Конкурс - Чёрные крылья

[Lex Z]

Чёрные крылья

Автор – А.Тэмлейн.

1.


Вечер опускался на холмы Корайи. Ясмела смотрела с балкона – земля простиралась перед ней, как пёстрый плащ. Дремали апельсиновые рощи, и мохнатые пальмы покачивали головами на тёплом ветру. Сверкали серебряные змейки рек, сапфирами чистой воды сияли озёра, горы верхушками мягко уходили в небо. Этот тихий волшебный край, словно вытащенный бродячим волшебником из мешка сказок, был землёй мира и покоя. Лишь нашествие Колдуна-в-Маске потревожило древнюю безмятежность этой страны – но поток завоевателей схлынул, и вновь пальмы мирно качались под порывами ветерка.
Начался месяц Ахор, месяц ароматов. Всё вокруг цвело, веял ласковый ветер, играя на садовых колокольчиках, что наполняли воздух серебряным звуком. Нежная мелодия, казалось, плыла над морем цветов.
Принцесса стояла на балконе, и ветер развевал её густые локоны, ласкал стройное тело в шёлковом одеянии. На сердце было радостно. Мир царил в Корайе, и она ждала того, кто принёс в королевство спокойствие и безмятежность.
Её высокая грудь порывисто вздымалась, а глаза блестели, словно звёзды. Впервые в сердце принцессы Ясмелы разгорелось пламя любви.

2

Рослый человек пробирался по тайному проходу, что вёл в святилище под дворцом. Он не захватил с собой фонаря, но ступал уверенно, словно проделывал этот путь не в первый раз. Порой он касался пальцами влажных, осклизлых стен, чтобы удостовериться, что идёт правильно.
Ход был вырублен прямиком в камне; под ногами скрипели обломки породы. Порой он сужался – тогда незнакомцу, с его богатырским сложением, приходилось протискиваться боком. Впереди разгорелся свет: увидев его, человек ускорил шаги. Он прошёл между двумя сталагмитами – природными колоннами, и оказался в пещере. Здесь было светло – на стенах горели факелы.
Незнакомец остановился. Несмотря на то, что он видел это множество раз, зрелище потрясало воображение. Громадная пещера была превращена в храм. Она была высечена внутри белого мрамора. В свете факелов он искрился и поблёскивал. Пол – отполирован до зеркального блеска; потолок – грубо обработан. Стены венчал золотой фриз.
Посреди залы стоял алтарь. А за ним восседала статуя – высокая и величественная. Её черты были простыми и грубыми – и в то же время исполненными достоинства. Густая борода с крупными завитками, волосы, перехваченные простой лентой – человек стоял перед изображением Митры, гиборийского божества. Ещё недавно его культ был запрещён в Корайе; но ныне – на алтаре лежали приношения. Пещера пустовала; кроме непрошенного гостя и бога, в ней не было никого.
Человек рассматривал изваяние с любопытством, но без преклонения. В нём самом, как и в статуе, ощущалась внутренняя сила, сила духа. И тело было ей под стать. Пришелец был высок – почти гигант, шести футов ростом. Размах его плеч потрясал воображение, шея была широкая, как у буйвола, руки – мускулистые и покрыты шрамами. Под спутанной гривой волос, горели яркие глаза.
Суровые, простые черты его лица выдавали уроженца северных краёв, полумифических для жителей юга. Его пышное дворцовое одеяние не могло скрыть опасной мощи тела. Несколько мгновений они взирали в глаза друг другу – человек, могучий, как бог, и бог, повелевающий судьбами людей, а затем человек отступил назад, и направился к небольшой позолоченной двери, сработанной в виде арки.
Он толкнул её и оказался в коридоре, полном самоцветов; пересёк зал, освещённый факелами, и узкий коридор, инкрустированный жадеитом и яшмой. И, наконец, откинул в сторону гобелен. Полчаса назад он начал свой путь в подвале заброшенной пивоварни; и вот, пройдя по потайному ходу, поднявшись по древним пещерам, лежащим у основания дворца, оказался в личных покоях принцессы.
— Конан! — с тихой радостью сказала Ясмела.
Причудливые светильники в форме животных казались шарами света на стенах. Из них словно лилось расплавленное золото. Принцесса стояла, точно богиня, освещённая нежным сиянием. Свечение пронизывало её насквозь; тонкие, прозрачные одеяния не скрывали её точёной фигуры.
Потолок в комнате был из ляпис-лазури, а кедровые плиты пола были устланы дорогими мехами. Цари, прелестные девы, чудовища сплетались на гобеленах в прихотливые сцены. Ничего не изменилось с тех пор, как чёрный колдун привёл свою армию к холмам Захейми, и армия Корайи под предводительством Конана разгромила его приспешников.
Но не спали более знатные девушки вкруг ложа принцессы – ибо ныне она берегла его лишь для одного. Для спасителя Корайи, победителя колдуна – того, кто овладел ей сразу после битвы, на алтаре.
Медленно потянула Ясмела за завязки. Одеяние, расшитое золотом и топазами, упало к ногам. Тонким язычком пламени она скользнула к нему в объятия. Темные кудри скользнули по лицу варвара; и, вдохнув тонкий запах духов, он прижал её нагое тело к своей груди.


