Конкурс 2016 - Дети Ксулты

[Lex Z]

Дети Ксулты

Ночью Шадизар не самое безопасное место. Даже стража предпочитает ходить большими компаниями, с кучей факелов и ощетинившись наконечниками стальных копий. Впрочем, Конан шёл уверенно – чуткий слух предупреждал его о явлении непрошеных гостей. Пройдя несколько десятков метров, он заметил стоящую посередине дороги высокую чёрную фигуру.
Конан невольно замедлил шаг, вытащив меч.
И тогда – тонкая фигурка бросилась к нему.
Конан остолбенел от неожиданности.
Тень при ближайшем рассмотрении оказалась высокой негритянкой с довольно большой грудью. Цвет её кожи был таким тёмным, что она почти сливалась с темнотой проулка; из всей одежды на ней были только чёрные деревянные бусы и тонкий поясок, на котором держалось некое подобие юбочки из перьев. Она вся трепетала, словно осиновый лист.
Её сотрясли рыдания.
— Акебе… Аджуджо… спаси… — простонала она. — Этот кошмар в ночи!
Ты крепко взял её за плечи и встряхнул, обрывая рыдания.
— Во имя Ллира, — буркнул Конан. — О чём ты говоришь, девочка?
Её жаркое смоляное тело в ужасе забилось в твоих руках.
— Это страшный бог, его привезли из чёрного Юга… Он душит своих жертв, а затем пожирает их.
Конан настороженно оглядел улицы.
Кругом было тихо, только ветер трепетал листвой тамарисков.
А девушка, захлёбываясь, продолжала говорить:
— Я знаю, прошлым летом его вывезли из дворца Музородзи, в клетке, накрытой чёрным бархатом, и привезли в Шадизар. И с тех пор кошмар разгуливает на улицах города.
— А ты сама откуда?
— Я далеко-далеко, из племени Мабинти, что живёт далеко за землями Ичибиру, на самом юге Чёрных королевств. На север я попала совершенно случайно. Однажды моё племя воевала против военных эмиссаров из Томбалку. Меня и ещё несколько человек захватили в плен, а наш вождь Нгебу был ранен в стычке, иначе он был обязательно отбил нас!
Её глаза горделиво сверкнули.
А затем она снова понурилась.
— Меня продали жрецам богини Баст, а оттуда выкрал один авантюрист. Затем он проиграл меня в кости фальшивомонетчику, а того зарезали на улицах Шадизара. Так я и оказалась здесь. Если бы не моя хозяйка, не знаю, чтобы я и делала. Но меня купила жрица Инанны, она очень добра, и я помогаю ей в ритуалах. У меня даже есть комнатушка, и Нанаи отпустила меня на свободу, так что я более никому не принадлежу! — она подняла голову, и её глаза сверкнули в свете звёзд. — Хотя я и стараюсь особенно не показываться на улице – северяне не любят чернокожих…
Девушка говорила, постепенно успокаиваясь, но Конан не расслабился ни на миг.
Его глаза внимательно обшаривали окрестности.
Вдруг девушка всхлипнула.
— А затем… в нашем городе появились жрецы Чёрного бога. Они заняли пустующий храм Кибелы. И велели всем чернокожим явиться для жертвоприношения. Они владеют чёрными силами зла. Косматый нетопырь ночью прилетел ко мне в комнату и принёс знак Бога. Я не осмелилась ослушаться. Мы участвовали в страшных и злых ритуалах. Бог каждую ночь по очереди брал одну из девушек. Им завязывали глаза, и они потом говорили, что он очень жесток и силён. После ночи любви на них оставались страшные синяки и царапины, оставленные когтями. Мы приносили жертвы – чёрных петухов и волов, но вчера ночью нам велели убить ребёнка…
Я бежала из храма, и жрец крикнул мне в след, что бог сегодня придет за мной. Я побежала домой, но двери оказались закрыты. Словно какая-то дьявольская сила держала их изнутри.
Она разрыдалась.
— Чёрные тени кружат над головой. Я чувствуют их дыхание… Бог придёт, что бы забрать меня..
Проведя пятерней по её упоительным смоляным волосам, Конан отставил её в сторону.
— Здесь никого нет, — сказал он.
— Он придёт… убьёт меня… — у неё вырвалось рыдание.
— Это мы ещё посмотрим.
Её заплаканные глаза сверкнули.
— Ты это сделаешь? — а затем она в ужасе замотала головой. — О нет, нет, незнакомец, он убьёт и тебя!
Варвар довольно осклабился.
— А вот это посмотрим. Стой и молчи.

А затем, словно глухой стон раздался в листве тамарисков, и луна на миг окрасилась алым. Из-за расплывающихся в темноте каменных домов вынырнула чёрная тень. Она шла медленными, разлапистыми шагами. Что это было? Конан не мог рассмотреть её из-за густой тени, отбрасываемой стеной одного из особняков. Впрочем, расстояние неумолимо сокращалось. И вскоре они оказались друг напротив друга – две неясных тени, словно сгустки мрака в чёрной ночи.
Блеснули её злые красные глаза; и она метнулась к киммерийцу. В мгновение ока она преодолела разделяющее их расстояние и оказалась так близко, что клинок стал бесполезен.
Послышался глухой звук, а затем что-то обхватило дикаря волосатыми руками. Жуткие толстые клыки щёлкнули возле кадыка. Он, в свою очередь, обхватил чью-то толстую шею и изо всех сил отодвинул подальше от своего горла эту чудовищную башку. Меч только мешал, он выскользнул из пальцев и звякнул под ногами.
Рванувшись всем телом, Конан хорошенько приложил тварь об камни мостовой.
Раздался чмокающий хруст, и чёрное тело обмякло.
Жадно хватая воздух, он обессилено распластался на мостовой. Бешенство борьбы уходило, и внезапно Конан осознал, что железные объятия твари едва не переломали ему рёбра; а кишки казалось, змеями расползлись по животу. Перед глазами всё поплыло. Бросив последний взгляд на тело убитого врага, в свете выглянувшей из-за косматой тучи луны, он с удивлением понял, что это была огромная собакоголовая обезьяна.

Он с трудом поднялся.
Негритянка жарко прижалась к Конану дрожащей эбеновой грудью:
— О чужеземец! Я буду молить за тебя богиню Йемойю, Олокун, и Озун, и Иштар! Ты спас меня от участи, что страшнее, чем смерть!
— Что это, во имя Крома?
Негритянка вздрогнула.
— Дитя бога… Южане пришли на север. То зло, что царит на юге, древнее зла севера. Все легенды о том, как светлые небожители побеждают древних владык Тьмы, хороши лишь для северных земель. На юге же боги Зла никогда не умирали… Боюсь, немало невинных душ погибнет ещё на их алтарях.
Она обхватила плечи руками.
— Мне пора идти… прости меня, прости!
И она убежала, растворилась во тьме, лишь шлёпанье сандалий ещё какое-то время раздавалось во мраке.
— Во имя Крома, — буркнул варвар. — Мне нужно выпить.

