Скала Львов - вариант номер 2.

[Пелиас Кофийский]

ностальджи, однако)))) вот решил подорабатывать кое-какие старые рассказы правда, как оказалась, на это нужно дофига и трошки времени
кину набросок на оценивание)))

— Айо! — приветствовали его девушки, подобные статуэткам из чёрного дерева. На них было поистине немного одежды, и она не скрывала, а лишь подчёркивала их красоту.
— Айо, — улыбался им чужеземец.
Не в первый раз он оказался в жарких Чёрных Землях, но впервые посетил приветливый Сахель. «Сахель» на языке племён гвара обозначает «берег». Край песчаного моря, что катит свои барханы от подножия древних гор Ильбарса к богатым равнинам Кешана и Пунта. Племя Гвара жило на этой земле давным-давно. На юг и на запад лежали земли Пунта - богатой земли, поставляющей слоновую кость, редкие породы деревьев и благовония в северные страны Кешана, Стигии, Турана. На север и восток простиралась безлюдная пустыня, захватившая земли от Каурана до Друджистана, от Хорайи до блистательных городов Турана на побережье Вилайет. Гвараты жили на узкой полосе сухой саванны, отделяющей мёртвый песок золотой пустыни от радующей глаз зелени саванн.
Само племя Гвара обитало в Сахеле испокон веков. Его история заблудилась в тех временах, когда туранские и стигийские эмиссары колонизировали мирные земли Кешана. Завоеватели ушли, но немало их крови текло отныне в жилах аборигенов. Их потомки сохранили некоторые стигийские и туранские обычаи, однако от большинства отказались, вернувшись к простой и бесхитростной жизни.
Пришелец вошёл в эти земли с севера, вдоль великой реки Стикс. Он преодолел пустынные, заросшие колючими кустарниками берега, где скудная растительность перемежалась с огромными колоннами термитников – порой они достигали размера хижин чернокожих, а некоторые были даже выше.
Преодолев равнину, он вышел к берегам небольшого притока реки Стикс, бегущего с востока, из земель Иранистана. В этом треугольнике плодородной земли жили племена гвари, отдалённо родственные скотоводческим племенам Кешана, и на северной границе их земли, чуть менее засушливой, чем все остальные, стоял город. Город был возведён в незапамятные времена, и звался некогда Шашпундари, ибо являлся торговой колонией шемитов. Однако вскоре после его основания, воины Кутхемеса присоединили его к своей империи; а затем поселение то и дело переходило в руки то туранцев, то стигийцев, пока, наконец, волны завоевателей не схлынули, предоставив племена гваратов своей судьбе.
Город лежал в окружении пальм и финиковых деревьев; древние зиккураты, возведённые ещё во времена Шаусара Первого, вздымались вверх рукотворными горами. Но главным местом в городе была набережная. Именно сюда стекались караваны лодок и речных судов, следующих из самого Великого Луксура, через Птейон, в земли далёкого Кешана, Пунта и далее - в загадочные земли бачвези, буанта и империи Зембанте. И теперь странник сидел на набережной, любуясь её многоголосым, пёстрым, тесным базаром, куда стекались все жители окрестных городков и деревень. Они приплывали в длинных ладьях с противоположного берега реки, где мирные племена гваратов веками пасут скот.
Чего здесь только нельзя было попробовать! Редкой красоты девушки с телами цвета полночного агата и лицами, являющими гордую ястребиную правильность черт (позаимствованную ими у ближайших соседей - стигийцев и туранцев, каждые из которых в своё время имели здесь форпосты цивилизации), предлагают тыквенные сосуды, полные свежего коровьего молока. Распространяют особый, острый для непривычного носа запах огромные вязанки сушеной рыбы. Финики, бананы, плоды смоковницы и плетёнки с жареными бобами кофе висят рядом с амулетами от сглаза или коротенькими юбочками из пальмовой ткани. Сам базар сложен из огромных плит каменной соли, которой полным-полно немного поодаль, в горах Кечван, и она нестерпимо сверкает в лучах упрямо карабкающегося по выцветшему куполу неба южному солнцу.
Женщины народа фульбе, славящиеся своей красотой, гордо несут на высоко поднятых головах огромные кувшины с водой. Крохотная полоска ткани, обёрнутая вокруг бёдер, составляет весь их наряд. Солнце играет на их эбеновых телах, сияя нестерпимо, как золото, их глаза и зубы весело блестят ослепительным сиянием. Они подмигивают высокому чужеземцу, откровенно любующемуся их красотой. А любоваться есть на что! Их высокие груди, юные и упругие, полные и пьянящие, словно чаши в час вечернего праздника, гибкий стан, колышущийся, словно стол юной пальмы, крепкие крутые бёдра, лишь отчасти прикрытые куском обветшалой ткани и длинные сильные ноги, готовые часами бежать по саванне без остановки.
Но их возможности заигрывать с чужеземцем ограничены, и они величаво проплывают, как галеоны, по пыльной утоптанной центральной дороге. Но вслед за ними следует стайка весёлых девчушек, ходивших собирать орехи кола, и они волокут их в громадных плетёных корзинах – орехи кола лёгкие, а потому они щебечут по дороге, перешёптываются и показывают на странника пальцами. Их чёрные тела обнажены ещё больше, если это только возможно: на некоторых из них вместо куска ткани только ожерелья из бусин или крохотных розовых ракушек - это незамужние девушки, которым нужно поскорее подыскивать себе мужей. А потому они должны привлекать их жадные взгляды. Они бросают на чужеземца кокетливые взгляды, иногда словно невзначай соблазнительно изгибаются телами - останавливаются, словно чтобы достать камешек, который якобы застрял между пальцами босых ног, или лукаво поправляют корзины.
Высокий чёрноволосый чужеземец с плечами широкими, как ворота деревни, и статью могучей, словно у чёрногривого льва, отвечает им весёлой усмешкой. Он знает о свободных нравах деревень Чёрной земли. Пришелец отдыхал, облокотившись на тюки с мелкой солью, и походил на юного льва, прилёгшего отдохнуть в тени акации.
Хотя его кожа и загорела почти до чёрного блеска, но черты лица выдавали в нём отнюдь не стигийское происхождение. Но какие же ещё белые могли путешествовать в полном одиночестве, в бесконечном удалении от ближайших форпостов цивилизации среди лениво катящих травяные волны саванн юго-восточного края? Иногда странник поднимал голову и весело улыбался, и тогда его голубые глаза полыхали ярким голубым светом.
Родом он из невообразимо далёких земель, лежащих у самого края мира – из суровой, сокрытой в тени вековых елей, зажатой между безрадостных скалистых гор, северной Киммерии.
И звали его Конан.
Странник преодолел половину мира – лишь для того, чтобы посмотреть, каковы люди в другой его половине. Он любил выпить и хорошо поесть; девичьи ласки не оставляли его равнодушным. Он любил сражения и звон стали; вкус крепкого, хмельного вина и хорошо прожаренного мяса; а доверял лишь клинку в руке.
Его соплеменники были дикарями, как и те чернокожие, среди которых он находился. Цивилизация лишь случайно, ненадолго посетила земли Сахеля; и теперь они возвращались к своей первозданной, естественной красоте. И дикарь с далёких заснеженных равнин чувствовал себя среди них, как рыба в воде.
Чёрные земли отличались удивительной простотой нравов. Конан видел, как полноватый стигийский торговец прямо на улице щупал пышнотелую, гибкую, золотистую мулатку, с чертами, характерными для людей гирканского и кешанского народа, а она кокетливо изгибалась, демонстрируя ему свои прелести и прилюдно договариваясь о цене. Проходящие мимо чернокожие красотки бросали на могучего варвара недвусмысленные жаркие взгляды, а могучий негр, лежащий на циновке в тени от пальмовых листьев, окружённый тремя соблазнительными девицами, был самым обыденным явлением. Жизнь вокруг бурлила, щебетала, звенела и пела. Тягучие южные напевы смешивались с неторопливым, приторным говором пресыщенного Востока.
Напевали что-то под нос почти все: от толстой торговки жемчужными бусами на рынке до измождённого, подточенного болезнью скотовода, привёзшего продавать сушёное говяжье мясо и – на посмотр – дочерей. Дочери стреляли глазками, создав небольшой ажиотаж. Все желающие - а их было немало - подходили, и щупали, мяли, ласкали их, придирчиво изучая зубы или уши, дёргая за волосы, проверяя их крепость. Варвар ухмыльнулся и сладко потянулся, представив, что сделала бы с ними одна из его бывших знакомых, пиратка из красного Братства, ощутив подобные знаки внимания. Кое-кто поплатился бы за это головой.
Разнообразие одеяний завораживало. Зуагирские джуббы, туранские халаты, иранистанские чалмы, хитоны, туники и набедренные повязки, накидки и тюрбаны – всё это сливалось в один пёстрый карнавал.
Внезапно от толпы девчушек отделилась одна, гибкая и соблазнительная, словно спелый финик и подбежала к чужеземцу.
— Скажи, кеу, — так называли здесь всех, чья кожа не сияет, как гагат, на солнце, — а ты правда из далёких северных земель, где вода застывает и сияет, как соль, на солнце?
Северянин улыбнулся.
— Верно.