3

А тем временем, на другом краю города, в помещении, расположенным под трактиром, собралась совсем другая компания. Зала была просторной и старой; свечи в центре стола и несколько латунных ламп едва-едва разгоняли темноту. Высокие своды тонули во мраке; густые тени лежали в углах.
За столом сидело пятеро. Четверо были облачены в дворянские одежды; на пятом было скромное одеяние студента. Дворяне, несомненно, были гиборийцами; они щеголяли усами и напомаженными бородками. На их лицах застыло угрюмое, обречённое выражение.
Студент же, очевидно, был родом из королевства Стигии – страны, о которой ходили страшные слухи. Его голова была гладко выбрита; худое лицо с заострёнными чертами лица и глубоко запавшими глазами, несло печать мрачной торжественности.
Он молчал, переплетя пальцы, но взгляды всех собравшихся устремились к нему.
— Что ж, Аленсио, — высокий человек в костюме начальника стражи нарушил тишину. — Что ты решил?
Сидящий напротив корайец вздрогнул. Его тонкие холёные пальцы сжали золотую цепь, висящую на груди.
— Полагаю, все знают, зачем мы здесь собрались, — глухо сказал он. — Мы намереваемся прибегнуть к услугам достопочтенного Семхсита…
— Это верно, — внезапно рявкнул невысокий человечек, до этого цедивший вино из неказистой кружки. — К демонам сомнения! Мы решили всё уже давно…
При этих словах стигиец поднял голову и тонко улыбнулся. От его улыбки мороз у собравшихся прошёл по коже. В ней было что-то невообразимо дьявольское – словно они заглянули в чёрную бездну. А затем он снова опустил голову. За столом воцарилась тишина.
— Чёртов Альмарик продал Нальбонда королю Косса, — хрипло сказал тот, кого нарекли Аленсио. — И скотина Страбон вздёрнул его на верёвке, как последнего карманника. Ясмела стала королевой, хотя пока об этом не знает. Мои люди задержали посланника; он сидит в темнице, и, если нужно – умрёт.
— Не стоит торопиться, достопочтенный граф, — покачал головой тучный мужчина в богато изукрашенном кафтане. — Посланник нам ещё пригодится. Но в том, что касается королевы…
Сидящие за столом снова замолчали. Фитили свечей затрещали, словно от сквозняка. Пламя задрожало; темнота сгустилась вокруг, обступила сидящих за столом.
— Да, Ясмела умрёт.
Голос графа прозвучал глухо.
— Моя счастливая кузина умрёт.
— Так распорядились боги, — лицемерно подтвердил толстяк.
— К дьяволу богов! — резко воскликнул Аленсио.
Он с такой силой стукнул глиняной кружкой по столу, что она раскололась пополам. Его голос прозвучал резко, словно карканье ворона.
— Если оставить её на троне, она, чего доброго, усадит на него этого варвара! Взгляните на неё! Благородных людей она отвергает, окружила себя всяким отребьем, что помогло ей победить Нэтока! Проклятый колдун давно гниёт в могиле, и эту шваль пора выгнать взашей! О, дьявол! Неужто я неправ, Больсо?
— Прав, во имя всех демонов ада! — воскликнул карлик. — Чёртов Нальбонд отобрал у меня земли, рабов, солдат – всё! Поделом ему, что стал добычей для воронья! Аленсио достоин престола! Если он вернёт мои владения – я готов даже душу прозакладывать ростовщикам из ада!
На высоком лбу графа выступили капли пота.
— Достоин ли я стать королём… — пробормотал он.
— Несомненно достоин, кузен, — толстяк взял его руку своими потными пальцами. — Из тебя уж всяко выйдет правитель не хуже, чем из этой взбалмошной девчонки.
— Аленсио в короли, — стукнул кулаком по столу карлик.
— Поначалу мы хотели убрать наёмника, — осторожно сказал начальник стражи. — Тогда вы могли бы взять Ясмину в жёну и получить трон. Но это не человек, а сам дьявол. Он дерётся, как тысяча чертей. Прикончил троих моих людей и скрылся. Боюсь, пока он жив, королева воспротивится…
— Неужто у славного Мелито не найдётся несколько убийц для неотёсанного громилы? — презрительно искривил губы Больсо.
— Не всё так просто, — буркнул в ответ начальник. — Конан осторожен, как дикий зверь. Спит он чутко, люди его любят.
— Во имя всех дьяволов, — буркнул толстяк. — Только неотёсанного дикаря нам на троне Корайи и не хватало. Аленсио, решайся. Ты прямой наследник, знать поддержит тебя. Даже если мы уберём с твоей дороги дикаря-киммерийца, принцесса уж больно строптива. Пусть лучше она займёт почётное место в королевской усыпальнице. Тогда черни будет кому молиться. Королева-заступница, хаха! — он мерзко хохотнул.
Граф опустил голову. Его пальцы дрожали.
—Да будет так, — обронил он.
На улице завыла собака. Она выла долго и тоскливо, словно оплакивая кого-то. Не поднимая головы, Аленсио спросил:
— Твой друг, Маркос, сможет нам помочь? Покои королевы охраняются как зеница ока. Ясмела сама подбирает солдат. У меня очень мало своих людей во дворце.
Толстяк усмехнулся.
— О, не сомневайся. Мой друг, — тонкая улыбка зазмеилась на его губах, — обладает познаниями, о которых мы не можем и мечтать. Однажды я видел, как он обратил в змею вора, что пробрался тайком в храм Сета. Из кожи этой змеи он пошил себе пояс.
Собравшиеся вздрогнули. Толстяк продолжил.
— Король Илдиз поддержит твои притязания. А наш друг Мелито позаботится о том, чтобы у дверей принцессы никого не оказалось. Впрочем, она сама отсылает стражу каждую ночь…
— Того и гляди, зачнёт ублюдка! — крикнул Больсо.
Толстяк вздохнул.
— Что ж, пора приступать.
Он кивком привлёк внимание худого студента в бедных одеждах.
— Мы вынуждены прибегнуть к вашей помощи, о мудрейший, владеющий ключами тайного знания, — его голос стал лебезящим. — И готовы щедро расплатиться с вами за это.
Стигиец поднял голову, и глаза его сверкнули мрачным огнём.