Конан опрокинул в себя несколько кувшинов крепкого офирского, и уже собрался отправляться домой, в Логовище.
На улице было темно и не видно ни зги.
Но свернув на улицу Повешенных, тон внезапно ощутил сильный удар по затылку. Никаких шагов перед этим слышно не было. Что-то тёплое потекло по вашей шее, и Конан с изумлением понял, что его, кажется, приложили камнем из пращи… Багряное марево на миг расступилось, он услышал голоса. Что-то пребольно било по позвоночнику – его куда-то тащили за ноги. Конан хотел встать и надавать негодяям, но руки и ноги его не слушались. По ним разлилась странная тяжесть. Всё воспринималось словно через какой-то туман.
— Кошелёк срезай, кошелёк, — послышался грубый голос с неприятным, слегка шепелявым акцентом, словно у говорившего не было половины зубов. — Смотри, какой здоровенный бугай – эй, он ещё дышит! Сейчас очнётся…
— Сейчас я его успокою, — прозвучал холодный неприятный голос.
Послышался отдалённый звон.
— Кишки Неграла! Стража! Бери кошелёк и сматываемся!
Шум затихающих шагов.
Ещё чьи-то шаги, словно через рокот прибоя.
— Ба, да это же Конан! — чей-то удивлённый голос, ещё совсем молодой, будто принадлежащий юному наивному солдатику.
Он присвистнул:
— Точно Конан! Тот самый, что ограбил Храм Бога. К нам сегодня благоволит Ану: кто бы мог подумать – такая добыча и сама валяется на мостовой без сознания. Берите его подмышки и тащите в тюрьму.
Сильные руки встряхнули тебя и понесли. Рокот прибоя внезапно приблизился, и захлестнул его с головой. Это было последнее, что Конан запомнил.

Разумеется, Конан бы никогда так глупо не попался, если б не набрался вином под самую завязку. Увы, под воздействием крепкого заморийского его удары потеряли необходимую точность, хотя и сохранили недюжинную силу. Наконец, дикаря оглушили рукоятью меча, связали и потащили в ближайшую темницу.

Очнулся Конан в темнице под мостом.
В голове бесновался северный океан, а потому он не сразу сообразил, куда попал. Неяркий свет падал через окошко вверху коридора; руки сковывали мощные бронзовые оковы, которые даже ему разорвать было не под силу. Толстая, слегка позеленевшая цепь уходила в стену. При его пробуждении две тощие серые крысы шмыгнули куда-то во тьму. Гниющая солома чёрными ошмётками лежала на полу.
Внезапно послышался щелчок, и двери в конце коридора отворились. По ступеням спустился высокий обрюзгший шемит. Пройдя по разлагающейся соломе и ошмёткам пищи, он остановился напротив камеры варвара. С язвительной усмешкой посмотрел он на прикованного киммерийца.
— Так вот, кто ограбил храм Ану! — весело воскликнул он, потирая руки. — И пропил всё серебро по борделям Шадизара. То самое серебро, которое вычли из наших кошельков, потому как мы должны были дежурить в ту ночь возле проулка Кипарисов!
Гримаса ярости исказила его лицо.
— То самое серебро, за которое мы могли пить крепкое вино и щупать податливых шлюх в Трёх Ослах! А всё потому, что проклятый варвар лазает как обезьяна, и ловок, как тысяча чертей!
Его лицо побагровело от ярости.
— Зато завтра как следует насладимся танцами мерзавца на верёвке. Посмотрим, настолько ли он ловок, чтобы найти выход из петли!
Шемит бессильно заскрипел зубами от ярости, а затем его лицо снова стало слащавым.
— А заодно завтра, перед эшафотом – думаю, наш достопочтенный варвар не будет против – если мы с ним немного позабавимся. У нас внизу, есть такое чудное местечко… цепи, жаровня, крюки… палач умер бы от зависти. Думаю, никто не обратит внимания, если варвар поднимется на помост с некоторым трудом – великие боги, да придёт ли кому в голову проверять, на месте ли у него то, чем мужчины отличаются от женщин?
Дикарь зарычал от едва сдерживаемой ярости.
Через решётку истязателя ему было не достать. Но тучный стражник, внезапно, увлёкшись, шагнул к камере, поглощённый всплеском всепоглощающей ненависти. В глазах киммерийца мелькнул огонёк торжества, и он подобрался, как пантера перед прыжком.
Жирдяй ухватился за решётку руками:
— И мы скормим его тебе перед повешением!
И в этот миг варвар прыгнул, словно саблезубый тигр – легенда минувших эпох, безжалостная машина смерти и разрушения. Длины цепи как раз хватило, чтобы обрушить её на выпуклый, покрытый потными волосами лоб.
Стражник рухнул, словно подкошенный.
Конан разочарованно зарычал: длина цепи не позволяла дотянуться до ключей.


