и поверженными стенами. – Ормузд изгнал их?
Те, кто сражался в первых рядах, видели, что варвары повернули сами собой, что никто не наносил им поражения.
Но были и другие, те, кто пережил нападение за стенами лагеря, не успев скрестить меч с врагом.
Сейчас они спешно вскакивали на коней, и бросались в погоню. Им показалось, что враг подался назад, столкнувшись с отпоров передовых отрядов аваханского войска.
Разрушив всякое подобие боевого порядка, сбивая с ног своих же товарищей по оружию, несколько сотен аваханов устремились в погоню. Они промчались по степи не меньше полумили, пока поняли, что враг расступается перед ними, почти не оказывая сопротивления.
Самые сообразительные тут же пробовали развернуться назад, но было поздно. Со всех сторон посыпались стрелы. Стрелы, от которых не было спасения. Пробились к укреплениям едва ли две дюжины отважных, но из них половина полегла, утыканные стрелами, уже у самых границ своего лагеря.
Войско степняков растянулось в огромное кольцо, опоясывающее подножие холма.
Злобно хохоча, варвары показывали аваханам головы их убитых соплеменников. Каррас опять поднял на копье отсеченную голову Сарбуланда. Торжествующе кричали на все голоса воины степного кагана, которого Сарбуланд считал жалким царем пастухов.
А потом хохот и ругань сменил другой звук, намного более страшный. Запели тетивы тугих гирканских луков.
На аваханов снова пролился железный дождь. И хотя они закрывались щитами и прятались за стенами из разобранных телег, все больше и больше их людей падали на землю убитыми или ранеными.
Бахтияр в ужасе осмотрелся. Над ними держали щиты три верных воина, так что сам он был вне опасности. Он видел, как стрелы ранят и заставляют беситься лошадей. Все больше животных уносилось прочь. Он видел, как его воины залегли, прячась от стрел.
Все пропало. Битва проиграна. Каррас сломал меня. Каррас сломал аваханское войско. Проклятый козопас!!!
Бахтияру вдруг стало наплевать на все. На судьбу армии, судьбу аваханской державы, на свою честь и славу. Один из его щитоносцев упал, стрела пронзила ему шею, вышла под кадыком. Бахтияр подхватил его щит.
В это время обстрел чуть ослаб, и он увидел, как внебрачный сын Сарбуланда, молодой Керим запрыгивает в седло, и, размахивая саблей, что-то кричит. Еще один решил сразиться с киммерийцами кость в кость! Что ж, пусть Ормузду крепит его руку.
- Уходим! – вскричал Бахтияр. – Уходите! Спасайте свои жизни!!!
И сам первым побежал к коновязи.
Все же аваханы еще могли если не победить, то хотя бы унести ноги, сохранить свои жизни.
Чтобы окружить лагерь, воины Орды растянулись тонкой цепью, которую не трудно оказалось разорвать ударом, нанесенным в одну точку.
Аваханы были умелыми воинами. Они столько раз отрабатывали всевозможные маневры, что сейчас действовали по привычке, по наитию, без звуков труб и барабанов.
Они выстроились в клин, во главе которого встали сильные воины в тяжелых доспехах.
И бросились вниз с горы. В этом отряде уходил и сам Бахтияр.
- Пламя Ормузда! Пламя Ормузда!
Кто-то развернул знамя и его вид еще больше воодушевил воинов, решившихся идти вниз, на прорыв.
Навстречу им полетели стрелы, но слишком мало, чтобы остановить катившийся с горы вал из людских и лошадиных тел.
Аваханы разметали тонкую линию степных всадников, разорвали ее и хлынули на простор. На восток, на восток, по равнине!
В ушах пел ветер. На скаку, разворачиваясь, аваханы пускали через плечо стрелы.
Киммерийцы и гирканцы, бросившиеся в погоню, начали отставать, растягиваться. Часть из них повернули обратно к холму, по склонам которого уже бежали настоящие потоки крови.
Бахтияр еще недавно предававшийся черной тоске, возликовал. Он спасен сам и он спасет хотя бы часть войска! Каррас не сможет преследовать его, он слишком завяз в сражении у холма. К тому же сейчас варвары бросятся грабить аваханский лагерь. Они всегда так делают.