— Мне не нужны деньги, — глухо сказал он. — Для моего повелителя, все блага земные – лишь прах и тлен.
— Но… чем же вас тогда прельстить, достопочтимый друг, — растерялся Маркос.
Слуга Сета молча поднялся из-за стола. Огоньки свечей заметались, словно испуганные; на стене напротив жреца заплясали густые тени. Он будто вырос: его фигура нависала над собравшимися жутким изваянием.
— Все мы стремимся к пустоте, — глухо сказал он, и его голос прозвучал, в просторном помещении, подобно эху, вырвавшемуся из проклятых пещер ада. — Туда, где лишь темнота и стоны вихря. Смерть – вот подлинная награда; ничто – вот подлинное существование.
Его тёмные глаза, казалось, горели нечеловеческим огнём.
— Мы мало знаем о мире, — негромко сказал стигиец. — За пределами светлого круга, что вы, невежды, зовёте знанием, таятся бездны и рыщут твари, которых вы не можете вообразить. Наши аколиты призывают их, используя ритуалы, но вызов этих существ таит опасности столь же чудовищные, как и могущество, что они обещают.
Его голос, первоначально глухой и тихий, похожий на свистящий шёпот, внезапно обрёл силу гонга, и разнёсся под высокими сводами, резонируя от стен.
— Знание, что таится в древних манускриптах – вот единственная награда. В вашей библиотеке, граф Аленсио, хранятся древние записи Тугра Хотана, известные, как Книга Смерти. Вручите их мне, и я исполню ваше пожелание!
Граф побледнел.
— Действительно, в потайной нише хранятся записи последнего хранителя Кутшема, — сказал он. — Они передавались из поколения в поколение. Но откуда…
Стигиец тонко улыбнулся.
— У слуг мрака есть свои способы узнавать тайны. Я говорил с бесплотными существами на холмах Зальгары, и они поведали мне, о Книге Смерти и о могуществе, которое она несёт.
Аленсио утёр пот.
— Да будет так. Я вручу вам эту книгу… Этого довольно?
Тёмные глаза жреца, подобно омутам, притягивали к себе взгляды заговорщиков.
— О нет, — мягко шепнул он. — Потребуется ещё кое-что. Книга Хотана – вознаграждение для меня. Но Мой Господин желает чего-то большего.
Карлик Больсо невольно икнул. Его лицо посерело.
— И… что же это? — запинаясь, спросил он.
— Ваши души.
Тихий шёпот упал в темноту, словно тяжёлый камень.
— Наши души? — пискнул карлик.
Стигиец молчал. Он смотрел вниз, и его взгляд был словно устремлён в преисподнюю. А затем он поднял глаза, в которых горели огоньки безумия, и расхохотался страшным смехом, в котором не было ничего человеческого:
— А как вы думали, глупцы? Все мы давно отдали свои души Аду. На нас лежит проклятие Изиля. Продайте свои души Моему Господину – и я на миг получу силу, способную отворить Врата Космоса. Над большим я не властен. Я призову существо из Сфер Зла – и этой ночью оно унесёт королеву Корайи – в своих когтях!
Заговорщики молчали. Тишина свивала вокруг свои звенящие кольца.
— Что ты нам предлагаешь, колдун? — срывающимся голосом вопросил Аленсио. — Вручить свои души в лапы чудовищ из тьмы?
Стигиец запрокинул голову и хохотнул.
— Вам всё равно гореть в аду!
— Во имя всех дьяволов! — побагровев, начальник стражи приподнялся из-за стола. — Ты живо сделаешь, всё, что нам нужно, или я выпущу из тебя кишки…
Немигающий взгляд жреца остановился на нём.
— Быть может, ты желаешь закончить свои дни в обличье паука? — вкрадчиво спросил он.
Он выпростал руку из длинного рукава своего одеяния. Сардоническая усмешка заиграла на его губах. Заговорщик отступил, дрожа, словно крыса, под немигающим взглядом змеи.
— О боги! Митра! — прошептал он срывающимся голосом. — Я всё сделаю, как... того и хотел...
Стигиец смотрел на него глубокими омутами тёмных глаз. Наконец, улыбка глубокого удовлетворения отразилась на его лице.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Быть может, ещё кто-то желает принудить меня? Даже если я умру, — взглянул он на заговорщиков с мрачным огнём в глазах. — Я найду способ скормить вас бродячим псам после своей смерти.
Они молчали. Наконец, толстяк облизнул губы.
— К чёрту сомнения, — сказал он. — Мы должны закончить начатое.
— После смерти нас ждут мучения, зато ныне повеселимся! — воскликнул карлик.
— Много девок и вина, — тихо сказал начальник стражи. — Я буду пить, пока не сдохну.
Аленсио обратил воспалённый, почти обезумевший взгляд на колдуна, который в это мгновение казался самим исчадием ада.
— Да будет так.
И в тот же миг все факелы, свечи и лампы погасли. Но они не оказались в полной тьме; глаза стигийца светились фосфорическими огнями.
Он весело рассмеялся.
— Да будет так! Если воинам не удалось погубить королевство Ясмелы, то это сделают стародавние силы зла. Мой Повелитель будет доволен подарком, и особенно доволен вами, граф Аленсио.
Граф Алленсио вздрогнул, услышав эти глаза. Он опустил голову, пряча глаза.
Стигиец снова рассмеялся, и его смех резал, словно острые кинжалы.
— Прощайте, господа. Ныне ночью разверзнуться Врата Преисподней!
Снова вспыхнули свечи; мечущееся пламя породило танец теней. Колдуна не было в зале.
После ухода страшного сообщника Маркос дрожащей рукой утёр холодный лоб. На нём выступили крупные бисеринки пота.
— Истины, что знает это чудовище, не должно знать простым людям, — пробормотал он. — Это знание кого угодно сведёт с ума. Даже его отблеск в глазах этого колдуна наводит страх.
— Мы ничуть не лучше его, — пробормотал карлик Больсо. — Отныне нам не избежать адских пучин.
Начальник стражи молчал. Капли пота катились по его лицу. Граф поднялся из-за стола. Он осунулся и походил на привидение. Глаза его горели лихорадочным блеском.
— Дело сделано, — сказал он.