Оставалось только ждать.
Звякнул металл, и дверь в конце коридора отворилась.
После полумрака узилища проём показался вам снопом чистого света. Слепящий белый огонь заслоняла чья-то тень.
В камеру спустился высокий худощавый тюремщик, тонкие черты лица которого наводили на мысль, что в его жилах текла, в числе прочего, и гиборийская кровь. Но волосы и глаза были тёмными, как у большинства южан, и на лице лежал лёгкий оттенок тёмного золота, словно отпечаток жаркого знойного юга.
Конан решил, что он гирканец.
Он спустился по заросшим грязью ступенькам, и хмуро прошёл по коридору, держа ладонь на рукояти меча. В части клеток послышалось шевеление, из некоторых донеслись невнятные проклятия, но в большинстве было тихо, словно в могиле. Увидев труп прямо под ногами, новый тюремщик с воплем отшатнулся, но в следующий миг взял себя в руки.
— Что ж, вот одна проблема и разрешилась, — пробормотал он непонятное.
Пойдя к разделяющей их решётке, южанин с примесью какого-то болезненного любопытства посмотрел на Конана через бронзу прутьев.
Тот ответили ему хмурым взглядом.
Стражник нервно затарабанил по рукояти меча.
— Скажи, чужеземец, — наконец сказал он. — Правду ли говорят про тебя, что ты ограбил Храм Юного Бога?
Конан безразлично пожал плечами.
— Какой-то храм ограбил, точно. У вас, южан, этих богов столько, что и не упомнишь. Бывал я как-то на одном вашем собрании, и ушёл оттуда со звенящей головой. Одни жрецы доказывают, что Кишар – это женщина, другие – что мужчина, третьи – что он гермафродит, а четвёртые – что это вообще разумное облако думающей субстанции, и потому пола у него быть не может!
Варвар передёрнул плечами.
— По-моему, от такой религии больше вреда, чем пользы. Мой бог живёт на вершине горы, он суров и зол, и молиться ему нет никакого смысла. Но при рождении он даёт каждому человеку силу, отвагу и честь – и, клянусь богами, большего и не надо!
Такой мрачной силой повеяло от скованного великана, что южанин невольно отступил на шаг, взирая на него с почти благоговейным страхом.
— Неужто у вас только один бог? — вопросил он.
— Нет, больше, — пожал плечами киммериец. — Кром и его мрачные братья; и сёстры, что правят в краю вересковых полей. Бадб и Морриган, Маха и сёстры Немайн. Ещё мы верим в Нейда, кровавого бога войны, но восточные кланы не разделяют нашей веры. Однако, во имя проклятых богов! Это не та тема, которую я предпочёл бы обсуждать в тюремной камере, когда нет никакой возможности смочить горло глотком крепкого вина!
Его проницательный взгляд устремился на незнакомца.
— Я полагаю, ты пришёл разговаривать не о пантеонах.
Южанин вздохнул.
Казалось, он собирался что-то сделать, и никак не мог решиться.
— Жить хочешь? — спросил он, наконец.
Его тонкое аристократическое лицо нервно подёргивалось. Он беспрестанно бросал обеспокоенные взгляды в сторону двери.
— Кто ж не хочет, — проворчал варвар.
— Тогда держи, — бросил он ему за решётку связку ключей.
Конан поймал её на лету и озадаченно уставился на незнакомца. Впрочем, его растерянность длилась недолго. Надежда влила в него новые силы. Он быстро нашёл нужный ключ, и, отомкнув кандалы, в мгновение ока сбросил их на пол, с наслаждением разминаясь. Живительный огонь побежал по жилам.
Житель востока невольно покосился на его стальные мышцы, богатырскую стать, могучую фигуру, в которой бурлила сила. Даже сейчас, после удара по голове и кратковременного заточения, северянин, казалось, нимало не утратил жизненных сил. Его серо-стальные глаза смотрели уверенно и упрямо.
Варвар обратил пытливый взгляд на своего спасителя.
— Ключи от решётки в той же связке, — улыбнулся юноша.
Конан недоверчиво перебрал связку и, найдя подходящий по форме, настороженно вставил его в висячий замок. Тот неохотно, со скрипом поддался. Конан в мгновение ока распахнул массивную дверь, взметнув в воздух гнилую солому, и оказался на одной площадке с гирканцем.
Южанин сдержал невольную дрожь.
Рядом с этим гигантом он чувствовал себя домашней кошкой рядом с чёрным львом холодных нагорий Ильбарса. Варвар тряхнул головой, и довольная улыбка прорезала его суровое лицо.
— Так-то лучше, — прорычал он. — Ненавижу эти железяки. Посадить бы всех тюремщиков в эти клетки на хлеб и воду, да ещё в эти цепи, которые весят, словно надгробный камень. Однако же тебе нужна какая-то помощь, — устремил он пытливый взгляд на своего нежданного освободителя. — Ты дрожишь, как осиновый лист. Ба, да на тебе лица нет!

Южанин вздрогнул, и его лицо вдруг посерело, от него отхлынула кровь – словно он вспомнил нечто ужасное, и сдерживаемое отчаяние хлынуло из него неудержимым потоком. Его охватила нервная дрожь; руки затряслись, а кадык заходил ходуном, и он спрятал лицо в ладонях.
— Моя сестра, — глухо сказал он. — Создания из Ночи и Мрака похитили её, чтобы принести в жертву на алтаре. Они держат её в проклятом гнездилище Мрака, в которое превратился храм Кибелы после пришествия зла с далёкого юга.
Юноша всхлипнул.
От волнения он перешёл на возвышенный и высокопарный слог, как бывает порой с образованными людьми:
— Чудовищные силы зла охраняют проход; и безумные кошмары поджидают изнутри. Никто из заморийцев или чужеземцев не решится войти в святилище; а потому я сегодня отправляюсь сам, за час до полуночи – чтобы спасти Ламию или сгинуть.
Его плечи содрогнулись в рыданиях.
— За себя я не боюсь, — глухо прошептал он. — Но бедняжка Ламия… таких смельчаков, как я, что решили забраться в храм глухой ночью, находили на ступенях храма – большие кровавые пятна на белом мраморе. Их сплющило в лепёшку, растерзало нечто огромное. Если меня разорвут, кто спасёт мою сестру?
Юноша сглотнул.
— Но я подумал: из тех крыс и волков, что умирают в тюрьме каждый день, может, найдётся кто-то, кто захочет променять тюремную баланду на шанс рискнуть жизнью?


Глаза варвара засверкали.
Он сплюнул на грубый каменный пол.
— Ты дал мне ключи, сегодня ночью пойдём в храм Кибелы вместе, — негромко сказал он.
Охранник поднял голову. В его опухших глазах загорелась надежда.
— Ты клянёшься своими богами, что действительно сделаешь это?
Конан поднял голову, и в его глазах сверкнул свет далёких звёзд.
— Моими богами клянутся лишь подчас битвы. Но, пожалуй, за мной есть некоторый должок.
Южанин на миг заколебался; он окинул взглядом могучие руки дикаря, перевитые венами и покрытые сеткой шрамов; а затем вздохнул.
— Так или иначе, выбора у меня нет… — пробормотал он.
Юноша зябко передёрнул плечами.
— Я попросил Фрална уступить мне сегодня смену, — проговорил он. — А прочим тюремщикам посыпал в вино сонного порошка. С Джешимом же, как я посмотрю, ты справился и сам. Старого садиста давно было пора самого отправить на эшафот.
Он вздохнул.
— Так что путь совершенно свободен! Ключи у тебя, а у меня только нож, так что ты легко сможешь убить меня, когда выйдешь на свободу.
— Я не бью по голове тех, кто намеревается угостить меня хорошим вином, — буркнул Конан. — А ты ведь собираешься меня угостить, когда я притащу твою сестру, целой и невредимой?
Юноша какое-то время смотрел на него в недоумении, а затем запрокинул голову и рассмеялся.
— Ещё как собираюсь, мой варварский друг! Мы опустошим отцовские подвалы.
— Вот и ладненько, — проворчал киммериец.