Добавлено через 22 секунды
Он понимал этот странный диалект, в котором смешались иранистанские, туранские, кешанские, стигийские слова, словно одного языка было мало, довольно неплохо. Фактически, здесь не было единого языка. Стигийцы говорили здесь на стигийском, туранцы на гирканском, торговцы из далёких восточных земель - на вендийском, торговые караваны с Юга - на различных диалектах Чёрной Земли, а гвараты и фульбе понимали всех. Казалось, знание языков у них в крови. Пришелец легко адаптировался к здешним обычаям, и сам стал говорить на такой же невероятной смеси языков - тем более, ни один из них не был ему родным. Купцы же и вовсе не тяготились подобными проблемами – они говорили на языках всех стран, куда ходили их караваны.
Услышав ответ, девчушка от радости захлопала в ладоши.
— Значит, ты можешь победить ишау.
— Ишау? — нахмурился северянин.
— Ишау, — с серьёзным лицом подтвердила она. — Ишау злой, он приходит, как западный ветер, и уничтожает всё живое. — Чёрные бояться его, говорят, его может победить только белый, что пришёл из земель жгучей воды – той, что лежит на земле, как песок, и не уплывает. Скажи, чужеземец, ты из таких земель?
Пришелец улыбнулся. Там, где он родился, снега и льда было предостаточно.
— Да, я из таких земель, — охотно подтвердил он, невольно любуясь её гибким станом, юными нежными полусферами груди и длинными стройными ногами. Она была самим воплощением нежного, ласкового солнца юга, а чернота её тела говорила о том, что оно может быть губительным и палящим.
— Как тебя зовут? — с детской непосредственностью поинтересовалась уроженка земель Гвари.
— Конан, — улыбнулся в ответ северянин. — Я родился в Киммерии, где вода на целых полгода застывает и жжется, а чтобы пить, её нужно сначала растопить.
Редко выпадали в бурной, яркой жизни искателя приключений спокойные дни. Но сейчас, в землях Сахеля, неподалёку от Зачарованной Скалы Сигирри, он сидел, опираясь о тюки с молотой солью, любовался прекрасной незнакомкой и думал ни о чём. Варвару улыбались играющие в пыли дети, сверкая кипенно-белыми зубами. Он сидел в благословенной, прохладной тени, а жизнь текла мимо него.
— А меня зовут Айо, — сказала она. — И боги сказали мне, что ишау похитит меня, когда луна будет подобной серебряной монете из Алкменона.

***
Второй чужеземец также пришёл с севера, и объявился на выжженной солнцем земле Кутшема – в том месте, где пустыня встречалась с саванной. Он пришёл по воде.
Великая река Стикс несла свои воды с юга на север. Она то разделялась на три-четыре русла, неся свои воды сквозь пыльные степи Кешана, то вновь сливалась в единое могучее ярко-аквамариновое море. А иногда разбивалась на неисчислимое число протоков, серебристыми змейками извивающихся и переплетающихся среди бесчисленного количества стариц, купин деревьев и покрытых мхом островков.
Граница между Стигией и Кешаном представляла собой плодородную саванну, а земли вокруг реки Стикс являлась бескрайним, поросшим тростником и папирусом болотом, в которых кишели бегемоты, крокодилы, окапи, огромные гиены и дрофы. А в близлежащих саванах в изобилии водились слоны, зебры, жирафы, шакалы и страусы. Это была благословенная земля, щедрой рукой вручающая свои дары гваратам.
Намного южнее, примерно посередине Кешанского государства плодородная степь переходила в бескрайние тропические леса, раскинувшие свои нефритовые макушки над зелёным сумраком древних стволов. Где-то там располагалась древняя столица Гуахара, там же лежала и новая столица Алкменон.
Если бы кто-то посмотрел на эту реку три дня назад, он бы увидел, как по серебристой глади реки и скользил крошечный речной кораблик с натянутым полосатым парусом. Сидящий у его основания странник выглядел по меньшей мере странно. Его могучему телу более пристала бы просторная корабельная палуба, нежели жалкое утлое судёнышко рыболовецких племён Куша.
Он был высок и мрачен, и облачён в одну только полосатую набедренную повязку. Его атлетическое сложение, бритая голова и ястребиные черты лица выдавали колдуна, принадлежащего жреческому сословию Стигии. Стигии, которую в западных странах именовали царством мрачных тайн.
Попутный ветер, зарождающийся где-то на просторах безлюдных холмов Турана, дул ему в спину, неся утлое судёнышко против ленивого неспешного течения далеко на юг, всё дальше и дальше от мрачных берегов Стигии к зелёным холмам Пунта.
И когда на горизонте поднялась Проклятая Скала Сигирри, незнакомец поднялся во весь рост, рискуя опрокинуть лодку, воздел руки к небесам, и громко воскликнул что-то на понятном только ему языке.
— Йао, Сетех! Джефер айам!

***

Добавлено через 14 секунд
***
Конан также достиг земель гваратов три дня назад. И попал прямо в гущу людской суеты и толкотни. Крикливые краски восточных нарядов, разноцветные груды плодов и овощей, кипы ярких тканей – северянину показалось, что его окружает радуга.
Чего только нельзя было купить на прилавках! Улыбчивые торговцы предлагали что угодно – от нанизанных на бамбуковые лучины вереницы сушенных лягушек до эбеновокожих хихикающих дочерей.
Снующие туда-сюда пироги доставляли сахар, арахис и соль с юга на север, фасоль, рис и поделки из бирюзы - с севера на юг. Вокруг базара были сложены целые теокалли из соляных плит, белых и тяжёлых, как мрамор. С шестов свисали амулеты от сглаза и лапки сушёных крыс; на застеленных цветным сукном грубо сколоченных прилавках возвышались связки жгучего перца, груды пунцовеющих гранатов, пирамидки инжира и зиккураты кураги.
— Айо, айо! — кричали чернокожие.
«Радуйся рождающемуся дню!»
— Вкусная курага!
Пробираясь от запретных развалин Птейона вверх по течению реки Стикс, к столице Кешана, Алкменону, странник и не рассчитывал оказаться в цивилизации так скоро. И хотя гвараты, по сути, были лишь дикарями, обитающими среди развалин былого величия, но величие это потрясало. Сложенные из обожженного кирпича, рукотворные горы, улицы, выложенные шестиугольными плитами песчаника, руины колоссальных строений. Дух давно забытого прошлого все ещё витал над руинами.
Но это был лишь отблеск былой славы. Уже не осталось никого, кто мог бы поведать об этом, но некогда, на заре времён, когда предки стигийцев только пересекли Гулистан и впервые осваивались на новых и плодородных землях, здесь, на границе будущих королевств Турана, Пунта и Кешана возникла юная процветающая империя. Земля позволяла снимать несколько урожаев год; соседние скалы были богаты золотом и драгоценными каменьями, стада слонов водились в изобилии, забредая даже на территорию будущего Турана. Не было недостатка и в ценных породах дерева, и в дешёвой живой силе – земли соседних Чёрных Королевств поставляли бесчисленное множество рабов. Тех самых, которые стали в последствии полноправными хозяевами этих земель. Никто не помнит гордых стигийцев, а песни народа фульбе звучат до сих пор.
Но преходяща слава земная.
Однажды чернокожие, исходные хозяева этой земли, поднялись и сбросили ярмо завоевателей. Они взбунтовались, и прошли с огнем и мечом, сметая всё на своём пути. Сеяли смерть и разрушения, разрушали дворцы и заливали кровью древние святилища.
И стигийцы отступились, ушли из земель Кутшема. А из руин, подобно кемийскому фениксу, возникла новая, причудливая культура. Чернокожие дикари переняли обычаи своих цивилизованных соперников и основали царство Кешан.
Но во многих местах цивилизация так и не вернулась на места былых побед. Одним из таких мест стали пески Сахеля. Пастушеские племена, сбросив стигийское ярмо, вернулись к своему былому, варварскому состоянию. Они вели простую, бесхитростную, радостную дикарскую жизнь между границами местных княжеств. Их жизнь была размеренной, как течение Великой Реки и ясной, как восход солнца.
Самые разные, причудливые народы уживались на берегах реки Стикс. Эти люди не знали межплеменной розни. В их жилах текла кровь многих владык земных, но они пасли скот и возделывали просо. Странников и купцов, порой забредающих в эти края, всегда поражала их экзотическая, гордая красота.
И в городе, носившем некогда гордое имя Шашпундари, лишь изредка останавливались ради торговли и на постой дикари, чьи предки возвели эти величественные здания и пирамиды. Чернокожие были полноправными владыками этих земель.