4

Небо налилось густой, фиолетовой синевой. Загорелись первые звёзды. Они напоминали осколки льда, рассыпанные по тёмному небосводу. Ветер шумел в листьях оливковых деревьев, смоковниц и тамариндов.
Конан лежал среди мехов и золототканых покрывал, под бархатным балдахином. Его грудь вздымалась и опускалась, словно кузнечные мехи. Светильники были погашены, и серебряно-чёрная ночь господствовала в покоях. Беззвучно развевались муслиновые занавески – окно было широко раскрыто. Он спал и одновременно не спал – так хищники перехватывают минуту беспокойного отдыха, в густой траве подстерегая добычу.
И, положив голову на его грудь, дремала принцесса. Её локоны смоляной тьмой растеклись по его плечам. Её сон был зыбок, точно круги на воде. Иногда она приоткрывала глаза и любовалась ночным южным небом. Крупные звёзды напоминали россыпь драгоценных камней.
Ночь сгустилась, как всегда бывает перед рассветом. Ни Конан, ни принцесса не заметили, как чёрная тень промелькнула по небу, на миг затмив звёзды. А спустя мгновение раздалось хлопанье огромных кожаных крыльев, и тёмный силуэт появился напротив окна.
Конан проснулся мгновенно. Его правая рука привычно стиснула рукоять клинка – он лежал рядом, у изголовья. Не желая тревожить принцессу, он мягко подвинул её; она с тихим стоном распростерлась по подушкам – ей снился дурной сон.
Луна светила прямо в покои, словно огромный призрачный фонарь. В его свете варвар различил человеческий силуэт; демон мягко спрыгнул с парапета на балкон и вошёл в покои. У него была горделивая осанка и угольно-чёрная кожа; глаза горели синим пламенем, будто сапфиры. И за спиной его реяли широко распростёртые крылья.
«Мне не нужен ты, — мелодично сказал он, и Конан готов был поклясться, что тот не открывал рта. — Мне нужна лишь она. Позволь мне забрать её, и ты останешься в мире живых». Варвар молча сел на кровати. Его взгляд в последний раз скользнул по прекрасному телу Ясмелы; дурной сон прошёл, её лицо выглядело безмятежно. Киммериец едва приметно покачал головой.
Он молча встал. Хвала богам, на нём была набедренная повязка – предосторожность не лишняя, в покое принцессы Корайи. Страже Конан не доверял: скольких заговоров она не остановила! До тех пор, пока Ясмела приглашала его в свои покои, он берёг сон и покой принцессы.
Меч сверкнул, словно полоска пламени, в лунном свете; и в этот миг демон прыгнул на него. Они упали и покатились по полу; громко хлопали чёрные крылья. По дороге они сбили столик из чёрного дерева и расколотили керамическую вазу. Клинок, звеня, отлетел в сторону. Ясмела со вскриком проснулась.
— О Конан! — вскрикнула она. — Конан! Стража! Конан!
Но лишь тяжелое сопение киммерийца и скрежет когтей адской твари по полу был ей ответом. Демон впился острыми клыками ему в плечо; варвар пытался подмять его под себя. Сила у порождения преисподней была поистине чудовищной, и лишь стальные мышцы северянина могли справиться с ним.
Когти твари разрывали ему спину и плечи. Конан попытался прижать чудовище к кедровым доскам и вывернуть ему крылья. Они отчаянно метались по комнате, сбивая в кучу устилающие пол меха; варвар на мгновение ослабил хватку, и острые клыки щелкнули у самого его горла.
И в этот момент послушался хруст: голова монстра откинулась назад. Принцесса Ясмела, гордая дочь тысячи владык, стояла над сражающимися, сжимая тяжёлую шкатулку в руке.
— Добей его, Конан! — звонко крикнула она, и протянула ему длинный кинжал, который всегда держала под подушкой.
Демон яростно рванулся; он вырвался из крепких пальцев киммерийца и метнулся к окну. Спустя мгновение он был уже на балконе; ветер распахнул громадные крылья, и порождение мрака воспарило вверх. Послушник демонических сил сдался под яростным напором киммерийца.
Ещё мгновение, и чудовище бы растворилось во тьме. Однако Конан, в мгновение ока оказавшийся на парапете, в зверином прыжке догнал крылатое создание и вцепился в его плечи. Он не тратил силы на разговоры; в его груди горело лишь одно яростное желание – убивать. Тварь покусилась на его женщину, и инстинкты взяли верх над разумом. К тому же, он ясно осознавал, что если он не прикончит её сейчас, то рано или поздно она вернётся. И в эту ночь в покоях Ясмелы может не оказаться никого…
Ненависть к убийце застлала его глаза кровавым туманом; не помышляя о последствиях, в припадке бешенства он вцепился зубами в чёрную плоть. Его противник, в отчаянном желании избавиться от варвара, захлопал крыльями; воздушные потоки подхватили их и унесли в ночь.
— Конан! — отчаянно крикнула Ясмела.
Это были последние слова, которые варвар услышал. Он видел её крохотную фигурку, стремительно уменьшающуюся, изогнувшуюся в отчаянии, словно цветок золотого лотоса. А затем осталась только ночь, демон – и он.
Биение огромных крыльев вознесло их над башней. Крылатый дьявол отчаянно пытался избавится от своего преследователя, но Конан вцепился в него отчаянной хваткой. Варвар рычал как дикий зверь; крепко обхватив монстра поперёк туловища, он кромсал его жилистое тело ножом.
Его бы кто-то оказался на улице в позднее время, и взглянул наверх, он бы увидел фантасмагорическое зрелище: человек и демон из чёрных пучин пекла, сцепившиеся в смертельной борьбе среди звёзд. Бесформенным клубком пронеслись они по небу, мелькнули поверх серебряного диска луны и исчезли в чернильной темноте.
Демон хрипло дышал, чёрная кровь стекала по его телу, синие глаза помутились. Широкие крылья с трудом выдерживали тяжесть двух тел. Лезвие раз за разом входило в его колдовскую плоть; Конан, казалось, обезумел. Небо и земля поминутно менялись местами.
Силы покидали колдовскую тварь; она летела над городом всё ниже и ниже. Наконец, они зависли над заново отстроенным храмом Митры. Дыхание вырывалось из груди монстра с клокотанием; он с трудом парил над высоким тонким шпилем. И в этот момент Конан сдавил его горло. Нож выпал из его руки, и, поблёскивая, канул во тьму. Киммериец звериным усилием сломал одно из крыльев. Демон зашипел – и рухнул вниз, прямиком на металлический штырь. Храмовый шпиль пронизал его тело; Конан насадил чудовище на него, как на шампур.
Когти демона вырвали из его груди клочья мяса; ноги Конана скользнули по тонкому парапету и он рухнул вниз. В последний миг пальцы ухватились за неровности кладки; варвар повис в темноте, истекая кровью и хрипло дыша. Вверху, над ним, бился и клекотал демон; затем всё затихло.
5

