Конкурс - Из Старой Страны…

[Lex Z]

Из Старой Страны…

До сих пор я просыпаюсь в холодном поту, вновь и вновь переживая тот давний кошмар. Пусть между мной и тем проклятым местом сейчас весь континент, пусть прошло уже немало лет, но и по сей день я страшусь того, что ужас, притаившийся в дебрях Верхнего Мичигана, однажды покинет свое сырое пристанище, чтобы явиться ко мне.
Я знаю, что это случится. Боюсь этого и жду.
Меня зовут Онни Полетти. Имя мне дали в честь прапрадеда, переехавшего в Америку в 1882 году, став одним из тех финнов, что уже третье столетие проживают в городках и на уединенных фермах Верхнего Мичигана. Моя мать покинула те унылые края молоденькой девушкой, поступив в университет в Детройте, где вышла замуж за своего однокурсника Стивена Полетти, италоамериканца. Закончив учебу, родители переехали в Чикаго, где впоследствии родился я. Насколько мне известно, с тех пор мама ни разу не навещала родню в Верхнем Мичигане и вообще не любила вспоминать о детских годах. По редким обмолвкам я понял, что там случилось нечто, очень неприятное для матери, но что именно — не знал даже отец. Эту тайну Мэрьятта Полетти унесла с собой в могилу, скончавшись от полиомиелита.
Меня же, как и отца, совершенно не интересовала финская родня матери. Не было мне дела и до Мичигана — до тех пор, пока в юридическую контору, где я работал, не обратился клиент из небольшого городка Нью-Муони, на северном берегу Верхнего Полуострова. Это известие пробудило у меня детские воспоминания — именно этот город упоминала мать в скудных рассказах о детских годах, именно на ферме в окрестностях Нью-Муони она родилась. Об этом я имел глупость обмолвиться в присутствии хозяина фирмы, Роберта Спенсера.
— Просто отлично,— обрадовался он,— я как раз думал, кого туда отправить. А раз тебе эти места знакомы…
— Да я там в жизни не был,— пробовал возразить я.
— Это неважно, — отмахнулся Спенсер,— поезжай.
Спорить с шефом я не стал — мне и самому вдруг стало интересно посмотреть на родину матери. Уже через два дня я сидел за рулем своего «Бентли» направляясь на северо-восток — через Детройт, к Великим Озерам.
Проведя всю жизнь в большом городе, я словно попал в иной мир, пересекая мост Макино и очутившись на Верхнем Полуострове. С каждой новой милей окружающий пейзаж становился все более диким и безлюдным. Редкие деревушки проносились мимо прежде, чем я успевал их разглядеть, сменяясь по-осеннему промозглыми лесами, покрывавшими невысокие холмы. Дорогу то и дело пересекали небольшие речки. Время от времени среди деревьев мелькали следы человеческой деятельности — полурассыпающиеся дома, заросшие поля, заброшенные шахты. Все это было агонией некогда процветавшей "Медной страны", ныне — чуть ли не самого депрессивного региона в стране. Некоторые уезжали в иные штаты, другие цеплялись за доставшуюся им землю с упорством, отличавшим их еще в родной Суоми. Закосневшие, не желавшие и не умевшие поспевать за стремительно менявшимся миром, здешние жители варились в собственном соку, замыкаясь, будто в скорлупе от остальной Америки.
Уже темнело, когда впереди мелькнул покосившийся указатель с обозначением населенного пункта. Разросшиеся кусты заслоняли его и я не мог увидеть, надпись даже в свете фар. Мне пришлось свернуть с дороги и выйти, чтобы посмотреть самому.
Надпись гласила "Нью-Похъянмаа". По карте это был последний поселок перед конечным пунктом моего путешествия. От указателя отходила проселочная дорога – если верить навигатору, проезжая через поселок можно изрядно срезать путь. Развернувшись к машине, я бросил случайный взгляд вверх – и замер в восхищении.
Прекрасное и пугающее зрелище открылось моим глазам — в вечернем небе мерцали блики мертвенно-бледного света, переливавшегося синими, зелеными, желтыми огнями. Я слышал от матери, что на берегах Верхнего порой можно увидеть северное сияние. Она тогда обмолвилась, что это считается здесь каким-то предзнаменованием, но чего именно — так и не сказала. Все же при виде переливавшихся в небе огней я невольно вспомнил слова матери. Передернув плечами, я сел в машину и повернул ключ зажигания, сворачивая на темную дорогу.
Уже на первой миле я засомневался в том, что решение срезать путь было верным. Дорога становилась все уже, деревья, обступающие ее со всех сторон, сплетались вверху корявыми сучьями. По бокам время от времени мелькали очередные развалины, добавлявшие еще больше уныния в и без того невеселый пейзаж. Я увеличивал скорость, надеясь быстрее выбраться к цивилизованным местам.
Девчонка появилась неожиданно. В свете фар вдруг появилась тонкая фигурка в потрепанной джинсовой курточке, оказавшись прямо перед машиной. Я ударил по тормозам, но было поздно: глухой удар и девчонка жалко всплеснув руками, отлетела в кусты. Я выскочил из машины, только и успев выхватить из бардачка аптечку и фонарь. Руки дрожали, в голове молотом стучало: убийца, убийца, убийца…
Оказалось, нет — лежащая в кустах жертва аварии, молоденькая девушка лет шестнадцати — слабо шевелилась, не приходя в сознание. Я быстро ощупал ее с ног до головы, расстегнул на груди куртку и клетчатую рубаху, посветил. Средь густых волос на макушке виднелась громадная шишка, но более серьезных повреждений вроде не было.
Девчонка что-то пробормотала и открыла глаза.
— С вами все в порядке, мисс?— встревоженно произнес я.
Она слабо кивнула, молча глядя на меня и, похоже, находясь в шоке.
— Пойдемте, я вас доведу до машины?— предложил я,— вы можете идти?
— Кажется,— неуверенно произнесла она, шаря руками по земле и пытаясь опереться. Я подхватил ее под руку и помог встать на ноги, оперевшись на меня. Тонкие пальцы вцепились в мою руку с неожиданной силой. Прихрамывая — видимо при падении она повредила ногу – она дошла до машины и, слегка вскрикнув от боли, уселась на переднее сиденье. Сам я тоже сел за руль.
Девушка молча смотрела на меня и я невольно загляделся в ответ, заинтригованный ее необычной внешностью. В Чикаго я насмотрелся на людей, казалось всех народов и рас, но такой типаж я встречал впервые. Высокие скулы наводили на мысль о примеси азиатской крови, но русые волосы, серые глаза и вздернутый аккуратный носик отвергали это предположение. Тонкие руки с длинными изящными пальцами сложены на коленях, выпачканных грязью и кровью. При виде бурых пятен на джинсах я почувствовал угрызения совести.