Было рискованно нападать на жреца почитаемого в Шадизаре храма, а потому вылазку было решено предпринять вечером – обряд должен был состояться в полночь. В богато обставленных апартаментах, которые туранец снимал на улице Валтасара, он вкратце объяснил Конану текущее положение дел и план. Варвара нисколько не тревожила необходимость вторгнуться в мрачное святилище неведомых ему богов: жрецов, небожителей, демонов и прочей нечисти он не слишком боялся. Любить не любил, но и сверхъестественного страха, который охватывает современного человека при столкновении с чертовщиной, у него не было.
Киммериец знал совершенно точно: призраки, гули, вампиры и прочая гадость не просто существует, но и нередко мешает человеку жить; и точно знал, как с ней справляться – большая часть потусторонних сил не выдерживала столкновения с острой кромкой меча. Должно быть, где-то бывали и демоны, с которыми справится ему было не под силу, но об этом киммериец не думал и вовсе. Что толку волноваться о землетрясении или извержении вулкана? Поэтому он сидел и спокойно слушал испереживавшегося туранца.
— Ламия давненько ходит в этот храм, — мрачно сказал юноша, которого звали благозвучным именем Усама. — Она ходила туда отправлять ритуалы Ксулты, древнего бога, что пришёл в Замору из жарких лесов Куша. Понятия не имею, как она попала в эту секту; думаю, это старая рабыня Нута виновата. Да что толку!
Он хлюпнул носом.
— Теперь сестра поняла, куда попала! Да уже поздно! Её держат стародавние силы зла, прачеловеческие ритуалы и жуткие посулы. Она боится сбежать, чтобы не навлечь на себя и меня участь страшнее смерти.

Выдвинулись вечером.
Луна висела в небесах кокетливым рожком.
Они проходили мимо небольшого храма, посвящённого заморийскому богу грома и молнии Хададу, когда на них напали.
Дикарь слышал, как в пустыне завывали шакалы, и под это завывание грабители обрушились на них из полумрака. Усама охнул, зажимая рану в бедре – туранец не ожидал нападения. И только недоверчивая волчья осторожность варвара спасла их обоих – он всю дорогу шёл, слегка пригнувшись, и настороженно смотря по сторонам. Его рука лежала на эфесе клинка, и выхватить его было делом недолгим.
Тигриная гибкость и поистине львиная сила варвара и на этот раз сыграла ему на руку. Он осыпал нападавших таким ворохом ударов, что они, растерявшись, утратили первоначальный пыл. Бандиты пришли лишь за деньгами; дикаря же манила сама кровавая поэтика сражения. По его клинку стекала кровь и он, оскалившись, зарычал на нападавших.
Теперь видно, что грабителей лишь трое.
Конан обрушился на нападавших с яростью обезумевшего льва-людоеда. Меч, описав дугу в воздухе, снёс башку одному из грабителей. Подпрыгнув на камнях, она покатилась в сторону улицы Гильотины. Второго он пнул сапогом в живот, кинжал грабителя выскользнул из ослабевшей руки, со звоном упал на камни выщербленной мостовой. Бедолага согнулся в три погибели, и его вырвало. Третий, здоровенный негр-кушит, замахнулся было массивным топором, но киммериец одним прыжком оказался возле него и вырубил ударом кулака.
Всё было закончено быстрее, чем туранец успел оправиться от раны.
Конан удовлетворённо вытер меч краем туники.
— Можно идти, — проворчал он.
— Превеликие боги, — выдохнул туранец. — Ты… один… всех их?!
Киммериец пренебрежительно отмахнулся.
— Это не воины, а так, шавки, обирающие прохожих.
Туранец опустил голову.
— Я ранен, — плача, сказал он. — Толку от меня теперь немного.
Он охнул, зажимая рану в бедре.
Ухватился пальцами за тунику киммерийца, сжимая губы.
— Ты ведь освободишь её? Ты поклялся!
Киммериец посмотрел на него, и южанину вдруг почудился в его глазах отсвет многих прошедших и многих грядущих битв. Дикарь блеснул зубами.
— Раз обещал – сделаю. К тому же, я только разогрелся.

Храм Кибелы был угрюмым, низким строением, прячущимся в тени разросшихся тамарисков. Громадные оскаленные львы и крылатые быки с угрюмыми человеческими лицами охраняли вход. Массивные пилоны поддерживали неф, и всё это создавало ощущение какой-то мрачности и пугающего величия.
Поначалу он и впрямь принадлежал Кибеле – но уже давно стал прибежищем различных тёмных культов, стекающихся в Шадизар с Юга и Востока. Здесь отправляли культы змееподобного Тифона, здесь били барабаны в честь африканского Бога-Обезьяны.
Арочные двери из резного самшита были приоткрыты; здесь явно не боялись воров или грабителей. Из-под двери вытекал пряный, щекочущий ноздри дымок. Он свивался причудливыми кольцами на мраморных ступенях и молочной волной стекал на мостовую. Внезапно из-за двери послышался приглушённый, отчаянный крик женщины.
Конан ворвался внутрь.

За дверями из самшита было помещение с отталкивающим кумиром-божком. Он походил на человека, но, в то же время, было в нём что-то отвратительное: вытянутый, будто собачий, череп, сладострастно вываленный язык, и крохотные глазки из багровых рубинов. Перед статуей горела жаровня; угли вспыхивали и гасли, источая клубы остро пахнущего зелёного дыма. А в конце зала были ещё одни двери – на этот раз бронзовые. Конан толкнул их рукой – они были заперты за засов.
Крякнув, Конан навалился на дверь. Минутное противостояние – и вот внутри что-то протяжно застонало и со звоном поддалось. Старая бронза не выдержала состязания с силой его стальных мышц.
Двери распахнулись и Конан, как буря, влетел в помещение.
Он оказался в облицованном зале, имеющем форму полукруга. В дальнем конце комнаты виднелась дверь-арка из чёрного дерева.
Из-за них доносился глухой рокот барабанов.

Здесь тоже был жертвенник – но не такой, как в первом зале.
Сложенный из изъеденных вечностью камней, покрытых знаками, непохожими ни на один из человеческих языков – он был намного грубее первого, словно перенесён в это жуткое святилище из пещер, где обитали предки человека. Вокруг него стояли кувшины, похожие на сосуды для хранения внутренностей и запечатывания демонов. Конан слышал, что в подобных сосудах духи тьмы хранят души чернокнижников. На сосудах были изображены жуткие искривленные морды.
Алтарь внушал смутную тревогу.
На этот раз Конан узнал восседающее за ним существо.
Отвратительная фигура павианоподобного бога, которому поклоняются в чёрных склепах Стигии, один из Старых Богов чёрной земли, что пришёл в неё с севера, и нашёл в храмах Кешана и Пунта благодатную почву. Некогда киммериец столкнулся с его адептами на юге Куша. Мудрецы древнего Офира утверждали, что именно он был первым Богом человека, когда тот не слишком сильно отличался от животных, и сам едва вышел из пещер. Ему поклонялись ещё тогда, когда его жрецы внешне не так уж разнились от Бога-Обезьяны…
Отвратительные черты обезьяноголового бога взирали на киммерийца.
В его алых рубиновых глазах дикарю почудился огонёк злорадства.