С трудом отдышавшись, Конан начал спуск вниз: медленно, осторожно, цепляясь пальцами за резные фигуры и выступы. Ни один цивилизованный человек не смог бы сделать ничего подобного; но дикарь, выросший среди холодных негостеприимный гор, и в детстве разорявший гнёзда орлов, спустя полчаса встал на брусчатку – окровавленный, израненный, но живой. Силы оставили его, и он уселся прямиком на мостовой, прислонившись к стене дома.
Рассвет ещё не наступил, но небо бледнело; на нём стали гаснуть звёзды. Киммериец узнал улицу: это был Проулок Алых Ножей. Он подумал, что неплохо было бы подняться и поковылять вниз, к казармам. И в этот миг до него донёсся чей-то голос.
— Эй! Дьявол меня побери! Да это Конан Головорез!
Голос определённо принадлежал лорду Альмарику. Некогда Конан ходил под его началом, а затем Альмарик сражался под началом Конана. Что он делал ранним утром на пустынной улице – одним богам было известно.
— Пусть демоны выклюют мои глаза! Да что ты тут делаешь?
Рослый немедиец остановился, как вкопанный, увидев кровь, покрывающую варвара с головы до ног.
— Благой Митра! Да ты весь изранен! Точно тебя отдали на поживу диким собакам… Какого чёрта произошло?
— Было тут одно дельце, — проворчал Конан, бросил невольный взгляд на шпиль храма.
Аристократ проследил его взгляд и остолбенел. Чудовище тёмным пятном вырисовывалось на бледнеющем, розовато-жемчужном небе.
— Во имя Митры! — наконец обрёл он дар речи. — Это ещё за тварь?! Она хоть мертва?
Конан усмехнулся, насколько это у него получилось из-за разбитых губ.
— Надеюсь, что да. Клянусь Кромом, я не полезу наверх ещё раз, чтобы это проверять.
— Так это ты насадил его туда?
Конан сплюнул кровью на брусчатку. Альмарик, казалось, был не в силах отвести взора от огромного эбонитового тела, венчающего шпиль храма.
— Пресвятые боги! Только ты, Конан, способен на такое. Но что это за чудовище?
Конан пожал плечами:
— Как-то я слышал, что офирские мудрецы утверждают, будто множество тварей водятся в пространствах, недоступных человеческому разумению. Стигийские колдуны своими зловещими чарами могут вызывать их из предвечных полей ада. Нормальному человеку не пристало думать об этих вещах - так недолго и с ума сойти. Довольно того, что, облекаясь в плотскую оболочку, эти твари становятся уязвимыми и для земного оружия. Поэтому их всегда можно убить.
— Невероятно... — прошептал Альмарик. — И всё же, уничтожить такое чудовище... На это могло хватить сил только у тебя, Конан. Клянусь Митрой! Он же больше тебя в полтора раза! Впрочем, после того, как ты разбил армии Нэтока, я уже ничему не удивляюсь. Ты был капитаном копьеносцев, а стал главнокомандующим войск Корайи и любимцем королевы…
Неожиданно он нахмурился и тряхнул головой.
— И всё-таки я не понимаю, — пожаловался генерал наёмников, — Неужели эта тварь охотилась на тебя одного?
Конан что-то пробурчал себе под нос.
— Не совсем так, — признался он. — Она охотилась на королеву.
— Королева расхаживает ночью по улицам? — удивился юный лорд. — Да ещё в твоей компании? Вот это новость!
Конан мотнул головой:
— Эта тварь прилетела к ней в спальню, — неохотно пояснил он.
Альмарик замер, глядя на Конана широко открытыми глазами, почти столь же долго, как до этого смотрел на порождение Ада.
— Дьявол и Митра! — наконец взорвался он. — Копыто Исгала мне в глотку! Ты - и Ясмела?!
Его челюсть отвисла, а затем на него напал приступ неудержимого смеха. Он согнулся пополам, и слёзы брызнули у него из глаз.