— Давай посмотрим, что у тебя с ногой, — произнес я, доставая аптечку.
Я ожидал, что девушку насторожит моя просьба — как никак ей предлагает снять штаны в безлюдном месте незнакомый мужчина, только что сбивший ее своей машиной. Однако, к моему, удивлению девушка кивнула и начала расстегивать джинсы.
— Давай я помогу,— торопливо сказал я и тут же прикусил себе язык: не хватало еще перепугать девчонку! Однако она лишь кивнула в ответ. Закусив губу от боли, она смотрела на меня, пока я стаскивал штанину с опухшего колена. Вот, наконец, джинсы поддались, и я спустил их по длинным ногам.
— Черт!— я стыдливо отвернулся, выругавшись про себя. Для такой глуши девушка была весьма свободных нравов — трусиков под джинсами не было.
— Хоть сейчас глаза не прячь, — послышался короткий смешок,— хватит и того, что не смотрел на дорогу.
Я поднял голову — девчонка насмешливо щурилась, от чего стала совсем похожа на азиатку. Похоже, она быстрее пришла в себя, чем я думал. Я буркнул что-то в ответ и занялся раной: продезинфицировал ее, затем начал накладывать бинт. Похоже, тут был только сильный ушиб, без вывиха или перелома. Сосредоточится на роли эскулапа у меня получалось плохо: нет-нет, мои глаза норовили подняться вверх — туда, где соединялись стройные голые ножки. У меня полгода не было подружки и вид обнаженной девичьей плоти заставлял бурлить итальянскую часть моей крови. В паху потяжелело, я чувствовал, как мое лицо заливает краской.
— Ну-ка, попробуй пошевели ногой,— сказал я, наложив наконец повязку.
Девчонка, не сводя с меня загадочных раскосых глаз, повиновалась, томно вытягивая ногу вверх и вперед. Я невольно проследил глазами за мелькавшей передо мной точенной маленькой ступней с аккуратными пальчиками, потом опомнился – «жертва аварии» глядела уже с открытой насмешкой.
— Все в порядке,— небрежно сказала она,— так ты подбросишь меня?
Я кивнул, садясь за руль и пытаясь сосредоточиться на темной дороге передо мной. Это было нелегко— перед глазами все еще стояла изящная девичья ножка и мысли мои были далеки от праведных. Черт, надо держать себя в руках.
— Как все-таки тебя зовут? — спросил я, чтобы не молчать.
— Одзе — клятая девчонка вновь осклабилась,— Одзе Ловинен.
Имя мне показалось непохожим на финское, зато фамилия была знакома — именно такой была девичья фамилия у матери. В этом, впрочем, не было ничего удивительного — Марьятта как-то обмолвилась, что их семейство давно расселилось по окрестностям Нью-Муони и такую фамилию уже носит с пару десятков семей на здешних фермах. И все же услышанное встревожило некие струны в моей душе – историческая родина оказалась ближе, чем я думал.
— И что вы делали в этой глуши так поздно, мисс Ловинен?— я попытался придать своему голосу как можно больше непринужденной иронии
— Парень у меня живет на ферме с родителями, в пяти милях к югу,— охотно стала рассказывать девчонка,— его старики уехали через мост и он пригласил меня на ночь. Кто же знал, что эту старую перечницу, мать Тома одолеет приступ мигрени и она вернется обратно с мужем? Меня его старики не любят — они ирландцы старой закалки, финнов на дух не переносят. Пришлось уходить пешком — хорошо еще, что места эти я знаю, мы сюда часто на пикники выбираемся.
— Ясно,— кивнул я,— а живешь ты в Нью-Похьянмаа?
— Конечно нет, — рассмеялась девчонка, — в нем уже лет тридцать не живет никто, вымерший поселок. Я из Нью-Муони.
— Далеко еще?— спросил я, кинув беглый взгляд на навигатор. Как назло, что-то засбоило в аппаратуре — экран был черен и тускл.
— Прилично,— кивнула девчонка,— я, наверное, у деда остановлюсь. Это по пути в Нью-Муони, высадишь меня?
Я вяло кивнул, думая о своем. Достал сотовый, чтобы позвонить клиенту, но тут выяснилось, что и телефон совсем разрядился. Это, впрочем, меня не сильно обеспокоило — клиент ждал меня только завтра, а до этого я надеялся найти подзарядку.
Минут через пятнадцать мы въехали в Нью-Похъянмаа – угрюмое, брошенное всеми селение. В темных дырах окон — ни единого огонька. Поселение выглядело совершенно покинутым — полуразвалившиеся строения, выбитые стекла, стены, поросшие мхом и ползучими растениями. Казалось, что более века прошло с тех пор, как по этим захламленным улицам ступала нога человека. Покинутое селение создавало гнетущее впечатление, словно вобрав в себя весь упадок и разложение Верхнего Мичигана. Черными глазницами пялились выбитые окна и истлевшие доски торчали вверх будто изглоданные кости. Внезапно мне показалось, что я еду по огромному кладбищу.
Сидевшую рядом девушку, похоже, совсем не трогала эта мрачная, но, по всей видимости, давно знакомая ей картина. Ее сейчас волновало нечто другое— уже минут двадцать она беспокойно ерзала на сиденье, нетерпеливо поглядывая в окно.
— Что с тобой?— спросил я.
— А ты не догадываешься?— язвительно сказала она,— пока ты меня там раздевал, я себе все придатки застудила. Останови машину.
— Здесь?— я поморщился,— может, потерпишь?
— Нет! Останови, я быстро!
Я неохотно остановил машину на перекрестке темных улочек. Одзе, хлопнув дверью, пулей вылетела из кабины, устремившись к черному провалу входа в ближайший дом. Я вышел на улицы и, прислонившись к оконному стеклу, прикурил. Еще раз я мысленно прикинул план действий на ближайшее время: добраться до Нью-Муони, поставить в известие клиента о моем приезде, найти— с его помощью или без – какой-нибудь отель, а наутро приступить к делу. Хотелось верить, что много времени это у меня не займет — чем дальше, тем меньше мне нравилась родина предков.
Тут мне пришло в голову, что Одзе уж слишком задерживается. Я еще раз посмотрел на дом, куда она пошла — ни малейшего движения.
— Эй,— я негромко позвал ее,— эй, где ты?
Ответом мне было лишь насмешливое уханье совы, доносящееся из леса. Девчонки нигде не было и мне стало не по себе при мысли, что я остался один в этой глуши.
— Дурацкая шутка!— сердито крикнул я, стараясь сохранить своему голосу уверенности,— и она слишком затянулась! Выходи и поехали!
С таким же успехом я мог кричать Луне, медленно встававшей в ночном небе. Раздраженно пожав плечами, я сел в машину и завел мотор.