Конан не мог знать о Боге-Обезьяне всё.
Поклонение чудовищному богу зародилось в лесах Чёрного Континента, задолго до того, как Атлантида и Лемурия исчезли в морских волнах. Молодых девственниц скармливали детям бога – громадным чёрным обезьянам, под мелодию пищалок и гром барабанов. Но пришедший к власти царь Тубуру запретил старый омерзительный культ и казнил жрецов Старого Бога. Святилища Бога были разрушены и раскатаны по камням.
Входы в пирамиды опечатаны.
Но культ уцелел.
Потомки касты жрецов Тимбалту, ещё в незапамятные времена перебравшиеся в Замору, привезли с собой своё проклятие. Древних демонов южной земли, что дремлют среди чёрных пирамид, в душных испарениях джунглей, в местах, где никогда не ступала нога человека. Зачарованные болота Атлайи и мерзкие топи Уггот и по сей день таят тайны, неподвластные простым смертным.
Зелёные пирамиды Кхешии, что дремлют среди лиан, хранят множество страшных секретов. Не люди строили их; тайные знания и грешные алхимические методики, что позволили воздвигнуть сии храмы скверны, были утеряны. Но земля ещё помнит поступь обезумевших богов, что среди трясин спят и видят сны развалины прачеловеческих городов. Мартышки играют среди треснувших куполов, что багряными островками возвышаются над нефритовым морем леса.
Многие тайны хранят цепкие лапы южных джунглей.
Жрецы, что бежали на север от гнева царя Тубуру, забрали с собой тот ужас, что веками дремал в пирамиде Сета. Запечатали сыновей Обезьяны, используя эзотерические ритуалы и оккультное знание, заключили в колдовские сосуды для внутренностей и привезли сюда.
Привезли в Шадизар.
И теперь они ждали у алтаря.



А на алтаре лежала связанная девушка, лишённая какой-либо одежды.
Её руки были прикручены к бронзовому божку у изголовья, а ноги раздвинуты и привязаны к каменным столбикам. Она воззрилась на Конана глазами, расширенными от ужаса. За миг, который понадобился ему, чтобы вломиться в храм, кто-то заткнул её рот куском шёлковой ткани.
Её грудь порывисто вздымалась, по телу пробежала конвульсивная дрожь ужаса.
Одним рывком дикарь оказался рядом с ней.
Он кляп.
Она хрипло задышала.
— О Боги! Эрлик… — слова непрерывным потоком полились из неё.
Очевидно, это и была Ламия.
Её глаза казались огромными умоляющими озёрами страха.
— Скорее, освободи меня, незнакомец… умоляю! Тут собрались все демоны ада! Я знаю, они хотят меня принести в жертву – этому отвратительному божку из южных лесов! О боги! Развяжи меня, прошу!
Конан, невольно любуясь, провёл рукой по её нежному телу.
Её грудь вздрогнуло, словно отзываясь на ласки; красотка закусила губу.
— О нет, нет! — взмолилась она. — Скорее! Здесь творится зло…
Она зарыдала.
— Чудовища идут за мной… Я видела их за занавесью…
Хмыкнув, Конан разрезал её верёвки.

Позади киммерийца раздался сардонический смех.
Конан порывисто обернулся.
Высокий человек с могучей статью и неприятной усмешкой, стоял, сложив руки на груди. Хотя его кожа и была густого коричневого цвета, но эфиопом он не был: губы его были тонкими, нос прямым, глаза же и вовсе – какого-то странного, красноватого оттенка. Было в нём что-то неуловимо восточное. Конан никогда не встречал подобных людей; его расу нельзя было определить. Он казался одновременно жрецом и воином; сладость бездны таилась в его чёрных злых глазах.
— Так-так, — отсмеявшись, сказал он. — Белокожая собака. Кажется, таинства Ксулты привлекает падаль, словно тухлая кровь – мух. Что, тебе удастся хорошо послужить нашему богу.
Конан сплюнул и извлёк клинок, настороженно наблюдая за жрецом.
— Кто ты такой? — буркнул он. — И что за дьяволу ты служишь?
— Моё имя неважно, — сказал жрец. — А служу я богу, чья поступь сотрясала лик земли ещё тогда, когда предки человека не вышли из лесов. Ему поклонялись в Верулии и Фарсуне, Турании и Зарфхаане, даже в далёком Туле чтили его имя! Семь Империй давно забытого мира дрожали пред его поступью, прежде, чем безжалостное время разрушило его храмы и раздробило алтари…
Он взмахнул рукой.
— Впрочем, эти имена ничего не говорят тебе, дикарь… Поклонение великому Богу-Обезьяне пришло из седой древности. Само воспоминание о нём погребено в глубинах времён! Никто не помнит нефритовых куполов Валузии, волшебных городов Грондара, пурпурных башен Камелии! Все нынешние народы – не более чем дикари перед древней мудростью моего народа! Всё что нам ведомо – лишь крохи от знания, что было утеряно…
Конан лишь сплюнул.
Жрец не обратил на это внимания.
— Ксултой мы называли его! Но подлинное имя его неведомо, да и не нужно ему – ибо он безымянный небожитель густых лесов, подлинный владыка джунглей, царь ночной тьмы… Куш и Атлайя, леса Амазона и Кешана – вот его владения!
Он царствует там безраздельно.
Когда люди ещё были похожи на обезьян, страшные и волосатые, уже тогда они приносили ему свои жертвы. О, скольких они закололи на алтарях! И кровь стекала по ним в лунном свете…
— Довольно болтовни, — буркнул Конан. — Или освободи девушку, или я проверю какого цвета у тебя кровь – говорят, у жрецов Старых Богов она чёрная.
Жрец весело рассмеялся.
— Что ж, попробуй, дикарь.
Коричневокожий сделал какое-то неуловимое движение, и киммерийца окружили шлейфы искристого тумана. Воздух в храме задрожал. Конан потерял из вида противника, хотя он и не сдвинулся с места. Казалось, в пустоте забили барабаны, и эти барабаны убаюкивали, и утешали, их биение доносилось из некого иного мира, прорывая ткань реальности…
— Незнакомец, берегись! — отчаянно вскрикнула девушка. — Это гипноз, им владеют многие жрецы в Заморе! Он заколдует тебя! Ох, нет! Позади!
Её тонкий голос разорвал связующие его путы.
Конан молниеносно обернулся и увидел что-то неописуемое: громадную обезьяну с головой какого-то чудовища, с бесформенного лица которой на него взирали пылающие ненавистью глаза.
Конан встретил её ударом клинка; однако не учёл бешеную скорость её тела. Прежде чем клинок коснулся твари, она звериным прыжком она ускользнула от лезвия, оттолкнулась босыми пятками от стены и обрушилась на дикаря сбоку, принимая в когтистые объятия.
Выбитый меч покатился по полу, весело звеня.
Подобно клубку из рук и ног они покатились по полу. Её огромные клыки рвали плечо Конана; они прокатились по помещению подобно стремительному чёрно-белому метеору, кусая и раздирая друг друга руками. Сила порождения преисподней была огромной; её чудовищные когти вонзались в спину дикаря через тунику. Её длинные волосатые руки сжимали и мяли его тело, не давая сделать ни единого вдоха. Мир уже начал меркнуть перед его глазами, когда сверкнула острая сталь, и клинок вонзился монстру в плечо.
Сдавленно зарычав, он на миг ослабил хватку, и Конан, воспользовавшись этим, перехватил клинок из ослабевших пальцев девушки и с размаху вонзил его в бок твари. Она завыла так, словно её жарили на жаровне в преисподней. Алая кровь хлынула из раны. Конан, рыча, протолкнул клинок ещё глубже. Внезапно мир перевернулся перед глазами дикаря – чудовище оттолкнуло его, отшвырнув почти на три метра. Покатившись по полу, Конан тут же поднялся, морщась от боли в передавленных рёбрах.
Однако чудовище уже подыхало.
Багровая кровь густыми толчками вытекала из раны; алые глаза бледнели и потухали. Издав последний сдавленный стон, оно вытянулось на камне и застыло навсегда. Девушка стояла, прижав ладони ко рту. Конан тяжело дышал, пытаясь прийти в себя после смертоносных объятий чудовища.
Позади раздался мелодичный смех.
— Великолепно, варвар! Убить бога Табубу ещё никому не удавалось. Даже жаль отправлять тебя к твоим богам смерти.