— Эпимитриус и Иштар! если бы это рассказал мне кто угодно другой, я бы... Но ты, Конан… Теперь я понимаю, куда подевался после победы, когда мы отправились пить с весёлыми девчонками! Клянусь Кромом! Тьфу ты, я уже и ругаться начал, прямо как ты. Ты и королева... чтоб демоны пожрали мои потроха!
— Ты не мог бы кричать потише, — поморщился Конан. — Хорошо хоть, улица пустынна, а то пришлось бы поубивать их всех в целях... как это... конспирации.
Альмарик замолчал, но его всё ещё душил приступ неудержимого смеха. Наконец он вытер слёзы, и протянул Конану руку, помогая подняться. Тот поморщился, покачнулся, но устоял. Когти демона располосовали его спину и руки до крови, пропахав глубокие царапины. Конан прислонился к стене, чтобы не упасть.
— Ты здорово изранен, — заметил немедиец.
— Пустяки, — проворчал Конан. — Царапины. Я получил большие раны, схватившись как-то с киммерийским быком в родной деревне. Эта тварь так растерялась, когда я схватил её за брюхо, что почти не сопротивлялась. На земле она могла бы разорвать меня на клочки, но в воздухе все её силы уходили на то, чтобы удерживать себя в полёте. И всё же она была зверски живучей. Вряд ли бы мне удалось что-то с ней сделать, если бы она так удачно не насадила себя на шпиль храма.
Альмарик вздрогнул.
— Тебе помогли боги, — сказал он, зябко кутаясь в плащ.
Конан задумчиво посмотрел на небо.
— Кто знает, — сказал он. — В конце концов тот, кто не верит в богов – такой же глупец, как и тот, кто принимает их безоговорочно. Я видел множество вещей, которых невозможно объяснить здравым рассудком. Не говоря уже об этой твари, которая висит на куполе храма. И Ясмела говорит, что сам Митра в ту ночь, незадолго до нападения Нэтока, говорил с ней. Ты только взгляни на эту мерзкую тварь. Если существуют выползни из ада, то почему не существовать и девам рая?
— Кто знает, — повторил за ним Альмарик. — Может, в твоей философии и есть доля правды. И что же ты теперь будешь делать, мой варварский друг?
— Не знаю, — проворчал киммериец, неуверенно отлепляясь от стены и пытаясь стоять самостоятельно. — Ясмела отличная девчонка, но, клянусь Кромом, я не могу оставаться при ней регентом, или любовником, что более вероятно. Не могу представить, как я сижу и протираю задницей обитый бархатом трон. Это не по мне. К тому же, вот-вот вернётся её брат – говорят, за него всё-таки заплатили выкуп. Интересно, как он отнесётся к любовнику-варвару своей венценосной сестры? — Конан хмыкнул. — Мне-то чихать на его предпочтения – будь он хоть трижды король, повесить спасителя королевства не посмеют. Но ни к чему навлекать неприятности на голову Ясмелы. Болтливых языков хватает…
Альмарик невесело кивнул. Конан с удовольствием потянулся, чувствуя, как к нему возвращаются силы.
— Может, податься куда-нибудь на вольные земли, как ты думаешь? Времена мирные, а я не люблю сидеть без дела. Можем сколотить свою собственную банду и попробовать пощипать города Стигии, Шема или Турана.
Альмарик покачал головой.
— Войска у нас достаточно... Однако, Конан, я остаюсь. Я как-то привязался к этим землям. И не хочу подводить королеву.
— А я, пожалуй, отправлюсь в путь. Спокойная жизнь не по мне.
Конан бросил взгляд на восток, где тонкие башни дворца чётко прорисовывались на светлеющем небе.
— Девчонка в кровати даст фору продажным девушкам из Заморы, — пробормотал он. — Не думаю, что я её больше увижу. Передавай ей мои благие пожелания, лорд.
Альмарик долгое время смотрел в глаза варвара.
— Знаешь, Конан, — наконец медленно сказал он. — Порой мне кажется, что ты отмечен печатью богов. Клянусь Иштар, не удивлюсь, если я ещё однажды о тебе услышу.