***

[Пелиас Кофийский]

***
Поднявшись вверх по течению реки Стикс, и преодолев пешком множество миль, Конан отдыхал среди былого шемитского форпоста. У него осталось несколько серебряных монет, которыми можно было заплатить за еду и ночлег; он блаженствовал в тени смоковниц и пальм, не думая ни о чём. Девушки гваратов и фульбе были страстными и горячими, их тела – нежными, а пальмовая брага пьянила не хуже дорогих вин из погребов гиборийской знати. Авантюрист жадно прислушивался к рассказам купцов, возвращающихся из Кешлы. Он намеревался попытать удачи в богатом негритянском королевстве.
На юге время текло медленно, словно нуга. Кое-где в развалинах обитали семьи чернокожих; а с юга к Шашпундари примыкала большая деревня народа фульбе. Их дома, похожие на круглые муравейники, утопали в кустах пламенеющего гибискуса. Оттуда доносились острые ароматы и звучные песни чернокожих.
— Тебя похитит ишау? — нахмурился Конан. — С чего ты взяла?
Он говорил на стигийском, привычно перемешивая его с гирканскими и шемитскими словами, когда не мог вспомнить нужного. Но девушка прекрасно его поняла.
— Так сказал колдун, — легонько пожала точёными плечами она. — Его устами говорят Большие Чёрные Братья, что вечно сидят у костра.
Конан лишь покачал головой. Ему была чужда крайняя суеверность чернокожих. Бессмысленно было уговаривать или утешать её. Однако в глазах её он не увидел страха.
— Что я могу сделать для тебя? — спросил он.
Внезапно губы его расползлись в улыбке.
— Приходи сегодня ночевать ко мне. Я обороню тебя от любых демонов или людей, которых пошлёт ночь.
Девушка лишь покачала головой.
— Пути духов неведомы простым смертным. То, чему суждено произойти, произойдёт. Ты не в силах стать на пути богов, человек из страны, где вода жжется как огонь. Но я не боюсь. Ибо богами предсказано, что ты спасёшь меня.
Конан лишь крякнул.
Она внезапно улыбнулась и провела кончиками пальцев по его щеке.
— И я приду сегодня ночью к тебе. Ибо ты красив, чужеземец. Пусть это будет моей наградой за то, что ты столкнёшься с дьяволами-из-ночи.
***
Поднялся сильный ветер. Со стороны песчаного моря он нёс жалящие крупинки песка. Песок скрипел на зубах, забивался в волосы, под одежду. Купцы сворачивали свои палатки, прятались в руинах. Солнце медленно скатывалось к горизонту.
Ночь упала внезапно, как всегда бывает на юге. Пылающим маком светило расцвело на краю небосклона, раскрасив облака в причудливые цвета. На тёмно-лиловом, густо-индиговом горизонте внезапно стали загораться звёзды. Они вспыхивали одна за другой, словно горячие небесные костры.
Конан вернулся в куполообразную хижину из плотно вбитых в землю жердей, обмазанных глиной. Вход был занавешен пологом из переплетенной травы. Хозяев не было – быть может, они кочевали вместе со скотом. Варвар улёгся на подстилку из сухих пальмовых листьев. Шашпундари спал. Лишь редкие ночные звуки, крик мула или негромкий говор нарушали тишину.
Чуть позже он проснулся от прикосновения ласковых рук, и ощутил поцелуи мягких губ. Чьё-то нагое, трепещущее тело прижалось к нему, полное жаркого желания и сладких обещаний.
Девушка, чьё имя обозначало «Приветствую тебя» или «Радуйся!» на языке племён Сахеля, пришла, чтобы разделить с ним ночлег. И ритм их дыхания слился с другими звуками жаркой южной ночи.
***
— Айо! — донеслись до киммерийца испуганные крики. — Айо!
Выругавшись, он открыл глаза. Проснулся он мгновенно, как дикий зверь. Некоторое время он молча лежал в темноте без движения и впитывал запахи старой хижины. Аромат девушки сохранился здесь, но уже слабый, едва ощутимый. Ночью она ушла. Его руки, казалось, ещё помнили жар её тела.
Он рывком поднялся. Надел набедренную повязку и откинул скрывающий вход полог. Солнце на мгновение ослепило его, и он чертыхнулся.
Пёстрая толпа предстала его глазам. Юноши, крепкие и высокие, статью подобные леопардам; девушки, жалобно жмущиеся к охотникам и воинам; старики. Их лица были омрачены. В глазах у женщин стояли слёзы.
— Ишау похитил Айо! — выкрикнула молоденькая негритянка, с кожей цвета кофе с молоком. Её бёдра обёртывала пёстрая повязка, она льнула к чернокожему, могучей скалой возвышающемуся над остальными. В её глазах стояли слёзы. Северянин отметил в её чертах схожесть с ночной гостьей. Похоже, она была её сестрой.
— Ишау похитил Айо, — ропот прокатился над толпой. — Айо, что была прекрасна, как восход над рекой! Дочь Аугбилы и вождя Быстрая Нога! Горе нам всем!
Застонали женщины. Одна из них, пожилая негритянка с ожерельем из зубов, упала на колени и со стоном обхватила ноги Конана. Она причитала что-то на неведомом ему языке.
— О Кром и Мананнан, — пробормотал он. — А девчонка-то говорила правду.
В своих странствиях Конан порою сталкивался с существами не из плоти и крови, чью природу он не мог постичь. Но намного чаще он сталкивался с суевериями и паникой, порождёнными слухами и страхом людей перед неизвестным. Демоны, безусловно, существовали – но встречались куда реже, чем разговоры о них.
Конан не слишком боялся сатанинских отродий – немало выползней из ада он отправил обратно, прямиком в преисподнюю, собственноручно.
— Ты последний, с кем она разговаривала, — сказал старик с умными глазами и сморщенным тёмным лицом. — А значит, боги выбрали тебя для её защиты. Только ты можешь спасти её от участи, худшей, чем смерть.
Варварская вера киммерийца допускала возможность сверхъестественных явлений, вмешивающихся в жизнь человека. Мистическое совпадение, свидетелем которого он только что стал, развеяла его последние сомнения.
— Ты прав, — он качнул головой. — В тот раз мы говорили о демоне.
По собравшейся толпе пролетел испуганный шепот.
Пожилой колдун грустно покачал головой.
— Увы, чужеземец. Возможно, её похитили из-за тебя. Племена буанта верят, что тот, кто упоминает недобрых духов, невольно призывает их.
Его глаза выражали боль и отчаяние.
— Мне неведомо, что творит демон с теми, кого похищает. Но боги сказали мне прошлой ночью, что Айо можно будет спасти. Странник, пришедший издалека, и не склоняющий голову ни перед какими богами, сможет вырвать дочь Аубгилы из лап порождения тьмы.
Конан медленно обвёл взглядом племя фульбе. Старуха у его ног беззвучно рыдала.