— Похоже, тебе давно никто как следует, не надирал задницу,— буркнул я в окно, все еще надеясь, что девчонка не захочет оставаться одна в заброшенном селении, но уже готовый уехать без нее.
— Эй!— крикнул я еще для очистки совести,— хватит валять дурака! Садись в машину!
В одном из проулков скользнула какая-то тень, на минутку упавшая на выщербленную стену. В этот момент я до упора нажал на педаль газа и, рискуя врезаться в одно из полуразвалившихся строений, дал полный задний ход, выезжая на трассу. Словно безумный я гнал по раздолбанной дороге, почти не разбирая пути, по спине стекал холодный пот. Тщетно я пытался привести мысли в порядок — при малейшей попытке вспомнить меня охватывал иррациональный страх. В памяти всплывали обрывочные картинки-воспоминания — о гротескной уродливой тени, выдвинувшейся из полуразваленного строения, передвигавшейся короткими, скачущими рывками. Только сейчас мне пришла в голову мысль, что девчонка пропала вовсе не «из вредности», а поселок мог быть не так уж и безлюден. Свет фар выхватывал тянувшиеся вдоль дороги деревья, в каждом из которых мне чудилось чудовище, машину то и дело заносило и сердце чуть не выскакивало из груди при мысли, что я могу застрять посреди чащи.
Неожиданно деревья расступились и передо мной открылась бескрайняя гладь озера, посеребренная светом луны. Под колесами заскрипел песок и я понял, что выехал на пляж. Здесь я рискнул остановится — от Нью-Похьянмаа меня отделяло уже несколько миль и нужно было решать как ехать дальше — бензина осталось не так уж много. Навигатор по-прежнему показывал какую-то невнятицу, отказываясь определять мое местонахождение. Оставив бесплодные попытки, я зажег сигарету и закурил, выпуская дым в торопливо опущенное окно и пытаясь понять, куда я заехал в панике.
Из окна открывался умиротворяющий вид— Луна ярко освещала и озеро и окрестности, не высвечивая ничего пугающего. Я даже устыдился своего недавнего малодушия, казавшемуся мне теперь лишь следствием разболтавшихся нервов. Мелькнула даже мысль вернуться и поискать девчонку, но я отогнал ее – возвращаться в заброшенный поселок у меня не было ни малейшего желания. «В конце концов, я ее звал,— убеждал я себя,— и это я, а не она здесь чужая».
Успокоив себя таким образом я еще раз осмотрел окрестности. Озеро не пустовало — на моих глазах его пересекло что-то темное, целеустремленно следовавшее к выступавшему милях в пяти к северу длинному мысу. Там мелькали огоньки, явно указывая на какой-то населенный пункт. Быстро сверившись с картой, я понял, что это мог быть только долгожданный Нью-Муони. Поколдовав с навигатором, я все же добился, что на экране появилась красная линия, соединившая мое местонахождение с городком. Повеселев, я выбросил окурок в окно и повернул ключ зажигания.
Однако радовался я преждевременно — эта дорога была еще более разбитой, чем та, что вела к Нью-Похьнмаа: то забираясь вглубь чащи, то подходя вплотную к водам озера. То и дело дорогу перерезали небольшие речки, которые приходилось переезжать вброд. Несколько раз колеса вязли в грязи, так что я не без труда продвигался вперед.
Дом открылся неожиданно — за следующим поворотом, словно раковина исполинского моллюска, выброшенная на берег волнами озера. Он напоминал экспонат музея, повествующего о буднях первопоселенцев здешних мест: сложенный из бревен, в прошлом, а то и в позапрошлом веке. Выглядело это строение покинутым – часть хозяйственных пристроек обвалилась, крыша местами осела, чуть не проваливаясь внутрь дома, от козырька над дверью остался дощатый остов. Стекла в маленьких, редких окошках, похоже, не мылись несколько лет. Недалеко от дома стоял гараж с прикрытыми дверями, но из окна машины не было видно, есть ли там хоть что-то.
Будь вокруг хоть немного светлее, а дорога – чуть менее грязной скорее всего я бы проехал мимо — после Нью-Похьянмаа здешние заброшенные строения не внушали мне доверия. Но проселочная дорога уходила дальше в лес, ехать через который ночью мне хотелось еще меньше. Кроме того, опять забарахлил навигатор.
«Может,— думал я, — там все-таки есть кто-нибудь, у кого я могу попроситься на ночлег или хотя бы узнать дорогу». Подбадривая себя такими мыслями, я остановился у дома и вышел наружу. Шум мотора без сомнения должен был разбудить хозяев — если бы они были. Однако дом оставался пустым и тихим.
— Эй!— громко крикнул я, стараясь шумом заглушить страх,— есть кто живой? Простите за столь поздний час, но я заблудился! Может вы поможете мне?
В ответ была тишина. Я бегло глянул на часы— надо же всего девять вечера. Не такое уж и позднее время — если в доме кто и жил, то уже наверняка бы как-то обозначил свое присутствие. Я прошел к парадному крыльцу, поднялся по ветхим деревянным ступенькам и осторожно постучал.
Уже почти уверенный, что дом давно заброшен, я едва удержался чтобы не заорать от страха, когда дверь вдруг бесшумно отворилась и на меня в упор уставились выцветшие старческие глаза. На открывшем мне дверь человеке была старая рубаха и рваные штаны из какой-то непонятной материи, чуть ли не из парусины, заправлявшиеся в большие рыбацкие сапоги. Голова была непокрытой, открывая блестящую, словно яйцо лысину.
Старик настороженно посмотрел на меня с явным вопросом в глазах.
— Ради бога извините,— спохватился я, — мне очень нужна ваша помощь. Не подскажите, как мне добраться до города, мистер…эээ…
— Матти,— прошамкал старик…
— А фамилия?
— Просто Матти,— старик улыбнулся краешком рта, обнажив трухлявые пеньки зубов,— меня все так зовут.
— Ну ок, Матти,— я попытался улыбнуться в ответ,— а я Онни Полетти. Так все же, как…
— До Нью-Муони двадцать миль,— прервал меня старик.
— Двадцать? — растерянно произнес я,— но карта, навигатор…
— Вы, наверное, смотрели по главной дороге,— дед снисходительно усмехнулся,— ее размыло полностью. Но через милю будет развилка, где до города можно доехать в объезд…
— Двадцать миль,— упавшим голосом повторил я.
— Если хотите, можете переночевать у меня,— неожиданно предложил старик.
— Правда?— я с надеждой посмотрел на него,— а я вас не обременю?
— Тут редко бывают гости,— вновь улыбнулся старик,— а я плохо сплю. Если вы не откажитесь пропустить со мной стаканчик.