Но поднимавшаяся было в груди Бахтияра надежда, тут же угасла.
Воистину, Ормузд отвернулся от него и от всего народа аваханов!
Навстречу его отряду, который уже растянулся по равнине, выплывало другое облако пыли.
Лишь первые мгновения можно было надеяться, что это буря.
Но нет, эту бурю подняли копыта коней.
Хан Керей все-таки пришел!
В ярком свете солнечного полудня Бахтияр видел далеко, несмотря на свои немолодые годы.
И он разглядел даже самого Керея, который ехал на огромном, песочного цвета верблюде, в середине своего воинства.
В какой-то миг Бахтияр различил скуластое кривоносое лицо, окаймленное тонкой бородой, и авахану показалось, что Керей улыбается ему.
А потом все поглотила пыль – сшиблись первые воины его отряда, и первые воины Керея.
Закипел бой. Сабли зазвенели о сабли.
Керей наверняка следил за ходом сражения, сам, или через своих лазутчиков и решил вмешаться, когда большая часть дела была уже сделана, и победитель становился ясен, но еще ничего не закончилось.
Приди он уже после победы киммерийцев, и Каррас станет его врагом.
Но если он поможет добить огнепоклонников, всегда можно сказать, что просто спешил, опоздал, потому что не хотел загонять коней.
Бахтияр не стал вступать в схватку. Вместе с примерно сотней своих людей он повернул обратно. Еще раз обратно. Снова бежать. На восток – Керей-хан.
На Запад – Каррас. На юг – скальная гряда, высокая и отвесная, там не пройти не только конному, но и пешему не всегда возможно пробраться.
Оставался только север, зеленые пологие холмы манили к себе.
Бахтияр уже тронул коня на север, когда с северных холмов навстречу ему стали скатываться воины в шкурах и панцирях из кости и копыт.
Бахтияр хлестнул коня и поскакал на Запад.
Быть может, надеясь прорваться через свалку сражения, а быть может, уже ни на что не надеясь.
Керим с его товарищами, полусотней молодых воинов, каждый из которых мечтал еще недавно о возвращении с большой добычей и славой, помчался навстречу верной смерти.
- Пламя Ормузда! – вскричал всадник, скакавший справа от Керима, но тут стрела попала ему в рот, и он замолчал навсегда.
Стрелы срезали людей рядом с ним, одного за другим. До киммерийских рядов доскакали не больше дюжины. Самого сына эмира смерть почему-то пощадила. Он схватился с рослым киммерийцем, лицо которого застыло в страшной вечной усмешке, но тот быстро выбил меч из его руки, а самого Керима оглушил ударом кулака под ухо. Падая с седла, Керим краем глаза видел, как режут глотки и разбивают головы его соплеменникам, так же сбитым, сдернутым с седел. А потом настала тьма.
Паника, которую уже никто не сдерживал, охватила войско аваханов.
Оставшиеся в лагере видели, что даже попытка Бахтияра пойти на прорыв не увенчалась успехом. К варварам из степи подходили подкрепления. Свежие, не утомленные двухдневной битвой, голодные до добычи и мечтающие показать себя с лучшей стороны в глазах Карраса-кагана.
Оставалось драться здесь, на этом холме, который наверняка станет последним, что они увидят в этом мире, сотворенном Ормуздом.
Наступила короткая передышка.
Аваханы упирали в землю копья, натягивали на луки новые тетивы.
Повсюду люди откашливались, отхаркивались, отплевывались, избавляясь от проникающей всюду пыли. Пили из фляг и лили воду на лицо, на шею. Черные потоки грязи бежали по пылающим лицам.
К Дагдамму подъехал Кидерн.
- Господин! – просипел он. – Убийца твоего тамыра там. – и указал на укрепления, которыми аваханы успели оградить пологий склон холма, где в двух местах торчали небольшие скальные уступы.
- Там? – обернулся Дагдамм. Глаза бешено сверкнули.
- Вот он. Вот тот с бородой!
Нангиалай в самом деле пережил сражение и сейчас командовал примерно полусотней спешенных аваханов, которые метались по склону, собирая стрелы и копья.