Добавлено через 26 секунд
— Ты прав. Возможно, в этом есть и моя вина, — он задумчиво повёл плечами. — Я отправляюсь тотчас же и отыщу её.
Вздох изумления пронёсся по толпе людей. Внезапно кто-то воскликнул:
— Но как победить ишау? Он неуязвим для стали и огня. Стрелы облетают его и дикие животные убираются прочь при его появлении. Мы пытались остановить его, но подобно испарениям джунглей, он протёк между нашими воинами и убил многих.
Конан поднял голову и увидел напряжённую живую волну тел. В глазах собравшихся, напрямую столкнувшихся с проявлением воли потусторонних сил, читалась обречённость и отчаяние.
Варвар обвёл взглядом притихшую перепуганную толпу и проговорил негромким уверенным голосом.
— То, что стрелы не попадают в него, ещё не обозначает, что он неуязвим. Порождения мрака и тьмы зачастую быстрее и сильнее обычного человека, но они не бессмертны. Мне доводилось уничтожать злых духов. Многие из них уязвимы для доброго честного железа и огня. Те же, кто не боится для обыкновенного оружия, имеют другие слабые места. Мне не впервой отправлять их обратно в ад. Я верну вам Айо.
Варвар с севера расправил могучие бронзовые плечи и тряхнул львиной гривой, и голос его прогремел раскатами грома:
— Клянусь Кромом и Морриган! Я найду того, кто похитил Айо и спасу её. Даже если придётся отправится к огненным океанам Ада, в которые верят шемиты. Я вырву её из пасти самого Сета, если в том возникнет нужда!
И его глаза грозно сверкнули.
И те, кто видели его в этот момент, не усомнились в его словах.
А чернокожий старик пристально взглянул на него и сказал:
— Ты должен пойти со мной.

***
Хижина шамана была тёмной и ветхой. Солнце ярким клином вонзалось в жилище снаружи, но большая часть хижины тонула во мраке. В дальнем углу тлели угли в жаровне. Со стен свисали причудливые амулеты и пучки одуряюще пахучих трав. Варвар с любопытством уставился на связки сушёных мышей и обезьяньих голов, украшающих это причудливое обиталище.
— Поистине, ты благороден, чужеземец, — сказал колдун.
— Айо была моей женщиной, — проворчал Конан. — И я не намерен оставлять её на поживу демонам. Она разделила со мной ночь, а я не прислушался к её словам и отдал её на растерзание тварям из мрака.
Чернокожий шаман задумчиво коснулся пальцами груди гиганта.
— Я вижу, ты уже сталкивался с порождениями бездны.
— И не единожды, — хмуро рыкнул киммериец. — Мне нужен лишь проводник, и я верну Айо в селение.
— Йо-а-ла! — покачал головой пожилой негр. — Не будь столь самоуверенным, странник! И в мире зла есть свои султаны и короли. Не с каждым может справиться меч или кинжал. Встречал ли ты на своём пути созданий, которым не страшна холодная сталь?
— Встречал, — угрюмо ответил варвар.
— И что же ты будешь делать, если боги уготовили тебе встречу с тем, кого нельзя убить?
— Я верну Айо или погибну.

Добавлено через 14 секунд
Конан произнёс эти слова ровно, но его глаза при этом полыхнули таким яростным блеском, что потрясённый колдун отступил на шаг.
— Да, воля твоя велика, — помолчав, сказал он. — И, возможно, ты добьёшься своего. Боги опекают слабых, но благоволят к смелым. Воспользуйся же моей помощью, чужак, прежде чем отправишься на поиски Айо. Бас-ар, муж Тении, сестры Айо, уже поджидает тебя – у порога моей хижины. Он проводит тебя к Проклятой Скале. Именно оттуда приходит ишау.
— Я даром теряю время, колдун, — сказал Конан и повернулся, чтобы уйти.
Шаман цыкнул языком.
— Бас-ар будет слушаться лишь моих указаний. Я не отниму у тебя много времени, смельчак. С каждым мгновением надежда увидеть Айо тает, словно масло на солнце. Но порой мы должны полагаться на волю богов. Послушай меня, о чужеземец.
Конан скрипнул зубами.
— Есть существа, обитающие с нами в подлунном мире, о которых мы ничего не знаем, — негромко сказал колдун. — И существа, которых мы даже не можем представить. Одни из них настроены враждебно по отношению к человеку, другие равнодушно, а прочие – дружелюбно. Человек всегда может воззвать к силам, которые сильнее его. Они никогда по своей воле не вмешиваются в ход вещей, и никогда не делают за него то, что он должен сделать. Но они могут предоставить ему силы, которых будет довольно для выполнения задуманного.
Голос колдуна обволакивал, опутывал в своих тенетах. Его глаза казались большими, тёмными омутами, куда северянина против воли затягивал гипнотический речитатив колдуна.
— Зло всегда таит в себе семена собственной погибели. Порождения бездны хитры, но глупы – ибо не видят подлинного танца жизни и в гордыне своей полагают, что управляют миром, в то время как над ними склонились фигуры, величия которых они не могут даже осознать. Они не видят их, подобно тому, как кузнечик не видит склонившегося над ним человека.
Сегодня я попрошу Больших Чёрных Братьев, и они защитят твоего Маленького Духа. Древние существа из Мрака и Ночи накроют тебя своим плащом, и выползший из ада не сможет причинить вреда твоей душе.
Он больше не казался никчёмным шаманом крохотного племени. Казалось, его голосом говорили забытые боги, а фигура его, одетая тенями, росла и росла в темноте и уединении хижины.
— Садись, — приказал он, и Конан, подобрав под себя по-восточному ноги, сел.
Неведомо откуда донеслись удары тамтама. Они гулким, вибрирующим ритмом заполнили воздух. Звук был глухим и мягким, словно шёл из-под земли. Тени в углах насытились, загустели. Они словно набрякли, подобно пиявкам, что напились свежей крови. Что-то пульсировало на самом краю восприятия, темнота будто ожила, обрела собственную форму и предназначение.
— Желаешь ли ты, Конан, спасти Айо? — вопросил колдун, и голос его резал, подобно кинжалу.
— Желаю, — мрачно сказал киммериец.
И тени медленно поползли к нему.
— Не содрогнёшься ли ты, когда увидишь порождение зла?
Хищная улыбка прорезала лицо северянина.
— Клянусь всеми богами, не содрогнусь.
И тени подкрались к нему и легли у его ног, словно чёрные удавы.
— Отдашь ли ты свою кровь, всю, до последней капли, чтобы спасти дочь Аубгилы?
— Отдам! — яростно взревел Конан. — К дьяволам! Довольно, старик! Я не желаю играть в твои игры. Вели этому трусливому порождению гиены идти со мной, или, клянусь Имиром и Немайн, я выведаю дорогу и отправлюсь без него!
И, едва отзвучало последнее слово, тени сдвинулись с места и прыгнули на него. Адская боль пронзила тело киммерийца. Корчась от неописуемых мучений, в агонии, он покатился по полу. Густые, похожие на смоль или дёготь, тени забирались ему под кожу. Северянин взревел, как целое стало буйволов. Ему показалось, что его свежуют живьём.
Он сбил жаровню, и несколько алых угольков, упавших на его кожу, отрезвили его. Режущая боль отступала. Тени спрятались в его теле, словно ящерки в поленнице дров. Покачиваясь, он встал.
— Во имя всех дьяволов, что это было?
— Теперь у тебя есть защита от древних богов, извечных богов этой земли, — сказал колдун. — И ты можешь идти.
Конан хрипло дышал, и с каждым вдохом сила возвращалась в его тело.
— К псам шелудивым колдовство, — сказал он. — Мне нужен лишь проводник.
Сухая рука колдуна легла на могучие плечи Конана.
— Иди, — с тёплой улыбкой сказал он. — Я верю – именно у тебя получиться обуздать страшные силы этой земли. Хотя твоя плоть и уступает чудовищной силе демонов, но дух твой сильнее тварей из преисподней. Боги и духи наших предков защитят тебя. Прощай!
— Ты чёртов безумец, — буркнул Конан. — Я хочу просто вырвать Айо из лап кровожадного демона. Мне плевать на тайны этой земли. А полагаться я привык только на свой меч.
И колдун молча склонился перед ним.
— Бас-ар будет ждать тебя.