— Нет, конечно, не откажусь,— торопливо закивал я. Сейчас мне бы и впрямь не помешал глоток спиртного — было изрядно свежо.
— Договорились,— кивнул старик,— ставьте машину в гараж, а я разожгу печку. Посидим немного, а потом я положу вас в комнате рядом с кухней.
Машину я загнал в хлипкий гараж, рядом с разбитой вконец машиной старика, после чего вошел в дом. Внутри он выглядел не лучше, чем снаружи — полусгнившие половицы, пятна плесени и грибок на стенах с обвалившейся штукатуркой. К тому же тут было темно – чем дальше я отходил от двери, тем больше сгущался мрак. С трудом нашарив выключатель, я щелкнул им — однако свет так и не зажегся. Достав зажигалку, я посветил вверх и понял причину — наверху болталось пустое гнездо, в котором поблескивали осколки стекла. Судя по всему, лампа была в свое время разбита и с тех пор хозяин так и не удосужился вставить новую.
— В доме нет электричества, мистер Полетти,— я вздрогнул, услышав голос из глубины дома, — идите сюда, тут светлее.
Я почти ощупью двинулся на звуки голоса, в темноте налетая на какую-то мебель, спотыкаясь и чертыхаясь на ходу. Ориентируясь на слабое свечение впереди и неразборчивое бормотание старика, я нащупал, наконец, ручку двери. Повернув ее, я ввалился в небольшую комнату или скорее кухню — судя по самодельному умывальнику, настенному шкафу и большому кухонному столу, занимавшему чуть ли не половину помещения. Здесь топилась и старая печь, похоже, помнившая еще первых поселенцев «Медной страны». Вдоль стены тянулась широкая лавка, судя по выцветшему одеялу и матрасу, служившая старику кроватью.
Сквозь оконное стекло— необычайно чистое для такого замызганного дома— лился лунный свет, более-менее освещавший помещение. По крайней мере, тут было светлей, чем в остальном доме.
— Проводка вся отсырела, мистер,— усмехнулся мне сидевший у окна старик. Лунный свет, падавший на его лицо, делал его похожим на скверно сделанную маску восточного божка. Впрочем, несмотря на высокие скулы и узкие глаза на азиата он не походил— такой же типаж, что и у Одзе. Рот Матти улыбался, приоткрывая пожелтевшие зубы, но глаза оставались серьезно-сосредоточенными
На столе стояла большая бутылка с «Джеком Дэниельсом», два стакана и тарелка с рыбой, плававшей в собственном соку. Старый Матти подтолкнул ее мне и я, преодолев брезгливость, ухватил ломтик рыбы и отправил в рот. На вкус было не так уж плохо – только сейчас я осознал насколько проголодался.
— Держи,— старик плеснул виски в стаканы и подтолкнул один мне. Я храбро осушил стакан и тут же закашлялся — едкая, противная жидкость ударила в небо, на глазах выступили слезы. Это было что угодно — только не виски. В этом темном пойле было, наверное, градусов под семьдесят.
— Сам делал,— гордо сказал старик, опрокидывая свой стакан.
Отдышавшись, я жадно набросился на рыбу.
— Давно живете без электричества?— спросил я.
— Давно, — равнодушно протянул старик,— не помню уже сколько.
— Так что же не сделаете?— спросил я,— как же можно так жить? А зимой?
— Печка же есть,— равнодушно протянул старик.
Он вновь наполнил стакан и вопросительно глянул на меня. Я помотал головой.
— Нет-нет, больше не надо.
Старик пожал плечами, выпивая свое пойло, словно воду. Я посмотрел в окно— до самого горизонта простиралась спокойная озерная гладь. От дома в нее отходил разваливающийся причал, к которому жалась утлая лодочка.
— Ваша?— я обернулся к хозяину. Тот кивнул, переведя взгляд на озеро. Тут же его узкие глаза расширились, в них мелькнул испуг. Я поспешно оглянулся, но успел увидеть лишь отблеск разноцветных огней в ночном небе.
— Опять оно!— воскликнул я.
— Это плохой знак,— старик угрюмо покачал головой, потянувшись к бутылке.
— Почему?— спросил я, вспомнив рассказы матери.
— В Старой Стране,— мой хозяин опрокинул залпом стакан,— верили, что души убитых в небесах бьются меж собой и кровь их превращается в сполохи.
«В Старой Стране?»— мелькнуло у меня в голове,— «ну да, Финляндия».
Меж тем старик уже едва замечал меня. Алкоголь разморил его и он до боли в глазах вглядывался в озеро. Я проследил за его взглядом, надеясь, разглядеть огни Нью-Муони, но как назло от воды поднимался туман все ближе подходящий к берегу.
— Дед рассказывал,— произнес вдруг старик,— когда сполохи приходят на землю не в свое время — значит, мертвые хотят призвать к ответу кого-то, у кого нечиста совесть. Дед был нойдой, а те знают такие вещи.
— Кем он был?— с невольным интересом спросил я.
— Нойда,— произнес старик, подняв на меня блеклые светло-серые глаза.
Хотя я не знал еще, что это значит, но мороз пробежал у меня по коже от того, КАК это было сказано. Уставившись в окно остекленевшим взглядом, старый Матти продолжал вполголоса бормотать, видно говоря уже сам с собой.
— Отец деда тоже был сильным нойдой, еще там, в земле Саами. У него был бубен и он умел говорить с духами-тонто. Они сказали, что в земле саамов настало плохое время для нойд, что русские больше не потерпят тех, кто служит старым богам и не кланяется Христу. Тогда мой прадед сел на корабль и уплыл в Америку.
Он говорил то громко и взволнованно, то понижая голос до почти неразборчивого шепота. Однако меня неожиданно заинтересовал этот пьяный треп – в словах старого Матти я чувствовал ключ, разгадку мрачной тайны, довлеющей над этим местом. Я налил полный стакан старику и чуть плеснул себе, ожидая продолжения рассказа.
— Места тогда тут были дикие, — продолжал старик,— краснокожие людоеды подстерегали поселенцев за каждым кустом, убивая их, насилуя и уводя наших женщин. Но мой прадед был сильным нойдой, много сильнее шаманов оджибве. Он был сильным еще там, в Старой Стране, хотя однажды совершил ошибку, что могла быть хуже смерти.
— Что за ошибка?— спросил я. Кривая улыбка исказила губы старика.