6

На земле Корайи начинался рассвет. Солнце ещё не встало, но, казалось, всё вокруг уже замерло в предвкушении. Холмы окрасились в фиолетовый цвет, и мягкое розовое свечение разлилось по ждущей нового утра земле.
И, наконец, из-за восточных холмов выглянул ослепительный краешек солнца. Оно сияло так нестерпимо, что киммериец невольно прищурился, прикрывая глаза рукой. Казалось, будто пожар вспыхнул на небе.
Словно расплавленное золото лилось по земле, растворяя в себе холмы, усадьбы аристократов и хижины бедняков. Небо вверху медленно светлело, становясь всё чище и прозрачнее, словно вода в реке. И когда первый золотой луч коснулся купола храма, чёрное тело вспыхнуло – растаяло, словно его никогда и не было.
Конан крякнул от удивления.
— Я слыхал, что демоны Ночи бояться света, но чтоб настолько...
Альмарик задумчиво склонил голову.
— В этом виден промысел богов.
Варвар хмыкнул. Он хмуро посмотрел на царапины.
— Надо бы их обработать. Кто знает, что за дрянь... Клянусь Кромом!
Изумлённый Альмарик тоже замер. Царапины стремительно зарастали, заживая на глазах. Спустя мгновение от них не осталось и следа. Киммериец повеселел.
— Сестрицы Немайн! Это мне по душе. Сет и Митра! Я чувствую, как живительный огонь бежит у меня по жилам! Я собирался пойти и отлежаться где-нибудь, – но, клянусь Кромом, я чувствую себя превосходно!
Конан с наслаждением потянулся, уже вполне уверенно стоя на ногах. Страшное перенапряжение отпускало его. Царапины более не кровоточили. Невероятная живучесть варвара и необъяснимые силы уже сделали своё дело.

7

Спустя месяц Ясмелу короновали. Однажды она пригласила Альмарика в свои покои, отпустив Ватису, Салиму и других служанок. Королева показалась генералу бледной от выплаканных слёз, но всё такой же прекрасной. Она присела на край бархатной кушетки и протянула ладонь лорду для поцелуя.
— Нет никаких вестей о… о нём? — глухо спросила она.
—Увы, — пожал плечами Альмарик. — Он ушёл в ту самую ночь, и я ничего о нём не слышал.
Ясмела отвернулась. Она пристально изучала гобелены на стенах.
—У него было всё, — наконец, срывающимся голосом сказала она. — Должность главнокомандующего, слава, почёт, деньги… Ты… наверняка знаком со слухами, генерал. У него была я. Так почему же?
Она спрятала лицо в ладонях.
— Наверно, я не нравилась ему, — наконец выдавила из себя она.
В покоях воцарилось молчание. Альмарик нарушил его. Он глубоко вздохнул.
— Я так не думаю, моя королева, — сказал он. — Я говорил с ним в ту ночь. Он ушёл потому, что не хотел бросить тень на ваше правление. И ещё… он сказал…
Принцесса подняла на него сверкающие от слёз глаза. Сглотнув, немедиец повторил оброненную Конаном фразу – о королеве и заморянских куртизанках. Ясмела вспыхнула, а затем робкая улыбка озарила её губы.
— Да, это верно, такое мог сказать только он, — прошептала она.
Принцесса встала и подошла к окну. Долго она смотрела на набирающий силу рассвет. А затем обернулась, и Альмарик увидел дорожки слёз на её щеках.
— Так значит, он любил меня? — вопросила она, и он почтительно наклонил голову в ответ.

8

Из отчёта капитана Аспарзио.
Кузен королевы, да будут к ней благосклонны боги, граф Аленсио, сеньор Холмов Шальндры, и капитан стражи Мелито погибли образом, вынуждающим предположить колдовские козни. Говорят, к ним явились тени и буквально иссушили их до состояния мумий. У графа Аленсио найдены компрометирующие бумаги, которые позволяют утверждать, что он был замешан в заговоре против здравствующей королевы. Вместе с бывшим бароном Больсо и бароном Маркосом, сеньором Фольза. Последние исчезли бесследно, домашние ничего не знают об их местонахождении.
Ещё одна странная смерть произошла в пятый день месяца Джейрана: студент академии, некий Семхсит из Стигии, умер прямо посреди улицы. Свидетели утверждают, что на его теле сами собой появились раны, а затем его тело вспыхнуло и сгорело дотла.

Текст выложен полностью.

[Monk]

Цитата: Автор: Lex Z Все мы давно отдали свои души Аду

Понятие ада и всей свойственной ему атрибутики было рождено во времена христианства - какое отношение это может иметь ко времени Конана? Грубый просчет автора.

Цитата: Автор: Lex Z — Надо бы их обработать.

Современное слово. В старину не говорили: я обработаю твою рану... Это звучит смешно, по крайней мере.
Кстати, как и должность генерала. Но я помню, в СЗ вроде бы тоже так писали, поэтому промолчу. Но я бы таких новомодных слов избегал.