***

[Пелиас Кофийский]

***
Его провожал весь городок. Стояли матери, обнимающие совсем крохотных детей; пожилые матроны, прижимающие к груди тоненьких дочерей, отважные юноши, глаза которых сверкали, как угли, пожилые старейшины с серебристо-серыми бородами. Мать девушки бросилась к ногам северного великана, рыдая и обнимая его колени. Он поднял её на ноги и пробормотал что-то утешительное.
Наконец, они тронулись в путь.
Утром всё вокруг затопил молочный туман: город словно утонул в бескрайнем вязком море с башнями островов. Косые солнечные лучи словно пробили просеки в ветвях деревьев, лес за городом казался объятым алым пламенем.
Бас-ар, тот самый чернокожий великан, повёл по древней дороге, кое-где выложенной плитами песчаника, но намного чаще – заросшей густой травой. Она вела от растрескавшихся ворот Шашпундари, через саванну, к густым вековечным джунглям. Они шли быстро, и город вскоре скрылся за холмами. Спутник Конана был молчалив.
Почва была топкой. Усыпанная гнилой трухой листьев и плодов, она чавкала под ногами. Лес, громадной стеной встающий на горизонте, приближался и окружал их зелёной дугой. А затем, наконец, они погрузились в него.
Дороге вилась и петляла в самой чаще. Деревья и кустарники обступили их с обеих сторон. Посреди исполинской лесной коллонады пестрели огромные пурпурные, жёлтые, алые цветы. Лианы петлями и канатами перекидывались от одного древесного исполина к другому. Кое-где со стволов свисали клочья отшелушившейся коры.
— Аррр! Арр! — из волнистых занавесей ползучей растительности вспорхнула птица носорог, упрямо хлопая крыльями. Над огромными благоухающими цветами зависали жёлтые бабочки, а из кустов, напуганные голосами странников, взлетали стайки изящных ярко-зелёных птичек. Над шапками зелёных исполинов возносились ввысь, растворяясь в чистом солнечном небе голубоватые склоны горы.
Хотя Конан этого и не знал, но древнюю историю хранили скалы Сигирри.
По долине Керваншах тянется длинный хребет, который закачивается высокой, отдельно стоящей горой как раз там, где проходит караванный путь из Султанапура в Алкменон. У подножия крутой горы кристально чистые источники по какой-то странной причуде природы по трещинам внутри скалы поднимаются на почти двухсотметровую высоту, чтобы низвергнуться оттуда сверкающим потоком. Искристая серебряная лента падает с обрывистого уступа, укутанная в покрывала сияющих радуг, сапфирами и рубинами расцвечивающая в солнечную погоду леса под Аркой Сигирри.
Владелао скалой некогда народность, родственная стигийцам и зовущаяся «сингалы» – племя львов.
Плотно переплетённые растения скрывали дорогу и загораживали обзор. Именно поэтому Конан не сразу увидел сказочную Скалу Львов. Однако его проводник внезапно остановился.
— Вот оно, — негромко сказал Бас-ар. — Проклятое королевство, и Арка Сигирри!
Конан поднял голову и… остолбенел.
Высоко-высоко, далеко вверху, над переплетённым сводом ветвей, над головами предвечных лесных гигантов вырастал сказочный силуэт – остроконечные башни, контрфорсы и колоннады. Нечто, похожее на дворец, вырастало прямо из тела скалы. А справа от него низвергался в пустоту водопад, срываясь с безумной высоты, и рождая, одну за другой, искристые дуги радуг.
— О Сет, Митра и Иштар! — невольно вырвалось у киммерийца.
Дворец потрясал. Лианы уже оплели его, зелёной бахромой оторачивая балюстрады. Строения облюбовали полчища шумливых мартышек. Они свисали с лиц горделивых статуй, держась мягкими лапками за громадные носы, веки или уши, выглядывали из священных альковов, с любопытством разглядывали пришедших из темнеющих в глубине ниш, прятались за статуями древних богов.
И всё же строение внушало священный трепет. Бесстрастные лики, вырезанные прямиком в теле скалы, громадные, и нечеловечески прекрасные, смотрели на него с грандиозных барельефов. Казалось, они знают всё то, что было и всё то, что будет. Загадочная мягкая улыбка ни на миг не сходила с их каменных лиц. Казалось, они взирают вниз уже тысячелетия, и будут стоять ещё столько же, когда горделивые империи рассыплются в прах, а потомки забудут имена великих царей.
— Дворец изменника Аягири, — тихо сказал Бас-ар. — Он выстроил его, спасаясь от гнева брата.
С обеих сторон к скале подступали джунгли – первые предвестники зелёных лесов Кешана – и именно потому пришлось подобраться совсем близко, чтобы увидеть, как четырёхсотфутовая громада скалы встаёт над рассветным лесом.
— Это проклятое место, — пробормотал Бас-ар. — Я расскажу... Некогда, давным-давно, когда мои предки только пришли с берегов Древнего Моря, двое братьев поделили между собой эту землю. Они оба правили на одном троне. Но затем старший брат предал младшего. Он велел заключить его в темницу, а сам взял себе в жёны его старшую жену. Много людей полегло тогда в тронном зале в ту чёрную ночь... Но младший с помощью верных друзей бежал и спустя много лет разбил и казнил предателя. Однако не захотел править в проклятом зале, ушёл на запад, перевалил через Реку и возвёл Птейон. Так наша земля пришла в запустение. Дворец же стоит до сих пор... Говорят, духи и призраки обитают в нём, ибо по ночам там виден свет и мелькают тени.
Конан устремил задумчивый взгляд на дворец. Призраки?... Возможно. Однако это было чудесное место для укрытия... Кто бы не похитил Айо – люди или дьяволы – он намеревался дать им отпор.
Строение походило на укреплённую крепость. Наверх вела лишь одна-единственная тропинка, взбирающаяся почти вертикально по каменному ложу скалы. Её мог бы охранять один-единственный воин. Однако стражи заметно не было.
— Я буду ждать тебя здесь, внизу, — сказал Бас-ар. — Люди не могут противостоять демонам, если только их копьё не направляют сами боги. Провидение послало нам тебя, Конан.
Варвар лишь хмыкнул. Из всех богов он верил лишь в Крома, сурового владыку Киммерии, безразличного к судьбам людей. Но, так или иначе, в пропаже Айо была и его вина. Девушку вырвали из его объятий. Она исчезла той ночью, когда он намеревался защитить её. Конан верил в демонов, ибо точно знал, что они существуют. Но сверхъестественные создания редко вмешиваются в дела людей. Если бы он прислушался к словам чернокожей девушки, быть может, он смог бы защитить её от исчадия ада – ещё тогда, в деревне.