— Он ушел камлать в Черную Вараку,— произнес он,— лесистую горку на берегах проклятого озера. И там в него впилась оадзь, злая ведьма оадзь, что питается людской кровью. Она хотела заставить нойду унести ее домой, хотела сожрать жену нойды, а самой занять ее место, хотела выпить кровь из семьи прадеда, а потом и из него самого. Но прадед воззвал к Кавраю, покровителю нойд и душа его устремилась в бег по трем мирам, от небесного жилища Варельден-ольмайя до Ябмеаймо, «Дома Мертвых». Там, в царстве Женщины Мертвых, Ябме-акки, дед сбросил оадзь, оставив ее в преисподней. Позже прадед много раз камлал и взывал к разным духам. Он стал сильным нойдой и решил, что теперь ему не страшна злая ведьма. И когда он прибыл сюда, в Озерную страну, он решил вызволить ее из Ябмеаймо, чтобы натравить ее на шаманов краснокожих. Он камлал в лесу и приносил в жертву собственную кровь — ведь с тех пор как ведьма вонзила зубы в его шею, их судьбы сплелись воедино. Оадзь пришла, пожрала шаманов краснокожих — одного за другим, а потом принялась за воинов, потом женщин, детей, стариков. Великий страх объял оджибве и они бежали из этих мест. Оадзь не последовала за ними — вместо этого она хотела, как и раньше, чтобы прадедед взял ее в жены. Но тот чарами сковал ее в безымянной могиле в лесу, строго-настрого запретив всем появляться вблизи места заточения ведьмы. После прадед женился на финской девушке, семья которой переехала в Мичиган из Турку. У них было много детей и потомки старого саама заселили весь этот берег, а иные уехали в другие края
Голос Матти стал совсем тихим и я, не вытерпев ухватил его за плечи и как следует встряхнул. С протяжным, нечеловеческим всхлипом старик начал говорить громче, но теперь это уже был явный пьяный бред.
— Дед…тоже был нойдой, последним в этих краях, кто имел бубен…он тоже говорил с тонто и те отвечали ему…он никогда не ходил в то место особенно при свете полной Луны и отцу говорил то же самое, но тот его уже не слушал…отец повидал мир…воевал в Великой войне и позже, на Тихом океане…он не верил в старые легенды и был правоверным лютеранином…ночью он пошел при полной Луне в лес, а когда пришел..на спине его уже сидела Она…
Голос Матти упал до громкого шепота.
— …сожрала мать, приняв ее облик…потом моих братьев, одного за другим, а потом и самого отца…сестра сбежала…меня Она не тронула, потому что ей был нужен кто-то в доме, кто ловил бы рыбу и с кем Она могла бы приживать потомство…шастала по окрестным селам… пожирала людей…
Он бормотал еще что-то уже совсем неразборчивое, клюя носом и чуть ли не сваливаясь на пол. Я хотел уложить старика на кровать, потом вспомнил, что он хотел положить меня в «комнату рядом». В противоположном от печки углу виднелась большая дверь, прикрытая на щеколду. Я открыл ее и сморщился от запаха гниющей рыбы. Видно, что он исходил от рыбацких сетей, сваленных кучей на скамье в дальнем углу. Как я понял, именно здесь старик и собирался устроить мой ночлег. Содрогнувшись от такой перспективы, я оттащил на сети самого Матти, рассудив, что его насквозь проспиртованному организму простуда не грозит. После я прошел к кровати и повалился на нее, с удовольствием ощущая тепло, идущее от печки. Алкоголь начал действовать и я задремал, прикрывая глаза от падающего из окон лунного света.
Спал я плохо. К полуночи печка остыла и через щели в дырявой хижине пополз вездесущий холод, заставляя меня сильнее кутаться в тонкое покрывало. Что-то скреблось на чердаке, словно нарочно усиливая свою возню, когда я готовился сомкнуть глаза. И в довершение всего в соседней комнате бормотал во сне старый Матти, мешавший английские слова с финскими. Проворочавшись где-то с час, я все-таки заснул неспокойным сном. Мне снились густые леса и затерянные меж них озера, стылые тундры и странные мегалиты, покрытые следами высохшей крови. Как-то и во сне я догадался, что это никогда мною не виданная «Старая Страна».
Не знаю, сколько мне удалось проспать, только внезапно я проснулся, рывком усевшись на кровати. По спине тек холодный пот, сердце бешено колотилось от внезапно нахлынувшего панического страха, причину которого я не мог осознать и от этого мне становилось еще страшнее. За окном клубился туман, почти скрывший озеро и накатывающий на дом белым саваном.
Потом я услышал. Чуть слышный скрип двери и следом — влажные шлепки будто по полу коридора, переваливаясь и подпрыгивая, волочилось что-то большое и мокрое, буквально истекавшее влагой.
И это «что-то» приближалось к двери моей комнаты.
Хлюп-хлюп-хлюп.
Странно знакомыми показались мне эти звуки, хотя я мог поклясться, что впервые слышу их. Невольно вспомнились тяжелые короткие прыжки, которыми передвигалось мерзкое существо в заброшенном поселке. Существо, которое, как я почти уверил себя, было лишь моей галлюцинацией. По спине бежали мурашки, мне отчаянно хотелось закричать, вскочить, выпрыгнуть через окно, убежать. Однако страх сковал мои движения, и я мог только стучать зубами от страха, сидя в кровати.
Хлюп-хлюп. Шлеп-шлеп-шлеп. Жуткие звуки послышались совсем близко, словно неведомое отродье было не менее чем в десяти футах от моей комнаты. А потом послышался чуть слышный смешок и я, наконец, заорал от ужаса, видя, как ручка двери начала медленно поворачиваться.
И проснулся.
Я сидел на кровати, дрожа и судорожно глотая ртом воздух. В соседней комнате все так же бормотал какую-то невнятицу старый Матти. Выглянул в окно — туман давно рассеялся, небо было чистым и звездным. Я откинулся на кровати и рассмеялся,— нервы уже ни к черту в этой дыре.
Чуть слышно скрипнула входная дверь.
Меня снова пробил холодный пот — кошмар повторялся наяву. Объятый все тем же страхом я слушал, как ко мне приближаются чьи-то шаги. Я ощущал себя заброшенным в дрянной короткометражный ужастик, раз за разом перематываемый кем-то на начало. Оцепенев, я смотрел, как дергается и медленно поворачивается дверная ручка. Дверь распахнулась и я едва сдержался от того, чтобы не заорать снова.
— Ты?!
— А ты кого ждал?— хмыкнула Одзе, подходя к столу и усаживаясь за стол,— ты что пил дедов самогон?— она неодобрительно понюхала недопитый стакан, затем подвинула тарелку и подцепила на вилку остатки рыбы. Я смотрел на нее во все глаза, не в силах поверить, что вновь вижу ее живой и здоровой, да еще и в этой берлоге.
— Что ты тут делаешь?— хрипло произнес я.
— То же самое я могу спросить и у тебя,— парировала девушка с ртом набитым рыбой,— я-то по крайней мере у своего деда. Того самого, к которому ты меня обещал отвезти, но сорвался с места как полоумный. И мне пришлось опять идти пешком через весь лес.
— Я звал тебя,— раздраженно сказал я,— почему ты не откликалась?
Одзе смущенно потупила взгляд.