Нангиалай тоже узнал убийцу своего сына, высокого киммерийца с полумертвым лицом, и погрозил ему саблей.
- Я убью его. – львом прорычал Дагдамм. – Его голова моя! Ко мне, мои названные!
К нему стекались бойцы ближней дружины, названные воины. Свое имя они получили потому, что каждый, принося присягу своему повелителю, признавал себя его названным сыном. Самые верные, самые преданные. В лучших доспехах, на лучших конях.
- Хуг! – рявкнул Дагдамм, и названные воины за его спиной подхватили этот лающий клич.
Вчера вечером он сказал отцу, но часть его души требует, чтобы он въехал на холм на самом яростном из своих коней.
И сейчас он тронул бока коня каблуками.
- Вверх по склону!!! – вскричал он.
И поскакал. Длинные черные волосы летели по ветру. Обычно угрюмое лицо пылало яростным восторгом битвы. В правой руке он держал длинный тяжелый меч. На левой руке был большой круглый щит. Одна стрела врезалась в щит, совсем рядом с краем. Другая ударила в бок, защищенный кольчугой.
Хрипя и брызжа пеной, Вихрь преодолел подъем на холм. Перед Дагдаммом была наспех возведенная стена из прутьев и тонкой доски.
Вихрь разметал это хлипкое сооружение, и царевич ворвался в лагерь.
За ним следом в пролом хлынула человеческая волна.
- Хуг! Хугхугхугхуг!!!
- Руби!
- Убивайте их! Пленных не брать!
Дагдамм стоптал конем и изрубил мечом нескольких воинов, пока один из них не вцепился ему в волосы и не потащил с седла.
Падая, Дагдамм сумел вонзить меч в живот храбрецу, но оружие застряло в ране, сам он был оглушен падением, и окруженный несколькими аваханами был бы обречен пасть под их ударами. Кто-то ударил его палицей по голове. Дагдамм увернулся, но удар пришелся на плечо, и рука тут же онемела. Второй удар сорвал лоскут кожи, скользнув по затылку. Его били палицами, видимо хотели взять живым!
Но на аваханов со всех сторон набросились названные Дагдамма и перебили их.
Царевичу помогли подняться. Он тряхнул головой, гоня дурноту. Потрогал голову. Кровь. Никогда больше не ходи в бой простоволосым – подумал он. Ему подали меч.
- Где убийца Ханзата? – спросил он, удивившись тому, как далеко звучит его собственный голос.
- Он жив еще. – ответил кто-то из названных, указывая на скальный уступ, на котором держали еще оборону несколько аваханов.
- Он мой.
Дагдамм шагнул в сторону скалы. Одна нога подкосилась, но он удержался, не упал.
Нангиалай упершись спиной в камень, отбивал удары наседавших на него со всех сторон воинов. Он был немолод, но это был истинный мастер меча.
- Он мой! – повысил голос Дагдамм и киммерийцы отступили, оставив отважного авахана.
- Ты убил моего названного брата. – сказал Дагдамм, когда подошел ближе. Он говорил по гиркански, надеясь, что враг поймет его. Он хотел, что бы старик знал, с кем будет драться.
- Я многих убил. – отвечал Нангиалай так же по-гиркански.
- Ты убил Ханзата, когда он пришел говорить о мире!
Нангиалай молчал. Потом сказал.
- Твой названный брат умер вместо другого. Довольно слов, мы будем драться?
Седобородый авахан поднял саблю.
- Что ты имел в виду? – спросил Дагдамм.
Тут откуда-то из-за спины Дагдамма молнией возник Кидерн и вонзил меч прямо в горло Нангиалаю, который упал, булькая кровью.
Дагдамм ударил Шкуродера рукоятью меча по темени. Тот повалился на вытоптанную траву.
- Он был моим! Я убью тебя!
Дагдамм стал наступать на оглушенного ударом Кидерна.
- Я твой названный! Я защищал тебя! – сипло орал Кидерн.
- Я сам могу себя защитить! – Дагдамм замахнулся для удара ногой.
Но на плечо ему легла тяжелая рука Гварна.
- Он прав, господин. Ты слишком ранен, чтобы драться с этим воином. Кидерн защитил тебя от твоей же отваги.