Добавлено через 16 секунд
А затем ему припомнились слова Айо: «Пути духов неведомы простым смертным. То, чему суждено произойти, произойдёт. Но я не боюсь. Ибо богами предсказано, что ты спасёшь меня». Конан хмуро сжал рукоять клинка. Боги или демоны похитили его женщину – но он спасёт её, даже если сама преисподняя встанет у него на пути.
— Кто такой ишау? — напоследок спросил он.
— Говорят, некогда он был вором. Проклятие пало на него, когда он осмелился покуситься на сокровища башни, и теперь он служит тёмным силам, живущим на скале. За веком век... Его душа навечно оказалась в плену.
Конан хмуро кивнул проводнику.
— Дальше я иду один.
— Страна демонов начинается за этим камнем, — ткнул остриём копья негр в разбитую статую грифона, наполовину ушедшую в мох у их ступней. — Ни один из наших воинов, где прошёл далее, не вернулся.
— Мне доводилось охотится на демонов в их собственном логове, — пробурчал Конан, и без промедления отправился в путь.
***
Тень лежала на густом тропическом лесу – тень от Арки Сигирри. Громадная скала затмевала солнце. Сырые испарения поднимались от земли. Стих ветер, умолкли крики птиц, и не трещали ветви под тяжестью обезьян. И даже деревья, казалось, поскрипывали неприветливо и враждебно. И хотя рассудок Конан находил всему этому рациональные объяснения, на душе было беспокойно.
Тем временем в джунглях воцарилась тишина. Почти сверхъестественная тишина. Казалось, что ничто живое не смеет нарушить покой этого проклятого места. Почва набрякла от влаги, и каждый шаг Конана оставлял во мху и гниющей подстилке крохотные лужицы воды. Стволы деревьев усеяли противные белые грибы. Пахло сыростью, гнилью и смертью.
Тревога овладела разумом киммерийца. Повинуясь безотчетному порыву, он извлек клинок. Выросший в суровых краях, где от мгновения промедления зависело всё, он привык полагаться на природное чутьё. Оно не раз спасло ему жизнь.
Ещё несколько шагов – и лес внезапно кончился. Перед ним возносилась вверх Арка Сигирри. Скала была древней, и изъеденной ветром, водой и ветрами. Она поднималась почти вертикально из перепревших листьев, скользкая и чёрная, покрытая плесенью, мхом и грибами. Тьма сгустилась у подножия – густая, почти осязаемая, и Конану показалось, словно на землю спустились сумерки.
Конан протянул руку и коснулся скалы: порода была влажной. Известняковые густые капли непрерывно текли с неё – сверху вниз.
Только природное чутьё и сверхъестественная реакция спасли киммерийца от неминуемой гибели. Тень мелькнула за его спиной, и он, рывком отскочив в сторону. Лезвие выщербленного, ржавого клинка пропахало в крошащемся теле скалы глубокую борозду. Варвара на миг объял сверхъестественный ужас: то, что стояло перед ним, явно не имело отношения к миру живых.
Страшное чудовище - словно изможденное белое тело гиборийца, чудовищный оскал, горящие в темноте глаза. В ладони монстра был зажат ятаган. Его тело казалось зыбкой тенью в том сумраке, который отбрасывало тело горы, но глаза сияли, они словно пульсировали, разгораясь гипнотическим светом.
Конан угрюмо мотнул головой, стряхивая наваждение. Некогда он уже имел дело с подобным искусством. Наверняка, пуская в ход своё святотатственное искусство, демон выманивал из деревни беспомощных перед древним ужасом чернокожих. Наверняка так же он выманил и Айо. Но чары, легко опутывающие суеверных чернокожих, для северянина из суровых, простых краёв лишь слегка ощутимы. Он родился на земле, где чернокнижников и колдунов не боялись, но уничтожали; и даже богам предпочитали не приносить жертв.
Очевидно, некогда демон был человеком. Но время не пощадило его: его тело наполовину усохло, подобно мумии, а наполовину разложилось. Редкие пучки волос торчали на лысой голове. Пергаментная, тонкая кожа обтянула череп. А зубы, напротив, выросли, как у мертвеца, превратившись в кривые клыки.
Какое-то время порождение зла молча смотрело на него. А затем, убедившись, что его чары не действуют, ринулось вперёд.
Конан поднял клинок, и от удара нечеловеческой силы сталь застонала, словно живая, и из неё посыпались искры. Изъеденная временем сталь ятаган не выдержала, и оружие демона с треском сломалось. Осколок вонзился в мох.
Оставшись без оружия, демон прыгнул прямо на киммерийца. Оживший мертвец был неописуемо ловок и быстр. Жёлтые клыки щёлкнули у самого горла смельчака, осмелившегося бросить вызов проклятым силам этого места. Тонкие руки монстра, покрытые синюшными пятнами разложения, с неожиданной силой сжали варвара в своих объятиях.
Поднатужившись, Конан оторвал чудовище от себя. Перехватив одной рукой его горло, он с силой приложил живой труп об выступающий камень скалы. Послышался противный треск, словно череп раскололся об камень. Огонь в глазах демона Конан начал угасать. Варвар с силой вогнал клинок в впалый живот противника. И резко рванул вверх, вскрывая его, словно на скотобойне. Грудина сухо хрустнула и сломалась.
Глаза мертвеца в последний раз полыхнули и погасли. Противоестественная жизнь, теплившаяся в этом подобие человека, покинула это тело. Демон он был или человек, но тело его не выдержало тяжести стального клинка. Искромсанное стигийской сталью, оно рухнуло к ногам киммерийца. Для верности Конан наступил на череп недавнего противника, превращая его в крошево. Больше он не сможет подняться.
Переведя дух, Конан бросил взгляд на массивную балюстраду. Наблюдал кто-то за схваткой или нет - наверху не отметилось ни малейшего шевеления. Айо не было здесь. Как там говорил Бас-ар? Ишау похищает девушек для владык скалы? Пора было начинать путь наверх.

***

Добавлено через 13 секунд
***
Конан вернулся к оставленной на время схватки дороге. Каменные плиты едва угадывались под слоем мха. Тропа оборвалась перед крутой лестницей, вырубленной прямо в скале и местами доложенной из кирпича. Сырцовый кирпич большей частью обвалился, и сейчас этот путь казался простейшим путём в ад. Прикрывая глаза от яркого солнца, Конан, посмотрел на вершину. Дорога впивалась в скалу, словно когти кешанской птицы Рухх.
Но выхода не оставалось. Спрятав меч в ножны, он начал свой путь наверх.
С течением времени ступеньки практически стёрлись. Хорошо, хоть солнце было скрыто за телом скалы, иначе бы Конан непременно сорвался. Цепляясь окровавленными пальцами за выступы породы, осторожно переставляя ноги, он медленно пробирался к цели своего путешествия.
Лестница плавно вилась по крутому склону, ломаясь на поворотах и изредка ныряя в тело скалы. И тогда внутри, в уютных пещерках, поддерживаемых каменными галереями, она стремительно взмывала вверх. А затем вновь выходила на поверхность. Отделённая отделённая от сотнефутового обрыва лишь невысоким каменным парапетом, тропа взбиралась по рыжеватому телу скалы всё выше и выше.
И Конан пробирался по ней.
Его усилия увенчались успехом. Путь его был закончен. Тропа превратилась в широкую террасу. А затем стремительным рывком вырвалась вверх, через пасть гигантского льва, изваянную в скале, к слепящему южному солнцу.
***
Дворец-укрепление был вырублен прямо в скале. Долгие годы правил вероломный Айягхири, в своей райской обители, среди земных соблазнов. А затем поплатился за своё предательство кровью. Говорили, что когда брат атаковал утёс, как горный лев, он взбежал по ступенькам вверх, раскидывая воинов, и никто не мог противостоять ему. С тех утёс так и звали - Сигирри, или «Львиная скала».
На деле же, история названия была более прозаичной: на вершине скалы стояло множество статуй львов. Львы с человеческими головами, крылатые львы, просто львы - могучие, величественные, опасные. Даже вход на скалу вёл через огромную, вырубленную из камня пасть льва.
Конан был здесь чужаком и не знал всех преданий этих земель. Сами гвараты забыли многое из них. Но история земли Сахель поистине была памятна многими деяниями…
…В незапамятные времена пришли сюда предки современных стигийцев. Обогнув с севера горы Талакмы, перевалив через горы Кушафа и Друджистана, они первыми вышли к этим плодородным землям, и заложили на них свои города.
Так на восточных берегах реки Стикс возникло новое царство – Кутшем. Правители его звали себя сингалами – «племенем львов». Широко раскинулся богатая страна. От зелёных холмов нынешнего Шема, через пустыни до горного хребта Ильбарс и до жарких лесов Зембабве.
А столица его была здесь, на Арке Сигирри. Роскошный дворец возвел на скале царь Айягхири. По грандиозности он не уступал пирамидам Луксура. Святилища и храмы, бассейны и фонтаны заложили его зодчие. А в центре скалы был возведён царский дворец. В нём жили невольницы и жёны монарха, евнухи и стража, советники и вельможи. Все здания комплекса были связаны между собой – крытыми переходами, подземными туннелями, словно город на скале представлял собой огромный единый дом.
Двенадцать лет царь прожил на скале, ни сходя с неё ни на час. С грозной вершины Сигирри управлял он страной. Двенадцать лет провёл он в оргиях и пирах, увеселениях и забавах.