-Ну да, дурацкая шутка,— нехотя сказала она,— захотелось посмотреть, как ты будешь паниковать, решив, что остался один. И я уже собиралась выходить, когда ты вдруг уехал. Я не знала, что и думать — был вроде нормальный парень и вдруг разом слетел с катушек.
— Может и слетел,— угрюмо сказал я,— здесь, я смотрю, это недолго.
— Что с тобой случилось?— спросила Одзе.
— Привиделась какая-то хрень, — неохотно сказал я, коротко рассказав о своем видении.
— Дааа, — покрутила головой девушка, когда я закончил,— правду, значит, говорят, что Верхний Мичиган — не место для чужаков. Не волнуйся, ты не первый кому мерещится тут…всякое, особенно когда первый раз северное сияние видят. Тут и у местных крышу порой рвет, не то, что у чужих. Ты ведь с дедом разговаривал?
— Угу,— кивнул я,— он меня тут байками развлекал.
— Это он может,— усмехнулась девчонка,— опять, наверное, про деда-шамана рассказывал?— дождавшись моего кивка, она поморщилась,— хренов маразматик. Старый, да еще и пьет много – в башке все перемешалось: прошлое, будущее, реальность, байки. Мать хотела его в город взять, под присмотр, так дед ни в какую – здесь родился, тут и помру.
От ее уверенного голоса и мне становилось спокойней на душе. Своими словами Одзе разгоняла все напряжение, все страхи и сомнения нынешней ночи— рассказ Матти казался пьяным бредом, а кошмарный сон легко объяснялся истрепанными нервами. Мне даже стало стыдно за свое поведение там в Нью-Похъянмаа — повел себя как истеричка перед девушкой. Сейчас, когда волнения отступили на задний план, я вновь обратил внимание на необычную красоту Одзе, которую не могли скрыть даже старые джинсы и потрепанная рубаха. Я вспомнил как я перевязывал ее ногу, ее узкую ступню двигавшуюся перед моими глазами, упругую юную плоть дрожавшую у меня в руках.
Беззаботно болтавшая девушка, все же заметила, как я на нее смотрю. Возникла неловкая пауза, после чего она, улыбнувшись, встала и подошла к кровати.
— Эй, ты чего в одежде спишь?— удивилась она, усаживаясь рядом,— помнешь ведь,— она дернула меня за рукав рубашки,— давай снимай!
— Холодно тут,— произнес я,— печку, наверное, надо затопить.
— Не надо печки,— усмехнулась девушка, расстегивая пуговицы на рубашке,— я согрею лучше,— добавил она, бросая рубашку на спинку стула. Сейчас было видно, что она не носит лифчика — упругие маленькие груди, казалось, светились в лунном свете.
— Эй, ты что…— попробовал произнести я.
— Перестань, — тихо сказал она, стягивая джинсы вместе с трусиками. Через мгновение обнаженное девичье тело прильнуло ко мне. Тонкие пальцы расстегивали пуговицы моей рубашки. Одзе оплела меня руками и ногами, язык ее жадно вторгался в мой рот, сплетаясь с моим, я целовал и кусал ее алые губы, одновременно стягивая брюки. Вот она выпрямилась — русые волосы упали на спину густой волной – и уселась мне на бедра. Ее влажная щель сжала мой высвободившийся ствол, массируя его влагалищными мышцам. Наши тела двигались в лихорадочном рваном ритме, с губ девушки срывались стоны, переходящие в хриплые выкрики на незнакомом мне языке. Словно корку льда пробило камнем, обнажая клокочущий, незамерзающий ключ, столь холодный, что прикосновение к нему обжигало, как раскаленное железо. Задыхаясь от возбуждения, я прижал ее к себе, содрогаясь всем телом и изливая семя в недра лесной чаровницы.
Позже, когда мы, наконец, насытились друг другом и улеглись спать, я проснулся вновь. На этот раз – просто от холода. Одзе лежала рядом со мной укрытая одеялом, но ее тело, столь страстное пару часов назад почему-то совсем не грело. Я посмотрел в окно— оно было распахнуто настежь, лунный свет слепил мне глаза и налетавший с озера ветер заставлял меня ежиться. Я хотел закрыть створки и случайно сбросил одеяло с Одзе. Потянувшись за ним, я скользнул взглядом по голым стройным ногам и почувствовал, как холодный ветер, дувший мне в затылок, стал ледяным.
Одзе лежала на спине, слегка согнув ноги,— и на очаровательных девичьих коленках не было и следа перевязки, которую я наносил в машине посреди лесной дороги. Там вообще не было ушиба или шрама – атласная кожа светилась нетронутой белизной. Я помотал головой, стряхивая очередное наваждение, но оно не желало уходить. Словно загипнотизированный я уставился на эти колени, чувствуя, как недавно восстановившееся душевное спокойствие улетучивается без следа и на смену ему приходит очередной кошмар. Я вскинул глаза и встретился взглядом с Одзе— та, оказывается давно не спала, пристально глядя на меня. В лунном свете черты ее лица странно изменились, будто разом состарившись лет на двадцать. Скулы стали резче, нос заострился. Заметив мой взгляд, она вздернула верхнюю губу в издевательской усмешке, обнажившей крепкие острые зубы. Глаза Одзе оставались в тени и выглядели совсем черными — словно пустые глазницы черепа.
— Аааааа!!!— крик, уже готовый вырваться из моих уст, опередил душераздирающий вопль полный боли и страха,— только не меня, неееет! Я же привел тебе человека, будь ты проклята! Убери, убери эту дрянь!!! Они жрут меня живьем!!!
Несмотря на весь мой испуг, все же я обернулся, когда с треском распахнулась дверь и в комнату влетел старый Матти. Он молотил руками по телу, пытаясь сорвать вцепившихся в него уродливых существ — и по сей день меня бьет холодная дрожь, когда я пытаюсь вспомнить как они выглядели. Память милосердно ставит блоки, оставляя лишь обрывочные воспоминания о черных тварях, похожих одновременно и на пауков и на лягушек и на людских младенцев. Одно чудовище огромной пиявкой оплело бедро старика, второе с мерзким чавканьем вгрызалось ему в живот, а третье, оторвав от морщинистой шеи крысиную мордочку, издало мерзкий визг и по сей день отдающийся у меня ушах.
Объятый ужасом, наблюдая за этой сценой, я на миг забыл об Одзе, когда мне на плечи легли холодные мокрые ладони и влажные губы коснулись затылка.
— Пусти!!!— заорал я, стараясь вырваться из тощих лап с перепонками на когтистых пальцах. В ответ раздался издевательский смех и я почувствовал резкую боль в шее — острые зубы прокусили мне кожу. Послышалось плотоядное чмоканье и я в ужасе заметался, осознав, что тварь, которую я знал как Одзе высасывает из меня кровь. Я пытался стряхнуть ее, но цепкие руки и ноги накрепко оплели мой торс, так же страстно как и когда мы занимались любовью. Но это холодное скользкое тело вызывало не желание, а омерзение пополам с паническим ужасом.
