Конан.

[Михаэль фон Барток]

Следует добавить, что образ главного героя сильно трансформировался под пером различных авторов, в разные десятилетия писавших "Сагу". Оригинальный Конан, рожденный в творчестве отца-основателя серии Роберта Э. Говарда - далек от сглаженного идеализированного героя приключенческой литературы, он не брезгует преступными промыслами, воровством и пиратством, склонен к выспышкам некотролируемого гнева,и к черной меланхолии, которую топит в вине. Он хвастается кровожадностью, которую проявлял в войнах, мстит своим обидчикам с крайней жестокостью, не слишком разборчив в средствах, груб, резок на словах, иными словами, довольно сильно напоминает исторических "варваров" (викингов, германцев времен крушения Римской Империи и тп.). При этом ему присущ свой кодекс чести, от которого он никогда не отсупает и своеобразное обаяние, грубое, но действенное чувство юмора. Конан Говарда скорее прославлял собой грубую первобытную силу и живучесть, особенно заметную на фоне "цивилизованных" людей и уж точно не являлся "борцом со злом". Хотя с возрастом (тут Говард проявил нехарактерный для авторов фэнтези "психологический реализм") Конан существенно меняется. Захватив трон ради своих амбиций "узурпатор" постепенно проникается подлинной отвественностью за судьбы страны, и правит справедливо, снижая налоговое бремя и заботясь о безопасности своих подданых. Иными словами несмотря на фрагментарность творчества Говарда, герой претерпевает вполне очевидные метаморфозы. Из свирепого, дикого юнца, наводящего страх на дно "города воров" - в умудренного жизнью полководца и монарха. Однако в творчестве последователей Конан претерпевал самые разные метаморфозы, сохраняя только внешние приметы оригинала - необычную внешность (сочетание смуглой кожи и черных волос с синими глазами), исполинскую физическую силу и виртуозное мастерство в обращении с оружием, присловье "клянусь Кромом", да большую любовь к жескому полу. В остальном же, в зависимости от "видения" новым автором варвар превращался то в рыцаря-палладина сражающегося с потусторонним злом, то в лишенного чести и совести проходимца, с замашками напоминающими современных уголовных преступников, то в комического недотепу, наделеного чудовищной физической силой при весьма хилом рассудке, а то и вовсе в без пяти минут современного интеллектуала, склонного между кровавыми сражениями предаваться размышлениям о природе насилия.