[Пелиас Кофийский]

Но и этого показалось мало Айягхири. Задумал он невиданное дело – возвести благоухающие сады на самой верхушке скалы. Со всей империи сгоняли рабов, в горах Друджистана выпиливали плиты лучшего белого мрамора. Брели с низовьев Стикса караваны повозок с грузом речного ила, из Шема и Зембабве везли семена редких трав и кустов. Саженцы деревьев прибывали в дар от удельных князей юга и востока.
И волшебная сказка стала явью.
Экзотические растения из далёких стран расцвели на вершине некогда голой скалы. Роскошные сады раскинулись между портиками и колоннадами. В них прелестные невольницы утешали усталых воинов и ясных вельмож.
Колонны дворца были обшиты золотом, а крыша – серебром; стены укрывали пурпурные гобелены. Полы были сделаны из плит прозрачного кварца; пластинками из золота и ляпис-лазури были выложены на ней узоры. Стена, сложенная из мрамора и базальта, опоясала вершину скалы по всей ширине. Её охраняли свирепые стражи.
Но неумолимое время превратило роскошный дворец в развалины. Истлели гобелены и драгоценные покрывала, а спустя десятилетия безжалостный ход времени расправился и с деревянными перекрытиями и отделкой из драгоценных пород дерева. Более пятисот лет дворец стоял в безлюдии и запустении.
Вырос рядом с ним новый город – шемитская колония Шашпундари. А позднее и он пришёл в запустение. Прошли века, и само имя сингалов, повелителей этой земли, изгладилось из памяти людей.
Золото и драгоценные камни – пунцовеющие лалы, мерцающие бериллы, искрящиеся хризопразы, сияющие лунные камни, переливающиеся опалы – валялись среди обломков. И не единожды на вершину Сигирри, что стала зваться Могилой Аягири, наведывались грабители, охочие до сокровищ. Но ни один их не вернулся назад.
Развалины облюбовало зло.
***
Конан слышал отголоски легенд о Сигирри. После рассказа Бас-ара он вспомнил сказки о братьях, из уст в уста передающиеся у костров зуагиров. Вспомнил сказки о вероломном царе, бытующие среди племён Куша.
Взобравшись на скалу, он ожидал увидеть руны, изъеденные временем и обращенные в прах. А потому был поражён. Нырнув под арку в виде громадной головы льва, он оказался в стане сновидений.
Солнце сияло высоко в небе, озаряя сады невообразимой красоты. Финиковые пальмы шумели листьями на ветру. Тамаринды, смоковницы, друджистанские кедры, вендийские баньяны – казалось, он очутился в сказочной стране, где росли все деревья мира. Многие из них достигали громадных размеров. Не хватало лишь мрачных киммерийских елей.
А над головами зелёных исполинов высился дворец. Сложенный из порфира и гранита, и облицованный серебром и бронзой, он блестел на солнце. Но и это было ещё не всё. Дворец окружали великолепные сады с фонтанами, ручьями и прудами, среди которых виднелись небольшие искусственные островки. На этих островках красовались чудесные восточные павильоны, сработанные из золочёного дерева и инкрустированные слоновой костью.
Отовсюду доносился женский смех. К бассейнам вели скаты, выложенные полированным мрамором. И на бордюрах сидели нагие девушки, а прочие – купались в озере. Они были обнажёнными и желанными, словно дивные видения туранского рая.
Казалось, воздух заполняли ароматы цветов и тихое журчание ручьёв. Вода, поднимающаяся изнутри скалы, текла по особым скатам и желобам, орошая этот невиданный рукотворный рай.
Повсюду благоухали неведомые киммерийцу цветы. Их огромные розовые бутоны покачивались в прохладном воздухе. И отовсюду лился нежный женский смех, словно перезвон серебряных колокольчиков.
— О, Эрлик и Сет! — в сердцах, потрясёно выругался он.
Конан мог бы поклясться, что ему сниться чудный сон. Неужели он попал в волшебную страну сновидений, о которой рассказывали мудрецы из Ксутала? Ничем иначе нельзя было объяснить это сказочное видение там, где вместо него должны были быть лишь руины и тождество запустения.
Варвар так и стоял, словно громом поражённый, когда к нему подошла девушка.
Кроме изящной золотой заколки в волосах, на незнакомке не было ничего. Её прекрасное юное тело словно светилось в пахучем сумраке волшебного сада. Золотистые полусферы её груди трепетали, когда она вдыхала пряные ароматы, голубые глаза блистали волшебным светом. Тонкая талия переходила в бёдра и ноги удивительной красоты. Она казалась живым изваянием богини.
Конан ничуть не удивился её приходу. Только прекраснейшие из богинь могли обитать в этом царстве красоты. Впрочем, девушка казалась вполне материальной. Её нагое тело пробудило в нём отнюдь не самые невинные желания. Кровь на мгновение забурлила в киммерийце. Девушка же смотрела на Конана с невинным детским любопытством.
Внезапно она заговорила на языке, певучем и странном, неуловимо искажённом, и всё же знакомом – киммериец трудом узнал в нём диалект Стигии.
— Что ты делаешь, о незнакомец, в чудесных садах Сигирри? Неужто не знаешь, что сюда запрещено подниматься простым смертным? Или это царь Небсет послал тебя?
Волосы встали у киммерийца на голове дыбом. Царь Небсет был мёртв уже двенадцать столетий. Лишь страшные песни пели о нём у зуагирских шатров. Он прославился тем, что насадил на пики головы одновременно сорока вождей.
— Вовсе нет, — ответил Конан. — Я пришёл из города Шашпундари, чтобы найти девушку по имени Айо. Меня зовут Конан, и родом я из Киммерии.
Лёгкая тень омрачила лицо видения из сна. Склонив голову, она лукаво посмотрела на него взглядом своих волшебных глаз.
— Скажи мне, нравлюсь ли я тебе, Конан из Киммерии?
— Во имя всех богов! — воскликнул искатель приключений. — Ты прекраснее гурий из сералей Турана! Кожа твоя бела, и ты подобна стигийской принцессе.
— Туран? — нахмурилась она. — Что это такое?
— О Кром, — удивлённо пробормотал Конан. — Сахель, конечно, жуткая дыра, но даже ты должна была слышать о Туране – о величайшей империи к востоку, на побережье моря Вилайет.