Цитата: Автор: Lex Z Можем сколотить свою собственную банду и попробовать пощипать города Стигии, Шема или Турана

Свою собственную - это масло масляное... И фраза Конана ужасно корява, представить, что так говорит человек, весьма непросто.

Цитата: Автор: Lex Z Рослый немедиец остановился, как вкопанный, увидев кровь, покрывающую варвара с головы до ног.

Чего же испугался прославленный генерал? Вида крови? Слово "покрывающей" очень неудачное. Кровь может течь, стекать, в ней можно измазаться или испачкаться, но покрыться кровью...
Рассказ прост, как пять копеек. Прекрасная девушка - демон - Конан - конец демона и истории. Вот и все, поэтому не очень понравилось. Сцена заговорщиков и колдуна не продумана. Все так легко соглашаются отдать свои души, чтобы убить королеву... И вообще неужели толстяк не знал, какую плату за услуги потребует его милейший друг Семсхет? Как-то все не продумано, на мой взгляд. И Книга Смерти, о которой упомянули, осталась лишь пустым звуком, а хотелось бы узнать, что это за книга. Вы, автор, повесили ружье, а оно не выстрелило. А в конце все умерли... Ну, кроме Конана, разумеется. Скучноватый рассказ, хоть и не очень длинный.

[Germanik]

Цитата: Автор: Monk Понятие ада и всей свойственной ему атрибутики было рождено во времена христианства - какое отношение это может иметь ко времени Конана? Грубый просчет автор

Да у Пелиаса с давних пор подобная фишка присутствует. Ему уже много раз об этом говорили. Ну частичное оправдание можно найти в том, что это всё-таки не христианский Ад, а метафорический германоязычный "hell", чем вроде бы ЕМНИП и сам Говард баловался

[Blade Hawk]

Мы с Пелиасом много копий об этот вопрос сломали. Но в конце-концов я вынужден признать его правоту. Посктольку сам Говрад использовал в своих текстах слова "ад", "дьявол (чёрт)", "преисподняя", "рай" -- то и у всех кто писал после него возникает моральное право использовать эти слова. С оговоркой конечно, что они несут ДЭхристианизированный характер.

[Jamal]

Цитата: Автор: Blade Hawk Посктольку сам Говрад использовал в своих текстах слова "ад", "дьявол (чёрт)", "преисподняя", "рай" -- то и у всех кто писал после него возникает моральное право использовать эти слова. С оговоркой конечно, что они несут ДЭхристианизированный характер.

Да он вообще не запаривался по этому поводу. В то время никто не рвал произведения так, как это делают сейчас. Раньше многое можно было позволить. Я уже неоднократно говорил о том, что напиши Достоевский что-то сейчас и попытайся выпустить это в печать или же выложить на сайты, то он был бы весьма удивлён "уничтожением" собственного произведения.
Подытожу. То, что можно было Говарду, не совсем можно сейчас нам.

[Germanik]

Цитата: Автор: Blade Hawk Мы с Пелиасом много копий об этот вопрос сломали. Но в конце-концов я вынужден признать его правоту. Посктольку сам Говрад использовал в своих текстах слова "ад", "дьявол (чёрт)", "преисподняя", "рай" -- то и у всех кто писал после него возникает моральное право использовать эти слова. С оговоркой конечно, что они несут ДЭхристианизированный характер.

Ну я, во общем, об этом и говорю. Конечно, на мой личный взгляд, подобных выражений дабы избежать разных недаразумений (в конкурсных работах это особенно актуально, так как не все судьи досконально знают творчество Говарда) лучше для избегать, но и "грубым просчётом", как выразился Монк, это тоже назвать нельзя.

Цитата: Автор: Jamal Подытожу. То, что можно было Говарду, не совсем можно сейчас нам.

Ну в правилах конкурса, как бы наоборот указано. что ориентация на работы Говарда приветствуется, так что тут как раз (в рамках конкурса) притензий к автору быть не может. Ну а вне рамок кронкурса мнения могут быть разные, но единственного правильного точно не существует

[Vlad lev]

Текст интересный и хороший, претензий не вызывает. По терминам: "ад" также (хоть внутренне и против подобной "христианизации") -допустим, как и "дьявол" либо чёрт, так как у первого - пресидские, а не иные корни.

[Jamal]

Цитата: Автор: Germanik Ну в правилах конкурса, как бы наоборот указано. что ориентация на работы Говарда приветствуется, так что тут как раз (в рамках конкурса) притензий к автору быть не может. Ну а вне рамок кронкурса мнения могут быть разные, но единственного правильного точно не существует

Так ты думашь Говард запаривался насчёт этого? У него ни бета-ридеров не было, ни логистиков, что его текст шерстили на несостыковки. Что пропустил, то и пропустил.
В смысле я не против того, что тут у Пелиаса есть, но и не "за". Без разницы, хотя такие моменты сразу настораживают.

[Germanik]

Цитата: Автор: Vlad lev По терминам: "ад" также (хоть внутренне и против подобной "христианизации") -допустим, как и "дьявол" либо чёрт, так как у первого - пресидские, а не иные корни.

Одкуда такая информация? Я всегда считал эти слова чисто греческими

[Vlad lev]

Цитата: Автор: Germanik Одкуда такая информация? Я всегда считал эти слова чисто греческими

попозже вспомню, скажу (уточняю ) - это про дьявола и чёрта