Дагдамм сбросил руку, но не стал больше бить Кидерна или вступать в перепалку с Гварном.
Гварн – высокопоставленный военачальник и родственник великого кагана. Кидерн – сотник, прославленный меченосец и человек чистой крови.
Таких людей нельзя бить, как простых гирканских лучников.
- Проклятье! – взвыл Дагдамм.
Он хотел снова сесть на коня, но в голове опять замутило.
Вот и навоевался на сегодня – мрачно подумал он.
Дагдамм сел на теплый камень. Кто-то подал ему флягу с водой. Дагдамм жадно приник к горлышку. Солоноватая вода с трудом пробилась в полную пыли глотку.
- Хватит резать их как баранов. – сказал Дагдамм. – Берите в плен всякого, кто сдается.
Тем временем Каррас повел своих людей наперерез отряду аваханов, который пробовал уйти в степь, но попал там в ловушку, подстроенную Кереем. В рядах беглецов он увидел Бахтияра. Трус! Его брат хотя бы принял бой как мужчина!
Великий каган нагнал беглецов в числе первых. Раскроил голову одному из яростно понукавших лошадь аваханов. Перебил шею другому. Палица в его руке разила без пощады. Он убил не меньше полудюжины. Степь вокруг почти скрылась в поднятой копытами пыли. Каррас раздавал удары по затылкам бегущих. Кто-то разворачивался и пробовал встретить его саблей или отразить удар щитом.
Уничтожив отряд, уходивший на Восток, воины Керея хлынули к подножию холма. Их было много, они не были изнурены долгим сражением.
Часть из них спешивалась, часть лезли вверх по склонам, что есть сил, понукая коней.
Они карабкались по крутым склонам и бежали по пологим. Их били стрелами, в них метали копья, но они не замечали своих павших. Закрываясь своими круглыми щитами, степняки со всех сторон подбирались к стенам и частоколам. Добравшись – набрасывали веревки и растаскивали или опрокидывали укрепления. Стреляли из луков, метали дротики. Ворвавшись внутрь, принимались рубиться саблями и топорами.
Их было много, очень много. Столько было не сдержать.
Со всех сторон аваханов окружали скуластые смуглые лица, слышался гнусавый вой боевых кличей.
Потом в помощь кюртам прискакали воины в шкурах и тоже полезли вверх.
Лагерь весь превратился в поле боя. Резались среди опрокинутых стен и перевернутых телег, дрались в зарослях кустарника и на пологом склоне.
Керим очнулся от забытья. Воин с полумертвым лицом не хотел убивать его – понял юноша. Он хотел взять меня в плен, но должно быть не успел отослать меня в лагерь. А может быть он вообще убит! Сейчас Керима не волновала судьба его пленителя. Он лежал на траве, и руки его были скручены веревкой. Но ноги были свободны. В голове мутилось, перед глазами все плыло. Но он жив!
Керим поднял голову и понял, что сражение сместилось дальше на холм. Там он увидел знамя с пламенем, к которому сбегались со всех сторон его соплеменники.
Керим подполз к убитому воину, дотянулся до его сабли и перерезал об нее свои путы. Потом с трудом поднялся, взял саблю и побежал. Побежал к знамени.
Войско аваханов окончательно рассыпалось. Кто-то искал спасения в бегстве, кто-то решил драться до конца. Но многие просто бежали или скакали, сами не зная, зачем и куда.
Каррас и его названные добивали отряд Бахтияра.
Сам брат эмира, как будто устыдившись своего бегства, решил принять бой, когда это уже ничего не могло изменить. Бахтияр отбивался яростно и убил троих, пока под ним не убили коня. А потом молодой киммериец ударил палицей по голове, в последний миг придержав руку. Истекая кровью из разбитой головы, Бахтияр повалился к ногам коня Карраса. Оглушенный, но живой.
Сражение расползлось на большие пространства.
То там, то здесь добивали, брали в окружение, засыпали стрелами небольшие отряды конных или спешенных аваханов.
Насытившись кровью и переломив хребет аваханской силы, степняки перестали убивать всех подряд. У того, кто валился на колени, бросив оружие, была теперь возможность уцелеть. Если только варвары не теряли голову от запаха крови и не принимались колоть и рубить даже сдавшихся.