Добавлено через 13 секунд
Она лишь покачала головой.
— Не ведаю, о чём ты говоришь. От великой реки Нилус и до вод Большого Озера тянуться лишь пески, заселённые дикарями, что грабят караваны. Те же названия, что ты упомянул, мне неведомы.
Конан потрясённо уставился на неё.
— Но кто ты такая?
— Я цветок, что расцветает лишь для того, что царь сорвал его, — грустно улыбнулась она. — А мою подругу зовут Абалия, — представила она чернокожую девушку. — Все мы – жёны Айягхири. И всегда должны быть готовы утешить сердце его.
Негритянка, с небольшой грудью и полными губами, сидящая рядом на парапете, смущённо потупила взор. Из одежды на ней были лишь украшения. Только сейчас Конан обратил внимание: красавицы гуляли парами – одна светлая, другая темнокожая.
Незнакомка заметила его взгляд.
— Так повелел царь. Тьма и свет едины, и мы восходим на его ложе парами.
— О, Немайн и Ллир…
Неожиданно девушка прильнула к нему, полная страстного и жаркого желания. Её губы, мягкие и жгучие, коснулись его губ. Всё её тело трепетало.
— Зачем тебе другая, о воин из неведомых мне стран? Скажи, разве моё тело не горячо, разве уста мои не сладки, разве ноги мои не дрожат от нежной истомы?
Её волосы щекотали ему щеку. Облако ароматов, тонких и пряных, дразнило его обоняние. И, поддавшись порыву, варвар стиснул деву в объятиях.
— Ты подобна цветку, распустившему в безотрадной пустыне, — хрипло сказал он. — От твоих касаний у меня кровь закипает в жилах.
Её глаза сверкнули.
— Так оставайся же со мной! Подари мне одну ночь, о прекраснейший из воителей! Позволь мне стать твоей! Безраздельно и без остатка.
Конан сжал её в объятиях. Он покрыл жаркими поцелуями её груди, шею и лицо. Смял ладонями юные прелести южанки.
— А как же царь? — пробормотал он
Тень снова набежала на лицо ослепительной гурии.
— У царя много жён, — сказала она. — А я юна, так юна и моё тело жаждет ласки! Возьми меня, Конан из Киммерии, овладей мною прямо на мраморных плитах! Здесь никого нет, лишь Сефендес изредка приводит новых наложниц…
— Кто такой Сефендес? — пробормотал северянин словно в забытьи.
Девушка вздрогнула в его руках.
— О, он ужасный человек. Он пытался ограбить нашего господина, и мёртв уже несколько столетий. Но он всё ещё выполняет поручения господина, ибо такова была воля Его. Наш повелитель – великий колдун, и духи из Иных Королевств, и тени мёртвых служат ему.
Конан затем с сожалением разжал объятья.
— Я не могу, — сумрачно сказал он. — Я ищу деву, которую похитил демон.
Незнакомка горестно вздохнула и снова прильнула к его груди.
— Видимо, красота её велика, раз ты смог противостоять зову плоти, Конан из Киммерии, — негромко сказала она. — Что ж, да пребудут с тобою боги! Полагаю, я знаю, о ком ты говоришь.
— Во имя всех дьяволов! И где же она?
— Сефендес привёл её вчера, когда ветер шептался с кронами деревьев, и луна была подобна серебряной монете. Он отвёл её прямиков во дворец, ибо сам Господин поделал увидеть её.
Варвар бросило невольный взгляд на дворец.
— Во имя Крома! Она ещё жива?
Южанка с сожалением покачала головой.
— Это мне неведомо. Ни я, ни мои подружки не ступаем на плиты дворца без разрешения владыки. Гнев повелителя подобен урагану.
— А почему — почему, — поинтересовался варвар, — чужеземцам возбранено подниматься в волшебный дворец?

Добавлено через 18 секунд
Словно лёгкая тень проскользнула по беспечальному лику девушки.
— Так повелел царь, — грустно сказала она. — Ибо каждое мгновение он опасается нападения своего брата. Злость ведёт его, и его чёрное сердце исполнено страшных помыслов.
Она опустила свои дивные мягкие ресницы.
— К дворцу запрещено подходить... Мы ждём, пока наш хозяин сам позовёт нас...
— Тами! — позвали её из глубины сада.
— Иду, иду! — откликнулась она. — Прощай, таинственный незнакомец... В моём мире не было людей, подобных тебе. Должно быть, я давно живу на скале... Я никогда не слышала о такой стране, как Киммерия, Стигия или Туран. Я знаю, далеко на севере живут светловолосые дикари, свирепые и могучие, но никогда я не встречала никого, кто был бы подобен тебе. Ты дик и свиреп, подобно урагану, и полон пламени, словно земные недра. Когда я смотрю на тебя, мне кажется – ты из другого мира. Мира, жестокого и дикого, где полно людей, подобных тебе. Так странно… словно всё течёт в волшебном сне... Но это ведь просто наваждение, не правда ли? — рассмеялась она, подобно лёгкому перезвону кхитайских колокольчиков. — Меня зовут, пора купаться, играть в тань-го и развлекаться. А ты заходи, чужеземец, мои подружки примут тебя с охотой. Но сейчас, я вижу тень другого стремления в твоих глазах...
Конан со вздохом наклонил голову.
— Ты права. Я должен идти. Прощай, прекрасная незнакомка...
— Так мы ведь уже знакомы, — рассмеялась она, словно рассыпав по мраморному полу полный кошель серебряных монет. — Меня зовут Тами, Тами – запомни...
— Я запомню, — негромко прошептал он.
Девушка, лаская, провела по его груди ладонью.
— Но ты силён, ты будто черногривый лев, и я верю, ты сможешь спасти свою возлюбленную. Пусть же объятия её заменят тебе мои, и лоно её будет столь сладким для тебя, как и моё, о отважный воин!
Южанка рассмеялась, и её смех был словно серебряная песня, что исполняют литавры - столько в нём было веселья и искристого торжества. Она легонько толкнула его в грудь.
— Иди же!
Конан зарычал, охваченный безумием внезапного желания. Наконец, он коротко рыкнул, словно хищный зверь, настигающий добычу, и сделал шаг назад.
— Я вернусь, — пообещал он. — Вернусь и заберу тебя с собой.
Она смотрела на него, и её глаза были – словно тёмные луны.
— Я верю, верю, — прошептала она, — что твоей силы хватит на то, чтобы сразиться с самим Айягхири. Но даже если ты не вернёшься, о Конан – я запомню тебя.
Она отступила назад. Перебросила свои тёмные волосы через плечо – густые, подобные водам полночной реки. Помахала ему рукой и побежала к беседкам. Серебристая фигурка в последний раз мелькнула между деревьев сада и пропала. Издалека донёсся её задорный смех.
Конан потряс головой, словно выпутываясь из тенет сна. Что это было? Реальность или фантазия? Ирреальным казалось всё вокруг. Цветы источали приторный, эйфорический аромат.

Добавлено через 20 секунд
Девушки брызгали друг на друга водой и смеялись. Они плескались в бассейнах и танцевали в тени пальм. Гибкие тела клонились, подобно тростинкам. Их прелести манили, тихая мелодия словно звала прилечь, отдохнуть. Конан едва сдержал проклятие. Что-то было не так со скалой Сигирри. Он словно очутился в наркотическом сне. Он бросил пылающий взгляд на пилоны дворца. Так или иначе, он должен спасти Айо. А затем вернуться за Тами.
Конан осторожно ступал среди зачарованного сада. Но нигде не было видно ни солдат, ни евнухов, ни стражи. Неужто красавица из сновидения сказала правду, и здесь не было никого, кроме Сефендеса, которого он прикончил у основания скалы.
Конан внезапно воспрянул духом. Если этот удивительный сераль не охраняется стражей, ему удастся выкрасть Айо без безо всякого труда. Он понятия не имел, что здесь твориться и не имел особого желания выяснять. Он должен был вызволить девушку, которая доверила ему свою жизнь.
***
Дворец был пустым и безлюдным. Ноги Конан утопали в густых коврах; массивные масляные лампы трещали и освещали коридоры. Варвару показалось, словно он один в этом титаническом сооружении, где по стенам метались отброшенные им тени. Он поднялся по инкрустированной золотом галерее; прошёл через анфилады пышно убранных комнат – но нигде не увидел признаков присутствия человека. В огромном здании царила тишина. Оно казалось мёртвым.

... продолжение следует

[Vlad lev]

Приветствую Ваше возвращение к творчеству. Желаю удачи!

[Пелиас Кофийский]

балгодарю

[Зогар Саг]

Пелиас, кстати. Показал я тут одному человеку- тоже небесталанному кстати- твою "Джейн". Вот что он написал в ответ:

Цитата: Начал. Волшебно. Такой талантище пропадает!

И вот я тебе то же самое говорю.
Пелиас- не зарывай талант в землю!

[Vlad lev]

Талант очевиден, а подлинный талант, как известно, не пропадёт.

[Пелиас Кофийский]

как дочитает, скажеш мне его мнение))))))
я не пропадаю, я просто меняю сферу деятельности хД

[Зогар Саг]

Цитата: Автор: Пелиас Кофийский я просто меняю сферу деятельности хД

Вот и зря