— Ты останешься со мной,— вливался мне в уши глумливый шепот,— в царстве воды и лунного света. Тебе ведь понравилось, как Оадзь ласкала тебя? Теперь мы будем любить друг друга годы. Матти стар, он отжил свое — пусть детки полакомятся его мясом. В твоих жилах тоже течет кровь, призвавшая меня на берега этого Озера. Ты забудешь большие города, забудешь друзей, родных, дом — только ты да я. Я буду нежить тебя, как нежила Матти, а ты будешь ловить рыбу – для меня и моих детей. Наших с тобой детей, Онни,— очередной мерзкий смешок и холодные губы вновь присосались к кровоточащей ране.
Меня охватила апатия, вялость, безразличие к моей судьбе, голова стала тяжелой как с похмелья. Словно мерзкая тварь впрыскивала мне в жилы яд, убивающий волю к сопротивлению. Временами она прерывалась, чтобы шептать на ухо очередные увещевания, постепенно убаюкивающее меня.
Тем временем обезумевший от страха и боли Матти, налетел на кухонный шкафчик, опрокидывая его на себя. Послышался звон разбиваемого стекла, в ноздри ударил резкий запах— в этом шкафу Матти хранил бутылки со своим пойлом. В уши ударил предостерегающий визг и Оадзь соскочила с меня, метнувшись к детям. Но поздно — Матти сорвав заслонку с печи, вывалил на себя пригоршню углей, еще мерцающих краснотой. В уши ударило отчаянное верещание, превратившиеся в протяжный вой — слишком глубоко запустившие клыки в шею старика, отродья саамской ведьмы оказались объяты пламенем вместе с гибнущим Матти. Живой костер метался по кухне, а за ним металась, отчаянно вереща и прикрывая перепончатыми лапами черные глаза обезумевшая Оадзь. Теперь я мог хорошо рассмотреть ту, кого совсем недавно желал как никакую женщину на свете. Мерзкое существо, со скользкой лягушачьей кожей и выпученными черными глазами, блестящими, словно буркалы пауков или жуков. В своем горе о погибающих в огне детях ведьма казалась еще страшнее, чем в своей вампирической похоти.
Огонь перекинулся на стены, охватил дверь, отрезав мне путь к выходу. Воспользовавшись тем, что Оадзь все еще скакала вокруг старика, пытаясь выхватить детей из пламени, я метнулся к распахнутому окну. Выпрыгнул я неудачно, подвернув ногу, но, превозмогая мучительную боль в лодыжке, я подбежал к гаражу и влетел в машину, с силой хлопнув дверью. Дрожащими руками я повернул ключ, с радостью услышав как заурчал мотор.
Выехав на улицу, я увидел, что дом Матти уже полыхает огромным костром, бросая блики на черную воду. А от дома, огромными жабьими прыжками ко мне неслась мерзкая тварь. Я вдавил педаль до упора, почти не разбирая дороги, несся я по узкой тропке. В зеркальце заднего обзора я видел скачущую по пятам уродливую фигуру, слышал оглушительный вой, плач, хохот.
Половина волос на моей голове после той ночи стала седой.
Каким-то чудом я выехал на дорогу, шедшую вдоль озера, не врезавшись в дерево, не пропоров шину, не завязнув в грязи. При виде розоватого зарева, встающего над озером я не мог сдержать слез радости. Солнце загнало нечисть в ее сырое убежище до наступления темноты. Эту ночь мне удалось пережить.
В Нью-Муони я заехал только заправиться после чего все утро гнал машину на юго-запад, остановившись только в Миннесоте. Домой я не вернулся – Чикаго теперь казался мне слишком близким к Великим Озерам, чтобы быть безопасным. В Миннеаполисе я заполнил бланк об увольнении, который и отправил в мою контору, после чего ехал все дальше на Запад, переезжая из города в город. Лишь перевалив через Скалистые горы, я почувствовал себя в безопасности.
В Сан-Диего я смог устроиться на работу, несколько лет наслаждаясь относительным покоем. Я почти поверил, что кошмар в Верхнем Мичигане остался в прошлом.
Но тут мне стали сниться эти сны.
Я вновь вижу сырые леса, окутанные туманом холмы и рассыпающиеся от старости дома у журчащих в глуши речушек. Вижу пепелище возле огромного озера и равнодушное небо, в котором вспыхивают огни северного сияния. И слышу вкрадчивый шепот, льющийся мне в уши, рассказывающий вещи, от которых хочется вскрыть себе вены. Иногда я вижу и шепчущую — черную фигуру, маячащую среди деревьев, оборачивающуюся то красивой обнаженной девушкой, то дряхлой старухой, то уродливой тварью, похожей одновременно на паука и на жабу. Порой у ног Оадзь мелькает небольшая фигурка, напоминающая то пятилетнюю девочку, то вставшую на задние лапы крысу, то огромную ящерицу. Когда это отродье приобретает человеческий облик в ее лице угадываются знакомые черты— те самые, что я каждый день наблюдаю, бреясь перед зеркалом. И осознав это я с криком просыпаюсь в холодном поту, все еще слыша отголоски гнусного шепота. Иногда вместо него я слышу слова старого Матти: «потомки старого саама заселили весь этот берег, а иные уехали в другие края» и его бессвязное бормотание «сестра сбежала». Слышу я и шепот Оадзи, содрогаясь при воспоминании о прикосновении скользких лап: «в твоих жилах течет та же кровь». Теперь я понимаю, почему Марьятта Ловинен старалась поменьше вспоминать о родине— она бежала оттуда, где расселились потомки саамского шамана, призвавшего из преисподней мерзкую тварь и повязавшего ее кровью со всем своим родом. Круг замкнулся и проклятье шамана вцепилось мертвой хваткой в его далекого потомка.
Оде говорит, что у нее новые дети, куда сильнее, тех, что зачинал дряхлый Матти. Я верю ей— иногда в моих снах я вижу развалины, в глубине которых под камнями и сгнившими бревнами, копошатся, поблескивая огоньками глаз скользкие прожорливые твари. Теперь я знаю, как погибло Нью-Похьянмаа и чью тень я видел среди развалин.
Настанет день, шепчет ведьма и кто-то из наших отпрысков обретет достаточно сил, чтобы навестить отца. Общая кровь притянет нас друг к другу и древнее зло, родившееся в лапландской тундре и прозябавшее в сырых кущах Верхнего Полуострова, пустит корни на новом месте, где много людей, а значит – и много еды для нечисти.
Я не знаю, как это предотвратить. Я купил пистолет, хотя и знаю, что он не защитит меня от ведьминого – и моего — отродья. Мне остается надеяться, что пули в лоб будет достаточно, чтобы спастись от Оадзь и мне не придется кончать жизнь самосожжением как старому Матти.