Были и такие, кто хотел подороже продать свою жизнь, страшась плена и будущего рабства больше смерти.
Яростнее всех дрались около двух сотен воинов, которыми командовал хрупкого вида старец.
А бой вокруг уже затихал.
В сторону лагеря степняков уже потянулись вереницы пленных, понурых, избитых, наскоро связанных веревками из конского волоса.
По течению реки уже вылавливали из кустов и высокой травы хитрецов, которые думали избежать там смерти или плена.
Теперь дрались только воины старца.
Каррас подъехал поближе, приказал протрубить сигнал к остановке сражения.
Одержимость стала спадать с воинов Орды, и зову трубы вняли.
Аваханы стояли, сбившись в кучу. Окровавленные, измученные люди. Кто-то был так ранен, что опирался на товарища, чтобы не упасть. Но в них было что-то непреклонное.
- Здравствуй, уважаемый Абдулбаки. – сказал Каррас.
- Здравствуй и ты, Каррас- каган. – по-киммерийски ответил ему Абдулбаки и чуть поклонился, приложив руку к сердцу.
- Сдайся мне, Абдулбаки, и сохранишь жизнь
- Я слишком стар, чтобы преклонять колени перед каждым царем в Степи.
- Ты стар, а твои люди молоды. Не боишься смерти, так сохрани их жизни.
Абдулбаки молчал.
- Эй вы, дети Ормузда. – обратился Каррас к взятым в тиски аваханам. – Каждый, кто встанет на колени и назовет меня своим повелителем, сохранит жизнь. Жизнь и честь! Я не обращу вас в рабов. Вы станете сражаться за меня, как сражались за своего господина.
В рядах воинов прошел ропот.
Они стали опускаться на колени один за другим. Клали перед собой свои сабли и копья, склоняли головы к земле. Абдулбаки растерянно огляделся. С гордо выпрямленной спиной остались стоять он сам, да еще трое. Один из гордецов уже не держался на ногах, опирался на воткнутое в землю копье.
- Вот видишь, уважаемый Абдулбаки. – усмехнулся Каррас. – Твои люди хотят служить мне. А ты что же?
Абдулбаки положил перед собой саблю, но кланяться не спешил.
- Я сдаюсь тебе, но я не хочу служить тебе, Каррас-каган.
- Твой выбор, старик. Уведите его.
Шрамолицый Гварн схватил Абдулбаки за ворот халата и собирался тащить прочь, но тот скинул его руку, и гордо пошел сам.
- Что же вы?
Двое из оставшихся на ногах воинов переглянулись, а потом бросили сабли и опустились на колени. Стоять остался только тот, что был ранен и опирался на копье.
- Колено у меня болит, великий каган. Не могу поклониться. – сказал воин, молодой, еще безбородый.
Каррас рассмеялся этой шутке. Искренне, весело рассмеялся. Люди способные хранить присутствие духа перед лицом неминуемой смерти восхищали Карраса. Он не знал, как лучше поступить с гордецом, предать смерти, чтобы продемонстрировать свою жестокость, или пощадить, явив свое милосердие.
Он был правителем и знал, как куется слава.
Ты можешь убить тысячи, но пощади одного на глазах у многих, и тебя будут славить в веках как справедливого и мудрого повелителя.
- Пойдешь ко мне на службу, и тебе не понадобится больше ступать ногами. У тебя будут лучшие кони.
- Прости меня, великий каган. Служить тебе честь, но моего отца и господина ты убил. Я не могу отдать свой меч тому, кто убил моего отца.
Каррас хотел было приказать убить заносчивого воина, но тут вперед выступил Дагдамм.
- Присягни мне! На моих руках нет крови твоего отца. Я сын великого кагана.
Каррас потемнел лицом от гнева. Он уже наслышан был, что Дагдамм принимает на службу людей разного звания и разных племен. А сейчас сын осмелился выступить вперед него перед войском.
- Отец! – обратился к нему Дагдамм, тоже осознав свою оплошность. – Позволь мне принять этого храбреца на службу.
Один милосердный поступок искупает тысячу убийств. Довольно крови на сегодня.
Так решил Каррас, и величественно кивнул.