Жрец с невольным уважением смотрел на киммерийца.
— Никогда ранее я не видел человека, который мог бы победить собакоголового бога, — наконец, сказал он. — Теперь я понимаю, что случилось с Младшим Богом на улице. Это ведь ты оборвал нить его жизни, северянин?
Конан хмуро стряхнул капли крови с клинка.
— Я прикончил его, как паршивую свинью – и сделал бы это ещё раз. Созданиям тьмы, что пожирают беззащитных девиц, не место в Шадизаре.
— Ты варвар и сын дикаря, — рассмеялся священнослужитель. — Какое тебе дело до этого города?
— Я в нём сплю, — коротко ответил киммериец.
— Что ж, — сказал жрец.
Он хлопнул в ладоши.
— Ты достоин сразится с самим Древним Богом, что живёт в храме Кибелы. С богом-павианом старого мира, богом, что ступал по поверхности земли, когда люди ещё не были рождены!
Жрец обернулся и что-то прорычал – киммериец побожился бы, что никогда не слышал, чтобы человеческая глотка исторгала такие звуки. Скользнула в сторону массивная каменная плита в стене, и в проёме возникло нечто чудовищное: громадная косматая обезьяна, идущая, опираясь длинными мощными руками о мраморные плиты пола, на плечах которой покоилась чудовищная, бесформенная, собачья голова!
Она была похожа на ту, что киммериец только что прикончил – но несоизмеримо, намного больше – почти в два человеческих роста, колоссальная громадина, подлинное свидетельство мощи первобытной Природы.
Аколит древнего культа рассмеялся.
— Сразись же со старшим дитём Ксулты, незнакомец. Бог покарает тебя!
На чёрном бесформенном лице жаркой ненавистью горели крохотные алые глаза. Чудовищное антрацитовое тело бросилось на киммерийца, похожее на статую из ожившего полированного угля.

Бросив короткий взгляд на монстра, Конан понял, что сразиться с ним можно одним-единственным образом; здесь не поможет ни сила, ни скорость, ни умение. Нужно было всё поставить на один удар – так охотники в саванне убивают льва. Подобравшись, он превратил своё тело в напрягшуюся пружину и, даже не пытаясь уклониться от объятий ослеплённого яростью чудища, вонзил ему в грудь клинок – так, словно насадил его на шампур. Чудовищная масса и скорость реликтовой обезьяны сделала своё дело – сталь прошла через плотные узлы мышц, между вторым и третьим ребром, точно в огромное горячее сердце.
Конана сбило и покатило по полу; пережиток древних, доисторических эпох так и не понял, что умирает. Он заревел, молотя лапами по воздуху, попытался подняться – и рухнул снова. Лишь чудом киммериец избежал объятий, которые бы точно отправили его на тот свет.
И в этот миг за спиной дикаря раздался какой-то безумный рёв.
— Клянусь Ксултой!
Конан обернулся и увидел, какой жуткой ненавистью горели глаза жреца древнего безымянного культа. Тот закатал рукава.
— Ты убил уже троих детей бога, дикарь! Кровь Табубу, Шеконг и Ооонг-Олнгло взывает к отмщению! Я покажу тебе, как казнили преступников в древнем Му, на алтарях Ксулты и Голки!
Жрец поднял руку, намереваясь сотворить какое-то новое колдовство, но Конан, не мудрствуя лукаво, просто метнул в него клинок. Он вошёл в грудную клетку, пробив её насквозь и выйдя со спины. Сила удара была такой, что жреца развернуло на месте и отбросило к стене. Последний человек древней расы заметался на полу, его неестественно длинные, волосатые обезьяньи лапы хватали камни алтаря, из горла вырывался какой-то нечеловеческий сип.
Конан подошёл и одним сильным ударом отрубил ему голову.
— Он слишком много болтал, — буркнул киммериец.
Девушка неверящими глазами уставилась на труп.
— Он точно мёртв?
Киммериец брезгливо пнул его носком сапога. Белая туника окрасилась в красный цвет; под ним стала быстро натекать лужа крови
— Мертвее мёртвого.
Девица икнула и сразу же всхлипнула.
— Если бы не ты, я бы была пищей для тварей Сета.
А затем южанка внезапно прижалась к киммериецу, утирая слёзы и всё ещё дрожа.
— Пора идти, — буркнул Конан. — Кто знает, сколько тут ещё чёртовых обезьян.
Девушка ухватила тебя за плечо.
— Ты прав. Идём скорей!
Внезапно, поколебавшись, она прильнула к тебе и крепко обняла.
Конан игриво шлёпнул её по попе:
— Ну, может быть, ты ещё успеешь меня отблагодарить.
Она поцеловала его плечо.
— Я отблагодарю тебя так, как ты этого заслуживаешь, — горячо прошептала она. — Идём сегодня со мной. Я с братом живу на улице Кариатид, в доме под сикоморой. У меня ещё ни разу не было мужчины, но я не хочу больше ждать!


Усама встретил их на улице. Туранец едва ковылял, перетянув ногу оторванным рукавом рубахи. Но при виде Ламии его лицо, искажённое страданием, тут же вновь осветилось.
— О боги! — воскликнул он. — Тебе всё-таки удалось спасти её! Я твой должник навечно, киммериец!
— Братец! — бросилась к нему девица.
— Сестрица! — туранец со слезами на глазах обнял её. — Я уже и не чаял увидеть тебя живой. Ты цела?
Она тоже утёрла выступившие слёзы.
— Лишь благодаря ему.
Туранец обернулся и, наконец, обратил внимание на Конана.
— Да ты и сам изранен, мой благородный друг! Позволь мне предложить тебе ночлег, добрый еды и вина!
— Благородства во мне не больше, чем в речной гальке, — буркнул киммериец. — Но от доброго окорока, винца и постели не откажусь.