* Текст выложен полностью.

Оценки судей:

[Берта]

Очень хороший рассказ!

Это опять я. Забыла написать сразу, и всё таки решила "донести" что меня смущает - детки слишком уж причудливы! Похожи сразу:
- на паука
- на жабу
- на крысу
- на ящерицу
- было даже "на огромную пиявку", когда существо оплело бедро старика
- на людских младенцев
Я бы с этого списка смело исключила пиявку и паука, количество ножек-ручек у остальных ипостасей хотя бы совпадает. Удачи на конкурсе)))

[Трэш-кин]

Рассказ отличный! Вот только странно, что герой, бросив девушку, так быстро смотался, увидев какую-то тень. А еще орал, когда дверная ручка поворачивалась. Пугливый он, а то, что девушку бросил - симпатии не вызывает, не по-мужски это.

[Vlad lev]

Отличный текст!
(кажется даже догадываюсь - чейный...)

[Monk]

Соглашусь с коллегами, по идее и изложению текст весьма неплох.
А теперь помидоры:
Я не ханжа, но интимные подробности можно было бы убрать без ущерба для текста, здесь они выглядят не к месту, да и описано все, как в дешевых порножурналах...
Еще слово "оджибве" напомнило Африку, но никак не название индейского племени...

Цитата: Автор: Lex Z выпученными черными глазами, блестящими, словно буркалы пауков или жуков.

Разглядеть, как блестят глаза пауков, можно разве что в бинокль... Не слишком удачное сравнение.
И пунктуационных ошибок хватает, что несколько портит впечатление от рассказа.
Это только то, что бросилось в глаза. Не намерен искать ошибки, но убежден, что мог бы найти немало. Но антураж хорош, да.

[Sibirjakov]

Начало - этакий темный омут. Затягивает.
Вообще - достойный рассказ, лучший из прочитанных мной на этом конкурсе.
Что в минус - опять иностранщина, а разговорчики чисто русские.
НО! Рассказ явный претендент на высокие оценки.

[Kazak37891]

Из того что я читал на этом конкурсе - самый сильный рассказ.

[Идиот]

Одновременно и Кинг, и Лавкрафт, и ещё что-то...
Из того, что читал на конкурсе, это лучший рассказ. Хотя и читал только его) Кароче отличная вещь, я уж точно в таком качестве не написал бы.

Только мне вот интересно, когда девушка была в машине без трусиков, и потом в доме у Матти с трусиками - это так надо или всё же ляп?

[Kazak37891]

Цитата: Автор: Идиот Только мне вот интересно, когда девушка была в машине без трусиков, и потом в доме у Матти с трусиками - это так надо или всё же ляп?

Так то уже не девушка была, а ведьма Бинты исчезли, а трусики появились

[Идиот]

Цитата: Бинты исчезли, а трусики появились

спасиб, посмеялся)