Авахан, все так же опираясь на копье, опустился на землю, пал к покрытым пылью и кровью сапогам Дагдамм.
- Я твоя жертва. – сказал он. – Я Керим, сын Сарбуланда, отныне твой слуга.
Кидерн, наблюдавший за всей это сценой с кислой усмешкой, толкнул в плечо стоявшего рядом воина.
- А они оба любят красивые жесты, верно? Что сын, что отец, только дай покрасоваться.
Воин изумленно посмотрел на него. Это был кюрт. Он не понял ни одного слова по-киммерийски. Оно и к лучшему.
Так завершлилась битва за холм, но в долине на восток и в прилегающих к ней холмах еще до ночи звенели клинки и свистели стрелы.
Каррас больше не сражался в тот день. Он уже одержал великую победу, не дело теперь погибнуть от случайной стрелы. Восседая на крупном коне, Каррас с вершины холма взирал на побоище.
К нему один за другим прибывали военачальники с докладами.
У него уже побывал Керей-хан, рассказавший сказку о том, как заплутал в прорытых реками долинах.
Если бы Керей пришел позже, Каррас приказал бы убить его, пусть бы это вызвало бунт в рядах кюртов и берков. Но Керей помог ему выиграть великую битву.
Поэтому вместо того, чтобы сломать Керею хребет, Каррас пил с ханом кумыс и говорил о разделе добычи.
По словам Гварна в плен было взято больше тысячи аваханов. Ушли не больше нескольких десятков. Это мелочь, в степи их переловят и перережут дикие племена, на которых аваханы пришли охотиться. Все прочие убиты. Раненых оставшихся на поле боя, там же добивали, в плену им не выжить.
Каррас улыбнулся, слушая эти вести.
Он уничтожил аваханов. Теперь те едва ли способны будут даже защищать свои границы, не говоря уж о том, что бы и дальше устраивать набеги в Степь.
Добыча неисчислима – все, что аваханы награбили у южных племен и все, что везли с собой от самого Гхора.
По всей округе победители ловили коней, сгоняли в табуны.
Каррас подумал о многих погибших, и на душе у него помрачнело.
Судьба воина – умирать за своего повелителя.
Вечное Синее Небо принимает к себе падших героев.
Нет, он не жалел о тех, что ушли сегодня к предкам.
Он жалел, что силы его войска сократились.
Кем он будет воевать дальше?
- Сколько из аваханов согласились служить нам? – спросил великий каган.
- Около половины, господин.
- Хорошо. Распредели их по десяткам. Пусть займут место убитых ими. Но сделай так, чтобы в десятке их было не больше трех. Ты понял меня?
- Да, господин. – поклонился в седле Гварн.
Где-то в становище быстро, без церемоний зарезали Бахтияра, который отказался присягнуть великому кагану. Старшим в роду был он. Не стоило Сарбуланду вести на войну всю семью!
- У меня есть мальчишка. Сын Сарбуланда. Значит у меня в плену эмир аваханов. - сказал Каррас Дагдамму.
- Но он мой пленник. – возразил сын.
Каррас ожег его взглядом как плетью.
- Все что твое – мое. Я пока еще великий каган и твой отец.
Дагдамм поклонился, приложив руку к сердцу.
Если бы он дерзко глянул из-под своих волос, Каррас ударил бы его плетью. Если бы Каррас ударил его, Дагдамм схватился бы за меч. И тогда Наранбатар, стоявший за плечом у Дагдамма, убил бы царевича.
Но Дагдамм не взглянул дерзко, и Каррас сказал.
- Сегодня будет славный пир, сын. Мы будем долго пить аваханское вино и благодарить Вечное Синее Небо за эту победу.
- Да, отец. – снова поклонился Дагдамм

Михаэль фон Барток вне форума   Ответить с цитированием
Эти 2 пользователя(ей) поблагодарили Михаэль фон Барток за это полезное сообщение:
Alexafgan (25.08.2017), Kron73 (24.08.2017)
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей - 0 , гостей - 1)
 
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете прикреплять файлы
Вы не можете редактировать сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход


Часовой пояс GMT +2, время: 01:40.


vBulletin®, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd.
Русский перевод: zCarot, Vovan & Co
Copyright © Cimmeria.ru