Так они и отправились к улице Кариатид.
Один раз им по дороге встретилась компания головорезов, похоже, решивших поживиться за счёт беззащитной, как оно возомнили, добычи:
— Это, бездельники, трута не найдётся? — вкрадчиво спросил один.
Остальные глумливо захохотали.
Но очень скоро их веселье кончилось – ветер сорвал с луны облачное покрывало, и они увидели варвара вблизи. От массивной фигуры веяло угрюмой решительностью.
Конан зарычал, словно дикий зверь.
Бандиты попятились. Они ещё никогда не видели такого человека, как киммериец – он был похож на дикого зверя, по прихоти судьбы попавшего на улицы древнего города. Его глаза сверкали холодом полярных равнин и походили на океаны синего льда. Его клыки обнажились, словно у дикого зверя, а в глазах зажёгся убийственный огонёк.
Они развернулись, и спустя мгновение – бросились бежать.
Конан довольно осклабился.
Туранец смотрел на него, не веря своим глазам.
— Пресветлый Эрлик! Ты зарычал на них, и они убежали! Я думал, таких чудес под солнцем не бывает.
— Так мы и не под солнцем, — резонно возразил киммериец.
Он невежливо ткнул пальцем в луну.
— Ладно, пошли.

Туранец Усама привёл их к себе домой.
А в комнате их и впрямь ждал окорок, покрытый шипящим жиром (туранец заказал его в таверне «Мясные рёбрышки», что работала допоздна), несколько кувшинов крепкого аншанского, и разные сладости.
Варвар с наслаждением впился зубами в жареное мясо.
— Ты знаешь толк в еде, — одобрительно проворчал он.
А девушка, отчаянно краснея, пододвигала дикарю всё новые блюда и подливала вина. Она не могла усидеть на месте.
— Так говоришь, ты убил всех обезьян вот этим клинком? — в изумлении покосился юноша на заляпанный кровью эфес.
— Убил бы и топором, и ножом, — хвастливо проворчал варвар с набитым ртом, — разве что голыми руками не получилось бы – последняя макака была слишком уж здоровенная.
Туранец с невольным уважением покосился на могучие мускулы – руки, похожие на руки кузнеца, оплетённые мускулами, как узловатыми древесными корнями, грудную клетку, могучую, как кузнечные меха.
— Ты великий воин, — признал он.
— Ерунда, — отмахнулся дикарь. — У меня на родине считают, что если ты не можешь свернуть шею быку, тебе не стоит и держать на меч.
А девушка, наконец, в нетерпении коснулась плеча варвара тонкими пальчиками.
— Усама, — срывающимся голосом сказала она. — Довольно мучить нашего гостя своими расспросами. Он долго бился и давно устал. Дозволь мне проводить его в покои для отдыха.
— А да, конечно же, — засуетился туранец. — Иди, Ламия.
Он поднялся из-за стола и вдруг низко, до земли поклонился.
— Конан, моя семья перед тобой в вечном долгу.


В комнате у Ламии было вполне уютно. Она была небольшой, но со вкусом обставленной; геометрический орнамент на стенах, который во многом укрывали ковры; небольшое ложе, с разбросанными подушками; маленький столик для вина и печенья. Свет масляных лампад, трепетный и неяркий, погружал всю комнату в приятную приглушённую негу. Девушка подошла к киммерийцу, опустив голову, словно желая что-то сказать – и не решаясь.
Глубоко вздохнула.
— Ты спас меня, а я уж думала, что отправлюсь к праотцам.
На её глазах выступили слёзы.
— Ты мог меня бросить, но не оставил. Что ж, я покажу тебе, как могут любить туранки!
А затем вдруг прильнула к нему; ощутил касание её высокой маленькой груди, через тонкое простое платье из белого льна. Молча потянулась она к завязкам, и одеяние упало к ногам. Её тёмные, твёрдые соски коснулись его тела, через разорванную тунику. Её смуглые щёки залил горячий красный румянец.
— Люби меня… — попросила она.
— А как же Усама? — пробормотал киммериец, борясь с неистовым желанием.
— Дурак! — рассмеялась девушка. — Усама – мой брат, а не хозяин!
Она фыркнула:
— Посмел бы он возражать!
И в этот самый миг дикарь с рычанием сгрёб красотку в свои объятия.

[Vlad lev]

Хороший рассказ, но - 9 за ляпы:
"эфиопа" и повтор одного из сюжетов про Конана в темнице - убил тюремщика цепью, но длины не хватило достать ключи

[Зогар Саг]

Двойственное впечатление оставил рассказ. С одной стороны описания Черного Бога и его культистов- весьма впечатляют. Вот эти отрывки:

Цитата: — А затем… в нашем городе появились жрецы Чёрного бога. Они заняли пустующий храм Кибелы. И велели всем чернокожим явиться для жертвоприношения. Они владеют чёрными силами зла. Косматый нетопырь ночью прилетел ко мне в комнату и принёс знак Бога. Я не осмелилась ослушаться. Мы участвовали в страшных и злых ритуалах. Бог каждую ночь по очереди брал одну из девушек. Им завязывали глаза, и они потом говорили, что он очень жесток и силён. После ночи любви на них оставались страшные синяки и царапины, оставленные когтями. Мы приносили жертвы – чёрных петухов и волов, но вчера ночью нам велели убить ребёнка…

Цитата: Конан не мог знать о Боге-Обезьяне всё. Поклонение чудовищному богу зародилось в лесах Чёрного Континента, задолго до того, как Атлантида и Лемурия исчезли в морских волнах. Молодых девственниц скармливали детям бога – громадным чёрным обезьянам, под мелодию пищалок и гром барабанов. Но пришедший к власти царь Тубуру запретил старый омерзительный культ и казнил жрецов Старого Бога. Святилища Бога были разрушены и раскатаны по камням. Входы в пирамиды опечатаны. Но культ уцелел. Потомки касты жрецов Тимбалту, ещё в незапамятные времена перебравшиеся в Замору, привезли с собой своё проклятие. Древних демонов южной земли, что дремлют среди чёрных пирамид, в душных испарениях джунглей, в местах, где никогда не ступала нога человека. Зачарованные болота Атлайи и мерзкие топи Уггот и по сей день таят тайны, неподвластные простым смертным. Зелёные пирамиды Кхешии, что дремлют среди лиан, хранят множество страшных секретов. Не люди строили их; тайные знания и грешные алхимические методики, что позволили воздвигнуть сии храмы скверны, были утеряны. Но земля ещё помнит поступь обезумевших богов, что среди трясин спят и видят сны развалины прачеловеческих городов. Мартышки играют среди треснувших куполов, что багряными островками возвышаются над нефритовым морем леса. Многие тайны хранят цепкие лапы южных джунглей. Жрецы, что бежали на север от гнева царя Тубуру, забрали с собой тот ужас, что веками дремал в пирамиде Сета. Запечатали сыновей Обезьяны, используя эзотерические ритуалы и оккультное знание, заключили в колдовские сосуды для внутренностей и привезли сюда. Привезли в Шадизар.

Очень неплохи и как по мне автор бы совсем ничего не потерял, если бы перенес действия во времена Кулла, вообще в Допотопную эпоху. Без Конана рассказ бы только выиграл потому что Конан тут откровенно мерисьюшный. У Говарда каждая схватка с обезяноподобным монстром это для Конана подвиг требущий невероятного напряжения сил, а тут за какие-то пару дней он трех чудищ прихлопывает. Причем один из них- явный брат-близнец того же монстра, что и в "Фениксе на мече"- который чуть не порвал Конана как Тузик грелку, если бы не знак Феникса. А тут бац- одним ударом завалил. И еще жреца до кучи.

Цитата: но эфиопом он не был

"Эфиоп твою мать"))Дичайший анахронизм. Кушитом бы тогда назвал.

Сцена освобождения Конана и сделки с туранцем- ну уж слишком явно слизана с "Все негодяи в доме". Разве что туранец уж совсем перед Конаном стелится:

Цитата: южанин с примесью какого-то болезненного любопытства посмотрел на Конана через бронзу прутьев

Цитата: южанин невольно отступил на шаг, взирая на него с почти благоговейным страхом

Цитата: Южанин сдержал невольную дрожь. Рядом с этим гигантом он чувствовал себя домашней кошкой рядом с чёрным львом холодных нагорий Ильбарса.

Цитата: — Превеликие боги, — выдохнул туранец. — Ты… один… всех их?! Киммериец пренебрежительно отмахнулся. — Это не воины, а так, шавки, обирающие прохожих. Туранец опустил голову. — Я ранен, — плача, сказал он.

Цитата: Туранец смотрел на него, не веря своим глазам. — Пресветлый Эрлик! Ты зарычал на них, и они убежали! Я думал, таких чудес под солнцем не бывает.

Цитата: Туранец с невольным уважением покосился на могучие мускулы – руки, похожие на руки кузнеца, оплетённые мускулами, как узловатыми древесными корнями, грудную клетку, могучую, как кузнечные меха. — Ты великий воин, — признал он.

Такое впечатление, что еще немного и он Конану минет сделает.

Цитата: Его проницательный взгляд устремился на незнакомца. — Я полагаю, ты пришёл разговаривать не о пантеонах.

И это при том, что перед этим он пару абзацев только и говорил о пантеонах)

Цитата: Ламия

Я бы сказал не особо подходящее имя для туранки.

[Monk]

Написано интересно, залихватски. Много перипетий, неожиданных ситуаций. Это все плюсы. Но... язык все же слабоват, изложение изобилует штампами. Концовка неимоверно затянута, четыре последних абзаца можно просто выкинуть, будет только лучше. Заканчивать надо на победе героя, а не на бытовых подробностях и ничего незначащих разговорах. Объем и так достаточный - зачем они нужны?

Добавлено через 2 минуты

Цитата: Автор: Зогар Саг Я бы сказал не особо подходящее имя для туранки.

Ты придираешься. Причем, ощущение, что намеренно. Неужели так конкуренции боишься?

[Пелиас почти кофийский]

Цитата: Очень неплохи и как по мне автор бы совсем ничего не потерял, если бы перенес действия во времена Кулла, вообще в Допотопную эпоху. Без Конана рассказ бы только выиграл потому что Конан тут откровенно мерисьюшный. У Говарда каждая схватка с обезяноподобным монстром это для Конана подвиг требущий невероятного напряжения сил, а тут за какие-то пару дней он трех чудищ прихлопывает.

с этим я вообще сказать, согласен))))
в оправдание разве что могу сказать, что изначально рассказ был несколько больше, и между сражениями с обезьянами проходило больше времени))))

Цитата: Причем один из них- явный брат-близнец того же монстра, что и в "Фениксе на мече"- который чуть не порвал Конана как Тузик грелку, если бы не знак Феникса. А тут бац- одним ударом завалил. И еще жреца до кучи.

ну... не совсем так, ибо в "Фениксе на мече" там, собственно говоря, была не обезьяна, а обезьяноподобный демон, полностью неуязвимый для любого оружия)))))
а у меня всё-таки - обычные обезьяны. просто, здоровенные. ну, может, не совсем обычные - но точно безо всякой там неуязвимости.

Добавлено через 1 минуту

Цитата: "Эфиоп твою мать"))Дичайший анахронизм. Кушитом бы тогда назвал.

виноват))))) опечатка)))
рассказ вначале переделывался из Конана в исторический, а затем из исторического - обратно в Конана, вот и результат))))

Добавлено через 9 минут

Цитата: Ты придираешься. Причем, ощущение, что намеренно. Неужели так конкуренции боишься?

Зря боится, кстати.
По мне, Зогар на данном этапе про Конана пишет, пожалуй что, и лучше.
Так не удивлюсь, если я в этот раз особо никаких мест не займу

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Monk Ты придираешься. Причем, ощущение, что намеренно. Неужели так конкуренции боишься?

Монк, чья бы корова мычала. И насчет придирок и насчет "намеренно".

Туран описан у Говарда как государство с ярко выраженной восточной культурой, микс Османской Турции, государства Сасанидов, ну и всякого другого востока понемножку. Имя "Ламия" у знатной туранки уместно здесь примерно также как Эрменгильда при описании я не знаю...Золотой Орды например.
Так что претензия более чем по делу. Как и все остальные.

А насчет конкуренции- кто бы не судил рассказы крайне маловероятно, что он будет обращать внимание на мои комментарии. Не первый раз на конкурсе, уже мог бы понять.

[Monk]

Цитата: Автор: Зогар Саг Имя "Ламия" у знатной туранки уместно здесь примерно также как Эрменгильда при описании я не знаю...Золотой Орды например.

Тебе назвать десяток совсем не славянских имен, которыми сейчас в России вовсю называют девочек?

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Monk Тебе назвать десяток совсем не славянских имен, которыми сейчас в России вовсю называют девочек?

Ключевые слова "сейчас" и "в России".

[Monk]

Цитата: Автор: Зогар Саг Ключевые слова "сейчас" и "в России".

Не смеши мои шнурки... Ты был в тогдашней Киммерии? Ну тогда не лучше ли помолчать?

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Monk Не смеши мои шнурки...

Смех без причины

Цитата: Ну тогда не лучше ли помолчать?

Вот и помолчи